Текст книги "Дженнак неуязвимый"

Автор книги: Михаил Ахманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

   – Как ты сказал прошлый раз, время не стоит на месте, – откликнулся аххаль.

Дженнак хмыкнул и отпил вина. Потом напомнил:

   – В тот раз мы говорили о кинну. Объясни, родич, откуда ты столько знаешь о них? Или это знание тайное?

   – Тайное, но, разумеется, не для тебя.

Чиграда подбросил дров в очаг, встал и направился вглубь хогана, едва освещенную огнем. Там стояли сундуки. Как показалось Дженнаку, не сосновые и не дубовые, а из железного дерева, произраставшего в Нижней Эйпонне на берегах Матери Вод. Дорогой товар! Со временем такая древесина делалась лишь крепче, и не грызли ее ни жуки, ни мыши.

Жрец откинул крышку, вытащил свиток из березовой коры и вернулся к очагу.

   – Вот! – Он благоговейно развернул рукопись. – Вот одна из хроник нашего святилища, в которых собрано то, что мы знаем о кинну. Эти записи ведутся тысячу лет. По воле Че Чантара и собственному желанию я изучаю их, а когда отправлюсь в Чак Мооль, этим займется мой помощник. Так было, так есть и так будет.

Дженнак приподнялся, разглядывая свиток с майясскими письменами.

   – Ты сказал, записи? Но Храм Записей у нас в Хайане! Разве там нет таких же хроник?

   – Нет. Тебе известно, родич, что великий храмов немного, и у каждого свое предназначение. В Храме Мер на берегу Океана Заката проверяют все, что связано с весом, длиной и временем, делают мерные свечи, календари и эти новые устройства... как их называют...

   – Суточный диск, – подсказал Дженнак. – Прибор для измерения времени.

   – Суточный диск, да. А в вашем Храме Записей чертят карты птичьими перьями и собирают сведения о мире, о населяющих его народах, о животных и растениях, и еще о прошлых временах, а чтобы ничего не потерялось, тем же заняты в Солнечном Храме в Инкале. У храма в Юкате другая задача – может быть, самая важная, ибо связана она с заветом богов и с тем, чтобы никто не исказил Святые Книги. Ты знаешь, что на стенах Святилища Вещих Камней высечено Пятикнижие, и там его переписывают на листы, после чего—

   – Прости, родич. – Дженнак улыбнулся и взмахнул рукой. – Больше не переписывают и не чертят карты птичьими перьми. Майя в Долане изобрели станок с резными знаками и рисунками. Если смазать их краской и прижать к ней лист, изображения и знаки перейдут на пергамент. Так получается гораздо быстрее и без ошибок писцов.

   – Во имя Шестерых! – Рот аххаля округлился в изумлении. – А я об этом не слышал! Надо будет послать в Долан за этим устройством!

   – Не надо, их уже делают в Одиссарё, – сказал Дженнак. – Я пришлю тебе из Хайана такой станок, даже два, и нескольких умельцев... Но продолжай, продолжай!

   – Остался только наш храм со своими тайнами, – произнес Чиграда, успокаиваясь и кивая на раскрытый сундук. – Одна тебе уже известна: здесь хранятся записи о кинну. Все, что мы знаем о них. Все, что они поведали нам, и что сообщили те, кто их встречал. Девять сундуков, набитых свитками.

Дженнак прищурился.

   – Есть и другие тайны, родич?

   – Возможно. Мы занимаемся целительством и кое-чем еще... Но стоит ли об говорить?

   – Не стоит. Ты рассказал, что мог, а у д ареного попугая не пересчитывают перья. – Дженнак снова улыбнулся – эти беседы с Чиградой были как бальзам на душу, – Но в вашем храме есть и другое дело, совсем не тайное. Прорицания и советы богов! Ты сам их слушаешь или кто-то из твоих помощников?

   – Слушать может кто угодно. Важно, что будет услышано!

   – Тогда я хотел бы попробовать. Не помню, чтобы в прошлый раз я добирался до водопада... Ты отведешь меня к нему?

   – Для чего? Там шум и грохот, родич. Шум заглушает голоса богов.

   – Но все же мне хотелось бы взглянуть на это чудо.

Аххаль пожевал губами, задумался, глядя в огонь, потом кивнул.

   – Хорошо! Наш целитель говорит, что ты уже достаточно окреп и можешь выдержать прогулку в двадцать полетов стрелы. Пойдем завтра, после утренней трапезы. Согласен?

   – Хайя! – Дженнак поднял чашу, отпил вина и добавил: – Надеюсь, боги что-то подскажут мне... Например, как жить и что делать, не будучи великим сахемом.

Больше в тот вечер они не говорили о тайнах и пророчествах, о богах и кинну Только однажды Дженнак спросил Чиграду о яшмовых сферах, но оказалось, что жрец о них не знает – должно быть, в этот секрет его не посвятили.

Утром они направились к водопаду. Был уже День Кошки, ветер раскачивал вершины деревьев, небо хмурилось, а землю укутал снежный покров. Но тяжелые плащи из волчьих шкур и меховые сапоги защищали от холода, к которому Дженнак давно уже стал привычен. В Земле Дракона, где довелось ему воевать, случались такие морозы, что на губах замерзала слюна, а воздух впивался в горло как ледяной клинок. Но и в этом суровом климате жили люди, и была в их стране своя красота: скалы в белоснежных шапках, огромные сосны с золотистыми стволами, синие озера в зеленой оправе лесов,

Тропинка, которой шли Чиграда и Дженнак, то бежала по склону холма, то спускалась в распадок, заросший ельником. Когда они миновали холмистую гряду, шум водопада сделался заметнее, потом превратился в чудовищный грохот, заглушавший все другие звуки. Было невозможно говорить, и аххаль, пользуясь кишну, языком жестов и движений, пояснил, что сейчас они свернут на юг, к скале, с которой открывается лучший обзор. Вслед за жрецом Дженнак взобрался на эту возвышенность, подошел к краю утеса и замер, потрясенный.

Широкий водный поток рушился вниз среди камней и скал, торчавших из белопенных вод темными остроконечными зубцами. Чудилось, что все огромное море Тайон изливается в реку, и глядевший на водопад невольно ужасался: вдруг море обмелеет или совсем исчезнет. Но поток не иссякал. Над ним клубились водяная пыль и кристаллики льда, играли пестрые радуги, земля и воздух трепетали от мощного мерного рева и падения гигантских масс воды. Она низвергалась хрустальной стеной и падала вниз, рождая, в безумстве волн и пены, могучую реку.

– Во имя Шестерых! – пробормотал Дженнак и не услышал своего голоса.

Кому принадлежало это чудо? Несомненно, Тайонелу; лишь бог земной тверди, лесов, степей, гор и вод мог владеть Гласом Грома, являя в нем свое могущество. Но Шестеро не враждовали меж собой, и Тайонел, вероятно, был не против, чтобы и другие боги говорили здесь со смертными. Вот только что услышишь в этом грохоте? Что, кроме рева яростных стихий?

Чиграда хлопнул его по плечу и показал куда-то вниз. Оскальзывая на мокрых камнях, они спустились к подножию

скалы, к узкой расщелине, пересекавшей монолит, протиснулись в нее, и жрец, остановив Дженнака новым прикосновением, начал возиться в темноте. Вспыхнул факел, зыбкое пламя озарило невысокий закопченный свод и стены пещеры, уходившей в неведомую глубину. Это подземелье было расчищено от обломков, и, оглядев его, Дженнак подумал, что тут ходили не год и не век – выбитая в камне тропа казалась ниже пещерного дна. Он зашагал по этому пути вслед за аххалем, отмечая, что гул водопада становится все тише, будто растворяясь в темноте и безмолвии. Через сотню шагов Дженнак уже не слышал ничего; потом где-то впереди раздалось негромкое журчание, и он очутился в подземной камере с грубо обработанными стенами. По одной из них с тихим плеском сбегала струйка воды и падала в колодец; мнилось, что плачет сама гора, и слезы ее в свете факела были алыми, как кровь светлорожденных.

Укрепив факел в бронзовом кольце, аххаль промолвил;

   – Там, снаружи, Глас Грома, а здесь – Глас Богов. Здесь, родич, мы слушаем их голоса и пытаемся вникнуть в их смысл. Для этого необходимы полумрак, покой и песнопение вод, но тихое, не терзающее слуха. И тогда...

   – Тогда тьма Чак Мооль отдергивается, и можно увидеть нечто в прошлом, настоящем или будущем, – продолжил Дженнак.

Чиграда усмехнулся.

   – Я знал, что с этим ты знаком. Видения кинну... Они возникают где угодно, и Глас Богов тебе не нужен.

   – Но я хочу узнать, что они скажут, – возразил Дженнак. – Скажут именно здесь, в месте пророчеств.

   – А что они говорили до сих пор?

   – Многое, родич. Многое, чего я не понимал, но кое-что со временем сделалось ясным. Иногда я видел большие корабли под парусами, с громовыми метателями, и знаю теперь, что они подобны нашим океанским драммарам. Но только подобны... Я думаю, это не наше будущее, так как другие видения не осуществились. К счастью!

   – Ты можешь о них рассказать?

   – Да, конечно. Унгир-Брен записывал мои рассказы, а когда он умер, я делал это сам. Делал, чтобы не забыть! Но было такое, что не забудешь никогда...

   – Что же?

   – Сожжение. Я видел, как жгут людей на кострах, не мертвых, а живых, и как веселится толпа, глядя на казнь. Такого в нашем мире нет. Даже жестокие иберы и дикари Лизира не жгли людей живьем. И пока я жив, жечь не будут!

   – Да, такой казни у нас нет, зато есть бассейн с кайманами, – вздохнув, сказал Чиграда. – Ну ладно, родич, я покидаю тебя. Пока горит факел, сиди тут и слушай голоса богов. Я вернусь примерно через кольцо времени.

С этими словами аххаль исчез, а Дженнак сел у колодца, закрыл глаза и попытался погрузиться в транс. Тихая песня воды способствовала этому, но из опыта было ему известно, что также помогает средоточие мысли на таинственных предметах – чем загадочней, тем лучше. Например, почему и откуда приходят видения... Они давно уже его не страшили, и Дженнак сомневался, что их посылают боги, светлый Арсолан, провидец Мейтасса или, скажем, его предок, хитроумный Одисс. С чего бы им его пугать, показывая жуткие картины? Или другие, не страшные, а даже величественные, но не очень понятные?.. Нет, размышлял Дженнак, боги не играют в такие игры! Да и боги ли они?.. Они не свершили ничего, что не было б во власти знающих мудрых людей, и то, что он видел за время своей долгой жизни, лишь укрепляло его в этом мнении. Может, люди не становились лучше, но умнее – определенно! Воздушные шары и океанские драммары, книжный цоланский станок, устройство, измеряющее время, ручные метатели с зарядом громового порошка, возросшее искусство лекарей – все говорило о том. что человечество взбирается на гору новых знаний. Прав был Чиграда, когда утверждал, что в будущем узнают еще больше! Дольше станут жить, но не только; возможно, напишут такие же мудрые книги, как Чилам Баль, и научатся прятать картины внутрь яшмовых сфер...

Так что же его видения?.. Скорее всего, они не посылались бортами, но были с ними связаны; он, потомок Одисса, хранил частицу наследственной памяти, что пробуждалась иногда, являя мир богов или людей, пришедших из другой реальности. Он не знал, где расположен их мир, то ли у неведомой звезды, то ли за какой-то гранью бытия в иной вселенной, но это была не его Земля, хотя и очень на нее похожая. Там тоже жили люди, там открывали новые материки, воевали и строили, писали книги и воздавали почести богам, но все шло немного не так, как на его планете. История не повторялась! Правда, сходства хватало, чтобы глядеть на эти картины с восторгом или с интересом, а иногда и с ужасом. Они были очень поучительны.

Черный занавес Чак Мооль, являвшийся в видениях Дженнака, вряд ли относился к реальности. Он давно уже знал, что Великая Пустота заполнена далекими, очень далекими светилами, как выяснили те, кто изучает небо и круговращение миров. Эти искусники из Одиссара, Коатля и Арсоланы уже не первое десятилетие разглядывали небеса при помощи огромных дальнозорких труб и исчисляли пути планет и звезд, что было полезно в мореходстве и сухопутных путешествиях. Черный занавес существовал в его сознании – преграда или барьер, отделявший его личность и память от памяти предков, от Ахау Одисса и пришедших с ним богов. Он, Дженнак, обладал особым даром, мог проникнуть сквозь эту завесу и что-то разглядеть – картины другого мира или смутные контуры грядущего. Но значит ли это, что он говорит с богами?..

Слушая тихую песню водяной струи, он повторил слова из

Книги Тайн, запечатленные на Листах Арсолана. Что есть бог? Существо, наделенное бессмертием, силой и мудростью... Что есть человек? Существо, наделенное телом, свободой и разумом... Но свобода – та же сила, а разум – мудрость, и в этом человек равняется богам. И если тело, его тело кинну, не подвластно смерти, то чем он отличается от бога? Только неясностью предназначения? Но, возможно, прожив еще век-другой, он поймет и это, научится верно читать знаки судьбы?..

Вселенная исчезла, стихла мелодия воды, и темный занавес возник в сознании Дженнака. Привычным усилием он разорвал его, готовый приобщиться к чудесам иного мира, но не увидел ни странных машин, ни зданий из хрусталя, ни жутких костров,

ни людей в непривычных одеждах – ничего, что являлось ему в прошлых видениях. Перед ним было женское лицо: молодая девушка, похожая на Чоллу и Вианну, но, несомненно, не дочь Чантара и не его чакчан, погибшая в Фирате. Ее волосы были черными и блестящими, шея – стройнее пальмы, брови выгибались изящной аркой, а золотисто-бледная кожа, зелень глаз и пухлые губы служили доказательством того, что девушка – из семьи светлорожденных. Черты ее были не такими нежными и мягкими, как у Вианны, но и надменности Чоллы в ней не ощущалось – скорее, сила, уверенность в себе и ум. Девушка смотрела на Дженнака, но словно бы не видела его, и он догадался, что путь к ней не близок. Не тот путь, что ведет по морю или пустыне, по горам или лесам, а дорога сквозь время, которую одолеваешь день за днем и год за годом... Что-то подсказывало ему – это видение из грядущего, эта женщина еще не родилась, но встреча с нею неизбежна, как солнечный восход, как многие тысячи восходов, что разделяют их в океане времени.

«Ты ко мне придешь! Придешь!» – подумал Дженнак и очнулся.

Над ним, с факелом в руках, стоял Чиграда.

   – Похоже, ты оказался здесь не зря, – молвил жрец.

   – Не зря, – подтвердил Дженнак, поднимаясь и массируя затекшую поясницу.

   – Боги говорили с тобой?

   – Во всяком случае, они не молчали.

   – Хвала Шестерым! И что же ты узрел? Ты – ахау, большой человек... увиденное тобой определяет судьбы мира...

   – Нет, ничего такого, – Дженнак покачал головой. – Это видение касается не мира, а только личной моей судьбы.

   – И что это было? Что обещали тебе боги?

   – Счастье, – ответил Дженнак и улыбнулся.

* * *

Святилище Глас Грома, 1811 год от Пришествия Оримби Мооль

Спустя много лет после этой беседы в храм пришел юноша из страны Асатл. Случилось это в первый летний месяц, Месяц Света, когда лес уже стоит во всем великолепии, а на полянах распускаются цветы. Чиграда давно уже умер, и после него сменилось пять или шесть аххалей, не светлорожденных долгожителей, а обычных людей, в большинстве своем тайонельцев. Северная страна была уже другой; названия многих племен, потомков Медведя, Совы, Ворона или Рыси, были почти забыты, часть охотников сделалась земледельцами, выросли города и селения, пролегли между ними дороги, а по морю Тайон поплыли вместо утлых челнов купеческие корабли. Правил же в этих краях совет Тайонела, что назывался Тропой Мудрейших, и простиралась его власть от границ Одиссара и Асатла до Ледяных Земель. Собственно, Ледяные Земли тоже подчинялись Тропе, так как между ней и вождями туванну, населявшими далекий север, был заключен договор покровительства.

Что до святилища Глас Грома, то оно процветало. Дикари, сокрушившие некогда Дом Тайонела, считали себя его наследниками и очень гордились тем, что есть в их землях древнее святое место, и к тому такое, где боги говорят с людьми. Впрочем, их считали дикарями лишь надменные аситы, в то время как Одиссар, Кейтаб и даже далекая Арсолана торговали с Тайонелом, богатым железом, мехами, медом и сладким кленовым соком. А еще – искусными воинами, непобедимыми в своих лесах, где не пройдут ни конница, ни боевые машины, ни тягачи с метателями. Одиссар хранил с Тайонелом мир, а вот аситы пытались вторгнуться в Лесные Владения, но всякий раз безуспешно.

Храм у гигантского водопада считался неприкосновенным, и любой человек, хоть из Эйпонны, хоть из земель за Океанами Восхода и Заката, мог прийти сюда, сесть в пещере у колодца и обратиться к Шестерым. Мог поступить иначе – просить жреца или самого аххаля, чтобы кто-то из них послушал шепот водяной струи и объявил пришедшему, что посоветовали боги. Об этом и просил юноша-асит.

Он был худощавым, но мускулистым и крепким, с метательным топориком на перевязи, в изорванной и перепачканной в пыли одежде. Прислужники храма вымыли его, сменили одеяние и отвели к аххалю, чье имя было Квана Бехсо. Этот старый мудрец, родом из Коатля, атлийцем не являлся, а происходил из племени, жившего на границе с Одиссаром, и, в отличие от народа Страны Гор, не питал презрения к сирым и убогим. Обладая умом и редкой проницательностью, он старался проникнуть в души паломников, особенно молодых, так как они были нечастыми гостями – молодость, как известно, беспечна. Но юный асит таким не выглядел; он, скорее, казался несчастным и угнетенным тяжкой думой.

   – Откуда ты родом, сын мой? – спросил Квана Бехсо, всматриваясь в зеленоватые зрачки пришельца.

   – Из племени отанчей, что обитает в великой западной степи, – откликнулся юноша. – Мое имя Ро Невара, и видел я семнадцать весен.

   – Значит, ты тассит, а не атлиец, – произнес аххаль, с большим сомнением разглядывая юношу. – Но в самом ли деле ты отанч? Конечно, отанчи могучее племя и были в древности опорой Дома Мейтассы и ахау Ко’ко’наты, да и сейчас, когда сменилась династия светлорожденных, этот народ силен и грозен. Но, не сочти за обиду, ты не похож на отанча. Кожа твоя светлее, губы ярче, а глаза не темные, а зеленые.

Юноша побледнел. Должно быть, аххалю удалось увидеть то, чего остальные не замечали.

   – Ты можешь не тревожиться, сын мой, – молвил Квана Бехсо. – Я клянусь, что твои слова не разлетятся по ветру как сухие листья. Ты из рода светлорожденных?

   – Да, – прошептал Ро Невара.

   – Кто твой отец?

   – Ро Аруми. Наша семья – боковая ветвь владык из Очага Мейтассы.

   – Я знаю об этом. Только, юноша, вы назывались когда-то не Ро, а Оро... Теперь скажи, кто твоя мать?

   – Не знаю, мой господин. Но отец говорил, что она из рода атлийских сагаморов – из тех, что ведут происхождение от Ах-Ширата Третьего.

   – Выходит, ты чистой светлой крови, ты – потомок богов, – заметил старый аххаль. – Завидую тебе, Ро Невара! Ты проживешь еще целый век, сохранив силы молодости, и увидишь столько удивительного! Но я слышал, что твой отец недавно скончался, не дожив до восьмидесяти. Почему?

Черты юноши исказила ярость.

   – Отец не умер, его отравили, – пробормотал он. – Ты мудр и поймешь произошедшее... В пятьдесят лет Ро Аруми стал накомом войска Западного Побережья, а это большая власть, тысячи послушных воинов... перед отцом трепетали, его уважали... сам владыка Шират Одиннадцатый вручил ему секиру с четырьмя лезвиями... Но происхождение отца было тайной. Мало ли в Асатле людей смешанной крови с зеленоватыми глазами! За ними следят, но не трогают... до поры, до времени...

Квана Бехсо кивнул.

   – Понимаю! Шли годы, а твой отец не старился и выглядел в шестьдесят и в семьдесят тридцатилетним мужчиной. Это его выдало. Ваши аситские сагаморы уже два века уничтожают потомков богов... Боятся, что светлорожденный отнимет у них Нефритовый Стол и циновку власти... Да, я понимаю! И догадываюсь, что отец спрятал тебя у отанчей! Когда это случилось?

   – Мне было тринадцать. И с тех пор я пасу лошадей и быков, но нет у меня ни хогана, ни стада, ни даже своего коня... я гол, нищ и боюсь поведать о своем происхождении... Я прозябаю в ничтожестве, отец мой!

   – И поэтому ты пришел сюда? Хочешь получить совет богов?

Невара судорожно сглотнул.

   – Нет, не поэтому! Я знаю счет и письменные знаки, я прочитал Пятикнижие еще мальчишкой, а отанчи сделали из меня хорошего бойца... я метко стреляю, владею клинком и секирой, знаю все о повадках лошадей, могу скакать без седла и стремян... Будет война в Азайе, с бихара или с Мятежным Очагом, понадобятся воины... Я все получу, всего достигну! Я буду умнее отца – скоплю богатство и исчезну в нужный срок! Я...

   – Многим молодым людям кажется, что они не сделают ошибок родителей, – прервал юношу Квана Бехсо. – Но вспомни, что говорится в Книге Повседневного: у каждого дерева своя тень, у каждого человека своя судьба, и даже боги над этим не властны. Не старайся быть умнее отца, ибо он доказал свой разум – спас тебя, послав к отанчам. Теперь скажи, какой тебе нужен совет? Ты силен и молод, но что-то мучает тебя... Что же?

Губы Невары задрожали, и ужас промелькнул в глазах. Он стиснул пальцы на колене и лихорадочно забормотал:

   – Поистине, отец мой, ты видишь червя под камнем и слышишь, как растет трава... Ты прав, я боюсь! Странные сны преследуют меня, и временами мне чудится, что я растворяюсь в этих видениях, что я уже не Ро Невара, а кто-то другой – может быть, совсем не человек... Это приходит ко мне не только ночью, но и днем, и страшно, если заметят... Я думаю, что болен... Отанчи не выдадут меня, но как мне уйти от них?.. Как распорядиться своей жизнью?.. Как?..

Он замолк. Квана Бехсо глядел на юношу в изумлении. Наконец аххаль коснулся его руки и произнес:

   – Странные видения и сны... Нет, это не болезнь, такое бывает у светлорожденных, если они... Впрочем, не важно! В нашем святилище хорошие целители – вот кто тебе нужен, а не совет богов! Они подберут бальзам, спасающий от видений, или сделают что-то другое – есть среди них умеющие погружать в беспамятство и ставить некие запреты. – Аххаль нахмурился, подумал и добавил: – Ты прав, сын мой, нельзя тебе уйти с подобным даром, ибо привлечет он ненужное внимание. Но жизнь твоя будет долгой, и если когда-нибудь ты захочешь, чтобы дар вернулся, мы в этом поможем. Не я и не те целители, что живут сейчас в храме, а другие, те, что придут после нас... Помни об этом!

Ро Невара принял позу покорности и ткнулся лбом в землю.

   – Благодарю, отец мой! Пусть Мейтасса продлит твои дни! Я запомню и я приду... Во имя Шестерых!

   – Да свершится их воля, – прошептал старый аххаль.

* * *

Страна Гор, 1811 год от Пришествия Оримби Мооль

Прилетел сокол, принес послание. Прилетел и умер в руках Че Чантара, ибо отдал все силы для полета в разреженном воздухе, над ледяными пиками гор. Баюкая мертвое тельце в ладонях, Чантар подумал: есть ли в мире существа вернее соколов?.. Они служили людям со времен Пришествия, когда Ахау Одисс научил, как вывести особую породу птиц, быстрых, бесстрашных и преданных человеку. Восемнадцать веков они летали над миром, переносили вести, и не было силы, способной их остановить; они подчинялись велению долга, и долг был для них превыше, чем голод, холод, зной и любые опасности. Жаль, что их время проходит, но что поделаешь! Уже протянулись там и тут провода Бесшумных Барабанов, а скоро, быть может, обойдутся и без них, ведь эммелитовый сигнал можно передавать по воздуху и даже в пустоте, в Чак Мооль, где птицы не летают...

Но до святилища Глас Грома эммелосвязь еще не дотянулась, и письма из этих далеких краев по-прежнему приносили соколы. Редко, очень редко! С той поры, как Чантар удалился в горную страну, такое случалось трижды: когда аситы высадились на Ама-То, когда рухнул под напором варваров Дом Тайонела, и когда светлорожденный тар Дженнак почтил святилище своим присутствием. Все три послания пришли от Чиграды с разрывом примерно в половину века, но теперь Чиграда был мертв, и со дня его смерти миновало не меньше столетия. Значит, он передал кому-то тайну, другому светлорожденному аххалю или людям обычным, но верным, словно посыльные сокола. Люди тоже понимали веление долга.

Вызвав одного из служителей Шамбары, Чантар велел ему сжечь трупик сокола, а прах пустить по ветру. Затем развернул крохотный свиток, прочитал его и, ощущая непривычное волнение, поднялся и вышел из хогана. Его покои не могли равняться с дворцом в Инкале, но все же были довольно удобными, с массивной мебелью и коврами из шерсти лам, и обогревались, как все помещения Святой Твердыни, с помощью труб, в которых струилась вода из теплого подземного источника Если верить легендам, это устроили Арсолан и Одисс, а Тайонел, Ко– атль и Сеннам занимались расширением пещер и всяким иным строительством. Что же делал Мейтасса? Воспоминаний об этом не сохранилось или, возможно, горцы не могли понять и объяснить его трудов. Чантар полагал, что Мейтассе пришлось монтировать приборы – те, что были в Камере Зеркал и в Запечатанном Хранилище. Мейтасса, очевидно, являлся умельцем в тонких работах, связанных с неощутимым, с материей света, с потоками невидимых частиц и эммелитовыми волнами.

Чантар шагал по коридору, от которого каждые сорок-пятьдесят локтей ответвлялись другие проходы, ведущие в жилые хоганы, хранилища и камеры для омовений. Его давно уже не удивляла поразительная гладкость стен, отшлифованных с невероятным тщанием, но потолок – несмотря на годы, проведенные в Шамбаре, – все еще казался волшебством. Высокий свод покрывала масса наподобие краски, с мягким золотистым свечением, создававшим иллюзию солнечного полдня и бесконечной небесной глубины. Как утверждали служители, этот свет всегда был немеркнущим и ровным. Очевидно, вещество на потолке обладало колоссальным запасом внутренней энергии, так как никаких других ее источников Чантар не обнаружил. В первые годы он занимался с большим интересом теми чудесами, что остались после Шестерых, и искал провода, питавшие золотистое покрытие. Орх посмеивался над ним, говорил: торопливый койот бегает с пустым брюхом. По мнению сеннамита все когда-нибудь объяснится, но не с помощью стремительных наскоков, а постепенно, а с ростом знаний о неощутимом. Орх утверждал, что люди до всего дойдут, было бы желание и время.

В конце проход расширялся, вливаясь в обширное помещение, которое Чантар и Орх называли Камерой Зеркал. Формой она походила на барабан под светящимся куполом, а Зеркала, вмонтированные в стены, шли по ее периметру, окружая стол – возвышение в центре из неизвестного материала, очень прочного и гладкого. Еще здесь находились кресла, такие же прочные и легкие, и Чантар, увидев их в первый раз, подумал, что рост и телосложение Шестерых такое же, как у людей Эйпонны. Возможно, они были чуть крупнее, так как Орх, высокий и мощный, как все сеннамиты, свободно помещался в кресле. Стол, кресла, Зеркала и многое другое не имело отношения к знакомой Чантару реальности, и со временем он догадался, что Оримби Мооль, Ветер из Пустоты, принес в Эйпонну не только богов, но и различные вещи, необходимые Шестерым. Большая часть этих предметов хранилась в Шамбаре, и назначение одних – скажем, стола и кресел – было понятным, тогда как прочие давали повод для домыслов и размышлений.

Так, Зеркала в этой камере совсем не являлись зеркалами, но лучшего слова у Чантара и Орха не нашлось. Орх полагал, что нужный термин придумают не раньше, чем через сотни лет, что родится он тогда, когда люди смогут сделать такие же устройства. Но хоть до этого было еще очень и очень далеко, назначение зеркал казалось ясным: они передавали изображения и звуки с огромного расстояния.

Сейчас в центральном Зеркале виднелись степи Сеннама и стада пасущихся быков, но сидевший в кресле Орх не разглядывал просторы родины, а подбрасывал палочки фасита и ловил их кончиками пальцев. Это была одна из сеннамитских игр, тренировавших реакцию, и Чантар ей обучился, хотя состязаться с Орхом, разумеется, не мог.

   – Сокол принес послание из северного святилища, – молвил он, присаживаясь к столу. – От аххаля Кваны Бехсо.

   – Странное имя, – заметил Орх. – Не тайонельское, не одисарское и не аситское. Кто он, этот Квана Бехсо?

   – Не могу сказать. Но, несомненно, верный человек и знающий, раз сумел направить птицу к нам.

   – Что же он пишет?

   – В Глас Грома пришел юноша по имени Ро Невара, светлорожденный из Дома Мейтассы. Ему семнадцать лет, и у него бывают видения. Он их боится. Даже не самих видений, а того, что об этом узнают, и они окажутся знаком его происхождения.

   – Да, в Асатле лучше не хвастать чистой кровью, – согласился Орх. – Но потомки богов крепко цепляются за жизнь. Надеюсь, парня не убьют.

   – Я тоже надеюсь, – произнес Чантар. – Квана Бехсо поможет ему скрыть дар видений. Так написано в послании.

   – Разумно, – одобрил Орх и, сложив палочки фасита аккуратной стопкой, добавил: – Если парень останется в живых, нас будет четверо.

   – Слишком мало. Надо ждать.

   – Подождем. Как говорят у атлийцев, одна рука в ладоши не I хлопает.

   – Правильно. Но кое-что мы можем сделать уже сейчас.

   – Для этого Ро Невары?

   – Нет, я говорю о другом. В лесах под Росквой что-то строят. Мы это видели. – Чантар кивнул на ближайшее Зеркало. – Строят не обычный хоган – там есть источник эммелитовых волн, столбы с проводами и мачты для воздушных кораблей.

   – Может быть, военный лагерь Мятежного Очага?

   – Не думаю. Это похоже... – Че Чантар призадумался. – Видишь ли, Орх, это как с Зеркалами – нет еще подходящих слов. Не храм, но место для накопления знаний. Место, где будут трудиться не жрецы, а умельцы. Первое в нашем мире.

   – И ты решил...

   – Да, да! Им нужно помочь. Нужно отправить им сферу – ту, что поясняет строение материи.

Орх с сомнением покачал головой.

   – Отправить на другой континент, да еще в страну, которой владеет Асатл... Как мы это сделаем, Чантар?

   – Бесшумные Барабаны уже соединяют Инкалу с Чилат– Дженьелом и Хайаном. Эммелосвязь есть во дворце сагамора и в Солнечном Храме... Я могу вызвать людей к перевалу Сломанных Сосен, и наши горцы передадут им шар. Или я сам сделаю это.

   – Но явятся ли люди из Инкалы?

   – Явятся, клянусь светлым оком Арсолана! Мой народ любопытен, а к тому же почитает предков.

Орх вздохнул.

   – Вы отличаетесь от сеннамитов. Мои соплеменники не любопытны, и никакая тайна не заставит их переться в край снегов и гор.

   – Ты тоже сеннамит, – молвил Че Чантар. – И ты вовсе не лишен любопытства.

   – За что и пострадал. Скоро три века, как сижу в этом каменном мешке... – Орх с сокрушенным видом махнул рукой. -

Ладно, пошлем росковитам эту сферу! Но один ты к Сломанным Соснам не пойдешь. Я буду твоим телохранителем, мой сагамор, чтобы любопытные обезьяны не утащили тебя в Ин– калу. Согласен?

– Конечно, – с улыбкой ответил Чантар. – Я помню вашу поговорку: встретив сеннамита, даже ягуар поджимает хвост.

Глава 4