Текст книги "Эпоха харафишей (ЛП)"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Ридвана встретила его в вестибюле гостиной. Она рассматривала его в своём скромном одеянии, склонив голову в чёрном покрывале, словно нося траур. Они поприветствовали друг друга, пожав руки, на секунду задержав взгляд. Но даже за этот краткий миг из глаз их разлетались зажжённые искры, подобно тому, как бывает от трения двух камней. Затем они молча и неловко сидели, мечтая каждый о том, чтобы эта встреча поскорее закончилась. Наконец Ридвана сказала:

– Мне выпал шанс поблагодарить тебя лично…

Слегка оправившись от своего смущения, он произнёс:

– А также и для меня, чтобы заверить, что я к твоим услугам.

– А что с Бикром?

– Я не забыл о своём долге в отношении него, но его и след простыл.

– Когда он вернётся, как ты считаешь?

– Насколько я его знаю, он слишком горд. Так что, боюсь, его отсутствие продлится ещё долго… Как дети?

– Хорошо, как и следовало ожидать.

Хидр слегка поколебался и сказал:

– Я хотел бы купить особняк Аш-Шубакши, если позволишь!

Ридвана немного нахмурилась:

– Ты хочешь помочь деньгами жене банкрота?

Он запинаясь, пробормотал:

– Мне срочно нужен дом…

Затем уступил:

– В любом случае, твои дети – наши общие дети…

Внимательно глядя на него, она сказала:

– Благодарю за твои добрые намерения…

Она на миг замолчала, а потом спросила:

– Забыл ли ты мои прошлые ошибки?

Он поспешил ответить:

– Кто несёт на себе груз прошлого, споткнётся на пути…

– Но забывается ли прошлое на самом деле?

– Да, если нам будет лучше его забыть…

– Я не знаю…

– Если бы было не так, то я бы не вернулся, и эта наша встреча не состоялась бы…

В её прекрасных глазах появился настороженный взгляд:

– Ты и впрямь пришёл ради покупки дома?

Он скрыл своё замешательство, что на миг стало угрозой, и ответил:

– Да…

– Но ты же знаешь, что дом всё ещё в собственности Бикра, который отсутствует!

Лицо его покрылось румянцем:

– Мы, возможно, найдём решение…

Она лишь покачала головой с сомнением, и он предложил:

– Хотя бы позволь мне помочь тебе…

Она гордо ответила:

– В обоих домах достаточно драгоценностей, чтобы мы могли вести безбедную жизнь.

– Но я тоже несу за вас ответственность.

С непостижимым взглядом в глазах она сказала:

– Мне помощь не нужна, благодарю.

Он покорно опустил голову и сделал жест, означающий, что встреча их подошла к концу. Она в тревоге спросила:

– А может, ты пришёл с иной целью?

Он изумлённо посмотрел на неё, и она дерзко сказала:

– Чтобы проучить и наказать меня?

Он искренне возмутился:

– Упаси Боже! Такая мысль мне никогда не приходила в голову!

Она замолчала, и он пылким тоном продолжил:

– Я был честен с тобой…

Напряжение на её губах рассеялось, и место его занял покой. Она решила перевернуть страницу и сказала:

– Ты преуспел, будучи в изгнании, хвала Аллаху!

– Да, я использовал все те накопления, что взял с собой…

– Нас радует, что ты счастлив, без сомнения…

Он на миг сделал паузу, а потом продолжил:

– Успех не всегда приносит счастье…

– Эту истину я и сама узнала уже, однако что запрещает тебе быть счастливым?

Он многозначительно молчал, и тогда она смутилась:

– Нам тоже не хватает счастья…

Он пробормотал:

– Какое проклятие!

– Госпожа Сания неоднократно повторяла, что на нас лежит проклятие…

По тому, как он старался избегать расспросов о матери, она поняла, что ему известно о её судьбе, и пожалела, что сказала это. Но он продолжил:

– Наверное, она была права…

Ридвана с сожалением сказала:

– Она считала, что я сама и есть проклятие…

Он понизил голос:

– В несчастье мы склонны к преувеличению…

Она смело сказала:

– Признаю, я была плохой, я была к тебе несправедлива…

Он пробормотал:

– Нечего возвращаться к прошлому…

С прежней смелостью она добавила:

– Никто на самом деле не признается в своих чувствах…

Он не нашёл, что ответить на это, и она продолжила:

– Даже если чувства эти искренние…

Вот и настал тот момент, на что он так долго и безнадёжно рассчитывал. Возможно даже, именно за этим он и пришёл сюда. А возможно, и вообще вернулся в переулок. И именно из-за этого так и не отведал вкуса счастья.

