Текст книги "Наши уже не придут 5 (СИ)"

Автор книги: Нариман Ибрагим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Глава двадцать восьмая

Глаз бури

*1 января 1940 года*

Утро Аркадия началось не с кофе и даже не с чая: он был разбужен звонком от дежурного, оделся и выехал в Кремль в 3 часа утра, из-за пограничной стычки близ города Тчев.

Никто не был убит, но есть раненые – два красноармейца из погранвойск КГБ. О потерях противника сведений нет.

Участвовавшие в перестрелке красноармейцы утверждают, что лишь ответили на огонь со стороны германской границы.

И из-за этого инцидента ему пришлось выскакивать из кровати и мчать на работу, чтобы сидеть в кабинете Сталина и слушать рапорт генерал-полковника Шапошникова, сообщающего, что произошедшее не привело ни к чему. Никто не атакует Советский Союз, на границах тихо, пусть и тревожно.

На экстренное заседание прибыл весь Президиум, во главе с Михаилом Ивановичем Калининым. Инициатором этого заседания был сам Калинин, который тяжело переживает всю эту ситуацию с грядущей войной, поэтому волнуется по малейшему поводу – в полной мере осознаёт всю ответственность и цену ошибки. А ещё он очень хочет случайно не развязать её.

– Не вижу никаких причин для волнения, – произнёс Аркадий, когда Шапошников закончил рапорт.

– Поясните, товарищ генеральный секретарь, – попросил Калинин.

– Зима, – вздохнул Немиров. – Я бы, на месте немцев, напал поздней весной или ранним летом – никакой распутицы и тепло. А если они нападут в январе, то растратят всю стратегическую инициативу, как раз, к середине весны, а под конец весны наступление начнём мы.

– Не стоит переоценивать влияние климата, – покачал головой Микоян.

– Я не говорю, что мы обязательно победим, если они нападут зимой, – ответил на это Аркадий. – Я говорю об удобстве. Удобнее нападать в конце весны, когда сухо и относительно тепло. Это ещё и дешевле – на зимнюю одежду не нужно тратиться, увеличенные пайки для зимнего времени тоже не нужны и так далее. И немцы хорошо наслышаны о том, что Красная Армия приспособлена для ведения боевых действий в зимних условиях.

– Согласен с товарищем генерал-полковником, – произнёс Борис Михайлович Шапошников.

– Но как объяснить все эти провокации? – спросил Калинин.

– Объяснений у меня три, поэтому придётся выбирать на ваш вкус, – ответил Немиров. – Первое объяснение: случайности или инициатива на местах – сейчас в войсках царит невиданная доселе напряжённость, поэтому провокации могут происходить взаимно, из-за слишком подозрительных лиц пограничников на той стороне или по каким-то другим причинам. Второе объяснение: проверка нашей решимости – так Берлин хочет узнать, как далеко можно зайти, пока мы не дадим решительный отпор. И третье объяснение: подготовка общественного мнения к будущей войне – в наших газетах пишут, что это немцы открывают огонь по нашим пограничникам, а они пишут противоположное. Все три объяснения не исключают друг друга, что рекомендую иметь в виду.

– М-хм… – хмыкнул задумавшийся Михаил Иванович. – Я не разбираюсь в военных вопросах, поэтому оставлю это на ваше разумение. То есть, вы уверены, что нападения, в ближайшие два месяца, ждать не стоит?

– Это не уверенность, а точное знание, – улыбнулся Аркадий. – В Румынии и Венгрии нет немецких войск – именно это даёт мне твёрдое основание считать, что война не начнётся в ближайшие месяцы.

Авиаразведка внимательно наблюдает за южным направлением, где у румын и венгров всё очень плохо с ПВО. Тысячи кадров аэрофотосъёмки позволяют иметь перед глазами генштаба полноценную картину происходящего в приграничье.

– Мне нужно объяснение, – произнёс Калинин. – Что это значит?

