Текст книги "Эволюция Мары Дайер (ЛП)"

Автор книги: Мишель Ходкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Глава 43

Я была кипящим котлом с мыслями, ни одну из которых я не смогла обработать, прежде чем я услышала, как Даниэль зовёт меня по имени.

Я бросилась класть блокнот на место, где я нашла его, и выскользнула из гостевой спальни на кухню Даниэль крутил ключи.

– Мы уходим, – сказал он.

Я взглянула на коридор.

– Мне что-то не хочется...

– Оставаться дома. Поверь мне. – На лице вспыхнула загадочная улыбка. – Ты еще скажешь мне спасибо.

Я сомневалась в этом. Я должна была сидеть на месте, одна, и просто думать. О том, что я скажу Ною, когда, наконец, увижу его. Что я скажу ему после того, что я прочитала.

Записи обо мне, это одно дело. Ной писал их для меня, чтобы показать мне их когда-нибудь.

Но остальное. Остальное было его. Его. Я чувствовала себя больной.

– Я избавил тебя от просмотра этого ужасного фильма в компании мамы и Джозефа. Давай, – Сказал Даниэль и широко взмахнул рукой. – ДАВАЙ.

Он был не умолим, поэтому я угрюмо последовала за ним в машину.

– Куда мы едем? – спросила я, стараясь звучать спокойно. Пытаясь звучать хорошо.

– Мы едем на твой день рождения.

– Ненавижу разочаровывать тебя, но ты немного опоздал.

Он потёр подбородок.

– Да, да, я вижу, как это может выглядеть с твоей непросвещённой точки зрения. Но на самом деле, видя, как ты формально провела свой день рождения в том, что мы потом будем называть "тёмным периодом", это обсудилось и было решено, что тебе следует отпраздновать после.

Я бросила на него косой взгляд, когда он свернул на шоссе.

– Обсудилось и было решено кем...?

– Всеми. Всеми в целом мире. Нет другой темы для обсуждения, кроме Мары Дайер, ты не получала записку?

Я вздохнула.

– Ты не собираешься мне сказать, куда мы едем?

Даниэль жестом застегнул губы на молнию.

– Ладно, – сказала я. Было трудно не улыбнуться, даже несмотря на то, что у меня не было настроения. Мой брат пытался сделать меня счастливой. И это была не его вина, что я чувствовала себя несчастной.

В конце концов мы остановились на пристани, чего я, естественно, не ожидала. Я вышла из машины, а Даниэль остался на месте. Под ногами заскрипел гравий, когда я подошла к его окошку, и он опустил стекло.

– Здесь я покину тебя, – сказал он, отсалютовав.

Я оглянулась. Небо начинало меняться, и серебристо-розовые облака появились низко над высокими мачтами. Там никого не было.

– Я должна что-то сделать?

– Всё узнаешь в своё время.

Очевидно был план, план с участием Ноя, который заставил меня хотеть улыбаться и плакать одновременно.

– Мама знает? – всё, что спросила я.

– Вроде того... не совсем.

– Даниэль...

– Оно того стоит, ты заслуживаешь этого. Эй, оглянись!

Я повернулась. Человек в морской форме равномерно шёл от длинного причала к стоянке, складной саквояж висел у него в руке. Когда я посмотрела на Даниэля, он поднял окно. Он подмигнул мне через него и помахал рукой.

Комок появился в горле, когда я помахала ему в ответ. Я не заслужила этого.

Человек в форме заговорил.

– Если вы будете так любезны, чтобы пойти со мной, Мара Дайер, я отведу вас к лодке.

Я улыбнулась, но улыбка не коснулась моих глаз. Я думала, что Ной поймает меня на чтение его дневника, может быть. Он разозлится. Мы поссоримся. Я объясню, мы наверстаем, мы будем двигаться дальше.

Но теперь, пока я шла туда, я была уверена, что этот грандиозный жест величайшего рода будет загрязнён моим предательством Я должна была рассказать ему; чем дольше я жду, тем будет хуже.

Человек представился, как Рон, и повёл меня к концу причала. В воздухе пахло солью, морскими водорослями и водой под нашими тяжёлыми шагами. Мы, наконец, остановились перед лоснящимся, потрясающим катером. Мне помогли подняться по ступенькам и попросили снять мою обувь; светлые деревянные палубы блестели под моими босыми ногами, блестящие и безупречные.

Как только мы оказались на катере, Рон повернулся ко мне и спросил, не желаю ли я чего-нибудь выпить. Я сказала, что со мной всё прекрасно, хотя это не было так.

Бурная деятельность началась передо мной. Узлы развязали и выглядело так, как будто мы готовились отплывать.

– Куда мы едем? – спросила я его.

– Это будет недолгое путешествие, – сказал он с улыбкой. Я посмотрела на небо; был почти закат, и я всё думала, когда же появится Ной.

Рон протянул мне складной саквояж.

– Мне поручили, сказать вам, что вам не обязательно меняться, но это сделано для вас, если вы захотите это одеть. В любом случае, это ваше.

Что-то трепетало в груди и в моей голове, когда я осторожно взяла у него сумку.

– Но если вы хотите, я могу показать вам каюту?

Я поблагодарила его, и он повёл меня по маленькой, узкой полу лестнице, в данном случае. Мы спустились в коридор, укороченный несколькими отдельными комнатами; человек в шляпе шеф-повара работал в камбузе, и мы прошли мимо двух спален, прежде чем он указал мне на третью. Я искала Ноя во всех. Но его там не было.

– Дайте мне знать, если вам что-то будет нужно, – сказал он.

– Спасибо.

Он склонил голову и закрыл за собой дверь, оставив меня одну.

Я могла бы быть в бутике-отеле. Плюшевое белоснежное постельное бельё украшало кровать, которая была в комнате, и двойные бра были с обеих сторон от отделанной клочками кожи спинки кровати. Небольшой бар был встроен в другую стену под окном. Я положила саквояж на кровать и распокавала его.

Из него выглянула длинная узкая полоска тёмно-синего, почти чёрного цвета ткани, и когда я достала платье без бретелек... в самом деле, платье... из саквояжа, я почувствовала, что ткань была, как вода, под моими пальцами. Это было невероятно; настолько мягким и совершенным это не могло быть действительным. Я надела платье и посмотрела в зеркало на стене.

Это выглядело так, будто я одела саму ночь. Цвет заставлял мою кожу выглядеть, как сливки; безупречно, а не просто бледно. Платье нежно сглаживало каждый изгиб, как если бы оно было кем-то, кто знал каждую линию и впадину, каждую дугу моей формы. Оно было немного интимным, и тепло разлилось по моей коже.

Но самое удивительное, что, когда я смотрела в зеркало на своё отражение, оно казалось мне более знакомым, чем за эти недели.

Когда я, наконец, оторвала глаза от него, я открыла шкаф, чтобы посмотреть не было ли в нём обуви. Там не было. Я поискала в других местах, где я подумала, могла бы быть обувь, но не увидела коробки.

Или, точнее, я не увидела коробки с обувью. Пока мои глаза бродили по комнате, я встретила небольшую коробку на встроенной тумбочке, которая была частью кровати. Маленькая, чёрная, бархатная коробочка.

Коробочка для драгоценностей. Она скрывала бежевого цвета конверт. Я открыла его дрожащими пальцами и развернула записку так тщательно, как только могла. Моё дыхание перехватило, когда я прочитала слова, написанные почерком Ноя.

Это принадлежало моей матери, но оно было предназначено для тебя.

Моё сердце громило грудную клетку, и пульс трепетал под моей кожей, когда я положила записку и, наконец, заглянула внутрь.

Глава 44

Там был тёмный драгоценный камень цвета полуночи, и он сверкал, как огонь. Сто или более алмазов петлёй окружали сапфир и превращались в длинную нить, которая раскрутилась в моей ладони. Я никогда не держала ничего столь драгоценного. Я почти боялась надеть это.

Почти.

Я взглянула на дверь. Я почти ожидала, что Ной появится, чтобы надеть мне это на шею, но он не сделал этого, поэтому я сделала это сама. Ожерелье было тяжёлым, но вес ощущался неплохо, так или иначе, на моей шее.

Я завязала волосы в узел, а затем вышла из комнаты. Мои босые ноги были преимуществом на узкой

лестнице, пока я поднималась на палубу, где, я знала, что увижу Ноя. Моё сердце билось быстро, и я закусила губу, когда вышла.

Его не было там.

Озадачивающе. Я медленно выдохнула, я не понимала, чем мне заняться и огляделась вокруг. Мы были далеко от пристани сейчас,плывущие в большом, тёмно-бирюзовом водном пространстве, усеянном многими другими лодками. Клубки водорослей плавали на поверхности, следы пены от другого катера цеплялись к воде. Другие люди тоже были; некоторые кричали в трубы, другие запускали воздушных змеев с палуб своих катеров. Старик проплыл, взбивая пену, мимо нас, с неоновыми зелёными очками на своём покрасневшем лице и неоновой розовой кружкой пива в руке. Опрятный студент колледжа в клетчатых шортах и тупой маленькой соломенной шляпе пилотировал на своей блестящей яхте, которая взорвала воздух бессмысленной лирикой и пульсирующим, навязчивым ритмом. Он бросил окурок в воду. Тупица.

А потом, когда мы проплыли под красивым, старомодным белым мостом, усеянном уличными фонарями, пейзаж вокруг нас изменился. Мы проплыли мимо поля для гольфа, усеянного пальмами с одной стороны и красивых домов, выстроившихся на противоположной стороне берега. Дворы были густыми с персиковыми и оливковыми деревьями, или розовые сады с беседками, окружающими теннисные корты. В одном дворе стояла лестничная рама, чтобы по ней извивались живая изгородь соответствующей формы. Дом за пределами сада был огромным, в тосканском стиле, с многоуровневыми арками, охватывающими длину от пола до потолка.

Я прислонила руки к перилам, рассматривая шикарные особняки; современное стекло, и чудовищная сталь, и попытка очарования расползались в старых домах. Лодка мягко покачивалась под моими босыми ногами. Я провела так много времени в плохом самочувствии в эти дни, что была удивлена, что не чувствовала себя больной на катере.

Взрыв громкой музыки наполнил мои уши, и я подняла глаза. В одном из домов кто-то включил огромную акустическую систему. Я услышала сердитый вопль гитар и грохот электроники на заднем плане, и рычащий крик певицы о вреде, и злоупотребление, и спасение себя.

Мы проплыли мимо коробчатого дома, который, как я догадалась, относился к шестидесятым годам, а затем перед нами предстал большой белый особняк с высокими окнами, который стоял над водой. Греческие статуи замысловато граничили с ландшафтным газоном, и что-то в этом чувствовалось...

Знакомым.

Потому что это был дом Ноя. Я почти не узнала его отсюда; я всегда видела его изнутри, но сейчас я смотрела отсюда.

Но я не видела и не чувствовала никакого признака того, что мы останавливались. Это, видимо, не было тем, куда мы плыли. Любопытно.

Дом вскоре сменился лесом. Огромное дерево баньяна отклонилось от своих корней, насыщенных испанским мхом, чтобы поцеловать воду. Заходящее солнце отражалось от поверхности, бросая рябую тень под деревья. Пальмы по обе стороны от нас согнулись и качались под тяжестью кокосов. Затем лес стал менее плотным. Мы проплыли мимо столбиков с чем-то привязанным к ним, их выветривающаяся древесина обнажалась в середине прилива. Пальма с отсечённой верхушкой привлекала наше внимание, просто высокий пень, прокалывающий воздух.

И затем я, наконец, увидела, куда мы направляемся. Маленький остров появился перед нами. Мы проплыли много, но я знала, что Ной был там. Ждал меня.

Мы проплыли по кругу, чтобы подойти к узкому причалу, торчащему в океане. Экипаж яхты сбросил якорь, и Рон помог мне сойти, но не присоединился ко мне. Он лишь кивнул в конец небольшого причала, и я пошла.

Ветер развязал мои волосы, и теперь, они спускались тёмными волнами на мои оголённые плечи. Дерево под ногами было гладким, стёртым воздухом и водой. Я подняла подол платья, я бы умерла, если бы споткнулась, и мне стало интересно, куда мне идти.

Мне не пришлось долго думать; в конце причала маленькие факелы вырастали из земли и указывали мне путь. Я последовала за ними вниз по пляду, пока, наконец, не увидела его.

Трудно оценить, насколько красивым был молчаливый, таинственный пляж с Ноем, стоящим там, смотрящимся так сексуально в тонком смокинге, худой, и высокий, и экстравагантно великолепный. Я уронила подол моего платья вместе с моей челюстью, и мыслями, и всем остальным.

– Ты здесь, – сказал он.

Звук его слов, его вид, унесли мои слова в сторону.

Ной грациозно пересёк песок и склонил голову, чтобы взглянуть мне в глаза.

– Мара?

Однако ещё и дар речи.

Ной улыбнулся своей кривой улыбкой, и я подумала, что смогу раствориться.

– Стоит ли мне беспокоиться?

Мне удалось покачать головой.

Он сделал небольшой шаг назад и изучил меня. Я чувствовала, как его глаза скользят по моей коже.

– Ты сделала.

Я попала под блестящую улыбку.

– Ты тоже, – сказала я, мой голос был странно хриплым.

– Ты упомянула смокинг в своей фантазии, поэтому...

– На самом деле, – удалось сказать мне, – я думаю, что это ты упомянул смокинг в своей фантазии.

Потому что я была слишком ограниченной, чтобы понять, что он будет так выглядеть. Я обожала Ноя, и я не могла беспокоиться об уходе из его гардероба футболок и уничтожения джинсов, но это... не было никаких слов.

– Хм, – сказал он задумчиво. – Возможно, ты права.

Моя улыбка стала ещё шире.

– Я права.

– Хорошо, – сказал он, его голос был ровным, когда он оглянулся на причал. – Я полагаю, ты хочешь вернуться к себе домой...

Я яростно покачала головой.

– Чем тогда займёмся?

Займёмся ли вообще. Я кивнула.

– Отлично. Оливер будет доволен.

– Оливер?

– Портной, которого я использую в редких случаях. Он был взволнован, когда я позвонил, хотя ему пришлось бросить всё, чтобы сделать это в течение двух недель.

– Звучит дорого.

– Пять штук. Но за этот взгляд на твоём лице, я заплатил бы десять. Пойдём?

Я шла вдоль линии, показанной Ноем, по всей длине пляжа. К одеялу, дальше вниз по пространству белого песка, указанному факелами. Кусок яркой ткани был обмотан между двумя деревьями.

Он пошёл в сторону океана и встал на краю, где волны лизали песок. Я следовала за ним почти всю дорогу осторожно, чтобы избежать воды. Солнечный свет ушёл, и серые облака преследовали друг друга по чёрному, продырявленному небу.

– Это то, что я должен был подарить тебе на твой день рождения, – сказал он, его голос был бархатным, но пронизывался тем, что я не могла определить. Затем он повернулся ко мне, и глаза мои упали до самого горла. Он сделал шаг вперёд, почти выравнивая моё тело с его. Его изящные пальцы проехались по моей щеке. Они прошлись по ожерелью. – И это.

Они прошлись по моей коже, закрытой ожерельем, затем поднялся вверх.

– И это, – сказал он, когда остановились на моём подбородке, опрокидывая моё лицо к нему. Его большой палец проследил линию моих губ, и его прекрасное лицо наклонилось ко мне.

– И это, – сказал он, его губы всего в нескольких дюймах от меня.

Он собирался поцеловать меня.

Он собирался доверять мне.

Где-то между яхтой, платьем, пляжем и небом я забыла, ято я сделала. Но сейчас это громко ревело у меня в ушах, и если я ему не расскажу сейчас, то я никогда не смогу. Ложь заставит меня выглядеть кем-то другим, но с Ноем, я должна быть собой.

Слова сгорели в моём горле.

– Я...

Ной отступил немного из-за звука моего голоса. Его глаза переводили выражение моего лица.

– Нет, – сказал он и прижал палец к моим губам. – Чем бы это ни было. Не говори этого.

Но я сделала это.

– Я прочла это. – Слова перехватили моё дыхание. Рука Ноя остановилась на моей коже.

Они лгут, ты знаешь. Это не легче просить прощения. Ни капельки.

Глава 45

– Мне жаль, – начала я говорить. – Я не...

– Да, ты сделала, – сказал Ной, его голос был холодным. Он смотрел на океан. Не на меня.

– Я просто подумала...

– Должны ли мы? Должны ли мы делать это?

– Делать что? – спросила я мягко.

– Это. – Его слова были выплеском кислоты. – Это всё. – Его голос снова стал ровным. – Ты сказала мне записать, что я вижу. Я сделал. Затем ты прочла это без разрешения. Прекрасно. – Бросил он злобно, равнодушно пожав плечами. – Я полагаю, что часть меня не оставила бы его там, если бы не хотела, чтобы ты это сделала. Итак, сделано. Всё кончено. – Он смотрел вперёд, в темноту. – Это не имеет значения.

– Имеет.

Он повернулся ко мне с хищной грацией.

– Ладно, Мара. – Его голос оборвался на моём имени. – Ты хотела услышать, как я впервые узнал о своих способностях? О том, что о нашем переезде в очередной жалкий дом за два дня до отъезда мне сказал секретарь отца, потому что он сам был обеспокоен тем, что мне сказать? О том, что чувство онемения было настолько сильным, что я не был уверен, существую ли я? О том, что я ничего не мог сделать, чтобы не чувствовать себя настолько никаким, что боль от лезвия ножа на моей коже была единственной вещью, которая заставила меня почувствовать себя реальным?

Его голос стал жестоким и пустым.

– Ты хочешь услышать, что мне понравилось это? Хочешь большего? Иои ты хочешь услышать, что, когда я проснулся на следующее утро, чтобы не найти никаких следов пореза, ни малейшего намёка на формирование рубцов, всё что я почувствовал было сокрушительным разочарованием?

Ничего не было, кроме звука обманчиво спокойных волн и моего дыхания в тишине, пока он снова не разрушил это.

– Затем это стало своего рода игрой, чтобы посмотреть, смогу ли я на самом деле убрать какие-либо повреждения. Я преследовал каждого, высокого или низкого, ты можешь себе это представить, – сказал он, подчёркивая каждое слово небольшим взглядом, чтобы убедиться, понимала ли я, что он имел в виду. – Совершенно без последствий. Я хотел потерять себя и не мог. Я гонялся за забвением и никогда не находил. – А затем он улыбнулся; тёмная, сломленная, пустая вещь. – Услышала ли ты достаточно?

Он был страшно холодным, но я не боялась. Не его. Я сделала шаг к нему. Мой голос был тихим, но сильным.

– Это не имеет значения.

– Что не имеет значения? – бесцветным голосом спросил он.

– То, что ты делал раньше.

– Я не изменился, Мара.

Я смотрела на него, на его выражение. Я всё ещё хотел потерять себя, сказал он. И я начала понимать. Ной жаждал опасности, потому что он никогда не был в ней, он был небрежен, потому что не верил, что его действительно можно сломать. Но он хотел. Он не боялся меня не только, потому что он верил, что я не могу причинить ему боль, но и потому что, даже если бы я смогла, он был бы рад боли.

Ной всё ещё искал забвения. И во мне, он нашел его.

– Ты хочешь, чтобы я причинила тебе боль. – Мой голос был чуть громче шёпота.

Он сделал шаг ко мне.

– Ты не можешь.

– Я могла бы убить тебя. – В голосе прозвучали стальные нотки.

Ещё шаг. Его глаза бросили вызов мне.

– Попробуй.

Когда он стоял там в своей изысканной одежде, со своими безупречными формами, он всё ещё был похож на высокомерного принца. Но только сейчас я смогла увидеть, что его корона была сломана.

Воздух вокруг нас был заряжен, когда мы стояли друг напротив друга. Целитель и разрушитель, полдень и полночь. Мы молча зашли в тупик. Ни один из нас не шевелился.

Тогда я поняла, что Ной никогда не сдвинется. Он бы никогда не отступил, потому что он не хотел выиграть.

И я бы не потеряла его. Так что, всё что я могла сделать было отказаться от игры.

– Я не буду тем, что ты хочешь, – сказала я тогда, мой голос был медленным.

– И как ты думаешь, что это?

– Твоё оружие для самоуничтожения.

Он подошёл ещё.

– Ты думаешь, что я хочу использовать тебя?

Разве нет?

– Не так ли?

Ной медленно вздохнул.

– Нет, Мара. – Сейчас моё имя было мягким на его губах. – Нет. Я никогда не хотел этого.

– Тогда что же ты хочешь?

– Я хочу... – Он остановился. Провёл пальцами по волосам. – Не важно, чего я хочу. – Сейчас его голос был мягким. – Чего хочешь ты?

– Тебя.

Всегда тебя.

– Я твой, – сказал он, его глаза встретились с моими. – Ты живёшь мной. – Его лицо было каменным, но слова, слетевшие с его губ, были просьбой. – Ты хочешь знать, чего я хочу? Я хочу, чтобы ты хотела быть первой. Подталкивала меня сама. Целовала меня первой. Не была осторожной со мной, – сказал он. – Потому что я не буду осторожен с тобой.

Моё сердце забилось.

– Ты не можешь причинить мне ту боль, которую, как ты думаешь, можешь мне причинить. Но даже если бы могла? Я лучше умру с твоим вкусом на языке, чем буду жить и никогда не прикоснусь к тебе снова. Я влюблён в тебя, Мара. Я люблю тебя. Независимо от того, что ты делаешь.

Моё дыхание перехватило в горле. Не важно что. Слова были обещанием, обещанием, которое я не знаю, смогу ли сдержать.

– Нам только семнадцать, – сказала я тихо.

– К чёрту семнадцать. – Его глаза и голос были вызывающими. – Если бы мне пришлось жить тысячу лет, я бы принадлежал тебе всё время. Если бы мы прожили тысячу жизней, я бы хотел, чтобы ты была моей в каждой из них.

Ной знал, кем я была и что я сделала, и он всё равно хотел меня. Он увидел меня. Всю меня. С моей отслаивающейся кожей, с моим оголённым сердцем. Я принадлежала ему и трепетала.

– Всё, что я хочу, это ты, – сказал он. – Ты не должна выбирать меня ни сейчас, никогда, но когда ты выберешь, я хочу, чтобы ты была свободной.

Что-то внутри меня смешалось.

– Ты сильнее, чем ты веришь. Не позволяй своим страхам завладеть тобой. Ты принадлежишь себе.

Я прокрутила слова в моём сознании. Принадлежишь себе. Как будто это было так просто. Как будто я могла уйти от горя, вины, страха и оставить всё позади.

Я хотела. Я хотела.

– Поцелуй меня, – прошептала я.

Пальцы Ноя прошлись по моему позвоночнику до края платья. Тепло расцвело под моей кожей.

– Я не могу. Не так.

Ной начал эту погоню, и я стояла перед ним, ожидая стать пойманной. Он мог бы взять меня, но он отказывался пошевелиться.

Только теперь я поняла почему.

Он хотел быть пойманным. Он ждал, когда я начну преследовать его.

Я бросилась на его рубашку и притянула его к себе. Напротив себя. Мои руки сжали ткань, но его не двигались по обе стороны от моей грудной клетки; они поднимались и опускались с каждым тяжёлым вдохом, но не двигались. Мои двигались. Мои пальцы блуждали под его рубашкой; его дыхание оживилось, когда они коснулись его бледно-золотой кожи. Они путешествовали по хребтам мышц и сухожилий, твёрдым и горячим под моими ладонями. Я пыталась достичь его губ своими, но он был слишком высоким и не сгибался.

Поэтому я отступила на песок. И потянула его за собой.

Подол моего платья коснулся воды, но мне было всё равно на это. Земля прогнулась подо мной, когда Ной опустился ко мне, и раздвинул коленом мои ноги, разжигая во мне пламя. Его рука скользнула мне под спину и рот прошёлся по моей шее, его губы коснулись ключицы и ямки у меня за ухом. Мои руки обхватили его шею, мои пальцы сжали его волосы. Моё сердцебиение было диким. Его по-прежнему спокойным.

А затем я перевернулась с ним. Над ним. Теперь его рёбра переместились под мои руки. Его талия была у меня между ног. Я тяжело дышала и чувствовала себя безрассудной. Ной посмотрел на меня, и если бы я не знала его так, как знала, то я подумала бы, что в этом есть что-то необычное. Но я его знала, и несмотря на то, что это был он, было что-то другое в том, как он смотрел на меня.

Я положила руки ему на грудь. Его сердце забилось быстрее. Его контроль ускользал.

Догнала.

Я наклонилась ближе, мои руки переместились к низу его живота. Я поцеловала его в шею. Я услышала резкий вдох.

Я улыбнулась, не отрываясь от его кожи, мои губы перемещались по его челюсти, горлу, удивившись в том месте, где грубая кожа сменилась мягкой. Мои руки медленно бродили по его торсу, и он скользнул вверх по моей одежде, его пальцы на моей горячей оголённой коже заставили моё дыхание прерваться. Заставили меня испытывать боль. Я нажала на него сильнее, моё тело согнулось непроницаемой тетивой над ним. Его губы были в миллиметрах от моих.

– Чёрт, – пробормотал он в мои губы. Ощущение слова направило небольшой шок по моему позвоночнику. Он скользнул по моим венам, каждый нерв затанцевал в моём теле.

И затем я коснулась его губ моими.

Я знала, что Ной поклоняется Чарли Паркеру, и что его зубная паста была зелёной. Что он не потрудился бы застегнуть рубашку правильно, но всегда застилал кровать. Что, когда он спит, сворачивается клубком, и что его глаза были цвета облаков перед тем, как пойдёт дождь, и я знала, что у него нет проблем с поеданием мяса, но он бы вышел из комнаты, если бы животные стали убивать друг друга на канале Дискавери. Я знала сто мелочей о Ное Шоу, но, когда он поцеловал меня, я не смогла бы вспомнить своё собственное имя.

Я изголодалась по нему, по этому. Я была человеком, нуждающимся в... пропитанных чувствах и дыхании. Напряжённая, яростная и жестокая, и эта часть меня была пугающей, но другая часть, низкая, глубокая и тёмная могла дышать.

Ной прошептал моё имя, как молитву, и я освободилась.

Я сдвинула его пиджак с плеч. Ушёл. Расстегнула пуговицы на его рубашке в секунду, ослабила галстук на шее. Его кожа была в огне под моими руками, которые путешествовали по его стройным мышцам и костям под ними по собственному желанию. Над его животом, грудью. Над двумя тонкими линиями серебра, упирающимися ему в шею...

Цвета ворвались в моё сознание. Зелёный, и красный, и синий. Деревья, и кровь, и небо. Песок и океан исчезли; они сменились джунглями и облаками. Голос тёплый и знакомый, но он был далеко.

– Мара.

Слово заполнило мои лёгкие вместе с воздухом, и я вдохнула аромат сандалового дерева и соли. Затем сильное давление на мои бёдра, сдвигающее меня. Вниз. Серые глаза приковали меня к земле, и небо вновь сменилось за ними; синий пропал чёрный, облака прогнали звёзды. Ной был надо мной, его дыхание было быстрым, его пульс учащённым. Он посмотрел на меня сверху вниз.

Иначе.

Мои мысли были туманными, и мне сложно было говорить.

– Что? – удалось мне выговорить.

Глаза Ноя были прикрыты веками, и под ними был шторм.

– Ты... – начал он, затем остановился. – Я почувствовал...

– Что? – спросила я снова, громче на этот раз.

– Я поверил тебе, – сказал он, наконец.

Тепло разрослось под кожей, когда я поняла, что он имел в виду.

– Я сделал тебе больно? – спросила я в порыве. – Ты в порядке?

Лёгкая улыбка появилась на его губах.

– Я всё ещё здесь.

– Что случилось?

Он подбирал слова.

– Ты зазвучала по-другому, – сказал Ной медленно. – Я слушал для разнообразия, и я услышал это, но не знал, что это значило; я никогда не слышал у тебя этого прежде. Я сказал твоё имя, но ты не ответила. Поэтому мы остановились.

Я не знала, что это значило, и мне было всё равно.

– Я сделала тебе больно? – спросила я снова; это было тем, что волновало меня. Это было тем, что я нуждалась знать.

Ной помог мне встать, и мы вместе отряхнулись от песка. Его слова и глаза были мягкими.

– Я всё ещё здесь. – Он сплёл свои пальцы с моими. – Пошли домой.

Ной повёл меня вдоль кромки воды, глядя вперёд, а не на меня. Я внимательно рассматривала его, всё ещё не уверенная, был ли он в порядке.

Когда мы вернулись на пляж, Ной был безупречен. Теперь его галстук был свободным, его манжеты были расстёгнуты, песок и море разрушили костюм за пять тысяч долларов, и его волосы растрепались моими руками. Его серые сапфировые глаза горели, а его бархатные губы распухли от моих.

Это был парень, которого я любила. Немного неопрятный. Немного опустошённый. Прекрасное бедствие.

Как и я.