Текст книги "Путь Базилио (СИ)"

Автор книги: Михаил Харитонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 59 страниц)

Козёл угрюмо молчал. Римус если даже и сгущал краски, то самую малость.

– Ничё, Септимий, не журысь, жизнь – она полосатая, – кротяра вдруг резко сменил тональность разговора. – А возьмём-ка по пивасику. Лёлька-а! – заорал он. – Два тёмных!

– Мне светлое! – закричал козёл.

– Платить за себя будешь? – удивился крот.

– Думаю, так вопрос не стоит, – козёл посмотрел кроту в глаза. – Что-то мне подсказывает, что заплачу я за всё и сразу. Да?

– Догада, – признал Римус. – Знаешь что? Сейчас по кружечке, а потом выйдем. Как, не срубит тебя от кружечки-то? Ты тут пьяный сидел.

– Скисла моя водка, – козёл потеребил бородёнку. – Ладно, чего ж не выйти. Мне до ветру надо, а у вас тут вроде как с удобствами проблема.

– Милле грацие сеньору Базилио, – буркнул крот сердито, но без личной обиды.

Выдра ступила и принесла три кружки – два тёмных и одно светлое. Недовольный крот посулил ей за это выеб по самые гланды. Бесстыжая наградила его томным взглядом со смыслом «ах, вы всё только обещаете», и, грациозно обмахнувшись пышным хвостом, вернулась за стойку.

Пиво произвело на козла странное действие: он не то чтобы захорошел по новой, но все чувства куда-то провалились. Стало всё равно, на себя в первую очередь.

Карл повёл Септимия через биллиардную. Там лежал на своей подстилке жираф – судя по всему, единственный, кто остался из старой команды. Он занимался тем, что осторожно прокаливал на спиртовке какую-то длинную блестящую вещицу. Рядом на чистой тряпице лежала мелкозернистая шкурка и здоровенная кувалда.

Увидав козла, жираф демонстративно отвернулся. Козёл не удивился. Жирафа он знал давно и симпатий не питал. Когда-то тот продал Попандопулосу разряженный «барометр», из-за чего козёл чуть не провалился в «аскольдову могилу». Вернувшись, Септимий недобросовестного торговца сначала уестествил, а для закрепления урока забил ему тот «барометр» в пострадавшее место. С тех пор они не общались.

В кладовку крот спускаться не стал. Вместо этого отворил неприметную дверцу и выпустил козла во двор, в неуютную вечернюю темноту.

Приглядевшись, козёл понял, что стоит в огороженном углу возле поленницы. За ней угадывалась решётка тесла-приёмника. На земле валялся мусор, в основном объедки и старые кости. Остро пахло помоями и чем-то горелым с кухни. Козёл осторожно пробирался среди всей этой дряни, стараясь не запачкать копыта.

– Присаживайся, – сказал крот, показывая на лавочку, точнее – доску на двух столбиках. Козёл посмотрел на неё с сомнением, но решил рискнуть. Досочка чуть хрупнула, но не подвела. Кротяра, не обинуясь, пристроился рядом на корточках.

– Значит так, слушай сюда, – начал крот. – Всё, что я тебе там говорил – правда. И что Рахмат – существо уважаемое. Но есть нюанс. Существует такое мнение, что он со своими традициями может не вписаться в новые реалии. Не тому он учит молодёжь. То есть тому, но не так. Или так, но не вполне. В общем, конфликт старого с новым.

– Новое – это Тарзан? – уточнил козёл.

Крот нервно повёл рыльцем – мол, понимай как знаешь.

– И насколько он может не вписаться? – Септимий хотел ясности.

– Может совсем не вписаться, вместе со своим выводком, – Карл Аугустович наставительно поднял коготь и потудысюдыкал им у козла под носом. – То есть в Гиен-ауле по нему не заплачут. Если, конечно, они просто куда-нибудь денутся. Скажем, на Зоне сгинут. Могут они сгинуть на Зоне?

В этот момент сухо заскрипела дверь и не улицу протиснулся жираф – в попоне и с кувалдой под мышкой.

По-прежнему не глядя на Попандопулоса, он обратился к кроту:

– Ну и где у нас чего?

– Решётку проверь, – сказал Римус. – С теслой какая-то хрень, – пояснил он для козла. – Мариус сейчас посмотрит.

Козёл пропустил всё это мимо ушей.

– Во-первых, Рахмат на Зону не пойдёт, – начал он объяснять кроту.

– А это как поставить вопрос, – кротовьи щщи заметно усложнились. – Смотри, какой план. Ты завтра разговариваешь с Рахматом. Наплети ему чего хочешь. Скажи, что узнал, где кот прячется. Или что от кота что-то слыхал, про какое-то убежище. Короче, настаивай на том, что поймать кота реально. Но тебе нужны его нахнахи, а без него они слушаться не будут. Это, кстати, так и есть. Они преданы ему лично и только ему. Традиции, воспитание, всё такое. В общем, без него от них нет пользы. И упирайся на этом – или идём в Зону вместе, или пусть режет тебя прямо здесь и сейчас. Говори это при нахнахах, чтобы они слышали. Рахмату придётся пойти. Иначе позор, а этого он боится…

Идея козлу не понравилась категорически, причём с обоих концов сразу – и субъективно, и объективно. Чуть подумав, он решил начать с дальнего, объективного.

– Не сработает, – сказал он. – Допустим, Рахмата я бы завёл в «карусель» или в «жарку», но их шестеро. И что я им не друг, они тоже понимают. Так что пасти меня будут конкретно.

– Ошибаешься. В Сонной Лощине им будет не до тебя.

Попандопулос выпучил глаза: этакого он давно не слыхивал.

– Идти в Сонную Лощину? К мутантам в самое гнездо? Может, лучше сразу об стену убиться?

– Зачем об стену? – удивился крот. – Мы и так обойдёмся.

Этого Септимий уже не услышал: страшный удар, обрушившийся на затылок, единым духом вынес его из текущей реальности.

Крот посмотрел на распростёртое тело. Почесал нос.

– Мариус, ты не перестарался? – поинтересовался он у жирафа.

– Ничего, он крепкий, Карл, – жираф аккуратно положил кувалду на относительно чистое место.

– Ну тогда вбивай, – разрешил крот. – Только антисанитарию не разводи, нам ещё воспаления не хватало.

Жираф помотал головой. Присел на задние, сбалансировался, сжал-разжал кулаки, так похожие на копыта, и принялся разминать пальцы. Добыл из попоны нечто вроде круглого зеркальца с дыркой и вставил себе в глазницу.

Крот устроился поудобнее. Он любил смотреть, как другие работают.

– Кости толстые, Карл, – пожаловался жираф, поднося к козлиный голове длинный блестящий предмет.

– Накерни, – посоветовал крот. – Какой всё-таки длинный костыль… Сантиметров десять будет. Ты ему там ничего не проткнёшь ценного?

– В крайнем случае он сдохнет, Карл… – Мариус сосредотченно водил блестяшкой, что-то ей время от времени подковыривая. – Ага-ага, вот где-то здесь можно попробовать, Карл… – он достал салфетку, плюнул на неё и аккуратно протёр грязную шерсть.

– Ты не пробуй, ты точно делай, – подал крот очередной полезный совет. – Сосуды смотри не задень.

– Нахуй сходи пожалуйста, Карл, – пробормотал жираф, примериваясь и занося кувалду.

Раздался уверенный сухой стук. Блестящий предмет вошёл в козлиную башку. Не мешкая, Мариус вторым ударом загнал его туда полностью. Брызнуло немного крови, тут же впитавшейся в шерсть.

Несчастный козёл, не приходя в сознание, заплакал – совсем по-детски: тоненько, жалестно.

– Худо тебе, рогатенький? – крот потрепал козла по щеке. – Ничего-ничего, будет хуже.

Глава 36, в которой благородный пилигрим упускает чуть ли не из рук нечто такое, о чём как бы не пришлось посожалеть впоследствии

18 октября 312 года о. Х. Вечер.

Страна Дураков, Зона, северо-восточный сектор

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

Кровососы чтят свою историческую память и традиции. В их число, однако, входит и своеобразный индивидуализм, отрицающий многие формы взаимодействия субъектов, характерные для полноценного общества. Как ни парадоксально это звучит, но мы вынуждены констатировать: упыри культурны, но не цивилизованы… Это накладывает непреодолимые ограничения на развитие общности – но, как утверждают сами кровососы, «кровушку из горла пить в одиночку слаще».

Кларентина фон Махер-Задок. Зона как социальный организм. – См. в: Экстремальная социология. Выпуск 2. – Издательство Понивилльского ун-та. Понивилль, 271 г. о. Х. – С. 20

Что-то прекрасное начиналось там, вдалеке – но всё ближе, ближе. Что-то чудесное сияло, наступало, всходило – неземной восторг, от которого кружилась голова и сладко щемило в груди. Базилио потянулся к этому сияющему счастью и проснулся.

Несколько секунд потребовалось на сведение рассинхронизованного зрения в оптический диапазон. За это время он успел осознать, что находится в незнакомом месте под открытым небом. Это его слегка обеспокоило, но именно что слегка: никакой опасности кот не чувствовал. Вокруг было тихо, пусто, сиротливо.

Наконец, Баз сдвинул очки на лоб и огляделся. Он лежал в круглом гнезде, свитом из пиниевых ветвей, кустарника и мха. Ветви уже успели подгнить, дно было сыроватым и пахло болотом. Базилио уловил запах птичьего помёта и естественный аромат кровососа, почти уж выветрившийся. Похоже, то было старое упыриное лежбище, давно покинутое.

Располагалось оно в промоине меж корнями огромной пинии, закрывавшей небо своей заледеневшей кроной. С ветвей свисали тонкие блескучие сосульки. Но внизу было бесснежно и относительно тепло.

Чувствовал себя Базилио как-то ни так ни сяк: не то чтобы совсем скверно, но уж точно и не на пять баллов. Голова была относительно ясной, желудок тоже вроде бы не бунтовал, но во рту сильно сушило, а яички побаливали. Последнее обстоятельство наводило на мысли о каком-то непотребстве, а то и блядстве. На всякий случай кот подвигал проводом в кишке. Всё было в норме, раздражения не чувствовалось. Перс с облегчением вздохнул: что б там ни было, мужскую честь он сберёг.

Что-то на краю зрительного поля зацепило внимание. Кот резко обернулся и увидел рядом со своим гнёздышком какой-то свёрток и пузатое лукошко. К нему был прислонён хрустальный бокал.

Базилио сначала занялся корзиночкой. В нём была вяленая репа, охлаждённая щучья икра в плоской раковине и пузатая бутылка, судя по толщине стекла и мюзле на пробке – с шампанским. Отдельно лежали две банки поняшьей сгущёнки, кристалл от насекомых и зажглянка, завёрнутая в вощёную бумагу. На самом дне виднелась сложенная вчетверо бумажка, исписанная мелким аккуратным почерком.

«Dear Buzz» – читал кот, аккуратно пригубливая из бокала и закусывая икорочкой, – «наше вчерашнее общение доставило мне истинное удовольствие, и я надеяся его продолжить, в т. ч. потому, что хотел уточнить некоторые моменты. К огромному сожалению, тому помешали обстоятельства непреодолимой силы. Неподалёку от Сонной Лощины провалился в болото редчайший амарантовый длинношеееед, истинное украшение Зоны, а также – last not least – мой старинный приятель. Ситуация не терпела ни малейшего промедления, так что мне пришлось бросить всё и бежать впереди собственной тени. Предупреждая вопросы: всё завершилось благополучно, длинношеееед спасён, а это письмо – вместе с небольшим презентом, которому Вы, надеюсь, сейчас воздаёте должное – доставил бэтмен.

Возможно, Вы удивлены и обеспокоены некоторой экстравагантностью нашего расставания. Объяснюсь. En aucune manière не хотел бы быть понятым превратно, но я не показываю дороги к моему дому никому, кроме особо доверенных лиц. В Вашем случае, дорогой Базилио, эта предосторожность – увы, увы – особенно уместна. Видите ли, как утверждает мой скромный опыт, существа с Вашей проблемой (я имею в виду цыганское счастье) имеют особенную склонность попадать в ситуации, когда у них возникает искушение обратиться ко мне за содействием. Своё отношение к этому я Вам уже изложил. Впрочем, если такая ситуация и в самом деле наступит, я окажу Вам необходимую помощь – при том непременном условии, что Вы придёте не с пустыми руками. Что мне нужно, я уже говорил. Если возникнут сомнения или захотите поторговаться, заглядните в «Шти». Вы, конечно, понимаете, к кому следует обращаться. Но я от всей души надеюсь, что это Вам никогда не понадобится.

Передайте Карабасу, что я помню про тот случай в Альпах. Нет уз святее товарищества, так что я займусь его проблемой. К сожалению, обещать ничего не могу, так как интересующая его персона в последнее время практически утратила остатки вменяемости и коммуникабельности. Но я сделаю всё возможное.

Об обратной связи Ваш шеф пусть не беспокоится. При необходимости я сам его найду в нужном месте и в нужное время.

Присматривайте за Хасей: регулярно кормите её сами и не позволяйте ей питаться чем попало. Особенно берегите её от слоупоков и диких лосей: многие из них заражены генитальными паразитами. В остальных случаях не мешайте ей пастись, девочке нужен белок. А также – забота, ласка и сгущёнка.

Счастливого пути. Искренне Ваш Д.О.А.»

Кот допил второй бокал, налил себе третий – шампанское с утра и в самом деле оказалось в высшей степени уместным – и попытался подбить бабки.

Вчера он полдня интенсивно общался с Дуремаром Олеговичем. Точнее, это Дуремар Олегович с ним интенсивно общался. К концу разговора Баз чувствовал себя чем-то вроде выдоенной досуха коровы, причём во всех смыслах – так как Хася тоже разлакомилась и одной порцией не удовлетворилась. Наконец, Айболита отвлекла невесть откуда приблудившаяся химера, у которой возле вымени проросла третья голова. Доктор ушёл с ней, Хася попробовала было поклянчить «останню ложечку смачненького», получила от Базилио решительнейшее атанде и спряталась под кровать. Кот воспользовался ситуацией и решил немного вздремнуть: Болотный Доктор сулил какой-то особенно изысканный ужин… Тут верная память кота внезапно засбоила. Вроде бы что-то было: в голове закружились горящие свечи, вино, балалаечный звон, то задушевный, то залихватский. «Здравствуйте, девочки, здравствуйте, мальчики – цок-цок-цок по улице идёт драгунский полк… прелесть моя, любимая – буль-буль-буль красики в сметане с коньяком…» – зазвенели обрывки застольных песен. Потом проявилась картинка с Хасей, осторожно пробующей крохотными зубками огромный эклер. Кровосос с тяжёлым фарфоровым блюдом, на котором возлежал запечёный пикачу: в румяную попу его вструмлена семенная железа злопипундрия, истекающая духмяным соком… Зелёный лазерный луч, закрученный в воздухе тройным колечком… вино, уже не красное, а почти чёрное, с каким-то особенным ароматом, от которого хотелось петь и любить… опять Хася, её ласковые лапки и горячий язык, снова и снова… и, наконец, то самое, восходящее в сиянии, неземной восторг, от которого он пробудился только здесь.

Базилио потряс головой, отгоняя видения, и ещё раз обследовал своё ложе. Принюхавшись, он нашёл относительно свежий, хотя и очень слабый одоратический след: кто-то пришёл сюда, побыл здесь недолго и потом ушёл. Видимо, это были слуги Доктора, которые и перенесли его сюда – увы, в полном отрубе.

Причина такового состояния была коту постыдно ясна. Возбуждение, частичная потеря памяти, глубокий сон, подобный обмороку – всё, решительно всё указывало на валерьянку. Как Айболит склонил его к употреблению этого коварного зелья, Баз не помнил, но факт морального падения был, что называется, налицо. Ужин оказался чересчур изысканным.

Тут Базилио внезапно осознал, что нигде не видит Хаси. С запоздалым раскаянием он подумал, что, будучи под кайфами, мог её чем-нибудь обидеть.

Беспокоился он, впрочем, недолго, так как в этот момент прямо над ним раздался довольный писк. Кот задрал голову и увидел писюнду на ветки пинии. Она сидела, растопырив крылышки, и умывала мородочку, испачканную белым.

Деликатный Базилио отвернулся. Хася, однако, его заметила.

– Що, прокинувся? – с ехидцей поинтересовалась она, слизывая с носа остатки своего обеда. – Пиднимайся! Пизно вже! А це що? – повела она носом. – Нияк рипка? Хощу!

Кошурка собралась в комочек и сиганула вниз. Кот едва успел её подхватить. Хася мгновенно вывернулась из его лап, в два прыжка – помогая себе крыльями – добралась до лукошка, повалила его и тут же принялась уплетать лакомство.

Кот вспомнил наставления Болотного Доктора насчёт хасиного рациона.

– Это слоупок у тебя был? – поинтересовался он. – Ну… в смысле, сейчас, – смущённо пояснил он.

– Ни! – радостно сообщила мелкая, споро уедая очередной кусок репы. – То лосяка… деликатесна тварина… добре погодував мене, – сообщила она, в промежутках между словами интенсивно работая ртом.

– Дуремар Олегович предупредил меня, что дикие лоси могут быть заразными… – начал было Базилио и запнулся, заметив, что Хася жмурится. Похоже, девочка облопалась и теперь ей очень хотелось спать. Кот в задумчивости почесал затылок и рассудил так, что для лекций воспитательного свойства сейчас момент не самый подходящий.

Так и вышло. Хася доела последний кусочек репы, позевнула и тут же растеклась тельцем по земле. Ушки прижались, глазки слиплись, носик сладко засопел.

Кот на всякий случай посмотрел Хасю в рентгеновском диапазоне. Ничего тревожащего не обнаружилось, кроме вполне ожидаемого растяжения желудка.

Осторожно уложив потяжелевшую кошечку на нагретое место – та свернулась клубочком, тихо уркнула и накрылась крылышками, как бы отгораживаясь от злого мира – Базилио вернулся к своим делам.

Для начала он вскрыл свёрток, в котором оказалась пара чулок – почему-то коричневых, зато с правильно расположенными отверстиями для когтей – и тактический жилет цвета фельдграу, с виду напоминающий утраченную «Зарю». Однако расположение карманов и подсумков было коту незнакомо. Особенно удивляла широкая отстёгивающаяся полость на спине, выстланная изнутри чем-то мягким. Кот промучился минут пять, пытаясь сообразить, к чему она – и бросил эту затею.

Тем не менее, общая конструкция показалась ему удобной и практичной. Баз внимательно изучил, где что, и натянул жилет на себя. Ростовка регулировалась стропами, пропущенными через трёхщелёвку, объём – как у «Зари», шнуровкой по бокам. Кот подогнал размеры, немного походил, приноравливаясь к новой снаряге. Попробовал пристроить сгущёнку в нагрудные подсумки – получилось вполне себе удобно, разве что упакованные таким образом банки напоминали торчащие сиськи. Коту стало неприятно – но не настолько, чтобы рисковать хасиным НЗ. Зажглянку он пристроил в непромокаемый набёдренный карман.

Потом он занялся своей кибридной составляющей, прогнав несколько стандартных тестов. Все цепи оказались в порядке, а вот батареи успели сильно подсесть. Где и как это случилось – кот не очень понимал, но восполнить нехватку электричества было бы более чем желательно. Осмотр окрестностей во всех диапазонах показал, что подходящие для зарядки аномалии могут быть на юго-востоке и на западе: и там и там что-то фонило. Западные были вроде как поближе, но путь к ним лежал через заледенелые сугробы высотой в половину котовьего роста. К тому же Баз помнил, что Директория находится на юге.

В конце концов он всё-таки разбудил разомлевшую писюндру и спросил, куда идти, объяснив про электричество. Та с трудом продрала глазки, обзевалась, показала на юго-восток и заявила, что хорошо бы до захода солнца дойти до леса, где аномалии точно есть. После чего тут же свернулась, укрыла нос хвостом и отключилась.

Кот вздохнул. Он уже понял, что Хасю придётся нести. Лукошко оказалось неожиданно кстати.

До леса – это был густой ельник – они добрались в предзакатный час. Низкое солнце подкрашивало малиновым длинную облачную гряду, размотавшуюся вдоль горизонта. Кот приметил какой-то мерцающий свет за облаками и перевёл свою оптику в режим астрономического бинокля. При ближайшем рассмотрении подозрительный предмет оказался месяцем. Кот вспомнил дирижабль, катастрофу, предательство Мальвины, и в который раз ощутил – почти физически, где-то в районе почек, что-ли – тягучую досаду. Вместо того, чтобы заниматься сволим прямым делом – выслеживанием и наказанием – он тратит время и рискует головой неизвестно ради чего. Оставалось надеяться, что шефу виднее.

Баз встряхнулся, напомнил себе о границах компетентности и вошёл в лес.

Первые же шаги под сенью елей его насторожили. Тихое, монотонное похрупывание мёрзлой земли сменили другие звуки, неожиданные и неприятные. С треском стрельнул под ногой сучок. Скрипнула ветка. В подлеске, среди зарослей бересклета, проснулась какая-то птица – шумно завозилась, захлопала крыльями. Хася в лукошке проснулась, привстала и боднула кота головой в бедро.

Кот остановился, дождался тишины, потом включил инфракрасное зрение и настроил микрофоны. Изломанные тени деревьев стали чёткими, сиреневыми с розовым – как кровоподтёки. Уши забило густым шорохом иголок. Потом уровень шума выровнялся, стало слышно подвывание ветра на верхах и мерно постанывающие всхлипы слоупока, спящего в сугробе. Где-то очень далеко кричал поедаемый кем-то мутант. Но больше ничего подозрительного вроде бы не наблюдалось.

Хася тем временем вылезла из корзинки и молча подёргала кота за шерсть. Тот на всякий случай присел. Писюндра ловко вскочила ему на левое плечо и, цепляясь за жёсткую ткань, начала куда-то протискиваться. Баз вовремя вспомнил про мягкую полость и помог кисе упаковаться.

Идти с кошавкой за спиной оказалось куда удобнее, чем нести её в лукошке. Единственное, что отвлекало – её подёргивания и шевеления. На то, чтобы к ним приноровиться, у у кота ушло минут пять. Потом он чувствовал только лёгкое хасино дыхание у основания шеи.

Первое неприятное происшествие случилось довольно скоро: с верхушки ели на кота сиганул стрептопырь. Кот подбил его в воздухе пикосекундником. Мутант зацепился за ветку и повис на ней. В принципе, можно было бы его снять и съесть, но коту были важнее батареи.

Потом глазастая Хася углядела примёрзшую к еловой ветке «припять» – редкий артефакт, на Зоне небесполезный, если верить руководству по сталкингу. Осторожный кот проверил все диапазоны и в ультрафиолете углядел тонкую нить, прикреплённую к «зупе» и ведущую куда-то наверх. Проверять, куда именно она ведёт, Баз не стал, а просто перерезал нить лазером и им же срубил ветку. «Припять» отправилась в изолированный подсумок для мелких находок.

Звёзды уже высыпали блестящим роем, когда кот и его спутница достигли распадка меж двумя невысокими холмами. Тут ельник обрывался, чтобы уступить место маленькой рощице асфоделевых альмавив с причудливо-раскидистыми кронами и несколько более банальным зарослям ракитника.

Кот остановился: ему почудился какой-то невнятный, но тревожащий шум-звон. Заново настроив микрофоны, он убедился, что звуки исходят из рощицы. Кто-то играл на педобирской балалайке – а точнее, перебирал струны, будто искал в потёмках и не мог никак отыскать ноту «ля».

– Пидемо, пидемо, – зашептала за плечом встревоженная Хася. Но Базилио вспомнил встреченную им на пути педобирскую молельню и заинтересовался.

– Посмотрю, что там. Вылазь и жди здесь, – не подумав, распорядился кот, на секундочку забыв о хасином норове.

Эта секундочка, как обыкновенно в таких случаях и бывает, решила дело.

– Тю! – возмутилась писюндра. – Куды ты без мене збирався? До жарыння але електри? А хто мене годуваты буде? Тарас Шывченка?

Кот – в который уж раз – подумал, что к Хасе нужен подход. Вздохнул и попросил кошурку вылезти из полости и сесть ему на плечо, чтобы в случае по-настоящему серьёзных неприятностей быстро смыться. К его удивлению, кошавка отнеслась к этому с определённым пониманием. Демонстративно растопырив крылышки и всем своим видом выказывая капризное недовольство, она всё-таки заняла место за спиной, вцепившись в жёсткую ткань коготками.

Базилио сначала просто тихарился, а потом, когда струны стали звенеть совсем уж явственно, и вовсе перешёл на бесшумный шаг.

Полностью бесшумное движение достигается одним-единственным способом – последовательным избеганием всех возможных источников нежелательных звуков. Кот со своим гайзерским зрением видел, что находится под снегом, и поэтому мог ставить лапы только на безопасные места. Но это требовало времени. Так что, когда он достиг, наконец, полосы промёрзшего ракитника, месяц уж тяжело навис над горизонтом, сияя мощно и уверенно – как право имеющий.

Из-за ракитника, напротив, пробивался какой-то тусклый, неверный свет. К звону струн примешивалось тяжёлое кряхтенье с подмудыхиваньем – будто играющий нёс на спине какую-то непомерную тяжесть и никак не мог продышаться.

Базилио нашёл в сплошной стене ракитника небольшой просвет и осторожно гляднул, включив инфраоптику.

Открылась малюсенькая полянка-проплешинка, с трёх сторон окружённая заснеженными соснами. Сама полянка, однако, была чистой. Посередь неё потрескивал крохотный, догорающий уже костерок. Рядом сидел в позе орла крупный упырь – весь в щуплах, с налитой, свисающий до губы, кровососью. Он тужился, тщась опростаться, развлекая себя пощипываньем балалаечных струн.

Брезгливый кот отодвинулся и уже собрался было восвояси, как упырь вдруг дёрнул струну и издал лихое уханье. Тут же в микроволновом диапазоне что-то вспыхнуло. Кот присмотрелся. Под мохнатой упыриной дупой высветилось что-то зелёное – то ли маленькая аномалия, то ли какой артефакт.

Упыряку это явно обрадовало. Он склонился над результатом своих трудов, заинтересованно поводил над ним носом, потом выпрямился и заныл-заголосил под струнный звон нечто невнятное.

– Хася, это что? – шёпотом спросил кот, прижимая кошавку лапой к себе.

– Козак-чаклун бандуряет, – так же тихо ответила Хася, щекоча коту ухо, – а до чого бандуряет, не ведаю.

Кровосос внезапно подпрыгнул, хлестнув себя щуплом по шее и дурным голосом заорал:

– Гой, ты доля моя, доля! Эгегегей! – после чего отбил задними лапами что-то вроде чечётки.

От артефакта изошло слабое зелёное сияние – и померкло.

Упырь задумчиво почесал кровососью мохнатый нос, перехватил балалайку поудобнее и попробовал снова: топнул, хлопнул, взвив щупло и прореготал:

– По-пид горою! По-пид зелёною! Гып-гып!

Опять полыхнуло – и всё так же бессильно опало.

Упырь почесал за ухом, потом оттягял пальцами нижнюю губу и выкрутил её – видимо, пытался выжать из себя какую-то мысль. Наконец, на что-то решившись, отошёл на три шага, напружинился, чуть подразбежался и прыснул в воздух, выдав такой балалаечный перебор, что у База зафонило в ухе, а Хасю чуть не снесло с плеча.

– Хто не скачет – тот москаль! – заблажил кровосос. – Асса! Асса! – он запрыгал, как мячик, размахивая щуплами.

– Тварюет, – шепнула Хася. – Певно, в ём дублон е.

Кот открыл было рот, чтобы спросить, что значит «тварюет», когда зелёный огонь внезапно выплеснулся на всю поляну, – и прямо из самой серёдки взвернулся вьюном ещё один кровосос, совершенно такой же, как и первый, только без балалайки, зато с огромной дрымбой в зубах. Он перекувырнулся в воздухе и приземлился рядом со своим породителем, звонко шлёпнув пятками о землю. Дрымба издала длинное «бздыннннь».

Первый, однако, остался удоволен не вполне. Устремив очи горе, он пал, ударился оземь, покатился и снова вскочил.

– Грае-грае-воропа-а-ае! – истошно заорал упыряка, подбоченясь и выписывая ногами кренделя. – Киргуду-у-у!

Зелёный свет вновь начал разгораться.

– Москаляку на гиляку-у-у! – подхватил дрымбник, крутясь на пятке юлою. – Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла!

Холодный огонь стрельнул вверх столбом. Кошурка, зажмурившись, отпрянула, отчаянно захлопала крылышками и выпустила когти на полную длину, зацепив незащищённую шею. Баз зашипел от боли, но удержал писюндру за шкирдяк. Та возмущённо зашипела.

Из пламени вылетел спиной вперёд ещё один упырь, на сей раз – с колёсной лирою. Приземлившись на пятую точку, он что-то прошипел сквозь зубы, но потом вскочил и лихо мотнул щуплом.

Первый кровосос посмотрел на внезапно обретённых собратьев, осклабился и поднял с земли мешок, в котором что-то шевелилось.

Кровососы переглянулись, сгрудились, и первый достал из мешка извивающегося креакла. Тот сучил перепончатыми лапками и пытался сказать что-нибудь обломное, но тщетно – клюв злыдня был предусмотрительно замотан лыком.

Первый кровосос ловко ухватил свою добычу за лапки и перевернул. Креакл забился, чуя погибель.

– Та що, братики, змиркуемо на трёх? – предложил упырь, предвкушающе дёрнув кровососью.

– Ото ж, – согласно крякнул второй, согласно пошевеливая своим кровяным удом.

– Це дило, – подтвердил третий.

– Дило! – резюмировал упырь-чаклун, и, не обинуясь, высмоктал креаклу глазик. Упыри склонились и дружно впились. Тишину прорезало чавканье, хруст и мучительные стоны погибающего индивида.

Наконец, кровососы напитались, чинно свернули набухшие от крови сусли и расселись вокруг костра. Первый ухватил балалайку, щипнул струну:

– Ды, ды-ды, ды-ды…

– Гу-гу-гу-гу-ммммм, – замычал второй сквозь зубы и дёрнул дрымбу, та сделала «пиу-бзздынннь».

Третий молча взялся за рукоятку лирного колеса. Струны мерно загудели.

– Чего это они? – шёпотом спросил кот.

– Писню спивать будуть, – Хася шевельнула крылышками. – Упыряки ж.

Через какое-то время упыри друг к дружке приладились, издаваемые ими звуки начали сливаться в нечто свычно-зручное, хотя и ощутимо-срамное.

– Як умру, та поховайте мене у могылы… – затянул первый упырь, балалая не быстро, да споро.

– Шоб гимно кругом звисало великою килой! – пробасил лирник, широко поведя лапищей по струнам.

– Шоб сычи в гаю гукалы, кожаны летылы, – мечтательно протянул дрымбник, не выпуская изо рта свой струмент.

– Шоб москали вкруг могылы на колах сидылы! – хором проревели все трое и радостно загреготали.

– Это что такое? – на всякий случай поинтересовался Базилио.

– То дракулова писня. Як кровыщи надудолятся, та её спивати починают. Такый у ных звычай. Упыряки же ж.

– А эти двое откуда взялись? – решил выяснить кот.

– Мовлю ж, стварювались, – сиротка сказала так, как будто это что-то объясняло. – Та сам побачиш, воны розчыняться скоро.

Так и вышло. Один из упырей, дрымбник, выводя длинную смурную руладу, вдруг немо раззявил рот, пошёл зелёными пятнами, да и рассыпался в воздухе ворохом зелёных искр.

Второй, с лирой, продержался подольше, но через пару минут и он пошёл рябью и с тихим, печальным треском исчез.

Остался только один. Удовлетворённо цыкнув зубом, он подобрал с земли ту самую мелкую вещицу, обтёр о предплечье, да и кинул себе в пасть. После чего подхватил мешок, встал и скрылся в лесу.

Кот осторожно выбрался на полянку, понюхал воздух и сморщился: смрад немытой упыриной плоти и растерзанного креакла создавали довольно-таки неприятный фон. Кроме того, откуда-то сильно пахло озоном. Озон могла источать аномалия, но кот просмотрел поляну во всех спектрах и ничего подозрительного не заметил: поляна как поляна.

Тогда он принялся расспрашивать Хасю, которя явно что-то знала.

Из путаных слов писюндры кот понял следующее. Упырь был обладателем редчайшего артефакта, который Хася называла «дублоном». Артефакт, по хасиным словам, представлял из себя соверен, отчеканенный из «злата партии» и «червоной руты»[38]38
  ...соверен, отчеканенный из «злата партии» и «червоной руты»... – Я не хочу вновь оживлять уже давно утихнувшие споры о золоте партии и красной ртути. Знатокам алхимии и конспирологии и без того ясно, что это такое. Прочим же скажу, что соединение нескольких несуществующих вещей может стать вещью существующей – на чём основаны многие тайные искусства. Подробнее см.: Протей Перегрин, «О существующем. О несуществующем. О третьем» (пер. с древнегреч.) / Сост., вступ. ст., коммент. И. Нахова. –  М., «Правда», 1991.


[Закрыть], пролежавший ночь на Поле Чудес – Хася называла это место Майданом. После этого монетка приобретала особые свойства.