Текст книги "Эпоха харафишей (ЛП)"
Автор книги: Нагиб Махфуз
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)
– Кипятите воду из колодцев и бурдюков прежде, чем использовать её… Пейте лимонный и луковый сок…
Снова воцарилась тишина. Тень смерти витала над головами, пока кто-то не спросил:
– И это всё?
Дядюшка Хамиду тоном, подводящим итог, промолвил:
– Поминайте Господа бога своего и довольствуйтесь его решением…
Люди вернулись в дома и лавки в угрюмом настроении, а харафиши рассеялись по развалинам, обмениваясь саркастическими шутками. А похоронные процессии не прекращались ни на час…
32
Тревога выгнала его на площадь прямо посреди ночи. Зима уже куталась в свой наряд последними складками. Дул живительный мягкий ветерок, а звёзды скрывались за облаками. Во мраке ночи из дервишской обители доносились песнопения – так же ясно, как и всегда, и ни одной скорбной ноты, что разливалась бы среди них. Разве вам не известно, господа, что случилось с нами? Нет ли у вас лекарства для нас? Разве до ваших ушей не доносятся вопли потерявших своё дитя матерей? Разве вы не видели похоронные процессии совсем рядом с вашими стенами?
Ашур уставился на силуэт ворот, на их арочные контуры, и так настойчиво, что голова его закружилась. Они росли, росли всё выше, пока не скрылись в облаках. Что же это такое, о Боже? Они медленно шевелились, не покидая своего места, шатались, готовые обрушиться в любой момент. Он уловил странный запах, не лишённый земных примесей, получавший от звёзд их суровые указания. Ашур испытывал страх впервые в жизни. Поднялся, весь дрожа, и прошёл к арке, говоря себе, что это не что иное, как сама смерть. Бродя по дороге домой, он грустно спрашивал себя: «Почему ты так боишься смерти, Ашур?!»
33
Он зажёг лампу и увидел, что Фулла спит. Шамс Ад-Дина не было видно, одни лишь его волосы выглядывали из-под покрывала. Её красота уступила силе сна; рот был полуоткрыт, но не улыбался. Платок соскочил, и из-под него струились пряди волос. Страх его постучал в ворота дремлющего желания. Он заторопился на зов, подобный язычкам пламени внутри. Обезумев от вожделения, он бросился вперёд, словно за ним шли по пятам, беспрестанно шепча её имя, пока она не открыла глаза. Смотрела на него, не узнавая, и наконец, осознала, кто стоит перед ней. Поняв всё по тому, как он стоит и глядит на неё, рельефно растянулась под покрывалом и зевнула. Улыбнулась и спросила:
– Что это напало на тебя ночью?
Однако из-за сильного возбуждения он не ответил. Его широкая грудь наполнилась строгостью и грустью.
34
Он проспал два часа. Посреди переулка он увидел шейха Афру Зайдана и ринулся к нему, подстёгиваемый нетерпением. Но когда он каждый раз приближался к нему на один шаг, тот отступал от него на два. Таким образом они пересекли переулок и кладбище в направлении пустоши и холмов. Ашур звал шейха, но голос застрял у него в горле. И он проснулся в крайне подавленном состоянии.
Он сказал себе, что у этого сна должна быть какая-то причина, и надолго задумался. Когда же утренний свет залил окно, решение было принято. Он встал, радостный своему решению, и разбудил Фуллу. Шамс Ад-Дин заплакал. Она сменила ему пелёнку и сунула влажную грудь ему в ротик, затем с укоризной уставилась на мужа.
Он нежно погладил её по волосам и сказал:
– Мне приснился необычный сон…
Она запротестовала:
– Я не выспалась…
Неожиданно серьёзным тоном он сказал:
– Мы должны покинуть этот переулок без промедления.
Она недоверчиво поглядела на него, и он повторил:
– Без промедления.
Она нахмурилась и спросила:
– А что тебе приснилось?
– Своего отца Афру; он указывал мне путь.
– А куда?
– На пустошь, на холмы.
– Ты бредишь, несомненно.
– Вчера я видел смерть и почувствовал её запах…
– А разве можно противиться смерти, Ашур?
Смущённо опустив голову, он ответил:
– У смерти есть свои права, и на противостояние ей тоже есть право.
– Но ты же убегаешь от неё…
– Побег тоже своего рода противостояние!
– И как мы будем жить там, на пустоши?
– Заработок – в руках у человека, а не там, где он живёт.
Она тяжело вздохнула:
– Люди будут смеяться твоему невежеству!
– Высохли источники смеха…
Она разрыдалась, а он тревожно спросил:
– Ты бросаешь меня, Фулла?
Она ответила в рыданиях:
– У меня нет никого, кроме тебя, я последую за тобой.
35
Ашур собрался со своей первой семьёй у них дома – с Зейнаб, Хасбуллой, Ризкуллой и Хибатуллой – и раскрыл им свой сон и принятое им решение. Затем сказал:
– Не мешкайте, время дорого.
Все они были в замешательстве, на лицах их читался явный отказ. Зейнаб насмешливо спросила:
– Это и есть новый способ избежать смерти?
Хасбулла сказал:
– Мы зарабатываем здесь, у нас нет другого места работы.
Ашур гневно ответил ему:
– Зато у нас есть руки, телега и осёл.
Хибатулла спросил:
– А разве там, на пустоши, смерти нет, отец?
Ещё больше разгневавшись, Ашур сказал:
– Мы должны сделать всё, что в наших силах, чтобы доказать моему благодетелю нашу благодарность за его благословение.
Зейнаб закричала:
– Эта девица совсем вышибла из тебя ум!
Он поглядел в лицо каждому и спросил:
– Так что вы скажите?
Хасбулла ответил ему:
– Извини, отец, но мы остаёмся здесь, и да будет на всё воля Аллаха…
Погрузившись в глубокую печаль, Ашур оставил их…
36
Шейх Хамиду поднял голову от стола, увидев возвышающегося перед ним словно гора Ашура:
– Чего тебе нужно, Ашур?
Но не дав ему ответить, сказал:
– Твой сын Хасбулла рассказал мне, на что ты решился. Ей-богу, что-то странное у тебя на уме!
Тут Ашур заговорил с поразительным спокойствием:
– Я пришёл, чтобы вы призывали людей последовать моему примеру, достойнее будет, чтобы они слушали именно вас.
Шейх закричал на него:
– Ты сбредил, Ашур?! Кому лучше знать – тебе или властям?
– Однако…
Но тот резко оборвал его:
– Смотри, не сбей с пути тех, кто зарабатывает себе на пропитание, и не распространяй анархию!
– Я видел смерть и сон.
– Это и есть безумие, смерть невидима, а источник половины всех снов – сам Иблис!
– Я добрый человек, шейх Хамиду…
– А разве ты однажды не ходил в бар, чтобы спасти своих сыновей от той женщины, а затем влюбился в неё и предпочёл взять себе?
Ашур гневно ответил:
– Я спас её от зла, и к тому же я не говорю, что сам безгрешен…
Шейх закричал:
– Делай сам что хочешь, но не соблазняй никого, иначе я сообщу о тебе в полицию…
37
Ашур уехал на рассвете. Тележка его проехала в сторону арки, как во время похорон. На вибрируешей поверхности её расположилась Фулла, прижимающая к груди Шамс Ад-Дина, а перед ней лежал свёрток, переполненный до отказа вещами, а за ней – упаковки с арахисом, глиняные кувшины с маринованными лимонами и оливками и мешки с нарезанным кусками сушёным хлебом. Когда повозка достигла площади перед обителью дервишей, их встретили песнопения последней четверти ночи:
Ашур с грустью слушал их, а затем помолился от всего сердца за свой родной переулок. Они проехали через длинную аллею, далее путь их пролегал среди могил – едва успевали зарыть одну, как тут же выкапывали вторую, – и наконец закончился на пустоши. Ашура окутывал прохладный лёгкий ветерок, такой живительный и дружелюбный. Тем не менее он сказал:
– Запахни покрепче покрывало вокруг себя и ребёнка.
Она посетовала:
– Нет ни одного живого существа…
– Зато есть Аллах.
– Где мы остановимся?
– У подножия гор.
– Мы сможем выдержать этот климат?
– Там даже лучше, чем на холмах, и есть ещё пещеры…
– А как же бандиты?