Поддавшись удовольствию, он сказал:

– Иногда люди умышленно отрицают свои чувства…

Светлые глаза её загорелись от любопытства и раздумий. Она спросила:

– Что ты имеешь в виду?

Он молчал, терзаемый чувством совершаемого греха, и она вновь спросила:

– Что ты имеешь в виду?

Он изумлённо переспросил:

– А что я сказал?

– Что иногда люди умышленно отрицают свои чувства… Не пытайся увиливать…

Он молчал, продолжая увиливать от ответа, но она, опьянённая внезапным восторгом, сказала:

– Со своей стороны, я никогда их не отрицала…

Он продолжал молчать, и тогда она с ещё большим энтузиазмом добавила:

– Ну, не молчи. Говори, зачем ты пришёл?

Он слабо выдавил из себя:

– Я же говорил…

– Я имею в виду твои последние слова…

Словно делая признание, он ответил:

– Я сказал даже больше, чем следовало…

Теряя здравый смысл, она воскликнула:

– Что следовало? И чего не следовало? Зачем ты пришёл? Разве не для того, чтобы сказать это?

Он рушился прямо на глазах.

– Вначале это было проклятие, но теперь это уже безумие…

Её подстрекательная красота, словно поток, уносила все страдания. Она сказала:

– Расскажи мне всё откровенно и ясно…

– Но ты и сама всё понимаешь…

– Это не важно. Расскажи мне своими словами.

Он посмотрел на неё мягким взглядом, словно выливающим признание. И этот взгляд побуждал струны её души исполнять сладостную мелодию. Её красота вспыхнула, и как искры от огня, разлетелась повсюду, облекая её в блестящие одеяния триумфа.

– Так значит, это не ты сказал «нет»?

Он с сожалением ответил:

– Это сказала часть меня…

– А что же другая часть? Что говорит она?

Он подчёркнуто серьёзно сказал:

– Я любил тебя и всё ещё люблю. Но нам следует тщательно обдумать всё…

По воле обеих сторон установилась тишина. В тишине величественной ночи в ушах обоих раздавался стук сердец.

45

Если бы что-то могло длиться постоянно, то почему тогда сменяют друг друга времена года?

46

Ожидание – целое испытание. В ожидании душа рвётся на части. В ожидании умирает время, осознавая свою смерть. Будущее опирается на ясные предпосылки, но может и нести в себе противоречивые конечные итоги. Пусть каждый, кто томится в ожидании, снедаемый тревогой, осушит её залпом.

Замужняя, незамужняя, но любящая, она раскрывала своё сердце святым, консультировалась с адвокатами, сходя с ума от мыслей о том, каким будет следующий шаг.

Он искусно занимался торговлей зерном в магазине, ведя страстный диалог со своими эмоциями, мучительно скрывая желания, ведя агрессивную борьбу с искушениями и отправляя к небесам мечты и молитвы.

Люди же внимательно приглядывались, вспоминали, подсчитывали мимолётные взгляды и намерения, неверно истолковывали свои догадки, спеша найти подтверждение своим предположениям, при этом прикрываясь набожностью и невинностью.

Саид Аль-Факи, шейх переулка, сказал:

– Порядочность – это только маска. Развратник более изобретателен и ловок, чем сам шайтан.

Усман Ад-Дарзи, торговец вином, спрашивал своих клиентов в баре:

– Почему он до сих пор не женился?!

47

Печаль, как ползучий сорняк, простирала свои плети всё дальше, пока не окутала Ибрахима Аш-Шубакши, родного брата Ридвана и агента Хидра. Слухи обрушились на него, словно искры пламени. Он потерял своё положение, и вот уже скоро потеряет и свою честь. Жизнь текла медленно, предупреждая о грядущей драме. Однажды он спросил Хидра:

– Разве ты не вправе потребовать дома Аш-Шубакши и Ас-Самари взамен уплаченных тобой долгов?

– Это никогда не приходило мне в голову, – изумлённо ответил Хидр.

