Текст книги "Эпоха харафишей (ЛП)"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

45

Однажды Муджахид Ибрахим, шейх переулка, зашёл к нему в гости и сказал:

– Мастер Шамс Ад-Дин, я вам дам один мудрый совет…

– Что вы имеете в виду? – мрачно спросил он у него.

– Хватит вам уже враждовать с ним, выделите ему немного денег…

Шамс Ад-Дин замолчал, не зная, что сказать, и шейх продолжил:

– Вчера вечером, будучи в баре, я слышал, как он прельщал своих собутыльников пленительным досугом на несколько ночей, если…

Он запнулся, и Шамс Ад-Дин угрюмо продолжил за него:

– Если я умру сам или мне помогут в этом!

– Про убийство не было ни слова, но нет ничего более отвратительного, чем когда сын желает смерти своему отцу, или наоборот, – отец желает смерти сыну…

– Но я не желаю ему смерти!

– Все мы только люди, мастер, – недвусмысленно ответил ему шейх.

46

Шамс Ад-Дин чувствовал, что птица страха реет над ним в воздухе. Однажды он отправился домой к Суме Аль-Калабши с твёрдым намерением провернуть одну редкостную авантюру. Почтительно поприветствовав хозяина дома, он сказал:

– Я хотел бы, чтобы вы оказали мне честь и отдали руку вашей дочери.

Глава клана пристально оглядел его и немного погодя сказал:

– С точки зрения возраста ничто не препятствует девушке шестнадцати лет выйти замуж за сорокалетнего мужчину…

Шамс Ад-Дин покорно опустил перед ним голову, и Сума Аль-Калабши сказал:

– Ты благородного происхождения, и богатство у тебя водится.

Шамс Ад-Дин по-прежнему покорно и довольно слушал его, и тот спросил наконец:

– А сколько ты готов дать за неё в качестве выкупа?

Шамс Ад-Дин с внутренней тревогой ответил:

– Сколько бы вы ни потребовали, учитель…

– Пятьсот фунтов.

– Конечно, сумма огромная, однако предмет моих желаний дороже и ценнее, – глубокомысленно изрёк Шамс Ад-Дин.

Глава клана протянул ему руку со словами:

– Так давайте прочтём в честь бракосочетания суру «Аль-Фатиха»…

47

Так Санбала Сума Аль-Калабши вышла замуж за Шамс Ад-Дина Джалаля Ан-Наджи. Их свадьбу праздновал весь переулок, а Шамс Ад-Дин оказался в наиболее благоприятном и безопасном положении. Хоть Санбала и не была хороша собой, зато находилась в самом расцвете юности, а также приходилась родной дочерью самому главарю клана.

48

Паника объяла Нур и Самаху. Самаха сказал:

– Мечта о наследстве пошла прахом…

– Но твои права не пострадают, – сказала мать, сама не веря в свои слова.

– Представляете ли вы, что Аль-Калабши будет печься о том, чтобы соблюсти закон?! – спросил у неё Самаха.

Нур Ас-Сабах предостерегла его:

– Жизнь дороже денег…

– Его люди глаз с меня не сводят и ночью, и днём. Для него, как последователя ужасного семейства Ан-Наджи, сложились новые обстоятельства, которые заставляют его проявлять ещё большую осторожность, – гневно заявил он.

Нур Ас-Сабах вздохнула и ответила:

– Будь осторожен, сынок. Проклятие на твоего отца, а тебя пусть хранит Господь.

49

Самаха питал убеждённость, что его жизнь по-прежнему находится в опасности, ибо всё наследство его отца могло достаться одной только Санбале, и тогда глава клана раз и навсегда упрочит своё положение.

Удивительно, но сам Шамс Ад-Дин недолго полагался на вновь обретённые, и такие приятные покой и уверенность. Что могло помешать Самахе отомстить ему? Ведь он лучше всех знал безрассудный нрав своего сына. А был ли кто-то сегодня сильнее Сумы Аль-Калабши? Страх смерти подтолкнул его в пасть самой смерти: ведь вождь клана не успокоится, пока не вытащит из него всё, вплоть до последнего гроша. Пр правде говоря, его не влекла Санбала. Он вновь испытывал нежность к Нур Ас-Сабах. Однако ему пришлось терпеливо нести это бремя, наряду с другими жизненными тяготами. Но была одна истина, что вонзала в его плоть свои когти: вчерашний день никогда уже больше не вернётся…

50

Как-то ночью Сума Аль-Калабши наведался к нему домой. Он сделал знак своей дочери, и та покинула комнату. Шамс Ад-Дин насторожился в ожидании какого-нибудь подвоха: к чему это приходить с визитом ночью? Лицо его тестя внушало ему отвращение: круглое, смахивающее на шар, всё в шрамах, равно как и та уверенность, которую он внушал сам себе, сидя в чужом доме рядом с другими людьми, обитающими в нём. Он принялся рассуждать о чудесных совпадениях, диковинных поворотах судьбы, и неведомых силах, управляющих судьбами всего человеческого рода. Шамс Ад-Дин был в растерянности из-за раздумий над этим, пока глава клана не заявил:

– Посмотри, например, насколько существование некой определённой персоны одинаково неудобно для нас обоих.

Он с первой же секунды сообразил, о чём тот говорит. Перед глазами его предстал образ сына, Самахи. Он испытывал ужас скорее от такого совпадения мнения этого человека с его скрытыми желаниями, чем боялся за единственного отпрыска. Прикидываясь невежественным дурачком, он спросил:

– Кого вы имеете в виду, учитель?

Аль-Калабши с раздражением сказал:

– Ну нет! Не держи меня за идиота, отец Самахи!

Шамс Ад-Дин в ужасе произнёс:

– Вы имеете в виду Самаху?

– Ты и сам имеешь в виду именно его!

– Но он мой сын.

– Ты тоже был сыном своего отца.

Шамс Ад-Дин нахмурился, страдая от боли:

– Но вы сами такая сила, которую ничем не испугаешь…

– Хватит уже нести всю эту чушь. К тому же, ты не понял, видимо, мою цель…

Шамс Ад-Дин с негодованием сказал:

– Разъясните…

– Переведи всё своё имущество на имя жены, тогда Самаха разочаруется и уйдёт.

Сердце Шамс Ад-Дина аж упало. Словно моля о помощи, он произнёс:

– Или это подтолкнёт его взять, да отомстить мне!

– Тебя не коснётся никакое зло, пока я жив.

Он увидел, как перед ним раскрылась ловушка. Охотник обнажил клыки. Смерть или бедность, или и то, и другое сразу. Невозможно принять, и невозможно отказаться. Он умоляющим тоном попросил:

– Дайте мне время подумать.

Сума неодобрительно нахмурился:

– Я ещё никогда не слышал ничего подобного…

– Только небольшую отсрочку, – взмолился Шамс Ад-Дин.

Сума встал:

– До завтрашнего утра. У тебя есть только эта ночь.

51

Шамс Ад-Дин не мог закрыть глаза даже на миг. Санбала, наряженная и подкрашенная, не дождавшись его, так и уснула, сморённая сном. Он потушил светильник и завернулся в свой шерстяной плащ, оберегая себя от холода. В темноте он видел призраков. Всех призраков прошлого. Что за внезапный упадок такой после подъёма? Разве ему не пришлось и так нести своё бремя? Разве он не искупил свои грехи терпением и му́кой? Разве не сохранял серьёзность, прямоту и стойкость? Как же это падение могло перечеркнуть всю его борьбу, не дав ему даже шанса на защиту? Всё это случилось из-за того, что он погрузился в пропасть страха. Да, страх – вот истинный виновник несчастья. Он испугался своего сына и прогнал его, а затем развёлся с его матерью и своими же ногами отправился в самое логово дьявола, продолжая здраво рассуждать. Но как он сможет здраво рассуждать в такой панике? Когда же он поборол собственный страх, то с горделиво поднятой головой теперь противостоял самой жизни. Его не сломили ни превратности его хромой судьбы и скверная репутация, ни собственное отвратительное преступление, ни презрение к нему в переулке. Он покорил отчаяние, заставив его работать на себя. На беспутной основе выстроил благочестивую семью, преуспел в работе, заполучил силу и богатство, когда превозмог страх. И вот сегодня от него требуют отказаться от этого богатства. Завтра Самаха придёт и убьёт его, а послезавтра Самаху заберут за это преступление, а Аль-Калабши будет наслаждаться и деньгами, и безопасностью. И тут призрак во тьме сказал ему: «Не убивай своего сына и не подстрекай его убивать тебя. Не подчиняйся тирану и не поддавайся страху, заставь отчаяние работать на тебя. Ищи в смерти любезное утешение, если жизнь стала тебе невмоготу…»

Снаружи бушевал зимний ветер, словно кого-то оплакивая. Охваченный опьянением от воспоминаний, он представил себе Ашура, прислушивающегося к тому же самому ветру однажды ночью в своём бессмертном подвале…

52

Утром заморосил дождь, пропитанный чистым, переменчивым и бунтарским духом месяца Амшир[10]10
  Амшир – 6-й месяц коптского календаря.


[Закрыть]. Холод пронизывал до мозга костей. Шамс Ад-Дин шёл по скользкой земле, опираясь на свою толстую палку. Сума Аль-Калабши, сидя по-турецки на своём привычном месте в кафе, поприветствовал его:

– Добро пожаловать, мастер Шамс Ад-Дин…

И жестом пригласил его сесть рядом с собой, шёпотом спросив:

– Ну как, предпримем предварительные шаги по продаже?

С подозрительным спокойствием Шамс Ад-Дин ответил ему:

– Нет…

– Нет?!

– Ни для продажи и ни для покупки.

Лицо главаря клана побледнело, и он пробормотал:

– Это же безумное решение!

– Нет, это сам здравый смысл.

На лице Сумы запечатлелась мрачная маска зла:

– Разве ты не полагаешься на родственные узы со мной?

С решительным спокойствием Шамс Ад-Дин ответил ему:

– Кроме бога я полагаюсь только на себя.

– Значит, это вызов?

– Я просто откровенно заявляю своё мнение, и ничего больше…

Гнев обуял Суму, и он сильно ударил Шамс Ад-Дина. Тот озверел от безумной ярости и ответил ещё более мощным ударом. В одно мгновение оба мужчины подскочили, обнажив свои дубинки. Вскоре они сцепились в яростном бою. Шамс Ад-Дин был сильным, и к тому же моложе Сумы на десять лет, однако в драках ему участвовать не приходилось. Тут со всех концов с поразительной скоростью к ним приблизились члены бандитского клана, среди которых был и Самаха. Они окружили дерущихся, но не вмешивались из уважения к существующим традициям. Суме удалось взять верх над противником, и он собрал все свои силы, чтобы нанести тому последний жестокий удар. В этот же момент Самаха подпрыгнул и очутился рядом с ним, внезапно обрушив на голову вождя клана удар дубинкой. Ноги у того подкосились и он рухнул на землю. Всё это случилось с молниеносной быстротой. Мужчины заорали и бросились на Шамс Ад-Дина и Самаху, но и здесь их подстерегал ещё один сюрприз: некоторое количество людей Сумы присоединились к Самахе и его отцу! Сразу несколько голосов закричало:

– Это подлое предательство!

Обе группы сошлись в бою друг с другом с кровожадной свирепостью. Сталкивались дубинки, бились тела; гулко звенели удары; разлетались слова проклятий под моросящим дождём; текла кровь; наружу вырвалась ненависть… Лавки закрылись; телеги и повозки поспешно разъехались, а люди собрались по обе стороны переулка; из окон и деревянных балконов-машрабий тоже высовывались любопытные… Громко раздавались крики и завывания…

53

Разбитое тело Шамс Ад-Дина перенесли к нему домой. Самахе же с огромным усилием удалось вернуться к себе домой, затем он слёг в постель ни живой, ни мёртвый. А Суму поразила немощь; легенда о нём померкла, а его люди потерпели поражение.