Он шутливо сказал:
– Пусть приблизятся те, кому на роду написано погибнуть. Когда повозка приблизилась к месту назначения, начало темнеть. Мрак растворялся в розовой прозрачной воде, а между небом и землёй открывались иные миры. От них исходили странные смешивающиеся цвета, пока наконец горизонт не окрасился в чистый горделивый красный цвет, исчезающий в ясной синеве небесного купола. Сквозь него пробивались первые лучи, омытые росой. Гора выглядела настоящей громадиной, невозмутимой и стойкой. Ничто не волновало её. Ашур воскликнул:
– Аллах велик!
И поглядел на Фуллу, приободрив:
– Путь окончен!
А затем добавил, смеясь:
– Нет, путь только начался!
38
На пустоши Ашур провёл с семьёй почти шесть месяцев. Он покидал пещеру только затем, чтобы принести воды из питьевого источника в Даррасе, или купить травы ослу, или предметы первой необходимости на те немногие средства, которые у них были. Фулла предложила продать свои золотые серьги, однако он отказался, скрыв от неё причину своего отказа: она вышла за него замуж, уже имея эти серьги, купленные на грязные деньги.
В первые дни их жизнь казалась развлечением, авантюрой, экскурсией. В тени своего гиганта-мужа она не испытывала страха, но очень скоро жизнь стала пустой, скучной и невыносимой. Что же это такое? Неужели мы пришли сюда, чтобы считать время по его следующим ползком друг за другом секундам прямо над нашими шкурами? Разве мы пришли сюда, чтобы считать песчинки в пустыне или ночные звёзды?
Фулла сказала Ашуру:
– Даже рай невыносим без людей вокруг и без работы…
Он не был против, однако сказал:
– Запасёмся терпением…
Он много времени проводил в молитвах, вспоминал о своей семье, оставшейся там, о людях из его родного квартала, пока однажды не сказал жене:
– Никогда я не любил людей так, как сейчас…
Днём он спал, а ночь напролёт – бодрствовал. Долго думал, пока наконец не испытал странное ощущение – что вскоре увидит тени и услышит голоса.
Он стал товарищем звёздам и рассвету, говоря себя, что теперь он близок богу, ничто его не отделяет от него, и ему неизвестно, почему жители переулка сдались перед смертью, почему признают бессилие человека. Разве признание бессилия не есть неверие в Творца? Он завязал безмолвный бесконечный разговор со своим прошлым, с шейхом Афрой, Сакиной, Ан-Натури, Зейнаб, и тёплый разговор с сыновьями: Хасбуллой, Ризкуллой и Хибатуллой. Хасбуллу он постоянно выбирал своим другом; какая потеря! В Ризкулле не было ничего хорошего, хотя он был умён, а Хибатулла был настолько привязан к матери, что это было просто недостойно. Несмотря на это, он признавал, что они лучше большинства их сверстников, и долго молился за них и их мать. Его родной переулок представлялся ему драгоценным камнем, застрявшим в тине и грязи. Сейчас он любил его со всеми его недостатками! Но во время постоянных молитв одна мысль не отпускала его: что человек заслуживает всех страданий, что выпадают на его долю. Знатные люди, харафиши, Дервиш – все они вертятся вокруг искривлённой оси, желая познать истину, достичь эту коварную, тяжёлую правду. И вот Аллах наказывает всех их, словно они стали ему невыносимы. Несмотря на это, рассвет всё так же хмелеет в своём розоватом блаженстве. А Ашур ещё немного, и услышит голоса, увидит тени. Он вот-вот родится заново.
39
Однажды представился шанс, чтобы наполнить сердце Фуллы верой. Она была молодой, красивой женщиной, но нерелигиозной, не знавшей ни Аллаха, ни пророков, ни воздаяния за добро, ни возмездия за зло. В этом вселяющем страх мире её хранили любовь и материнство. Ну что ж, хорошо, он приложит все усилия, чтобы обучить её. Если бы не её уверенность в нём, она не поверила бы ни единому его слову. Она с большим трудом сумела выучить наизусть несколько сур из Корана для молитвы. Посреди молитвы на неё напал смех. Тем не менее, она прочла молитву, дабы не вызывать у него гнева и стараясь угодить ему. Она невинно спросила его:
– Почему Бог позволил смерти уничтожать людей?
Он яростно ответил:
– Да кто знает! Возможно, нужно, чтобы им преподали урок!
– Не гневайся, подобно Аллаху…
– Когда ты будешь придерживать свой язык?
– Замечательно, но почему он сотворил нас с таким количеством зла?
Ашур ударил ладонью по песку и спросил:
– Кто я такой, чтобы ответить тебе за него, Всемогущего?
Затем сказал с надеждой:
– Мы просто должны просто верить в него, служить ему всеми нашими силами.
Она отказалась продолжать этот разговор, и жалующимся тоном воскликнула:
– Дни проходят, а одиночество так тяжело, оно даже страшнее смерти…
Он молча отвёл от неё глаза в сторону. Её слова предвещали бунт. Оставит ли она его, сбежав и забрав с собой Шамс Ад-Дина?.. И что тогда останется в его жизни?
Шамс Ад-Дин был счастлив. Он ползал по песку, сидел и играл с мелкими камешками, хорошо спал и не знал скуки, рос на ветру и солнце, в изобилии питался материнским молоком. Осёл тоже был счастлив. Он ел, много отдыхал, отгонял мух хвостом, бродя по своему королевству, вооружившись бесконечным терпением. Ашур глядел на него с симпатией и признательностью: тот был его другом и товарищем, источником его пропитания, между ними существовала крепкая любовь.
40
Прошло время. Они приблизились к краю пропасти. Однажды после своего возвращения из Даррасы он сказал ей:
– Говорят, что уже принимают меры, чтобы обуздать эпидемию.
Фулла захлопала в ладоши и воскликнула:
– Давай немедленно вернёмся.
Он твёрдо ответил:
– Нет, мы подождём, я должен убедиться в том…
41
В последнюю четверть ночи повозка пересекла дорогу среди могил, возвращаясь обратно. Под звёздами сердца их переполнялись счастьем, разрываясь в надежде на спасение. Когда повозка свернула в переулок, навстречу ей полетели песнопения, от которых из глаз потекли слёзы. В них говорилось, что всё будет как и было издревле.
Вот и их переулок, погружённый в сон: и люди, и животные, и предметы; странный как в спячке, так и в бодром состоянии. Долго ещё он будет забавлять его. Сердце Ашура замерло близ дома Зейнаб, однако ему было жаль беспокоить их сейчас. Своё смущение он решил отложить часа на два. В сердцах их стремительным потоком билось желание облобызать родные стены, землю, щёки близких. Они плясали от ликования. Нет, смерть не прикончила жизнь, иначе бы она сначала покончила с ним. Но было вместе с тем у него некое чувство раскаяния и стыда.
Наконец они очутились в своей комнате. В ноздри забил запах пыли и смрада. Фулла поспешила открыть окно:
– А как тебя примут люди, Ашур?
Словно бросая кому-то мнимый вызов, он ответил:
– Каждый поступает по своей вере.
42
Он присел на корточки под ставнями окна, терпеливо ожидая, когда скроются остатки ночной тьмы. И вот уже первые лучи склоняются над стенами зданий, выделяются их черты, как черты лица старого знакомого. Кто же придёт первым?… Может быть, то будет молочник или слуга в доме у знати? Он поприветствует его, нарушив тишину, приняв любую насмешку в свой адрес. Свет уже вовсю проник в переулок, но даже продавец варёных бобов ещё не открыл свою лавку.
Ашур развернулся и пробормотал:
– Похоже на то, что постановления правительства как-то изменили привычки нашего переулка…
Он надел на ноги свои шлёпанцы и сказал Фулле:
– Я пойду навещу детей…
43
Он отправился по пустой дороге среди закрытых окон и дверей в подвал к Зейнаб. Толкнул дверь, она открылась, и оказался в пустой комнате, источавшей запах грусти. Кровать была в привычном виде, но покрыта слоем пыли. На единственном диване лежали какие-то ветхие тряпки, деревянная скамья перевёрнута, а под кроватью скопились кастрюли, тарелки, даже кухонная плита и наполовину заполненная корзина с углём, сундук с накидкой, джильбабом, расчёской, зеркалом и полотенцем…
– Они уехали? Почему тогда оставили свою одежду?
Напрасно он старался отогнать беду или принять её постепенно, словно по глотку. Ладонью ударил себя по лбу, вздохнул и разразился рыданиями. Сказал, что узнает об этом от других, а надежду терять пока рано.
Пошатываясь, он вышел наружу…
44
Он пустился по переулку и дошёл до самого его начала у площади. Как пусто и тихо! Ни одного открытого дома или окна. Он медленно продвигался вперёд в каком-то замешательстве. Бар был закрыт, дома, конторы, кофейня – нигде не было даже лёгкого шороха. Ни кошки, ни собаки, никаких запахов жизни, запылённые дома тонули в таком же тлене.
Солнце напрасно посылало свои лучи, а осенний ветер напрасно вяло дул. Хриплым плачущим голосом Ашур воскликнул:
– Эй… кто-нибудь!.. Эй, народ божий!
Но никто ему не ответил. Ни одно окно не раскрылось. Ни одна голова не высунулась из своей норки. Не было ничего, кроме упрямого отчаянного молчания, бросающего вызов ужаса и сильной обиды.
Он прошёл через арку в направлении площади, и перед ним предстала обитель – такая же, как и всегда. На него глядели листья тутового дерева, и он заметил сочащийся из них подобно крови нектар. Песнопения стихли, укрывшись под мантией безразличия. Он долго смотрел на них, заливаясь слезами; скорбь вырывала с корнем его сердце.
Громоподобным голосом он воскликнул:
– Эй, дервиши!
Ему показалось, что ветви деревьев закачались от его голоса, однако никто не ответил. Он принялся снова безудержно кричать, но снова напрасно. Он хохотал, словно безумец, вопрошая:
– Кто слушает ваши песнопения сегодня? Неужели вы ничего не знаете?!
45
Вытирая слёзы, он сказал Фулле:
– В переулке нет ни одной живой души.
По её покрасневшим глазам он понял, что она уже догадалась каким-то способом о случившейся беде. Она рыдала:
– Из одной пустоши в другую, Ашур…
Он вздохнул в ответ, и она предложила:
– Давай отправимся в любое другое место, где есть люди.
Он лишь молча и изумлённо глядел на неё, и тогда она резко спросила:
– Неужели мы останемся на этом кладбище?
Он вяло промямлил:
– Мы поедем на нашей повозке, в доме мы не останемся. Но другого убежища у нас нет.
Она воскликнула:
– Этот дом в пустом переулке?!
Он в гневе выкрикнул:
– Он не останется пустым навечно!
46
Ничто не длится вечно – ни грусть, ни радость. Ашур снова стал возницей на своей повозке. Он брал с собой Фуллу и Шамс Ад-Дина днём и даже частично ночью. Они нашли убежище в подвале под сенью этого титана.
Ашур понял, что о переулке забыли в пучине обязанностей, наложенных правительством из-за распространения холеры во всех кварталах. Никто не знал о его существовании в этом пустынном уголке, однако люди придут однажды и сюда, обязательно придут. Они придут отовсюду и вдохнут новую жизнь и тепло в эту землю. Всякий раз, как рано утром он выходил из дома и шёл к своей повозке, взгляд его был устремлён на дом Баннана. Его очаровывал его пурпурный купол, его торжественная громада и скрытые тайны. Что же осталось там внутри?… Нет ли в семействе Баннана того, кто придёт и захочет забрать это себе?
Им овладел соблазн, вдохнувший в него завораживающие мечты, точно так же, как и раньше он стремился узнать тайны обители. Но только дом Баннана был ближе, и не было ни одной живой души в переулке. От осуществления мечты его отделял всего лишь один шаг, одно движение без всякой опасности!
47
Он пренебрежительно пожал своими широкими плечами и толкнул дверь. Та поддалась. Мозаика на стенах была покрыта пылью, как и мраморный пол в гостиной. Пыль царила везде. Он стоял в вестибюле в ошеломлении. Это же словно целая площадь, Ашур! Такой высокий потолок, что его не достанут головой даже джинны, а посередине его – люстра – точь в точь как купол дворца султана Аль-Гури, а по углам висят светильники. По краям стоят диваны, покрытые узорчатыми коврами. На стенах также висят роскошные занавески и позолоченные рамки с аятами из Корана. Он услышал, как его зовёт Фулла, и поспешил к ней. Она в замешательстве поглядела на него и спросила:
– Что ты делал?
Он стыдливо ответил:
– Осуществил одно неотложное желание.
– Ты не боишься, что хозяин узнает?
– Хозяина нет.
Она колебалась, раздираемая страстями, затем указала на повозку и сказала:
– Мы опоздали…
Он с ещё большим смущением сказал:
– Я зову тебя просто посмотреть, Фулла…
Они провели день, переходя из комнаты в комнату, надолго остановившись в ванной и кухне, пробуя сидеть на диванах, креслах и кушетках. Из красивых глаз Фуллы било ключом настоящее безумие. Она сказала:
– Давай проведём здесь ночь.
Однако Ашур промолчал: он чувствовал сейчас себя слабее, чем прежде.
– Мы вымоемся в той чудесной ванне, наденем новую одежду, и поспим на этой постели, всего одну ночь, а потом вернёмся в свою повозку…
48
Однако то было не на одну ночь…
Они выходили из дома утром, а с наступлением ночи незаметно возвращались. Днём они проводили время на своей повозке, разъезжая из одного квартала в другой и питаясь варёными чечевицей, бобами и таамийей, а по вечерам горделиво наряжались в хлопок и шёлк, отдыхали в гостиной и на диванах, спали на мягкой постели, к которой вела коротенькая лестница из эбенового дерева. Фулла пощупала ладонью занавески, подушки и ковры, и воскликнула:
– Наша жизнь была просто кошмаром!
По ночам из решетчатого балкона переулок виделся им тёмным, и силуэты призраков тонули в этом кошмаре. Ашур с сожалением пробормотал:
– Умам трудно постигнуть божественную мудрость!
На что Фулла вызывающе ответила:
– Однако он дарит свой удел тому, кому захочет…
Ашур улыбнулся, спрашивая сам себя: до каких пор будет длиться этот сон? Однако она думала о других вещах. Она сказала:
– Погляди на все эти сокровища вокруг нас. Несомненно, они должны много стоить. Почему бы нам не продать некоторые из них, чтобы питаться сообразно нашей жизни тут?
Он с опаской сказал:
– Но это всё принадлежит другим.
– Ты же видишь, что владельца нет. Это наш удел от Аллаха…
Ашур некоторое время размышлял. Им овладело искушение, подобно тому, как сон овладевает изнурённым человеком. Он решил найти выход из кризиса, и стал руководствоваться новой мудростью:
– Чужие деньги запретны, если они тратятся не на то, что дозволено Аллахом.
Стремясь к спору, она сказала:
– Это подарок нам, Ашур. Мы всего-то хотим есть…
Он стал в замешательстве мерить гостиную из конца в конец, бормоча:
– Эти деньги дозволены, пока мы тратим их на то, что дозволено…
49
По прошествии времени всё стало легче, и Ашур с семьёй поселился в доме Аль-Баннана теперь уже навсегда. Своего осла он оставил пастись на заднем дворе, а повозка была упрятана в подвал. Ашур важно расхаживал по дому как представитель знати в чалме, закрученной винтом, просторной накидке-абе и тростью с золотой рукояткой. В этом благополучии Фулла вся преобразилась, раскрывшись в своей красоте как самая прекрасная дама их переулка. Шамс Ад-Дин же мочился на ширазские ковры, стоящие до нескольких сотен фунтов. По кухне распространилось тепло, витали запахи различных видов мясных кушаний.
Постепенно жизнь незаметно вернулась в переулок. Пришли харафиши и укрылись в развалившихся лачугах. Каждый день новая семья заселяла один из домов. Лавки стали открывать свои двери. Переулок снова задышал жизнью, погода стала теплее, послышались голоса, появились собаки и кошки, а петух снова стал кукарекать на рассвете. Пустыми оставались лишь дома богачей.
Ашур был известен как единственный представитель знати во всём переулке. К нему обращались с почтением, искренне говоря:
– Повелитель переулка.
Распространились слухи, что он – единственный, кто спасся от холеры в переулке, и потому его называли Ашур Ан-Наджи[4]4
Ан-Наджи по-арабски означает «Спасшийся», «Уцелевший».
[Закрыть]. Все воодушевлённо хвалили его, видя в нём доброго, хорошего и симпатичного человека. Сам же он был защитником бедноты, раздавал им милостыню, и не только: покупал им ослов, предоставляя работу тем, у кого её не было, или приобретал для тех, кто хотел работать, корзины, садовые ножницы, ручные тележки, пока в переулке не осталось ни одного безработного, за исключением немощных стариков да умалишённых.
На самом-то деле они не знали прежде никого, кто был бы настолько богатым, поэтому возвели его в ранг святых, и говорили, что именно поэтому Аллах выделил его среди других и спас.
Ашур успокоился, и совесть его тоже. Он принялся осуществлять свои мечты, так соблазнявшие его когда-то: привёл рабочих для очистки переулка и площади. Они избавили пространство от груд скопившейся грязи и мусора. Помимо этого, он соорудил поилку для животных, фонтан для прохожих и небольшую мечеть – все те черты, что запечатлелись в его сознании, подобно обители дервишей, арке, кладбищу и старой стене, благодаря которым переулок стал жемчужиной всего квартала.
50
Однажды до его ушей донеслись странные звуки – они исходили со стороны бара! Ашур как раз направлялся в мечеть святого Хусейна, и остановился, увидев, как рабочие ремонтируют это место и возвращают его к жизни. Он наклонился над дверным проёмом и громко спросил:
– За чей счёт вы трудитесь?
Из тёмного угла справа донёсся голос:
– За мой счёт, повелитель переулка!
Из темноты появился Дервиш и предстал перед ним. На Ашура напала внезапная дрожь, смешанная с порывом гнева. Он воскликнул:
– Ты жив, Дервиш!
С благодарностью склонив голову, тот ответил:
– Благодаря тебе, повелитель переулка!
Видя, что Ашуру требуется пояснение, он сказал тоном, не лишённым сарказма:
– Я поступил так, как ты мудро подсказал мне – отправился в пустыню и находился всё это время не так далеко от тебя…
Ашур решил проявить необходимую твёрдость и противостоять ему:
– Я не разрешаю открывать здесь бар!
– Ты повелитель переулка и единственный знатный человек тут, однако не закон и не клан!
Ашур сердито спросил:
– Почему бы тебе не отправиться в какой-нибудь другой переулок?
– Здесь моя родина, ваше благородие…
Они обменялись долгим взглядом, после чего Дервиш продолжил:
– Более того, я ожидаю, что и меня коснётся твоё универсальное милосердие!
Неужели у него в планах было убить его? Ашур задрожал от гнева и потащил его за руку наружу, после чего сказал:
– Возможно, я не смогу закрыть твой бар, однако не поддамся ни на какую угрозу!
– Разве ты не помогаешь любому нуждающемуся?
– Я помогаю тем, кто творит добро, а не зло…
Тот многозначительным тоном сказал:
– Ты волен распоряжаться деньгами как тебе угодно, повелитель переулка.
Он особо подчеркнул это «тебе угодно», на что Ашур лишь равнодушно пожал плечами и сказал:
– У тебя может возникнуть дурная мысль разоблачить меня и выдать мой секрет людям. Это возможно, Дервиш, но знаешь ли, каковы будут последствия этого?
– Ты угрожаешь мне, Ашур?
– Я разотру тебя в порошок, клянусь головой святого Хусейна, так, что твою голову не смогут отличить от ног.
– Ты грозишься убить меня?
– Ты ведь знаешь, я способен на это.
– И это всё ради того, чтобы присвоить себе чужие деньги?
– Я хозяин этих денег, пока трачу их на то, что приносит людям пользу…
Они ещё раз обменялись долгим взглядом. По глазам Дервиша было видно малодушие. Он мягко сказал:
– Я всего-то хочу, чтобы ты меня снабдил так же, как других…
– Ни гроша таким, как ты…
Воцарилось молчание, после чего Ашур вновь спросил:
– Ну, что скажешь?!
Дервиш с сожалением пробормотал:
– Да будет так! Несмотря на то, что мы братья, но жить будем отныне как чужие!
51
Фулла очень тревожно восприняла эту новость, так что её милое лицо мучительно нахмурилось. Она стала умолять Ашура:
– Поменяй свою тактику с ним, дай ему то, чего он так жаждет, устрани от нас подальше призрак вероломства.
Ашур угрюмо спросил:
– Разве воздух пустыни не очистил тебя от этой слабости?
Она замахала на него шалью из дамасского шёлка и сказала:
– Я этого-то и боюсь.
Он разгорячённо покачал головой. Она сказала:
– Мы уже не в той безопасности, как раньше, Ашур…
Ашур равнодушно заметил:
– Он и впрямь злодей, однако трус…
52
После бурной, холодной ночи солнце вновь засияло. Вот заново открывает свои двери лавка шейха переулка. Нового шейха звали Махмуд Катаиф. Люди поняли, что правительство начало оправляться от натиска смерти и назначать новых людей на место тех служащих, что умерли. Многие считали это событие хорошим признаком, однако в доме Ашура реакция была иной. Сердце его сжалось, терзаемое подозрениями, а Фулла была в ужасе. Она прижимала к груди Шамс Ад-Дина и бормотала:
– Ничего хорошего…
Ашур с беспокойством задавался вопросом:
– То, что прошло, прошло, разве не так?
– Но ты же разделяешь мои опасения, Ашур?
– Что плохого я сделал?.. Мы нашли деньги без хозяина и потратили их с пользой для людей.
– Разве не предвещает зло одно только лицо того человека?
Ашур рассердился и закричал:
– Давай уж лучше верить в истинного хозяина всех этих денег – в Аллаха, обладателя величия!
Фулла укачивала Шамс Ад-Дина на руках:
– Всё, чего я хочу – чтобы река щедрых благ текла до тех пор, пока в ней не сможет плавать этот ребёнок.
53
Ашур решил безотлагательно противостоять брошенному ему вызову и по пути зашёл к новому шейху, чтобы поприветствовать его. Тот тепло принял его:
– Добро пожаловать повелителю переулка и нашему защитнику!
В груди Ашура разлилась радость:
– Добро пожаловать и шейху нашего переулка!
Тут шейх заметил:
– Знаете ли, мастер, я как раз собирался зайти посетить вас.
Сердце Ашура затрепетало. Он сказал:
– В любое время всегда пожалуйста.
– Мне нужно узнать ваше мнение как единственного выжившего и самого достойного из всех о том, как был уничтожен этот переулок.
54
Таким образом Махмуд Катаиф очутился в доме Ашура. Они вдвоём сидели на диване в вестибюле, тогда как Фулла спряталась за полуоткрытой дверью. Они пригубили кофе и обменялись любезностями, пока наконец шейх не сказал:
– Мне нужно мнение человека, которого все считают своим благодетелем.
Ашур вяло ответил:
– К вашим услугам, шейх нашего переулка.
Шейх немного поколебался, затем продолжил:
– Недавно была создана комиссия для инвентарной проверки домов богачей, среди которых есть и ваш дом…
– Да помилует Аллах умерших…
– Нам стало известно, что дома были разграблены…
– Но в переулке же не осталось ни одной живой души!
– Это было выявлено инвентаризацией.
Ашур пришёл в бешенство:
– Это очень странно! Я прошу Аллаха только, чтобы деньги попали в руки тем, кто этого заслуживает!
– Кто этого заслуживает?
– Я имею в виду бедняков в нашем переулке.
Махмуд Катаиф улыбнулся и сказал:
– Это теория, однако у правительства есть иная теория на этот счёт…
– Какая же теория у правительства?
– Эти дома считаются собственностью казначейства и будут выставлены на продажу на аукционе.
Ашур пристально поглядел на него и резко спросил:
– А как же насчёт грабежей?
Шейх лишь пожал плечами:
– Комиссия решила закрыть на это глаза во избежание обвинения невиновных!
Ашур сообразил, что сами члены комиссии и занимались грабежами, но несмотря на чувство омерзения, что он испытывал, большая часть его уверенности вернулась к нему, и он в шутку сказал:
– Возможно, что комиссия применяет мою теорию, шейх!
Шейх переулка с жалостью произнёс:
– Остаётся только одна проблема…
Ашур вопросительно посмотрел на него, всё ещё пребывая в полной уверенности, что он в безопасности.
– Комиссия желает изучить документы, доказывающие вашу собственность на этот дом. Таким образом, она выполнит свою задачу…
Его безопасность одним вероломным ударом была разрушена. Глаза его бросили мимолётный взгляд за дверь, где находилась Фулла. Он спросил:
