Текст книги "Свеча в буре (ЛП)"

Автор книги: Морган Хауэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

40

Пока Йим спала в укромной альпийской долине, Хонус начал второй этап своего одиночного похода. Первый этап начался, когда Йим еще пряталась в болоте. Именно тогда Хонус впервые покинул армию, неся свой мешок. Преследуемый тоской по женщине, которая в последний раз носила его, Хонус направил все свои мысли и силы на ее поиски. Первым его заданием было провести скрытную и длительную разведку. Он делал это под видом крестьянина, пряча лицо в плаще с капюшоном, чтобы не насторожить солдат Бахла, что за ними следит Сарф.

Наблюдения Хонуса привели его к нескольким выводам. Первое заключалось в том, что Железная гвардия больше не ищет дезертиров. В качестве проверки Хонус несколько раз показывался людям Бахла в крестьянской одежде. Лишь однажды это вызвало полусерьезную погоню. Таким образом, Хонус предположил, что ищут исключительно Йим, и она все еще на свободе. Поскольку Хонус не обнаружил никаких приготовлений к отступлению, он предположил, что Бахл планирует оставаться в крепости до тех пор, пока Йим не будет найдена.

Пока Йим на свободе, Хонус планировал преследовать солдат лорда Бахла. Таким образом, он надеялся защитить ее. Если повезет, он даже сможет найти Йим во время одной из своих вылазок. Кроме того, если люди Бахла схватят ее, он сможет попытаться спасти ее. Сформулировав эту стратегию, он приступил к ее реализации.

Было уже за полночь, когда Хонус бесшумно подкрался к трем дозорным Бахла. Перемещаясь из тени в тень, он был практически незаметен из-за темно-синей одежды и лица. Тем временем дозорные демонстрировали беспечность вооруженных людей, считающих, что им нечего бояться. Когда Хонус добрался до них, он быстро убил двоих, прежде чем они успели выхватить оружие, а третьего легко обезоружил. Приставив клинок к горлу мужчины, Хонус сказал:

– Будь спокоен, и ты еще состаришься. Почему ты стоишь в дозоре так далеко?

– Потому что мне приказали.

– Ты кого-то ищешь. Зачем?

– Я не знаю, о чем вы говорите.

– У тебя есть еще один шанс сказать. К чему эти поиски?

Мужчина ничего не сказал, и Хонус перерезал ему горло. После этого он надел на себя достаточно снаряжения убитого гвардейца, чтобы в темноте принять его за одного из них. Затем он выбросил тела дозорных в ближайший колодец. К рассвету в колодце оказалось еще восемнадцать гвардейцев, но Хонус ничего не знал об их задании.

Ни один из допрошенных им солдат ничего не рассказал. Хонус рассуждал о том, было ли это вызвано дисциплиной, страхом перед лордом Бахлом или неверием в возможность пощады. Как бы то ни было, к концу ночи Хонус перестал задавать вопросы и просто перебил всех дозорных, которых застал врасплох. Недолго думая, он решил прибегнуть к пыткам, чтобы узнать то, что ему нужно, но отказался от этой идеи. Йим бы этого не одобрила, а он твердо решил руководствоваться ее мудростью. Он скрылся только с рассветом, довольный тем, что воплотил в себе гнев Карм и что в это утро на Йим будет охотиться на двадцать одного человека меньше.

***

Фырканье разбудило Йим. Она открыла глаза и увидела солнечный свет и огромную мохнатую морду. Йим никогда раньше не была так близко к медведю и замерла от ужаса.

– Не бойся, – сказал голос. – Она твой друг.

Когда Йим повернула голову, медведица лизнула ее в лицо. В нескольких шагах от нее на земле сидела Рупинла. Она почтительно склонила голову.

– Приветствую тебя, любимая матушка.

При виде фейри Йим проигнорировала медведя и села.

– Любимая? – спросила она. – У тебя странный способ показать это.

– Ты сердишься, – сказала Старейшая.

– Тебя это удивляет? Ты ведь знала, не так ли? Ты знала, но отправила меня в путь, веря, что я иду к своей любви.

– Так и было.

– Но я не знала, что меня ждет, а ты знала! Я в этом уверена!

– Знание – не мудрость.

– Не прячься за словами!

– Я не знала, какой путь ты выберешь, и чем закончится каждый выбор. Должна ли я была сказать тебе, что ты будешь страдать или что ты спасешь своего возлюбленного от ужасной смерти? И то, и другое уже свершилось.

– Ты могла бы мне что-нибудь сказать.

– Я была вынуждена молчать, – сказала Рупинла. – И до сих пор вынуждена.

– Кем принуждена?

Фейри поклонилась так низко, что ее лоб почти коснулся земли.

– Заставила, достопочтенная мать. – Когда она подняла голову, в больших кошачьих глазах Рупинлы отразилось такое сочувствие, что Йим растрогалась.

– Что ты перенесла! Что ты страдаешь до сих пор! Я покорена глубиной твоей любви.

– Эта любовь была лишь уловкой Карм, чтобы заманить меня к лорду Балу.

– А твоя любовь к Мириэн и ее матери была уловкой? К Хендрику, Каре, Хомми и Хамину? Ради всех этих оборванных детей и их измученных родителей? Ради убитых в храме Карм? Любовь всегда была твоей силой.

– Я говорила о своей любви к Хонусу.

Когда Старейшая ничего не ответила, Йим заглянула ей в глаза и попробовал разгадать ее мысли. Некоторые из них были скрыты даже от нее, но Йим не нашла в них коварства, только сочувствие, любовь и печаль. Она отвела взгляд и вздохнула.

– Я прощаю тебя. Мне больно, и я обескуражена. Но ты права: то, что я сделала, было моим выбором.

Рупинла снова поклонилась.

– И я чту тебя за это.

– Но это не объясняет, почему ты здесь.

– Чтобы помочь тебе.

– Как?

Приближается зима, и враги ищут тебя. Тебе нужно убежище.

– Так ты отведешь меня в Фэйрию?

– Нет. То, что находится в твоем чреве, никогда не должно попасть в Безвременье, – сказала Рупинла. – Это убежище другого рода.

Она жестом указала на медведя.

– Это Грувф, – сказала она, произнося это имя как короткий хриплый кашель. – Грувф примет тебя как своего детеныша и будет кормить тебя во время твоего долгого сна.

– Мой долгий сон?

– Тот, что длится до весны, как у сородичей Грувфы. Поцелуем я могу наделить тебя этим даром.

Это казалось идеальным решением, ведь оно позволило бы Йим исчезнуть на несколько лун, возможно, достаточно надолго, чтобы Бахл прекратил поиски. Тем не менее, у Йим была особая причина, по которой его пугала перспектива столь долгого сна.

– Мои сны больше не принадлежат только мне, – сказала она. – Ты знаешь о том, с чем я борюсь.

– Знаю, – ответила Рупинла. – Оно ужасно и сильно. Оно одолело всех женщин, которые когда-либо носили ребенка, но оно не овладело тобой.

– Пока нет.

– И не овладеет. Это я могу сказать точно.

– Значит, я могу впасть в спячку до весны, скрыться от лорда Бахла и найти место, где можно родить этого ребенка, – сказала Йим. – И что тогда?

– Делать то, что необходимо.

– Ну, это простой совет, – сказала Йим. – Он применим к любому случаю.

– Но ты знаешь, что необходимо, – ответила Рупинла. – Следуй своим инстинктам. Хотя в ребенке будет жить темный дух, которого так боялся его отец, он будет и твоим сыном. Заботься о нем так, как подсказывает тебе сердце, и в результате ты получишь добро.

Йим и в голову не приходило, что она будет считать ребенка, зачатого столь драматично, своим, а тем более любить его. Он невиновен, подумала Йим, хотя на него обрушится то, что обрушилось на меня сейчас. Йим подумала, как она может помочь своему сыну преодолеть внутреннего врага и тем самым победить его в мире. Эта мысль породила надежду – первую, которую она почувствовала после последнего визита Карм. Тогда Йим увидела правду в словах Рупинлы и поняла, что любовь станет ее силой.

Йим посмотрела на фейри. Увидев безмятежное, но ликующее выражение лица Рупинлы, она поняла, что Старейшая поняла ее мысли. Йим улыбнулась, и Рупинла улыбнулась в ответ.

Надежда укрепила дух Йим, когда она неторопливо прогуливалась по укрытому от посторонних глаз лесу. Ей было приятно не бояться погони, и она наслаждалась этим. Высокая долина казалась ей возвышенным островком спокойствия в бурном мире, местом над темными делами человечества. Клены окрасились в праздничное золото, а дубы – в нежный красновато-коричневый цвет. Яркий утренний солнечный свет даже избавил ее от постоянной прохлады. В общем, место казалось идиллическим, и Йим упивалась его умиротворением.

Когда Йим вернулась к ручью, ее ждали Рупинла и Грувф, а Квахку уже не было. Старейшая сидела, скрестив ноги, на земле перед большим плоским камнем, на котором были навалены орехи, ягоды, грибы, семена и соты. Там был даже пухлый заяц. Затем Рупинла поднялась и прижалась губами к губам Йим в долгом и любящем поцелуе. Фейри дарила вкус растущих растений, давно выветрившегося камня, тихой воды и древней земли. Йим не хотела, чтобы поцелуй заканчивался, но в конце концов это произошло.

– Прежде чем ты сможешь уснуть, мама, ты должна откормить себя.

Рупинла улыбнулась в ответ на мысли Йим.

– Да, я побуду с тобой некоторое время. Для меня большая честь, что ты желаешь моего общества.

Потом Йим, Рупинла и Грувф ели вместе, причем Йим наелась до отвала по настоянию Старейшей. Она даже съела часть зайца, хотя ей пришлось есть его недожаренным и разрывать плоть зубами. В присутствии Грувфа это не выглядело неестественно, и медведь доел то, что не доела она. Потом все трое нежились на солнышке. Йим наслаждалась сытостью и даже немного задремала. Во время сна она держала в узде Пожирателя, и ей снилось, что она проводит руками по спине Хонуса, а его руны говорят с ней.

– Когда-нибудь ты поймешь, – говорили они. – Тогда все твои испытания обретут смысл.

Когда Йим проснулась, она удивилась, что снова хочет есть, и с радостью увидела, что куча еды пополнилась. За этой трапезой Рупинла попробовала лишь несколько ягод, а Йим и медведь снова наелись до отвала. Так начался режим еды и сна, который продолжался несколько дней. Это была ленивая жизнь, ведь Йим не нужно было добывать пищу. Непрекращающееся пиршество обеспечивалось целым потоком животных-помощников. Мыши и белки приносили семена, орехи и ягоды. Скунсы собирали грибы и коренья. Совы и ястребы приносили только что убитых зайцев. К особому удовольствию Йим, дятлы прилетали с большими порциями древесных личинок. Чем больше она ела, тем больше могла съесть.

В отличие от Рупинлы, Йим не могла разговаривать с медведем, но кое-что поняла из его рычания и ворчания. Короткий чавкающий звук означал:

– Ты собираешься это съесть?

Высокое ворчание означало:

– Попробуй, это вкусно.

Кроме того, между Йимом и Грувфом установилось взаимопонимание. Когда Йим дремала между приемами пищи, она прижималась к медведю и часто просыпалась от того, что огромное предплечье Грува обнимало ее за талию.

Благодаря тому, что Йим ела так много и так часто, она быстро располнела, и когда наступили холода, Рупинла сказала:

– Мама, я думаю, что пора уходить с Грувфом в ее берлогу. Спи с ней, укутавшись в шкурки.

Затем фейри глубоко поклонилась.

– Могу я поцеловать тебя в последний раз? Мы больше не встретимся в этом мире.

В ответ Йим тепло обняла Рупинлу и поцеловала ее. После этого Грувф издал протяжное ворчание, а когда Йим взглянула в ее сторону, медведица начал уходить. Йим повернулась, чтобы попрощаться с фейри, но она уже исчезла.

Грувф вышла из горной долины и стала подниматься в гору. Она шла легким шагом, и Йим без особого труда следовал за ней по крутому склону. На нем между длинными участками скал и бурой травой росло несколько чахлых деревьев. Выше деревьев не было вовсе, а склоны уже были припорошены снегом. С того места, где стояла Йим, она могла смотреть на север и видеть, как редкие холмы уступают место широкой равнине, уходящей к далекому горизонту. Туда я и отправлюсь весной, подумала она. Пойду на север и уйду как можно дальше.

Когда медведь вошел в очередную складку в склоне горы и спустился по внутреннему склону, вид скрылся из виду. Там, среди зарослей деревьев, была глубокая расщелина в скале. Грувф вошел в нее и исчез. Помня о том, что Рупинла велел ей спать в шкурах, Йим сняла плащ Яуна и свою поношенную смену и кофту, чтобы засунуть их в трещину в стене расщелины. Она надеялась, что там они будут защищены от непогоды.

Уложив одежду до весны, Йим полезла в расщелину, чтобы найти медведя. Вскоре она уже осторожно пробиралась в почти полной темноте. Вдали пол резко уклонялся вниз, но за поворотом прохода становился ровным. Йим чувствовала под ногами сухие листья и траву и слышала дыхание медведя. По мере того как она продвигалась вперед, покрытие каменного пола становилось все глубже. Она столкнулась с Грувфом. Йим наклонилась и коснулась огромной лапы медведя, а затем обошла его вокруг, пока не прижалась к брюху Грува и не прижалась к его густой шерсти.

Когда Йим лежала неподвижно, она чувствовала, что ее тело затихает. Сердце билось все реже, а дыхание замедлилось. Мысли исчезали, когда она погружалась в состояние, более глубокое и спокойное, чем сон. Время потеряло свою власть над Йим, когда она выскользнула из сознания и погрузилась в пустоту.

В мире за пределами логова время шло своим чередом. С деревьев падали последние листья. Ночи становились все длиннее. Снег падал, пока не скрыл все следы расщелины. Внутри темного убежища Грувфа Йим скользила сквозь изменения в состоянии беспамятства. Ей не было ни тепло, ни холодно. Она и не подозревала, что нашла сосок Грува, чтобы сосать его, как детеныш. Ее разум был спокоен и лишен снов, кровавых или иных.

41

Хонус вжился в жизнь одинокого волка. Всю осень он нападал на дозорных по ночам и наблюдал за поисками днем. Он спал всегда и везде, где только мог, но никогда ни в одном месте подряд. В конце концов ему попался гвардеец, который был не прочь поговорить. Тот описал объект поисков лорда Бахла как женщину восемнадцати зим от роду, с волосами цвета ореха и темными глазами. Обрадованный тем, что его догадки наконец-то подтвердились, Хонус пощадил его жизнь, хотя и был уверен, что его пленник знает больше, чем рассказал.

Милосердие Хонуса стоило ему дорого: Железная гвардия узнала, что Сарф преследует их. С наступлением холодов люди Бахла стали охотиться за ним, как и за Йим. Хонус стал осторожнее, но не потому, что боялся смерти. Скорее, он с болью осознавал, что является единственным защитником Йим. Настойчивые поиски лорда Бахла одновременно беспокоили и ободряли его. Он задавался вопросом, что такого сделала Йим, чтобы спровоцировать столь масштабные усилия, и боялся, что Бахл намерен жестоко отомстить ей. С другой стороны, продолжающиеся поиски свидетельствовали о том, что Йим жива и находится поблизости. Хонус не представлял, откуда Бахл мог это знать, но подозревал, что здесь замешано колдовство.

Живя в обезлюдевшей и разграбленной сельской местности, Хонус зависел от своих врагов в плане пропитания и зимней одежды. Он носил сапоги гвардейца и тяжелый зимний плащ. Он захватывал гвардейские пайки и лошадей и съедал их. Тепло было непозволительной роскошью, и он рисковал развести костер только в самые лютые ночи. Холод, казалось, проникал в него, пока он не стал хладнокровным и бессердечным. Хонус отвык от милосердия. Всякий раз, когда он имел дело с гвардейцем, гнев, вытатуированный на его лице, отражал его чувства. Свой гнев он выражал быстрой смертью. Хонус не был жестоким, но он был безжалостным и эффективным. Часто в снежные дни и холодные ночи он представлял, как истребляет всех людей лорда Бахла, чтобы Бахл был вынужден выйти на бой один на один.

Если ярость подстегивала Хонуса, то любовь – тоже. Он мучился, не зная, где Йим и как она себя чувствует. Хонус воспринимал свои страдания как доказательство преданности и переносил трудности как акт любви. Это был единственный возможный любовный поступок.

Единственное счастье Хонус испытывал от воспоминаний об умерших. После того как Йим стала его Носительницей, он нечасто погружался в трансы, потому что она, как и Теодус, не одобряла его привычку искать радости на Темном пути. К тому же, когда Йим была рядом с ним, Хонус редко испытывал в этом потребность. Когда же ее не стало, желание вернулось с новой силой. Трансинг был очень рискованным занятием там, где творилось столько злодеяний. Хонус часто сталкивался с ними на Бессолнечном пути и был вынужден заново переживать их ужасы. После этого поиск блаженных воспоминаний становился еще более насущным. Больше всего Хонус ценил моменты любви и страсти. Встретившись с одним из них, Хонус на короткое время ощущал тепло и поддержку. Но вскоре это чувство угасало, сменяясь пустотой и тоской. Тогда Хонус снова впадал в транс.

По мере того как сезон затягивался, лорд Бахл перестал обыскивать окрестности крепости и высылал пешие и конные патрули, которые часто пропадали на несколько дней. Это заставило Хонуса изменить тактику. Поскольку он не мог уследить за всеми патрулями, из воина он превратился в шпиона. Он перестал преследовать войска Бахла. Вместо этого он наблюдал за их приходом и уходом, ища любой знак, который мог бы указать на то, что Йим найдена.

Когда дни удлинились с наступлением весны, Хонус поймал лошадь и поставил ее на постой в отдаленной развалине. Хотя держать лошадь было рискованно и требовало времени и сил, Хонус счел это благоразумным. Если Йим все еще находилась в Аверене, то с наступлением теплой погоды она скорее всего отправится в путь. Если ее схватят, то для спасения может понадобиться лошадь.

***

Сознание приходило к Йим короткими эпизодами, растянутыми на много дней. Время от времени она выходила из беспробудного сна и погружалась в него. Тогда у нее появлялось смутное ощущение, что она обладает телом, которое живет во времени и пространстве. И вот однажды она перешла от сна к бодрствованию. Йим поняла, что находится в холодной берлоге, лежит обнаженная рядом с медведем. Когда она подняла голову, медведь тоже зашевелился. Йим зевнула.

– Доброе утро, Грувф.

Медведь рыкнул, поднялся и вышел из берлоги. Когда Йим села, она почувствовала, что ее тело потеряло равновесие и стало неправильным. Она положила руки на живот и с удивлением ощутила большую округлую выпуклость, а на месте пупка – выпирающий бугорок. Затем Йим обхватила в темноте свои груди и обнаружила, что они увеличились и стали нежными. Помогая Мудрой женщине при родах, Йим знала все об изменениях, происходящих во время беременности. Но ее преображение казалось мгновенным, и это ее насторожило. Кроме того, живот беременной женщины должен быть теплым, но ее живот был неестественно холодным.

Йим встала. Не привыкнув к новому центру равновесия своего тела, она, пошатываясь, направилась к входу в логово. Выйдя на утренний солнечный свет, она долго смотрела на себя, несмотря на холодный воздух. Ее груди казались еще больше, чем на самом деле. Они также обвисли и были увенчаны темными и втянутыми сосками. Однако ее внимание привлек выпуклый живот. Казалось, он доминирует над ее телом, как гора над пейзажем. Йим смотрела на него, пытаясь привыкнуть к его виду, но он выглядел слишком чужим.

Когда холод заставил Йим одеться, она нашла одежду, которую хранила в расщелине, и обнаружила в ней гнездо мышей. Она вытряхнула тварей из одежды. Пока Йим осматривала причиненный ими ущерб, Грувф с аппетитом сожрал одну из них. В передней части ее сюртука зияла дыра, а часть блузки была прогрызена и изодрана в клочья. Испорченная одежда посрамила бы нищего и лишь едва отвечала требованиям скромности. К счастью, в плаще было всего две дыры размером с кулак. Йим быстро оделась, а потом стояла, дрожа от холода.

Йим приняла ее дрожь за признак того, что ее потусторонний холод перешел на растущего ребенка. Она все еще ощущала его остатки, но, похоже, ее дискомфорт был связан в основном с погодой. На горе весна была скорее обещанием, чем реальностью. Большую часть склона все еще покрывал снег, по которому Йим придется идти босиком, чтобы добраться до низин.

Грувф повернулся и посмотрел на Йим, а затем издал протяжный рык и направился вниз по склону. Пройдя небольшое расстояние, медведь остановился и снова посмотрел на Йим, давая ей понять, что она должна следовать за ним. Йим так и сделала, и медведь повел ее вниз по склону. Долгий и изнурительный спуск был особенно трудным, потому что Йим не была уверена в своем равновесии. Она боялась, что из-за своей неуклюжести в любой момент сорвется вниз по крутому склону, и от этого все больше отставала. По какой-то причине медведь не сбавлял темп, и через некоторое время Йим шла только по следам на снегу. Йим чувствовала себя покинутой, ей было неловко, холодно и хотелось есть. Она была так несчастна, что разрыдалась. Йим вспомнила всех угрюмых будущих матерей, которых опекала Мудрая женщина, и поняла, что сама стала такой же.

Медведица спускалась с горы совсем не тем путем, которым она пришла к берлоге. Он был менее прямым и резко отклонялся к востоку. Когда Йим достигла нижнего склона и перестала различать следы Грувфа, она была уже далеко от крепости Бахла. С возвышенностей Йим не заметила ни одного жилища, а ближе к горам не было видно и следов человечества.

Продолжая спускаться по все более крутому склону, Йим вошла в лес, где деревья уже облетели, а воздух стал мягче. Она присела на поваленное бревно, чтобы отдохнуть, но была слишком измучена и голодна, чтобы оценить перемены. Никогда в жизни Йим не чувствовала себя такой голодной, и голод этот был острым и отчаянным. Теперь я должна накормить не только себя, подумала она. В этот момент она почувствовала движение в своей утробе – напоминание о другой жизни внутри нее. Благодаря этому ребенок казался не таким абстрактным, а его потребности – более насущными. Йим устало поднялась, чтобы завершить свой спуск в низину, где она могла бы добывать пищу.

Пока Йим путешествовала по лесу в поисках грибов и весенней зелени, она не заметила Грувфа. Уверенная в том, что медведь тоже голоден, Йим задалась вопросом, не удачнее ли он добывает пищу. Ее старания мало что дали, ведь сезон еще только начинался. Затем Йим услышала хриплое рычание и увидела вдалеке Грувфа. Медведь поднял с земли хромого зайца, потряс его, положил на землю и снова зарычал. Когда Йим направился в сторону Грувфа, зверь повернулся и затрусил в лес. Когда Йим подошла к тому месту, где стоял медведь, она не увидела никаких следов, кроме свежеубитого зайца. Это было похоже на прощальный подарок.

Заяц был еще теплым, когда Йим подняла его, чтобы погрызть мягкую шкуру на шее. Она выплюнула несколько полных ртов меха, прежде чем ее зубы проникли под шкуру. Затем Йим просунула пальцы в отверстие, чтобы разорвать его пошире. На них потекла теплая кровь, и Йим поддалась внезапному порыву слизать ее. Попробовав кровь на вкус, она тут же захотела еще. Это желание было сильнее голода и жажды. Не раздумывая ни секунды, Йим подняла мертвое существо и с жадностью выпила из его горла. Кровь потекла, теплая и странно пьянящая. Она стекала по подбородку Йим и попадала на ее одежду, но она не обращала на это внимания. Когда поток уменьшился, она сжала маленький труп, чтобы выжать из него последние капли. Когда больше ничего не осталось, она выронила истощенного зайца и затряслась, как пьяница, опустошивший последнюю бутылку. Она жаждала большего, но его не было.

Йим дрожала некоторое время, пока желание не прошло. Затем ее охватил стыд и ужас от содеянного. Она смотрела на свежие пятна на своих лохмотьях, недоумевая от своего непристойного желания и его силы. В ней вновь проснулся страх, что она не может доверять себе. Темный дух оставался внутри нее, готовый склонить ее к своим нуждам. Его сила была видна на ее лице, руках и одежде. Йим решила остерегаться его присутствия.

Несмотря на сожаление о содеянном, Йим все еще была голодна и нуждалась в пропитании. Она съела зайца с большей осторожностью, чем когда пила его кровь, но с той же тщательностью. Тот, чья нужда была бы не столь велика, был бы потрясен этим зрелищем. Когда Йим закончила трапезу, от него почти ничего не осталось. Не осталось ни клочка плоти. Кости были расколоты ради костного мозга, а череп разбит ради мозгов. Печень и сердце исчезли, остались только требуха, раздробленные кости и разорванная шкура. Йим закончила трапезу, чувствуя удовлетворение, и отправилась на поиски ручья, где можно было бы попить. Найдя его, она умылась в знак уважения к цивилизации, хотя ее руки уже были вылизаны дочиста.

Когда Йим искала воду, она также искала Грувфа и Квахку, хотя ожидала не найти ни того, ни другого. Она чувствовала, что Старейшие больше не могут ей помочь. Йим не могла сказать, как она пришла к такому выводу, но инстинкт подсказывал ей, что это правда. Она была сама по себе, и ей казалось, что так и должно быть.

Ночь Йим провела, зарывшись под кучей листьев. Поднявшись с солнцем, она не потрудилась смахнуть их со своих лохмотьев и спутанных волос. Йим напилась из ручья, а затем начала идти. Существование сводилось к двум обязательным условиям – передвигаться незаметно и есть. Она надеялась, что они совместимы. Новый этап в моей жизни, подумала она. Я одичала. Сначала она была одинокой девушкой, готовящейся к выполнению великого задания. Затем она стала рабыней. Затем – святой. А скоро я стану матерью. Во всем этом – в том, что связывало их, как бусины на ожерелье, – была воля Карм. Неприязнь Йим к богине притупилась, превратившись в покорность. Карм достигла своей цели и исчезла, как Грувф и Квахку. Как Карм может говорить со мной, если Пожиратель всегда подслушивает?

Чувствуя себя покинутой, Йим пыталась сказать себе, что ей все равно. Но все равно было больно. Карм была единственной матерью, которую Йим когда-либо знала. Богиня часто бывала непостижимой и всегда непредсказуемой, но это лишь подстегивало Йим стремиться стать идеальной дочерью, послушной и прилежной. Старые привычки заставили Йим задуматься, не заслужить ли ей любовь и благодарность богини, обратив ребенка лорда Бахла от зла. Тогда богиня сможет вернуться в мою жизнь! Несмотря на все случившееся, эта идея была привлекательной.

Но голод вскоре вытеснил эти мысли из головы Йим. Наткнувшись на глубокий ручей, она попыталась поймать рыбу руками, как это неоднократно делал Хонус. К сожалению, Йим не хватало его терпения и мастерства. Затем она набрала впрок лесных грибов, которые не принесли ей удовлетворения. Она ела их, пока шла на север. Когда солнце поднялось выше в небо, Йим продолжала идти и добывать пищу. Ходьба обостряла голод быстрее, чем добыча пищи. К полудню она почувствовала голод, и с каждым днем боли в животе усиливались.

В конце концов лес поредел, и на его месте появились поля, которые были либо сожжены, либо заброшены, а урожай не собран. Она порылась на одном из таких полей и обнаружила остатки прошлогодних посадок, испорченные и несъедобные. Позже Йим зашла в заброшенный фермерский дом в поисках чего-нибудь полезного, но он был основательно разграблен, и она вышла оттуда с пустыми руками, как и вошла.

Ближе к вечеру Йим заметила мужчину, обрабатывающего небольшой участок земли возле хижины. Это был первый человек, которого она увидела. Йим подумывала подойти к нему, но опасалась, что за ее голову могли назначить награду. Подумав, как легко отчаявшиеся люди предают незнакомцев, она решила перетерпеть голод и пройти мимо хижины незамеченной. До захода солнца среди множества разрушенных хижин она встретила еще три обитаемых. Йим обходила их стороной, с подозрением относясь к людям, которые выжили тогда, когда все их соседи не выжили.

С наступлением ночи Йим нашла большую грядку мускусной капусты. Толстые ребристые листья были только что распустившимися и имели соблазнительный глянцево-зеленый оттенок. Свое название растение получило за запах, напоминающий запах скунса. Зажав нос, Йим наелась до отвала, а потом почти всю ночь мучилась от спазмов и отрыжки. Ночь была холодной, и холод, исходивший из ее утробы, еще больше усугублял ситуацию. Когда Йим поднялась на рассвете, у нее были синяки под глазами и тошнота.

Тем не менее, она отправилась на север.

На второй день пути Йим продвигалась плохо. Несколько раз ей приходилось делать широкие обходы вокруг населенных пунктов. Тошнота в конце концов прошла, но голод, пришедший ей на смену, был едва ли лучше. Он мучил ее, высасывая энергию. Во всех своих путешествиях она никогда не чувствовала такой усталости, даже в Лувейне. Йим остановилась пораньше, чтобы проковырять прогнившее бревно крепкой палкой в попытке найти древесных грибов. Вместо этого она заснула с палкой в руках и проснулась от дрожи посреди ночи.

Йим начала третий день пути с растущим чувством отчаяния. Она поняла, что долгая спячка и растущий ребенок истощили запасы ее организма. Кроме того, беременность предъявляла к ней повышенные требования, и главным из них была потребность в питании. Ранняя весна – всегда время нужды, подумала она, и мне понадобится не только зелень и грибы, чтобы выжить. Искать милостыню казалось ей единственным выходом.

Поэтому, продолжая двигаться на север, Йим внимательно следила за тем, нет ли чего-нибудь съедобного, и одновременно искала убежище. Опасаясь предательства, она с осторожностью наблюдала за любым встречным жильем. В разоренном войной регионе их было мало, и инстинкты предостерегали ее от каждого места, которое попадалось на пути. Каждый раз это было лишь смутное ощущение – походка человека или то, как он держит мотыгу, словно оружие, – но Йим прислушивалась к малейшему предчувствию. Так много было поставлено на карту. И все же голод боролся с осторожностью, и с каждым разом уходить было все труднее.

Солнце уже опустилось на небо, когда Йим заметила скромную хижину. Приютившаяся в складках невысокого холма, она казалась не совсем обычной. Как и прежде, Йим спряталась и наблюдала за жилищем издалека. Долгое время единственным признаком жилья был дым, поднимавшийся из трубы хижины. Затем оттуда выскочили две босоногие девчушки. Обеим на вид было не больше шести зим. Они подошли к большому кургану земли, который был покрыт перекрещивающимися досками, образующими что-то вроде грубой крыши. Девочки подняли несколько досок и принялись руками копаться в непокрытом кургане. Земля, очевидно, была рыхлой, так как девушки легко зачерпнули ее.

Йим и раньше видела такие курганы: крестьяне хранили в них коренья. Когда девушки собрали небольшую кучку и стали укладывать доски на место, из хижины вышла женщина с посудой. Йим наблюдала, как женщина рассматривает собранные девочками коренья. Ей нравилось, как женщина притворялась изумленной, словно дети обнаружили сказочные сокровища. Смех девочек разносился по полю – душевный и привлекательный звук. Йим приняла решение. Она поднялась, чтобы отдать свою судьбу в руки незнакомки.