– Товарищ генерал-полковник подразумевает, что на основном направлении удара нет немецких войск, – пояснил Шапошников. – Через Линию Ленина немец быстро не пройдёт, он это знает, поэтому логика должна подсказать ему, что нужно ударить с юга, с территории Словакии, Венгрии и Румынии. В случае стратегического успеха, это позволит быстро оккупировать Молдавскую ССР и Украинскую ССР, а также нанести смертельный удар группам армий в Польской ССР. Доверить это важнейшее направление союзникам генштаб Вермахта не может, поэтому просто обязан выделить собственные войска. Если он этого ещё не сделал и даже не начал, это может значить только одно – он ещё не готов. И это важный индикатор – как только в Румынии и в Болгарии появятся германские войска…

– Я вас понял, – кивнул Калинин. – Надеюсь, у вас проработаны контрмеры на этот случай?

– Давно, – улыбнулся Аркадий.

– Что ж, – вздохнул председатель Президиума. – Тогда, получается, я собрал всех зря?

– Будем считать это учебной тревогой, – ответил на это Сталин. – Все появились оперативно – это свидетельство высокой дисциплины. Но лучше теперь разъехаться по домам – скоро на работу.

Никто из присутствующих не нашёл контраргументов, поэтому все разъехались.

Аркадий сумел поспать целых четыре часа, прежде чем его разбудила жена.

Первый рабочий час он начал с беседы с Берией.

Лаврентий Павлович, в отличие от многих наркомов, был хладнокровен и относился к происходящему в последние месяцы философски.

– «Стекло»? – спросил Берия.

– «Стекло», – улыбнулся Немиров. – Каждый рапорт по этому проекту я читаю как романы Джека Лондона – с упоением.

– Тогда должен сказать, что у нас есть 1 килограмм и 811 грамм чистого плутония-239, – сообщил Лаврентий Павлович. – Также у нас, по состоянию на вчерашний день, было 10 килограмм и 114 грамм урана-235 – сейчас должно быть чуть больше.

– Уран не поспевает… – произнёс Аркадий.

– Да, вероятнее всего, первая атомная бомба будет плутониевой, – согласился с ним Берия.

Три экспериментальных реактора работают денно и нощно – вырабатывают оружейный плутоний. Расчёты Курчатова, возглавившего проект, показывают, что для первой бомбы необходимо 6 килограмм и 500 грамм плутония-239, при условии, что будет применён бериллиевый отражатель, который снизит критическую массу примерно на 50%. В ином случае пришлось бы нарабатывать минимум десять-двенадцать килограмм плутония.

На середину 1943-го года намечено первое ядерное испытание, которое пройдёт на Новой Земле – теоретические расчёты указывают, что мощность атомной бомбы составит 21–23 килотонны.

Методы выработки плутония постоянно совершенствуются, поэтому Аркадий надеялся, что нужное количество будет выработано даже раньше.

Но факт получения СССР ядерного оружия должен быть сокрыт, до тех пор, пока у него в запасах не будет 200–250 бомб.

Впрочем, пока этих бомб не будет, всё, на что может рассчитывать Союз – его верная и доблестная Красная Армия…

– Но это не так уж и плохо, – произнёс Берия. – Долгосрочное загрязнение почвы у плутониевой бомбы гораздо ниже. Возможно, стоит отказаться от уранового пути и полностью сфокусироваться на плутониевом – выработка плутония обходится нам гораздо дешевле.

– Я на такое повлиять уже не могу, – развёл руками Немиров. – Со спецкомиссией можешь обсудить – как решат, так и будет.

Возможно, он ошибся, когда решил, что лучше идти сразу по обоим путям, на случай, если что-то не получится с одним из путей. Он очень многого не знал по теме ядерного оружия, даже не представлял себе, насколько масштабна проблема и как надолго это всё может затянуться.

Абсолютное большинство задач учёные-ядерщики решали сами, а от Аркадия у них были только обрывочные сведения, но и то, только те, в которых он был уверен наверняка.

– Но я не думаю, что они свернут «урановый путь», – добавил Аркадий. – Слишком много ресурсов вложено.

– После испытания плутониевой бомбы всё изменится, – слабо улыбнулся Лаврентий Павлович.

– Может быть, – не стал спорить Аркадий. – А что по оснащению новых механизированных дивизий?

В данный момент в РККА служат 5,5 миллионов красноармейцев, в 489 дивизиях. Из этих 489 дивизий 80 являются танковыми, 166 механизированными, а остальные 243 – пехотными. Но количество последних сокращается в пользу механизированных – нужна мобильность и возможность эффективного применения в глубоких операциях.

– Три сдали на прошлой неделе, – ответил Берия. – Плановое переоснащение идёт по графику.

«То есть, 169 механизированных и 240 пехотных», – подумал Немиров.

Во время войны количество пехотных дивизий будет увеличено вдвое, а то и втрое, но это будет реализовано при помощи мобилизации военнообязанных.

– Это хорошо, что всё идёт по плану… – произнёс Аркадий.

В Красной Армии сейчас происходит не просто механизация пехотных дивизий, а также налаживание под них инфраструктуры. Мало просто разместить пехоту в грузовиках и броневиках, нужно обеспечить стабильные поставки ГСМ и ЗИП, иначе, вместо увеличения мобильности можно получить её уменьшение – оснащённые техникой дивизии будут ждать поставок топлива и просто стоять. И тогда никаких тебе глубоких операций…

– Перевооружение стрелковых и мотострелковых подразделений тоже идёт по плану, – сказал Берия. – АГ-37 поступает в войска – поставлено 1,7 миллионов единиц. 40% подразделений вооружены новым образцом вооружения.

Аркадий был очень доволен этим фактом: они ещё даже не вступили в войну, а уже имеют на вооружении первый образец штурмовых винтовок.

Это, конечно, не Калашников, но нечто лучшее, чем АФ-25 и ППД-38. Правда, часть дивизий всё ещё вооружена устаревающими АФ-25 и ППД-25 – это оружие ещё актуально, но постепенно утрачивает свои позиции. Их всё больше и больше отправляют на экспорт и продают на международных рынках со скидкой, как подержанные.

К середине 1940 года все действующие подразделения должны быть перевооружены на АГ-37 и его модификации. Но, с началом войны, доля штурмовых винтовок будет понижаться, из-за мобилизации резервистов, которых вооружат АФ-25, ППД-25 и даже АФ-18 и ППД-18 – всем, что хранится сейчас на многочисленных складах.

– В войсках наблюдается недоумение по поводу АГ-37, – продолжил Лаврентий Павлович. – Старослужащие офицеры привыкли к «классической спайке» пулемёт-винтовка, а офицеры штурмовиков не до конца понимают назначение штурмовой винтовки – считается, что АГ-37 слишком габаритный для боя в траншеях.

– Привыкнут, – усмехнулся Немиров. – Куда они денутся?

Новые боевые уставы полноценно раскрывают назначение и преимущества штурмовых винтовок – высшее командование прекрасно осознаёт боевую ценность нового оружия, поэтому «усвоение» его войсками остаётся лишь вопросом времени.

Кому-то до сих пор жаль «лишние патроны», которые красноармейцы обязательно будут выпускать в белый свет, как в копеечку, но такие в меньшинстве.

Прошлые конфликты показали, что подавление огнём – это не просто метафора, а нечто вполне материальное и сильно влияющее на исход боя.

– Никуда не денутся, – согласился Берия, после чего раскрыл портфель. – По тематике проекта «Тритон»…

Он извлёк из портфеля папку и передал Немирову, а тот сразу же начал внимательно изучать её содержимое.

Проект «Тритон» – это разработка баллистической ракеты дальнего действия. Конечная цель проекта – носитель атомной бомбы, способный доставить её на 1000 километров от места пуска.

Никто не ограничивает учёных – если они смогут превысить нормативы по дальности и полезной нагрузке, выставленные в техзадании, то никто препятствовать не будет.

– В данный момент, ракета Р-4М способна лететь на дистанцию до 200 километров, – продолжил Берия. – До сих пор продолжается отладка системы управления и стабилизации.

Работы над проектом идут медленно, потому что есть приоритет, заданный спецкомиссией – бомбу она хочет как можно скорее, а средством доставки видит ЭТБ-11 – экспериментальный тяжёлый бомбардировщик, оснащённый четырьмя мощными двигателями по 2500 лошадиных сил.

Это хорошая машина, разрабатываемая в КБ Туполева под руководством Владимира Михайловича Петлякова – ожидается, что самолёт будет способен подниматься на высоту 12000 метров и нести с собой 6000 килограмм бомбовой нагрузки. Атомная бомба, по предварительным расчётам, будет весить около 4,5 тонн.

Оборонительное вооружение будет состоять из трёх 30-миллиметровых пушек в турелях, а также четырёх установок со сдвоенными 12,7-миллиметровыми пулемётами. Это не поможет против по-настоящему серьёзных высотных истребителей, которые обязательно появятся в ответ на эти бомбардировщики, но плотность огня оборонительного вооружения не позволит этим истребителям сбивать бомбардировщики без потерь.

Ввиду того, что ядерная доктрина СССР, разработанная заранее, не предполагает ударов по городам, действовать «атомные бомбардировщики» будут в небесах над позициями вражеских армий.

Если взорвать чью-то столицу атомной бомбой, армия этой страны от этого никуда не денется. Гораздо эффективнее поражать скопления вражеских войск. Деморализующий эффект будет тысячекратно выше – как для самих войск, так и для гражданских. Тогда появится вопрос – если они испепелили нашу армию в полях, то что будет, если они скинут бомбу на город?

– Надо искать подход, – произнёс Аркадий. – Приоритет выставлен неверно – нам, кровь из носу, нужна ракета-носитель. Атомные бомбы можно сбрасывать только при условии отсутствия зенитного заграждения, а ракеты, на данный момент, будут неуязвимы для зенитного огня. За ядерными ракетами будущее – поэтому мы должны двигаться к ним как можно быстрее, иначе отстанем.

– Я подниму вопрос на заседании СНК, – пообещал Берия. – Нужно будет разработать подробную презентацию для спецкомиссии – возможно, мне удастся переубедить её.

Вся эта демократия, которую они развели после реформы системы государственного управления, имеет как несомненные плюсы, так и очень неприятные минусы. Аркадий вновь вспомнил времена «немировской вольницы», когда сам решал, что и как надо делать. Теперь же есть комиссии, определяющие потребность страны в тех или иных разработках…

«И это правильно – я же ведь могу ошибаться, а народ не ошибётся», – подумал Немиров. – «И когда я сыграю в ящик, лучше пусть будет коллективное принятие решений, чем единоличное. Вспомнить только Хрущёва с его кукурузными ракетами…»

– Как вы оцениваете нашу готовность к войне? – спросил вдруг Берия. – Без учёта перспективных проектов.

– Максимальная, – уверенно заявил Аркадий. – Мы сделали всё, что могли. А дальше будут действовать другие люди.

*17 апреля 1940 года*

«Ил-10Ф», – рассмотрел Немиров новую модификацию штурмовика, поступившего на вооружение ВВС СССР.

Оказалось, что такую массу дюраля два двигателя по 2000 лошадиных сил вывозят с трудом, поэтому их форсировали до 2500 лошадиных сил и штурмовик сразу «заиграл».

Вооружение осталось без изменений: две 30-миллиметровые пушки ГР-30У, два 12,7-миллиметровых пулемёта ДШК, а в кормовой части, у стрелка, установлена 30-миллиметровая ГР-30.

Бомбовая нагрузка – 1500 килограмм. Точек крепления пять – можно снарядить одной 500-килограммовой бомбой и четырьмя 250-килограммовыми бомбами. А можно присоединить специальные модули крепления и подвесить двенадцать 100-килограммовых бомб.

– Кстати, а зачем двенадцать стокилограммовых, если можно подвесить пятисотку и четыре двухсотпятидесятки? – спросил Аркадий у Сергея Владимировича Ильюшина.

В разработке штурмовика Ил-10 он не участвовал – не до того было. Поэтому-то этот штурмовик поступил на вооружение как-то мимо него и внимание Немирова привлёк только в третьей своей модификации – «Ил-10Ф».

