Текст книги "От Гринвича до экватора"

Автор книги: Михаил Озеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Уловив акцент, шатен принялся буравить меня глазами. Однако на «цветного» я не был похож.

– Немец, что ли? Хотите позаимствовать у нас опыт?

Я пробормотал что-то нечленораздельное. И был пропущен на лужайку. Вокруг размахивали портретами Гитлера, плакатами с изображением свастики. Пели, правда, нестройно: «Если белый – хорошо, если черный – плохо». Но зазвучал мужской голос – и шум стих.

Начался митинг «национального фронта» – крупнейшей расистской организации Великобритании, объединяющей двадцать тысяч молодчиков.

В листовках и на демонстрациях ее члены без устали повторяют: во всех бедах Англии виноваты «цветные» и их надо насильно репатриировать. «Новый фашизм поднимает голову в Британии», – сделал вывод корреспондент «Дейли миррор».

«Национальный фронт» набирает кадры без разбора. Корреспондент заполнил анкету новобранца, которая публикуется на последней странице газеты «Новости национального фронта», отправил ее по указанному адресу и через неделю получил ответ: «Можете участвовать в нашей манифестации».

Журналист участвовал. После нее он держал, помимо портрета Гитлера, и автомат – новобранцу втолковывали: «Мы не возражали бы захватить власть конституционным путем, однако, если это не получится, используем другие средства». Свой репортаж он озаглавил: «Я вижу машину ненависти за работой».

…Первый выступающий – Мартин Уэбстер. Круглая, гладкая физиономия, сам полный, рыхловатый. С виду – воплощение добродушия. Но то, что он выкрикивает, звучит отвратительно: «Мы боремся за чистоту нашей расы, против всяких там желторожих!»

Уэбстеру принадлежат широко известные слова: «Англии нужна хорошо смазанная машина нацизма. И мы будем ее создавать».

В конце речи Уэбстер объявил:

– Теперь я представлю наших новых членов.

На крышу автомобиля поднялись четверо. Одним из них и был Гайтан. Каждый произнес несколько фраз. Гайтан, явно подражая Уэбстеру, закричал:

– Больше всех я ненавижу красных! Они отняли у моего деда землю, и ему пришлось уехать из России! Нет – красным! Нет – цветным!

Новобранцев сменил на крыше автомобиля Роберт Рельф, лидер «фронта». Сколько раз он попадал в тюрьму за расистские выходки! То учинял погром в магазине, принадлежащем индусу, то посылал негру-инвалиду письма с угрозами, рисунками со свастикой и призывами «Возвращайся, Гитлер!». В последний раз отправился в тюрьму за то, что не подчинился решению суда. (Судья потребовал убрать оскорбительную для цветных граждан надпись, которую Рельф выставил у ворот своего дома: «Продается только английской семье», а тот наотрез отказался.) Заключенный объявил голодовку. Вдруг он повредит свое драгоценное здоровье?! И британская фемида проявила к нему благосклонность.

На ура встретили Рельфа другие правые, в том числе фашисты генерала Уокера. На сборище этих «коммандос» мне тоже довелось побывать.

…С виду церковь как церковь: серая, с подпалинами, на башенке – часы. Но тяжелая металлическая дверь заперта.

Долго стучу.

Наконец дверь приоткрывается.

– Что надо? – рявкает грубый мужской голос.

– Я хотел бы войти.

– Кто вы?

– Советский журналист.

Молчание. Затем уже на полтона ниже:

– Подождите.

Жду. Минуту, вторую, третью… И вот дверь распахивается. На пороге – мужчина лет тридцати пяти, светловолосый, широкоплечий, с массивным подбородком. Настоящая «белокурая бестия» Ницше.

– Прошу немедленно покинуть территорию, – отчеканивает он.

– Но это церковь, а не военная база. И английских журналистов вы пропустили. Почему такая дискриминация?

«Ариец» задумывается. Это для него явно малопривычное занятие, он хмурится, чешет затылок. Наконец бросает:

– Ладно. Но удовольствия вы не получите.

Переступаю порог. Внутри очень душно. У многих в зубах сигареты, хотя в церкви, как известно, не курят. Собравшиеся не похожи на «рабов божьих» – некоторые в военной форме, а те, кто в штатском, судя по выправке, тоже имеют отношение к армии.

На кафедре пожилой человек в клетчатом пиджаке, с усиками. И «проповедь» его весьма своеобразна.

– Бандиты из профсоюзов собираются поднять мятеж, а «красные» их подстрекают! – выкрикивает он в микрофон.

Слова эти вызывают аплодисменты. Стоящий рядом со мной мужчина вопит: «Смерть предателям!», его глаза горят.

«Пастор» поднимает руку – и шум стихает. Он снова начинает вещать в микрофон, брызгая слюной:

– Положение опасное. Британская демократия под угрозой. Но мы защитим ее. Наша «Гражданская помощь» приведена в состояние боевой готовности. Если понадобится, введем в действие самолеты.

Какой свист и топот тут поднялся! Многие скандируют: «Да здравствует генерал!», «Слава Уокеру!»

Уокер? Бывший главнокомандующий Объединенными вооруженными силами НАТО в Северной Европе?

Он самый. Правда, у него уже другой титул: лидер английской террористической организации «Гражданская помощь». По утверждениям Уокера, в ней десятки тысяч членов.

С кем только не связана «Гражданская помощь»! С армией: добрая половина состава – военнослужащие или в настоящем, или в прошлом. С английской разведкой: правая рука генерала – Джордж Янг, бывший заместитель директора «Сикрет интеллидженс сервис». С церковью: Уокер забрался на кафедру с ее благословения.

Но главная опора – бизнесмены. Это они переводят «Гражданской помощи» кругленькие суммы. Когда генерала однажды спросили, откуда взялись 50 тысяч фунтов стерлингов на проведение выставки, посвященной его организации, он ответил коротко, но ясно: «Из Сити».

Головорезы отрабатывают свой хлеб. Предположим, на заводе в Блэкпуле началась забастовка. Туда срочно отправляют «мальчиков» Уокера. Они захватывают завод, арестовывают зачинщиков стачки. Если те сопротивляются, им же хуже: «команда» Уокера проходила подготовку в специальном военном лагере и умеет усмирять непокорных. А если придется пересажать всех рабочих, то штурмовики сами встанут к станкам – их к этому тоже готовили.

Под стать «Гражданской помощи» другая военизированная организация – «Британское движение». Многие ее члены служили в армии, иные по сей день служат. Их лозунг: «Британия только для белых». Цели две: первоочередная – иметь побольше оружия, ради этого они похищают с армейских складов пулеметы, пистолеты, автоматы, и долгосрочная – перейти к организованному террору.

«Спасти Англию» призывает и «Клуб понедельника», однако в отличие от «Британского движения» в него входят лишь «избранные» – члены консервативной партии.

Но вообще-то ультраправые не гнушаются даже уголовниками. Лидер «Колонны-88» Дональд Муди провел за решеткой одиннадцать лет, а Дейв Томкинс, семь раз попадавший в тюрьму за взлом сейфов, возглавляет «Антикоммунистическое рабочее движение».

Обе эти группировки откровенно фашистские. Первая и названа точь-в-точь как организация австрийских студентов-нацистов, существовавшая в Вене в 30-е годы.

…В тот день на поле для игры в гольф я больше не видел Гайтана. А теперь фашист оказался в нашем автобусе. Для чего он приехал в Белград?

– Я корреспондент, – сообщил Гайтан.

– Какой газеты, если не секрет?

Он назвал информационное агентство, которое мне было не известно.

– Оно маленькое, – поспешил объяснить Гайтан.

– По-моему, мы встречались?

– Может быть, на каком-то митинге?

Ну что, открыть карты?

– Да, именно на митинге.

– Где?

Я рассказал Гайтану о сборище неофашистов.

Минутное замешательство. Потом он неуверенно спросил:

– Вы меня ни с кем не путаете?

– Конечно, нет. Я прекрасно запомнил ваше лицо и ваше имя.

– Я, кажется, припоминаю. Но это было несерьезно, я полез туда просто ради журналистского любопытства.

– И ради журналистского любопытства выкрикивали: «Нет – красным!»?

– Это так, для забавы.

– Ничего себе забава! И вообще, неужели вы верите в успех?

Гайтан сделал вид, что не понял вопроса:

– Кто «вы»?

– «Национальный фронт». В тот день я убедился, что вас справедливо называют фашистами.

– Вздор! – отмахнулся тот. – Может быть, вы еще обнаружите у меня челку а ля Гитлер?

Это кафе – штаб-квартира гамбургских штурмовиков

– Тогда вы требовали «скрутить в бараний рог коммунистов».

– Между прочим, это было бы неплохо сделать! – нагло парирует Гайтан. И взрывается: – Скоро придет время «Национального фронта».

– Неужели?

– Да. Его поддерживают многие. Даже власти.

– Но представители британских властей публично осуждают расизм.

На лице Гайтана мелькает знакомая ухмылка.

Принимая у себя в резиденции на Даунинг-стрит депутацию азиатских иммигрантов, М. Тэтчер заверяла их: она-де обеспокоена ростом шовинизма в Англии. А в те же дни министр внутренних дел объявил: англичане имеют право голосовать за кого угодно, включая «Национальный фронт», и отказался запретить эту партию.

В лондонском Ист-энде стена одного из домов оказалась испещренной свастикой и фразами «Мы возвратились». Жители вознамерились закрасить ее. Не тут-то было! Полицейские пригрозили: если дотронетесь до стены без разрешения хозяина дома – совершите уголовное преступление.

А за неделю до этого «блюстители законности» арестовали англичан, которые закрашивали расистские лозунги на мосту через Темзу…

Председатель Британского комитета за европейскую безопасность Гордон Шаффер предупредил, что нынешняя ситуация в Англии сходна с положением в Веймарской республике перед захватом власти нацистами. А как утверждают сами ультра, они готовятся к решающей схватке, вроде той, что была в Германии в 1933 году.

…После того как митинг закончился и последний оратор перестал сотрясать воздух, чернорубашечники выстроились в колонну. А слева и справа их плотной стеной обступили полицейские. Чтобы арестовать? Наоборот: охранять! Так они и зашагали: в центре фашисты, а по бокам бобби в шлемах.

Остаюсь один на опустевшем поле для игры в гольф. Вокруг обрывки газет и плакатов, окурки, разорванные листовки. Трава смятая, поникшая. А два часа назад это была прелестная лужайка: зеленая и чистая!

На берегах Темзы террористов еще не приглашают в салоны «сильных мира сего», с ними общаются за кулисами, через подставных лиц. Но их держат возле себя. Зачем? Чтобы с их помощью расправляться с непокорными. И одновременно для того, чтобы под флагом борьбы с ними укреплять полицейский аппарат.

Тогда я не подозревал, что пройдет совсем немного времени, и я смогу представить себе мировоззрение и намерения сегодняшнего террориста так сказать «из первых рук» – несколько часов буду слушать излияния одного из молодчиков. Я как раз заканчивал книгу о неофашистах, и эта встреча весьма пригодилась.

«Черные ангелы»

Еще до приезда в Гамбург я знал: там в пивной «Zum Ederländer» регулярно собираются неофашисты, точнее члены «Фронта действий национал-социалистов», а обслуживающий посетителей бармен – один из их лидеров.

Знал я и координаты пивной, она находится, по немецкому выражению, на расстоянии броска камня от вокзала.

И вот «прочесываю» улицы и переулки возле вокзала. Прохожие пожимают плечами: не слышали. Наконец в начале Шпатендайхштрассе, на доме № 4 замечаю вывеску «Zum Ederländer».

Играет музыка. За стойкой – детина, лет тридцати, с окладистой бородой. Тот самый бармен!

Он подходит к нашему столику. Предлагаю выпить. Охотно соглашается («Клиентов пока мало, почему бы не пропустить пару кружек?») и называет себя: Курт Матуше.

У меня явное преимущество: я знаю, кто этот верзила, он же, скорее всего, принимает меня за праздношатающегося туриста.

После четвертой или пятой кружки пива Курт начинает откровенничать:

– Паршиво мы живем. А все потому, что нет порядка.

– Ты мог бы его навести?

Он самодовольно усмехается:

– Неужели нет?! Вот сорок лет назад все было о’кэй.

– Ты имеешь в виду Гитлера?

– Его самого. Железный был человек.

– Значит, по твоему, о’кэй – это концлагеря, убийство в них миллионов людей, погромы, войны?

Матуше отвечает снисходительно, будто разговаривает с нерадивым учеником.

– Ну и ералаш у тебя в голове. Откуда ты взял убийства миллионов? В лагерях казнили лишь преступников. Их и сейчас кое-где казнят, верно? А тогда, между прочим, было военное время. Наша организация провела проверку. И выяснила: во много раз завышены цифры убитых. Убитых и в лагерях, и на войне.

Освенцим – большой обман, происки «красных», как и 20 миллионов погибших советских людей.

А вот другой опус – «Жизнь контрастов», он посвящен Гитлеру. Оказывается, фюрер был отменно вежлив – никогда не садился в присутствии дам – и очень аккуратен: прическа волосок к волоску, маникюр. Кое-кого ему приходилось убирать, однако не по собственной воле: Гитлер осуществлял историческую миссию, а они стояли на его пути.

Матуше, как и любого желающего, ждут в киосках свежие номера «Дойче вохенцайтунг», «Дас III райх», «Ландзерн» – бери что хочешь, в ФРГ издается сто с лишним неонацистских газет и журналов с еженедельным тиражом 180 тысяч экземпляров! Кроме того, он может купить пластинки с речами Гитлера или Геббельса, приобрести на рынке в Мюнхене по вполне доступной цене фашистские реликвии – ордена и оружие, прокатиться на корабле, носящем имя военного преступника…

Да, идеи Курта, конечно, плод не его собственного воображения, однако они помогают приоткрыть завесу над «фронтом».

– Ты сказал «наша организация». Что ты имел в виду?

Бармену льстит внимание к его персоне, и он принимается вводить в курс дела. Правда, оговаривается: назвать организацию не имеет права, она находится в подполье. Главный враг – коммунисты. Стоит им устроить демонстрацию – и Курт с «боевыми товарищами» тоже выходят на улицу. Выходят, вооруженные ножами, палками, кастетами.

– У нас крепкие ребята. Вроде меня, – бармен щеголяет бицепсом. – Мы еще покажем себя.

…Они показали себя в Берген-Бельзене.

Там, в концентрационном лагере, за два последних года войны погибло пятьдесят тысяч человек. Среди них Анна Франк, девочка из голландской семьи, дневник которой известен теперь повсюду. Детский голос Анны оказался сильнее смерти, он живет по сей день…

Молча, склонив голову, идем мы мимо могил. И вдруг останавливаемся как вкопанные.

По плите наискось: «Так им и надо!» А в углу – свастика. На следующем надгробии намалевано то же самое. И на том, что подальше.

Минувшей ночью здесь побывали национал-социалисты «Фронта».

Вскоре я узнал из газет, что они пытались взорвать мемориал жертвам фашизма.

Наци из Гамбурга нападают на антифашистов, распространяют брошюры, в том числе в виршах:

 
В Освенциме веселье опять,
Мы скоро будем печи заполнять.
 

Их любимая песня начинается фразой: «Кожу с головы – на абажур».

Прозаические «произведения» о том же: «Прекрасно, что люди еще помнят о концентрационных лагерях. Мы превратим их воспоминание в действительность».

…Дверь пивной открывается. Мимо проходят две девицы, полтора часа назад фланировавшие по тротуару. Они тут чувствуют себя уверенно.

Впрочем, они чувствуют себя уверенно повсюду в Гамбурге.

Много рекордов на счету этого города:

* Крупнейшая территориальная единица Федеративной республики, число жителей приближается к двум миллионам.

* Громадина порт, подобного нет в Западной Германии, он пропускает 20 тысяч судов в год.

* Индустриальный центр, в котором сконцентрировано девять десятых табачной и две трети нефтеперерабатывающей промышленности страны, половина всего производства маргарина.

* «Печатная столица» ФРГ, где находится пять из шести главных издательских компаний, в том числе та, что выпускает «Штерн».

* Берега Эльбы соединяет самый длинный в мире автомобильный тоннель.

Еще один рекорд – Санкт-Паули, «самая грязная миля» на Западе. На Санкт-Паули хмуро взирает с холма Бисмарк в рыцарских доспехах. Когда-то тут выступали Чарли Чаплин, Франц Легар. В период между мировыми войнами Санкт-Паули котировался как вполне респектабельный, хотя и немного легкомысленный район. После бомбардировок 1943 года он возник из руин куда более фривольным.

Торговля живым товаром идет в этом гигантском вертепе повсюду. На улицах: прохожего зазывают, обещая невероятнейшие удовольствия, хватают за руки. Внутри баров, дансингов, кабаре, ресторанчиков: на стене демонстрируют порнофильмы, а официантки «ohne oben», то есть «без верха», в одной юбке, время от времени склоняются к посетителю и шепчут: «Мы можем пройти в комнату за занавеской, там очень мило».

В домах на Гербертштрассе: девица за витриной, живой манекен, ждет, чтобы ей постучали в окно, тогда она открывает форточку и начинает переговоры; если договорились о цене, распахивается уже дверь.

В «Центре Эроса»: под медленную музыку в полумраке просторного зала раскачиваются на месте, пританцовывают представительницы древнейшей профессии, каждая в позе и в одеянии (от длинного вечернего платья до греческой туники), которые особенно выигрышны на ее взгляд.

Нигде в Западной Германии проституция и неофашизм не достигли такого размаха, как в Гамбурге. И они протянули друг другу руки.

С давних пор люди «дна» – отщепенцы, бродяги, проститутки, преступники, сутенеры, не признающие никакой морали, ни во что и ни в кого не верящие, окруженные презрением, эти вечные аутсайдеры, получившие название люмпен-пролетариев (от немецкого «люмпен» – лохмотья) были орудием в руках реакции. Входили в банды черносотенцев. За приличную мзду нанимались на службу к Гитлеру. Хорст Вессель, предводитель берлинских штурмовиков, в честь которого сложили нацистский гимн, – в прошлом сутенер.

Сейчас, когда мелкий буржуа уже менее рьяно, чем прежде, поддерживает фашистов, те все больше надеются на люмпенов. И не зря: среди неонацистов полно профессиональных бандитов, вконец разложившихся юнцов.

Может быть, именно поэтому Курт ушел от ответа на вопрос, кто состоит в его организации. Он лишь пробормотал:

– У нас в основном молодежь.

– Проститутки тоже есть?

– Девочки нам помогают. Наших ребят веселят. И подходящих клиентов к нам приводят. Мы в долгу не остаёмся. И накормим девочек, и напоим, и пару сотен марок подбросим. А когда надо, с властями договоримся, чтобы не обижали.

– Значит, сотрудничаете?

Курт уловил иронию. Взгляд его стал цепким, злым. Но он сдержался.

– Да, сотрудничаем. Нам нужна поддержка. Вот кстати.

В пивную вошла вызывающе накрашенная блондинка в джинсах. Она держала за талию худосочного юнца. Держала крепко, иначе тот рухнул бы на пол, – еле стоял на ногах.

– Подойди сюда, – скомандовал Курт.

Блондинка прислонила юнца к стойке бара.

– Анджелика, маркиза черных ангелов, то есть нас, – Курт улыбнулся, довольный шуткой. – Создала Союз немецких девушек, он входит в нашу организацию.

– В Союз может вступить любая немка, если, конечно, она чистокровная арийка, – Анджелика залпом осушила кружку, стоящую перед Матуше. – И если готова бороться за великий немецкий рейх. И беспрекословно выполнять приказы. Такими хотел видеть немецких девушек наш фюрер Адольф Гитлер.

– Мы ни в чем не нуждаемся, – говорит Матуше. – Нас поддерживают очень солидные господа. А вам известно о наших планах? Мы нацеливаемся на следующие парламентские выборы.

Наклонившись ко мне, Курт шепчет:

– Но это не все. Мы готовим одну операцию. Она станет великим событием.

– Что же вы сделаете?

– Ну уж этого я не могу сказать. Я и без того сегодня слишком много болтаю.

Однако я понял, на что он намекал. Незадолго до нашей встречи появились сообщения об аресте активистов «Фронта». Они напали на учебный полигон НАТО и похитили винтовки, пулеметы. Оружие предназначалось для освобождения из западноберлинской тюрьмы Шпандау Рудольфа Гесса, ближайшего соратника Гитлера, приговоренного на Нюрнбергском процессе к пожизненному заключению. У другого члена «Фронта» нашли шестьсот граммов цианистого калия. На допросе он признался, что стащил яд в надежде отравить охрану тюрьмы Шпандау. Заплатил штраф и отделался легким испугом.

У «черных ангелов» из Гамбурга есть опыт в освобождении военных преступников. Они организовали побег Каплера из итальянской тюрьмы и несли затем круглосуточную вахту у дома, где скрывался гитлеровский палач, – как бы того не обидели! Сам глава «Фронта» Михаэль Кюнен охранял обитель Каплера.

Кюнен – настоящий фанатик: увешал квартиру портретами фюрера и дуче, щеголяет в эсэсовской форме. Когда-то его произвели в офицеры и направили на учебу в высшую школу бундесвера, однако он отказался от военной карьеры и занялся сколачиванием «Фронта».

– Знаете, о чем мы подумываем? – похваляется Курт. – Пора иметь специальный лагерь и обучать в нем парней стрельбе из автомата. Правда, оружия у нас пока меньше, чем у нюрнбергцев.

Бармен подразумевал нюрнбергскую «Военно-спортивную группу». О ней и ее «подвигах» стоит сказать особо.

…Илона прижалась лбом к его щеке и прошептала:

– Мы пойдем завтра в Терезиенвизе, папочка?

Он ждал этого вопроса. Ждал и надеялся, что не дождется. Очень уж не лежала у Платцера душа идти туда. Он не мог объяснить почему, просто были какие-то предчувствия, а он верил в них. Но сейчас Платцер понял: он не в силах отказать дочери. Злясь на свою слабохарактерность, не спешил с ответом. Подоткнул со всех сторон одеяло, поправил подушки, поцеловал шестилетнюю девочку и только затем сказал:

– Обязательно пойдем. Спокойной ночи.

– Ой, как я рада! – Илона захлопала в ладоши.

– Я тоже хочу в Терезиенвизе, – встрепенулся Игнац.

– Все пойдем! А сейчас спать! – отец плотно закрыл дверь. Если бы он знал, что предчувствия не обманули его, что он в последний раз желает детям спокойной ночи!

В семь утра Платцер, как обычно, съел бутерброд с джемом, выпил чашку кофе и поспешил в контору. Предстояло заключить выгодную сделку – о продаже двадцати тонн металлолома. Все уже обговорили, однако покупатель вдруг заупрямился, потребовал снизить цену, и контракт подписали лишь после обеда.

Домой Платцер вернулся усталый и раздраженный. Но когда еще в прихожей ему на шею бросилась Илона, он заулыбался. И стал торопить своих.

До Терезиенвизе было рукой подать. Как и в прошлые годы, парк заполняла веселая, нарядно одетая толпа. Гремела музыка, вертелись карусели, сверкали призывными огнями павильоны, в которых посетители играли на всевозможных автоматах, покупали сладости, пили пиво из литровых кружек, заедая свиными сосисками: разве представишь себе Мюнхен, тем более «октоберфест» – октябрьский праздник урожая – без пива!

Илона съела две порции мороженого. Мальчиков невозможно было увести из тира. А сам Платцер потерял счет количеству выпитого пива. Ничего: такое бывает раз в год! Но уже пора домой.

Они направились к воротам. Платцер взял за руки Илону и Игнаца, жена с тремя другими детьми шла сзади.

В 22 часа 19 минут они миновали металлический столб с урной для мусора. Платцер запомнил точное время, потому что взглянул на часы.

Именно в этот момент раздался взрыв.

…Платцер с трудом поднял голову, она была словно чугунная. И тут же закрыл глаза от ужаса. К небу поднимается столб дыма, вокруг горят автомобили, в стенах домов – пробоины. Повсюду на асфальте в неестественных позах лежат люди.

В голове, словно молния, пронеслось: «Где мои? Живы ли?»

Встать он не сумел и пополз на четвереньках.

Из груды кирпичей высовывалась маленькая рука. Платцер стал разбрасывать их, и появилось обезображенное лицо Игнаца.

Чуть подальше в луже крови – Илона. Тоже мертва.

Разве выдержишь подобное! Он уже не чувствовал, как его положили на носилки. Очнулся в больничной палате. И узнал, что трое его сыновей тяжело ранены, а жизнь жены висит на волоске.

Виновника трагедии Платцер не увидел. Но полицейские, обнаружив тело Гундольфа Кёлера, все поняли.

Бомба, с которой Кёлер пришел к главному входу на Терезиенвизе, взорвалась раньше, чем он ожидал. Либо что-то не сработало в механизме, либо кто-то включил дистанционное управление, чтобы заодно устранить и исполнителя.

Впрочем, важнее другое: взрыв унес тринадцать жизней, а двести человек попали в больницу.

Кто такой Кёлер? Член «Военно-спортивной группы». Нет, к спорту она отношения не имеет, этих парней учили одному – убивать. У фюрера Гофмана немалый опыт: он бывший наемник в Родезии.

Однажды по западногерманскому телевидению я лицезрел его. Развалившись в кресле, Гофман – лихо закрученные усы, наглый взгляд – вещал в телекамеру: «Не знаю никакой австрийской нации. Австрия должна войти обратно в нашу империю, но для этого надо воссоединиться с зоной». («Зоной» неофашисты именуют ГДР.) Следующие кадры запечатлели его уже в «деле», он демонстрировал приемы силовой борьбы, объясняя:

– Я бью вот так. А если он удерживается на ногах, то вот так. Если вмешивается еще один, бью вот так. А этот уже валяется на земле.

В 1956 году полиция конфисковала у девятнадцатилетнего Гофмана пистолет. В 1963 году его арестовали в Турции за контрабанду оружием. А спустя полтора десятилетия «спортсмены» разъезжали на бронемашинах, проводили учения на полигонах. На их рубашках красовалась зловещая эмблема: череп и кости. Газеты писали, что они вооружены лучше, чем некогда отряды СС.

Свою «черную сотню» новоиспеченный фюрер встречал приветствием «Хайль!», и в ответ неслось: «Хайль Гофман!»

Затем следовал вопрос:

– Кто мы?

– Гренадеры Европы. – И группа затягивала гимн, который начинался: «Убивайте красных свиней, одну за другой».

Об этом все знали, но… Когда речь заходила о Гофмане, раздавался истошный вопль: «Не трогайте ребят, для нас куда опаснее коммунисты!» Более того: о группе вовсю заботились. «Дойче национальцайтунг» передала ей десять тысяч марок на экипировку (читай – вооружение). Барон Гильберт фон Зодерн поручил «спортсменам» (естественно, не безвозмездно) охранять свою персону. Даже создали «кружок друзей» Гофмана, в него вошли военные преступники. Они в ФРГ немалая сила. Свыше шестисот из них находятся на службе в полиции и органах правосудия, четыреста – ответственные государственные чиновники. А всего ветеранов-чернорубашечников за триста пятьдесят тысяч. Они получают высокие пенсии, у многих солидные счета в банках.

Правда, из-за мюнхенской бойни «бывшие» пережили неприятные минуты – поволновались за «спортсменов». Но скоро выяснилось, что страхи напрасны.

Когда это выяснилось? После того как полиция устроила небольшое «шоу», дабы остановить волну гнева западных немцев.

«Шоу» началось в четыре тридцать утра. В это время в принадлежащий Гофману замок Эрмройт возле Нюрнберга ворвались полицейские. Разбуженный шумом хозяин выхватил было пистолет, но, разглядев «блюстителей законности», сделал вид, будто поправляет подушку. Один из полицейских сунул руку под подушку и вытащил семизарядный кольт.

Так была «ликвидирована» банда Гофмана. «Ликвидирована» с большой помпой. Газеты подробно расписывали обыск в замке Эрмройт, сообщали, что там обнаружен целый военный склад – винтовки, пистолеты, гранаты, солдатские шлемы, маскировочные халаты, боевые патроны.

Сообщалось и об аресте самого Гофмана.

Однако через два дня его выпустили «из-за отсутствия улик». Еще через день он созвал пресс-конференцию и громогласно заявил: «Я добьюсь своего».

Такие же слова я услышал от бармена Курта Матуше.

Осмотревшись по сторонам, – не подслушивает ли кто? – хотя в пивной, кроме нас, никого нет – Курт торжественно произнес:

– Раз уж разговор пошел начистоту, вот что я вам еще скажу. Мы скоро выйдем на международную арену. Объясню, каким образом: будем взрывать итальянские и голландские поезда. И взрывать до тех пор, пока они не освободят тех, кого ни за что ни про что посадили.

Тогда я не поверил Матуше, подумал: желая показать себя, он завирается. Но, вернувшись в Москву, прочитал в «Штерне»: «Есть сведения о том, что «Фронт» готовил ряд диверсий на железной дороге, намереваясь взрывать товарные поезда из Италии и Нидерландов в знак протеста против того, что в этих странах не выпущены из тюрем нацистские преступники». На источник получения информации журнал не указал, однако статья подтвердила, что высказывания бармена – не беспочвенные угрозы. И не пустое бахвальство.

Но отчего Курт был так откровенен, я бы даже сказал, болтлив? Произвести впечатление, услышать возгласы восторга – вот чего он желал страстно и неприкрыто. А тут появился собеседник! Думаю, стремление выделиться, оказаться на виду, надежда в будущем захватить власть были в числе причин, которые привели Курта к неофашистам. Мне он показался типичным люмпеном. И когда я задал вопрос о его родителях, Матуше промолчал…

Пять раз я был на берегах Рейна, и меня снова и снова уверяли, будто в Советском Союзе преувеличивают опасность фашизма, а на самом деле сейчас в ФРГ совсем не так, как было в довоенной Германии.

Да, сейчас не так. Тем не менее мы убеждены: в стране, породившей гитлеризм, должны быть устранены все возможности рецидива, в Федеративной Республике не должно быть ни одного неонациста.

В этом убеждено и большинство западных немцев. В том числе жители Гамбурга. Сердце города бьется не в Санкт-Паули, а в рабочих кварталах, в порту, на Тарненбекштрассе в музее Эрнста Тельмана.

Город верен идеям Тельмана. В нем около трех с половиной тысяч коммунистов – почти десятая часть всех членов компартии.

Гамбуржцы обязательно показывают гостю два собора: собор святого Михаила – с давних пор рыбаки и моряки, завидев издали шпиль «Михеля», знали, что они дома, и церковь святого Петра (тоже символ Гамбурга) – ее стены так и остались разрушенными со времен бомбардировок военных лет. Уроки истории!

Тем не менее все двадцать тысяч «коричневых» чувствуют себя в ФРГ вольготно. Точнее – безнаказанно.

Пройдет полгода после нашей встречи, и Курт со своими молодчиками откроет, по словам журнала «Шпигель», новую страницу в истории западногерманского фашизма.

«Историческое событие» начнется с обычного митинга «Фронта». Но участники сборища будут вести себя настолько разнузданно, что один из полицейских вдруг возьмет да робко, полушепотом, скажет: «Разве можно так!» Шепот услышат. На стражей порядка набросятся разъяренные фашисты. Они напрочь забудут, что полиция обычно относится к ним благосклонно. В воздух полетят стулья, подносы, даже мемориальная доска с барельефом незабвенного фюрера, которую «дети Гитлера» намеревались укрепить у входа в здание. На поле сражения останется двадцать тяжелораненых.

Тогда в Бонне выступит министр внутренних дел и заявит, что неонацистские группы начинают переходить к открытому терроризму, ныне стране грозит опасность со стороны не только левых, но и фашистов.

Антифашистская выставка в Бонне

Впервые высокопоставленное официальное лицо ФРГ сделает подобное признание!

А вот что скажет вскоре министр по делам молодежи:

– С растущей озабоченностью я наблюдаю, как юноши и девушки проявляют все больший интерес к личности фюрера и «романтике» вермахта.