Текст книги "Эпоха харафишей (ЛП)"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– Семя ненависти принесло наконец свои ядовитые плоды.

С перекошенным от злобы лицом Раифа сказала:

– Вся надежда на Вахида…

– Однако этот маленький хитрец пока не попался в ловушку…

– И не жди, пока попадёт…

– Не всё так просто, как тебе мечтается.

Затем сказал чуть тише:

– Вся надежда на твоё наследство…

– Моё наследство?!

– Азиза передаст его ему.

– Потому что она готовила его для того часа, когда он отомстит.

– С тем, что унаследовала ты, я смогу начать всё заново.

– А как же твой капитал? – спросила она в замешательстве.

Он в отчаянии ответил:

– Его не достаточно для того, чтобы открыть респектабельный магазин.

Она воскликнула:

– Его поглотили азартные игры!

– Что? Разве сейчас время для окриков?

– Я не копила своё наследство, как делала эта гадюка, а ты хочешь, чтобы я разбазарила всё, что от него осталось, и потом ходила с протянутой рукой вместе с тобой?

Он заявил вызывающим тоном:

– Я начну всё по-новому!

Но она лишь презрительно засмеялась, отчего в нём запылал гнев:

– Ну тогда мне останется лишь раскрыть ему, что он – мой сын.

Пламя гнева передалось ей, и она воскликнула:

– Приди в себя! Ты разве ещё не убедился, что бесплоден?!

Он злобно закричал:

– Это ты бесплодна!

– Акушерка не обнаружила у меня каких-либо недостатков.

Он уже хотел ударить её, но она была наготове, чтобы защищаться, подобно рассерженной львице. Не уверенная, что он отступил, она продолжала яростно поносить его:

– Враги злорадствуют над нами. Должно быть, это твоя глупая иллюзия об отцовстве удерживала тебя все эти долгие годы от того, чтобы избавиться от него!

Покачав головой от изумления, он пробормотал:

– Ты считаешь, что убийство – это какой-то каприз?

В этот момент подошла служанка, чтобы попросить соизволения принять шейха переулка Мухаммада Таваккуля, который только что пришёл.

53

Он принял его в вестибюле на первом этаже. Шейх был в состоянии какой-то тревожной суматохи, от чего сердце Румманы сжалось. Гость сел и спросил без всякого вступления:

– Это ты разозлил своего брата Вахида?

Руммана опешил:

– Между нами всё хорошо.

– Я только час назад из бара – он был взбешён и пьян, сыпал ругательствами и проклятиями, обвиняя тебя в том, что ты настраиваешь Азиза против него.

– Это всё наговоры и ложь! – в приступе паники закричал Руммана.

Мухаммад Таваккуль тут же заявил:

– Тогда нечего тебе сидеть – иди и переубеди его… И поспеши!

– Что вы имеете в виду? – бросил Руммана с вызовом.

– Если ты не поспешишь, то накличешь на себя такую беду, какую даже представить не можешь… В нашем переулке убийство одним братом другого – не такая уж редкость! – заявил шейх Таваккуль, не отдавая себе в отчёт в своих словах.

Руммана взволнованно сглотнул слюну и пробормотал:

– Так и есть…

– Можно простить того, кто просто предупредил. Но заклинаю тебя Святым Хусейном, шевелись, – сказал шейх переулка.

54

Руммана не осмеливался встречаться с Вахидом, пока тот пьян, и решил подождать до утра. Однако имам местной мечети – шейх Исмаил Аль-Кальюби – ворвался к нему домой в полночь с предупреждением от Вахида о том, что если он покинет стены дома, то рискует погибнуть. Руммана понял, что Азиз вклинился между ним и Вахидом, и бросился в другое крыло дома, извергая ругательства, и почти сцепился с теми двумя в яростной драке. Тут Азиза призналась, что она прознала о том заговоре, что он готовил против её сына и высказала свои подозрения Вахиду. Руммана выплеснул свой гнев на неё, а она заорала ему в лицо:

– Убирайся с глаз моих долой, убийца Курры!

Так дом загорелся пламенем гнева и ненависти на глазах у прислуги.

Азиза с сыном тут же перебрались в дом Аль-Баннана, а там остались лишь Руммана, Раифа и старуха Дийя.

Азиз захватил себе магазин зерна и восстановил его, вернув ему то процветание, что и во времена его отца Курры. Вахида не охватывали подозрения на его счёт – успокоенный предупреждениями Азизы, он даже навестил его, поздравив, похвалив и пообещав ему поддержку в переулке. Азиз вырвал с корнем свои мечты, грустя и презирая себя за это. Правда, он удовлетворился тем, что совершал благие дела здесь же, для своих работников, агентов и клиентов, а также харафишей из числа тех, кому он мог помочь.

55

Окружённый страхом, Руммана отсиживался дома, приговорив себя к заточению без всякого приговора. Сердцем его овладел стыд. Он тратил и свои неиспользуемые деньги, и деньги Раифы. Досада убивала его, и от сбегал от неё к алкоголю и наркотикам, выплёскивая гнев на слуг, стены дома, мебель и неизвестное.

Отношения его с Раифой становились всё более и более напряжёнными, ухудшаясь день ото дня. Она содрогалась от отвращения к его трусости, лености, оцепенению и шумных криков. Со временем, когда напряжённость и конфликт между ними усилились, отвращение заняло место гармонии и лада. Всякий раз, как между ними вспыхивала какая-нибудь ссора, она требовала у него развода, пока однажды он не согласился и не дал ей его. Это решение было безрассудным, поскольку оба они не могли обойтись без любви друг к другу, но гнев – это безумие, ибо гордость вызывает придирчивость, а упрямство – это самая настоящая болезнь. Словно каждый из них желал доказать другому, что именно тот, другой, и есть бесплодный. Так, Раифа вскоре вышла замуж за одного родственника, тогда как Руммана взял себе в жёны девушку-служанку из собственного дома. Обоим вскоре почти наверняка стало известно, что бесплодны оба. Руммана затем женился во второй, третий и четвёртый раз, пока не выпил чашу отчаяния до последней капли…

Руммана жил в аду, как и Раифа, в мире скуке без любви.

56

Однажды утром в переулке появился один странный человек. На голове у него был чёрный тюрбан, а тело завёрнуто в пурпурный плащ-абу. Он был слепой, и находил себе дорогу, опираясь на конец палки. У него была седая белая борода и впечатляющий лоб. Глаза людей не задерживались на нём с интересом, и они оставляли его наедине, лишь некоторые задавались вопросом, что его привело сюда.

Когда он продвинулся на пядь от начала переулка, то воскликнул:

– О люди Господни!

Садик Абу Такийя, владелец бара, спросил его:

– Что тебе нужно?

Человек меланхоличным тоном ответил:

– Укажите мне на дом Хидра Сулеймана Ан-Наджи.

Садик Абу Такийя некоторое время разглядывал его лицо. Всё это было похоже на какой-то сон. Прошлое нагрянуло на него. Он в замешательстве воскликнул:

– О Милостивейший Аллах! Да это же… Самаха Бикр Ан-Наджи!

Слепой с признательностью сказал:

– Да благословит Аллах светом твоё сердце.

В спешке множество людей бросилось к ним, впереди были Вахид, Азиз, Мухаммад Таваккуль и Исмаил Аль-Кальюби. Они горячо обняли его, поздравили и помолились.

– Какой счастливый день, отец.

– Какой справедливый день, дедушка.

– Какой светлый день, мастер.

Лицо Самахи светилось от радости, когда он повторял:

– Да благословит вас Аллах. Да благословит вас Аллах.

Новость распространилась в переулке; мужчин вызвали из лавок, харафиши собрались у своих каморок и развалюх; послышались радостные крики и молитвы; женщины издавали в окнах и на балконах ликующие трели. Садик Абу Такийя сказал:

– Пресвят Всемогущий Аллах. Не вечно на земле ни одно отсутствие, не всегда длиться несправедливости.

57

Самаха расположился на диване, скрестив ноги. На тюфяке перед ним сидели Вахид, Руммана и Азиз. Именно так собрались все они – Вахид, Руммана и Азиз – мирно, но наполненные сдерживаемым гневом, словно и целительный бальзам и яд соседствовали друг с другом в лавке аптекаря. Стёрлась вражда в присутствии отца-страдальца, что был мучеником чистоты. Вахид сказал ему:

– Мы приготовили вам баню и еду.

Отец тихо пробормотал:

– Не спешите. Моему сердцу нужно сначала успокоиться.

