Текст книги "Эпоха харафишей (ЛП)"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Зачем ей заверять его в том? У ребёнка пока нет какой-то определённой внешности, хотя говорила она самым невинным образом. Она полностью забыла о прошлом и погрузилась в любовь и наивность. А два его спутника – радость и печаль – вновь соперничали друг с другом. Однако он решил продолжить жить счастливо.

23

Для сохранения видимости в их флигель заглянули с визитом Руммана и Раифа, которые принесли в дар новорожденному Коран в позолоченной обложке. Руммана сказал ему:

– Пусть он растёт в славе и могуществе.

Раифа долго разглядывала младенца, и наконец сказала:

– Какой хорошенький!

Сердце Азизы сжалось, когда она увидела, каким взглядом смотрела Раифа на личико ребёнка. Курра же вёл себя естественным образом, как и любой восторженный отец, долго молясь богу о том, чтобы тот вдохновил его ребёнка на праведные дела, просветил его истиной, и не преграждал путь его любви обманчивым испытанием, чтобы его миновали соблазны и мрак, и чтобы он возвысился и стал таким же невинным и честным, как его мать Азиза, и чтобы он не бросал себя в ад по собственной воле.

24

Однажды ночью он укутал ребёнка и взял его с собой на площадь перед обителью дервишей. Вначале он приветствовал поток песнопений и молился, чтобы Аллах привил малютку к большому древу героизма и добра, чтобы в нём воплотились святые мечты вместо необузданных зловещих страстей. Мысли его понеслись по узкому проходу, где когда-то был оставлен Ашур в возрасте его сына. Словно облака, затмевающие свет луны, на него навалились тёмные мысли. Он вспомнил, что говорили его недруги об Ашуре и его происхождении. Его накрыла гнилостное уныние. Он решил прибегнуть к помощи песнопений, дабы омыть себя от разъедающего пота. Он бормотал: «Боже, дай мне сил».

И целиком погрузился в мелодии, что повторяли:

 
Нагд ха ра бовад айа ке айари гиранд
Та хамейе сумеэдаран пэй кари гиранд.
 

25

Когда он вышел из арки, возвращаясь домой, то услышал уже знакомый грубый голос:

– Кто это идёт?

Он узнал по голосу Вахида, главаря клана, и ответил, улыбаясь:

– Курра Самаха Ан-Наджи.

Главарь клана расхохотался. Обе тени стояли во мраке. Вахид спросил:

– Ты был на площади, как наши добрые предки?

– Нет, я носил ребёнка, вот он, передо мной…

– Поздравляю. Я и сам собирался навестить тебя завтра в твоей конторе.

– Почему бы тебе не прийти к нам домой?

– Ты же знаешь, я избегаю это место!

Курра мягко возразил:

– Это и твой дом тоже, а Аллах ведёт прямым путём кого пожелает.

Меняя тон, Вахид сказал:

– Я собирался с тобой поговорить о другом.

– Надеюсь, о чём-нибудь хорошем?

– О нашем брате Руммане…

Курра лишь вздохнул и замолчал, а Вахид продолжил:

– Он неразумно разбазаривает свои деньги. Я не читаю нотаций, но знаю, что так играть деньгами вправе только главарь клана.

– Знаю, он не прислушивается к наставлениям, это вызывает у него лишь гнев.

Вахид рассердился:

– Он сам себя убивает.

26

Казалось, Румману и Раифу связывало друг с другом нечто более сильное, чем добро и зло. Ни один из них не пренебрегал другим, какой бы конфликт не разгорелся между ними. Препирательствам не была конца, но и любви тоже. Агрессия перемешивалась с кокетством, крики – с любовными стонами, подозрения – с поцелуями. Она была уверена, что бесплоден он; он же догадывался, что это она не может иметь детей. Он был единственным её мужчиной. Ему и в голову не приходило жениться снова. Будучи пьяным, он говорил:

– Она – моя судьба!

27

После непродолжительной болезни скончался Ридван Бикр Ан-Наджи. Он настолько изолировал себя от остальных жителей переулка, что его напрочь забыли, а вспомнили только спустя несколько дней после кончины. Его наследство было единодушно поделено между Румманой и Куррой, которым досталась торговля зерном, а остаток разделили между собой его жена Унсийя и сестра Сафийя.

28

Руммана больше не мог удовлетвориться одной выпивкой и наркотиками, докатившись до азартных игр, чтобы развеять скуку и досаду. Курра всё терпел и терпел, пока наконец чаша его терпения не переполнилась, и сидя вместе с братом в директорском кабинете, он сказал ему:

– Ты играешь своими деньгами без всякого счёта.

Тот сухо ответил:

– Это мои деньги.

– Иногда ты даже вынужден занимать их у меня.

– А разве я не отдаю тебе долги?

– Но это наносит ущерб нашему совместному предприятию, и к тому же ты не прилагаешь никаких усилий ради него, – сказал Курра раздражённо.

Руммана пришёл в негодование от его слов:

– Но ты же не доверяешь мне!

Курра помолчал, а затем сказал:

– Для каждого из нас будет лучше, если мы разойдёмся и будем заниматься делами независимо друг от друга, прежде чем оба пойдём ко дну.

29

Узнав о ссоре, все члены семьи встревожились. Вахид же посетил Курру и откровенно сказал ему:

– Делай то, что считаешь полезнее.

Он также добавил:

– Твой сын растёт день ото дня.

О Руммане он высказался презрительным тоном:

– Руммана свинья, как и второй муж нашей матери.

Сафийя встретилась с Куррой и Румманой, внеся своё предложение:

– Пусть Курра будет руководить предприятием, а Руммана будет брать из прибыли свою долю, и делать с ней что захочет, он вполне свободен.

Руммана возразил ей:

– Я не ребёнок, тётя.

В глазах её появились слёзы:

– Репутация всех Ан-Наджи в ваших руках…

Курра печально заметил:

– В наших руках руководство всем кланом, но это ничего не значит. Наш отец пропадает где-то, не совершив никакого преступления, а мой брат то пропадает то в баре, то в курильне опиума, то отправляется играть в азартные игры…

Она взмолилась:

– Ты, ты наша надежда, Курра!

Он резко сказал:

– Вот поэтому и я хочу вести свою торговлю независимо.

30

Раифу охватил ужас от одной мысли о расставании, и она поведала о своих страхах Руммане. Тот сказал ей:

– А, так ты тоже не доверяешь мне?

Мягким, заискивающим тоном она ответила:

– Если бы ты искоренил свои вредные привычки, тебе было бы легко доверять.

– Я искореню их, если буду вынужден взять на себя ответственность.

– А ты правда знаком с этой работой?

Он вопросительно нахмурился, и она сказала:

– Тебе ведь понадобится время для тренировки, избегай упрямства и высокомерия. Решения всегда принимал твой брат, он же заключал сделки, он ездил в деловые поездки, всё – он. Ты же просто сидел и корпел за рабочим столом, и больше ничего.

Он запылал гневом:

– А что ещё можно поделать, если он решил исполнить своё намерение?

Зло принялось исполнять свой танец в её глазах, когда она сказала:

– Нужно воспрепятствовать ему любой ценой…

– Силой?

– Любой ценой. Знаешь ли ты, что означает – стать независимым сейчас? Обанкротиться в течение нескольких дней или недель. Один брат – знатный, другой – предводитель клана, а третий – нищий.

– И что делать?

– Начни обращаться с ним по-дружески, и одновременно с тем измени свой образ жизни. Поделись с ним работой. Затем уже мы обо всём будем думать.

Он мрачно умолк, а она добавила:

– Ты понесёшь тяжёлые потери. Что у тебя останется, если ваш разрыв произойдёт прямо сейчас? Помни об этом, а также и о том, что…

Она ненадолго замолчала, а потом сказала:

– Помни о том, что нет ничего невозможного.

31

Курра готовился отправиться в срочную деловую поездку. Руммана предложил ему отложить пока идею о разделении, пока тот не вернётся, и непривычно мягким тоном сказал:

– Возможно, когда ты вернёшься, то обнаружишь, что я стал совершенно иным.

32

Ночью между Куррой и Азизой зашёл разговор на эту тему. Азиза не разделяла его чувств, и сказала:

– Он не заслуживает доверия.

Но Курра возразил:

– Напротив. Однако время сейчас не позволяет проводить разделение нашего бизнеса…

– Ладно, пусть так. Однако не колебайся. Он не любит тебя. Вместе со своей женой они хотят твоей погибели.

Она наблюдала за Азизом, который играл с белой кошкой. Выражение глаз её смягчилось; она сказала:

– Тебе сами небеса преподнесли новый подарок.

Он с нежностью и радостью поглядел на её живот. Азиза указала на ребёнка и пробормотала:

– Твоя семья передаст ему бразды правления кланом…

Он улыбнулся:

– Таково семейство Ан-Наджи.

– А я верю в то, что у добрых дел есть много путей.

– А как же Ашур?

– Опять этот Ашур!.. Ты разделяешь их мечты?

– Я воспитаю его так же, как меня самого воспитывал покойный Хидр, а потом пусть он будет тем, кем захочет.

– Какое было бы облегчение для всех, если бы вы все просто попытались забыть, что вы – потомство Ашура Ан-Наджи.

– Мы в любом случае останемся его потомством.

Он долго смотрел на Азиза, а потом добавил:

– Когда же я смогу посадить его за свой стол в кабинете директора?

33

Кучер занял своё место в повозке-двуколке. Курра остановился попрощаться с Вахидом, Румманой, шейхом Исмаилом Аль-Кальюби – имамом местной мечети, и Мухаммадом Тавакулем – шейхом переулка, и остальными. Мухаммад Таваккуль взял Румману за руку и спросил того многозначительным тоном:

– Мастер, а кто займёт его место, пока он находится в поездке, если каждый из вас будет вести свой бизнес по-отдельности?

Курра сделал вид, что не заметил этого вопроса, продолжая свой разговор с шейхом Исмаилом. В этот момент мимо прошла Дийя, как всегда со своим кадилом и глазами, полными слёз. Её вид больше не вызывал раздражения ни у кого из членов семейста Ан-Наджи, и Вахид сказал:

– Старуха благословляет твою поездку.

Курра пожал руку одному за другим и сел в двуколку, а Руммана сказал:

– Счастливого пути и счастливого возвращения.

Зазвенел колокольчик на двуколке, и она тронулась в путь в направлении площади…

34

Обычно деловая поездка длилась неделю. Прошло неделя, но Курра так и не вернулся. Вечером домочадцы обменялись своими соображениями на этот счёт, и Руммана сказал:

– Должно быть, он отсутствует по каким-то своим причинам.

Унсийя пробормотала:

– Нельзя рассчитать время поездки вплоть до часов и минут.

Сафийя добавила:

– Однажды он вернулся на два дня позже, чем обещал.

Азиза же промолчала…

35

Вслед за первым днём прошёл и второй. Успокоительные слова повторились вновь. Азиза сказала себе:

– До чего отвратительна тревога. От неё никуда не деться…

36

По утрам двуколка отправлялась в порт Булака, а вечерами возвращалась пустая. Азиза страдала от бессонницы до самого утра…

37

Весь переулок начал спрашивать об отсутствии Курры. Азиза позвала Вахида и спросила у него:

– А как думаете вы, мастер Вахид?

Главарь клана ответил:

– Я решил сам предпринять поездку.

38

Вахида не было три дня, а вечером, на исходе четвёртого, он вернулся. Сердце Азизы, едва она увидела выражение его лица, упало. Она воскликнула:

– Ты привёз недобрую весть.

Вахид мрачно сказал:

– Его агенты утверждают, что он так и не добрался до них.

Побледнев, Азиза спросила:

– Что это означает?

Пряча своё беспокойство, Унсийя ответила:

– Сердце подсказывает мне, что он цел и невредим.

– А моё сердце этого не подсказывает, – вставила Азиза.

Руммана сказал:

– Не поддавайся пессимизму.

Азиза взорвалась:

– В вашей семье больше пропавших, чем тех, кто присутствует.

– Да не подтвердятся эти мрачные подозрения, Иншалла, – сказала Унсийя.

– Амин, – пробормотала Раифа.

Тут Азиза завопила:

– Что же мне делать, если я – всего-лишь беспомощная женщина?

Вахид ответил ей:

– Я предпринял пока только первый шаг, но будут ещё и другие шаги…

Унсийя сказала:

– У него нет врагов.

– Это правда, но ведь и в дороге поджидают опасности, – отреагировал Руммана.

Азиза лишь громко вздохнула, а Вахид сказал:

– Я сделаю даже невозможное…

39

Неделя шла за неделей. Дни сменяли друг друга, и на это никто не обращал внимания. Люди были поглощены солнцем, луной, днём, ночью, пропитанием, уверившись в том, что мастер Курра больше уже никогда не возвратится в их переулок.

40

Азиза настойчиво боролась с забвением и равнодушием. Отсутствие Курры было катастрофой, что повторялась в её сердце каждое утро. Она разрывалась на части от грусти и гнева, отказываясь поверить, что законы бытия могут в одно мгновение смениться. От столь сильных переживаний она слегла в постель на неделю. Призвав к себе Вахида, она сказала ему:

– Я не стану молчать, не успокоюсь, пусть даже на это уйдёт вся жизнь…

Вахид ответил:

– Вы не понимаете мою боль, госпожа Азиза. Это настоящий позор – то, что случилось с родным братом главаря клана…

– Я не буду молчать и не успокоюсь!

– Для моих людей нет более приоритетной задачи, чем поиски и расследования. Я также обратился за помощью к друзьям из других кланов.

Он немного помедлил, а потом сказал:

– Я даже был у своей матери в Булаке. Она ослепла, но ходила вместе со мной к главарю булакского клана, так что теперь весь мир бросился на поиски Курры.

41

С другой стороны, её отец, Исмаил Аль-Баннан, наведался к начальнику полицейского участка, и тот пообещал ему оказать любую возможную помощь. Он принялся утешать свою дочь, выражать ей всяческое участие, однако она сказала ему:

– Моё сердце словно знает тайну…

Прочитав её мысли, отец встревоженно сказал:

– Смотри, будь осторожна, подозревая не в чём не повинных людей…

– Не в чём не повинных!

– Послушай меня, прикуси лучше свой язык.

– У нас нет иных врагов, кроме этих двоих.

– Грабители с большой дороги – вот враги любого человека.

– У нас нет иных врагов, кроме этих двоих.

– У тебя нет докательств, кроме твоих извечных подозрений.

Она продолжала настаивать:

– Я не сдамся и не успокоюсь, даже если на это уйдёт вся моя жизнь…

42

Она ворвалась во флигель дома, где обитала старуха Дийя – то, что никто ещё не осмеливался сделать до неё, – и застала её сидящей на тюфяке по-турецки и разглядывающей узор на ковре. Азиза бросилась к ней, однако та не заметила и не почувствовала её присутствия. Азиза прошептала:

– Старая Дийя, а что ты думаешь?

Однако звук её голоса не раскрыл ворот в зачарованный мир Дийи, и тогда она разгорячённо попросила её:

– Скажи мне хоть что-то, старая Дийя!

Однако Дийя не слышала, не чувствовала и не отвечала ей.

Азиза ощутила, что борется с неизвестностью, бросая вызов недостижимому…

43

Так она и жила в своём флигеле почти в полной изоляции, одна с Азизом. Даже еду ей приносили туда. Руммана и Раифа навестили её. Их грусть по отсутствующему Курре была явно наигранной. Раифа сказала ей:

– Эта самоизоляция лишь удвоила твоё горе.

Избегая взгляда в их сторону, Азиза сказала:

– Я не в том состоянии, чтобы общаться с кем-то.

Руммана пробормотал:

– Мы твои ближайшие родственники.

Она ответила ему с досадой:

– Печаль – всё равно что заразная болезнь, требующая изоляции.

Руммана возразил ей:

– Общение с людьми может излечить её. Ты должна знать, что я не прекратил ещё поиски.

Она настойчиво сказала:

– Да, мы должны выяснить, кто же убийца.

Раифа тут же воскликнула:

– Мне не верится, что его убили.

Азиза гордо боролась со слезами, наворачивающимися ей на глаза. Ей были неприятные их добрые слова. Эта встреча не принесла ничего хорошего. Она продолжала поддерживать контакты с Вахидом и отцом, и не позволяла отчаянию подобраться близко к её силе воли. Проходили дни, а мастер Курра растаял в небытии.

44

Тайну исчезновение Курры истолковали в переулке как результат нападения на него грабителей. Но так говорили лишь публично, когда о том заходила речь. Но люди в баре и в курильнях опиума шептались о том, что подозрение прежде всего лежит на Руммане, это он расправился с братом, прежде чем тот успел разделить предприятие и сделать его банкротом. И вот теперь он сидит один в директорском кабинете у себя в конторе и свободно распоряжается своими деньгами и деньгами своего племянника-сироты. Он завязал с дебошем и азартными играми, дабы о нём не говорили, что он самовольно тратит капитал сироты, и делал тысячу расчётов, дабы не вызвать подозрение Вахида, главаря клана.

Но даже несмотря на это, гигантское состояние постепенно таяло, а сделки сократились, что Руммана оправдывал своими не слишком глубокими познаниями и малым коммерческим талантом. Он сказал своему брату Вахиду:

– Я не в силах сделать лучше, чем есть, так что я буду только рад, если ты придёшь работать со мной, если хочешь…

Однако Вахид холодно ответил ему:

– Тебе известно, что у меня нет опыта в подобных делах.

45

Азиза не обращала особого внимания на то, какие перемены, причём не в лучшую сторону, происходили с магазином зерна. Она мечтала о том дне, когда Азиз займёт в нём место отца, станет независимым от дяди и вернёт былую славу магазину. Ради этого она посвятила себя воспитанию Азиза: послала его в кораническую школу в малом возрасте, а также снабжала его специальными знаниями по счетоводству и ведению торговых сделок, не забывая рассказывать ему о его предках из рода Аль-Баннанов. А преданность Курре подвигла её пересказывать ему легенды о героизме семейства Ан-Наджи, ставя их в пример, как и всех его легендарных предков. Сознательно, а иногда и бессознательно она вселила в него осторожность, когда он имел дело с дядей и тётей, а необходимость избегать их общества наполнила его сердце враждой, такой же, что горела между его отцом и дядей, внушив подозрение относительно таинственного исчезновения отца…

Курру позабыли. Он был жив лишь в сердце Азизы, да в некоторой степени в представлении Азиза. У неё была мечта, которую ей приятно было лелеять – бродить по миру в поисках его, и однажды наткнуться на него или хотя бы непосредственно выяснить, кто его убийца, и тогда отомстить за него, чтобы пошатнувшееся равновесие справедливости вновь вернулось на своё извечное место, а в сердце её поселилась безмятежность.

46

Не успел ещё Азиз достичь и десяти лет, как Азиза попросила его попробовать себя на деле – в магазине его отца. Руммана быстро дал своё согласие и сказал:

– Добро пожаловать, Азиз, сын моего дорогого брата…

Вскоре скончался Исмаил Аль-Баннан, её отец, и она унаследовала его немалое состояние. Она решила сохранить его, чтобы передать этот капитал Азизу, когда он станет самостоятельным в делах и отделится от дяди.

А вслед за её отцом, года через полтора, умерла и Унсийя, и дом опустел без любимых ею людей. Остались лишь Руммана с Раифой, да Дийя, если её вообще можно было принимать в расчёт. Старуха больше не могла продолжать свои ежедневные пешие прогулки по переулку, и стала полностью изолированной в своём флигеле. Каждый вечер теперь она вешала своё ароматное кадило, цепляя его за деревянную решётку на балконе-машрабийе. Даже слёзы больше не приходили ей на помощь.

47

Всякий раз, как у Румманы находилось свободное время, он посвящал его созерцанию.

Азиз сидел в директорском кабинете на месте своего отца. Он делал свои первые твёрдые шаги, говорившие об уравновешенности его ума. Несомненно, он приближался к подростковому возрасту. Это был прелестный мальчик, наполненный жизненной энергией, высокий, стройный, с приятными чертами, с тревогой и задумчивостью, иногда блестевшими в его глазах. Если между ними и имелось дружеское обхождение, искренней привязанности, тем не менее, не было. За вежливыми словами и приятными улыбками скрывалось отвращение. Обманчивая сладостная горечь месяца апреля. Он был наполнен ядовитым дыханием своей матери. Однажды он станет его врагом. Иногда он даже представлял его своим сыном! И не мог избавиться от этого представления, несмотря на то, что лицо мальчика было смесью лиц Курры и Азизы. Да какой толк от этого? Ведь назидательный урок не в крови, а в духе. Он же сын его брата, а это значит, он его враг, и он не может любить его, что бы ему ни казалось. Скорее всего, он не был его сыном. А если бы мальчик знал, что на уме у дяди, он бы ещё сильнее ненавидел его. Дядя спросил его как-то:

– Азиз, почему ты весь ушёл в себя?

Мальчик в замешательстве уставился на него, словно не понимал его слов, и дядя спросил:

– Где твои друзья?… Почему ты не общаешься с ними на улице?

Мальчик пробормотал:

– Я иногда приглашаю их домой.

– Этого не достаточно.

Руммана засмеялся и сказал:

– Я ни разу не слышал, чтобы ты назвал меня дядей.

Азиз смутился, а Руммана добавил:

– Я ведь твой дядя, а также твой друг.

Азиз улыбнулся и ответил:

– Конечно же.

Он ловким образом успокоил свою тревогу: сказал себе, что ему следует попытаться водить мальчика с собой на всякие мужские собрания, дабы вытащить того из его защитной оболочки и похитить из цепкой хватки матери…

Он поглядел на свою кассовую книгу, но вскоре фантазия его разгорелась при виде неукротимых мощных образов: он увидел Азиза в предсмертной агонии… вследствие несчастного случая или болезни…

48

Он раскрыл Раифе свои опасения. Она сказала ему:

– Я давно уже предупреждала тебя, что эта змея что-то готовит.

Он раздражённо ответил:

– Мне не нужны были твои предупреждения!

– А тебе не нужен тот, кто укажет тебе, как нужно действовать?

До чего же часто повторялись между ними такие ссоры! Сам дьявол смотрел её прекрасными глазами.

Он сердито сказал ей:

– Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сложить.

Она насмешливо ответила:

– Так давай подождём, что будет дальше.

– Он уже начал обсуждать со мной деловые вопросы, так что есть надежда.

– Ты представляешь, что сможешь выхватить его из объятий матери, что вся исходит гневом?

– Ему до сих пор неизвестно, что в этом мире есть веселье и радость.

– Змея глубоко засела в нём.

Он мрачно вздохнул. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь нашёптыванием зловещих идей. Из переулка доносились крики мальчишек. За ними последовал стук по деревянным створкам балкона-машрабийи, и Раифа пробормотала:

– Вновь дождь.

Он забавлялся тем, что рассматривал головешки в печке, тыкая их концом железного прута.

– Как же холодно!

Отрывая его от дум, она вдруг сказала:

– Есть одна мечта…

– Какая?

– Нет ничего невозможного в том, чтобы его увлёк пример предков – Ан-Наджи.

– Азиза?!

– Ну да. Он такой же мечтатель, как и твой отец-изгнанник.

Он в замешательстве уставился на неё: боялся он её в той же мере, сколь и восхищался ею. Однако вяло ответил:

– Он не доверяет мне.

– Но его можно направить, так что он и знать не будет о той руке, что направляет его.

Сделав глубокий вдох, она сказала:

– А затем можно предупредить Вахида в своё время.

К чему всё это? Иногда он испытывал досаду. Однако ему было приятно тешить себя зловещими и кровавыми мечтами.

49

Он взял с собой мальчика на мужское собрание под предлогом желания представить того своим работникам, и Азиз не мог возражать. Трубку от кальяна начали передавать друг другу по кругу, но мальчика к ней ни разу не подозвали. Дядя сказал ему:

– Это необходимость на подобных мужских собраниях, однако ты должен избегать этого – тебе такое не годится.

Азиз познакомился со многими людьми. Он был счастлив, что они помнят его отца, питая к нему искреннюю любовь и приятные воспоминания о нём.

Один за другим они заявляли:

– Мы не знали другого такого же надёжного и аккуратного человека.

– Нравственность была у него на первом месте, а торговые дела – на втором.

– В торговле он был таким же лидером, как и его дед – в клане.

– Как жаль ушедшей эпохи Ан-Наджи и их предков!

– Однажды появится тот, кто вернёт их на престол.

Эти фразы повторялись постоянно на каждом заседании. По пути домой Руммана говорил ему:

– Эти люди не перестают мечтать.

И при этом добавлял:

– Если бы не твой дядя Вахид, нас бы ценили в этом переулке…

Однажды Азиз сказал:

– Но дядя Вахид не такой же, как Ашур.

– Никто не похож на Ашура. Эпоха чудес прошла. Нам достаточно и того, что клан снова вернулся к семейству Ан-Наджи…

Ему хотелось бы проникнуть в его нутро. Во время собраний он тайком поглядывал на мальчика и замечал, что грудь того раздувается от воодушевления, сверкавшего и в глазах.

50

Однажды вечером Азиза заявила сыну:

– Вот и пришёл тот самый день.

Он понял, на что она намекает, однако выжидал. Она сказала:

– Теперь ты можешь самостоятельно заниматься делами, ведь ты уже не маленький. Будь независимым в торговле. У меня есть деньги, которые гарантируют тебе такой же успех, какой был у твоего отца.

Он согласно кивнул головой, однако не ощущал при этом никакого энтузиазма, который она ожидала от него.

– Удались от врага своего отца, с него достаточно тех твоих денег, что он и так награбил.

– На этом и договоримся!

– Но по тебе не заметишь требуемого воодушевления.

– Воодушевления у меня хватит, я ведь так долго ждал этого дня…

– Ты займёшься этим сразу же?

– Да…

– Но тебя что-то беспокоит: я уже не раз замечала это. Возможно, это просто следствие усталости на работе?

– Да, это так.

Она с сомнением сказала:

– Ну нет, Азиз, я могу прочитать по твоим глазам, что тут что-то другое…

Он засмеялся и сказал:

– Не делай из мухи слона.

Его секрет заслуживал того, чтобы его хранили ото всех – и от неё, и от дяди Вахида. Ему была хорошо известна как её позиция в этом отношении, так и её чувства. Однако она с тревогой сказала:

– Не скрывай от меня ничего, Азиз. Мы окружены врагами, и ты должен сообщать мне обо всём…

Притворяясь весёлым, он ответил ей:

– Я сделаю то, о чём мы договорились. Всё же остальное – не более чем наваждение…

С ещё большей тревогой она спросила:

– Какое такое наваждение?! Сколько же этих убийственных наваждений!

Он вздрогнул под действием её проницательности, внушённой материнским инстинктом вкупе с любовью и страхом, и уклончиво пробормотал:

– Ничего.

Она запальчиво воскликнула:

– Не своди меня с ума! Твоя мать вечно в печали. Ей пришлось снести такое, что не всякая верная жена может снести. Ты – единственная её надежда спустя годы терпения. Пробуди её от долгого кошмара – ей предопределено жить в этой атмосфере зловещих козней. Яд всегда будут преподносить нам исключительно под маской сладостей. Тебе нет необходимости опасаться явной враждебности. Страшиться следует лишь мягких улыбок, добрых слов, целительных снадобий и нескончаемых личин искренности и добродетели.

Он пробормотал, извиваясь под её натиском:

– Я же не глупец!

– Но ты невинен, а невинные часто становятся добычей негодяев.

Слова выскользнули у него изо рта прежде, чем он сам осознал это:

– Он не имеет к этому никакого отношения.

– Руммана?!

– Да.

– Расскажи мне об этом.

Её опечалило это.

– Неужели мои сердце и дух стали чужими, и я ничего не знаю о таких важных вещах, за исключением тех фрагментов, что случайно попадаются мне по пути?

– Я не умалчиваю и не намерен скрывать от тебя что-то, но мне известно о твоих опасениях.

– Будь со мной откровенен. Моё сердце вот-вот остановится…

Он поднялся и принялся мерить шагами комнату, затем остановился перед ней и задался таким вопросом:

– Разве я не вправе думать о величии и славе?

На неё набросились ужасные мысли:

– А какие будут последствия, Азиз? Вот что имеет значение. Твой дед Самаха когда-то уже мечтал о славе, и где он теперь? Изгнанник, нищий, никому ничего не известго о нём. Поведай-ка мне о своих идеях обретения славы, Азиз.

Он принялся рассказывать ей тоном исповеди о своих встречах с сотрудниками, а она слушала его с бледным лицом, которое под конец приобрело смертельно-восковой оттенок. Дрожащим голосом она сказала:

– Но ведь это явное подстрекательство против твоего дяди Вахида…

– Я не глупец!

– Я вижу, что этот заговор – дело рук твоего дяди Румманы.

Он перебил её:

– Но он не сказал ни слова, и к тому же он всегда был на стороне дяди Вахида, он постоянно предостерегает меня…

– Не верь им. Они повторяют то, чем он забивает им голову. Ты уже поделился с ними откровениями по поводу своих идей о славе?

Он искренним тоном заявил ей:

– Нет, я же не дурак. Я сказал им, что не предам дядю Вахида.

– Это хорошо. А своему дяде ты сказал нечто иное?

– Нет, притворился, что склонен к тому, чтобы согласиться с ним.

Она глубоко вздохнула; глаза её при этом наполнились слезами, и она сказала:

– Хвала Аллаху.

Затем добавила, но на этот раз сердито:

– Они дали мне верёвку. Всё, что от тебя требуется сделать – это полностью отдаться работе. Отделись от врага своего отца, нет – от его убийцы – и работай. А мне дали верёвку…

51

То была тишина, предвещающая бурю. Взгляд Азиза не сулил ничего хорошего. С тех пор, как он приблизился к совершеннолетию, его дядя ждал, что тот нанесёт ему жестокий удар. Ему не удалось завоевать его доверия: Азиз только обменивался с ним любезностями и продолжал идти всё время вперёд, как бы дядя ни заискивал перед ним. И вот теперь он был готов к мести.

И вот однажды утром он заговорил с ним:

– Дядя!

Он впервые так назвал его, и Руммана понял, что такое начало не предвещает ничего хорошего.

– Что, племянник?

Он сказал с отвратительным спокойствием, напоминавшим Руммане настроение его брата Курры, которое иногда бывало у того:

– Я считаю, что мне нужно вести свои торговые дела независимо.

И хотя Руммана ждал этого, – и ждал уже давно, – однако сердце его в груди ёкнуло, и он спросил, запинаясь:

– Правда?! Конечно, ты и так свободен, но для чего это тебе? Зачем истощать нашу силу?

– Моя мать хочет стать моим партнёром.

– Это возможно, но при сохранении существующего положения…

– Как вам известно, мой отец хотел того же.

– Он как-то говорил об этом, однако не был настроен, иначе ничто бы не остановило его…

Азиз холодным тоном заявил:

– Его остановило то странное исчезновение.

Сердце Румманы сжалось, однако он не притворился, что не заметил этот удар, и ответил:

– Он мог отложить ту поездку, и делать всё, что захочет.

И добавил с явным раздражением:

– Не верь всему, что говорят…

Но юноша проявил на этот раз бо́льшую дерзость, чем раньше:

– Я верю в то, что заслуживает этой веры…

Руммана пришёл в отчаяние:

– Повторяю, – ты свободен. Однако это вредно для нас обоих.

– Лично для меня – нет.

Он встретил и второй удар, но весь горел от скрытой злобы и сказал себе: «Если он и впрямь мой сын, как я мог приучить его к этой язвительной, мучительной роли, которую он играет? Как мне сдержать того дьявола, который гарцует в его чёрном сердце, и жаждет мести?» Вслух он сказал:

– Недостойно тебя так говорить. Не подумаешь ли немного сначала?

Мягко, как только мог, Азиз ответил:

– Это уже решённое дело.

Дядя отчаянно спросил:

– Даже если бы я попросил тебя отказаться от этой затеи?

– Мне очень жаль, но я не могу выполнить вашу просьбу.

– Наверное, это из-за твоей матери?

– Она хочет стать моим партнёром, как я уже говорил…

– Это недопонимание, которое порождает неприязнь, основанную на иллюзиях.

Азиз немного помедлил, и сказал:

– Это не иллюзии. Счета не убедительны, а партнёрство с вами мне не выгодно.

– Начиная с этого момента ты будешь полноправным партнёром…

Азиз с досадой пробормотал:

– Это бесполезно, господин.

В порыве гнева он воскликнул:

– Это всё ненависть, это всё чёрная злоба, это всё проклятие, что преследует род Ан-Наджи…

52

Руммана вернулся домой к Раифе сломленным и вскоре всё ей рассказал, добавив: