Текст книги "Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны"
Автор книги: Мухаммад ан-Насави
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)
Глава 43
Кое-что об образе действий Гийас ад-Дина при его владычестве
Когда султан находился в Индии и, как мы уже упомянули, терпел тягости продолжительной борьбы, встречаясь лицом к лицу с мечами и стрелами, к Гийас ад-Дину стали собираться самые мужественные из воинов его отца – [те], кого прятали леса и укрывали горы. С ними он вторгся в Ирак и завладел им. В Хорасане, Ираке и Мазандаране, как мы об этом говорили, была установлена хутба с его именем. И каждый из появившихся захватчиков в своей местности не вносил подати и выказывал свою покорность лишь на словах.
Тадж ад-Дин Камар овладел Нишапуром и прилегающими к нему областями, невзирая на их расстроенное положение и отсутствие средств. Илетгю[451]451
У М. Минуви – Илан-Куш.
[Закрыть], сын Илчи-Пахлавана, захватил Сабзавар[452]452
У ан-Насави вместо Сабзавара – Шираз.
[Закрыть], Байхак[453]453
Байхак – область и город в Хорасане. См.: Йакут, 2, с. 346—347.
[Закрыть] и примыкающие к ним земли. Шал ал-Хита'и завладел Джувайном[454]454
Джувайн – округ между Байхаком и Джаджармом к с-з от Нишапура. См.: Йакут, 3, с. 181—182; ал-Казвини. Нузхат, с. 148—149.
[Закрыть], ал-Джамом[455]455
Ал-Джам – совр. Торбете-Джам. См.: ал-Казвини. Нузхат, с. 151—152.
[Закрыть], Бахарзом[456]456
Бахарз – город южнее ал-Джама. См.: Йакут, 2, с. 28; ал-Казвини. Закарийа', с. 338—339.
[Закрыть] и граничащими с ними областями. Один военачальник (исфахсалар), получивший лакаб Низам ад-Дин, занял Исфараин[457]457
Исфараин – средневековый город, развалины которого находятся к с-з от Нишапура. Разрушен Тамерланом в 1381 г. См.: Йакут, 1, с. 228—229; ал-Казвини Закарийа', с. 295.
[Закрыть], Бандавар[458]458
Бандавар – городок близ Исфараина.
[Закрыть] и прилегающие земли. А другой, который во времена великого султана [Мухаммада] был исфахсаларом в Вахше[459]459
В тексте «Жизнеописания» вместо «в Вахше» (би-Вахш) стоит т. в. х. с.
[Закрыть], известный под именем Шамс ад-Дин 'Али ибн 'Умар, опустошил крепость Су'лук[460]460
Крепость находилась к северу от Исфараина. См.: ал-Казвини. Нузхат, с. 148. Имя эмира Шамс ад-Дина 'Али ибн 'Умара упоминается у ал-Джувайни (1, с. 155) в связи с переносом останков хорезмшаха Мухаммада с острова на Каспийском море в Мерв (мимо крепости Су'лук).
[Закрыть]. Его огонь разгорелся, и столкновения между ними и ан-Низамом[461]461
Упоминаемый в «Жизнеописании» ан-Низам – не кто иной, как Низам ад-Дин, брат совладельца крепости Су'лук Баха' ад-Дина. См.: ал-Джувайни, 2, с. 486, 488.
[Закрыть] следовали одно за другим, и в них погибло множество людей.
[В это время] Ихтийар ад-Дин /122/ Занги ибн Мухаммад ибн 'Умар ибн Хамза вернулся в Насу[462]462
Об Ихтийар ад-Дине Занги, его роде и связанных с ним событиях см. примеч. 38 к гл. 22.
[Закрыть].
До этого на протяжении девятнадцати лет ему, его братьям и двоюродным братьям по отцу запрещалось выходить из Хорезма. И вот он возвратился в [земли], которые отец оставил ему в наследство, и завладел ими. Однако дни его пребывания там были сочтены. После него его место занял его двоюродный брат Нусрат ад-Дин Хамза ибн Мухаммад ибн Хамза ибн 'Умар ибн Хамза. Тадж ад-Дин 'Умар ибн Мас'уд, а был он из туркмен, захватил Абивард и Хуркан[463]463
Хуркан – крепость, расположенная в округе Бистама, по дороге на Астрабад. См.: Йакут, 3, с. 421.
[Закрыть] до земель, примыкающих к Мерву, и построил крепость Марга[464]464
Марга – крепость близ Мерва. См.: ал-Джувайни, 1, с. 154, 165, 319.
[Закрыть].
К этому времени противостояли друг другу даже звезды Симак и сшибались лбами небесные сферы. Таково было положение в Хорасане, и точно так обстояло дело в Мазандаране и Ираке, и нет нужды распространяться [об этом].
[Между тем] Гийас ад-Дин полностью предался своим удовольствиям, погрузившись в дела страсти и похоти, не присутствуя в достойном месте и не обнажая меча, покоящегося в ножнах.
Между тем татары отрядили против него десять тысяч конницы. Он не стал сопротивляться им и, услышав о них, отошел в горы, открывая им доступ в Ирак. И они творили все, что хотели, – грабили, убивали и жгли.
Когда тюрки увидели слабость в деле управления, они обнаружили порочность, опустошили страну и перебили скот, который татары еще оставили в Ираке. Они приходили в селение и скрывались в засаде до тех пор, пока крестьяне утром не выводили скот наружу, тогда они угоняли его средь бела дня в город. Крестьяне взывали о помощи, но ее не было. Бывало, владелец быка следовал за своим быком и несколько раз выкупал его обратно, если ему не удавалось купить быка подешевле.
Все это происходило из-за слабости узды его правления. Что до [остального], то он – да будет милостив к нему Аллах – был отважен душой, опытен, как рубящий меч, а то и острее, подобен сияющей луне, даже светлее [ее]. Но когда иссякли источники доходов его казны, он вынужден был как-то успокоить тюрок; и если кто-нибудь из них проявлял настойчивость в домогательствах и упорствовал в своем требовании, он удовлетворял его повышением его лакаба: если он был эмиром, то он давал ему лакаб малика; если он был маликом, /123/ то получал лакаб хана, и таким образом он тянул время, откладывая срок [новых требований].
И можно подумать, что Абу Бакр ал-Хорезми[465]465
Абу Бакр ал-Хорезми (935—993) жил в правление Бувейхидов (932—1062), которые узурпировали почти все права халифов, в частности заставляли их подписывать указы о раздаче титулов. См.: ас-Са'алиби, с. 230.
[Закрыть] описал именно его положение, когда говорил:
Что со мною? Я вижу Аббасидов, которые
открыли ворота для прозвищ и имен.
Они дают лакаб такому человеку, что, будь в живых их предок,
он не сделал бы его даже сторожем в отхожем месте.
Дирхемов стало мало в руках этого нашего халифа,
вот он и пустил в оборот для людей лакабы
Его (Гийас ад-Дина) мать распоряжалась тем, что было под властью сына, и получила лакаб Худаванд-и Джахан наравне с матерью султана [Мухаммада] Теркен-хатун. И люди страдали от безумства, препирательства и путаницы. Что касается вражды, то базары бойко торговали ею: она не залеживалась, ветры ее дули непрестанно и соперничество было в избытке и не прекращалось, тучи его сгущались и не рассеивались. Люди постоянно пребывали в состоянии враждебности и споров, отчужденности и стычек до тех пор, пока Аллах всевышний не даровал им появление султана из Индии. Тогда время стало лучше, а смутьяны и грабители стали сдержаннее, унялся и вор и задира.
В связи с тем что дело дошло до рассказа о Шараф ал-Мулке, необходимо показать его происхождение, начало его дела и то, как он переходил от одной степени к другой, высшей по положению и более важной по значению, пока не занял пост вазира.
Глава 44
Рассказ о [деятельности] Фахр ад-Дина 'Али ибн Абу-л-Касима ал-Дженди до того, как он стал вазиром и получил лакаб Шараф ал-Мулк Ходжа Джахан
В течение некоторого времени упомянутый (Фахр ад-Дин) был на'ибом мустауфи[467]467
Мустауфи – чиновник финансового ведомства (диван ал-истифа'), ведавший учетом прихода и расхода податных сумм. См.: Horst, c. 51.
[Закрыть] в диване Дженда: это было первым из его занятий, началом его власти и службы. Впоследствии он стал управлять им самостоятельно.
В те дни вазиром в нем (Дженде) был Наджиб ад-Дин аш-Шахразури, известный как ал-киссадар[468]468
Имя Наджиб ад-Дина аш-Шахразури ал-киссадара упоминается также у ал-Джувайни (1, с. 153) в связи с назначением хорезмшахом Мухаммадом его сына Баха' ал-Мулка Хаджи на пост правителя и вазира Дженда. В рук. В его нисба значится как аш-Шахрастани. Ср.: Ибн Халдун, с. 265: «Он происходил из Исфахана».
[Закрыть]. Ал-киссадар – это тот, кому подают заявления с просьбами и жалобами на протяжении всей недели, и он, собрав, их, передает к месту /124/ рассмотрения в ночь на пятницу, когда султан отводит время для этого, и получает [от султана] ответы на них. У них это была высокая должность. Его сын Баха' ал-Мулк Хаджи[469]469
О Баха' ал-Мулке Хаджи см.: ал-Джувайни, 1, с. 153—154, 157—158.
[Закрыть] замещал его в качестве вазира в Дженде. Этот Наджиб ад-Дин сопровождал султана [Мухаммада] и служил ему в этой должности в те дни, когда султан был еще командующим войском в Хорасане[470]470
Назначение 'Ала' ад-Дина Мухаммада наместником и главнокомандующим войсками (сахиб ал-джайш.) Хорасана состоялось в конце 1193 г. См.: Ибн ал-Асир, 9, с. 230.
[Закрыть]. Эта должность дает высокое положение и выгоду – при обеспеченном спокойствии и непрерывно поступающих доходах.
И вот, когда Фахр ад-Дину удалось занять должность мустауфи в Дженде, у него возникло желание одолеть Наджиб ад-Дина и отнять у него должность вазира Дженда. Он подал на него жалобу о присвоении им двух тысяч динаров во время отправления им его должности. Когда он стал уже Ходжой Джаханом, он – да смилостивится над ним Аллах – в одной дружеской компании рассказывал: «Когда я решился выступить с жалобой против упомянутого, то об осуществлении своего намерения я советовался с несколькими влиятельными людьми из числа тех, кто не был бы небрежен в советовании мне и для кого было безразлично, он ли преуспеет или я. Но они лишь предостерегали меня неустанно и говорили: “Берегись, берегись!”, так как знали о прочности его положения, о внимании к его слову и его влиятельности в государстве благодаря прежней его службе и его превосходству. Однако это не отвратило меня от того, к чему я жадно стремился по велению души, – от цели отнять у него должность вазира. Была подана жалоба об указанной сумме, а в диване подтвердили ее и сообщили о ней султану. Однажды, когда у него была общая аудиенция, я пошел вместе со всеми и остановился позади людей. Я увидел Наджиб ад-Дина, стоявшего возле трона, и кроме него здесь было лишь несколько человек. Он стоял, потупившись и задумавшись. Тогда султан, обращаясь к нему, сказал: “Мне не случалось видеть тебя, Наджиб ад-Дин, задумчивым. Может быть, ты думаешь, что тот, кто подал на тебя жалобу относительно небольшой суммы, умаляет в моих глазах твое достоинство? Так вот, клянусь Аллахом и могилой моего отца-султана, я не потребую с тебя ничего из того, в чем тебя обвиняют. Более того, я отдаю эту сумму в качестве подарка от себя твоему сыну Баха' ал-Мулку Хаджи”. И Наджиб ад-Дин поцеловал землю. Так я убедился в величии его положения и был изумлен и испуган. Я возвратился домой, еле волоча ноги по земле, в ужасе, охватившем мое тело, в страхе, ослабившем мою стойкость, /125/ в отчаянии от того, что я совершил по отношению к тому, кто выше меня по силе и чье огниво высекает больше искр успеха. Так проходили для меня в Хорезме дни черные, словно ночи, а ночи бессонные, словно дни, до того времени, когда появился султанский приказ о назначении меня на должность вазира Дженда. Тогда исчезло то, что причиняло мне страдание, и вспыхнуло радостью то, что уже угасало. Да!»
Он занимал эту должность четыре года. Все чаще стал он чинить насилие и обременил несправедливостью плечи подданных. В его дни они стали более голыми, чем камни давильни или обнаженный меч, чем сбитая ветвь или курица, насаженная на вертел.
После этого случилось, что султан держал путь в Бухару и проезжал через Дженд, и они поспешили подробно изложить жалобы, подняв такой крик, какой поднимается, когда птицы готовятся улететь или когда собирается караван паломников страны. У одного он отнял имущество и угнал детей, у другого захватил наследственные владения, чем привел его к гибели, у опороченного, снедаемого изнутри огнем страха, он гасил его за взятку. Султан позволил им сжечь его на их огне, с тем чтобы охладить их пыл и облегчить их души. Однако упомянутый (Фахр ад-Дин) спрятался и исчез, а потом удалился оттуда в Бухару. Они схватили его заместителя и сожгли его.
Из Бухары Фахр ад-Дин перебрался в область Талакана, где и остановился, не давая знать о себе и не показываясь на глаза и не оставляя следа, пока татарские напасти не забросили Джалал ад-Дина к пределам Газны, о чем говорилось раньше[471]471
См. гл. 35 и 36.
[Закрыть]. Тогда [Фахр ад-Дин] поспешил ко двору [султана] и занял место среди его хаджибов. Он был бойким в речах, смелым и терпеливым в отношениях с султаном, весел в беседах и красноречив в разговоре по-тюркски. Он продолжал исполнять должность хаджиба, пока не произошло сражение у реки Синд, о чем мы говорили раньше[472]472
См. гл. 37.
[Закрыть]. Тогда погибли видные люди державы: некоторые из них были убиты, а некоторые утонули. От руки Кубачи погиб и сам вазир Шамс ал-Мулк Шихаб ад-Дин Алп ал-Харави, как об этом говорилось выше[473]473
См. гл. 39.
[Закрыть]. Так высшая должность дивана оставалась без человека, который мог бы повести дела в тех землях Индии, которые вошли во владение [султана], управлять ими и наблюдать за их положением и делами.
/126/ И вот упомянутый был назначен главой вазирата в качестве заместителя того, кто окажется позже соответствующим этой должности. Судьба помогла ему, и он оставался у власти и достиг степени, из-за которой враждуют знатные вельможи и великие господа. Такой степени были удостоены лишь те немногие, слава о которых прошла по [разным] странам и которых признали выдающиеся мужи Хорасана и Ирака.
И дело его возвысилось, и достоинство его возросло. Опираясь на свою смелость, он обходился без пророческой [мудрости]. Тот, кто приходил к нему по интересовавшему его делу, возвращался [от него] несчастным и был разочарован самым худшим образом.
А султан, хотя и укрепил его (Шараф ал-Мулка) власть и силу в разрешении дел [целых] провинций, которыми тот распоряжался как хотел, все же не возводил его в достоинство вазиров и не обращался к нему иначе, как к «Шараф ал-Мулку». Между тем у них (хорезмшахов) было принято титуловать своих вазиров титулом «ходжа» и сажать их по правую сторону при общей аудиенции. Упомянутый же во времена своего вазирства находился перед султаном, там, где находятся хаджибы. Он садился лишь на общем ковре, а было [ранее] принято также, чтобы тот, кто имел лакаб Низам ал-Мулк, садился за особо отведенные ему подносы. Бывало, его предшественники вазиры сидели в здании дивана в черном кресле. Шараф ал-Мулк не садился в кресло в здании дивана, а имел кресло у себя дома и, когда возвращался из дивана, сидел в нем. Было принято, что тот, кто имеет лакаб «Низам», восседая в вазирском кресле, не вставал перед тем, кто входил, даже если тот был владетельным лицом. Так [установили] в знак высокого уважения к этой должности и соблюдая этикет, соответствующий месту: ведь кресло поставлено вместо трона! Шараф ал-Мулк вставал перед видными должностными лицами, находясь на своем месте во главе дивана. При его предшественниках из числа великих вазиров, когда они ездили верхом, несли четыре копья с покрытыми золотом древками, а султан не разрешал ему этого.
Об остальном, что касается различных его дел, будет рассказано в своем месте, вплоть до того [времени], когда судьба потребовала с него его долг и дала ему испить чашу конца его жизни. Он приобщился к единому, всепрощающему [Аллаху]: поистине, щедрые живут недолго.
/ 127 / Глава 45
Рассказ о причине моего прибытия ко двору султана [Джалал ад-Дина] и о моем пребывании на службе
Когда малик Нусрат ад-Дин Хамза ибн Мухаммад [ибн Хамза] ибн 'Умар ибн Хамза, как я об этом уже сказал[474]474
См. примеч. 38 к гл. 22.
[Закрыть], получил Насу в наследство от своего двоюродного брата, он назначил меня на'ибом в его делах и полагался на меня в том, что собирался предпринимать.
Упомянутый был чудом достоинств и морем щедрости. Он помнил наизусть Сакт аз-занд Абу-л-'Ала' [ал-Ма'арри], ал-Йамини ал-'Утби, ал-Мулаххас Фахр ад-Дина ар-Рази и ал-Ишарат шейха ра'иса [Ибн Сины][475]475
Абу-л-'Ала' Ахмад ибн 'Абдаллах ибн Сулайман ал-Ма'арри (979—1058) – поэт и философ, автор многих сочинений, в том числе Сакт аз-занд («Искры от огнива»); ал-'Утби, Абу-н-Наср Мухаммад (961—1036) – историк государства Газневидов. Автор сочинения ал-Йамини, посвященного газневидскому султану Йамин ад-Даула Махмуду ибн Себюк-Тегину (998—1030); ар-Рази, Фахр ад-Дин (1149—1209), был шейх ал-исламом в Герате, где его постоянно сопровождали триста учеников-факихов. Среди его богословских сочинений – ал-Мулаххас («Суть»), Мафатих ал-гайб («Ключи сокровенного») и др.; Абу 'Али ибн Сина (Авиценна) – знаменитый врач и философ (980—1037). Среди его сочинений – ал-Канун фи-т-тибб («Канон врачевания»), ал-Ишарат ва-т-танбихат («Указания и наставления») и др.
[Закрыть]. У него были свои стихи на арабском и персидском языках, собранные в диваны. Вот одно из его стихотворений, написанных во время его пребывания в заключении:
Поистине, я в оковах этого времени,
подобно жемчужине, еще скрытой в раковине.
Украшена моим достоинством шея величия,
и нанизано мое превосходство в ожерелье благородства.
Поистине, несмотря на злобу моих завистников,
я моим гордым предкам достойный преемник.
И если время не признает моего достоинства,
то это оплошность, допущенная от дряхлости.
Народам станет видна моя скорбь,
подобно полной луне, скрывавшейся во мраке при затмении.
И придут [тогда] судьбы, и покорные
скажут: «Прости за то, что прошло!»
Что касается его переписки, то это – дозволенное волшебство и ключевая вода, она превосходит сверкание лесных чащ и надушена ароматом северного ветра.
Среди того, что он писал мне в дни моего пребывания в Мазандаране вместе с Инандж-ханом, перед тем как к нему перешла власть, имеется следующее [письмо]: «Как возбудило меня воспоминание о страдании и согнули страстное желание и волнение! Уже часто бьют удары уставшей [поражать] молнии и послышался тихий шепот свежего ветерка. И отмечен тот, кто извлек это, взглядом, в котором пасутся стада слёз. Это он искал оживления от сообщения, по которому бы изголодался слух, из-за моего страстного желания услышать известия о высоком маджлисе, о [месте], самом дорогом для славы, базилике достоинства, первом плоде искусства, владеющем тонкостями умения. Аллах оживил истлевшие /128/ достоинства, распространив на них свою сень. А перед дорогой я упрекал себя за промедление, находился в обществе раскаяния и декламировал:
Разве я оставлю Лейлу?! Ведь между ней и мной
лишь одна ночь. Поэтому я, поистине, очень терпелив.
[Я пишу] в поисках защиты от превратностей, вызвавших разлуку друзей. Как же иначе? Ведь не близко прибежище и далеко место посещения. Нет ныне утешения, кроме как в аромате доброты и в запахе воспоминаний о нем.
Некоторые из его слуг направились в сторону счастливой стоянки, и истинная преданность вызвала то, что уже послано кое-что из страстных переживаний, чтобы забвение не утвердилось на полях [послания]. А как же иначе? Ведь добрая дружба – это повиновение врожденным качествам. И Аллах всевышний да продлит его пребывание в этом мире. [Итак], до свидания».
Это образец того, чего достиг этот совершенный. И для достижения желанной цели беспристрастность в [его] восхвалении и прославлении невозможна.
Он проявил себя искусным в науках древних, соединив это с прочими достоинствами. Он посвятил себя их изучению в дни своего пребывания в Хорезме, а оно длилось девятнадцать лет! Его предсказания по звездам редко когда не сбывались. Когда не было известий о султане [Джалал ад-Дине] и о том, что он находится в самой середине Индии, он, бывало, говорил, что султан еще появится, будет царствовать и водворит порядок и что Гийас ад-Дин не будет иметь успеха, так как звезда его не указывает на счастье: она только мерцает, а [впоследствии] погаснет. По этой причине он единственный, отличаясь этим от правителей округов, не провозглашал хутбы с именем Гийас ад-Дина. И через некоторое время случилось то, о чем он говорил, и дело обернулось так, как он предсказывал, но произошло это уже после его гибели. Вышло так, как говорится [в пословице]: ты узнал кое-что малое, а ускользнуло от тебя многое. Он предсказывал, что султан появится и дела его пойдут хорошо, но не знал, что сам погибнет раньше его появления. Он обманулся в надежде и ошибся в рассуждениях.
О успокаивающая меня обещанием, ведь смерть [может прийти] раньше,
и если я умру от жажды, то пусть не падают капли дождя.
Когда Гийас ад-Дин узнал, каково мнение Нусрат ад-Дина о султане [Джалал ад-Дине], что он, в противоположность остальным, равным ему, предпочитает его и склонен к нему, он отрядил против него Тулука ибн Инандж-хана с войском его отца, дал ему в помощь Арслан-хана /129/ и других, из числа тех, кто захватил окраинные земли, и приказал им следовать указаниям Тулука в делах важных и второстепенных и стараться помогать ему в том, что он начал и предпринял.
Когда сообщение об этом дошло до Нусрат ад-Дина, он стал совещаться со своими советниками о том, как устранить беду и отразить грозную опасность. Итогом их раздумий было [решение] направить меня ко двору Гийас ад-Дина с некоторой суммой денег, чтобы отвратить этим распространяющуюся смуту и заткнуть открытые рты.
Я отправился туда неохотно. Через некоторое время, ночью, У границ Ругада[476]476
Ругад – округ в Мазандаране. См.: ал-Казвини. Нузхат, с. 156.
[Закрыть] я столкнулся с сыном Инандж-хана. Я скрылся под покровом ночи, спасаясь от них, как перепуганный страус, и бежал, как Моисей, [когда его звал бог]. Когда я достиг Джурджана[477]477
Джурджан (Гурган) – историческая область на юго-восточном побережье Каспийского моря, а также одноименный город (совр. Горган). См.: Йакут, 3, с. 75—79; ал-Казвини Закарийа', с. 348—351.
[Закрыть], я увидел близ него шатры и узнал, что они принадлежат эмиру Коч-Канди, который прибыл от двора Джалал ад-Дина и направляется в Хорасан, чтобы стать там на'ибом Ур-хана. Мне рассказали о том, что произошло в Рее, о прекращении власти Гийас ад-Дина и установлении власти Джалал ад-Дина. Тогда я отправился к упомянутому (Коч-Канди) и не знал, как мне идти: от радости я чуть было не летел к нему. Я долго беседовал с ним и услышал полное и подробное [сообщение] о состоянии дел. После этого я обдумал положение и понял, что нет смысла возвращаться назад и что отвратить сына Инандж-хана от Насы, в которую он вцепился своими когтями, может только султанский приказ. Я отправился в Астрабад, где находился малик Тадж ад-Дин ал-Хасан, готовившийся следовать ко двору Джалал ад-Дина. Тогда я решил сопровождать его и стал побуждать его торопиться. Но в то время, когда он собирался, на границу его области напал Данишманд-хан, приверженец Гийас ад-Дина, недостойный попирать ногами край султанского ковра. Из-за этого его (Тадж ад-Дина) приготовления расстроились, и необходимость заставила меня вернуться на Бистамскую дорогу. Я возвратился на нее и с опаской направился в Рей, а оттуда поспешно – в Исфахан. А вслед за мной шли известия об осаде Насы и натиске [врагов] на нее и не давали мне успокоиться и [свободно] вздохнуть. И все-таки я задержался в Исфахане на два месяца по необходимости, а не по желанию, так как к султану не было доступа по различным причинам, в том числе /130/ из-за смуты луров в горах и их угроз дорогам, ведущим к султану. <Ведь малик Хазарасп стал враждовать с султаном>[478]478
Восстановлено по рукописи В.
[Закрыть] из-за того, что наладились отношения и упрочилось согласие между султаном и атабеком Са'дом, а он (Хазарасп) был врагом атабека. А еще причинами [задержки] были снега, завалившие дороги, и гибель многих путников в этих опасных местах. В Исфахане я оставался у Балбана ал-Кудари ас-Сиркана, пока не наступили весенние дни со всей их прелестью и земля не оделась в нарядную одежду.
Знамена султана двинулись по направлению к Азербайджану[479]479
Поход султана Джалал ад-Дина на Азербайджан начался в 1225 г. См.: Буниятов. Атабеки, с. 120 и сл.
[Закрыть], а его лагерь находился у пределов Хамадана. Сам же султан отсутствовал. Он готовился неожиданно напасть на атабека Йигана Таиси, зятя Гийас ад-Дина, женатого на его сестре[480]480
См. примеч. 88 к гл. 33.
[Закрыть].
Когда Аллах помог султану против его брата и отдал ему во владение то, что принадлежало ранее [брату], упомянутый (Йиган Таиси) ушел в сторону Азербайджана и увидел, что он ведет борьбу за государство, гибель которого предрешена и дни которого сочтены. Он и атабек Узбек, владетель Азербайджана, действовали совместно, противодействуя султану. Когда стало очевидно, что султанские знамена движутся по направлению к ним обоим и окружают их, душа подсказала ему (Йигану Таиси), что нужно спешить в Ирак и воспользоваться отсутствием султана. Но весть о нем дошла до султана, и он неожиданно напал на него у Хамадана. Одержав над ним победу, он пощадил его, приютил и обеспечил для него защиту. Дело завершилось благоприятным для него исходом, и он возвратился к своим шатрам, радуясь, что достиг желаемого[481]481
Когда Джалал ад-Дин достиг в Азербайджане города Марат, до него дошла весть о том, что дядя Гийас ад-Дина, атабек Йиган Таиси, с 50-тысячным войском, совершив грабительский рейд по Азербайджану и перезимовав в Арране, на берегу Каспийского моря, вновь подверг Азербайджан разграблению. Отсюда Йиган Таиси по приказу халифа ан-Насира двинулся на Хамадан, который вместе с другими областями был отдан ему халифом в качестве икта'. В этом эпизоде отразилась политика халифа, который, находясь под угрозой похода Джалал ад-Дина на Багдад, подстрекал против него сильных владетелей.
Джалал ад-Дин двинул свои войска против Йигана Таиси. Скрытно, ночью, подойдя к лагерю атабека, воины султана окружили его в момент, когда там занимались дележом награбленной в Азербайджане и Арране добычи и большого количества скота. Утром Йиган Таиси увидел окруживших его воинов Джалал ад-Дина и его самого, в то время как он предполагал, что султан находится где-то под Багдадом. Йиган Таиси послал к султану свою жену, сестру султана, с просьбой о пощаде. Войска Йигана Таиси перешли на сторону Джалал ад-Дина, но он сам получил под командование другой отряд. См.: Ибн ал-Асир, 9, с. 358.
[Закрыть].
А я преподнес Шараф ал-Мулку Ходже Джахану еще до возвращения султана ту [сумму], с которой послал меня Нусрат ад-Дин, предназначая ее в знак службы Карим аш-Шарку, вазиру Гийас ад-Дина[482]482
О вазире Гийас ад-Дина Пир-шаха – Тадж ад-Дине ибн Карим аш-Шарке ан-Нишапури – см. гл. 11 и 13. Сохранился документ о передаче ему вазирата. См.: Horst, с. 105—106.
[Закрыть], – всего тысячу динаров. [Шараф ал-Мулк] поблагодарил меня и обещал мне содействие и решение дел. Исход был самым хорошим: был издан султанский указ об установлении [границ] его (Нусрат ад-Дина) области – к ней были присоединены некоторые соседние с ней местности. Они уже назначили одного из приближенных [султана], который должен был сопровождать меня в Насу, чтобы изгнать оттуда сына Инандж-хана и доставить его ко двору султана. Но не прошло двух или трех дней, как прибыл человек /131/ с известием о гибели Нусрат ад-Дина: сын Инандж-хана вывел его из крепости Насы и велел привести его к себе. Он поразил его, обманув обладавших надеждами, и погубил его назло благородным людям. Он был повергнут в могилу во цвете лет, и стали все, кто печалится о славных, горевать по нем и оплакивать его кровавыми слезами. Я стоял среди них, пораженный, и с болью в сердце произносил стихи:
Для меня в его смышлености и остроумии были
верные признаки того, что он скоро умрет.
А сын Инандж-хана вознаградил меня за прошлую службу его отцу в Насе и Джурджане тем, что убил моих слуг, захваченных им, разграбил то, что застал из моего имущества, и завладел в моем доме всем унаследованным мною и приобретенным.