– Тактическая гибкость, товарищ генерал-полковник, – развёл руками главный конструктор. – По вражеским колоннам выгоднее бросать бомбы поменьше, но почаще.

– А с пятидесятками как обстоят дела? – спросил Аркадий.

– Стокилограммовые бомбы были сочтены золотой серединой, – ответил на это Илюшин. – Они не только более рационально рассеиваются по местности, поражая больше живой силы противника, но и сохраняют за собой возможность эффективно поражать бронетехнику. Пятидесятикилограммовые бомбы повреждают бронетехнику только при близких взрывах и прямых попаданиях.

Петляков говорил ему как-то, что на его ЭТБ-11, имеющем все шансы стать Пе-11, будет комплектация ста двадцатью пятидесятикилограммовыми бомбами – это будет нужно для поражения вражеских промзон.

– Логично, – кивнул Немиров. – Сколько новых штурмовиков поставите в этом году?

– Не менее 6000 единиц, – уверенно ответил Сергей Владимирович. – Достигнуто это будет частично за счёт модернизации передаваемых ВВС штурмовиков предыдущей модели – так будет гораздо дешевле.

Форсированный Ил-10, стоящий на взлётной полосе, рыкнул двигателями и направился на взлёт.

Аркадий дождался, когда штурмовик взлетит, после чего вооружился биноклем.

Лётчик выполнил все испытательные задания, несколько раз ронял самолёт в штопор, выходил из него, а в конце отбомбился по мишеням. После этого он успешно сел и дал устный рапорт генерал-полковнику Немирову, генерал-лейтенанту Смушкевичу и главному конструктору Илюшину. В полёте, как оказалось, что-то отвалилось, но с земли это было не заметно. Что именно отвалилось – устанавливается техперсоналом.

Но самолёт благополучно приземлился, а это значит, что ничего критического не отвалилось.

После этого взлетел экземпляр с тремя блоками со 130-миллиметровыми неуправляемыми снарядами. Он отработал по танкам-мишеням, в роли которых выступили списанные «испанские» Т-14, а также поразил имитацию пешей колонны вражеских солдат. Последняя была представлена в двух состояниях – на марше и уже рассредоточенная по местности.

Результаты были ожидаемыми: точность средняя, но это даже плюс – рассеивание делает своё чёрное дело.

Довольный результатами испытаний, Аркадий сел в Ан-2 и улетел обратно в Москву, оставив в Жуковском секретаря – тот должен будет получить на руки рапорты о проведённых испытаниях.

А вот в Москве ему сразу стало не очень весело.

– Дания и Норвегия присоединились к блоку «Оси», – сообщил ему Иосиф Сталин.

Они вышли на Ивановскую площадь, так как Иосифу Виссарионовичу захотелось прогуляться.

– Не удивлён, – произнёс Аркадий.

– Почему? – нахмурил брови Сталин.

– На них надавили и дерьмо потекло, – усмехнулся Немиров. – А Швеция?

Наверное, датчане увидели, как у их границ ненавязчиво скапливаются немецкие войска и решили, что до вторжения лучше не доводить. А на Норвегию, скорее всего, надавили через Лигу наций – англичане и французы старательно «раскармливают» блок стран «Оси», практически не скрываясь.

– Объявила о невступлении в блоки и нейтралитете, – ответил Иосиф Виссарионович. – Но посмотрим, как будет дальше.

– С Испанией всё так же неопределённо? – уточнил Немиров.

Он был в «конструкторско-испытательном турне» последние две недели. Смотрел на новые модификации техники, новое вооружение и узнавал об имеющихся проблемах. Актуальные новости настигали его редко, но метко – поэтому он знал о ситуации в Испании, но не был в курсе, во что это всё вылилось.

А ситуация в Испании оказалась очень специфической.

«Американец», как оказалось, потерял свою семью. Его жену и двоих детей насмерть замучили солдаты Франко из Регуларес – изнасиловали и жестоко убили. И тогда Конотопцев решил отомстить.

Он убивал разными способами солдат и офицеров Регуларес: устроил взрыв с десятками жертв в казарме в Гранаде, взорвал одного генерала с семьёй, заживо сжёг десяток солдат в сельском амбаре, а когда посчитал, что с Регуларес достаточно, переключился на Франко и его окружение. Сам каудильо был оставлен им на десерт – говорят, что он выслеживал его почти полгода и точно подобрал момент.

И всё это время в подвале съёмного дома томились четверо убийц. Он жестоко измывался над ними, прямо жутко, а затем пристрелил.

Всё это подробно расписали в испанских газетах – журналисты сопоставили факты и нарисовали, в целом, верную картину.

В кинофабрику «Савецкая Беларусь» уже поступил приказ от Сталина – снять фильм по уже готовому сценарию Бориса Чирскова. В основу сценария положена эта трагическая история, только вместо Конотопцева будет бывший солдат республиканской армии, пытавшийся жить мирно. Режиссёром выбрали Юрия Тарича, снявшего серию фильмов в рамках программы коренизации, по белорусскому фольклору, но также отметившемуся и в Средней Азии, и в Китае – помогал ставить национальные киношколы.

Сталин его очень ценит, о чём прекрасно знают на кинофабрике, поэтому режиссёр у нового фильма мог быть только один…

Контроля над «американцем» у Центра нет, он вообще разовый агент для деликатных задач – таких много, поэтому то, что он сделал, стало большим и неприятным сюрпризом для Эйтингтона и Немирова.

Эти убийства изменили очень многое. Конотопцев – это своеобразный талант, который должен был бесследно сгинуть на чужбине, но ему дали шанс. Очень хороший снайпер, с соответствующим мышлением, полноценно реализовал себя, а затем слетел с катушек на почве потери.

Гибель Франко привела к тяжёлому и длительному политическому кризису в Испании: генералы начали ссориться с фалангистами, что привело к серии политических убийств и таинственных похищений…

Когда Аркадий уезжал в «турне», был достигнут некий компромисс – к верховной власти в стране должна была прийти всех устраивающая хунта из генерала Гонсало Кейпо де Льяно, генерала Агустина Муньоса Грандеса и видного фалангиста Луиса Карреро Бланко. По поводу последнего Немиров недоумевал – он был правой рукой Франко и должен был быть убит «американцем» в числе прочих.

– Всё уже не так неопределённо, как раньше, – ответил Сталин.

– Власть хунты признали? – спросил Аркадий.

– Да, – подтвердил Иосиф Виссарионович. – Не без участия Гитлера и Муссолини, конечно же. И что-то мне подсказывает, что скоро к «Оси» присоединится ещё несколько стран…

– Даже не сомневаюсь, – кивнул Немиров.

– Против нас будет сражаться большая часть Европы, – произнёс Сталин. – Это будет очень нелегко…

– Мы готовы и не к такому, – ответил на это Аркадий.

Глава двадцать девятая

Против

*15 июня 1940 года*

– … и полноценные законы военного времени, – продолжал Иосиф Сталин.

Верховный Совет СССР, собранный в полном составе, слушал его предельно внимательно, пристально следя за каждым его движением.

Уверенность – вот что сейчас нужно всем этим людям. Лидер, который скажет, что «всё решаемо, ничего страшного не происходит, а мы сейчас посидим, покумекаем и со всем разберёмся»…

Сталин – это, как раз, такой человек. Он спокоен, но его спокойствие другого рода, не как у Немирова. Спокойствие Немирова людей больше пугает, чем обнадёживает – возможно, внешность не та, а возможно, он излучает ауру боевого офицера, который видит в окружающих солдат, которыми, если потребуется, он без раздумий пожертвует, ради выполнения поставленных задач. Для красноармейцев этого вполне достаточно, а вот для гражданских…

У Сталина же спокойствие властное, непоколебимое, словно глыба гранита, пережившая сотни бурь и ураганов. Это не холодное равнодушие и не безразличие, а твёрдость человека, уверенного в своей правоте и в том, что он держит ситуацию под контролем.

Он не даёт эмоциям взять верх, не поднимает голос без необходимости, но его слово – закон, а тон – безапелляционен. Его спокойствие не успокаивает в привычном смысле, но даёт ощущение неизбежности решений, которые будут приняты. С ним люди понимают: да, ситуация сложная, но есть тщательно продуманный план, и он будет выполнен, несмотря ни на что.

– Мы с товарищем Немировым, согласно этому закону, принимаем всю полноту власти, – провозгласил Иосиф Виссарионович, и добавил. – Наши чрезвычайные полномочия закончатся вместе с этой войной.

Аркадий излучал внешнее спокойствие, но внутри у него была смесь напряжения и озорной радости. Эта радость имела характер ребячества – наконец-то он сможет единолично распоряжаться проектами и никто больше не сунет нос в его дела.

А война…

Война началась в три часа тридцать минут по берлинскому времени – оно совпадает с варшавским временем и это имело особое значение для успеха наступления на теперь уже западном фронте, в который превратилась западная граница.

Немцы начали с массированного авиаудара, о начале которого войска были оповещены за два часа – взлёт такой массы металла в небеса просто не мог быть пропущен сетью РЛС.

Радары последние два месяца находились в режиме боевой тревоги, так как за это время немцы перебросили в Румынию и Венгрию значительные количества войск. Свыше полутора миллионов солдат Вермахта, с техникой и снаряжением, заняли на всё это время всю железнодорожную сеть трёх стран и уложились в полтора месяца. Это своеобразный рекорд – никто доселе так не делал.

Берлин объявил, что это военные учения «Коллективная безопасность», но дураков, чтобы поверить в такое, в руководстве СССР не нашлось. Это значило только одно – войну.

Истребители-перехватчики вылетели сразу же после получения сигнала о массовом взлёте самолётов потенциального противника, набрали высоту и приготовились встречать гостей.

Первый бой этой войны произошёл в небесах Польской ССР.

Задачей бомбардировочной авиации «Оси» было уничтожение приграничных аэродромов, что должно было быстро обеспечить превосходство в воздухе в «золотые часы» войны. (1)

Только вот внезапность удара была нивелирована сверхсекретными радарами, вокруг которых были учреждены 20-километровые «мёртвые зоны», в которых не жил никто. А сами РЛС маскировались под гражданские объекты – применялись разные вывески с мудрыми цитатами партийных деятелей, передвигающиеся на рельсах заслоны, превращающие РЛС в, с виду обычные, элеваторы или сельскохозяйственные строения, а большая часть РЛС строилась в болотах и в густых лесах, чтобы защитить их бесперспективностью съёмки.

Судя по тому, что немцы продолжили рассчитывать на внезапность удара, радиолокационные станции удалось успешно замаскировать.

В генштабе уже сложили предварительную картину, что замыслили немцы.

Теория о том, что их основной удар будет с юга, подтвердилась: на Линию Ленина оказывается давление, чтобы сковать занимающие её войска, а весь «блицкриг» происходил на юге.

Группа армий «Юг» должна отсечь Польскую ССР, сделать Линию Ленина бессмысленной, уничтожить окружённые войска, после чего развивать наступление на Украинскую ССР.

Группа армий «Центр», присоединившись к ней на начальном этапе, пробив ослабленную двусторонним ударом Линию Ленина, должна идти на север, закрепиться в Германской ССР, после чего разделиться на «Север» и «Центр».

Группа армий «Север» должна направиться на Ленинград, а «Центр» – на Москву.

Такой сценарий «предвосхитил» в генеральном штабе РККА Шапошников. Но в этом поучаствовал Немиров, выступавший в роли подтанцовки. Именно ему принадлежит идея разделения огромной массы войск группы армий «Центр» на два направления.

– Нам пора идти, товарищ председатель СНК, – произнёс Аркадий.

– Напоследок скажу одно, – заявил Иосиф Виссарионович. – Враг будет разбит. Победа будет за нами. Я обещаю вам это, товарищи народные депутаты.