54

В тот же день раскрылась правда: стало известно о планах Самахи самому стать вождём клана и о том, что ему удалось тайно перетянуть на свою сторону несколько человек Сумы. Он планировал прикончить главу клана и получить господство над отцом. Когда же до него дошли неожиданные вести о драке между отцом и главой клана, он в нужную минуту бросился на помощь Шамс Ад-Дину и объявил о начале восстания. План его удался, однако сам он сейчас завис между жизнью и смертью…

55

Моросящий дождик продолжал лить весь день. Каштанового цвета воздух был насыщен тенями и дремотой. Поверхность скользкой земли украшали следы от копыт вьючных животных. Мастера Шамс Ад-Дина положили на кровать, где он угасал под присмотром соседа после побега Санбалы. Он уже не открывал глаза, не произносил ни слова, и только производил какие-то смутные шевеления. Он казался отделённым от всего вокруг себя, а когда опустилась ночь, дух его покинул тело…

Часть 9. Тот, кто украл мелодию

1

Самой судьбой было предопределено, что Самаха Шамс Ад-Дин Ан-Наджи победит смерть и останется жив. Здоровье его постепенно восстанавливалось, затем к нему вернулась сила. Недавняя драка добавила его лицу новых увечий, так что оно стало уродливым, внушающим зло и страх. Он без борьбы занял место главы клана, и руководство его над ним предвещало неограниченную власть. Его мать, Нур Ас-Сабах Аль-Аджами, обрадовалась такому повороту фортуны и своей решительной победе над соперницей – Санбалой – дочерью прежнего главы клана Сумы Аль-Калабши.

Санбала вернулась к своему престарелому отцу, чтобы произвести на свет сына от Шамс Ад-Дина, которого назвала Фатх Аль-Баб в честь деда по материнского линии. Наследство Шамс Ад-Дина было поделено между его сыновьями – Самахой и Фатх Аль-Бабом, а также его вдовой Санбалой. Самаха выступил опекуном брата по закону кровного родства. Из страха перед его мощью никто не посмел ему перечить. Так львиная доля богатства отца попала в его железную хватку. Самаха заявил Санбале:

– Ты убежала от отца, оставила его умирать в одиночестве. Так что будет несправедливо, если тебе что-то перепадёт из его наследства. Не жди и гроша из того, что положено по закону Фатх Аль-Бабу. Считай, что частично это твои отчисления клану, и частично – наказание по заслугам…

2

Самаха создал вокруг себя мифический ореол. Он утверждал, что вступил в битву исключительно ради защиты отца, несмотря на имевшиеся между ними противоречия и вражду, а что касается присоединения к нему людей из клана, так то было проявление импульса благородства. Его слова не провели никого. Уже стало известно о том, что он устроил заговор, чтобы самому стать главой клана, и подстрекал других его членов примкнуть к нему, а потом просто воспользовался завязавшейся между отцом и Аль-Калабши дракой, чтобы осуществить заговор, якобы защищая отца. Однако некоторые недоброжелатели обвинили его в том, что он вовсе не стоял на защите своего отца Шамс Ад-Дина, как должен был, а обрадовался кончине того. Однако ни один из этих слухов не достиг его ушей, и он продолжал блистать в ореоле самим же собой созданного мифа. Его главенство над кланом простиралось над всем переулком, подобно громадной горе, но он покарал глав соседних кланов и возвысил собственный над всеми остальными в их квартале, вернув ему былую славу и величие. На собственные деньги и те, которыми он управлял от имени брата, Фатх Аль-Баба, он построил красивый дом, в котором поселил свою мать, Нур Ас-Сабах Аль-Аджами. Сам же он переходил из бара в курильню опиума, а оттуда в публичные дома…

3

Сума Аль-Калабши умер, и Санбале досталось немалое наследство после него, наряду со своими десятью сёстрами. Вскоре она вышла замуж за клерка в конторе ростовщика. Фатх Аль-Баба ждал отнюдь не тёплый приём отчима, а когда Санбала родила от него других детей – сыновей и дочерей – то ему стало ещё хуже. Мальчик рос в мрачной и печальной атмосфере. Он находил спасение у матери и избегал главу дома, её мужа. Его восприимчивость лишь удвоилась из-за боли и одиночества. Успехи в начальной коранической школе не шли ему на пользу, ибо никакого заступничества не оказывали, как и его добрый и кроткий нрав. Поэтому едва ему исполнилось девять, как мать – Санбала – взяла его и отвела к Самахе, сказав тому:

– Это твой брат, Фатх Аль-Баб. Пришло время, когда он должен жить под твоей опекой…

Самаха оглядел его и нашёл красивым, изящным и грустным, однако в сердце его не было сочувствия к брату:

– Он кажется таким голодным…, – сказал он.

Санбала ответила:

– Нет. Он просто хрупкий мальчик.

– Никому из того, кто видит его, не верится в то, что он плоть и кровь вождей клана и со стороны матери, и со стороны отца!

– Ну уж таков он…

Пытаясь от него избавиться, он сказал:

– Тебе лучше самой позаботиться о нём…

Глаза её наполнились слезами:

– В моём доме не будет ему счастья…

Так Самахе пришлось взять его под свою опеку, и он отвёл его к своей матери, Нур Ас-Сабах, однако та возненавидела его, ответив:

– У меня больше нет сил, чтобы заботиться о детях…

На самом деле она просто отказывалась воспитывать сына своей соперницы Санбалы, а Самаха пребывал в растерянности. Мальчик же терпеливо вкушал унижение и страдание. Тут одна из пожилых подруг Нур Ас-Сабах добровольно решила взять его под своё крыло. То была Сахар, акушерка, бездетная вдова из потомков Ан-Наджи, что проживала в двух комнатушках в подвале одного из домов, принадлежащих строителю минарета Джалалю. Она была добросердечной и гордой за своё происхождение. С ней у Фатх Аль-Баба впервые была спокойная и безмятежная жизнь, и это помогло ему перенести разлуку с матерью, Санбалой…

4

Однажды главарь клана Самаха увидел красивую миниатюрную девушку, которая понравилась ему. Её было не так просто заполучить, в отличие от других женщин. Увидев её, проезжающей в повозке-двуколке, он узнал, где она живёт. В её миловидном лице он заметил некую скрытую духовную близость между ними, и вскоре раскрыл причину тому: оказалось, что Фирдаус – так её звали – приходилась внучкой покойному мастеру Ради, сыну Мухаммада Анвара и Захиры, который был родным братом Джалаля, строителя минарета. Она понравилась ему вследствие его похоти и желания овладеть ею. Однако оба эти чувства были такой силы, что она заставила его впервые в своей распутной жизни всерьёз задуматься о браке. Помимо этого, его влекло к ней и то, что она владела магазином, занимавшемся продажей зерна, и в конце концов, как и он, была потомком династии Ан-Наджи. Его мать поразилась, когда он попросил её посватать ему эту девушку, но безгранично обрадовалась. Расхохотавшись, Самаха сказал ей:

– Нам с ней достаточно и того, что мы оба принадлежим к роду прекрасной безумной Захиры, убийцы мужчин.

И его уродство, и его поведение заслуживали отказа, вот только кто может отвергнуть руку и сердце самого вождя клана?!

5

Фирдаус вышла замуж за Самаху. Прекрасное соединилось с уродливым. Когда-то он тоже был красив – до того, как дубинки перекроили его лицо. А что касается его происхождения и мужества, он был бесконечно горд всем этим. Несмотря ни на что, их брак был успешным, и щедро наделил их тёплым счастьем. Благодаря этому Самаха руководил зерновым магазином, став его фактическим владельцем. Из кабинета директора он извлёк стальную волю, с помощью которой вёл финансовые дела и одновременно бои своего клана. Брак даровал ему сладость и свежесть, в достатке обеспечив его роскошной жизнью, словно во дворце, и утончёнными привычками на фоне богатых люстр и мебели, предметов искусства и радостей жизни. Он не прекратил разгул, однако сберёг себя для законной супружеской жизни и семейного гнёздышка, приобретя позолоченный кальян и калебасу. Его познания в торговле зерном и управлении привили ему любовь к деньгам и накопительству, и он решил пойти по стопам своего деда Джалаля с его эксцентричными безумными выходками и установить своё господство не только над людьми, но и над всяческими ценными объектами.

6

Фирдаус оказалась столь же смышлёной, сколь и везучей. Она полюбила своего мужа, и с любовью и теплотой одаривала его потомством, неутомимо прикладывая усилия к тому, чтобы исправить его, и незаметно, очень мягко овладеть им, без какого бы то ни было вызова или высокомерия. Она не питала особого пиетета к руководству кланом, но и не отказывалась от привилегий. Как и все остальные потомки Ан-Наджи, она превозносила памятные достоинства легендарных вождей прошлого, их справедливость и непорочность, однако вместе с тем, по праву принадлежности к знати, питала отвращение к добродетели тех вождей, что предпочитали бедность и героизм, взнуздывая богачей и аристократов. Поэтому воспоминания оставались источником благословения и гордости, а руководство кланом приносило им реальную силу, авторитет и богатство. Самаха мог делать всё, что хотел, при условии, конечно, что он занимался этим в её доме и под покровом её крепких, золотых тенет.

Шли дни. Она была счастлива своей жизнью. Богатые становились ещё богаче, а бедные – ещё беднее…

7

Фатх Аль-Баб продолжил учёбу в начальной школе, и выучил наизусть Коран. Ему было приятно находиться в атмосфере нежности в своём новом доме. Покровы страха были сняты, обнажив богатство его эмоций и потрясающую фантазию. Это был мальчик с чистой, пшеничного цвета кожей, чёрными глазами, ямочкой на подбородке, хрупким телосложением, обладавший миловидностью и сообразительностью. Он попытался забыть свою мать, как и она его, сердечно привязавшись к акушерке Сахар. Она любила его, а он боготворил её, узнав о таких нюансах в жизни, которые ему и на ум не приходили.

Однажды, в одну из бессонных ночей она сказала ему:

– Мы происходим из одного и того же благословенного рода, от Ашура Ан-Наджи…

Она много раз уверенно рассказывала ему о седой старине, словно то была живая реальность.

– Он был благороднейшего происхождения. Его отец боялся за него – боялся, что на него обрушится гнев тирана – вождя клана. Во сне ему повелели оставить ребёнка в переулке, что рядом с обителью, на попечение дервишей, и он не колеблясь, так и сделал…

Фатх Аль-Баб проклинал тех, кто называл его далёкого предка подкидышем. Сахар рассказала ему также:

– Да, он был благороднейшего происхождения, и рос под присмотром хорошего человека. Он развился и стал сильным юношей. Однажды ночью к нему явился во сне ангел и велел покинуть родной переулок, чтобы обезопасить себя от холеры. Он позвал с собой людей, однако те лишь посмеялись над ним, и он ушёл от них, опечаленный, вместе с женой и сыном, а вернувшись, спас переулок от мучений и унижения, как и сам Аллах спас его от смерти…

И она поведала ему историю Ашура: про то, как он вернулся, как поселился в доме Аль-Баннана, принял на себя руководство кланом, о его завете, пока в глазах мальчика не появилось волнение, и они не наполнились слезами. И Сахар сказала:

– И вот однажды он исчез. Отсутствие его длилось так долго, что все люди поверили в то, что он умер. Но несомненная правда состоит в том, что он не умер…

Фатх Аль-Баб с удивлением и надеждой спросил её:

– Даже сейчас он всё ещё жив, бабушка?

– Даже сейчас, он вечно жив!

– Но почему же тогда он не вернётся?

– О том известно лишь одному Аллаху…

– А мог бы он внезапно появиться?

– Почему бы и нет?!

– А знает ли он о том, что сделал мой брат Самаха?

– Конечно, сынок…

– Тогда почему он молчал об этом?

– Кто его знает, сынок…

– Неужели его устраивает такая несправедливость?

– Конечно, нет, сынок…

– Тогда почему он молчал об этом?

– Кто его знает, сынок… Возможно, из-за того, что он сердится на людей, что проигнорировали этого тирана…

Фатх Аль-Баб на миг замолчал, а затем вновь спросил её:

– Это всё правда, бабушка?

– А разве твоя бабушка тебе когда-нибудь врала?!

8

Фатх Аль-Баб ходил в начальную школу и возвращался, видя повсюду своего пращура Ашура. Он натягивал струны своего сердца и воображения, и загорелся страстью и надеждой. Он видел его и в местной мечети, и в поилке для скота, и в фонтане для утоления жажды, в проходе и на площади перед обителью дервишей. Он всё время видел его: и когда глаза его глядели на эти древние стены, на эту запертую дверь, на тутовые деревья без плодов, и сейчас. Воздух был всё ещё влажным от его дыхания и бесед с самим собой, от желаний и мечтаний. Его секрет был скрыт в складках неизвестности, вне доступа потока солнечных лучей. Он обязательно вернётся в один прекрасный день. Ведь так его говорила его бабушка, а она не умеет врать. Он замахнётся своей толстой палкой-дубинкой, и Самаха с его изуродованным лицом пропадёт, как придёт конец и его мрачной тирании, кровавой алчности, и накопленным богатствам. Харафиши будут ликовать в день избавления, купаясь в море света. Тогда разрушится минарет безумца, и под развалинами его будут похоронены вероломство, предательство и глупость. Или же он просто игнорирует нас, из-за того, что мы закрываем глаза на деяния тирана? Он любил своего предка. Ему хотелось удостоиться довольства его. Но где ему взять сил, если он создан таким хрупким и тонким, как тень?!

9

Когда Фатх Аль-Баб достиг отрочества, Сахар задумалась о его будущем и проконсультировалась с шейхом Муджахидом Ибрахимом. Он сказал ей:

– Выбери ему какое-нибудь ремесло.

Она с гордостью ответила ему:

– Он лучший в коранической школе.

Он спросил её:

– Разве вы не акушерка мадам Фирдаус?

Она ответила положительно, и он сказал:

– Поговорите с ней о нём, я же со своей стороны подготовлю почву у мастера Самахи…

10

Сахар сказала госпоже Фирдаус:

– Фатх Аль-Баб – замечательный ребёнок. В нём течёт ваша кровь, и он первый кандидат на работу в магазине своего брата…

Госпожа Фирдаус была польщена этим и пообещала уговорить своего мужа…

11

Самаха внимательно оглядел своего брата Фатх Аль-Баба и презрительно выговорил:

– Хрупкий как девчонка…

Но Сахар возразила:

– Уж таким он создан, но в каждой вещи есть нечто полезное…

Самаха холодно спросил:

– И что же в нём полезного?

– Он знает наизусть Коран, умеет писать и считать.

Он повернулся к юноше и по-хозяйски спросил его:

– Ты достоин доверия или такой же нечистый на руку, как остальные в нашей семье?

– Я боюсь Аллаха и люблю своего предка! – неистово ответил ему Фатх Аль-Баб.

– Твой предок – Джалаль, строитель минарета?

– Нет, мой предок – Ашур Ан-Наджи!

Самаха нахмурился, и выражение на лице его изменилось. Сахар поспешила вставить своё слово:

– Он невинный ребёнок…

Самаха с дикой злобой ответил:

– Этот твой предок Ашур – первый, кто научил нас воровать!

Фатх Аль-Баб почувствовал замешательство и боль. Сахар испугалась, что он может сказать такое, что преградит ему все пути в дальнейшем:

– Я гарантирую его надёжность и серьёзность, Бог – свидетель…

Так Фатх Аль-Баб присоединился к работникам магазина, став помощником заведующего складом.

12

В работе Фатх Аль-Баб проявлял крайнее усердие. Склад занимал подвал, занимавший по площади почти столько же места, что и сам магазин. Повсюду – как на полках, так и на полу – были разбросаны мешки с зерном, однако они ежедневно находились кругообороте – одни уносили, другие приносили. Весы не простаивали без работы, а руки его – без регистрации товарооборота. По работе ему случалось встречаться с братом Самахой по крайней мере раз в день, по утрам, чтобы доложить ему о движении экспорта и импорта. Глава клана был доволен его энергичностью и бдительностью, находя в нём того, кто непроизвольно следил за заведующим на складе магазина, и в свойственной ему манере сказал:

– Я поощряю тех, кто старается, и бью тех, кто лодырничает…

13

Действуя по наставлению Сахар, Фатх Аль-Баб посетил Нур Ас-Сабах Аль-Аджами, мать своего босса, дабы отдать ей дань уважения. От её былой красоты не осталось и следа. Она приняла его как-то вяло, что указывало на то, что она не могла забыть о том оскорблении. Она вдруг спросила его:

– Как поживает твоя мать, Санбала?

Он ответил со смирением:

– Я не видел её с момента разлуки с ней по причине ненависти её нового мужа ко мне.

– Нет ей оправдания, она бессердечная, – сказала она в гневе.

Он покинул её, размышляя, что это последний раз, как он видится с ней.

14

По совету своей «бабушки» Сахар он снова навестил госпожу Фирдаус. Она мягко поприветствовала его, и её красота и элегантность ослепили его.

– Я наслышана о том, как ты активен в работе, и это меня радует.

Однако он заметил при этом, что она не познакомила его со своими детьми. Возможно, она просто отказывалась знакомить их с дядей, который был простым рабочим. Точно так же он оставил и её, считая, что навещает её в последний раз…

15

Благодаря своему труду у него появились надёжность и гордость. Он принялся подражать мужчинам, и как и они, отрастил усы, а голову подвязал повязкой в виде чалмы. Стал ходить в местную мечеть, укрепив дружеские связи с тамошним шейхом, Сейидом Усманом. Ночами он просиживал в кафе по часу, попивая чай с корицей и покуривая кальян. Домой к Сахар он возвращался не ранее, чем обойдёт всю площадь вокруг обители, объятый любовью к песнопениям дервишей.

16

Нервы его изнемогали от боли неизвестного происхождения. Грудь переполняла тоска. Он весь горел таинственным пламенем. Взгляды женщин околдовывали его, а их голоса заставляли трепетать его сердце. От знакомых шёл целый поток приглашений познакомить его с баром, курильней и публичными домами, однако само прошлое словно кричало ему на ухо: «Будь осторожен!» Прошлое, отягощённое воспоминаниями о минарете, извращениях и похоти, положивших конец благородному происхождению его семьи. Сахар словно могла читать его мысли, и в один прекрасный день заявила:

– Пришло тебе время жениться…

Однако вскоре горизонт его омрачился, предвещая бури, о которых он и помыслить не мог…

17

В переулке появились слухи извне, несущие какое-то странное предупреждение. Говорили, что разлив Нила будет в этом году скудным, или же его не будет вообще. Интересно, что бы это могло значить? Говорили также, что беды и несчастья станут приходить один за другим, пока не останется ничего. Правда ли это? Значит, продукты станут дефицитом, возможно даже, всё пропадёт. Разумно поступит в этом случае тот, кто ещё сегодня запасётся, чтобы было, чем довольствоваться завтра. Этому мудрому правилу последовали обладавшие властью и богатством. Харафиши посматривали на всё это со смехом, не веря в то, что лишатся куска хлеба, заработанного потом и кровью, либо по милости дающих подаяние…

Воздух наполнился гудящим звуком, окрасился в отталкивающий жёлтый цвет. И ночью, и днём по переулку ползли тени тревоги…

18

Колесо несчастья неслось вперёд без остановки. Цены росли как на дрожжах час за часом. На горизонте сгустились чёрные тучи. Продовольственные магазины работали только по полдня из-за дефицита продуктов. В воздухе стоял гул жалоб и причитаний. Перед лавками, торгующими мукой и бобами, устраивались демонстрации.

Теперь люди только и говорили, что о еде. О ней постоянно велись разговоры – в баре, курильне и в кафе. Зажглась искра и полыхнул огонь. Даже знать начала роптать открыто, хотя им никто не верил, ибо их выдавали полные румяные лица. Анба, владелец бара, сказал:

– Это эпидемия!

Цены продолжали повышаться, в особенности на зерно. Самаха воскликнул:

– Зерна не осталось даже столько, чтобы птицам было чем прокормиться…

Но Фатх Аль-Баб однажды ночью заявил своей бабке:

– Какой же он лжец! Склад полон зерна…

И добавил:

– Цены, которые он выставляет, всего лишь новая форма поборов и отчислений клану.

– Попридержи свой язык, сынок, – взволнованно ответила она.

– Он дикарь, ему неведомо сострадание, – с горечью заметил он.

19

Атмосфера стала ещё мрачнее и безобразнее. Цены безумно взвились вверх. Появился острый дефицит бобов, фасоли, чая и кофе. Исчезли рис и сахар. Хлеб словно забавлялся с народом, играя в прятки. Нервная напряжённость подавала признаки пренебрежения ко всему: участились кражи, то и дело происходили похищения кур и кроликов. Дошло до того, что некоторые жильцы грабили по ночам прохожих прямо перед своими домами. Члены бандитского клана принялись угрожать и предупреждать народ, призывая его к нравственности и солидарности. Но глотки их были крепки, а животы набиты до отвала.