Текст книги "Свеча в буре (ЛП)"
Автор книги: Морган Хауэлл
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
13
Одиноко плавая в прохладной темноте, Йим чувствовала на лице теплые капли дождя. Ощущение того, что они бьют по щекам и стекают по коже, потянуло Йим к их источнику – живому миру. Она открыла глаза и увидела склонившегося над ней Хонуса. Его лицо освещали огненные блики, а теплый дождь был его слезами.
Долгое время Йим могла лишь смотреть на Хонуса, переживая его страсть и преданность. Наконец-то она поняла его любовь, и это зажгло в ней то же чувство. Все ее открытия послужили разжиганием пламени. С внезапностью удара молнии любовь расцвела и поглотила ее. Затем один только вид Хонуса вызвал прилив радости. Он казался преображенным, но Йим знала, что он не изменился. Изменилась она. Йим протянула обе руки, чтобы коснуться его лица, и от его прикосновения у нее захватило дух. Поглаживание лица Хонуса только усилило желание Йим, и она притянула его к себе, пока их губы не встретились.
На этот раз Йим точно знала, что делать. Повинуясь воспоминаниям Хонуса, она провела языком по его губам, исследуя рот и наслаждаясь теплой, влажной близостью поцелуя. На мгновение Хонус выглядел совершенно удивленным, но быстро откликнулся. И тут Йим показалось, что они столкнулись, как две волны, такой силы была их встреча. Это потрясло ее, как удар грома. Они обнялись, прижавшись друг к другу, словно могли каким-то образом слиться в одно целое. Все существование Йим стало Хонусом. Он опьянил ее. Он был любимым и любящим. Она наслаждалась его видом, его прикосновениями, его запахом, его вкусом, каждым его звуком – от дыхания до биения сердца. Так вот она какая, любовь, подумала Йим. Она была уверена, что это дар Карм.
В ослабленном состоянии Йим страсть быстро овладела ею. Поцелуи и объятия привели ее в состояние изнуренного блаженства. Вскоре все, чего она желала, – это уснуть в объятиях Хонуса. Хонус, казалось, все понял: он натянул на них обоих свой плащ и обнял ее. Йим вздохнула, как усталый ребенок, пробормотала «Хонус» и закрыла глаза. Последнее, что она почувствовала, – это как Хонус зарывается лицом в ее волосы, повторяя ее имя. Его голос был таким мягким и нежным, что казалось, будто он молится. От этого по ее позвоночнику пробежали мурашки.
***
Дайджен оставался Рангаром, но после отъезда Гатта из Бремвена стал жить роскошно. Он перебрался в Дворцовый округ, где снял апартаменты неподалеку от Черного храма. Как Святейший, он велел повиноваться жрецам храма, которые снабжали его золотом для кошелька и девственницами для постели. После первой ночи, проведенной в городе, Дайджен посетил храм лишь однажды. Это было сделано для того, чтобы принести в жертву ребенка, чтобы он мог спокойно общаться со своим богом. Из этого сеанса он узнал, что события развиваются успешно. В ту ночь Гатт был в одном дне пути от Йим и Хонуса. Дайджен также узнал, что армия лорда Бахла находится в Западном Пределе и движется на юг, к Аверену. Жрецы уже сеяли раздор по всей горной провинции. Вскоре туда прибудет лорд Бахл и соберет урожай.
Дайджен ожидал, что дело с Йим скоро будет завершено. Возможно, уже сегодня вечером, подумал он. Хотя пребывание в столице доставляло ему удовольствие, Дайджену не терпелось поскорее отправиться к лорду Бахлу. Вторжение в этом году было предвкушением. Близились последние времена, и весь Черный Храм был охвачен разговорами о Восходе. Дайджен лучше любого священника знал, что эти слухи – не просто пустые надежды. Прилив крови скоро смоет старый мир. Тогда Пожиратель вырвется из своего смертного сосуда и вольется в мир живых, чтобы править и возносить верных к славе. Дайджен причислял себя к верующим, и он хотел присутствовать в тот знаменательный день. Если резня в Аверене будет развиваться так, как хотелось бы, это может произойти и здесь.
Эта волнующая перспектива придала вечерней трапезе особую пикантность, как и красота его юной спутницы. После того как Дайжен вступил в свой второй век, его вкус стал обращен ко все более молодым девушкам. Нынешняя спутница едва достигла женского возраста. На протяжении всего ужина Святейший наслаждался ее растущим волнением по мере приближения кульминации вечера. Малышка едва притронулась к еде, хотя и выпила три кубка вина, пока Дайджен набивал себе рот. Пошатываясь, она неохотно последовала за ним в спальню.
Дайжен зажег несколько свечей, закрыл дверь и сел на кровать. Девушка осталась стоять, отводя глаза.
– Посмотри на меня! – рявкнул Дайджен. Девушка повиновалась. Дайджен заглянул в ее темные глаза, и его возбудил ее страх. Он находил ужас отличным афродизиаком.
– Разденься для меня, – приказал он.
Лицо девушки покраснело, но она осталась неподвижной, как олененок перед тигром.
– Немедленно!
Девушка наклонилась, чтобы снять сандалии, и делала это как можно медленнее.
Когда она осталась босиком, Дайджен улыбнулся и сказал:
– Теперь сними платье.
Платье имело лиф с длинным рядом пуговиц спереди. Рука девушки поднялась к самой верхней, но тут же замерла, застонав.
– Ты слышала меня, – сказал Дайжен низким, угрожающим тоном. – Ты знаешь, что произойдет, если я буду недоволен.
Руки девушки задрожали, но она начала расстегивать пуговицы. Она работала над ними медленно. Дайджен не возражал, поскольку это оттягивало ее унижение. Она успела расстегнуть семь пуговиц, когда в закрытой комнате поднялся порыв холодного ветра и погасил все свечи. Прежде чем Дайджен успел среагировать, ледяная волна ударила его по телу и прошла сквозь него. От силы удара у него перехватило дыхание, и он почувствовал мучительную боль. Задыхаясь, он рухнул на пол. Болела каждая его часть. Кожу жгло, все мышцы свело судорогой, каждый сустав пульсировал. Когда Дайджен слабо корчился на полу, дверь открылась, и на него хлынул свет из внешней комнаты. Девушка стояла, держа в руках дверную ручку, и смотрела на него с ужасом и недоверием.
– Иди сюда, – сказал Дайджен. Его голос звучал неестественно для его ушей. Девушка колебалась лишь мгновение, а затем бросилась бежать, оставив позади свои сандалии. Некоторое время Дайжен лежал, скорчившись на полу, пока его боль не утихла. Он осознал, что изменился не только его голос, но и руки. На них выступили вены, костяшки пальцев увеличились, а кожа перестала быть плотной и гладкой. От одного только вида этих рук у него по спине пробежал холодок.
Дайен медленно поднялся, так как его суставы затекли и болели. В снятых им комнатах не было зеркал, но в коридоре постоялого двора имелось одно. С трепетом он направился к нему. Подойдя к листу полированной бронзы, он не сразу узнал свое отражение. Более восьмидесяти лет Дайжен выглядел человеком лет двадцати. Поэтому лицо в зеркале показалось ему древним, хотя это был человек позднего среднего возраста. Дайжен с ужасом рассматривал каждую морщинку. У него появились впадины под подбородком и мешки под глазами. Его волосы поредели и поредели, а белые пряди смешались с загорелыми. Объективный наблюдатель назвал бы отраженное в зеркале лицо «жестким», но не некрасивым. Но Дайджен привык к свежим молодым лицам. Его тошнило и унижало это зрелище.
По этому взгляду Дайжен понял, что его затея с Сарфом провалилась. Это мое наказание, подумал он. Отныне его плоть будет нести на себе отпечаток недовольства хозяина. Это будет служить напоминанием и предупреждением. Он был умен, но ум и самоуверенность погубили его. Поскольку Пожирателю было чуждо милосердие, тот факт, что Дайджен все еще жив, доказывал, что он по-прежнему был призван убить Йим. Дайжен направил все свои мысли и энергию на выполнение этой задачи. Его безжалостный бог не требовал ничего другого.
***
Йим резко проснулась и села прямо. «Гатт!» Она оглядела поляну. В предрассветном свете каждая тень выглядела угрожающе.
– Спокойно, – сказал Хонус, его голос был еще мягким от сна. – Он убит.
Йим успокоилась и снова легла, но ей не спалось. Вчерашние события казались ей ярким сном, в котором присутствовала нереальность. Неужели я действительно поцеловала Хонуса? Это казалось дерзким поступком, но Йим была уверена, что сделала это, потому что хотела сделать это снова. Когда Хонус снова накинул на нее плащ, она повернулась к нему лицом. Близость Хонуса одновременно возбуждала и отвлекала, но Йим чувствовала, что сначала ей следует узнать, помнит ли он о ее поступке.
– Вчера все перепуталось, – сказала она тоном, который, как она надеялась, выражал недоумение. – Что случилось?
– Твоя путаница не может быть сильнее моей. Я помню, что умер, и... – Хонус покачал головой. – Это бессмысленно. Но потом я ожил, и ты была рядом со мной, такая бледная и холодная, что я боялся, что ты променяла свою жизнь на мою.
– Не говори глупостей. Как я могла сделать такое?
– Но я умер. Я уверен в этом. И... – Голос Хонуса приобрел оттенок благоговения. – Теперь я помню. Я чувствовал присутствие. И ты.
– Что? Похитила тебя с Темного Пути? – Йим заставила себя рассмеяться. – Тебе это только приснилось. Когда я вернулась, ты был не в себе.
– Я не помню, чтобы ты возвращалась. Только свою смерть.
– Ты бы умер по-настоящему, если бы я не высосала яд из твоей раны.
– Но почему ты вернулся? Ты обещала бежать.
– С каких это пор Носители подчиняются своим сарфам? К счастью для тебя, я пришла в себя. Но от яда меня затошнило, и я упала в обморок.
– А потом я проснулся. Это если мне действительно приснилась моя смерть.
– Конечно, снилась. Теперь расскажите мне о Гатте.
– Гатт прибыл сразу после захода солнца. – Хонус мрачно улыбнулся. – Он был удивлен, увидев меня.
– Значит, ты снова с ним дрался?
– Я бы не назвал это дракой. Я был одержим, и все закончилось одним ударом. Затем я развел костер. После этого ты ожила.
– Я помню, что было дальше. – Йим усмехнулась. – Ты, наверное, подумал, что я сошла с ума. Но это не так.
Затем она одарила Хонуса долгим поцелуем.
Рассвет застал Йим и Хонуса все еще в объятиях. Для Йим ее чувства были удивительно новыми и неожиданными. По мере того как ее воспоминания о Темном пути начинали тускнеть, она все меньше понимала, как себя вести. Она обратилась за советом к Хонусу, и он ответил ей с терпением человека, воплотившего в жизнь свою самую большую надежду и наслаждающегося каждым мгновением. Они целовались и прикасались друг к другу, не более того. Йим так наслаждалась, что только голод в желудке заставил ее покинуть объятия Хонуса. Он отправился собирать хворост, а она – искать травы, чтобы придать аромат их первой с позапрошлого вечера трапезе. Когда Йим возвращалась на поляну, она нашла тело Гатта в зарослях, куда его притащил Хонус. Сарф был пронзен в сердце.
То ли от спешки, то ли от злости Хонус не успел закрыть Гатту глаза. Поэтому заклятый враг Йим смотрел на нее, как дух на Темном пути. Если не обращать внимания на его татуировки, лицо перед ней имело то же выражение, что и у убитого ею человека, – изумленное. Это заставило Йим задуматься, не было ли это сходство не просто совпадением, и у нее возникло искушение погрузиться в транс, чтобы выяснить это.
Йим поддалась искушению. Успешно погрузившись в транс накануне, Йим решила, что сможет повторить этот подвиг. Она села со скрещенными ногами на землю рядом с трупом Гатта, закрыла глаза и стала медитировать, чтобы очистить свой разум. Не опасаясь неизбежного нападения, она быстро справилась с задачей. Однако, в отличие от предыдущих, ничего не произошло. Йим осталась в мире живых. Через некоторое время она сдалась и вернулась на поляну. Там Хонус развел костер.
Йим смешала в небольшом медном котелке зерно и воду, добавила собранные ею травы и поставила котелок на огонь. Помешивая кашу, она все время думала о мертвом Сарфе в зарослях.
– Хонус, – сказала она наконец. – Если мы захотим совершить над Гаттом почетные обряды, что нужно сделать?
– Его тело сожгут на закате. Сначала его нужно будет очистить. Его руны остаются священной тайной, поэтому сделать это может только Носитель. После того как огонь будет разожжен, я сломаю его меч и положу его к нему. А потом ты попросила бы Карм судить его милосердно.
– Тогда так мы и поступим, ибо я не верю, что он был по-настоящему злым.
– Я не вправе судить о таких вещах, Кармаматус.
– И все же ты не согласен.
– Этот вопрос слишком близок моему сердцу, и мне не хватает твоей доброты. Я всего лишь твой Сарф.
– Ты нечто большее, – ответила Йим низким и застенчивым голосом.
– Ты мой возлюбленный, Хонус.
– Я давно мечтал услышать эти слова.
– Как я могу не любить тебя? Ты спас мне жизнь.
Хонус протянул руку и сжал ее ладонь. Казалось, он собирался что-то сказать, но вместо этого улыбнулся и поцеловал ее в щеку.
* * *
Глядя на Йим, Хонус понял, что она искренне говорила о своей любви. Он был счастлив, но в то же время озадачен. Он уже спасал Йим, и она не смогла влюбиться. Почему же вчера все было иначе? У Хонуса не было четкого представления. Он не хотел ломать голову над этим вопросом, тем более что загадка меркла по сравнению с гораздо более глубокой тайной.
У Хонуса был опыт борьбы с отравленными ранами, ведь враги часто использовали ядовитые клинки. Он видел, как от них умирало много людей. Лекарства от них не было, отсасывание раны ничего не давало. Более того, Хонус отчетливо помнил, как умирал. Это длилось достаточно долго. Медленно распространяющийся паралич и пронизывающий до костей озноб оставили яркое впечатление. Он вспомнил, как смотрел в небо, не в силах моргнуть, а потом вдруг оказался на Темном Пути. После бесчисленных трансов это место показалось ему очень знакомым.
То, что произошло потом, было менее отчетливым. Он вспомнил присутствие, которое, казалось, объединилось с ним. Может, это была Йим? Он не мог сказать точно, но Йим уже спасала его раньше и отрицала это. Потом он снова оказался в своем теле, озноб и паралич прошли, а Йим лежала рядом, холодная и бледная, как труп. Воспоминание о том моменте кольнуло его в сердце, и он взглянул на Йим, чтобы успокоить себя. Она сидела у огня и помешивала кашу. Йим была грязной и неухоженной, с большой прядью коротко остриженных волос, но ему показалось, что она прекрасна. Она напоминала ему мозаику в святилище храма: изображение Карм не было прекраснее. Более того, Йим внушала ему тот же трепет, что и мозаика. И, несмотря на слова Йим об обратном, он был уверен, что она избавила его от смерти.
Приготовления к последним обрядам Гатта затянулись до самого утра. Хонус отнес тело мертвого Сарфа к ручью и оставил Йим одну, пока она очищала его. Раздевая Гатта, Йим с грустью отметила, насколько он еще молод. Она смыла кровь с его груди, затем перевернула его, чтобы вымыть спину. Руны, вытатуированные на ней, образовывали короткую надпись, они не доходили даже до лопаток сарфа. Похоже, они предрекали ему короткую жизнь, подумала Йим. Язык был тот же архаичный, что и на спине Хонуса, и Йим нашла его текст столь же неинтересным. Тем не менее, она изучила написанное, ища хоть какую-то зацепку для действий Гатта. Одно слово привлекло ее внимание, поскольку оно было уникальным, и она также видела его на спине Хонуса. Это было слово «Дайджен». Оно составляло половину последней надписи: «Bewarr Daijen».
Значит ли это «Остерегайся Дайжена»? Йим вспомнила, что среди татуировок Хонуса была строчка «Он посылает Дайджена». Она решила еще раз взглянуть на руны, чтобы проверить свою память.
Йим обратилась к мертвецу.
– Это Дайджен отравил твой разум? Если да, то как жаль, что у тебя не было Носителя, который мог бы тебя предупредить.
Потом она вспомнила, что Носитель не должен говорить о знамениях на спине сарфа, и поняла, что предупреждение предназначалось не Гатту. Когда Йим вглядывалась в слова, начертанные на трупе, ее посетила леденящая душу мысль: это предупреждение предназначено мне!
14
Йим осталась у ручья после того, как Хонус унес тело Гатта. Внезапность и интенсивность чувств дезориентировали ее, и ей нужно было побыть в тишине, чтобы успокоиться. Йим решила, что ей поможет купание в холодной воде. Перед этим она нарвала душистых трав, чтобы оттереть грязь с кожи, и, когда Хонус увидит ее в следующий раз, от нее будет исходить приятный аромат. Затем Йим сбросила одежду и постирала ее. Выжав ее и развесив на солнце для просушки, Йим принялась мыть себя. Взяв в руки горсть фиалок, лещины и дикой лаванды, она пошла вброд к месту, где вода была чистой и глубокой.
Раньше опасения, что Хонус может увидеть ее купание, всегда заставляли Йим мыться наспех. Теперь же она думала об этом совсем по-другому. Мысль о том, что он увидит ее обнаженной, была восхитительно волнующей, и она не спешила мыться. Протирая кожу влажными травами, Йим представляла, что их листья и цветки – это кончики пальцев Хонуса. Погладив себя по груди, она вспомнила ночь в Лувейне, когда Хонус прикоснулся к ней. Тогда она почувствовала лишь пассивность и страх. Казалось, этот момент был из другой жизни. Подражая тому, как Хонус нежно разминал ее соски, Йим почувствовала, как между бедер разливается теплое, приятное ощущение.
Когда ее дух соединился с духом Хонуса, Йим вновь пережила его воспоминания о страсти. Она жаждала испытать его экстаз воочию. Он хочет меня так же сильно, как и я его. Все, что ей нужно было сделать, – это выразить свою готовность, и Хонус займется с ней любовью. От одной только мысли об этом у нее все затрепетало.
Но как только Йим представила себе исполнение своего желания, возникла противоположная мысль: Я не могу! Я – Избранная. Она не сможет исполнить свой священный долг, если не будет девственницей. Середины не было: она могла исполнить либо свою любовь, либо свое предназначение. Разрываясь между ними, Йим поняла, что не может оставить Карм. Она почитала богиню с детства, а Хонуса любила меньше суток. Тем не менее, сила ее новых чувств делала выбор мучительным. Йим поспешно оделась в мокрую одежду, словно желая приглушить желание. Оно оставалось таким же сильным, как и прежде, но вместо возбуждения превратилось в мучение. Любовь превратилась в грызущий голод без перспективы удовлетворения.
Йим опустилась на камень, озябнув от влажной одежды. Физический дискомфорт отражал ее страдания: радость превратилась в печаль. Какое-то время она пыталась убедить себя, что Карм выбрала Хонуса в качестве отца своего ребенка. Вот почему она помогла мне спасти его. Если бы мне суждено было выносить ребенка Хонуса, мы бы уже давно зачали его. Мудрая женщина утверждала, что богиня откроет отца, поэтому молчание Карма было доказательством того, что Йим еще не встретила его. Возможно, она никогда и не встретит его, если будет заниматься любовью с Хонусом.
Поразмыслив над дилеммой, Йим поняла, что, поддавшись желанию, предаст не только Карм, но и Хонуса. Как Сарф, он посвятил свою жизнь богине. Йим вспомнила слова Кары: «Тебе достаточно забраться в постель Хонуса, чтобы помешать Карм». Йим не могла представить себе Хонуса, выступающего против богини. Заставить его сделать это по неведению было бы обманом и высшим эгоизмом.
Я должна открыть Хонусу, что значит быть Избранной, думала Йим. Другого пути нет. Она чувствовала, что правда разрушит их счастье, и эта мысль приводила ее в уныние. Она с иронией вспомнила, как считала любовь даром Карм. Вместо этого она стала проклятием Карм, ядом – сначала сладким, потом горьким, – который жжет без надежды на облегчение. Йим жалела, что не может любить Хонуса, но не могла смириться с мыслью о разлуке с ним. Она гадала, являются ли ее чувства испытанием, наказанием или средством для достижения какой-то цели, которую она не могла себе представить.
Йим еще некоторое время оставалась на камне, но мысли ее были загнанными в клетку зверьками, которые бегали по кругу. Она любила и Хонуса, и Карм, и получить одного из них могла, только отринув другого. В конце концов, устав от раздумий, Йим перешла ручей вброд, чтобы найти Хонуса и обнажить перед ним свое сердце.
* * *
В центре поляны лежала огромная куча веток и сухого хвороста. На ней лежал Гатт, с видом мирной смерти. Хонуса нигде не было. Йим ждала его, и уходящее время усугубляло ее несчастье. Хонус вернулся только в середине дня. Он нес трех фазанов и широко улыбался, пока не поймал страдальческий взгляд Йим. Его улыбка исчезла.
– Йим, в чем дело?
– Хонус, я должна тебе кое-что сказать. – Йим увидела озабоченность на лице Хонуса и почувствовала, что он никогда не выглядел так прекрасно. Слова на мгновение покинули ее, и она просто смотрела на него, охваченная тоской. Хонус терпеливо ждал, пока она придет в себя. – Хонус, ты знаешь, что я Избранная.
– Да.
– Ты считаешь, что это нечто святое. Но это не так. Карм дала мне задание. Если я его выполню, будет достигнуто какое-то благо. Моя ценность заключается только в этом. Я лишь сосуд, а не вино.
– Кармаматус...
– Пожалуйста, Хонус, дай мне закончить. Я так много от тебя скрывала. – Йим почувствовала, как у нее сжимается горло, и изо всех сил старалась не заплакать. – Я сожалею об этом. Я поклялась хранить тайну, но теперь... теперь, когда между нами все изменилось и... О Хонус! Мне нужна твоя сила, как никогда.
Хонус поклонился.
– Она у тебя есть, Кармаматус. Будь уверена в этом.
– Я должна родить ребенка. Карм покажет, кто будет отцом. Пока она этого не сделала. Пока она этого не сделает, я не могу вступать в брак ни с кем. – Йим заметила удивление на лице Хонуса. – Да, я солгала тебе. Я девственница и должна ею оставаться.
– А вчера вечером... сегодня утром...
– Ошибки.
– Понятно.
– Я никогда раньше не любила мужчин. Я не предвидела, какой путь пройдет любовь. Но теперь, когда я люблю, я должна думать только о своем долге.
– Если твой долг – родить ребенка, зачем тебе браться за поиски Теодуса?
– Карм велела мне идти по его стопам. Какое-то время я думала, что они приведут к человеку, который станет отцом моего ребенка, но теперь я не уверена. Мои видения редко имеют смысл. Я даже не могу прочесть твои руны. Тебе следует оставить меня. Я не гожусь для того, чтобы вести тебя.
– Я твой Сарф. Тебе нет нужды направлять меня.
– Но мы не должны быть вместе!
– Потому что ты должна оставаться нетронутой? Йим, можно любить целомудренно. Я тому доказательство.
Йим слабо улыбнулась.
– Теперь я понимаю твои мучения.
Хонус нежно обнял Йим.
– Бывает трудно, но бывают и хорошие времена.
Йим вздрогнула, потом снова обняла Хонуса.
– Я боюсь, что буду слабой.
– Ты никогда не была такой, Кармаматус.
Хонус поцеловал Йим в лоб.
– А Теодус хорошо научил меня одной вещи: Настоящая любовь никогда не бывает слабой.
***
В глубине Черного храма находилась комната, о которой знали немногие жрецы, и еще меньше тех, кто в нее когда-либо входил. Она была построена глубоко под землей, так что дневной свет никогда не достигал ее стен из мрачного базальта. Когда железная дверь комнаты закрывалась, а лампа гасла, в ней наступала абсолютная темнота. Неровные стены уходили внутрь, в остальном комната была без особенностей, если не считать круга, вырезанного в каменном полу и образующего неглубокую впадину.
Дайджен вошел в комнату, откинув глубокий капюшон, скрывавший его постаревшее лицо. Горела единственная масляная лампа, наполняя холодный воздух едким дымом. В ее бледном свете виднелся маленький мальчик, одетый в тунику раба, который лежал на полу и дрожал. Его запястья были связаны, как и лодыжки. Он в ужасе смотрел на Святейшего, и его учащенное дыхание было заметно в потустороннем холоде комнаты.
Окружающая обстановка была для Дайджена новой, но ритуал, который он должен был совершить, был ему знаком. Он достал из мантии кинжал и быстро расправился с жертвой, зажав горло жертвы над желобом, чтобы кровь стекала в него. Когда на полу появился багровый круг, Святейший шагнул под его защиту. Там он опустился на колени и послал свои мысли на Темный Путь, чтобы призвать своего хозяина. Пожиратель окинул взором весь мир, и никто не мог укрыться от его злобы. Скоро Дайджен узнает, где искать Йим.
***
Последние лучи солнца залили поляну радужным светом, когда Хонус прикоснулся горящей веткой к костру Гатта. Пламя быстро распространилось от этого места. Прежде чем оно охватило мертвого сарфа, Хонус вогнал острие меча Гатта глубоко в землю. Он поставил обутую в сандалию ногу на середину очищенного от яда клинка и ухватился за рукоять. Потянув обеими руками и толкнув ногой, он согнул клинок, пока тот не сломался. Хонус положил сломанный меч на грудь Гатта, а затем отошел от нарастающего жара костра.
– Теперь Носитель обращается к Карм, – сказал он.
– Что я должна сказать?
– То, что придет тебе в голову.
Йим некоторое время смотрела на темную фигуру в клубящемся пламени, прежде чем заговорить.
– Его звали Гатт. Он был Сарфом. Он пытался убить меня. Это все, что я о нем знаю. Я надеюсь, что ты проявишь к нему милосердие, потому что... – Йим сделала долгую паузу, собираясь с мыслями. – Потому что он, вероятно, не мог видеть, как совершаются поступки. Руководствуется ли он твоей волей? Тебе виднее, но я думаю, что ему было не так легко. Бывает трудно определить правильный путь. Очень трудно. Я знаю, ибо в этом я похожа на Гатта. Поэтому прошу тебя, прояви к нему милосердие, если он ошибся, как я надеюсь, что ты проявишь милосердие ко мне.
Хонус посмотрел на Йим, желая возразить ей и сказать, что она не похожа на Гатта. Но, увидев, как по ее щекам текут слезы, он понял, что ее слова прозвучали искренне, и придержал язык.
***
Наступила ночь, когда Дайджен, пошатываясь, вышел из подземной камеры. Капюшон скрывал его лицо от посторонних глаз, когда он спешил покинуть храм. Поэтому никто из священников не заметил его отрешенного лица и не стал гадать, чем оно вызвано. Некоторое время Дайжен бродил по темным улицам, почти не осознавая, где находится. Он чувствовал себя моряком, выброшенным на берег бушующим штормом, но вместо ветра и волн потусторонние силы били его, пока он укрывался в кольце крови. Казалось, что это испытание может закончиться только его гибелью, но каким-то образом он выжил. Нечто боролось со своим хозяином в темной комнате, и этот поединок едва не лишил Дайджена рассудка. Невидимые силы были настолько мощными, что воздействовали на его разум, как физические удары. Каждое нападение с той или иной стороны было агонией, хлопаньем всепроникающей боли, от которой он терял сознание и его тошнило.
Когда схватка наконец утихла, Дайджен почувствовал глубокое беспокойство. Он всегда считал Пожирателя всемогущим – неизбежным властелином мира. Однако в этой темной комнате он только что ощутил, что власть его хозяина поставлена под сомнение. После резни в храме Карм он не верил, что такое возможно. Для него Карм была божеством для слабаков, дарующим лишь бесполезные дары. Никто из ее последователей не мог обмануть смерть, колдовать или воспламенять разум людей. Однако какая-то сила помешала его хозяину, и Дайджен был уверен, что это богиня.
Размышляя о важности произошедшего, Дайжен задался вопросом, так ли уж бессилен Карм, как он предполагал. Возможно, богиня просто выжидала время и скрывала свою силу до подходящего момента, чтобы нанести удар. Эта Йим – не просто раздражитель, подумал он. Она должна как-то угрожать моему хозяину. Дайджен не мог представить, как смертный может это сделать, но в своем выводе не сомневался. Это делало уничтожение Йим еще более неотложным.
Дайджен переключил свои мысли на эту тему. В этой комнате он узнал мало полезного, ибо все наставления, которые давал ему хозяин, были неясны и затуманены. Ненависть Пожирателя к Йим была ярко выражена, но представление о ее местонахождении сводилось к беспорядочным фрагментам. Дайджен вспомнил горы, видневшиеся сквозь ночной туман. Он решил, что они находятся в Аверене, поскольку именно туда направлялась Йим. Другие образы, возникавшие в его сознании, растворялись так же быстро, как дым на ветру. Одна сцена возникала и исчезала с такой частотой, что ее кусочки застряли в памяти Дайджена. Горы. Здания. Он подумал, что одно здание могло быть обнесено стеной. Другие строения были меньше и располагались вокруг него. А рядом лежало что-то большое и яркое – возможно, озеро. Дайжен решил, что эта сцена указывает либо на место, где скрывается Йим, либо на цель ее путешествия.
Это было не так уж много, но это было все, что у него было. Дайджен направился к тавернам в квартале Аверен. По дороге он придумывал свою историю. Это будет видение, дар богини. Он перескажет разрозненные образы, которые видел, и скажет, что они намекают на то, где он может найти своего давно потерянного ребенка. Дочь по имени Йим. Набравшись терпения, я найду того, кто узнает место, которое я ищу. Дайджен уже представлял себя в седле нового коня и скачущим вперед, чтобы вернуть расположение своего хозяина.








