Текст книги "Свеча в буре (ЛП)"

Автор книги: Морган Хауэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

15

После погребальной церемонии Cарфа было принято пировать, чтобы отметить его подвиги. Хонус считал, что жареный фазан – это форма, но не суть этого обычая. Он чувствовал, что праздновать нечего, и не мог заставить себя простить Гатта, даже если бы это сделала Йим. Он знал, что это его вина, но это знание не поколебало его сердце. Хонус только клевал еду, его аппетит был испорчен недовольством. Неприязнь к Гатту не была его источником. В то утро он чувствовал себя благословенным, и это благословение было отнято.

Хонус был зол, но не знал, куда направить свой гнев. Уж точно не на Йим. Она смотрела на него с такой любовью и печалью, что было больно смотреть в ее глаза. Она, так ловко обманувшая его, стала неспособна скрывать свои чувства. Они были очень сильными, и Йим казался измученным ими. Каждый раз, когда она смотрела на его лицо, она вела себя как птица, крадущая еду у кошки – осторожно и нерешительно, но при этом движимая нуждой. Ее очевидные мучения были одновременно и жалкими, и восхитительными. Хонус задумался, чем бы он мог смягчить ее страдания, но сомневался, что это возможно.

Неужели Карм так поступил с ней? Это какое-то испытание? И кого испытывают? Йим или меня? Хонус верил, что Карм – богиня сострадания, но подвергать ее такому испытанию казалось жестоким. Но когда Карм хоть раз сглаживала мой путь? Хонус вспомнил, как его забрали у родителей, как его жестко обучали, как больно было втыкать иглу в татуировку, как он прошел тяжелый путь с Теодусом, как ужасно погиб его любимый Носитель... И вот теперь это! Тем не менее, Хонус не мог гневаться на богиню. Она была колодцем святости, той самой святости, которая привлекла его к Йим.

Хонус задумался, стоит ли ему злиться на себя. Если он заставил Йим полюбить его, то он же стал причиной ее мучений. Ему было больно думать об этом, но чем больше он размышлял над этой мыслью, тем вернее она казалась. Но если Йим стала жертвой его любви, то и он тоже. Несмотря на себя, Хонус потянулся, чтобы взять Йим за руку, жирную от поедания фазана. Она не отдернулась.

– Прости меня, Йим.

– Не за что просить прощения, – ответила она.

– Так говорит тот, кто простил своего убийцу.

– Он не был моим убийцей. Он не убивал меня. – Йим сжала руку Хонуса. – Благодаря тебе.

– И все же я сожалею о боли, которую приносит тебе любовь.

– Эта боль – дар Карм, – ответила Йим, в ее голосе прозвучала ирония. – Большинство ее даров сопровождаются болью. Ты и сам это знаешь. Я много раз видела, как ты входишь в транс и возвращаешься, пораженный чужим забытым горем. И все же ты продолжаешь это делать.

– Я погружаюсь в транс, чтобы искать счастливые воспоминания, а не горестные.

– Значит, ты терпишь горькое ради сладкого. – Йим улыбнулся. – Твои прикосновения радуют меня, хотя и будоражат мою тоску.

Хонус вздохнул и отпустил руку Йим.

– Хонус, я научусь жить с этим. Я должна.

***

В Западном Пределе горящая деревня освещала ночь. Крестьянские солдаты закончили свою бойню и ушли, оставив Железную гвардию грабить и жечь. Надев шлем и нагрудник мертвеца, Хендрик сел у костра и уставился на свою руку. В лагере было многолюдно, и темнота была наполнена звуками людей, доведенных до крайности. Одни плакали от боли, другие смеялись с неистовством, граничащим с истерикой. Несколько человек, все еще охваченных боевым безумием, бессвязно ругались и ревели. Где-то закричала женщина. Но Хендрик отгораживался от этого шума, полностью поглощенный головоломкой на конце запястья.

Когда я потерял эти пальцы? Он не помнил этого события. Утром они были на месте, а к вечеру их не стало. Мизинец на его руке, держащей меч, полностью отсутствовал, а от трех следующих пальцев остались только части. Окровавленные обрубки болели, и именно боль впервые подсказала Хендрику, что с ним что-то случилось. Он предположил, что пальцы были отрублены во время нападения, но когда и как – для него оставалось загадкой.

Хендрик участвовал в пяти сражениях, но ни одно из них он не помнил связно. Его воспоминания напоминали полузабытые сны, наполненные маниакальным ликованием. Когда-то он был нежным человеком, крестьянином, который ненавидел забивать своих кур. Тем не менее Слэшер был прав.

Хендрик стал наслаждаться убийством. Когда Бахл поднял войска на битву, Хендрика охватило ликующее безумие. Тогда ничто не имело значения, кроме поставленной задачи. В это время Хендрик был способен на все, и можно было не обращать внимания на потерю нескольких пальцев.

Крестьянин так и не понял, как лорд Бахл заставил его. Казалось, это нечто большее, чем сила слов. Он редко вспоминал, что именно было сказано; только то, что речь Бахла будоражила его, как музыка, которая эхом отдавалась в его сознании все дольше и дольше. В это время Хендрик погружался в энергетическую форму забвения, которая избавляла его от тоски, страданий и страха. После этого он всегда был истощен и окровавлен. Кроме того, тошнотворные образы преследовали его во время бодрствования и мешали спать. Хендрик боялся, что это воспоминания о содеянном. Как бы то ни было, он стал жаждать этих неистовых заклинаний, как пьяница жаждет эля. Хотя последствия были тяжелыми, забвение было блаженством.

Армия шла уже несколько дней, оставляя за собой полосу разрушений и резни. Во главе ее ехал лорд Бахл, сопровождаемый священником, Святейшим Гормом, и владетельным лордом Хендрика, графом Яуном. Крестьянин презирал графа, отнявшего у него всех, кого он любил, но к лорду Бахлу он относился по-другому. Он боялся его жестокости, но в то же время испытывал перед ним благоговение. Лорд Бахл казался ему чем-то большим, чем человек, а значит, неподвластным людскому суду. И с каждым новым раундом резни его власть над Хендриком и другими людьми росла.

Среди солдат уже были люди, которые никогда не освобождались от чар лорда Бахла. Они всегда жаждали убивать и были опасны для окружающих. По мере продвижения марша их число росло, несмотря на потери в армии. Когда Хендрик размышлял об этом, боевое безумие все дольше задерживалось и в нем. Существование расплывалось. Он лишь смутно представлял себе, где находится, – не иначе как далеко от дома. Он знал, что они направляются в Аверен, но не знал, когда они туда доберутся. Хендрик надеялся, что это произойдет скоро, потому что в его голове засела одна вещь, сказанная лордом Бахлом: В Аверене страдания будут смыты с его души в ванне крови.

***

Йим спала, завернувшись в свой плащ, отдельно от Хонуса. Встав на следующее утро, она развеяла прах Гатта, а затем продолжила свой путь к Каре. Они были уже достаточно далеко от шоссе, поэтому возвращаться к нему было бессмысленно, и, поскольку Хонус знал страну по своим путешествиям с Теодусом, он предложил другой маршрут.

– На западе лежат земли клана Долбана, – сказал он. – Там мы найдем фермы и дороги.

– И будут ли нам рады?

– В прошлом нам с Теодусом были рады, – ответил Хонус. – Не знаю, как будет сейчас.

– Полагаю, мы это узнаем, – сказала Йим, надеясь, что, добравшись до земель Кары, она не обнаружит, что народ настроен против нее.

Хонус повел ее к месту, где он сражался с Гаттом, а затем направился на запад. Большую часть утра они ехали по лесистой и дикой местности. Скалистая местность была труднопроходимой, и хотя они шли по долинам, обычно поднимались в гору. Пока солнце не поднялось высоко, воздух был хрустящим. Перед самым полуднем они нашли узкую тропинку, и Йим обрадовался хоть какому-то признаку того, что здесь живут люди. Через некоторое время они наткнулись на поле на солнечном склоне горы. На его краю стояло наполовину вкопанное в склон жилище. Из дыры в крыше поднимался дым.

– Посмотрим, как нас встретят, – сказала Йим. Вдвоем они поднялись по склону, пока не добрались до дома. Там, где он касался земли, он был сложен из камня, а выше – из дерева. Бревна, из которых сложены стены, были обтесаны, а промежутки между ними заросли мхом. Крыша была сделана из широких деревянных плах, утяжеленных камнями. В задней части дома крыша сливалась со склоном горы. Там находилось дымовое отверстие, окруженное широкими каменными плитами. Единственные окна находились на фасаде дома. Они были маленькими, ставни распахнуты, как и дверь жилища. Никого не заметив, Йим подошла к дому и заглянула внутрь.

Из-за солнечного дня единственная комната за дверью казалась еще темнее. Йим увидела земляной пол, стол, лавки, ткацкий станок и натянутые между стенами лески. С них свисала скрученная шерсть разных оттенков. От некоторых шерстинок шел пар и капали капли от недавней покраски. В дальнем конце комнаты Йим заметила огонь и большой чайник. Маленькая фигурка помешивала чайник. На мгновение глаза Йим сориентировались и различили, что это девочка, возможно, одиннадцати зим от роду. Плед из домотканого полотна обтягивал ее тонкую талию, образуя юбку до середины голени. Второй отрез пледа был заправлен в верхнюю часть юбки. Он проходил через грудь, через левое плечо и спускался по спине, чтобы быть заправленным в заднюю часть юбки. Эти два предмета составляли ее одежду, поскольку рубашки на ней не было, а ноги были голыми. Длинные светло-каштановые волосы были завязаны назад, обнажая лицо, на котором из-за копоти еще сильнее выделялись широко раскрытые глаза девушки. Обеспокоенная тем, что лицо Хонуса могло напугать ребенка, Йим низко поклонилась и сказала:

– Приветствую тебя, дорогая. Мы – слуги Карм.

Девочка ничего не ответила, но опустила деревянную лопатку для размешивания и медленно направилась к столу. Йим заметила, что на нем лежит нож.

– Лицо моего спутника выглядит мрачным, но сердце у него доброе. Вам не нужно бояться ни его, ни меня. Мы принесли благословение Карм.

– Карм мертв, – сказала девушка, положив руку на рукоять ножа, но не схватив его.

Йим улыбнулась и произнесла легким, почти веселым тоном.

– Как может умереть богиня?

«Отец сказал, что умерла, – заявила девушка, как будто это утверждение все объясняло.

– Тогда я принесла хорошие новости. Карм по-прежнему присматривает за тобой.

Девушка просто смотрела на Йим с сомнением и даже с подозрением. Почувствовав бесполезность дальнейших разговоров, Йим жестом велела Хонусу отойти. Она снова поклонилась и сказала:

– Передай своему отцу, что мы даровали тебе свое благословение.

Затем она повернулась и ушла.

Спускаясь по склону, Йим наблюдала, как девушка выбежала из дома и скрылась за деревьями, окружавшими поле. Она гадала, что девочка скажет отцу и стоит ли опасаться нового нападения. После того как никто не появился, ни дружелюбный, ни враждебный, Йим задумалась об утверждени девочки, будто Карм мертва. Она попыталась отмахнуться от него как от глупости, от того, что невежественная девочка повторяет, ничего не понимая. Возможно, это ложь черного жреца или простое недоразумение. Тем не менее, эта идея поразила воображение Йим. Она совпала с ее предчувствием, что впереди назревает нечто ужасное. Она также вспомнила о тревожных видениях. В последние два раза, когда Карм являлась ей, богиня была вся в крови. Она выглядела избитой, но не могущественной. А за последним посещением Карм последовало тревожное отсутствие, которое усилило чувство покинутости Йим.

Хонус шел впереди, поэтому ему не было известно о размышлениях Йим. Они вернулись на тропу, которая постепенно превратилась в узкую проселочную дорогу, проходящую через высокогорную долину. Здесь южные склоны были расчищены там, где каменистая земля была достаточно ровной для обработки или использования под пастбища. Среди просек Йим заметила жилища, но встреча с девушкой заставила ее не приближаться к ним.

Изредка на дороге им встречались люди. И мужчины, и женщины были одеты в костюмы, похожие на те, что носила девушка, но обычно на них были рубашки с длинными рукавами и сапоги или сандалии. Поскольку все вежливо, хотя и грубо, приветствовали ее, когда она проходила мимо, Йим начала думать, что ее первая встреча была случайностью. В конце концов она решила, что так оно и есть, и с наступлением сумерек отправилась на поиски гостеприимства.

Йим заметила усадьбу, построенную из дерева и камня, и велела Хонусу направиться к ней. Как и первое жилище, которое они посетили, оно было частично погребено под склоном горы. Однако оно было более обширным, похоже, его увеличили за счет нескольких пристроек. Йим заметил взрослых и детей, которые трудились на соседнем поле. Рядом с домом еще больше детей загоняли овец в загон или занимались другими делами, а двое мальчишек лет пяти-шести энергично сражались на деревянных мечах. Красные рубцы на их руках и груди свидетельствовали о серьезности их занятий.

Когда Йим и Хонус подошли к дому, из него вышла женщина с седыми светлыми волосами. Она была босиком, ее одеяния и шерстяная кофта были испачканы и изорваны, но держалась она с достоинством. Йим поклонился ей.

– Мать, мы ищем пищу и кров в знак уважения к богине.

– Мой муж здесь повелитель, – ответила женщина. Это его дело – говорить «да» или «нет».

Она указала на поле.

– Он управляет плугом.

Йим поклонился женщине и пошел к полю. Там седовласый мужчина пахал под жнивье озимых. Молодая пара тянула плуг, женщина была с ребенком. Тряпичные босоногие дети шли позади, разбрасывая зерно по свежим бороздам. Пахарь остановился, увидев приближающуюся Йим. Она поклонилась ему и повторила свою просьбу. Мужчина с интересом посмотрел на нее.

– Сначала я подумал, что вижу духов, – сказал он, не отвечая на поклон Йим, – но вы выглядите достаточно крепкой. Да, ты можешь поесть и поспать с нами.

Йим поклонилась.

– Карм видит твою щедрость.

Мужчина улыбнулся.

– Правда видит? В любом случае, это неважно, мы будем рады разговору. Я Деврен, лорд этого владения.

Он жестом указал на пару, тянущую плуг.

– Это мой наследник, Фолден, и его невеста, Кааркан. Мы присоединимся к вам, когда станет слишком темно, чтобы пахать.

Когда Йим направилась обратно в дом, она повернулась к Хонусу и негромко сказала:

– Как много детей!

– Семьи Аверена большие, и дети незамужних дочерей считаются потомством главы рода.

– И много их бывает?

– Обычно довольно много. Здесь есть поговорка: «Мужчине нужна земля, чтобы иметь жену, но не детей». Вы видели тех парней с деревянными мечами? Безземельные сыновья обычно уходят в солдаты.

– И бросают матерей своих детей?

– Счастливчики возвращаются.

– А что, если его любовь нашла другую?

– Это тема многих аверенских баллад.

Когда Йим и Хонус добрались до жилища, жена Деврена представилась Фреммой. Приняв с плеч мешок, Фремма велела Йим и Хонусу сесть на скамью у стола, пока она варит им горячий напиток. Делала она это у костра, расположенного у дальней стены комнаты. Молодая женщина, босая и такая же потрепанная, как ее мать, стояла там и добавляла травы в бурлящий чайник. В клетчатой набедренной повязке лежал младенец и кормился у ее груди. Голый малыш играл у ткацкого станка, за которым работала девочка лет девяти. Свет был таким тусклым, что казалось, она управляет им на ощупь.

Фремма принесла деревянные чаши с травяным чаем, угостила Йим и Хонуса, а затем вышла из комнаты. Потягивая напиток, Йим огляделась. Длинный стол, за которым сидели они с Хонусом, занимал большую часть центральной комнаты. Два ткацких станка занимали большую часть оставшегося пространства. Со стропил свисали мотки шерсти, растения для изготовления красок, отрезки клетчатой ткани и всевозможные приспособления. В каждой боковой стене находился вход в смежную комнату. Одна из комнат предназначалась для сна. Другая казалась кладовой.

Пока Йим разглядывала центральную комнату, она постепенно заполнилась детьми, которые с любопытством разглядывали ее и Хонуса. Хотя они перешептывались между собой, никто из них не заговорил с Йим и не ответил на ее приветствие. Они держались на расстоянии, пока не появился Деврен, чтобы официально поприветствовать своих гостей. После того как Йим назвала их с Хонусом имена, дети столпились вокруг нее, хотя Хонуса они обходили стороной. Дети были слишком застенчивы, чтобы говорить, но их, казалось, завораживала одежда Йим и ее необычный облик.

За длинным столом стоял всего один стул. Он был поставлен во главе стола, и Деврен занял его. Затем он предложил Йим сесть на конец скамьи, ближайшей к его правой стороне, очевидно, на почетное место. Хонусу было предложено место на скамье слева от него. Когда Деврен и его гости расселись, мужчины – члены его семьи – заняли свои места на длинных скамьях, стоявших вдоль стола, причем старшие сыновья сидели ближе всех к отцу. Затем Фремма, Кааркан и старшие дочери Деврена подали им еду и напитки. Это был грубый коричневый хлеб, эль и каша, в которой было немного кореньев и еще меньше кусков баранины. Только после того как мужчины наелись, женщины стали обслуживать себя и детей. Они сидели толпой на дальних концах скамей.

Каша получилась ароматной, и Йим с удовольствием ела и ее, и хлеб. Темный эль был крепким, и она отпивала из своей чашки лишь маленькими глотками. Йим подозревала, что его принесли в ее честь. Пили его только она и мужчины. Все мужчины, кроме Хонуса, пили много. Деврен был добр с ней во время трапезы, как и его сыновья, но никто не был благоговеен. Когда языки развязались, а эль взял свое, Йим попыталась направить разговор на то, что волновало ее больше всего.

– Господин, вы, кажется, удивились, увидев меня. Почему?

– Я слышал, что все слуги Карм были убиты, – ответил Деврен.

– Кто тебе это сказал?

– Новые жрецы.

– Значит, они пришли распространять ложь.

– Я не согласен, – ответил Деврен. – В их словах есть смысл.

– Какой?

– Что наш клан слишком долго терпел несправедливость по отношению к нам. Из-за того, что соседи теснят нас, мои сыновья не могут взять себе жен.

– Папа говорит правду, – сказал один из сыновей Деврена. – Зачем воевать за других людей, если мечом можно получить усадьбу?

– Под этим ты подразумеваешь чужую усадьбу, – сказала Йим.

– Сила – признак благодати, – сказал Деврен.

– Но не милости Карм, – ответила Йим.

– Вот почему ваш род исчез, – сказал Деврен. – Может, кротость и имеет свое место, но мир жесток. Обратиться к суровому богу – здравый смысл.

Йим почувствовала, как по телу пробежал холодок.

– Так ты поклоняешься Пожирателю?

Деврен улыбнулся и похлопал Йим по руке.

– Если ты удивлена, значит, ты не от мира сего.

– Так не похоже на жрецов! – сказал один из мальчиков, сражавшихся на мечах. Йим взглянула на него и была поражена силой его взгляда. – Они знают, как все происходит. Как клан Мукдой убил наших людей и украл нашу землю.

– Да, – сказал один из братьев. – И это была прекрасная земля, а не холмы и скалы, как здесь.

Хонус заговорил впервые за весь вечер.

– Те битвы, о которых вы говорите, произошли много веков назад, и есть разные версии, кто был не прав.

– Тогда послушайте правдивую историю, – сказал мальчик, восхвалявший жрецов. – Нас жестоко предали и жестоко убили. Даже сейчас наши мертвые взывают об отмщении.

– Ушедшие забывают свою жизнь, – ответила Йим.

– Это не так! – воскликнул юноша. – Священник воззвал к их голосам. Я слышал их крики своими ушами и был очень огорчен.

Он обвел взглядом освещенную огнем комнату, с красным лицом и сжатыми кулаками.

– Я слышу их до сих пор!

– А другие чувствуют то же, что и ты? – спросила Йим.

– Да, – ответил мальчик.

Оглядевшись по сторонам, Йим поняла, что большинство членов семьи с ним согласны. Ей стало интересно, какие сказки рассказывают клану Мукдой черные жрецы.

– Итак, девушка, – сказал один из братьев, – зачем вы путешествуете?

– Чтобы навестить подругу, – ответила Йим.

– Где? – спросил краснолицый мальчик, в его голосе слышалось подозрение.

– В зале клана Уркзимди.

– Ха! Это неправильный клан! – воскликнул один из братьев. – Женщина вождь. Какая чепуха!

– Это потому, что их земля лежит рядом с Фейри, – сказал другой. – Неудивительно, что они все странные.

Прежде чем Йим успел отреагировать на это замечание, заговорил краснолицый мальчик.

– Чтобы добраться до Уркзимди, нужно пройти через территорию Мукдой.

– Да, – ответила Йим, сохраняя ровный голос.

– Не стоит идти этим путем, – сказал мальчик, устремив взгляд на Йим, чтобы она увидела его угрозу. – Ты слишком много слышала сегодня.

– Носитель слушает всех, но мало повторяет, – ответил Йим. – Я не стану пересказывать твои речи. Что же касается того, какой путь мне выбрать, то я останусь при своем мнении.

– Раз уж ты даешь советы, – сказал Хонус мальчику, – я дам тебе несколько своих: Неразумно видеть угрозу там, где ее нет, а безопасность – в мудрости.

В комнате воцарилась тишина: мальчик уставился на Хонуса, а Сарф невозмутимо отвел взгляд. Тогда Деврен заговорил мягким тоном.

– Сынок, будь приветливее с нашей гостьей. Она достаточно безобидна.

– Иди куда хочешь, – приглушенно ответил мальчик. Затем он отвел взгляд, и напряжение рассеялось.

К тому времени огонь уже потух, и дети разошлись спать. Убрав посуду, матери присоединились к ним, оставив мужчин коротать время за кувшином с элем. Йим осталась с ними, хотя ей было не по себе, когда их разговор перешел в воинственную плоскость. Злодеяния пересказывались так, словно произошли вчера, хотя с момента их совершения прошло уже несколько поколений. К жалобам примешивались рассказы о потерях. Земли, которых мужчины никогда не видели, становились все более прекрасными и щедрыми, когда они рассказывали о них, и по сравнению с ними их дом казался ничтожным. По мере того как кувшин с элем переходил от одного к другому, голоса пирующих становились все громче и оживленнее, и Йим опасалась, что они могут схватить оружие и выбежать из дома.

Но этого не произошло, и в конце концов от эля мужчин стало клонить в сон. Затем они присоединились к женщинам и детям в соседней комнате. Йим и Хонус последовали за ними. Большую часть пола покрывали соломенные матрасы, на которых лежали спящие женщины и дети. На матрасах Деврена и его наследника висели занавески, чтобы они могли уединиться со своими женами. Остальные члены семьи спали тесно, а Йим и Хонус получили по матрасу на двоих малышей, мальчика и девочку.

Йим не возражала против такого расположения, ей нравилось, когда мальчик прижимался к ней. Хонус уснул, а Йим лежала без сна в темной комнате, наполненной звуками дремоты. Вся семья была объединена сном и общими узами крови, лишений и бедности. Крошечный мальчик, прижавшийся к груди Йим, казался продолжением целого. Через него семья касалась Йим и пробуждала в ней сострадание. Она думала о том, как те, кто был рядом с ней, боролись на краю нужды и все же делились тем, что у них было, с незнакомцами. Она любила их всех, даже сердитого мальчишку, который говорил о мести.

Из-за сострадания Йим священники казались ей еще более мерзкими. Они отравляли эту семью, чтобы настроить ее против других семей. Во время пьяных разговоров о возмездии Йим предчувствовала мрачное будущее. Ненависть была горящим огнем, брошенным в сухое поле. Раздуваемая жаждой и ложью, она распространялась. Она поглотила парня и одолевает остальных. Она боялась, что разговоры перерастут в действия, и каждый жестокий поступок будет вдохновлять на новые.

Эти тревожные мысли не давали Йим уснуть, и она только задремала, когда услышала шум в дальней комнате. Это был звук удара по дереву. Йим подняла голову, чтобы проверить, не услышал ли кто-нибудь еще. Когда она подняла голову, то увидела свет пламени, исходящий из центральной комнаты. Не успела Йим закричать тревогу, как к спящей семье ворвались мужчины с факелами. В руках у них были сельскохозяйственные инструменты, которые могли служить оружием. Затем они напали на спящих.

Все было охвачено огнем, кровью и хаосом. Занавески на кроватях вспыхнули. Деврен и Фолден горели, когда, шатаясь, пробились сквозь них, и их зарубили. Затем мужчины отодвинули горящие занавески в сторону и принялись за работу над кричащими женщинами, стоящими за ними. Тем временем другие мужчины надвигались на семью, очнувшуюся от кошмара. Убийцы, глаза которых были красными от отраженного света костра, казались нечеловеческими. Они резали своих беспомощных жертв без жалости, словно косили зерно или молотили его. Женщины и дети получали не больше пощады, чем мужчины.

Йим была обездвижена ужасом, не в силах даже закричать. Все, что она могла сделать, – это прижать к себе мальчика, который спал рядом с ней, и закрыть ему глаза от зрелища кровавой бойни. Йим все еще сжимала ребенка, когда к ним подошел мужчина. С мотыги в его руке капала кровь. Пока Йим гадала, где же Хонус, мужчина вырвал мальчика из ее рук и швырнул его на пол. Ребенок лежал, оглушенный, и только хныкал, когда нападавший поднял мотыгу, чтобы вонзить ее ему в грудь. Йим отреагировала инстинктивно. Когда мотыга опустилась, она бросила свое тело на мальчика, чтобы принять удар. Тяжелое железо вонзилось в нее, раздробив ребра Йим, когда оно вонзилось в ее сердце.

Вскрикнув от боли, Йим открыла глаза. В комнате было темно и тихо. Потом Хонус зашевелился и коснулся ее запястья. Когда его рука стала горячей на ее ледяной коже, Йим поняла, что Карм послала ей еще одно видение.