Ибрахим хитро заметил:

– Это прекрасно – взять на себя обязательства Бикра, несмотря на то, что он снял их с себя…

Хидр невинным тоном произнёс:

– Дети Бикра – мои дети…

Слова те были замечательными, вот только какие намерения стояли за ними?

48

Ибрахим Аш-Шубакши оказался в дьявольской ситуации: перед ним был простор, ровный и лёгкий – делай, что хочешь! Многообещающая жизнь – тоже хорошо, вот только некоторые импульсы, берущие источник в неизвестности, толкали его на ухабистый путь. Он двигался отнюдь не с завязанными глазами, однако разум его был остёр, как меч, и вскоре он понял, что стучится в дверь ужаса.

Вечером он отправился навестить свою сестру Ридвану. Они всегда заботились друг о друге, проявляя каждый искреннюю любовь. Однако сейчас он счёл, что ему следует откровенно поговорить с ней о тех слухах, что были у всех на языке. Ридвана была явно обижена и резко сказала:

– Вот, значит, каковы люди – всегда такими были и навсегда останутся!

– Мы должны отрезать их языки, положив конец слухам! – сказал Ибрахим.

– Я хотела бы сама вырвать их без всякой жалости!

Ибрахим хитрым тоном добавил:

– Это всё, что мы получили с момента исчезновения твоего мужа как последнего негодяя!

– Верно, – вставила она вскользь, – и я вправе не замалчивать это.

Подозрения его лишь усилились, запылав в нём, и он спросил:

– Что ты имеешь в виду?

– Я вправе требовать развода!

Ибрахим гневно закричал:

– Развода?!

– Да. Что тебя так взбесило?

– Респектабельные дамы такого не делают!

– Одни только респектабельные дамы и делают!

– И чем ты собираешься оправдать это?

– Тем, что он бросил меня без средств к существованию!

Будучи начеку, он осторожно спросил:

– А развод даст тебе такие средства?

Она поняла, что своей откровенностью перешла грань, и немного смутившись, пробормотала:

– По крайней мере, я оборву связь, которая больше ничего уже не значит для меня!

Он умоляющим тоном попросил её:

– Пожалуйста, отложи это. Это сложный путь, о нём нам ничего не известно.

– Ну уж нет! У адвоката совсем другое мнение!

Он поразился:

– Ты уже консультировалась об этом с адвокатом?

Наступило неловкое молчание. Затем он крикнул:

– Позор-то какой!.. И всё это за моей спиной?!

– Это была чистой воды консультация, и никакого вреда в том нет!

– Значит, люди правду говорят, что ты стремишься развестись только за тем, чтобы подготовить свадьбу с Хидром!

– Да будут они прокляты!

– Но это очень серьёзно повредит нашей репутации!

Она резко возразила:

– Я чиста, и поведение мое непорочно…

Он диким взглядом уставился ей в глаза:

– Они предположат – и не без причины – что ты – соучастница в преступлении…

– Они всегда найдут, что сказать.

– Но это же так опасно! Это подорвёт нашу репутацию окончательно!

– Я уже не малолетний ребёнок, Ибрахим!

– Женщина – тот же ребёнок, до той поры, пока не сойдёт в могилу…

Она шарахнулась в сторону, напуганная его гневом:

– Давай лучше отложим этот разговор до других времён…

Он упрямо сказал:

– Не годится это откладывать…

Она занервничала:

– Оставь уже меня в покое!

Он заорал:

– Вот теперь-то я наконец начал понимать, что ты – его соучастница в преступлении!

– Ты разве забыл, что произошло?

– Я же знаю историю про жену Потифара и Иосифа…

Она в ярости закричала:

– С меня достаточно и того, что я честна перед собой!

Он встал перед ней, побледнев:

– Ответь мне откровенно: ты собираешься замуж за Хидра?

– Так хотя бы я смогу отвергнуть все обвинения и допросы!

– О боже, ещё одна катастрофа! Одна за другой, не знающая ни конца, ни края!

Теперь уже она встала и спросила в свою очередь:

– А разве брак – это не законная связь?

– Иногда между ним и прелюбодеянием нет разницы: и то, и другое – дурно.

– Я об этом ещё не слышала…

Он внезапно спокойно спросил её:

– Так ты собираешься выйти замуж за Хидра?

Она молчала, но конечности её подрагивали.

