Текст книги "От Гринвича до экватора"

Автор книги: Михаил Озеров

Причина его суетливости стала ясна, когда одна из участниц митинга закричала, показывая на «туриста»:

– Это шпион! Остерегайтесь его!

Газеты опубликовали рассказ женщины. Она училась в университете в Кейптауне, где и познакомилась с Моррисом. Майкл участвовал в собраниях студентов, приходил в общежитие.

Представлялся как бывший студент, ныне художник. А когда полиция арестовала учащихся – противников расизма, то главным свидетелем обвинения на суде выступил Моррис. Оказалось, что «художник» работает на ДОНС – департамент национальной безопасности ЮАР, а попросту секретную службу.

– Это страшный человек, – сказала женщина. – Чтобы добыть информацию, он готов пойти на что угодно. Я даже боюсь называть свое имя, настолько он опасен.

Морриса разоблачили. Правда, он успел побывать в университетах Лондона, Манчестера и Йорка – составлял там досье на иммигрантов из ЮАР. Спустя месяц после приезда в Англию, Моррис убрался восвояси.

Но по-прежнему шпионская сеть Претории раскинута по Британским островам. Особенно активны агенты ДОНС в Лондоне: именно здесь много организаций, объявленных вне закона в ЮАР, здесь живут и южноафриканские коммунисты, вынужденные покинуть свою родину.

Долгое время шпионской сетью руководил Джон Смит. В прошлом он занимал высокий пост в южнородезийской полиции. Обосновавшись в Англии, Смит возглавил Деловое информационное агентство – прикрытие для штаб-квартиры ДОНС.

…На следующее утро после ночного вторжения Катьявиви обратился в полицию. Три часа он ждал, пока его примут. Наконец с ним соблаговолили поговорить. Едва Питер начал рассказ, как сержант перебил:

– Мы вряд ли сможем вам помочь.

– Но кто защитит меня в Англии от преступников, если не полиция?!

Сержант лишь ухмыльнулся в ответ.

Среди тех, кто ворвался в Лондоне в квартиру южноафриканского патриота Алекса Мумбариса, были помимо агентов ЮАР сотрудники «Сикрет интеллидженс сервис». Сам Мумбарис находился в тюрьме в Претории по обвинению в террористической деятельности. Налетчики искали документы для открывающегося в ЮАР процесса над борцами против расизма.

Незадолго до этого из лондонской штаб-квартиры «Движения против апартеида» было похищено досье с адресами и номерами телефонов членов организации. В грабеже участвовали джеймсы бонды обоих государств.

Газеты сообщали, что министерству внутренних дел и уголовной полиции Англии известны и имена южноафриканских агентов, и их планы. Однако не было случая, чтобы шпионов привлекли к ответственности или выслали из страны. Более того: «Сикрет интеллидженс сервис» снабжал Майкла Морриса дополнительными материалами на иммигрантов из ЮАР.

Чем это объясняется?

Три миллиарда фунтов стерлингов вложили британские монополии в экономику ЮАР. Южноафриканскому рабочему платят чуть ли не в десять раз меньше, чем английскому, и владельцы компаний получают такие барыши, которые и не снились им дома.

Лондон расхищает также несметные сокровища Намибии: алмазы, уран, серебро, медь, каракуль. Про Намибию не зря говорят, что она находится в руках ЮАР, но в кармане западных монополий.

Своими природными ресурсами Британия никогда не обходилась, однако раньше ее выручали колонии. Теперь же страны юга Африки – одна из немногих оставшихся «отдушин», и Лондон судорожно за них цепляется. Как и за Фолклендские острова.

…Под грохот фанфар отчаливает от берега грозная армада. Какие пышные имена на стальных боках ее кораблей: «Бесстрашный», «Непобедимый», «Готовность»! Напутствуя их, глава правительства прославляет железную волю королевы. На толпы провожающих обрушиваются потоки конфетти. А кто это приветственно машет рукой с борта фрегата, неужели сын королевы? Он самый, принц собственной персоной отправляется в плавание, чтобы, согласно заявлению Букингемского дворца, «выполнить свой долг».

Это хроника событий не 1816-го, а 1982 года. Военные корабли, на одном из которых отплыл принц Эндрю, двинулись защищать Фолклендские (Мальвинские) острова от высадившихся там аргентинских войск.

Миллионы англичан удивлялись и даже негодовали: зачем? Они толком и не слышали о затерянных в Южной Атлантике островах, которые, оказывается, уже полтора века британская колония.

Забота о живущих там «братьях по крови» – выходцах из Шотландии? Что-то до этого Лондон ее не проявлял. На Фолклендах не было даже питьевой воды, островитяне собирали дождевую. Не было ни средней школы, ни больницы, ни радио, ни газет. Отсутствовали приличные дороги. Люди бежали с архипелага, на нем осталось лишь тысяча восемьсот жителей – на полторы тысячи меньше, чем пятьдесят лет назад. За свое полуторавековое господство Англия не вложила в экономику Фолклендов столько, сколько она стала выбрасывать за один день военных столкновений с Аргентиной!

Может быть, дело в шестистах тысячах овец? Но овечья шерсть – слишком высокая цена за гибель английских парней.

Раздавались и серьезные предупреждения. «Опасно думать назад, живя вперед» (профессор Ф. Нортедж), «Ни на какой машине времени не вернуться в колониальный век» (видный общественный деятель Г. Шаффер), «Англии не нужен еще один фронт, Ольстера более чем достаточно» («Морнинг стар»).

Однако эти голоса потонули в громе пушек, грохоте военных оркестров и криках ура-патриотов.

И вот уже члены кабинета единогласно решают отправить в Южную Атлантику очередной фрегат. А депутаты-тори оглашают одобрительными возгласами палату общин, когда там принимают резолюцию об эскалации военных действий…

Оставалось только нарядить решение правительства и парламента в одежды всеобщего одобрения. Потому газеты запестрели воинственными призывами: «Покажем британскую мощь!», «Разнесем их посудины в щепки!», «Не отдадим нашу колонию!» Телевизионные экраны заполнили могучие эсминцы и боевые самолеты. Военная тайна? Важнее поднять в англичанах дух патриотизма.

В торжественной обстановке проводились «фолклендские аукционы». Распродавались памятные вещи, связанные с конфликтом. Газеты обошла фотография счастливого обладателя перчаток, в которых принц Эндрю управлял вертолетом над Южной Атлантикой.

В пропагандистском зеркале Тэтчер выглядела новоявленным адмиралом Нельсоном, который выигрывает битву при Фолклендах, или по меньшей мере герцогом Веллингтоном.

В разгар войны в Лондон прибыл госсекретарь США Хейг. Он с удивлением обнаружил на всех стенах резиденции премьера портреты одноглазого адмирала.

– Я распорядилась снять их из министерств, – объяснила Тэтчер, – Прежде чем начинать очередное заседание кабинета, мы внимательно смотрим на картины.

Команда политической примадонны: «Полным ходом в прошлое!» – изображалась как пример государственной мудрости. А сама война – кровопролитная и жестокая, в двенадцати тысячах километров от дома – как справедливая и благородная.

Нужна была и «эстетическая пропаганда». Лишь один штрих: в военных действиях против Аргентины участвовала художница-баталистка. Она по заказу Лондонского имперского музея отображала на полотнах, как из морской пучины, словно Афродита, возрождается величие Британии.

Имперской болезнью старались заразить и двадцать семь тысяч английских солдат, воевавших на архипелаге. Им внушали, что они отдают жизнь за «поруганную честь» родины.

А с сомневающимися не церемонились. Тэтчер заявила, что репортажи и комментарии некоторых корреспондентов «играют на руку врагу».

Осудили даже Чарлза Дарвина. Он побывал в 1833 году на Фолклендах, и в его «Записках о путешествии на «Бигле» есть строки: «К нашему великому удивлению, мы обнаружили, что тут развевается английский флаг. Полагаю, что оккупация этих мест едва ли была отмечена английской прессой, однако, как нам стало известно, вся Южная Атлантика бурлит по этому поводу… Сами острова имеют довольно жалкий вид: здесь нет ни одного деревца, тем не менее местоположение придает им важное значение для мореплавания».

Из-за этой записи в дневнике усопший Чарлз Дарвин попал в тот же список «предателей», что и здравствующие англичане, которые не аплодировали бойне.

Моральный пресс сработал. 84 процента жителей Альбиона поддержали военную авантюру. Политические акции правящей консервативной партии взлетели.

Это почувствовала на себе Анджела Румбольд. Умер депутат от одного из южных районов Лондона, и там прошли дополнительные выборы в парламент. Прошли при полнейшем превосходстве миссис Румбольд, она заткнула за пояс всех представителей сильного пола от других партий. «Это победа курса тори!» – воскликнула новая депутатша, вытирая слезы радости.

Но верила ли миссис Румбольд и лидеры ее партии в собственные сказки? Конечно, нет. Ими двигали далеко идущие расчеты.

Прежде всего военно-стратегические. Для НАТО это была отнюдь не странная, а полезная война. Помните Гернику? Там гитлеровские генералы испытывали бомбы, которые потом применяли в походе на Восток. Американцы отрабатывали на крестьянах Вьетнама напалмовое и химическое оружие. А Фолкленды стали испытательным полигоном натовского вооружения, прежде всего ракетного, которое «может пригодиться в конфликте с русскими». «Освободив» архипелаг от аргентинцев, Лондон превратил его в мощный натовский форпост: построил на нем крупный военный аэродром, разместил свой гарнизон, численность которого куда больше всего населения островов. И к тому же официально объявил Фолкленды своей колонией.

Потомки адмирала Нельсона решили также продемонстрировать свою твердость «третьему миру», то есть развивающимся странам: не вздумайте следовать примеру «зарвавшейся» Аргентины!

И, наконец, выстрелы на Фолклендах предотвратили взрыв в самой Англии. А он назревал. Взрыв возмущения правлением консерваторов. Заброшенный остров оказался для Лондона так же кстати, как колодец заблудившемуся в пустыне.

Что ж, из этого колодца удалось хлебнуть немало для восстановления сил.

«Кабинет тори раздул невиданный ажиотаж шовинизма», – констатировала западногерманская «Вельт». И добавила: «Если бы правительство даже захотело, оно не смогло бы смягчить своей жестокости в отношении Аргентины». Почему? «При создавшемся климате ни один руководящий деятель не решился бы выступить с другой оценкой происходящего».

Любопытное признание: «не решился бы». Вот какого размаха достиг в те месяцы рецидив имперской болезни!

…Получение прибылей. Военные интересы. Защита своих последних оплотов. К этим «трем китам», на которых зиждется политика западных государств в Азии, Африке, на Ближнем Востоке, следует добавить четвертый, уже чисто английский – «имперскую психологию».

Однако даже переплетение этих субъективных и объективных факторов не всегда, а точнее, все реже и реже, приносит успех.

…Многие годы представительство СВАПО находилось в крохотной комнате в доме на Оксфорд-стрит. Но когда однажды я набрал знакомый номер телефона, то услышал:

– Они переехали в Сити.

Катьявиви с гордостью водил меня по новому офису. Просторные помещения. В шкафах и на полках – книги об Африке. Есть и советский еженедельник «Новое время», и издаваемая АПН газета «Совьет уилкли», и журнал «Новости Намибии», который выпускает представительство СВАПО в Англии.

– За два года подписчиков на наш журнал стало в семь раз больше, – сообщил Питер. – Наше дело пользуется все большей поддержкой в мире. В результате у нас постоянно прибывает работы. Поэтому мы перебрались сюда.

Питер показал выполненную на ткани карту Африки, которая появилась в его кабинете:

– Карту сделали в Намибии. Видите, на ней нет ЮАР. Это карта независимой Африки. Таким скоро будет наш континент!

Быть или не быть?

В Англию пришло рождество. Праздничная суета, службы в церквах и соборах, посулы государственных мужей, предсказания астрологов… Люди обмениваются поздравительными открытками и подарками, украшают елки. Блещут кулинарным мастерством хозяйки, они готовят традиционные блюда: жареная фаршированная индейка с гарниром, пудинг с изюмом, сладкий пирог. Экономисты подводят итоги роста цен и доходов компаний, печать определяет фильм года, спортсмена года, банкротство года.

А еще, как писала «Дейли миррор», «англичане пытаются ответить на сонм вопросов, которые крайне трудно решить».

Правда, первый вопрос, связанный с Новым годом, жители столицы стали задавать еще… весной: будет ли елка на Трафальгарской площади? К декабрю началась настоящая бомбардировка письмами правительственных учреждений и газет. «Не повторится ли история, когда, экономя электроэнергию, елку вообще не зажгли?» – волновались лондонцы.

История не повторилась. Елка, правда, поменьше, чем в доброе старое время (рядом с колонной адмирала Нельсона она похожа на Гулливера, попавшего к великанам), лампочки на ней горят тускло, но всего этого лондонцы стараются не замечать.

На торжественной церемонии, посвященной открытию елки, присутствует посол Норвегии: дерево уже какой год подряд присылает муниципалитет Осло в благодарность за помощь Англии норвежцам в последнюю мировую войну. Церемония транслируется по телевидению. В этот день и в последующие хор мальчиков исполняет рождественские гимны.

Но почему тревожно озираются те, кто приходит на Трафальгарскую площадь, почему с подозрением смотрят на каждого, у кого в руках портфель или сверток? Почему вокруг елки так много – нет, не Дедов Морозов – полицейских?

Дело в том, что и тут англичанин задает себе почти гамлетовский вопрос: быть или не быть сегодня взрывам? Их грохот заглушил мелодии рождественских гимнов и треск хлопушек. Взрывы чаще всего устраивают североирландцы, которые считают, что лишь таким способом можно привлечь внимание к Ольстеру.

Кризис там продолжается второе десятилетие. Белфаст – столица Северной Ирландии – похож на средневековый город: центр, обнесенный частоколом и сторожевыми вышками, открывается утром, вечером же доступ туда запрещен. Угрюмые остовы взорванных домов, которые и не думают восстанавливать. Заколоченные витрины. Пустые, словно тюремные, дворы. Обгорелые кирпичные стены, вдоль и поперек исписанные лозунгами: протестанты угрожают католикам, те – протестантам. Повсюду патрули, солдаты с карабинами.

Печальную славу приобрели североирландские «эйч-блоки». Одиночные камеры. Прогулки, газеты, книги запрещены. Как и посещение родственников. Зато предостаточно пыток, оскорблений, унижений.

 
Раз, два, три, четыре,
Откройте эйч-блоков двери.
Пять, шесть, семь, восемь,
Вашей помощи просим.
 

Такую считалку распевают маленькие дети в Белфасте. Но Лондон не собирается открывать двери казематов.

Поют в Белфасте и другую песню – героическую, с красивой мелодией, ольстерский вариант нашего «Орленка» – о североирландском парне, казненном англичанами.

 
Ранним утром, в тюрьме Маунтджой
Ни вздоха, не скрипнут двери.
Только шаги, команда: «Стой!»
Вывели Кевина Бэрри.
 
 
А было ему восемнадцать.
Но, смертную горечь почуя,
Воскликнул: «Прошу, расстреляйте!
Как воин погибнуть хочу я».
 
 
И долго его пытали:
«Скажи имена нам, лэд!»[12]12
  Лэд – парень (англ.).


[Закрыть]
Но губы его прошептали
Одно только слово: «Нет».
 

Сколько сегодняшних кевинов бэрри замучено в эйч-блоках!

Вернувшись из Белфаста в Лондон, не замечаешь особой разницы. Тут тоже раздаются взрывы, воют сирены бронетранспортеров и санитарных автомобилей. К примеру, новогодним «подарком» стала бомба, заложенная около гигантского универмага «Сэлфриджез» на главной торговой магистрали Оксфорд-стрит. По случаю рождества в витринах магазина выставили восковые фигуры героев произведений Диккенса. Каждая витрина – мастерски сделанная сценка из книги. За день до рождества, 24 декабря, возле универмага взорвалась бомба. Она ранила пять человек, искорежила дома. И уничтожила витрины. Чудом сохранилась лишь фигура Оливера Твиста. Целехонький Оливер сидел на мостовой среди обломков елок и осколков разноцветных лампочек.

Перспектива отправиться на тот свет никого не привлекает. Поэтому, получив новогоднюю посылку, англичанин десять раз спросит себя и своих знакомых, не бомба ли там, и лишь потом начнет осторожно открывать ее. Поэтому он стороной обходит автомобили без водителя: они запросто взлетают на воздух. По этой же причине у елки на Трафальгарской площади собирается меньше зрителей, чем когда-то, – где скопление народа, там опаснее.

Правда, людей с копилками в руках стало на площади больше. Надписи на копилках вопрошают: «Не дадите ли что-нибудь для бездомных?», «Вы помните о больных туберкулезом детях?», «Не проявите ли участия к престарелым?» Каждый бросает в копилку сколько может.

На рождество бросал несколько фунтов, пока был жив, и Поль Гетти, нефтяной магнат, считавшийся самым богатым человеком планеты. Каждый год на своей вилле в южном графстве Саррей миллиардер, нарядившись в меховой кафтан – он изображал Санта-Клауса – и напевая рождественскую песенку «Джингл беллз», бесплатно поил чаем и угощал печеньем пятьдесят сирот. На большее число гостей якобы «не мог потянуть». Да и для этих пятидесяти угощения до последней минуты бывало под вопросом: Гетти всякий раз раздумывал, не отказаться ли ему от затеи.

В рождество, о котором я пишу, долго колебался и Карл Арволд, судья одного из районов Лондона: как поступить с миссис Хантер? У женщины не было денег, чтобы купить подарки своим детям, и она украла игрушки. Наконец судья освободил ее. «Пусть мать проведет праздник в кругу семьи», – великодушно объявил сэр Арволд. О гуманности других судей ничего не было слышно, хотя каждый день сообщалось о кражах елочных украшений, которые стали по карману далеко не всякому.

Но владельцам магазинов нужны покупатели. А кто им поможет под Новый год, если не Дед Мороз?

Этот Санта-Клаус стоял на Оксфорд-стрит. Красный меховой тулуп, капюшон, длинная белая борода, мешок на плече. Однако в руках у него отнюдь не дед-морозовский атрибут – плакат «Приходите в магазин «Эванс».

– Тринадцатый год подряд я надеваю в рождество тулуп, – сообщает мне Санта-Клаус.

– Вы по профессии актер?

– Да. Но театр, где я выступал, закрылся, и я остался без работы. Поэтому, если раньше исполнение роли Деда Мороза было для меня дополнительным источником дохода, то сейчас это единственная возможность хоть что-то заработать.

– Почему вы стоите на улице?

– Санта-Клаусы у прилавков магазинов, на представлениях у елки на Трафальгарской площади получают гроши. А ходячие рекламы вроде меня – чуть больше…

Новый год принес разные вопросы: достойные Шекспира по своему драматизму и не стоящие выеденного яйца, настоящие головоломки и до удивления простые. И неожиданные. Ну как не оказаться застигнутым врасплох в следующей ситуации: семья в праздничном настроении приходит в зоопарк, а на воротах висит объявление: «Вы принесли корм для зверей?»

Мама в растерянности роется в сумочке. Папа – в карманах. Но, увы, кроме носовых платков, пудреницы и денег, ничего не находят. Десятилетний сын укоризненно качает головой: что ж вы, родители, не то берете с собой? А четырехлетняя дочка пускается в отчаянный рев.

Папа бежит к администратору и выясняет: еда для животных настолько подорожала, что пришлось резко сократить рацион. Звери голодают, недавно сдох тигр. На помощь властей администрация не надеется, а на любителей животных рассчитывает. Ходят упорные слухи, что посетителя, не захватившего с собой кусок свежего мяса, скоро вообще не будут пускать в зоопарки.

Зверям некуда деться, они заперты в клетках. Люди же в рождество спешат в лондонский аэропорт Хитроу. Тут толчея, сумятица, давка. Триста тысяч человек улетели из Англии отмечать праздник в другие края: Грецию, Швейцарию, Францию.

– Такое впечатление, будто удрала вся страна. Даже собак забирают с собой. А раньше сколько народа приезжало к нам в рождественские дни! – вздыхает служащий Хитроу.

Неразбериха, колебания, тревожные слухи. Но иногда удается получить ясный и определенный ответ на самый что ни на есть гамлетовский вопрос. Экономисты в своих прогнозах уверенно предсказали: быть в Англии дальнейшему росту инфляции, хотя она и так уже «перешла на рысь», быть усилению экономического спада, падению курса фунта стерлингов. «Последние годы были мрачными в истории Великобритании, однако наступающие будут не лучше», – делает вывод Национальный институт экономических и социальных исследований…

Я сознательно не уточнил, когда встречали это рождество: в последние годы оно каждый раз проходило в такой обстановке – тревожной и отнюдь не веселой.

Да, атмосфера на Британских островах меняется на глазах. Уходят прежняя отлаженность жизни, былая невозмутимость англичан. И разве сохранишь самоуверенность, ежели страна забыла, что такое успех, если к ней накрепко приклеен ярлык «Больной человек Европы»!

Сто двадцать лет назад Англия была самой могучей промышленной державой, она давала больше 50 процентов мировой добычи угля, имела половину мирового торгового флота и четверть всех паровых котлов. Теперь по доходу на душу населения она скатилась на двадцатое место, далеко отстав от своих бывших колоний – Канады и Австралии.

Все это сказывается на внешней политике Англии, в том числе на европейском континенте. Тем не менее и в отношении стран Европы дает себя знать «имперская психология».

Разные мотивы двигали консерваторами, когда они в 1972 году надели на Британию хомут ЕЭС. Прежде всего забота о большом бизнесе, получившем возможность свободно передвигать капиталы внутри «Общего рынка». Но была еще и надежда вернуть Англии хотя бы часть ее прошлого величия. Лондон планировал верховодить в сообществе, опираясь на свой ядерный потенциал (Англия – вторая ядерная держава Запада), особые отношения с США и финансы Сити («Таймс» призывала превратить Сити в «Уолл-стрит ЕЭС»).

Планы, честолюбивые планы. Безжалостный ветер времени давно разбил их о скалы реальности. Тем не менее кое-кто продолжает пропагандировать членство Англии в ЕЭС. Бизнесмены выступают с речами, консервативная пресса – со статьями. Хит вкушает перед телеобъективом «континентальный завтрак». А внук Уинстона Черчилля, депутат-тори, снова и снова повторяет, что его дедушка был проевропейцем.

Англичанина пугают в случае разрыва с «Общим рынком» неминуемым экономическим крахом, будущим одиночеством Британии, наконец, тем, что «русские заинтересованы в выходе нашей страны из сообщества, дабы ее ослабить».

Ослабить? Но если бы Англия вышла из ЕЭС, произошло бы как раз обратное. Страна стала бы экономить немалые средства, поскольку прекратились бы ее огромные взносы в фонд сообщества. Уменьшилась бы армия безработных. Цены продолжали бы, конечно, нестись вверх, но уже не настолько стремительно.

Раньше бельгийские и французские домохозяйки, отправляясь на уикэнд через Ла-Манш, везли обратно полные сумки сливочного масла, которое стоило в Англии раза в два дешевле. Это масло не было английским в прямом смысле слова. Оно (и еще многие продукты) поступало на Британские острова практически беспошлинно из Австралии, Канады, Новой Зеландии, других стран Содружества. Вступив в ЕЭС, Британия приняла обязательства по единой сельскохозяйственной политике и отрезала себя от дешевого продовольствия стеной высоких таможенных пошлин. А так как страна обеспечивает себя продуктами лишь наполовину, она стала покупать их втридорога у членов «Общего рынка». И бельгийские домохозяйки уже не спешат рано утром в субботу к паромам, пересекающим пролив.

Многие англичане ставят вопрос принципиально: наша экономика не в состоянии конкурировать в рамках замкнутой группировки с более сильными партнерами – ФРГ и Францией, поэтому пора перестать гнаться за эфемерным господством по ту сторону Ла-Манша и подумать о действительных нуждах страны. Даже миллиардер Ротшильд предрекает: «Если мы не одернем себя и не покончим с мыслью, что мы одна из самых богатых, самых влиятельных и важных стран в мире, – другими словами, с мыслью, что королева Виктория будто бы продолжает царствовать, – мы, вероятно, окажемся перед лицом еще более серьезных неприятностей».

Да, убежденность в собственном превосходстве становится на Британских островах все менее твердой. Тает и туман скептицизма в отношении связей с другими странами. В том числе и с социалистическими. Впрочем, это тема особого разговора, и к ней мы еще вернемся.

В Англии у меня постоянно возникали ассоциации с другим островом, где я до этого работал.

По Лондону ездят те же автобусы, что по Коломбо, – красные, двухэтажные и для своих габаритов удивительно юркие…

Некоторые здания на Альбионе точь-в-точь как в Коломбо. Виллы ланкийских богачей построены по типу домов в шикарных лондонских кварталах Мэйфейр или Белгравия, а парламент и сенат Шри Ланки – прямо близнецы государственным учреждениям на Уайтхолле…

«Made in Sri Lanka» – (Сделано в Шри Ланке) – читаю на коробках с чаем в «Цейлонском чайном центре» возле Пиккадилли и на масках, которыми торгует магазин ланкийских изделий около Трафальгарской площади…

Чаринг-кросс-роуд знаменита книжными магазинами. Особенно много здесь лавок букинистов. На этой же улице расположен «Фойле», крупнейший в мире книжный магазин.

Целый этаж «Фойлса» во власти географической литературы. Нигде я не видел столько книг о Шри Ланке! Почти все написаны англичанами. Многие авторы провели там десятилетия.

Листаю увесистый том, посвященный еще одному острову в Индийском океане, на котором довелось побывать. О Мальдивской республике – миниатюрном соседе Шри Ланки – в мире издано десятка два книг, и авторы почти всех тоже англичане. Мальдивы, как и Шри Ланка, долгое время были британской колонией.

Правда, другому соседу Шри Ланки, и тоже бывшей колонии Лондона, в магазине отведен целый отсек. Неудивительно! Индия – гигантская держава. Интересно, совпадает ли мое впечатление о ней с тем, что пишут англичане?

Эскалатор опускает с третьего на второй этаж. «Лунная пыль», «Космическая одиссея 2001 года», «Пески Марса». В Коломбо я бывал в гостях у автора этих книг Артура Кларка, замечательный фантаст давно покинул Лондон и поселился там…

Навстречу по Кентиш-таун-роуд неторопливо движется приземистый круглый человечек в саронге[13]13
  Саронг – мужская одежда в Шри Ланке – кусок материи, обернутый вокруг бедер, он похож на длинную юбку.


[Закрыть]. Он останавливается у витрин, подолгу разглядывает товары. Ба, да это Сильва!

Сильва был хозяином дома в Коломбо, где я жил. Он возглавлял компанию по производству каучука и отнюдь не бедствовал. Тем не менее первого числа каждого месяца хозяин появлялся на пороге моей квартиры и начинал жаловаться: все дорожает, а у него трое детей, старшей дочери скоро выходить замуж, другой надо обновлять гардероб – растет как на дрожжах… Он сокрушенно вздыхал, подносил платок к глазам, якобы вытирая слезы. Я не перебивал, отлично зная, чем кончится очередное «выступление», – Сильва предложит увеличить плату за квартиру.

Я отказывался, и мы вступали в долгое объяснение. Победу, как правило, одерживал квартиросъемщик – нельзя же каждый месяц все больше раскошеливаться! – однако где-то раз в полгода и мне приходилось уступать.

Но на лондонской улице мы, забыв о прежних препирательствах, бросились навстречу друг другу. А потом целый вечер провели в ресторанчике «Wine Cellar». Ресторанчик соответствует своему названию «Винный погреб»: спускаешься по крутым ступеням, садишься на деревянную скамью, и официантка, одетая в простой крестьянский наряд, ставит перед тобой бокал с бургундским, или бужеле, или бордо, или шабли, и при мерцании свечей, под тихую медленную музыку ты не спеша, маленькими глотками пьешь чудесное холодное вино.

Но я почти не чувствовал вкуса вина: забыв обо всем, внимал рассказу о Шри Ланке…

Так случилось, что в самолете, который держал курс в Коломбо, моим соседом оказался англичанин.

– Летите на Цейлон? – осведомился он.

– Да.

– Впервые?

– Впервые. А вы?

– Я был там последний раз лет двадцать назад, – сосед пыхнул трубкой. – У меня там плантация чая. Есть и дом. Вернее, был. Все было. А теперь… Вам, конечно, известно определение: «стало собственностью государства»? – Он усмехнулся. – Недавно мой знакомый посетил Коломбо. Говорит, все неузнаваемо изменилось. Вот и лечу, хочу сам убедиться.

О прежних порядках англичанин вспомнил буквально в первую же минуту после приземления. Таможенники попросили его распаковать саквояж.

– Ну и ну! – принялся сетовать джентльмен. – Раньше обладателя британского паспорта тут никогда не досматривали. Где то время, когда мы называли Цейлон «райским островом»!

То время продолжалось полтора столетия, с 1796 года, когда Британия захватила Цейлон. Сыны Альбиона превратили остров в своеобразную теплицу под открытым небом, в которой выращивались ценные тропические культуры – кофе, чай, каучук, беспощадно грабили его богатства.

Но так было раньше. Для кого же теперь Шри Ланка «райский остров»?