Текст книги "Тьма века сего (СИ)"
Автор книги: Надежда Попова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 53 страниц)
– Логично, – отметил стриг, медленно пройдя следом и, тоже остановившись, оглядел ряды полок. – В таком месте – и без библиотеки?
– Чтоб мне на месте провалиться… – шепотом выдавил Харт. – Господи, дай мне выжить, я должен об этом рассказать!..
Курт вошел последним и тоже встал посреди просторного помещения, осматриваясь. Полки занимали все стены сплошь, от самого пола до потолка, в углу застыла покосившаяся библиотечная лесенка с треснувшим верхним креплением и двумя сломанными перекладинами. Впрочем, пользы от нее в любом случае не было бы никакой – все верхние полки были пусты, как и большинство ниже. Чуть поодаль, у окна, утвердились стол и широкая короткая скамья с тугой плоской подушкой, оба из темного красного дерева, заполированного до стеклянного блеска. Курт приблизился к столу, заваленному листами, и осторожно сдвинул в сторону верхние, убеждаясь, что все они пусты. Листы были соломенно-желтые, жесткие и словно сетчатые на ощупь.
– Как там говорит наш философ – «одуреть»? – тихо сказал Мартин, тоже подойдя к столу. – Это ведь не бумага и не пергамент.
– Папирус, – согласно кивнул Курт. – Я такой видел всего несколько раз, в макаритской библиотеке. Вообще его перестали использовать всего-то лет двести как, но этот… немного не такой. Мягче и при том плотнее. Не новодел.
– О Боже!
На задушенный шепот Харта оба обернулись уже спокойно, понимая, что вряд ли отец семейства падает в раскрывшуюся под ногами ловушку или наткнулся на ядовитую змею.
– «De re publica», – сообщил он, бережно приподняв внушительный свиток. – Издание Аттика, дохристовы времена! Он подлинный, но… почти как новый!
– Однако, – заметил стриг, приблизившись и осторожно коснувшись свитка кончиками пальцев, – если эти жалкие остатки на полках – подобного же рода произведения, на этом уже можно поднять неплохое состояние.
– «Institutio oratoria», – сообщил Мартин, подойдя к еще одной пустой полке с единственным, довольно потрепанным свитком. – Квинтилиан. Любопытно…
– Любопытно?! – выдавил Грегор. – Да это невероятно! Вы понимаете, ведь все это подлинное, не поздние списки!
– Он хочет сказать, – пояснил Курт, тоже подойдя к одной из полок и оглядев содержимое, – что библиотека в таком месте должна бы содержать нечто более приближенное к самому назначению этого места. Чертежи, заметки о строительстве, переписку членов этого… братства или семейства, какие-то трактаты или, на худой конец, дневниковые записи, но – как видим, полки практически пусты, осталось лишь то, чем живущие здесь некогда люди, если так можно выразиться, убивали время. Легкое чтиво.
– Хотелось бы знать, где они сейчас, – вздохнул Мартин, положив труд покойного ритора обратно на полку. – Ушли ли организованно, прихватив с собой все ценное, или были убиты, или просто вынужденно бежали, а этот дом так и мечется между мирами, и интересующие нас документы были попросту разграблены теми, кому удалось сюда попасть… Или, быть может, эти люди сейчас бродят где-то по просторам Империи, рассчитывая однажды вернуться и вновь исчезнуть вместе со своим жилищем… Мориц? Что скажешь?
– Ничего не скажу, – не оборачиваясь, ответил бауэр, продолжая обследовать полупустую полку и почти обнюхивая старое дерево. – Как там сказал ваш отец, майстер Бекер?.. Я раздавлен. Я… Не знаю. Ничего не знаю.
– «Graecum est, non legitur»[129]129
/Это/ по-гречески, не читается (лат.). Примечание, часто оставляемое в латинских текстах, содержащих цитаты на греческом языке.
[Закрыть], – с усмешкой пробормотал Мартин, осторожно взяв со следующей полки уже не свиток, а стопку прошитых листов под деревянным окладом. – Аристофан, «Лисистрата», если не ошибаюсь, причем сшито из разрезанного свитка и довольно-таки варварски. Ничего святого.
– Пап… – дрожащим голосом позвал Грегор и, когда все обернулись к нему, он двумя руками, точно ковчежец со святыми мощами, бережно протянул сложенные вместе свитки, на сей раз пергаментные. – Посмотри сюда.
Харт торопливо подошел, осторожно приняв их, перенес на стол, расправил и склонился над строчками.
– Латынь, – сообщил он, аккуратно придерживая свитки ладонью. – Старая, сейчас так не говорят и не пишут. Здесь…
– Да? – поторопил Курт, когда бауэр запнулся, и тот продолжил чуть слышно:
– Это те самые заметки, о которых вы говорили, майстер Гессе. В основном философия… Древо, миры… человек во Вселенной, смысл рождения… здесь этого основная часть… А вот тут, слушайте: «Великое искушение для философа – Древо. Не знай я доподлинно о существовании Единого как Благого и Его призрении вступивших на пути познания, скажу, что путешествие по ветвям его могло бы иметь двоякое последствие. Можно, видя столь сложное устроение Вселенной, прийти к мысли о том, что без внимательного Создателя сие не могло бы зародиться и существовать, и быть, об этом равно возвещали и достигшие совершенства в созерцании и искушенные в теургии. Но боги, как же поражает оно человеческий разум! Как подавляет, как восхищает его! И как велик соблазн подумать: раз Древо существует и есть, раз Одно вмещает в себя Множество и являет собой Множество, как зримо, так и в уме, зачем тут Единый? И без Единого оно есть, и было, и может быть. Или, возможно, само Древо и есть Единый?»…
– Интересно, что он разумел под «знаю доподлинно», – произнес Курт и, ожидаемо не получив ответа, подвинул бауэра в сторону, открыв следующий свиток и пробежав строчки глазами. – Хм. А автор этих заметок и впрямь был слегка… в расстроенных чувствах. Вот любопытное, к слову. «Зачем, зачем я не остался там? Столько знаний, столько достижений человеческого разума! Но страх, страх, эта болезнь незрелого ума! А теперь не помню ни одной настройки, дабы возвратиться!».
– Это о чем? – заинтересованно уточнил Мартин, и Курт пожал плечами, убрав свиток и расправив следующий:
– Ни малейшего представления, обрывочная запись. Какой-то из посещенных автором миров его заинтересовал, но ему не хватило духу там остаться. По причине «страха». Лично мне страшно подумать, что это за мир, который с первых минут сумел напугать уровнем знаний человека, который владеет этим домом. Дальше снова обрывок… опять Древо, Вселенная, мощь, малость человеческая… Хм. А вот это совсем интересно. «Я обречён быть слепцом – созерцать смутные и манящие образы в истощённом разуме, но воочию видеть совсем не то, что всем сердцем желаешь узреть и с каждым днём терять остатки всякой надежды, всё равно что не видеть вообще… Порой мне думается, что следует свести настройки и дать камню умереть вместе со мною, поводырем и этим опустелым обиталищем. Время от времени я подхожу к нему, и уже руки тянутся к ключам, но останавливаю себя». Довольно депрессивно, должен заметить. Сдается мне, сей мыслитель попросту начал лишаться определенной здравости рассудка, ибо остался в этом доме в одиночестве наедине с собственными мыслями… и Древом с заключенными в нем мирами.
– Один на один со Вселенной… – чуть слышно проронил фон Вегерхоф. – Я бы тоже помешался.
– Что за dux… поводырь? – заинтересованно спросил Грегор, пытаясь тоже заглянуть в запись. – И ключи, и настройки, и камень… Они как-то управляли магистериумом, чтобы путешествовать по Древу Миров, вот что я думаю! Ключи и настройки – наверняка какой-то способ внутреннего воссоединения с эманациями камня, и… Наверное, бедолага хотел заставить его уничтожить себя, потому что перестал понимать, зачем живет и где хочет быть. Не приведи Господь так закончить жизнь…
– Если дукс – это магистериум, как он хотел дать поводырю уничтожить камень?
– Это… Не знаю, – сникнув, понуро передернул плечами Грегор. – Этого я не понимаю…
– А вот это еще любопытней, – заинтересованно сказал Мартин. – Почерк тот же, но все равно другой, глаже, уверенней. И запись, похоже, сделана с большим перерывом. «Решили, наконец, разобрать каталог путевых настроек. Боги, какой же в них беспорядок. Сам удивляюсь, как до сих пор нас не выбросило в какой-нибудь из бесчисленных тартарических доминиумов или в сферу одного из младших архонтов, чья тупость меня удивляет не меньше, чем откровенно пугает их могущество, или вовсе промеж ветвей. Дошло до смешного, Луция перепутала настройки двух объектов, списав их в единую таблицу, и страшно представить, куда нас могло бы занести».
– Боюсь, всецело оценить юмор ситуации мы не сможем, – произнес Курт задумчиво, – однако сама она относительно понятна. Либо наш мыслитель окончательно тронулся умом и придумал себе друзей, либо в своих скитаниях повстречал кого-то из таких же беглых путешественников и объединился с ними. И еще мы знаем, что где-то в этой библиотеке раньше был каталог неких «настроек», позволяющих с помощью какого-то «поводыря» отправлять этот дом в любой из миров Древа на выбор. Даже к «архонту», то есть к чёрту на рога, ad verbum. Полагаю, с помощью все того же магистериума.
– А вот это еще интересней, – заметил Мартин, постучав пальцем по строчкам, и с расстановкой зачитал: – «Все ж поводырь – полумеры. Он требует долгой настройки и не тотчас включается в работу. Мы с Марком считаем, что возможно управлять им напрямую, не производя физических действий, волей и сосредоточенным воображением оператора. Кажется, первые эксперименты прошли успешно».
Мартин приподнял свиток; увидев, что это последний лист, со вздохом свернул пергамент и, подумав, убрал в заплечный мешок.
– Звучит до крайности безумно, – подытожил он. – Но должен заметить, что за последние пару-тройку дней мои представления о безумном заметно поменялись.
– Звучит как раз логично, – хмуро возразил Харт. – Создатели этого дома решили, что некий поводырь, чем бы он ни был, слишком неудобен, и захотели упростить систему. Судя по тому, что эта запись – последняя, успешными их эксперименты были недолго. И это объясняет Предел.
– В самом деле? – с сомнением уточнил Курт, и Грегор ахнул, глядя на отца ошарашенно:
– Ты прав! Я понял!
– А можно толкование для простых oper’ов? – попросил Мартин нарочито смиренно.
– Ловушки Предела! – с горящими глазами пояснил Грегор и, увидев непонимание в направленных на него взглядах, нетерпеливо продолжил: – Они реагируют на мысль, внимание… на наблюдателя, помните? Творцы этого дома хотели добиться такой реакции от поводыря, это явно какой-то механизм, коли уж его надо «настраивать», а магистериум явно составляет его главную, рабочую часть, и они хотели… хотели настроить сам камень так, чтобы он просто отзывался на мысль оператора! Чтобы не приходилось тратить время на возню с теми самыми настройками. И они почти смогли, у них почти получилось… или получилось. И магистериум, когда до него добрались наши, был в том самом состоянии, которого они добивались, он был наготове, был… активен! И когда во время схватки он вспыхнул…
– …возник Предел с его ловушками, отзывающимися на невольную волю присутствующих в нем, – тихо договорил Курт, и Грегор закивал:
– Именно! Это… это как если бы кто-то разбил горшок с горячими углями, заготовленными для разведения костра. Они были предназначены для создания огня – и они создали огонь.
– Теперь мне еще больше интересно, куда подевались эти горе-экспериментаторы, – пробормотал Мартин, и Грегор удрученно развел руками, вздохнув:
– Куда угодно.
– На полках больше ничего, что могло бы нас заинтересовать, – сообщил фон Вегерхоф, закончив обход комнаты. – Точнее сказать, лично меня интересует все, что здесь есть, однако вынужден смириться с тем печальным фактом, что вынести это невозможно, посему я ограничился парой наиболее любопытных редкостей.
– Думаю, те два свитка, что почтенный бауэр спешно сунул за пазуху, думая, что мы этого не видим, все-таки будут представлять некоторый интерес, – возразил Курт, и тот попятился, когда взгляды обратились к нему.
– Я не знаю, что там написано, – огрызнулся Харт. – Это какой-то шифр, я даже не знаю, какой, и чтобы в нем разобраться, моих познаний не хватит, мне понадобится помощь и библиотека.
– Пап! – с искренним укором протянул Грегор, и тот нахмурился:
– Что? Я подписался помочь трем конкретным конгрегатам, но все еще не работаю на Конгрегацию. Я понятия не имею, что может быть в этих записях, но пройти мимо не мог.
– Отлично, – сказал Мартин благодушно, требовательно вытянув руку. – Поработаешь с нашими мастерами дешифровки, если будет желание.
Харт посмотрел на протянутую к нему ладонь тоскливо и неприязненно, словно на дохлую змею, и, помедлив, нехотя вынул из-за отворота куртки два примявшихся свитка.
– Стало быть, в библиотеке всё, – кивнул Мартин, убрав их в мешок, и, забросив его на плечи, снова взялся за арбалет. – Осталось, по моим прикидкам, осмотреть пару комнат и каведиум.
– Магистериум там, – сказал Грегор, напоследок одарив отца еще одним укоризненным взглядом. – Здесь он слишком сильно ощущается, и я не могу указать точное место, но, думаю, вряд ли он просто лежит на столе в одной из оставшихся комнат.
Тому, что он оказался прав, никто не удивился, да и осмотрены были последние две комнаты скорее для порядка, чем в надежде отыскать нечто особенное. Дверь из последнего обиталища исчезнувших хозяев дома вывела их в уже знакомый перекрестный коридор, и Мартин с подчеркнутой серьезностью констатировал:
– Все-таки не в клипот.
– Туда! – нетерпеливо призвал Грегор, указав на темную арку прохода, замкнутую двустворчатой дверью. – Он там, точно!
– Однако, – тихо заметил Мартин, сделав два шага под арку, и отступил назад, позволяя остальным рассмотреть еще одно тело, тоже истлевшее и небрежно сдвинутое к самой стене. – Не знаю, что здесь было, но искренне надеюсь, что это не работа охранной системы камня.
– Урсула же как-то к нему прошла, – возразил Харт, все еще хмуро и недовольно, и, когда Мартин легким толчком распахнул створки двери, двинулся следом за ним, пытаясь выглянуть из-за инквизиторской спины и рассмотреть то, что было впереди. – Возможно, здесь было… Господи…
Курт подвинул с дороги застывшего статуей Грегора, обошел Мартина, тоже остановившегося на выходе из арки, и окинул взглядом внутренний дворик.
– И в самом деле – «однако», – тихо произнес стриг, подойдя, и окинул взглядом каведиум с небольшим бассейном в центре. – Есть мысли?
Глава 26
– Меня начинает несколько пугать тот факт, что я не удивляюсь, – тихо произнес Мартин, медленно обойдя тело, лежащее прямо у входа. – Кто-то удивляется?
Курт подошел ближе и молча оглядел то, что когда-то было человеком. Верхняя часть мертвеца, что была ближе к арке, выглядела так, словно пролежала здесь не меньше полувека, ноги же в недешевых добротных башмаках словно лишь час-другой назад подогнулись, отказавшись держать своего хозяина.
– Я знаю этого человека… – ошарашенно прошептал Харт и, растерянно застыл, оглядывая каведиум.
Внутренний дворик белоснежного дома был довольно внушительным. Существенную часть пространства занимал неглубокий бассейн в центре, в который, весело журча, сбегали тонкие струйки воды – на трех углах прямоугольного водного вместилища, склонившись над ним и задорно приподнявшись на цыпочки, застыли мраморные купидоны, опрокинувшие верх донцами тонкогорлые кувшины в виде рыб. Курт подошел ближе и поморщился, увидев лица – недетские, с грубыми крупными чертами, широко раскрытыми глазами и распяленными ртами с далеко высунутым языком, будто каменные младенцы строили рожи своему отражению, да так и застыли. Четвертый купидон, разбитый вдребезги, валялся далеко в стороне, рядом со странным мертвецом.
Еще несколько тел лежало там и тут – у бортика бассейна, у самой стены каведиума, у подножий статуй, полукругом стоящих ближе к противной от входа стене.
– Я всех их знаю… – сказал Харт сдавленно, неловким движением указав на тело женщины у бассейна. – Это Ханна, она была среди тех, кто хотел забрать камень. А это – ее муж, Франц, он был с нами и ушел сюда вместе с остальными, чтобы остановить ее.
– И Эрна… – произнес Грегор, сделав два шага вперед; остановился, не подойдя к телу молодой девушки у стены дворика, и отвернулся, пробормотав едва слышно: – Покойся с миром…
– И камень, – добавил Мартин, и в каведиуме воцарилась тишина.
Простая мраморная тумба чуть выше пояса высотой, увенчанная широкой каменной чашей, утвердилась позади бассейна, в полукольце статуй, взиравших на нее со своих пьедесталов. Приблизившись, Курт увидел, что от чаши неведомый скульптор сохранил лишь внешнюю форму – углубления он не высек, вместо него была ровная круглая площадка, поверх которой закрепилось неясное устройство, состоящее из бронзовых шестеренок, циферблатов и рычажков разных форм и размеров. Над всей этой конструкцией возвышались три кольца, напоминающие армиллярную сферу.
– Что это? – спросил Грегор ошарашенно, подойдя к чаше, и, протянув руку, тут же отдернул ее, не коснувшись механизма, закрепленного на мраморной подставке.
– Я полагал – вы с отцом нам скажете, – отозвался Курт и обошел тумбу кругом, разглядывая то, что было в центре конструкции.
Друза с полторы ладони высотой, вдвое меньшей ширины, густо топорщилась полупрозрачными кристаллами всех размеров – от крохотных, с фалангу пальца, по краям до высоких и весьма упитанных в центре. По кромке каменную щетку окружали угольно-черные непрозрачные кристаллы, чуть дальше друза была насыщенного темно-красного цвета, зеленея ближе к середине, и центральные высокие кристаллы уже сияли на солнце густым зеленым окрасом без какой-либо примеси. По три одиночных зеленых кристалла крепились к двум кольцам сферы, в третьем кристаллов было два, однако по пустующему гнезду того же размера было ясно, что это не задумка мастера – кристалл выпал или был извлечен из кольца.
– Я… не знаю, что это, – растерянно пробормотал Харт, оглядывая устройство со всех сторон. – Господи всемогущий, я… я понятия не имею, но думаю, что… вот это и есть «поводырь». Вот тут циферблаты, рычаги, сферы, то есть… все это можно как-то двигать, и те самые ключи и настройки, о которых было в дневнике, они должны здесь как-то… настраиваться.
– Как?
– Да вы издеваетесь?! – рывком вскинув голову, свирепым шепотом выдавил бауэр. – Я откуда знаю?!
– Du calme[130]130
Спокойно, успокойся (фр.).
[Закрыть], – не повышая голоса призвал фон Вегерхоф и тоже неспешно приблизился, оглядывая пьедестал, статуи и тела убитых. – Давайте-ка по порядку. Камень мы нашли. Урсулы здесь нет; вероятно, мы и вправду разминулись с нею, стало быть, у нас есть время во всем разобраться. Хотелось бы начать с вопроса о судьбе этих несчастных. Мориц, ты сказал, что всех их знаешь, что это и есть твои соседи, однако описанное тобой столкновение двух сил произошло, как я понимаю, год назад. Верно?
– Да, – не отрывая глаз от друзы, кивнул тот. – И я не знаю, почему они… такие.
– Словно минуту назад умер, – подтвердил Мартин, присев на корточки у одного из тел и коснувшись пальцами щеки покойного. – Уже холодный, но еще не окоченелый, ткани мягкие. Покровы бледные, но не посеревшие.
– Время, – сказал Курт и, переглянувшись с Грегором, уточнил: – В этом ведь может быть дело? Мог магистериум, когда он, если так можно выразиться, полыхнул, выплеснуть из себя… нечто, что… смяло время в этом месте? Тогда объясняется и вид тела при выходе из каведиума – по нему ударило волной времени… разных потоков.
– Наверное, – беспомощно оглянувшись на отца, ответил тот неуверенно. – По крайней мере это единственное логичное объяснение, как мне кажется. И тогда выходит, что там, за стенами, время идет, а здесь оно остановилось.
– Но мы же двигаемся в нем, – возразил Мартин, поднявшись, и огляделся, окинув взглядом статуи и бассейн. – Вода льется… не знаю, откуда и как, но это неважно – она двигается. Здесь чувствуется сквозняк, солнце над головой сошло к горизонту ниже, чем было, когда мы вошли в дом, стало быть, и оно движется как должно.
– Возможно… это время как-то заморозило в себе убитых, но потом… вокруг них оно потекло как прежде, а они так и остались в нем… Господи, я не знаю, – обессиленно развел руками Грегор. – Если даже отец не понимает, что происходит, уж я-то тем паче. Я, кажется, сейчас и вовсе свихнусь.
– Он живой… Живой! – торжествующе сообщил Харт, и его лицо, обращенное к механизму, озарила неподдельная, почти по-детски искренняя улыбка. – Магистериум активен, я чувствую!
– Это действительно радостная новость, или это радость исследователя, готового умереть рядом с открытием? – серьезно спросил Курт, и тот закивал:
– Это отличная новость! Камень жив, и мы сможем… ну, что-нибудь сможем, – чуть менее воодушевленно договорил он, ощупывая друзу кончиками пальцев аккуратно и почти нежно. – Надо только разобраться в поводыре и как камни связаны с ним…
– Всего-то, – кивнул Мартин, продолжая разглядывать статуи.
Курт подошел к нему, встав рядом, и тоже всмотрелся в застывшие фигуры, взирающие на происходящее невозмутимо и молча. Статуи притягивали взгляд, и вместе с тем было в них что-то отталкивающее; в них не было условности, столь прочно прижившейся в современной живописи, но не было и реалистичности античных римских статуй, на коих можно было изучать строение человеческого тела вплоть до каждой мышцы. «Как живые» – это неотступно приходило в голову, но живость эта была какой-то чуждой и нечеловеческой во всем, от пропорций до выражения мраморных лиц. У каждой статуи была одна бронзовая деталь, и это странным образом примиряло их с реальностью, словно подчеркивая искусственность, рукотворность, о которой, если долго всматриваться, можно было и забыть…
– Нетипично, – согласно кивнул Мартин на его невысказанный вопрос. – Весь этот дом, этот каведиум, обстановка – все это попахивает Римом за пару веков до Христова Рождества, а это…
– Лет за пятьсот до, – договорил Курт тихо.
– Какой… эклектизм[131]131
Смешение, соединение разнородных стилей, идей, взглядов. Термин введён в употребление во II веке родоначальником философской школы эклектизма Потамоном.
[Закрыть], – поежившись, сказал Грегор, тоже сделав два шага вперед, и остановился, не приближаясь к изваяниям. – Я не большой знаток, но это явно римские боги в лидийской манере. Должен сказать, меня их стиль немного пугает…
– Вот это Юпитер, – указав на крайнюю статую с двухконечным бронзовым дротиком в руке, уверенно сказал Мартин. – Это, я так полагаю, подразумевалась молния. Дальше… Вон тот…
– Вулкан? – предположил Грегор. – Безбородый, но он держит в ладонях огонь, и я не знаю, кто бы еще это мог быть.
– Сатурн, – продолжил Курт, указав на фигуру с серпом, похожим на маленькую косу.
– А эта? – Грегор медленно подошел ближе к женщине, держащей в ладони веревку с навязанными на ней узлами – по всей длине, через равные промежутки. – Что-то и в голову ничего не идет…
– Веревка… – задумчиво произнес фон Вегерхоф, тоже подойдя и оглядывая каменную деву, смотрящую прямо перед собой. – Связывающая… Нет, это измерительная веревка. Богиня, которая измеряет…
– Измеряет, уточняет… «мера всех вещей»… – продолжил Мартин и, щелкнув пальцами, кивнул: – Минерва!
– Похоже на то, – согласился стриг, кивнув на последние неопознанные статуи. – А те двое?
– Из нас всех здесь ты самый начитанный историк, – усмехнулся Курт, прошагав к статуям ближе и оглядел их – молодого мужчину с обвившими вытянутую руку двумя змеями и убором из волчьей головы и старика без какого-либо атрибута, со слепыми бронзовыми глазами без радужки. – Мои познания в этой сфере болтаются где-то около напольной плитки.
– Со змеями – Меркурий, – сказал Грегор неуверенно и обернулся к стригу. – Слепец…
– Плутон, – предположил тот. – И disons que[132]132
Скажем так (фр.).
[Закрыть], в своем саду я бы такую красоту не поставил.
– Как работает эта штука?!
На заметно раздраженный голос Харта все обернулись разом, так же не сговариваясь бросили последний взгляд на статуи и вернулись к тумбе. Бауэр сосредоточенно ощупывал рычажки и кольца, пытаясь что-то сдвинуть и повернуть, однако детали сидели как влитые.
– Ты уверен, что одним движением не отправишь всех нас куда-нибудь на макушку Древа? – спросил Мартин с сомнением, и тот зло отозвался:
– Оно не двигается! А должно. Видите, эти кольца не цельнокованые, внутри них нечто вроде полозьев, и закрепленные в них кристаллы могут менять свое положение. Сами кольца явно тоже должны быть подвижны, но я не могу их даже пошевелить, не могу нажать или повернуть ни одного рычага…
– Стало быть, механизм не активен? – уточнил Курт, подойдя. – Однако Урсула…
– Урсула пользовалась камнем, насколько могла, – нетерпеливо оборвал Харт; прикрыл глаза, переведя дыхание, и уже спокойней пояснил: – Камень – активен. Я его чувствую. Его чувствовал Грегор, когда вел нас сюда. Я мог бы соединиться с ним, мог бы… С ним отчасти можно работать именно как с магистериумом, и Урсула это явно делала в меру своих сил.
– Она смогла извлечь кристалл из этой штуки? – уточнил Курт, ткнув в пустующее гнездо на одном из колец, и бауэр качнул головой:
– Нет, отсюда камень выпал, судя по всему, когда случилась схватка рядом с ним. Посмотрите, – он наклонился, поднял с мощеного пола темный осколок и продемонстрировал его на раскрытой ладони. – Это мертвый магистериум. От него никакого проку, разве что сохранить как безделушку в коллекции, но и это ненадолго. Видите черную пыль рядом на полу? В нее он и превратится вскоре.
– Стало быть, вот эти потемневшие кристаллы означают, что центральный камень тоже пострадал?
– Не просто пострадал, он умирает.
– Id est… если просто оставить все как есть, он разрушится сам, и Предел вскоре исчезнет?
– Думаю, лет за пять, да, – кивнул Харт, оценивающе оглядев камень.
– И если б не Урсула, – продолжил Мартин, – мы могли бы сейчас развернуться и уйти, запросили бы еще людей в оцепление, пресекли весь этот балаган с паломничествами, а через пяток лет все само собою прекратилось бы. Но она уже добралась до магистериума, уже получила один фрагмент и передала неизвестно кому другой…
– Вот здесь, – сказал Грегор уверенно, указав на явственно видимый скол. – Но как? Магистериум так просто не отпилишь и не отломишь… Видимо, у нее и того человека в руках отмирающие части, и в них еще достаточно силы, чтобы хоть как-то использовать, и их можно отделить… Или это были фрагменты, которые откололись во время схватки, но не умерли и еще сохранились в активном состоянии…
– И если где-то есть нечто опасное, – договорил Мартин, – можно быть уверенным, до него рано или поздно кто-нибудь доберется. Невзирая ни на какие патрули и угрозы.
– Не могу поспорить, – кивнул Курт. – И каков план?
– Камень активен, – повторил бауэр, – неактивна именно вот эта машина. Но она должна как-то запускаться…
– Я, возможно, задам глупый вопрос, – с расстановкой произнес Мартин, – но зачем нам ее запускать? Кто-то здесь имеет в планах пункт «посетить соседний мир»?
– Самоуничтожение, – ответил Харт, снова начав ощупывать механизм. – Помните дневник? «Мне думается, что следует свести настройки и дать камню умереть вместе со мною, поводырем и этим опустелым обиталищем. Время от времени я подхожу к нему, и уже руки тянутся к ключам»… и так далее. «Ключи» – речь явно обо всех этих рычагах, сферах и прочих деталях, и создатели этой машины заложили в нее возможность… не знаю… взрыва или какого-то иного способа уничтожения, причем уничтожения вместе со всем этим домом. Бог знает, зачем и почему; возможно, их противники посягали на это убежище и хотели завладеть им, или это не запланированное свойство механизма, а просто есть такие настройки, о которых известно, что их нельзя использовать, примерно как нельзя брать меч за лезвие, нельзя выбрасывать угли из очага на пол… Неважно. Важно, что эти проклятые детали должны двигаться!
– И когда ты намеревался сообщить нам, что мы в любой момент можем взлететь на воздух? – с искренним интересом осведомился Курт, и бауэр замер, непонимающе уставившись на него. – Уничтожение, – пояснил он терпеливо. – Пока мы любовались статуями, ты пытался «свести настройки» и запустить уничтожение дома, в котором мы находимся. А если б у тебя получилось?
– Об этом я не подумал… – растерянно пробормотал Харт и распрямился, беспомощно глядя на тумбу. – Я не знаю, что делать…
– Давайте подумаем, – мягко призвал стриг. – На покрытые какими-то отложениями или сломанные эти детали не похожи, стало быть, двигаться они должны. Но не двигаются. Значит, что-то им мешает.
– Главный ключ, – сказал Курт, подумав, и пояснил, когда все обернулись к нему: – Или главный рычаг. Что-то, что блокирует движение всех этих шестеренок и колец и не позволяет поворачивать, назовем их так, малые ключи. И если я правильно представляю себе извращенный ход мыслей древних любителей всякой мудрости – находиться такой рычаг должен не на этой тумбе, а где-то в другом месте, на стене, в земле, в одной из этих статуй… Где-то в таком месте, о котором мы бы не подумали.
– О статуях ты подумал, – заметил Мартин, и он кивнул:
– Именно поэтому, сдается мне, осматривать их и теребить нарочито выделяющиеся бронзовые детали не имеет смысла. Статуи, думаю, здесь исключительно для красоты или отвлечения внимания, а рычаг в другом месте.
Мартин огляделся вокруг, окинув взглядом гладкие стены, мощеный плоским камнем дворик, статуи, тела, бассейн и тяжело вздохнул.
– Может, его просто разбить? – предположил Курт. – Физически. Выглядит эта друза довольно хрупкой…
– Я же говорил, – начал Грегор, и он оборвал:
– Я помню, но камень уже не в полной силе, он умирает. Быть может, и получится.
– Попробуйте, – хмыкнул Харт, опустившись на четвереньки и начав ощупывать бортик бассейна.
Курт с сомнением оглядел полупрозрачные кристаллы, помедлил и решительно прошагал к разбитой скульптуре купидона. Подняв увесистую голову уродливого младенца, он вернулся к чаше и, не давая себе времени на раздумья, с размаху опустил кусок мрамора на друзу.
На миг показалось, что руки переломились во всех суставах, в лицо брызнуло каменной крошкой, в плечо ударил мелкий осколок мрамора, а в ушах зазвенело, словно рядом кто-то ударил в огромный гонг.
– Я же говорил, – сквозь неутихающий звон донесся до него насмешливый голос Харта. – Лучше примените свои знания инквизитора и проведите обыск в этом дворе.
Курт отер лицо рукавом, с трудом проморгавшись от каменной пыли, и посмотрел на механизм древних умельцев. Щетка красно-зеленых кристаллов стояла на месте, как прежде, и лишь несколько почерневших треснули.
– Статуи, – медленно проговорил Мартин. – Быть может, они все-таки имеют значение? И подсказка в их количестве или расположении?
– Подсказка кому? – возразил Курт, снова отерев глаза ладонью. – Самим себе? Не строили же они эту машину в расчете на гостей, которым захочется в ней поковыряться.
– В этом вся проблема символизма и эстетики, – медленно двинувшись по двору и озираясь, сказал тот негромко. – Даже когда этого не требуется, даже когда нет практической цели – история показывает, что второй смысл так или иначе закладывается, намеренно или нет. Они просто не могли этого не сделать. Где-то должно быть что-то… намекающее.