*16 июня 1940 года*

– С утра какая-то жопа прямо сразу… – поморщился Аркадий.

– На меня так не смотрите, товарищ генерал-полковник, – попросил Эйтингтон. – Это не я устроил.

– Да знаю, – вздохнул Немиров.

Бранденбург-800 проявил себя во всей красе.

Целые роты «красноармейцев» пытаются встроиться в оборонительные линии в Польской ССР, ведут разлагающую деятельность на юге, где положение, мягко говоря, критическое, а также активно орудуют в ближнем тылу, перехватывая эшелоны и конвои.

Эйтингтон, заранее знавший, что так всё и будет, предпринимает меры, но первый день войны, как всегда, застал всех врасплох, началась лёгкая тряска в рядах комсостава, был допущен бардак, который пришлось спешно устранять, с применением насильственных методов.

Главный козырь КГБ – флюоресцентные краски на военных билетах. Эта операция проводилась в строжайшей секретности, ещё в начале 30-х годов – военные билеты и бляхи ремней помечались невидимой при обычном солнечном свете краской, зато ярко мерцающей под ультрафиолетовым светом.

У каждого особиста есть УФ-фонарь, работающий от автомобильного аккумулятора.

Идея в том, что немцы не знают о таком ухищрении, а даже если узнают, то им нужно будет разгадать точный рецепт краски. Применяются редкоземельные гадолиний и европий – хитрость в том, что при нагреве этого состава, цвет свечения меняется – начинает преобладать синий оттенок, а красный становится тусклее.

Немцы, несомненно, заполучили образцы красноармейских военных билетов, которые воссоздали в точности, с типографической точки зрения. Но то, что добавляется в бумагу при её изготовлении, они воссоздать не могут – это надо заранее знать.

Порядок работы особистов прост – подозрительное подразделение помещается под охрану, выборочно изымаются военные билеты, которые специально обученный особист проверяет в тёмной комнате, подальше от чужих глаз.

Протокол предусматривает дачу команды «Документы в порядке, можно отпускать» – это значит, что ничего не в порядке и подразделение необходимо уничтожить на месте.

Это всё сильно портит кровь немецким диверсантам при работе в тылу. Но во время интенсивных боевых действий метод показывает себя слабым, по причине слишком высокой динамики происходящего.

– «Кёнигсберг-69» докладывает, что готов к работе, – сказал Наум Исаакович.

– Его время ещё не пришло… – покачал головой задумавшийся Аркадий.

Никто не понял его шутку о «69», потому что эротический подтекст этого числа сейчас не слишком распространён.

– Жди команду, – сказал Немиров. – Генштаб решит, что будем делать, где выгодно контратаковать – там твои ребята и поработают.

Он решил, что учиться надо у лучших – лучшими в этой войне, на начальном этапе, были немцы. Идею «Бранденбурга-800» КГБ перенял уже давно, специалисты были готовы и сидели на краешке дивана, в томительном нетерпении.

– Разрешите идти? – спросил Эйтингтон.

– Иди, – кивнул ему Аркадий.

После того, как председатель КГБ удалился, Немиров вышел в приёмную.

– Я в генштаб, – сказал он секретарю. – По твоему вопросу – решительный отказ. Ты мне тут нужен.

– Но меня же может подменить товарищ Хрущёв! – нашёлся Ванечкин. – Он же, как раз, в курсе всего – перехватит всё на лету!

– Ты товарища Хрущёва не трогай! – пригрозил ему пальцем Аркадий. – Ему ещё два года учиться! Но он тоже хорош…

Ванечкин и Хрущёв подали заявления почти одновременно. Ванечкин хочет в войска, а Хрущёв хочет добровольцем, хоть в ополчение. Только вот нет никакого ополчения, и не будет.

– Но товарищ генерал-полковник… – обиженно начал Ванечкин.

– Смирно! – рявкнул Немиров. – Отставить! Смирно! Слушай мою команду! Пост не покидать, поставленные задачи выполнять! За нарушение приказа, наказание предусматривается по законам военного времени! Как понял меня, товарищ подполковник⁈