Он двинул головой и спросил:

– А где же Хидр?

Вахид ответил:

– Вечен только Аллах.

Лицо Самахи на миг омрачилось, затем он сказал:

– А его жена Дийя?

– Она в своём крыле дома. Старушка живёт в своём собственном мире.

Самаха сочувственно поколебался, а затем спросил:

– А Курра?!

Воцарилась тишина. Самаха горестно вздохнул и сказал:

– Это так преждевременно! То-то я видел во сне, что у меня выпал коренной зуб.

Протянув ладонь, он сказал:

– Дай свою руку, Азиз.

Он нежно взял его за руку и спросил:

– Несомненно, ты помнишь его?

– Аллах забрал его, когда я ещё был ребёнком, – ответил Азиз.

– О Милосердный Аллах… А кто твоя мать, внучек?

– Дочь Исмаила Аль-Баннана.

– Одно из самых приятных и благородных семейств. Где она сейчас?

– Она с тётей Сафийей уже на пути сюда.

– А как ты, Руммана? – спросил он.

Руммана обменялся с Вахидом быстрым взглядом, и ответил:

– У меня более одной жены, и они готовы служить вам.

– А твои дети?

– Меня пока Господь не наградил потомством.

Самаха глубоко вздохнул, пробормотав только:

– Видимо, на то воля Божья, да мудрость Его. А ты, Вахид?

Тот нахмурился:

– Я ещё не женат.

– Удивительные вещи я слышу. Значит, у всех тех ночных кошмаров, что мне снились, была причина! А как Ридван?

– Он приказал долго жить.

– Правда?!.. Значит, ничего, кроме имён, не осталось?

Он ненадолго умолк, чтобы переварить новости, и не обращал внимания на напряжённость, охватившую собравшихся. Затем он спросил:

– А кто ныне глава клана?

Тут Вахид впервые смело произнёс:

– Ваш сын Вахид.

Самаха аж вздрогнул от волнения, и спросил:

– Правда?!

– Правда, отец, ваш сын Вахид.

И он поведал ему историю о своём видении и взлёте до позиций руководства кланом. Лицо Самахи засияло от радости:

– Это первая радостная новость, что снизошла на нас с неба.

Он скрестил руки на груди в знак одобрения, и сказал:

– Значит, эпоха Ашура вернулась.

На них напало смущение, однако Вахид заявил:

– Да, эпоха Ашура вернулась.

Слепец воскликнул:

– Это благословение всех семи небес!

Довольство светилось на его лице и в ликующих жестах… Он сказал:

– Да возрадуется Ашур в потустороннем мире с ангелами. Пусть пребудет он вместе с Шамс Ад-Дином в райских кущах…

Никому и в голову не пришло хотя бы на миг разбудить его от этих снов или презрительно отнестись к его счастью. Казалось, что он забыл о блужданиях на чужбине и своём изгнании, и наслаждался счастливым исходом. Он тихо сказал:

– Вот теперь пришёл черёд бани и еды. Да покроет Аллах благословением эту землю.

58

Самаха проспал до конца дня, а ночь провёл на площади перед обителью дервишей. Он узнал её на этот раз наощупь, по звукам и запахам. Силой своего воображения он вызвал в памяти здание обители, тутовые деревья и старую стену. Сердце его с облегчением и удовольствием наполнилось мелодиями. Он раскрыл ладони и сказал:

– Хвала Аллаху, чья воля позволила мне быть похороненным рядом с Шамс Ад-Дином. Хвала Аллаху, чья милость позволила восторжествовать в нашем переулке. Хвала Аллаху за то, что мой сын унаследовал лучшие человеческие качества – добро и силу. Благодарность богу он превозносил под сенью распеваемых строк:

 
Хар анке джанебе ахле хода негах дарад
Ходайаш дар хаме хал аз бала негах дарад.
 

Часть 6. Маточное молочко

1

Здоровье Самахи быстро ухудшалось и сходило на нет; он вручил свою душу Господу, готовясь однажды отойти ко сну сразу после предрассветной молитвы, словно и вернулся он из места ссылки только затем, чтобы быть похороненным рядом с Шамс Ад-Дином. Но умер он счастливым, воображая себе, что переселяется из одного райского сада в другой. Азиз сказал:

– Мы скрыли от него правду о своей жизни. Все мы признали это, даже Вахид – что наша жизнь – нечто презренное, что не подлежит разглашению перед добрыми людьми.

2

Торговля зерном шла более чем успешно, и Азиз сколотил себе порядочное состояние. Он довольствовался тем, что был героем в своём деле благодаря вере в сердце, любви к добродетели и оказанию помощи другим, если имелась такая возможность. Он вырвал с корнем все свои мечтания о славе, предпочитая мирный покой и оправдываясь перед совестью тем, что он не готов быть героем и не обладал для этого нужными средствами.

Азиза посватала ему Ульфат Ад-Дахшури, дочку Амира Ад-Дахшури, владельца лавки скобяных изделий, и он был доволен её выбором. Девушка была его музой и хранительницей его покоя и успеха. Свадьба состоялась через год после кончины его деда Самахи. Он поселился в доме Аль-Баннанов, который приобрёл и отреставрировал. Его невеста была хорошенькой, высокой и дородной, владела премудростями домохозяйства и знала приличия. Он нашёл в её лице желанную цель, так что вскоре любовь соединила их крепкую связь. Они встретили жизнь, полную счастьем и потомством.

3

Руммана оставался затворником в собственном доме даже когда отпала необходимость в том. Вахид отказался от своего обещания лишь из-за возвращения домой Самахи. Но Руммана и сам ненавидел внешний мир, и потому его перестали помнить и почитать. Он жил наполовину изолированный от своих четырёх жён, не забывая лишь о Раифе, и налегал на выпивку и наркотики.

Однажды вечером, напившись сильнее обычного, он пошатываясь ввалился во флигель старухи Дийи. С хохотом покружив вокруг того места, где она сидела, он принялся язвить:

– Это всё ты – главная причина глупости и несчастий.

Женщина по-прежнему как бы отсутствовала, находясь в своём мире. Он сказал:

– Мне нужны твои деньги. Где ты прячешь их, слабоумная?

Он схватил её за руку и яростно поднял. Женщина в ужасе стукнула его по лицу своим кадилом. Тут он обезумел от гнева, схватил её за шею и крепко сдавил, пока в руках его не осталось лишь неподвижное тело.

4

Дом трясло от ужаса. Новость обрушилась на весь переулок. Новый шейх переулка – Джибрил Аль-Фас – сообщил в полицию, и Румману схватили, затем предали суду и приговорили к пожизненному заключению. До того, как его направить в порт для перевозки к месту заключения, он позвал к себе Азиза и сказал ему:

– Я признаю, что это я совершил убийство твоего отца.

Азиз с сожалением ответил:

– Мне это известно.

Руммана грустно сказал:

– Он похоронен в свой одежде и лежит в могиле рядом с гробницей шейха Юнуса…

5

Азиз эксгумировал труп Курры в присутствии шейха переулка и следователя. Вахид и Азиза тоже находились рядом. Когда пред ними предстал скелет Курры, то все застарелые печали ожили. Его завернули в саван, а затем устроили торжественные похороны. Перезахоронили его в гробницу Шамс Ад-Дина.

Азиза сказала:

– Сегодня моё сердце обрело покой. Это всегда было моей мечтой. Я дала ему слово, что буду лежать рядом с ним, когда пробьёт мой час.

6

Совесть Азиза снова принялась мучить его: всякий раз, как репутация Вахида портилась, эта боль ещё больше давила на него. Главарь клана стал притчей во языцах из-за своего порочного образа жизни и жадности не только в их переулке, но и во всём квартале. После смерти отца он прожил ещё несколько лет и умер вследствие остановки сердца при передозировке.

Всё этого время Азиз занимался активными поисками подходящего кандидата на роль главаря клана из многочисленных отпрысков рода Ан-Наджи в надежде на воскрешение эпохи Ашура из мёртвых. Однако он обнаружил, что род Ан-Наджи растворился среди харафишей или был надломлен бедностью и нищетой, у него отняли всё лучшее, что было. Так обстояли дела, когда умер Вахид: на его место не было найдено ни одного достойного преемника.

Азиз тот час же столкнулся с чрезвычайно деликатной проблемой: хоронить ли его в могиле Шамс Ад-Дина? Сердце его отвергало такую идею. Ульфат Ад-Дахшури сказала ему:

– Но он же твой дядя в любом случае…

Однако он был непреклонен и похоронил его в одной из общественных могил во дворе гробницы Ан-Наджи. Удивительным было то, что такой поступок его не вызвал одобрения в переулке. Санкар Аш-Шаммам, новый владелец бара, сказал:

– Пока тот был жив, он обходился с ним любезно, а как только умер – он отомстил ему.

7

Нух Аль-Гураб стал новым главарём клана. Он был грубым, наглым и жадным; заключил перемирие с главами соседних кланов и использовал свою силу для деспотичного господства над всем переулком так, что за год стал одним из самых богатых людей. Люди же просто терпели его гнёт с безразличием; ни один больше не скорбел по главарю из рода Ан-Наджи, после того, как от рук Вахида все их приятные мечты пошли прахом. Знать ликовала; харафиши вступили в новую фазу нищеты и страданий.

8

Солнце шло своим курсом, то сияя с ясного неба, то скрываясь за облаками. Азиз отреставрировал местную мечеть, для которой был избран новый имам – шейх Халил Ад-Дахшан – после того, как скончался Исмаил Аль-Кальюби. Он отремонтировал также фонтан, поилку для скота и старую кораническую школу.

Раифа овдовела и жила одна в своём доме вместе со слугами. От своего второго мужа она унаследовала немалое состояние, однако отношения со своей родной сестрой Азизой прекратила полностью, словно они были чужими, или вообще врагами. Удивительно, но она обвиняла Азизу в том, что та – источник всех её бед, что окружали её, и что та ещё в колыбели вдохнула в неё дух беды.

Традиционные устои переулка нарушились, когда она стала посещать Румману в тюрьме, тем самым заявив о своей любви к нему, несмотря на все случившееся.

Так проходили годы, когда добро не вспоминалось, а зла было не перечесть.

9

Однажды Азизу Курре Ан-Наджи стало известно, что один из его работников нашёл свою смерть, перетаскивая груз с зерном. Он звался Ашуром и по чести относил себя к семейству Ан-Наджи, ибо происходил от рода Фатхийи, матери дочерей и первой жены Сулеймана Ан-Наджи. Нежное сердце Азиза наполнилось печалью; он похоронил этого человека, а его жене установил ежемесячное пособие. Разыскав его родных, он узнал, что дочери его вышли замуж, за исключением одной, шестилетней, которую звали Захира. Ей по-прежнему нужна была опека. Азиз предложил матери девочки передать её к нему домой, чтобы она прислуживала его матери, госпоже Азизе. Мать малышки встретила его предложение с большим удовольствием. Так девочка по имени Азиза переехала во флигель Азизы, и словно в райские кущи попала. Истинный цвет лица её раскрылся в полном блеске, она ела вдоволь и наслаждалась прекрасной одеждой, занимаясь домашними обязанностями, и заслужила симпатию Азизы. Та обращалась с ней нежнее, чем с остальными слугами и горничными, даже направив её на учёбу в кораническую школу на какое-то время. Азиз не заботился о том, чтобы видеться с девочкой, а вверил её своей матери, в шутку говоря ей:

– Не забывай, что она из рода Ан-Наджи.

10

Мать Захиры пришла к Азизу в контору с визитом. Он уже полностью успел забыть её. Она напомнила ему о том, кто она, и о его работнике Ашуре, с момента кончины которого прошло уже десять лет. После долгих излияний благодарности и благословений она наконец сказала:

– Да продлится ваше величие. Абдуррабих желает взять замуж Захиру.

– Вы считаете его достойным?

– Он идеальный молодой человек, и достаточно зарабатывает, – гордо сказала она.

Азиз равнодушно пробормотал:

– Ну с богом!

11

Вечером за столом Азиз поведал Азизе и Ульфат о своём решении. Ульфат сразу же рассмеялась и заявила:

– Абдуррабих – пекарь? Он же дурак!

Азиза возразила:

– Девушка она замечательная и заслуживает кого-то получше пекаря.

Азиз засмеялся и спросил:

– А вы ожидаете, что к ней придёт какой-нибудь коммерсант?

– Она со своей красотой достойна этого.

Азиз небрежно заметил:

– Этот парень годится ей, мать её согласна, так что нехорошо будет злоупотреблять реальностью ради иллюзии, которая никогда не претворится в жизнь.

– Я обещала её матери дать своё согласие, но она вправе решать сама.

12

Мадам Азиза приготовила ей приданое: мебель, одежду, медную посуду. Она неоднократно повторяла при этом:

– Как жаль!

Азиз неторопливо потягивал свой утренний кофе до того, как отправиться в магазин, когда Азиза привела к нему Захиру попрощаться и поблагодарить его за радушие, прежде чем та покинет дом. Она позвала девушку:

– Давай, Захира, вперёд. Поцелуй руку своего хозяина…

Азиз в знак протеста зашептал:

– Мама, да какая в том необходимость?!

Облачённая смущением и стыдом, девушка вошла и остановилась у дверей. Дабы приободрить её, он поднял на неё взгляд, который не мог отвести несколько секунд, а потом оторвал. Взгляд его обратился в бегство, ибо он осознавал необходимость сохранять достоинство в присутствии матери и жены. Своё изумления он утаивал в глубине души – жестокое, непокорное изумление. Как могло быть похоронено во флигеле его матери такое сокровище? Как могли скрывать эту тайну от него? Стройная фигура, которой позавидует даже танцовщица, чистая кожа, какую редко встретишь, и очарование в глазах – настолько опьяняющее, что вводит в ступор. Она была воплощением губительной красоты.

Он посмотрел на мадам Ульфат, и обнаружил, что она занята кормлением ребёнка грудью. Он овладел собой, и цепляясь за такое подобие успеха, произнёс:

– Благословляю тебя, Захира.

Азиза сказала:

– Поцелуй руку своего хозяина.

Он протянул ей руку и она приблизилась. Аромат гвоздики, исходящий от её распущенных угольно-чёрных волос, погубил его. Он почувствовал, как её губы оставили отпечаток на тыльной стороне его ладони. Метнул на неё ещё один взгляд, когда она отступила. И тут вдруг интуиция неожиданно подсказала ему, что однажды случится чудо.

13

Одной из его привычек было выезжать поутру на коляске-двуколке в мечеть Хусейна, а после, помолившись, сворачивать на Новую дорогу, проезжая квартал медников и золотых дел мастеров, а оттуда уже возвращаться к себе в магазин. Всю дорогу он словно потерял сам себя: душа его парила в небесах, а бездыханное тело оставалось в экипаже. Узнал ли он наконец, почему восходит солнце? Почему ночью сияют звёзды? О чём были такие красноречивые песнопения, доносившиеся из обители дервишей? Почему только безумцы могут наслаждаться счастьем? Почему нам грустно при мысли о смерти? На протяжении целых десяти лет такая красота жила под сенью его дома! Как могло такое очарование скрываться от его матери и жены? Осознавала ли девушка о своём богатстве? Или она была подобно ветру, что сотрясает основы, сам того не ведая? Неужели её мать сошла с ума, слепо согласившись отдать её в жёны Абду-пекарю? Можно ли помешать дождю литься? Как жаль неведающих сердец!

Вечером накануне её свадьбы мать Захиры пришла к нему, чтобы поблагодарить. Он с любопытством всматривался в её лицо и заметил в чертах её следы былой красоты. Он поглядел на неё с затаённым гневом и спросил:

– Всё в порядке?

– Благодаря Аллаху и вам.

– Тогда к чему такая спешка?

Она безропотно ответила:

– Она с самого рождения помолвлена с ним.

Она ушла, а он молча проклинал её и грустно задавался вопросом: «Почему мы не делаем то, чего хотим?»

14

Захира вышла замуж за Абдуррабиха, пекаря, во время скромной церемонии. Он не видел её с тех пор, как ей было шесть лет, однако привык считать её свой законной женой, а когда увидел в брачную ночь, был как громом поражён её красотой. Однако голова его была забита знаниями и традициями, которые вменяли ему в обязанность притвориться, что он глава семьи, твёрдый и непоколебимый. Ему был двадцать один год, он был высоким, мускулистым, обладал типичной народной внешностью: выдающимися скулами, приплюснутым носом и густыми усами. Совершенно лысый, за исключением выступающего спереди локона. Прочитав короткую молитву, он овладел ею в грубой манере, скрывающей в глубине сладость.

Она восхищалась его мужественностью, покорившись его жару, и отдавшись ему, как будто это судьба.

Она оказалась в подвале, состоящем из одной комнаты и коридора, служившим одновременно кухней, а также ванной. Она вспоминала об утерянном рае, однако инстинкт нашёптывал ей, что всё это – не более чем её временное пристанище, в котором она гостья, а не постоянная жилица. Этот подвал стал ей домом и судьбой: здесь она завладела мужчиной и осуществила мечту, а сердце её нашло покой.

15

Любовь заняла своё место в его сердце, чуть не опустошив его убежище, однако он проявил усердие, чтобы показать свою мужественность, и даже ещё до окончания первого месяца после женитьбы спросил её:

– Ты что это, будешь сидеть дома, как делают дамы из высшего общества?

Тогда она в свою очередь спросила его:

– А что ты желаешь, чтобы я делала?

Он твёрдо сказал:

– Праздные руки – нечисты!

16

Вот так Захира стала бродячей торговкой рахат-лукумом и разносчицей блох. Одевшись в синий рабочий джильбаб, закрывавший даже шею до плечей, она ходила и выкрикивала:

– Дети, налетай! Рахат-лукум!

Выйдя на улицу, она обнаружила, кем является: заметила своё очарование и силу. Глаза пожирали её, языки пели ей дифирамбы. Внешность её внушала очарование и порождала динамику. Она была сильна, обласкана природой и людьми, смотрела на флирт надменно, свысока, отчего её гордость и уверенность в себе только росли.

17

Её связь с Абдуррабихом окрепла. В глубине души она считала его своим мужчиной. Сама же она была для него объектом преклонения. Он относился к ней так, как того требовали традиции мужественности, и находил в ней твёрдость, равную её любви к нему. Иногда она бывала вспыльчива и гневлива, но настолько же была искренней и преданной ему. Она родила ему сына, Джалаля, и нектар материнства побежал по её венам, даруя ей новое счастье.

18

Пекарь Абдуррабих относил на дом хлеб госпоже Раифе, и однажды она спросила его:

– Почему ты позволяешь своей жене бродить по улице?

Мужчина смиренно ответил ей:

– Это наш заработок, госпожа.

– Есть множество способов заработка. Я, к примеру, одна, и мне требуется горничная, и служба у меня принесёт ей обильный доход и защитит от зла улицы.

Абдуррабих согласился с ней, но в замешательстве спросил:

– А как же малыш Джалаль?

Она подстрекательским тоном сказала:

– Я никогда не разлучу мать с её ребёнком…

Честолюбие одержало победу над его сердцем, и он сказал:

– Тогда мать, отец и ребёнок к вашим услугам, госпожа…

19

Захира с волнением пробормотала:

– Мадам Раифа!

Абдуррабих сказал:

– Эта дама одна, и к тому же богата.

– Но у неё же непримиримая вражда с госпожой Азизой!

– Какое нам до того дело? Служить у неё легче и прибыльней, чем нищенствовать в переулке с корзиной в одной руке и ребёнком в другой.

– Я бы предпочла прислуживать госпоже Азизе.

Тогда Абдуррабих с раздражением заявил:

– Однако она не просила тебя об этом, что означает, что ты ей не нужна.

Захира замолчала, однако её мечта о рае оживилась вновь.

20

Мадам Азиза разгневалась, когда узнала эту новость. Она воскликнула:

– Какая же торопливая эта девушка!

Мадам Ульфат ответила:

– В её намерения не входило причинить вам горе, однако она просто пытается заработать себе на жизнь…

– Мы имеем первоочередное право на неё.

– У неё же есть ребёнок, и его нельзя оставить одного, пока он так мал. Если она будет носить его с собой повсюду, то будет разносчиком антисанитарии и грязи…

Азиз с интересом следил за их диалогом. Он почувствовал, что его жену не ждёт облегчение, если Захира вернётся к ним домой, и внутри у него запылали тревожные предчувствия, что как перстом указывали на него, бросая обвинение. Он решительно заявил:

– Мнение Ульфат – сам здравый смысл.

21

Захира причёсывала волосы Раифе в гостиной, когда вошла служанка, чтобы доложить о прибывшем госте. Она сказала:

– Это учитель Мухаммад Анвар…

Из комментариев самой Раифы Захире было известно, что гость был сыном покойного мужа Раифы, и остался ей предан даже после того, как раскрылась тайна о том, что она посещает Румману в тюрьме. Гость быстро вошёл, поздоровался и передал изящный свёрток вдове своего отца со словами:

– Икра!

Лицо её засияло от восторга и она поблагодарила его. Он был молодым человеком среднего роста с приятными чертами лица, одетым в красивый плащ-джуббу и кафтан. Она сказала:

– Ты так добр, Мухаммад.

Он довольно ответил:

– Мне важно, чтобы вы попробовали икру прежде, чем это сделает любой другой клиент в моей лавке…

Она шутливо спросила его:

– Когда же ты позволишь мне уплатить за неё, как и остальным любителям икры?

Взяв себе кружку коричного чая с миндалём, фундуком и прочими орехами, он ответил:

– Когда солнце взойдёт на западе!

Раифа засмеялась и сказала:

– Ты добр ко мне, Мухаммад.

Пока он пил свой коричный чай, взгляд его остановился на Захире, поглощённой расчёсыванием волос своей хозяйки. Он был в смятении, не веря тому, что увидел. Сосредоточив взгляд на кружке, он словно пытался убежать от этого видения, и про себя сказал:

– Призываю Аллаха на помощь от его творений!

Раифа спросила его:

– Как идёт твоя торговля?

Он покинул мир своих обольстительных дум, и ответил:

– Замечательно, слава богу.

Захира заметила на себе умоляющий взгляд в этих блестящих глазах, и про себя улыбнулась.

22

Мухаммад Анвар теперь посещал дом мадам Раифы при любой представившейся ему возможности. Его визиты стали обычным делом для Захиры, как и его измученный взгляд. Он проявлял при этом крайнюю осторожность, дабы не возбудить и тени подозрения Раифы, выказывая её дому заслуженную преданность и почтение. Не было ни одного мужчины, который бы не сошёл с ума, увидев её. Она полностью поверила в то, что была самой красивой женщиной во всём переулке. Помимо этого, она также происходила из рода Ан-Наджи, как и почтенный мастер Азиз. Однако какая странная судьба выпадает в этом мире!.. В распоряжение одной она предоставляет целый дом, другой же – подвал. Одной она даёт в мужья богатого торговца, другой – пекаря. Она сама решила свою судьбу вслепую. Даже её инстинктивная привязанность к мужу не удовлетворяла её. Ведь жизнь – это не похоть и материнство, не бедность, не тяжкий труд, не притворство, когда наслаждаешься, прислуживая богатым дамам. Не то, чтобы она обладала какой-то вводящей в ступор силой, а затем рассеивала её, выполняя унизительную работу. Нутро её менялось без спешки, зато регулярно и настойчиво, делая новое движение каждый день, новый шаг каждую неделю, новый скачок каждый месяц. Она раскрывала саму себя слой за слоем. Из нутра её выходили многочисленные и разнообразные существа, строгие, решительно настроенные и готовые действовать. В своём воображении она как на суде допрашивала мать, мужа, дом и судьбу, питала злобу ко всему, что требовало от неё довольства: мудрости, поставленной в пример, симпатии к ней пожилой госпожи, превосходству мужа. Она пила взятый из этого неизведанного мира горячительный напиток, который раздувал её воображение ещё больше, пьянил сердце и показывал ей багровую зарю. Однажды Мухаммад Анвар сказал мадам Раифе:

– Не слышали новость?… В Биргаване вождём клана стала женщина!

– Мне бы хотелось посмотреть на то, как женщина поборет мужчин, – сказала, смеясь, Раифа.

Захира восхищённо улыбнулась, и в глубине её души зажёгся смутный свет. Мухаммад Анвар бросил на неё страстный молящий взгляд, и она спросила себя, не является ли такой мужчина, как этот Мухаммад Анвар, предметом её мечтаний? Но сердце её не давало ответ на этот вопрос своей пульсацией. Она рассматривала его умом, без пристрастий и чувств, и одна мысль, словно вызов, поразила её: сердце женщины – это её слабость, а её отношения с мужчиной должны держаться в определённых рамках, и сторониться инстинктов и сердечных чувств. Жизнь дорога, и простирается так далеко, что не видно горизонта, а любовь – всего-лишь слепой нищий, что ползёт по углам узкого переулка. Она глубоко вздохнула и сказала сама себе: