Текст книги "Тьма века сего (СИ)"

Автор книги: Надежда Попова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 53 страниц)

– Как-то слишком сложно, – возразил Хагнер с сомнением. – И что оригиналу от майстера Гессе нужно?

– Возможно, ничего. Возможно, все это просто… реакция на раздражитель. Без какой-то цели и мысли, без плана, оно просто реагирует на его присутствие. Как росянка на муху.

– Что-то мне не нравится такая аналогия, – заметил Курт, и стриг мельком улыбнулся:

– Согласен, несколько неудачно. Просто первое, что пришло в голову… Наверное, ближе будет сравнение с Пределом; согласись, похоже. Вот только причинять вред Древо тебе явно не собирается, да и никому не собирается, оно просто делает то, для чего существует – показывает пути, раскидывает ветви, создает реальности… Точнее, реальности создают люди, обитающие в миллионах его миров. И вот одна из реальностей – это реальность, создаваемая тобой, и мы оба имеем к ней непосредственное отношение, и нас друг с другом тоже связываешь ты – та реальность, которую ты творишь. Макс тот, кто он есть, потому что когда-то ты дал ему выбор, я – тоже, потому что когда-то ты не дал мне сделать выбор неправильный, мы – часть твоей реальности, ты – часть нашей, без тебя она была бы иной, и мы были бы иными.

«Волк жался к какому-то частоколу, угрожающе рыча, наступая громадными лапами в лужи крови рядом с чьим-то растерзанным телом, и такие же знакомые фигуры зондеров вскидывали наизготовку арбалеты»…

– Не думаю, что я такой уж важный элемент вашего выбора, парни, – хмыкнул Курт нарочито беспечно, и Мартин серьезно возразил:

– Напрасно. Без твоего участия в моей и его реальности – мы сейчас попросту не были бы здесь.

Хагнер многозначительно кашлянул, и когда взгляды обратились к нему, неловко произнес:

– Коли уж у нас тут пошли в ход такие версии… А если бы были? То есть, я хочу сказать – если Древо такое… ветвистое, что в нем существует множество миров, сильно друг на друга похожих, но отличных в каких-то мелочах – а откуда мы знаем, что сейчас встретились все те же мы? Что все мы трое – не с разных ветвей? Просто отличия наших реальностей пока не выяснили, потому что общаемся меньше часу.

– Любопытная версия, – не сразу отозвался Мартин. – Но даже если так – это значило бы, что существует целых три ветви, три мира, в которых есть Косса, которому нужно помешать. А значит, надо просто продолжать делать то, зачем мы пришли, чтобы это сумели сделать хотя бы какие-то «мы» хотя бы в какой-то из реальностей. И как знать – может, сейчас где-то, еще на двух похожих ветвях, трое людей из трех реальностей ведут тот же разговор…

– Сдается мне, мы забрались в ненужные дебри, – мягко осадил его Курт. – Давайте-ка ближе к реальности наличной.

– А мне кажется, Мартин прав, – упрямо возразил Хагнер. – В смысле, чтобы двигаться дальше, надо бы понять, что вообще происходит и зачем. Меня, например, интересует, почему замок или то, во что он превратился, не охраняется людьми Коссы и Австрийца. И почему этот доморощенный Антихрист не прихлопнул нас давно. Тем паче, если вы правы, если ему нужно копье… Чего проще-то. Колданул хорошенько – и забирай хоть копье, хоть что угодно с хладных трупов. Почему он этого не сделал до сих пор? Где он там сидит и чем занимается, пока мы шляемся по его замку?

– Люди Коссы заблудились бы на своих тропах точно так же, как мы плутали по своим, от них просто не было бы никакого проку, – сказал Мартин убежденно. – Это если они вообще еще живы, а не пошли на последнюю подкормку Древа или еще на какие жертвенные нужды Коссы. Это, замечу, было бы логично, учитывая, какой резкий скачок в росте произошел с тех пор, как он прибыл в этот замок с хилым саженцем в ящике. А вот второй вопрос действительно интересен… Думаю, ответ – «он не может». Думаю, он даже не знает, что мы вошли, а если и знает – не может отследить, он просто потерял нас на этих тропах и лестницах. Возможно, он может как-то видеть то, что происходит за стенами замка, но внутри его власть ограничена. Теперь это обиталище Древа. Оно заняло замок, оно живет здесь, продолжает расти – и гасит силы Коссы, поглощает их, как костер – огонек оказавшейся в нем лучины.

– Логика есть, – согласно кивнул Курт, и стриг все более уверенно и воодушевленно продолжил:

– И еще я думаю – Древо в смятении. Все эти варианты реальности, что ты видел – это попытка связаться, «выговориться». Не осознанная просьба о помощи, сомневаюсь, что оно настолько разумно, но это как крик или плач, этакая истерика мирового Древа. Оно несет на себе отпечаток Древа подлинного, иначе в нем не было бы смысла для Коссы, но ведь но ведь по сути оно… наполовину фальшивое, «не по лицензии»: вот, скажем, взять какой-нибудь неплохой дольхмессер: сталь – вроде бы как у твоего «золингена», и ковали – да, почти так же, но закалка не та и не разрешено гильдией… Или что-то вроде того чудовища, что создала Урсула, только у Коссы получилось чудовище жизнеспособное, насильственно внедренное в наш человеческий мир, и сейчас его колотит, как больного в лихорадке… Ему не нравится то, что происходит, и оно бредит своими реальностями, а ты это видишь, потому что связан с ним – с ним подлинным. Возможно, оно чувствует, что Косса намеревается сотворить, и…

– Так, так, потише, придержи коней, – вскинул руку Курт. – Пока тебя не унесло в метафизические дали, давай подытожим главное. Итак, главное, по твоей версии. Primo. Мы имеем некую фору и ограждены от действий Коссы, пока находимся в части замка, которую контролирует Древо. Хорошо, примем пока такой вариант; других ни у кого нет, а этот выглядит логично. Secundo. Нам троим удалось встретиться, ибо наши дороги в нашей общей реальности взаимосвязаны, и потому здесь они тоже пересеклись. Тоже сойдет, выглядит разумно. Остался один вопрос: что нам теперь делать с копьем?

– Хм, – тихо проронил Хагнер, когда вокруг воцарилась тишина. – И правда, вопрос-то непростой. Если все так, как говорит майстер Гессе, идти с ним к Коссе нельзя, он ведь этого и ждет. Просто взять и выбросить нельзя тоже, разве что закинуть на соседнюю ветвь Древа, но мы не имеем к иным ветвям доступа, а майстер Гессе мог их только мельком видеть, но не проникать в них, да и Бог знает, кто его там может подобрать и для каких целей, даже если б провернуть такое было возможно. Отправить одного из нас назад с копьем невозможно – неизвестно, как отсюда выйти…

– Сломать? – предложил Курт, и Мартин закатил глаза:

– Что у тебя за привычка крушить реликвии?.. Это всегда успеется. Давайте подумаем.

– Это не успеется, когда копье будет у Коссы в руках.

– Думаешь, если в его руках окажутся обломки, это на что-то повлияет? Это копье уже не целое – древко утрачено вовсе, кончик наконечника обломан, и тем не менее оно все еще реликвия. Разломаем его на куски – и это будет просто реликвия кусками. Не выход.

В коридоре меж каменных стен снова воцарилась тишина; Хагнер выжидающе смотрел на обоих инквизиторов, и судя по этому взгляду, версий у него не было никаких.

– Копье… – произнес Мартин спустя пару минут напряженного молчания. – Копье Лонгина, Копье Судьбы. Помнишь, почему его так зовут?

– Это народная легенда, – отозвался Курт категорично, и стриг улыбнулся:

– С твоим ли опытом так просто ее отбрасывать?

– «Если Копье Судьбы попадет в руки того, кто сумеет постичь его чудотворную сущность, – медленно проговорил Хагнер, – и сможет овладеть ею, этот человек возьмет в свои руки судьбы Мироздания»…

– Положим, это не просто народная сказка, – вздохнул Курт устало. – Положим, в этом есть смысл. Но вот в чем проблема, друзья мои – именно к тому, кто, похоже, прекрасно отдает себе отчет в чудотворной сущности Копья Судьбы и способен этой сущностью воспользоваться, мы сейчас и идем. И попасть в его руки оно никак не должно.

– А мы что же? – возразил Мартин. – Не способны? Для чего учились столько лет? Инквизиторы мы или нет, в конце концов?

– Вот именно потому и не слишком способны. In multa sapientia multa sit indignatio[221]221
  Во многой мудрости много печали (лат.).


[Закрыть]. Впрочем, я говорю за себя, а я, как ты сам верно заметил, в Макарии вошел в легенду как первейший еретик и богохульник.

Хагнер удивленно округлил глаза, обернувшись к стригу, и тот неловко пробормотал:

– Я был не в себе.

– Но ты был прав. Посему меня из способных проникнуть в сущность копья вычеркиваем. Макс, а ты как? Сможешь взять в свои руки судьбу Мироздания?

– Я себя-то взял не так давно, – отозвался зондер, и Курт кивнул, вновь обернувшись к стригу:

– Итак, остаешься только ты сам. Ну и как? Чувствуешь себя способным и достойным?

Мартин опустил взгляд на ремень, где в самодельных ножнах висело самодельное подобие кинжала. Висконти долго ломал голову над тем, как быть с доставленной из Карлштейна реликвией и каким образом превратить в оружие тупой и помятый кусок железа; звучали даже предложения перековать его в арбалетный болт, но в итоге старый наконечник попросту прикрутили ремнями к изготовленной тут же, на месте, деревянной рукоятке. Выглядело оружие последней надежды христианского мира, надо сказать, весьма непритязательно и как-то сиротливо…

– Нет, – неохотно признал Мартин, наконец. – Не чувствую.

– То есть, мы пришли к тому, с чего начали, – вздохнул Хагнер, снова безуспешно попытавшись запахнуть чужой фельдрок поплотнее, и стриг решительно подытожил:

– Стало быть, пока действуем, как прежде. А потом разберемся по ситуации.

– Id est, продолжаем идти в логово зверя с вещью, которую он желает заполучить? И для чего я тогда тащился в этот замок?

– Чтобы мы с Максом не потерялись тут, – не задумавшись ни на секунду, ответил Мартин. – И кто знает, зачем еще? Этот потусторонний советчик, что преследует тебя, сказал четко: у тебя особый дар и связь с Древом…

– Он не так сказал.

– Неважно. По сути, если кратко – так.

– Если он вообще существует.

– А если не существует – это твоя собственная догадка, твое озарение, а твои озарения, как всем известно и как показывает многолетняя практика, никогда не ошибаются. Значит, у нас тут два артефакта: Копье Судьбы и Инквизитор Древа. Значит, идем дальше, а по ходу дела разберемся, как их использовать.

– Допустим, – отмахнулся Курт с показательно утомленным вздохом. – Но куда? Мы шли в противоположные стороны, когда повстречались.

– Туда, куда шел ты.

– Почему? Потому что я древесный артефакт?

– А есть другие идеи?

Курт переглянулся с Хагнером, и зондер торопливо вскинул руки:

– Мое дело маленькое, майстер Гессе; вы тут начальство, что прикажете – исполню, а планы строить – не моя работа.

– Стало быть, идем, – повторил Мартин решительно и, одним движением поднявшись, шагнул вперед и протянул руку.

Курт помедлил, задержав взгляд на четках на запястье, нехотя ухватился за раскрытую ладонь и встал, оглядывая освещенный факелами коридор. Выбор и впрямь был невелик – ни единой двери по-прежнему не было видно, и пути было всего два – назад или вперед; что-то подсказывало, что Мартин прав, но не было ли это что-то обычной человеческой привычкой, говорящей, что глупо идти туда, откуда только что пришел, чтобы двигаться дальше, Курт сказать не мог.

Возразить, однако, было нечем, и он, пожав плечами, двинулся вперед. Хагнер снова обернулся и потрусил чуть впереди, посекундно прядая ушами и принюхиваясь, и цокот волчьих когтей звучал в каменной тишине отчетливо и громко. Мартин молчал, время от времени то опуская взгляд на самодельный кинжал у себя на поясе, то исподволь взглядывая в сторону Курта, и взгляд этот ему совсем не нравился.

Глава 46

Иные миры или видения больше не врывались в окружающую реальность, и путь тянулся скучно и монотонно – по обе руки простирались ровные однообразные стены с похожими, как близнецы, факелами, вперед убегал ровный каменный пол, и лишь заросли корней над головой стали еще гуще, а сами корни – толще…

Это снова случилось внезапно, и Курт снова не сумел понять, когда и как это произошло: только что он видел уходящий вдаль коридор – и вот он исчез, и путь вдруг заградило что-то похожее на плотную засеку. Хагнер чуть не ткнулся в нее носом, едва успев остановиться, вздрогнул, растерянно рыкнул и попятился, вздыбив шерсть на загривке. Мартин остался на месте, на расстоянии вытянутой руки от узловатых перевившихся корней толщиной с руку, наклонился, заглянув в просвет между ними, а потом осторожно тронул корень ладонью.

– Не кусается, – констатировал он предельно серьезно и, наклонившись, снова заглянул внутрь. – Там можно пройти.

Хагнер повел носом, поднял голову и вопросительно посмотрел на Курта.

– И не только можно, – твердо добавил Мартин, – а нужно. Уверен, это значит, что мы приближаемся к стволу или какому-нибудь «главному корню», и Косса наверняка где-то там.

– И в любом случае – других-то путей нет, – вздохнул Курт и махнул рукой: – Давай.

Волк коротко кивнул, примерился, принюхался, первым пролез меж двух сцепившихся корней почти у самого пола, и Мартин протиснулся следом за ним.

Здесь факелов не было, и мгла сгустилась вокруг, и здесь она уже не светила сама собою, как в том бесконечном цвингере и на оставшихся за спиной лестницах, теперь темнота становилась все плотнее, с каждым шагом позволяя видеть все меньше. Спустя несколько минут Курт двигался уже ощупью, и даже Хагнер ступал все медленнее, нецензурно поскуливая, когда громко бился лобастой головой о некстати подвернувшийся корень. Вскоре едва слышно шипеть ругательства начал и Мартин, но зажечь огонь, даже если б у кого-то при себе нашелся фонарь или свеча, было невозможно – корни сплетались все ближе, лазы меж ними становились все уже, и Курт не раз помянул добрым словом Альфреда Хауэра. Здесь через эти корни хотя бы не приходилось прыгать на бегу…

– Свет, – тихо шепнул Мартин, вдруг остановившись, и он распрямился, пытаясь разглядеть хоть что-то впереди.

Затылок стукнулся о корень, и Курт снова сквозь зубы выругался, согнувшись; в ногу уперся мягкий горячий бок, а тяжелое звериное дыхание стало затаенным и еле слышным.

– Мы же не собираемся здесь остановиться на ночлег? – прошипел он, и Мартин молча двинулся дальше.

Едва заметный зеленоватый свет Курт вскоре заметил и сам – свет не пронзал тьму лучом, не виделся издалека пятном, как то бывает, когда в конце тоннеля появляется выход, он тек отовсюду сразу, будто мгла снова начала освещать сама себя. Корни стали толще и сплетались уже не так плотно, и вскоре меж ними можно было уже пролезать куда легче, а кое-где и просто обойти, как покосившееся дерево в лесу. Корни помельче ушли наверх, закрыв потолок сплошным настилом, и лишь изредка спускались вниз, на уровень лица…

– Бог ты мой, – прошептал вдруг Мартин, снова остановившись, и Курт встал на месте тоже, молча оглядываясь.

Всё вокруг было покрыто плотными зарослями грибов – они разбегались вереницами, топорщились пучками, охватывали корни сплошными пятнами, они были размером с палец, похожие на опята, и мелкие, с половину ногтя, не похожие ни на что. Они светились – зеленым и голубоватым мутным светом, кое-где виднелось несколько бледно-рыжих пятен; грибов были сотни, а быть может, и тысячи, и воздух вокруг будто пропитался этим светом, и в нем медленно, точно во сне, плясали миллионы пылинок…

– Бог ты мой, – повторил Мартин все так же тихо, сделав еще три шага вперед, и остановился снова. – Какая красота…

Курт хотел возразить, но промолчал. В чем-то он был прав. Этот ненастоящий, холодный, могильный свет отчего-то не приводил душу в смятение, не настораживал, не страшил, напротив – создавал странное, непривычное умиротворение. И даже обыкновенно далекий от восторгов перед созданной Господом природой майстер Великий Инквизитор был вынужден признать, что это и в самом деле было невероятно красиво и завораживающе.

Хотя ведь на самом деле это просто необычное и непривычное зрелище, вот и все. Просто усталость, тишина, свет после темноты и причудливая диковина, которую обычно не увидишь… Потому отсюда и не хочется уходить. Хочется сесть среди этих корней, выгнувшихся удобными кольцами, подогнуть гудящие колени, дать отдых телу и разуму, и просто смотреть, как разгоняет мглу тихий сине-зеленый свет…

Хагнер медленно приблизился к одному из корней с семейством голубоватых грибов, вытянул шею, принюхался и оглушительно чихнул.

Мартин вздрогнул и встряхнулся, словно за шиворот ему упала холодная дождевая капля.

– Давайте-ка вперед, – сказал он напряженно. – В воздухе всюду споры. Не знаю, что это за грибы и содержат ли они какую-нибудь гадость, но что-то мне не по себе.

Курт снова хотел возразить, но снова промолчал. Уходить не хотелось. Эти часы блужданий по лестницам и коридорам, по зарослям корней и темноте, казалось, вымотали, вытянули все силы, а здесь было тихо, спокойно, красиво…

Но чтобы остаться здесь, надо было признаться, что устал. Признаться, что ноет спина, что стреляет в колене, что хочется спать и не хочет двигаться тело. Признаться, что выбился из сил. Что больше не тянет прежнюю лямку. Признаться, что сдал…

– Да, – через силу согласился Курт и натужно, будто налитые свинцом, переставил ноги одну за другой, двинувшись вперед, между толстых корней, в светящуюся сине-зеленым темноту.

Корни впереди все больше расступались, все крепли и толстели, а каменных стен уже вовсе не было видно, и вскоре начало казаться, что их маленькая группа идет по лесу – сказочному, нереальному лесу с нереальными деревьями, покрытыми вместо листьев тысячами грибов. Через несколько минут отупение и усталость пусть и не ушли, но словно отдалились, ноги двигались все легче, Хагнер перестал поминутно чихать, и воздух стал прозрачней; свечение блёкло и меркло, растворялось в темноте вокруг, вереницы и ковры грибов становились все реже и тоньше…

Солнце.

Когда вокруг засияло солнце, Курт встал на месте, зажмурившись и едва не наступив на лапу Хагнеру, который остановился тоже, часто заморгав и опустив голову. На мгновение почудилось, что Древо вновь зачем-то решило устроить показ миров, теснящихся на его ветвях, и сейчас перед глазами опять замельтешат чужие образы и знакомые лица.

Лишь спустя секунду зрение и рассудок заработали в согласии, отметив, что вокруг по-прежнему корни – уже огромные, с ногу, а то и с человека толщиной, а вдали – и вовсе похожие на колонны, и теперь эта даль видна четко, ясно, потому что вокруг пустынный зал, несколько мраморных колонн и – окна в стенах справа и слева, высокие, почти до самого потолка, в размах рук шириной. Проемы были без стекол, меж стволов вместе с солнечным светом свободно и легко бродил холодный осенний воздух, а там, за окнами, виднелись верхушки сосен с одной стороны и катящееся к холмам песочно-рыжее солнце – с другой.

– Пришли, – констатировал Мартин и, подумав, уточнил: – Правда, непонятно куда.

Курт, не ответив, прошагал к ближайшему окну слева и оглядел то, что было снаружи.

Снаружи тянулись холмы – дикие, заросшие травой, кустами и редкими деревьями. Хагнер, тоже подойдя, встал передними лапами на подоконник, выглянул наружу и поднял голову, переглянувшись с майстером инквизитором.

– Да, – кивнул Курт. – И я о том же. Наших там нет.

– С этой стороны тоже, – отозвался Мартин от противоположного окна и, отвернувшись, отступил от стены. – Сплошной лес… И я не помню, чтобы такой рос рядом с Поттенбрунном, когда мы к нему подошли. Его вырубили весь еще несколько поколений назад.

Курт бросил последний взгляд на заходящее солнце, отвернулся и отошел от окна, оглядывая зал.

– Что это вообще за место? – спросил Мартин, озираясь. – На обеденную залу не похоже, на церемониальную тоже…

– Это вообще ни на что не похоже, весь этот замок. Я не знаю, что это за зал, что за этими окнами, не знаю, где мы.

Мартин прошел дальше, миновав следующее окно, и вдруг остановился; несколько секунд он стоял неподвижно, а потом осторожно, медленно сделал три шага назад и снова посмотрел в первое окно.

– Идите-ка сюда, – позвал он тихо и, когда спутники приблизились, кивнул в проем: – Сосны, так? Я ведь не один это вижу?.. А теперь туда, – позвал он, снова сделав три шага вперед и указав в сторону следующего окна. – Что видите?

Хагнер вытянул шею, оглядев видное с его места ярко-голубое небо, потом мелкой трусцой подбежал к окну, приподнялся, снова опершись лапами, и отступил, обернувшись к Курту. На звериной морде проступили совершенно человеческое изумление и растерянность. Курт подошел и молча встал рядом, глядя перед собою.

Песок. Сливочного цвета песок – и огромная водная гладь, безбрежное озеро или море…

– Значит, и это тоже вижу не только я, – подытожил Мартин. – Не сказать, что я сильно удивлен после всего, что уже было, но… Привыкнуть к этаким поворотам нелегко, должен признать.

– Надеюсь, вся эта межмировая свистопляска прекратится, когда мы закончим дело, и нам дадут отсюда выйти куда положено, – хмуро произнес Курт, перейдя на другую сторону зала и выглянув в очередное окно. – Мне, в общем, в родной Империи было неплохо, и переезжать я не намеревался.

Ночь. Ночь и стена зелени – ни на что не похожей, густой, перевитой плющом толщиной с запястье, и, кажется, чьи-то огромные круглые глаза, светящиеся в зарослях…

– А тут снег, – подал голос Мартин с противоположной стороны. – И лед. Ни жилищ, ни деревьев, ни оврагов, сплошное ровное поле снега и льда…

Курт не ответил и направился по залу дальше, взглядывая в проемы по обе руки на ходу; Хагнер застучал когтями рядом, тревожно озираясь, и Мартин, догнав их, снова пошел чуть впереди. За окнами виднелись луга, леса, горы, потом снова море – без единого клочка суши, темное, ходящее волнами высотой с дом, потом снова снег, на сей раз пушистый и искристый, укрывший низкие холмы, снова поля…

– Интересно, что будет, если выбраться наружу через одно из этих окон? – тихо проронил Мартин и, встретившись с Куртом взглядом, уточнил: – Чисто в теории. И еще интересно, а что же видит Косса из окна той комнаты, где он находится. И если я был прав, если весь этот замок вот так захвачен Древом… а точнее, добровольно отдан Коссой выращенному саженцу, чтобы оно стало полноценным Древом… тогда у него не только нет власти над происходящим внутри – он не контролирует и даже не видит и то, что снаружи. И он знал, что так будет. Потому-то он просто оставил ворота открытыми. Даже если ввести сюда всю армию – каждый из вошедших, от епископа или рыцаря до последнего кашевара, просто исчезнет, растворится тут, уйдет на свою тропинку или лестницу; Древо защищает это место, само того не желая, просто самой своей сутью, куда лучше, чем это сделала бы тысяча одержимых или всё австрийское войско, вместе взятое. Поэтому Косса просто открыл ворота – и ждет, пока мы доберемся до него.

– Довольно самонадеянно, – возразил Курт, отвернувшись от окна, за которым темнело ночное болото, освещенное необъятной полной луной. – А если не доберемся?

– Наверняка у него есть запасной план на случай, если копье мы ему так и не принесем… Или он знает, что Древо рано или поздно приведет носителя копья, как бы он ни плутал.

Хагнер фыркнул, мотнув головой, и монструозная морда его на миг снова изобразила абсолютно человеческую эмоцию – скепсис. Оборачиваться, чтобы принять участие в обсуждении, однако, он не спешил, и Курт всерьез подозревал, что за своим обликом зондер прячется сознательно, дабы избавить себя от необходимости принимать решения, а заодно – от искушения комментировать чужие.

– Ad vocem, о копье, – сказал Курт, остановившись, и широко повел рукой вокруг. – Вот и возможность избавиться от него.

Мартин остановился тоже, нахмурился, с сомнением оглядев ряды окон, и он наставительно продолжил:

– Лучшего момента не будет. Ты спросил, что случится, если выбраться через одно из них. Мы не знаем, что произойдет с человеком, который на это решится, но с большой долей вероятия можем предполагать, что выброшенная туда вещь исчезнет из этого мира. В нашем случае это не самый плохой вариант.

Хагнер снова фыркнул, усевшись на задние лапы, и Курт поморщился:

– Или оборачивайся и говори по-человечески, с чем ты не согласен, или кончай эти многозначительные похмыкивания.

– Я не знаю, с чем не согласен Макс, – неуверенно сказал Мартин, – однако мне эта идея тоже кажется не слишком годной.

– Id est, ты все-таки решил нести в руки Антихриста артефакт, который ему требуется для неведомо какого ритуала, отринув возможность сделать этот артефакт недоступным?

– Мы сделаем его недоступным для Коссы, – с нажимом возразил стриг. – И то non factum. Быть может, если мы швырнем копье в окно, оно будет лежать в каком-то болоте или песке, или в снегах иного мира тысячи лет вплоть до Второго Пришествия. Быть может, кто-то найдет его и перекуёт в набор вилок. А быть может, его найдет тот самый кто-то, кто «сумеет познать его чудотворную сущность», и Бог весть, чем это может кончиться. И кто поручится, что там его не подберет другой Косса или тот же самый, наш, получив таким образом возможность добраться до копья, не дожидаясь, пока мы его принесем?

– Как? Если он даже проникших в его замок диверсантов не способен увидеть?

– Да без понятия, – передернул плечами Мартин. – Как угодно. Здесь вообще может случиться как угодно что угодно. Может, когда мы швырнем копье в оконный проем, оно исчезнет и вывалится прямо Коссе под ноги… Послушай, – продолжил он все уверенней с каждым словом, – ведь мы не знаем, зачем ему копье, так? Скорее всего, чтобы что-то сделать из него или что-то сделать им – с Древом, например. Например, обрезать ту самую ветвь. Это было бы очень символично и оттого логично, согласись. Но что будет, если и в самом деле убить Коссу вот этим? Просто представь, что мы приняли твое решение как верное, выбросили копье в одно из этих окон, и оно действительно затерялось где-то в миллионах миров… Что мы сделали бы дальше? Пошли бы снова искать Коссу. А что мы сделали бы, найдя его? Попытались бы убить. Чем мы попытались бы это сделать?

– Разобрались бы…

– …по ситуации, – в один голос с ним договорил Мартин. – Да. И скорее всего, убить его мы попытались бы тем, что у нас есть в наличии – болты, кинжалы, мечи… зубы, – кивнул стриг, когда Хагнер снова фыркнул. – Так почему не попробовать, кроме всего перечисленного, применить и копье? Копье Судьбы, копье Лонгина, пап! Это, конечно не Грааль, но все же реликвия с кровью Христа…

– …которая стерлась еще несколько столетий назад.

– Как есть еретик… Однако что-то в нем осталось. Помнишь? Так сказала Альта. Что-то, пусть мы и не знаем, что именно, в нем все-таки есть, какая-то сила, какая-то… Что-то. Не попытаться использовать такое оружие против того, кто назвал себя Антихристом – глупо; главное – не дать копью попасть ему в руки ad verbum.

– А если ты ошибаешься?

– А ты полагаешь, что на меч надежды больше?

Хагнер засопел, переступив передними лапами, однако остался сидеть, как сидел, отвернув бурую морду в сторону и всем видом выражая готовность принять решение вышестоящих.

– А если. Ты. Ошибаешься, – повторил Курт настойчиво, и стриг пожал плечами:

– А наши шансы против него в любом случае близятся к нулю. Так хоть попробуем.

– Человек, который одним движением мысли вверг в панику целый город. Человек, который обратил в толпу бесноватых тысячи людей, находящихся за десятки миль от него. Ты серьезно решил бросаться на такого вот с этой ковырялкой?

– Это был наш изначальный план, – напомнил Мартин. – С этой ковырялкой меня сюда для этого и отправили.

Хагнер тяжело вздохнул, издал хриплый низкий звук, похожий на кашель, и пристально уставился на стрига снизу вверх; тот картинно закатил глаза:

– Et tu, Brute?[222]222
  И ты, Брут? (лат.).


[Закрыть]

– Когда продумывался изначальный план, мы не знали, что Коссе нужно копье, – как можно спокойней сказал Курт. – И как видишь, даже Макс со мной согласен… Ты говорил, что Древо отзывается, что ему не нравится происходящее… Почему не допустить, что этот зал оно предоставило нам нарочно? Это укладывалось бы в твою логику.

– А если я ошибаюсь?

Курт не ответил, и Мартин нахмурился, бросив искоса недовольный взгляд на ближайшее окно. Еще несколько мгновений он стоял молча, глядя то на собеседников, то на окна вокруг, а потом резко развернулся, на ходу сдергивая самодельные ножны, быстро прошагал к ближайшему проему, за которым пузырилась коричнево-зеленая жижа болота, размахнулся и с силой швырнул старый наконечник.

Хагнер почти по-человечески охнул и порывисто шагнул вперед, тут же попятившись. Мартин еще миг стоял на месте, глядя на бурую чавкающую топь, потом отвернулся и медленно отошел от окна.

– Довольны? – поинтересовался он ровно и, не услышав ответа, кивнул: – Идемте. Неведомо, что тут со временем, но не будем расходовать его понапрасну.

Хагнер с готовностью поднялся, как-то растерянно фыркнув, и затрусил следом за стригом вперед. Курт еще миг стоял на месте, глядя в прямую спину перед собой, и тоже двинулся дальше.

На окна он больше почти не смотрел, лишь походя отмечая, как сменяются снаружи лето и зима, лес и горы, и все равно не успел заметить тот момент, когда впереди, у противоположного конца этого исполинского зала, обрисовалась дверь в каменной стене. Перед невысокой деревянной створкой все трое остановились, молча переглянулись, и Мартин, выйдя вперед, аккуратно толкнул ее ладонью.

Дверь не открылась. Стриг потянул ее на себя, потом дернул, потом снова толкнул – сильнее, потом еще сильнее, потом навалился плечом; дверь чем-то громыхнула с той стороны, но осталась закрытой.

– Чудесно, – усмехнулся Курт. – Артефакты, Древо, магия… А между тем малефик оградился от инквизиторов, попросту заперев за собой дверь на засов. Старый проверенный способ. Просто, дешево и практично.

Мартин нахмурился, снова ударив в дверь плечом, потом еще раз и еще, прислушиваясь к глухому громыханию, и отступил на шаг, окинув створку оценивающим взглядом.

– Разойдитесь, – потребовал он коротко.

Курт отошел назад, потянув за собой Хагнера. Стриг кивнул, встав напротив двери, примерился и от души ударил ногой. Старое дерево застонало, Мартин зашипел и осел на пол, схватившись ладонями за колено и болезненно морщась.

– Сломал? – участливо осведомился Курт, и тот уточнил сквозь зубы:

– Колено или дверь?

– Дверь-то цела, как я вижу… Ты что, ни разу дверь не вышибал за два года службы?

– Не было необходимости, знаешь ли, обыкновенно открывали сами, или об этом заботились парни из зондергруппы.

– Зажралось поколение, – вздохнул Курт и уже серьезно пояснил: – Ты выворачиваешь стопу в сторону, этак можно повредить не только сустав в колене, но и голеностопный; у тебя, конечно, заживет за пару минут, но больно-то будет… Ногу прямо перед собой, носком кверху, основной упор при ударе – на пятку. Встань на ладонь дальше вытянутой руки. Дальше – не сможешь ударить с нужной силой, ближе – завалишься на задницу.