– Ты намерена выйти замуж за Хидра. У людей, поистине, безошибочное чутьё на такие вещи…

Она с сожалением произнесла:

– Избавься от меня, Ибрахим, если хочешь. Давай больше не будем видеться.

– Мы так и сделаем, Ридвана.

И тут он внезапно набросился на неё. В припадке бешенства он из всех сил сдавил её шею руками. Сжал ещё сильнее, опьянённый агрессией, идя до конца – до убийства. Ридвана защищалась обессилевшими руками, пытаясь бороться за жизнь, вскочить как-то наобум. Она беззвучно кричала и взывала о помощи, надеясь и молясь безответно. В отчаянии свет рассеялся, вещи валялись разбросанными повсюду. Она обмякла, покорилась, потеряла силы и угасла, возвещая о небытии…

Часть 4. Изгнанник

1

Солнце всходит, солнце заходит, свет дня срывает покрывало с ночной тьмы, потом тьма наступает снова и всё вокруг окутывает. Дервиши по-прежнему распевали свои гимны под покровом глубокой ночи. Ридвана исчезла в недрах земли, Ибрахим исчез за решётками темницы, а Бикр исчез неизвестно где.

Убитую никто не оплакивал, зато Ибрахим удостоился сочувствия и признания. Хидр погрузился в свою скорбь, которую не разделял с ним больше никто. Люди часто обменивались мудрыми изречениями об извращённой женской природе, пословицами и поговорками о предательстве братьев, и повторяли назидания о том, что проклятие пало на семейство Ан-Наджи.

Руководство кланом, которое словно щёголь в блестящей одежде горделиво нёс на себе Атрис, ускользнуло из их рук, да и сам он со временем переселился в мир иной. Место его досталось Аль-Фулали – самому сильному из всех его последователей. А Ашур, Шамс Ад-Дин и даже Сулейман отошли в мир легенд.

И вот старший и главный в этом роду – Хидр Ан-Наджи, оторванный от цепи героев, – сидел на своём месте в магазине, торгующем зерном, становился богаче день ото дня, платил отчисления Аль-Фулали, когда требовалось. Он возвёл себе новый дом и занимался воспитанием Ридвана, Сафийи и Самахи, оставаясь холостым, пока возраст его не приблизился к сорока. Он также похоронил Фатхийю, первую жену отца, застал смерть шейха Тулбы Аль-Кади, имама местной мечети, Саида Аль-Факи, шейха переулка, и Усмана Ад-Дарзи, владельца бара.

В конце концов Хидр взял себе в жёны Дийю Аш-Шубакши, самую младшую сестру Ридваны: та была похожа на неё какой-то уже знакомой, домашней красотой. Вскоре он узнал о её необычайной доброте, чистоте и простоте, граничащей с наивностью и тупостью. Она не играла сколь-либо значимой роли в доме, и не имела детей. Изысканная одежда, украшения, макияж были чужды её природе. Хидр был доволен ею и никогда даже не задумывался о том, чтобы взять себе ещё одну жену. Он всё более склонялся к благочестивой и набожной жизни и часто проводил ночи на площади перед дервишской обителью, как когда-то делал его прадед Ашур.

Сафийя вышла замуж за Бакри, владельца конторы по продаже древесины, Ридван был агентом по продаже зерна в магазине своего дяди вместо Ибрахима Аш-Шубакши, сидевшего теперь в тюрьме. В ходе работы стали очевидны его уравновешенность и надёжность, как и коммерческий талант, так что его будущее предвещало успех.

Зато с Самахой, казалось, ещё предстоят проблемы.

2

Самаха был среднего роста, переполненный жизненной энергией, мускулистый и сильный. Лицо его носило отпечаток народных черт, доставшихся от деда, Сулеймана, благородная голова и чистая кожа – наследие матери, Ридваны…

Он прошёл обучение в начальной коранической школе, приобретя в том добродетельном мире порядочность, благородство и некоторую набожность, однако его влекли авантюризм, свойственный молодости, отвага и преклонение перед героями. Продажа зерна его не устраивала, и таланта к такой работе он не проявил. Он подружился с несколькими людьми из банды Аль-Фулали, проводя вместе с ними ночи в курильне гашиша, да захаживая время от времени в бар.

Хидр тревожился из-за этого и часто говорил ему:

– Тебе нужна крепкая сила воли и сосредоточенность.

Однако Самаха с любопытством смотрел на своего брата Ридвана и отвечал:

– Я не создан для торговли, дядя…

Тот взволнованно спросил его:

– Тогда для чего же ты создан, Самаха?

Взгляд его неловко дрогнул, и тогда Хидр сказал:

– Водить дружбу и развлекаться с бандитами – не есть самоцель для таких, как ты…

Самаха переспросил его:

– А как же наши предки, дядя?

Хидр серьёзным тоном ответил:

– Они были вождями клана, а не бандитами с большой дороги. Наша же единственная надежда – обрести прочное положение благодаря торговле.

Хидру хотелось наставлять его, направлять на верный путь, ибо любовь к его матери подстёгивала его. На нём, Ридване и Сафийе он сконцентрировал все свои отцовские чувства, что так и не реализовались. По правде говоря, Ридвана осталась лишь воспоминанием, но воспоминание это не желало умирать.

3

В конце-концов Хидр Сулейман Ан-Наджи узнал, что Самаха присоединился к членам бандитского клана Аль-Фулали, став одним из его людей. Члены клана напротив, торжественно отмечали вступление в их ряды потомка рода Ан-Наджи, считая это событие своей победой в переулке. Что же до харафишей, то они видели в этом новую фазу той трагедии, которая стирала их с лица земли. Они говорили, что иногда сам Аллах может создать из чресл героев бесполезных негодяев, и что охватывавший всех своей справедливостью Ашур, видевший вещий сон о спасении, был лишь экстраординарным феноменом, который больше не повторится.

Хидр погрузился в глубокую печаль, испытывая горечь страдания от такого унижения и разочарования. Он сказал племяннику:

– Ты втаптываешь в грязь память об Ан-Наджи, Ас-Самари и Аш-Шубакши…

Самаха возразил ему:

– Но голова моя полна надежд, дядя…

– Что ты имеешь в виду?

– Однажды эпоха Ан-Наджи вернётся во всей своей красе!

Хидр с беспокойством спросил:

– Тебя, что, соблазняет мысль самому править кланом?

Тот уверенно ответил:

– А почему бы нет?!

– Но у тебя недостаточно сил для этого…

Племянник пылко возразил:

– То же самое думали и о Шамс Ад-Дине!

– Но ты не Шамс Ад-Дин!

– Вот когда придёт время битвы…

Хидр оборвал его:

– Остерегайся Аль-Фулали, он хитрый дьявол. Предупреждаю, твои авантюры захлестнут и сметут нас всех, словно волной, принесут нам бесчестие и погибель…

Ридван сказал ему:

– Вырви с корнем свои амбиции, у Аль-Фулали сотни глаз. Он взял тебя под своё крыло, чтобы ни одно твоё движение не скрылось от него…

На это Самаха лишь улыбнулся; мечты светились в его глазах, подобно багрянцу предзакатных сумерек.

4

Ту ночь Хидр провёл на площади перед дервишской обителью. В благословенном мраке он схоронил свои страхи и тревоги. Он поднял глаза на неспящие звёзды, и долго созерцал их. Пристально и благоговейно смотрел на силуэт старинной стены обители, умоляя эти внушительные ворота открыться. С грустью вглядывался в кладбищенский двор, приветствуя тени старых тутовых деревьев, вспоминая тех, кто покоится в могилах, и тех, кто пропал без вести. Разожжённые страсти, что никогда не могли утолить жажду из нектара жизни. Надежды, замершие в вечности. Мечты, вырывающиеся на свободу из теснины молчания, словно метеоры. Трон, блуждающий над неопределённостью добра и зла. Он спросил себя:

– Что несёт нам день грядущий? Почему только один Ашур видел вещие сны?

И он прислушался к мелодиям, которые словно трели удодов, поднимались всё выше и выше:

Анан ке хак ра беназае кимийя конанад.

Айа бовад ке кушейе чешми бе ма конанд.

5

Хидр задумывался о том, чтобы женить Самаху на девушке из какого-нибудь порядочного семейства, ибо был уверен, что тот переживает сейчас ту фазу в жизни, которая тянет его в безрассудные авантюры, и вообще ему не достаёт разума. А связывание себя узами брака с почтенным семейством заставит его пересмотреть свой образ жизни. Более того, переезд в роскошный дом, рождение благородного потомства и возможность породниться со знатными людьми создаст для него новый мир, что потребует от него измениться самому и смотреть на всё иными глазами. И счёл, что нашёл наконец желаемое, остановив свой выбор на Унсийи, дочери Мухаммада Аль-Басиуни, торговца парфюмерией.

Он прозондировал почву и обнаружил более любезный приём, чем ожидал… Тогда он сказал Самахе:

– Я нашёл тебе достойную девушку…

Самаха спросил его:

– А разве нам не следует начинать с моего старшего брата Ридвана?

– А почему бы не начать с норовистого скакуна?

– По правде говоря, дядя, я уже опередил тебя, – сказал Самаха с дерзкой нежностью.

– Правда?!

Хидр мирно склонил голову и с нетерпением спросил:

– И кого же ты осчастливишь?

С вызывающей улыбкой на губах Самаха ответил:

– Махалабийя!

Тут Дийя громко рассмеялась. Взгляд её не выражал ни радости от такой новости, ни огорчения. Ридван же в замешательстве пробормотал:

– Махалабийя…

Самаха спокойно повторил:

– Дочь Сабах, экзорцистки!

Хидр нахмурился; лицо его омрачилось. Дийя хлопнула в ладоши, словно в невидимый бубен, и залилась смехом.

Хидр спросил:

– За что ты нас так истязаешь?!

Самаха спокойно ответил:

– Дядя, я люблю тебя и люблю Махалабийю!

6

Он впервые увидел её на похоронной церемонии на кладбище: она сидела вместе с матерью в двуколке, запряжённой ослами. Со своего места, близ ограды могилы Шамс Ад-Дина он заметил, как она ловко спрыгнула с повозки. Смуглая, почти чернокожая, стройная, с открытыми чертами лица, хорошо сложенным телом, улыбкой на лице, она как из фонтана источала жизненную энергию и женственность. Он загорелся желанием присоединиться к ней. Глаза их встретились со взаимным любопытством, таким же отзывчивым, как плодородная земля. Воздух плавился под лучами солнца и горячим дыханием людей, наполненный тайнами, скорбью, запахами всяческой варёной снеди, пальмовых листьев, базилика и лепёшек. Он наклонился в её сторону, словно подсолнух. Сама атмосфера смерти побуждала его приблизиться к ней не медля, не колеблясь.

В этом не было никакой внезапности. Ему была хорошо знакома собственная склонность к чернокожим женщинам. Его сексуальные похождения имели место именно в их объятиях: в темноте под аркой, на руинах или за барной стойкой.

7

Он положился на себя самого. Для того, чтобы провести разведку местности, он выбрал наихудшего, которого только мог найти: Садика Абу Такийю, и расспросил того о Махалабийе и её матери. Тот сказал:

– Я всё время в баре, однако новости сами собой доходят до меня час за часом…

Он немного подумал, затем продолжил:

– У девушки есть почитатели, однако я ни разу не слышал о ней ни одного плохого слова…

Самаха был доволен, успокоенный свидетельством самого худшего из всех людей – то было самое лучшее свидетельство… Но этим он не удовлетворился и спросил мнение шейха Исмаила Аль-Кальюби, имама местной мечети. Тот ответил:

– Ремесло её матери проклято…

– Но я спрашиваю о дочери…

Имам раздражённо переспросил:

– Зачем тебе выбирать себе жену из дома, во всех концах которого обитают злые духи?

Однако Мухаммад Ат-Тавакуль, шейх переулка, недвусмысленно сказал:

– Репутация у девушки незапятнанная…

Тогда Самаха сказал себе:

– У неё ещё более чистая репутация, чем у моей бабки Санийи Ас-Самари…

8

Самаха отправился в дом Сабах-экзорцистки с видом на поилку для вьючного скота. Сначала она подумала, что он один из клиентов, который пожаловал сюда. На ум ей пришла госпожа Дийя Аш-Шубакши, и она поприветствовала его:

– Добро пожаловать, потомок славного рода!

Он спокойно поглядел на неё, вдыхая аромат суданских благовоний, наполняющий его нос и усыпляющий чувства, пока взгляд его скользил по бубнам различных размеров, хлыстам и мечам, рубахам с разноцветными бусинами, разбросанными по полкам и дивану. Затем взгляд его вернулся к жирному телу, похожему на мешок с углём. Сабах сказала:

– К вашим услугам, господин мой…

Он пробормотал:

– Это не то, что ты ожидаешь…

– К вашим услугам, господин мой…

Вонзив взгляд в узорчатый коврик, он сказал:

– Я прошу руки твоей дочери Махалабийи.

Поначалу женщина изумилась. Осанка её внезапно переменилась. Лицо осветилось, озарённое улыбкой белоснежных ровных зубов. Она пробормотала:

– Вы только представьте себе!..

Улыбаясь, он поднял голову и сказал:

– Попрошу у Аллаха удачи!

– Но никто из твоей семьи не на твоей стороне?

На это он неопределённо заметил:

– Я сказал, что начну всё сам…

– Правда?!.. Как же меня радуют свободные мужчины!

Он одобряюще улыбнулся ей, и она пробормотала:

– Представьте только!..

Руки их встретились в дружеском пожатии, и оба прочитали «Аль-Фатиху» ради успеха дела…

9

Хидру не хотелось упускать Унсийю, дочь парфюмера, и потому он женил на ней Ридвана, дабы возвести прочное и надёжное строение. Самаха спросил дядю:

– Вы будете присутствовать на моей свадьбе?

Хидр без колебаний ответил:

– Ты – член нашей семьи, как ноготь, который нельзя вырвать, не оторвав плоть…

Он успокоился и задал этот же вопрос Ридвану, и тот воодушевлённо ответил:

– Я всегда буду рядом с тобой…

Но затаённую грусть невозможно было стереть…

10

– Добро пожаловать, Ан-Наджи, наш всеобщий повелитель!

Так поприветствовал его Аль-Фулали, сидя, скрестив под собой ноги среди сильнейших приспешников в курильне опиума в Тирбасе… Он всегда его приветствовал именно так. Но Самаха не был глупым и неопытным. Сердце постоянно нашёптывало ему о том, что следует быть настороже. Он чувствовал, что всегда есть кто-то, кто вычисляет каждое его движение, изучает его взгляды и повороты. У него имелось такое ощущение, что он заключён в центр круга страха и слежки. Однако роль свою играл так, как следовало: поспешил к главарю и благоговейно облобызал его плечо, заняв после своё скромное место на циновке среди других членов клана. Затем Самаха приветливо сказал:

– Я пришёл сообщить мастеру и братьям о своей скорой свадьбе!

Аль-Фулали с удовольствием захохотал, и обратился к Хамуде, своему особо приближённому сутенёру:

– Ну-ка исполни радостную трель, эй ты, шлюхин сын!

Хамуда издал пронзительную визжащую трель, какую не смогла бы издать даже ликующая женщина, и Аль-Фулали сказал:

– Благословляю тебя. Когда же состоится это событие?

– В будущий четверг, с Божьего позволения…

– И кто же сия счастливая избранница, родившаяся в Ночь Предопределения?

– Дочь Сабах, что изгоняет злых духов.

Все притихли, глядя в замешательстве на своего главаря. В тусклом свете лампы они выглядели призраками с искажёнными лицами. Аль-Фулали сказал:

– У Сабах есть лишь одна дочь!

– Именно она и имеется в виду, мастер…

В тишине слышно было только урчание животов и чей-то рассеянный кашель время от времени. Смутные тайны кружили в окружающем их дыме.

Аль-Фулали воскликнул:

– Клянусь Святым Хусейном, господином всех мучеников!

И вопросительно посмотрел на своих людей:

– А что вы думаете, молодцы, о тех удивительных трюках, какие с нами проделывает этот мир?

Остальные лишь облизали губы, осознавая весь гнёт этой фразы, и несколько голосов, вторя друг другу, повторили:

– Да, ну и мир!

– Удивительно!

Тут Аль-Фулали дружески хлопнул Хамуду по щеке и сказал:

– Раскрой-ка секрет этому потомку славных и благородных героев!

И обращаясь к Самахе, Хамуда заявил:

– Представь, всего час назад наш великий мастер выбрал тебя своим посланником к Сабах, чтобы просить для него руки её дочери!

Самаха был ошеломлён. Земля зашаталась у него под ногами. Зияющая пропасть распахнула свою пасть перед ним, ожидая, когда он свалится туда. Он был не в состоянии вымолвить ни слова. Аль-Фулали сказал:

– Это сама судьба. Я сделал свой выбор буквально вчера. И всего час назад я решил отправить тебя своим посланцем…

Правда выходила наружу. Его сделали членом клана, приняв без всяких испытаний. Его подкарауливали и ждали лишь, когда же представится возможность. И вот наконец она настала и жёстко замаячила перед ним. Теперь он стоял на перекрёстке между жизнью и смертью, а значит, впереди либо гибель, либо потеря.

Аль-Фулали посмотрел на своих людей и спросил:

– И что делать теперь?

Несколько голосов разрозненно произнесли:

– Кто же станет отрицать, что место солнца – на небе?

– Или что глаза находятся под бровями?

– Какая честь быть избранным посланником самого мастера!

Хамуда спросил его:

– Когда ты отправишься туда говорить, Самаха?

Он должен был дать ответ. Атмосфера в курильне опиума наполнилась искрами. Ему следовало бы исчезнуть в недрах земли и приветствовать небытиё, проглотив смертельный яд. И Самаха Бикр Сулейман Ан-Наджи сказал:

– Слушаюсь и повинуюсь, мастер!..

11

За час до полуночи он присоединился к семейным посиделкам. Дядя Хидр сказал ему:

– Дийя рассказала нам сон, в котором она видела тебя.

Но он не слышал его слов.

Унсийя, жена его брата Ридвана, сказала:

– Она видела тебя сидящим верхом на муле; ты сильно бил его кнутом, но он крепко держался на месте.

Ридван сказал ему:

– Сны жены нашего дяди заслуживают того, чтобы их истолковали, ты же знаешь…

Вмешалась Дийя:

– Он же жених, не досаждайте жениху…

Самаха глубоко и шумно вздохнул, и Ридван внимательно поглядел на него, с тревогой сказав:

– Но ты – другой человек, Самаха…

– Это и я заметил, но некоторое время старался не замечать, – вставил своё слово Хидр.

Самаха рассказал им обо всём в подробностях; на всех присутствующих словно свалилась огромная глыба из песка. Ужас был написан даже на милом лице Дийи. Хидр пробормотал:

– Но я же всегда предупреждал тебя…

Ридван заметил:

– Наличие в банде таких, как ты, порождает страхи. Даже если эти страхи не затрагивают непосредственно самого Аль-Фулали, их достаточно уже для того, чтобы погубить его последователей, жаждущих в будущем занять его место, которые всегда начеку. Несомненно, их усилиям ты обязан своему расколу с кланом…

Хидр согласился с его словами:

– Он толкает тебя в тупик, и выйти откуда можно, лишь потеряв либо свою честь, либо жизнь.

Ридван напомнил ему:

– Удвой свою бдительность, ибо у него глаза повсюду – даже в расселинах в стенах…

Дийя грустно заметила:

– Мул крепко держится на месте…

Унсийя спросила:

– Что ты намерен делать?

Однако Самаха молчал и выглядел подавленным.

Хидр ясно и решительно заявил:

– Предостерегаю тебя – подумай прежде, чем оказывать какое-либо сопротивление!

12

Рано утром Самаха направился в дом Сабах-экзорцистки. По дороге он чувствовал, как глаза его горят, словно раскалённые угли. Сабах поцеловала его в лоб и сказала:

– Осталось всего два дня до благословенного четверга…

Он лишь вяло улыбнулся и ответил:

– Кое-что произошло!

Она с опасением уставилась на него, и он с краткой и резкой откровенностью пояснил:

– Я всего-навсего посланник Аль-Фулали, чтобы попросить руки твоей дочери Махалабийи…

Слова его скользили в её мозгу, не производя никакого эффекта. Он повторил то, что сказал, и попросил присутствовать Махалабийю, и начал пересказывать им обеим всю историю. Обе женщины уныло слушали его. Опустилась давящая свинцом тишина. Самаха первым нарушил её и произнёс:

– Это прежде всего испытание для меня самого…

У Сабах вырвались проклятия с языка, и на том она удовлетворилась. Он сказал:

– Мы должны предпринять меры…

Сабах напомнила:

– Он нас запугивает!

– И что ты намерен делать? – спросила его Махалабийя.

Несмотря на удручающую ситуацию, её присутствие оставило резкое впечатление. Он сказал: