Текст книги "Эпоха харафишей (ЛП)"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

– Есть ли сомнения, что я – его собственник?

– Упаси Господь! Но ведь таков приказ…

– Я хочу знать, что означает этот приказ.

Шейх Махмуд Катаиф, понизив голос, сказал:

– Некоторые дома погибших людей в соседних кварталах были присвоены!

Оба погрузились в тяжёлое молчание, заряженное опасениями и подозрениями. Наконец Ашур громко спросил:

– Предположим, они были утеряны в хаосе смерти и переездов…

Шейх с сожалением пробормотал:

– Это будет неприятность, да ещё какая!

Ашур в гневе закричал:

– Неприятность!.. Разве комиссия не удовлетворится тем, что уже награбила?

Его собеседник весь дрожал от силы его голоса, и оправдывающимся тоном сказал:

– Я всего лишь выполняю приказ…

– У вас есть информации. Поделитесь тем, что знаете…

– Проблема в том, что один из членов комиссии объявил некоторые вопросы…

– Да будь он проклят…

– Доказательства разрешат достаточное количество сомнений…

– Но они потеряны!

Шейх мягким голосом, но в страхе заметил:

– Это будет неприятно, мастер Ашур…

В этот миг в комнату ворвалась взбешённая Фулла, и закричала шейху:

– Оставим уже эти увёртки!

Мужчина в замешательстве поднялся, а она прямо сказала, словно ударив дубиной:

– Вам это не составляет никакого труда. Так давайте уладим это дело между собой…

Шейх с сожалением ответил:

– Если бы это было в моих руках, всё было бы легко…

Ашур с вызовом встал и сказал:

– Да будет на то воля Аллаха…

55

Что-то происходило в тайне, что-то – в открытую, и переулок, погружённый в свои постоянные дела, не догадывался о том. Лишь очень немногие его обитатели замечали это, но не делали никаких выводов. Сердца были хмельны от надежд, и верили в свет, окружающий их.

Однажды утром Ашура Ан-Наджи вывели из дома в наручниках. Он, с его гигантской фигурой, и в наручниках, закованный в железные кандалы! Да, это был именно Ашур Ан-Наджи, ни кто иной. Его окружали солдаты, впереди шёл офицер, а замыкал процессию Махмуд Катаиф.

Среди людей словно искры распространилось гневное изумление; они вытягивали головы из лавок и окон домов.

– Что мы видим?

– Что случилось с этим миром?

– Такой хороший человек и в наручниках!

Тут офицер резко воскликнул:

– А ну, расступитесь!

Однако люди столпились позади всей этой процессии и следовали за ней по пятам, словно тень, пока офицер не закричал снова:

– Горе тому, кто посмеет приблизиться к полицейскому участку!

Дервиш словно от похмелья не мог поверить тому, что видит, и громким голосом, так, чтобы Ашур услышал его, воскликнул:

– Клянусь милосердием моего брата, с моего языка не слетело ни одного слова!

Фулла казалась воплощением красоты и скорби. Она несла привязанного к бёдрам Шамс Ад-Дина и узелок на плече. Глаза её покраснели от слёз…

56

Суд над Ашуром был возмутительным событием, глубоко запавшим в память. За ним наблюдала огромная толпа народа в переулке. Сердца всех трепетали. Впервые весь переулок любил Ашура. Тот стоял в клетке для подсудимых, сияя от гордости за тепло сердец, разливающееся вокруг него. Возможно, даже сами судьи восхищались его громадной фигурой и львиными чертами, проступающими на лице. Люди никогда не забудут его хриплого голоса, когда он говорил на суде:

– Я не вор. Я никого не ограбил, поверьте мне. Когда смерть витала в переулке и уничтожала его, я вернулся из уединения в пустыне, но переулок уже опустел. Я обнаружил дом без хозяина, разве не заслужил его тот единственный, кто чудом выжил?… Я не присваивал деньги себе, считая, что они принадлежат богу, и считая себя слугой его, тратящим их на нужды его рабов. Больше в переулке не было ни голодного, ни безработного. Мы ни в чём не нуждались. У нас есть питьевой источник, кормушка для животных и молельня. Почему вы арестовали меня, словно вора?!.. Почему вы наказываете меня?

Люди подтвердили его слова дружным «Амин». Даже сами судьи про себя улыбались всё это время. Его приговорили к одному году тюрьмы…

57

Фулла вернулась в свой подвал без единого гроша в кармане. Но нашла искреннюю заботу людей: ей приносили еду, воду, дрова. Жильё её благоухало от добрых слов. Раскрытие тайны Ашура ничуть не убавило ни любви, ни уважения людей к нему. Напротив, это, видимо, сделало из него фигуру ещё более героическую и великодушную, чем раньше.

Однако Фулла решила не жить за счёт щедрости благотворителей и работать самой на рынке в Даррасе подальше от посторонних глаз.

Однажды путь ей преградил Дервиш и грубо сказал:

– Моё сердце с тобой, мать Шамс Ад-Дина!

Она резко возразила:

– Ты радуешься нашему несчастью, как того и хотел, Дервиш!

Он запальчиво произнёс:

– Я не имею никакого отношения к тому, что произошло, и Махмуд Катаиф тому свидетель…

– Он пошёл у тебя на поводу и сделал так, как хотел ты…

– Да простит тебя Аллах!.. Какая мне польза от того, что твой муж в тюрьме?!

– Можешь не скрывать свою радость, Дервиш!

Он заискивающе сказал:

– Да простит тебя Аллах, давай прекратим ссору… И позволь дать тебе совет…

– Совет?

– Неправильно это, что ты в одиночку трудишься на рынке в Даррасе.

Она насмешливо спросила:

– У тебя есть работа получше?

– Работа под моим присмотром лучше, чем трудиться на рынке одной…

– В баре?

– Под защитой и в безопасности.

Она лишь закричала на него в ответ:

– Будь ты проклят в обоих мирах!

И ушла, не попрощавшись.

А вечером до неё дошли известия, что он сколотил собственную банду, чтобы назначить самого себя главой клана харафишей во всём переулке!

58

Когда она посетила Ашура и увидела его в тюремной робе, глаза её наполнились слезами. Шамс Ад-Дин же от радости подскочил вперёд, чтобы отец мог поцеловать его из-за решётки. Ашур спросил её, как она, и Фулла сказала:

– Я работаю на рынке, всё хорошо…

Он казался возмущённым и негодующим.

– Несправедливость намного хуже, чем тюрьма…

Он несколько раз повторил:

– Я не заслуживаю такого наказания…

Нотки протеста в его голосе усилились, когда он сказал:

– Среди здешних заключённых нет никого, кто сравнился бы с Дервишем по вероломству и злу…

Она насмешливо отметила:

– Разве ты не знаешь ещё: он предлагал мне работать у него!

– Негодяй. А что же шейх?

– Он относится ко мне с почтением.

– Ещё один подлец и настоящий вор…

– Я передаю тебе бессчётное количество приветствий от людей…

– Благословенные приветствия! Как же я жажду услышать песнопения.

– Ты скоро вновь их услышишь. А мечеть, поилка для животных и фонтан для питья стали напоминанием о тебе. Они навечно связаны с твоим именем!

– Они должны напоминать об истинном их хозяине, пресвят он…

Фулла вяло улыбнулась и сказала:

– Из плохих новостей у нас то, что Дервиш стал главой клана…

Ашур нахмурился и пробормотал:

– Это не принесёт ему пользы…

Фулла удивилась; ей показалось, что Ашур стал ещё более молодым и здоровым в тюрьме.

59

За всё то время, что Ашур провёл в тюрьме, люди не переставали думать о нём. Харафиши с нетерпением ждали его возвращения. Другие же принимали тысячи предосторожностей до наступления того дня. Дервиш защитил себя множеством подручных, щедро осыпав их деньгами, поступавшими за счёт отчислений, что выплачивали ему люди в обмен на его покровительство. Махмуд Катаиф только поощрял его, говоря:

– Множество берёт верх над индивидуумом, независимо от его силы.

Местная знать поддерживала его из страха перед любовью целого переулка к тому, кто пока отсутствовал, сходясь в том, что его нужно либо подчинить себе, либо злодейски расправиться с ним.

Времена года следовали друг за другом. В обители дервишей продолжались неясные песнопения, пока наконец не пришёл назначенный день.

Шейх переулка осмотрелся вокруг и сердито пробормотал:

– О Всемогущий Аллах!

Он увидел флажки, что развевались на крышах домов и под козырьками лавок. В переулке висели лампы, землю посыпали блестящим песком. Услышал также гремящие волны голосов, обменивающихся приветствиями. И заворчал снова:

– Это всё из-за того, что вор возвращается из тюрьмы домой!

Он увидел приближающегося Дервиша и спросил:

– Всё готово для приветствия короля?

Дервиш взволнованно зашептал:

– Неужели вы не знаете, что случилось?

И он рассказал ему историю про свою банду, про то, как все, кто были рядом с ним, вскочили и понеслись на площадь встречать возвращающегося Ашура, а с ним не осталось никого. Шейх побледнел и пробормотал:

– Подлецы!

И зашептал на ухо Дервишу:

– Нам придётся подумать снова о противостоянии…

Дервиш сказал, уходя:

– Он новый глава клана без всякой борьбы…

А с площади доносились звуки барабанов и дудок…

И сразу туда хлынули толпы мужчин, женщин и детей. Показалась шатающаяся повозка на колёсах, посреди которой восседал Ашур. Перед ним шла процессия, окружённая членами клана Дервиша.

Люди аплодировали, кричали приветствия и плясали. Из-за огромной толчеи народа повозка преодолела всё расстояние от входа в переулок до мечети за час.

Всё это веселье с плясками продолжалось до утра следующего дня.

Заключение

Ашур Ан-Наджи оказался главой клана без всякой борьбы. И как ожидали харафиши, его руководство принципиально отличалось от предшественников. Он вернулся к своему прежнему занятию и снова стал жить в старом подвале и заставил всех своих последователей самим зарабатывать себе на жизнь, полностью уничтожив всех вымогателей. Одни лишь богачи, да власть предержащие были обязаны платить ему за покровительство, – деньги, которые он тратил на бедных и немощных. Он взял верх над кланами соседних переулков, добавив нашему переулку ещё больше почтения, невиданного им прежде. Переулок был окружён благоговением со стороны внешнего мира, да и внутри поддерживал справедливость, достоинство и покой.

Ашур сидел ночью на площади у стены обители, читая нараспев напевы, и распростёр ладони: «О Аллах, сохрани мою силу и увеличь её, дабы я поставил её на службу добрых рабов твоих!»

Часть 2. Шамс Ад-Дин

1

Под нежной сенью справедливости, в уголках забвения скрывается много боли. Сердца расцветают от уверенности и наполняются нектаром тутовых деревьев. Счастье от напевов чувствует тот, кому не знаком их смысл. Но не скроется ли свет? Пока небеса ещё ясны.

2

Фулла впервые проснулась и не обнаружила спящего рядом Ашура. Её глаза, ещё тяжёлые ото сна, глядели встревоженно, а в груди всё сжалось. Она взмолилась богу о защите от нашёптываний неизвестности и предчувствий, обуревавших любящее сердце. Её сладкий, милый мир побледнел в пустоте. Где этот удивительный молодой человек, доживший до шестидесяти лет? Где этот энергичный силач с до сих пор угольно-чёрными волосами? Неужели им овладел сон, пока он как всегда сидел перед стеной обители?

Она позвала Шамс Ад-Дина, и тот недовольно открыл глаза. Его красивое лицо вопросительно посмотрело на неё, и она сказала:

– Твой отец так и не вернулся после своих ночных бдений.

Когда он наконец понял, о чём она говорит, скинул с себя покрывало и встал – стройный, высокий, – и тревожно пробормотал:

– Что с ним случилось?

Борясь с дурными мыслями, лезущими в голову, она сказала:

– Наверное, его сморил сон…

Его грациозность проявилась в полном блеске, пока она надевал джильбаб: миловидность, увенчанная невинностью ранней юности. Подойдя к двери, он спросил:

– Как ему могут нравиться ночные бдения до самого рассвета осенью?!

3

В воздухе носился влажный ветерок, ниточки дымки замирали в неизвестности, а в стенах домов разливался поток жизни. Он вскоре встретит своего отца, найдёт его растянувшимся во весь рост и спящим без одеяла. Отругает его – благодаря той вольности в общении, что была между ними.

Он пересёк арку, направляясь к площади перед обителью дервишей. Глаза его глядели перед собой в предвкушении их эпической встречи. Однако там было пусто. Молча и с досадой обвёл он взглядом окрестности: вот площадь, вот обитель, вот древняя стена, но нет никаких следов человека. На этом месте обычно всегда сидел его отец-гигант, но куда же он ушёл?

Он в гневе бросил взгляд на обитель дервишей: вечный свидетель, который никогда не давал показаний. И снова спросил себя: куда же он ушёл?!

4

Возможно, ответ он найдёт у Гассана или Дахшана – главных помощников Ашура. Однако и те восприняли с удивлением его вопрос и сказали, что он отправился на площадь незадолго до полуночи и пробыл там где-то час-два примерно. Шамс Ад-Дин спросил:

– Не было ли у него с кем-то назначенной встречи?

Однако они отрицали, что им известно что-либо помимо того, о чём уже упоминалось. После некоторых колебаний Шамс Ад-Дин направился к шейху переулка – Махмуду Катаифу с тем же вопросом. Но и он был весьма удивлён подобной новостью, и задумался, после чего сказал:

– Не волнуйся из-за исчезновения льва – значит, у него была на то причина. Он вернётся до утра.

5

Сила воли Фуллы изменила ей. Она взмолилась:

– Прибегаю к помощи твоей, о Господи, от страхов, что таятся в моём сердце!

Шамс Ад-Дин сидел с помощниками своего отца в кофейне, беседовал и ждал. Они посматривали то на арку, то на вход в переулок, откуда начиналась главная площадь. Осенние облака заволокли небо, серебрясь от скрываемого ими света. Наступил полдень, но от Ашура не было и следа. Мужчины разошлись по разным сторонам на поиски какого-нибудь доказательства или известия об Ашуре. Теперь уже весь переулок знал о случившемся, загоревшись этой новостью, что отвлекла их от работы и заработка.

6

Известие дошло до знати и торговцев, поразив их. Воздух их наполнился волшебством, словно чудо. Когда их сжимают в тиски и нет никакой надежды на побег, подавленные сердца наполняются верой в чудо. Если бы не страх перед ждущей их вскоре неудачей, они бы опустили занавески и в открытую злорадствовали и радовались бы. Что ещё спасёт их от власти тирана, его вечной юности и железной воли, кроме чуда? Так пусть он отсутствует вечно, пусть будет предана забвению легенда о нём, и всё изменится раз и навсегда!

Дервиш-торговец выпивкой – поспешил к шейху Махмуду Катаифу:

– Куда же он делся?

Шейх язвительно сказал:

– Мне-то откуда знать?

Дервиш покачал своей седой головой и пробормотал:

– Есть ещё просто возможность, которую мы не должны упускать из вида – его внезапная слабость к женщинам.

Шейх Махмуд Катаиф презрительно улыбнулся, но не сделал больше никаких комментариев. Дервиш продолжил:

– Я считал, что он останется здесь лет на сто!

Шейх пробормотал слова из Корана:

– Он творит то, о чём вы не знаете!

7

На город опустилась ночь, неожиданно пригнав с собой волны холода. От Ашура Ан-Наджи не было и следа. Мрак окутал кофейню, бар и курильни опиума. Ни его семья, ни кто-то из его подручных не могли уснуть. Фулла в отчаянии вздохнула:

– Как много людей, и как мало помощи!

Шамс Ад-Дин с грустью спросил:

– Может быть, мы что-то упустили или проявили небрежность в чём-то?

Мать позволила слёзам просто течь из глаз, и ответила:

– Моё сердце с самого начала отказывалось питать ложные надежды…

Он в гневе воскликнул:

– Я враг всех тех слабых сердец, которые во всём видят плохое. Мой отец не какая-нибудь игрушка, чтобы его похитили. И вовсе он не неопытный юнец, чтобы не предпринять меры предосторожности. Единственное, что меня беспокоит – это то, что уже поздно идти по горячим следам…

8

Утром следующего дня подручные Ашура собрались в кофейне; среди них были также Шамс Ад-Дин и Фулла. К ним присоединились Махмуд Катаиф, шейх переулка, и Хусейн Куфа, имам маленькой мечети. Всех охватило замешательство, а сердца переполнялись недобрым предчувствием. И хотя страхи владели ими, никто не отваживался откровенно рассказать о том. Дахшан сказал:

– Наш мастер никогда за эти двадцать лет не нарушал своих привычек.

Шейх Хусейн Куфа заметил:

– Тут какой-то секрет!

Гассан возразил:

– У него нет секретов от нас!

Фулла же добавила:

– И в первую очередь от меня!

Хусейн Куфа спросил:

– А не мог ли он присоединиться к дервишам в обители?

Тут сразу несколько голосов ответили:

– Вздор! Такое ему и в голову не придёт!

Слово взял Махмуд Катаиф:

– Сдаётся мне, что он появится так же внезапно, как и пропал…

Фулла плачущим голосом сказала:

– Безнадёжно…

Тут Дахшан закричал:

– Возможно, имело место предательство!

Сердца присутствующих затрепетали, а глаза рассекали искры, и он добавил:

– Даже львов предают!

Махмуд Катаиф воскликнул:

– Терпение, терпение, господа! В нашем переулке нет никого, кто бы мог желать зла добрейшему человеку, которого только носит земля…

– Есть те, кто ненавидит и те, кто предаёт!

– Остерегайтесь искушений и будьте терпеливы, Аллах – всему свидетель!

9

Дервиш как раз передавал калебасу одному пьяному посетителю, когда тот схватил его за руку и прошептал на ухо:

– Я слышал, как люди Ашура говорили, что его мог предать только ты, Дервиш…

Хозяин питейного заведения поспешно направился в лавку шейха Махмуда Катаифа и сообщил ему о том, что слышал, дрожа при этом от ужаса. Наконец шейху Махмуду стало не по себе от него и он резко сказал:

– Не веди себя как женщина!

– Но как же меня могут обвинять, если я и днём, и ночью не покидаю своего бара?!

Шейх переулка подумал какое-то время и сказал ему:

– Беги… Тебе не осталось ничего иного, как побег!

Дервиш Зайдан исчез внезапно, так что никто и не знал – сбежал он или его попросту убили. Никто о нём не спрашивал, а шейх Махмуд Катаиф делал вид, что ничего не знает. Вскоре его место занял Илайва Абу Расин, торговец опиумом и прочими наркотиками, а Дервиша будто и вовсе не существовало…

10

Шли дни, и никакого проблеска надежды. Медленно они шли, тяжело, меланхолично. Все сердца отчаялись уже увидеть снова Ашура Ан-Наджи, его гигантскую фигуру, что осаждала угнетателей и покровительствовала тем, кто сам зарабатывал себе на хлеб насущный, распространяя богобоязненность и веру.

Фулла носила траур; Шамс Ад-Дин безудержно плакал; помощники Ашура были погружены в скорбь и раздумья. Кто-то считал, что Дервиш предал его, когда тот сидел рядом с обителью и слушал песнопения, а потом убив, оттащил его тело на кладбище и там предал земле, захоронив в неизвестной могиле. Но были и те, кто упорно настаивал, что Ашур вернётся и посмеётся над их представлениями. Остальные же из-за сильной тоски по нему представляли, что это исчезновение – одно из тех чудес, что под силу святым угодникам.

Жестокая магия обычая вступила в силу, сделав своё дело: упростив и затолкнув его в поток нескончаемых событий, в пучине которого оно растворилось.

Однако время и не думало останавливаться, да и зачем это ему…

11

Следовало избрать нового главу клана в переулке до того, как развалится установленный в нём режим или его сомнут под своими ногами выжидающие в засаде банды из других кварталов. Выбор ограничивался Гассаном и Дахшаном как самыми сильными и близкими к Ашуру Ан-Наджи людьми. Шамс Ад-Дина в расчёт не брали в силу его молодости и хрупкого сложения. Каждый мужчина перешёл на сторону избранного им кандидата, и решили следовать обычаю, которому следовали всегда в подобных случаях: оба должны будут побороть друг друга в мамлюкской пустыне. Победителя же после этого коронуют главой клана переулка.

Эта новость дошла и до Фуллы: она увидела, как Шамс ад-Дин одевает свой джильбаб, чтобы увидеть предстоящий бой, и принялась лить слёзы, оплакивая свою участь. Юноша почувствовал раздражение и сказал:

– Наш переулок не может существовать без главы клана.

Она резко спросила:

– А разве он следует за чёрными кошками?

– Нет иного выхода, кроме как решения самого Господа.

– Клан вновь отойдёт вымогателям и тиранам, как когда-то.

Юноша горячо возразил ей:

– Не так-то легко отступить от наследия Ашура Ан-Наджи!

Она вздохнула и сказала, обращаясь скорее сама к себе, нежели к нему:

– Ещё вчера я была госпожой, несмотря на бедность, а с завтрашнего дня буду просто скорбящей вдовой, покинутой всеми. Я безнадёжно умоляю, мечтаю о потерянном рае, прячусь на торжествах и праздниках, боюсь темноты, остерегаюсь мужчин и избегаю женщин. Нет у меня друзей, кроме забвения и одиночества…

Он с укоризной пробормотал:

– Мама, но я же ещё не умер!

– Да продлит Аллах твою жизнь до тех пор, пока ты сам её не проклянёшь. Твой отец оставил тебя ещё юнцом, возницей повозки, без денег, без положения и без гигантского тела, которые бы гарантировало тебе лидерство над кланом…

Он мрачно заворчал:

– Я должен идти, до свидания.

Он оперся на старую толстую дубинку отца и ушёл.

12

Шамс Ад-Дин вырос в аскетичной обстановке и знал только тяжёлую упорную работу да простую жизнь без изысков. В памяти его ничего не осталось от того высокого дома Аль-Баннана. Ашур любовался его миловидным лицом, доставшимся ему от матери, и говорил, улыбаясь:

– Этот ребёнок не годится на роль главы клана…

Он отправил его в начальную кораническую школу, влив в сердце его сладчайшие напевы жизни, не пренебрегая и сильной стороной её: научил его ездить верхом, фехтованию палкой, борьбе, хотя никогда не задумывался о том, чтобы подготовить его себе на смену – лидером клана… Шамс Ад-Дин рос и всё лучше осознавал как сам себя, так и окружающий его мир. Он понимал, что у отца было неограниченное господство, но вскоре столкнулся с резким контрастом между «его величием» и жизнью в бедности и тяжком труде. Однажды, перед наступлением праздник, он сказал ему:

– Отец, мне хотелось бы надеть кафтан-абу и шапочку…

Ашур на это решительно возразил:

– Ты видел когда-нибудь, чтобы твой отец одевал что-то, кроме простой рубахи-джильбаба?

Фулла как и её сын, была раздражена такой жизнью, и однажды сказала Ашуру в присутствии Шамс Ад-Дина:

– Если бы ты взял себе некоторые отчисления, то вёл бы достойную и благородную жизнь, и никто не стал бы порицать тебя…

Ашур ответил ей:

– А ты должна воспитывать птенчика, чтобы облегчить нам жизнь дозволенным образом…

Затем он обратился к Шамс Ад-Дину:

– В этой жизни блеск и мишура по своей ценности не сравнимы с чистой совестью, любовью к тебе людей и слушанием песнопений!

Он обучил его водить повозку, на которой они работали вместе бок о бок, а когда возраст его приблизился к шестидесяти, отдал ему повозку, чтобы тот сам работал на ней большую часть времени. Шамс Ад-Дин восхищался отцом и почитал его, но в то же время страстно стремился к приятной жизни, и иногда поддерживал мечты своей прекрасной матери. Подталкиваемый этими подспудными желаниями, он чистосердечно принял «подарок к празднику» от владельца караван-сарая и бросился тут же покупать себе и абу, и шапочку, и даже сапоги, в которых гордо и вальяжно расхаживал на утро праздника. Но как только Ашур увидел его, он схватил его за шиворот и потащил в подвал, где отвесил такой удар, от которого у Шамс Ад-Дина закружилась голова, и закричал:

– Они незаметно подступятся ко мне через брешь – твою слабость, после того, как я показал им свою твёрдую волю…

И он заставил его вернуть всю одежду продавцу, а затем вернуть «подарок» владельцу караван-сарая. Шамс Ад-Дин понял, что перед гневом отца он бессилен, и устыдился за самого себя. Мать же оставила его без поддержки, не осмелившись ни защитить его, ни встать на его сторону…

Однако любовь – а не насилие – связывала Шамс Ад-Дина с отцом: он был его учеником, доверенным лицом и другом. Он пропитался его словами, примерами и набожностью, стремлением любоваться звёздами и слушать песнопения дервишей. Он гордо вёл свою повозку, подавляя тягу проявить слабость, что время от времени вспыхивала внутри.

Несмотря на бедность, их окружали любовь и почтение людей, куда бы они ни пошли. Но разве всё не течёт и не изменяется в этом мире? Если бы всё оставалось таким, как прежде!

Вот и мать его теперь смотрела на день грядущий глазами, полными тревоги.

13

В пустыне мамлюков, дикой и обширной, люди казались лишь пригоршней песка. То была земля беглецов, грабителей, убежище джиннов, пресмыкающихся и кладбище занесённых песком костей. Впереди ехал Гассан в окружении своих людей. Невдалеке перед ним стоял Дахшан, также среди своих приближённых. Глаза их пристально глядели друг на друга под лучами палящего солнца, встретившись в пламени адского песка… Окружающая их пустота глядела на них холодными, насмешливыми и жестокими очами, предвещая неудачнику вечную погибель. Шамс Ад-Дин тихо приблизился и выбрал себе место между обеими группами, объявив тем самым о своём нейтралитете, но вместе с тем и о готовности встать под знамёна победителя. Он приветственно поднял руку и громогласным хриплым голосом – единственным, что он унаследовал от Ашура, – сказал:

– Мир вам, люди нашего переулка.

Высохшие от упрямого предвкушения губы пробормотали в ответ ему:

– И тебе мир, сын доброго и великого человека.

Тут Шамс Ад-Дин вспомнил, что никто из обеих групп не стремился ни привлечь его к себе, ни заручиться благословением его матери… Да, на жестокой арене побоища некому обращать внимание на женщин и незрелых юношей…

Шаалан-одноглазый присоединился к Шамс Ад-Дину и встал рядом с ним. Вышедший в отставку прежний глава клана, он играл роль беспристрастного и надёжного арбитра. В подготовке к поединку он сказал:

– Начинается бой между Гассаном и Дахшаном. Пусть каждый из присутствующих помнит свой долг…

Он предупреждающе взмахнул рукой и продолжил:

– Пусть каждый займёт своё место и будет доволен исходом, ибо нарушение уговора будет означать гибель для всех…

Никто не промолвил ни слова. А пустыня по-прежнему глядела на них холодными, насмешливыми и жестокими очами. Под ясным лазоревым куполом неба закаркал ворон. Шаалан-одноглазый добавил:

– Право на стороне победителя. Все остальные же должны подчиниться, в том числе побеждённый.

Лбы, орошённые потом, уступили предопределению; никто и не думал протестовать. Шаалан повернулся к Гассану и спросил его:

– Ты обязуешься подчиняться, если победит другой?

Гассан ответил:

– Я даю слово, Аллах свидетель.

– А ты, Дахшан?

– И я тоже обязуюсь, Аллах свидетель.

Тогда Шаалан сказал:

– Одного прикосновения будет достаточно, чтобы определить победителя. Берегитесь, избегайте насилия, ибо оно повлечёт за собой лишь вражду. Круг раскрылся, оставив в центре только Гассана и Дахшана: два крепких тела наготове поигрывали дубинками как жонглёры. Гассан сделал рывок вперёд, и Дахшан набросился не него цепкой хваткой. Дубинки их сцепились, ведя друг с другом изящную, хитрую и сметливую беседу. Каждый из них боролся за прикосновение, напарывался на блокаду, парировал удар и ускользал. Натиск разгорелся, а вместе с ним и осторожность, и настойчивость. Солнце же благословляло бой своим палящим огнём.

Внезапным молниеносным выпадом Гассан лишил бдительности Дахшана и коснулся дубинкой его ключицы. Его сторонники закричали в возбуждённом энтузиазме:

– Гассан!.. Гассан!.. Да благословит его Аллах!

Дахшан ослабел, тяжело дыша и глотая слюну. Гассан протянул ему руку со словами:

– Ты мой брат.

Дахшан пожал его руку и пробормотал:

– А ты – глава клана.

Рты всех присутствующих в такт скандировали:

– Да благословит его Аллах… Да благословит его Аллах…

Счастливый Гассан грациозно повернулся вокруг себя и спросил:

– Есть ли кто-то, кто возразит?!

Опережая друг друга, глотки присутствующих спешили присягнуть ему на верность, а когда буря стихла, послышался голос:

– Я возражаю, Гассан.

14

Удивлённые взоры людей были прикованы к Шамс Ад-Дину. Он стоял в толпе – стройный, высокого роста, подняв своё прекрасное лицо с блестящей в солнечных лучах кожей. Гассан пробормотал:

– Ты, Шамс Ад-Дин?!

И тот твёрдо ответил ему:

– Да, Гассан.

– Ты и впрямь хочешь быть предводителем клана?

– Это мой долг и моя судьба…

Шаалан-одноглазый жалостливо сказал:

– Даже сам отец твой не готовил тебя к этому.

– Я многому научился и многое знаю из того, что не используют другие главы кланов.

– Одной только доброты недостаточно!

Шамс Ад-Дин очаровательными и грациозными движениями поиграл отцовской дубинкой, и Гассан закричал:

– Мне невмоготу причинять тебе вред!

– Давай дадим слово дубинкам!

– Но ты ещё мальчишка, Шамс Ад-Дин!

Но тот проявил настойчивость:

– Я мужчина, плоть от плоти мужчины.

Тогда Гассан поднял лицо к небу под полыхающим огнём и воскликнул:

– Прости меня, Ашур!

Никто из присутствующих не испытывал облегчения от такого поворота дела. Губы сомкнулись от негодования, а взгляд пустыни казался ещё холоднее, жёстче и язвительнее, чем прежде.

Шамс Ад-Дин первым начал бой, и завязалось сражение, и в первый же момент явилось чудо: дубинка его попала в ногу Гассана, пристав к ней. Гассан в недоумении поднялся. Многим почудилось, что он просто недооценил своего противника, и случилось то, что случилось. Битва едва только началась, и неужели вот так закончится? Гассан всё ещё в замешательстве готов был продолжать битву. Никто не вскрикнул. Шамс Ад-Дин протянул ему руку:

– Ты мой брат.

Гассан проигнорировал это. Гнев скользил меж бровей его. Шаалан-одноглазый сочувственно предупредил его:

– Дай ему руку, Гассан!

Гассан закричал:

– Это просто был удачный удар!

– Но сам Аллах захотел, чтобы победил он.

Гассан снова упрямо закричал:

– В бою на дубинках решающее значение имеет то, чтобы противники были равными по силе, а Шамс Ад-Дин ещё только молодой зелёный саженец, которого так легко сломать. Или вы хотите стать лакомым куском для любого переулка вокруг или игрушкой в руках какого-нибудь могущественного клана?!

Тут Шамс Ад-Дин поднял свою дубинку и сбросил одежду до набедренной повязки и в мерцающем воздухе встал всем своим стройным сияющим станом в ожидании. Гассан уверенно улыбнулся и сделал то же самое и сказал:

– Я защищу тебя от твоих собственных дурных побуждений.

Шаг за шагом они стали подходить всё ближе, пока не прижались друг к другу полностью, и каждый обвил руками противника. Оба напрягали все свои силы, всю мощь, всё упорство, пока не вздулись их мускулы и не проступили вены. Ноги утопали в песке. Огромная несокрушимая воля толкала их на то, чтобы выжать противника, выдавив из него всю жизнь до последней капли. Глаза в изумлении наблюдали за ними, ожидая, что сейчас прольётся кровь. Секунды следовали за секундами, расплавленные в горящих печах пустыни. Все затаили дыхание. Ни движения, ни звука. Брови Гассана поднялись, встретившись в угрюмом яростном взгляде. Казалось, что он бросает вызов невозможному, своей судьбе, или тонет и пытается спастись, или борется с неизвестностью, пусть даже словно помешанный. Он высвободил слепую ярость против ползущего отчаяния. Однако силы покинули его, несмотря на всё упорство, гордость и гнев. Он забился, захрипел, ноги его пошатнулись и немощно подкосились. Шамс Ад-Дин не щадил его, пока руки его не опустились, а ноги не рухнули на землю. Обливаясь потом, Шамс Ад-Дин стоял и с трудом переводил дыхание. Воцарилось молчаливое замешательство, пока к нему не подошёл Шаалан-одноглазый, неся его одежду: