Текст книги "Дженнак неуязвимый"

Автор книги: Михаил Ахманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

   – Протекторы, – хмуро буркнул Шират, – самозванные владыки! Только этих черепашьих яиц здесь не хватает! Может, еще кейтабцев позвать? Или вождей северян из Тропы Тайонела? Или скунсов из Рениги? Нет и нет! Мы решим свои дела без них!

Слишком высокомерен, подумал Че Куат и произнес:

   – Верно сказано Джеданной: мы. Дом Арсолана и Дом Одисса, за Протекторов не отвечаем, а Сеннам вообще не имеет к ним отношения. Но хочу напомнить кое-что еще, почтенный Шират. Да, в Протекторах есть наша кровь! Владыки Иберы и Атали ведут свой род от Джемина, сына Чоллы, а в Бритайе и других землях правят те, кого возвысил светлорожденный Дженнак из Дома Одисса. Но поглядим теперь на Россайнел! И что мы видим? Есть россайны и есть росковиты, столичная знать. Кто же они? Потомки россайнов и атлийцев, россайнов и тасситов, народ смешанной крови, ибо люди Асатла веками переселялись в Россайнел, брали местных женщин и рождали от них сыновей и дочерей. Кто-то из их потомков служит тебе, а кто-то служить не хочет и желает править Азайей своей волей и властью. И они богаты, очень богаты! Что им наши чейни! Им не надо этих денег, у них есть копи в Сайберне и в горах Айрала, где полно золота, серебра, всякой руды и драгоценных камней. Еще у них есть лес, рыба, меха и плодородные земли... Сколько всего, ты знаешь, повелитель, ведь они платят налоги, а ты их тратишь на флот и войско. Им это не нравится, и платить они не хотят. Они объединились в Мятежный Очаг, они вооружаются, они бунтуют против твоей власти... Вот истина! Но при чем тут мы?

Лицо Ширата перекосилось. Не за тот конец палки он взялся, чтобы утихомирить бунт в своих колониях! Не тех обвинял! Это было ясно, как свет луны и солнца. Хотя, разумеется, не исключалось, что кто-то из Одиссара и Арсоланы, а тем более, из риканских земель, вел дела с Мятежным Очагом. Но пойди докажи! У истины длинная тень, но надо еще ее увидеть!

– В том, что ты сказал, есть правда. – Голос аситского владыки сделался потише. – Есть, не стану отрицать! Но если я потеряю Азайю, будет ли вам выгода? Росковиты, – он выговорил это с явным отвращением, – росковиты, плевок Одисса, завладеют Китаной, Сайберном и, возможно, Хингом и Биха– рой... Сложится огромная держава, и против нее каждый из нас в отдельности – что пыль на ветру... Не здесь будут решаться судьбы мира, не в древней Эйпонне, а за океанами. Вы к этому готовы?

Все верно, подумал Че Куат, все идет, как должно идти. План Разделения Че Чантара – не миф, а реальность, и вот он в действии! Теперь это поняли и владыки Аситского Дома – поняли, не в силах бороться с неизбежным! Поняли, но не до конца... Сложится огромная держава, сказал Шират, и против нее каждый из нас – пыль на ветру... Но отчего же против? Не против нее, а вместе с ней!

– Ты спрашивашь, готовы ли мы? – сказал Джеданна. – Что ж, я отвечу. Времена меняются, достойный Шират, и приходится делиться властью. Такова воля богов! Я это понимаю. Я прожил почти столько же, сколько все вы вместе взятые, и в сердце моем нет сожалений.

Шират вздрогнул, а лицо его наследника омрачилось. Не любили они, когда упоминались сроки жизни, столь короткой у владык Асатла. И светлорожденных тоже не любили, ибо грызла их зависть. Не просто не любили – ненавидели.

* * *

Отбить всех быков не удалось. За широкой медленной рекой, что текла к Океану-без-Имени, похитители разделили стадо: половину скота угнали в холмы, половину – вверх по течению, в большую деревню, где жил Пекунзе Тоа, вождь тех закофу, что досаждали поселенцам чаще остальных. Решив, что с Пекунзе и его ублюдками разберется через день-другой, Семпоала повел отряд к холмам. Хоть грабители и погоняли быков, хлестали нещадно ремнями, лупили палками, уйти от конных у них не получилось. Семпоала и его соседи настигли закофу у холма, когда стадо карабкалось вверх по склону. Быки и коровы жалобно ревели, срывались с кручи, и кое-где валялись мертвые животные с переломанными ногами и свернутыми набок шеями.

Это разъярило поселенцев. Быки, завезенные из Одиссара и Сеннама, были их главным богатством, источником мяса и шкур, да и землю без быков не вспашешь. Рогатый скот берегли; путь через Бескрайние Воды был долог, и за каждую голову приходилось платить по пятнадцать серебрянных чейни. Более всех гневался сеннамит Грза, первый скотовод в здешних краях – у его народа быки пользовались особым почтением.

Всадники вскинули карабины, дали залп, потом другой, и три десятка закофу ткнулись носами в пыльную землю. Остальных – а было их всего с полсотни – перебили клинками и, отогнав животных в степь, принялись их пересчитывать. Результат оказался печальным: у кейтабца О’Шира из восемнадцати быков осталось три, у Грзы – шесть из сорока, у Семпоалы вообще ни одного. Батоло Ньяонги повезло – из двенадцати быков, принадлежавших ему, отыскалось девять.

Убытки, однако, были значительные. Посовещавшись, соседи решили, что закофу это даром не пройдет. Но нападать на многолюдную деревню Пекунзе не стали, сочтя, что их слишком мало для карательной экспедиции. Вот соберут отряд побольше, и тогда...

Пошумев, поселенцы содрали шкуры с павших животных, вырезали, сколько могли, мяса и, бросив остатки на поживу хищникам, направились к своим хоганам и полям.

* * *

Затаившись под густыми манграми, Качи-Оку, вождь арахака и сахем Дельты, следил, как плоты и лодки ренигов пересекают Матерь Вод. Не первый раз они пытались перебраться через Реку, и их упорство очень не нравилось вождю. Он даже подумывал о том, чтобы собрать воинов и совершить набег на северное побережье, сжечь ренигские селения, а заодно плантации какао, деревьев Белых Слез и пальмовые рощи. Если соседи не признают его права, нарушают границу, рубят и выжигают лес, он может сделать то же самое, причем с гораздо большим успехом. Воинов у него хватало, и были они гораздо искуснее неуклюжих ренигов.

В том месте, где он поджидал захватчиков. Матерь Вод разливалась особенно широко, так, что не было видно другого берега. Ниже по течению основной поток распадался на множество отдельных русел, образуя гигантский треугольник шириною в два полета сокола – хаос вод, бездонных трясин, сухой и заболоченной земли, озер и мангр. Это, собственно, и являлось Дельтой, наследственным владением Качи-Оку и его народа. Но власть сахема Дельты признавали многие племена, обитавшие вдоль Реки выше по течению и в джунглях юга на Диком Берегу. Для них Качи-Оку был великим вождем, потомком самого Хальтунчена Лесное Око, в чьих жилах текла кровь богов. Хальтунчен унаследовал ее от светлорожденного отца, который в давнем прошлом – тому уж триста лет без малого! – высадился на океанском берегу и совершил поход в леса арахака, уничтожив по дороге жуткую тварь демонической природы. Но это было не единственным его благодеянием – он одарил любовью девушку, из чрева которой явился в мир великий Хальтунчен. Будучи потомком такого знатного родителя, он прожил более шестидесяти лет и наделил долгой жизнью своих сыновей, дочерей, внуков, правнуков и так далее, вплоть до самого Качи-Оку. Кроме того, он объединил арахака и многие лесные племена, стал их верховным сахемом и правителем новой страны, которая, по месту своего расположения, называлась Дельтой. Правда, эту державу никто в Эйпонне не признавал, а в другой половине мира о ней вообще не слышали, но что с того? Страна – это земли и воды, люди и селения, правитель и войско, и все это здесь есть. Не хочешь признавать? Признаешь, когда в живот воткнут копье!

Рениги уже приближались к берегу. В лодках плыли их бойцы, числом пара сотен, а на плотах громоздилось всякое имущество, кувшины с маслом, вином и зерном, корзины с сушеным мясом и фруктами, тюки с шатрами, ящики с боеприпасами, одеждой и инструментом. Но, разумеется, плыли рениги не торговать – у всех оружие, громобои-карабины, пики, ножи и клинки. Да и не ходят торговать таким многолюдством!

Обычно люди Качи-Оку отпугивали чужаков, пуская стрелы в лодки – так, чтобы предупредить, но не убить. Если это не помогало, ранили десяток-другой, и только в крайнем случае, если противник упорствовал, в ход шли огненные и отравленные стрелы. Тогда уничтожали всех, а трупы бросали кайманам, которых в великой Реке водилось столько, сколько звезд на небе. Оружие доставалось победителям, и у воинов Качи-Оку уже были карабины, но в небольшом количестве. И сейчас он прикидывал, как обойтись с ренигами – отогнать ли или дать им высадиться на берег и перебить до последнего. Очень его соблазняли трофеи, две сотни стволов, боеприпасы и стальные орудия. Будто подслушав его мысли, в Реке появи

лись кайманы, и Качи-Оку решил, что это божественный знак. Лесные духи пожелали, чтобы он разделался с чужаками, ибо они вырубают деревья и ранят землю железом плуга, чтобы он перебил их и скормил зубастым тварям, кишевшим в воде.

А с духами лучше не спорить!

Приняв такое решение, сахем велел своим воинам отойти на сотню-другую шагов и рассредоточиться вдоль берега. Он дождался, пока лодки и плоты ренигов не доберутся до суши, пока на землю не сойдут бойцы, пока не разгрузят припасы. Когда рениги тремя колоннами потянулись в лес, Качи-Оку произвел долгий протяжный звук, подобный стону сигнальной раковины. По этому сигналу воины окружили отряды чужих с фронта и с тыла, и через мгновение засвистели стрелы и грохнули первые выстрелы. Лес сразу наполнился непривычными звуками, воплями людей, шарканьем ног,звоном стали, хрипом раненых и умирающих. Но слышались они недолго – солнце не успело подняться на ладонь, как арахака завладели плотами, лодками и их грузом, а мертвых ренигов спустили в Реку.

Кайманы были довольны.

* * *

В военной гавани Чилат-Дженьела снаряжался к далекому походу за океан броненосец «Ах-Шират Третий». Это был первый корабль новой серии, и, по высочайшему велению, все такие боевые суда предполагалось назвать именами аситских сагаморов, от Третьего до правившего ныне Ширата Двенадцатого. За двести восемьдесят лет владыки этой династии утеряли чистоту крови, дар долгожительства и характерную для Коатля приставку «Ах», зато обрели огромную державу, в землях которой никогда не заходило солнце. Но ее история, начиная с захвата Азайи и кончая потерей дара богов, началось с сагамо– ра Коатля Ах-Ширата Третьего, который отличался непомерным честолюбием и жаждой власти. Честолюбие побудило его, владыку светлой крови, взять в супруги Муар, сестру повелителя Мейтассы Одо’аты, а эта ветвь тасситского Дома не могла похвастать безупречным происхождением. В результате Шират Четвертый, их потомок, не дожил до восьмидесяти, а про-

чие аситские владыки подчинялись сказанному в Книге Тайн на Листах Арсолана. Спрашивал светозарный боп каков срок человеческой жизни? И отвечал на сей вопрос: тридцать лет, и еще тридцать, и, быть может, еще десять... Сагаморам Асатла больше и не отпускалось.

Тидам Бро Иуши думал об этом, стоя на корабельном мостике, под защитой прочной брони, в окружении посыльных и помощников. Он был в синем морском мундире, и на его плече сияла золотая вампа, секира Коатля на фоне вспененной волны. Бро Иуши ни с кем не делился мыслями и вслух не произнес ни слова – о сроке жизни сагамора подданным не полагалось размышлять, а уж сравнивать его с веком владык Арсоланы, Сеннама и Одиссара было сущим предательством. Но к Ах-Ширату Третьему, чьим именем назвали броненосец, это не относилось – основатель аситской династии жил долго, воевал, интриговал, объединил Коатль с Мейтассой, правил этой обширной страной и умер, овеянный славой. Так что имелись у тидама поводы для гордости: его корабль назван именем светлорожденного властителя, а все остальные, еще не покинувшие верфь, не удостоятся подобной чести.

Бро Иуши начальствовал над новым броненосцем и флотилией поддержки, в которую входили два десятка боевых и транспортных судов и пятитысячный пехотный корпус. Вся эта сила направлялась на остров Ама-То близ берегов Китаны, важнейший опорный пункт империи. На острове были плантации кактуса тоаче, чей сок, смешанный с продуктом перегонки нефти, являлся превосходным топливом. Оно получило название «сихорн» от коатлийского «си’харна», что означало «горючий», и применялось очень широко, в двигателях кораблей, воздухолетов, наземных экипажей, а также для начинки снарядов. Но сок тоаче был ядовит, и подневольные работники плантаций и мастерских, изготовлявших сихорн, мерли словно осенние мухи. Терять им было нечего, и потому на острове вспыхивали бунты – не реже, чем дважды в год. Справиться с ними удавалось лишь твердой и хорошо вооруженной рукой.

«Ах-Шират Третий» соответствовал такому назначению. Под мощной броней его палубы размещались двадцать два крупнокалиберных метателя, способных послать снаряд на сорок полетов стрелы, а на корме и носу виднелись ракетные установки – эти били еще дальше. Бойцы десанта могли зачистить любую территорию, умиротворить мятежников сталью и огнем, а убыль рабочей силы предполагалось восполнить с материка, перебросив на транспортах дейхолов и китанов в нужных количествах. Большая часть плантаций и вредных производств находилась в прибрежной зоне гористого острова, которую флотилия Бро Иуши могла эффективно контролировать, поддерживая местные гарнизоны. Тидам не сомневался, что справится с такой задачей. Кто, в конце концов, эти презренные мятежники? Койоты, жалкие койоты! А койот, даже раскрасивший шкуру, не превратится в ягуара!

По выпуклой броне палубы грохотали башмаки. Сотни воинов и мореходов тащили к разверстым люкам бочки с мукой, сушеным мясом и соленой рыбой, огромные кувшины с пивом и вином, яшики со снарядами и ручным оружием, кипы одежд и одеял – словом, все, что могло пригодиться в дальнем походе. Было бы проще загружаться у складов в дальнем конце гавани, но по приказу свыше пришлось делать это здесь, у причала, куда корабли швартовались для торжественных смотров и проводов. Причина была тидаму понятна – тут стоял дворец Совета Сагаморов, и в нем сейчас гостили владыки земель Верхней и Нижней Эйпонны. Пусть смотрят, пусть удивляются и пусть сердца их наполнит страх! Ибо ни в Арсолане, ни в Одиссаре, ни в Сеннаме нет таких огромных кораблей, и ни один их броненосец не выстоит в схватке с «Ах-Ширатом»!

Бро Иуши щелкнул пальцами, привлекая внимание помощников. Затем сказал:

– С погрузкой не торопиться, работать только в дневное время. Сегодня День Керравао... Выйдем в море как положено, в День Воды.

И, сказав это, он сошел с мостика и удалился в свою каюту.

* * *

Вылет «Серентина-Шесть» пришлось задержать не до заката, а до следующего дня. Все это время Кампече-ако пытался связаться с Удей-Улой и выяснить, спускался ли к его причальным мачтам воздухолет из Шанхо и был ли среди его пассажиров Джен Джакарра. Но связь отсутствовала, и это раздражало Невару. Не в первый раз он убедился, как примитивны Бесшумные Барабаны, передающие слова по проводам; стоит их перерезать, и ответом на любой вопрос будет тишина. Лазутчики доносили, будто бы в Атали некий умелец изобрел эммелосвязь без проводов, но его прибор пока несовершенен – хрипит и свистит, а голоса почти не слышно. Тем не менее Невара велел, чтобы умельцу предложили деньги, а лучше – вывезли в Асатл, где он мог бы без помех трудиться над своим изобретением. Но умелец пренебрег аситским серебром и неожиданно исчез – видимо, были у него другие покровители. Кто именно, выяснить не удалось.

Удей-Ула молчала, но связь с городами, лежавшими западнее, не прервалась, и Кампече-ако выяснил, что до Айрала воздухолет с Джакаррой не добрался. Почему? Случилась ли авария в дороге или воздушный корабль подвергся нападению? Обе гипотезы были сомнительны, почти невероятны – воздухолет считался очень надежным аппаратом и летел на огромной высоте, недосягаемой для обстрела с земли. Возможно, появились у мятежников крылатые машины?.. Этого Ро Невара не исключал, но проверить не мог. В одном он не испытывал сомнений – в том, что Джен Джакарра преодолеет любые препятствия. Сам спасется и спасет свою прекрасную супругу, а значит, ждать их лучше в Роскве, где непременно обо окажутся...

И, подогреваемый страстью, Невара взошел в День Керравао на борт «Серентина-Шесть», приказав его акдаму лететь южнее озера Байхол и не спускаться к Удей-Уле. Было неясно, что там творится, и рисковать Невара не хотел.

Глава 3

Прошлое. Век Завоеваний, 1586-1695 годы от Пришествия Оримби Мооль.Святилище Глас Грома,1811 год от Пришествия Оримби Мооль. Страна Гор, 1811 год от Пришествия Оримби Мооль.

Риканна лежит между четырьмя морями: с юга – Длинным морем и морем Бумеранг, с севера – Холодным морем Чини и Мелким морем Чати. На юге расположены три больших полуострова, Ибера, Атали, Эллина; континентальная часть, если двигаться навстречу солнцу, делится на Внутреннюю Риканну (Франгер) и область вдоль правого берега Днапра, занимаемую россайнами. Франгер же населен фарантами, гермиумами, ска– тарами, зилами и другими народами. К Риканне еще относят Землю Дракона, лежащую к северу от моря Чати, и огромный остров Бритайю, который отделяет от материка узкий пролив. В Длинном море также есть крупные острова и великое множество мелких, и все они принадлежат народу мхази, известному своим морским разбойничьим промыслом.

Во время Первого похода пресветлого Дженнака и тидама О’Каймора корабли достигли сначала Лизира, а затем Иберы. Второй поход тара Дженнака привел его в Бритайю, где светлый вождь высадился на берег и заложил Лондах. Было решено между Очагами Арсоланы, Одисса и кейтабским Морским Союзом, что кейтабцы возьмут себе Лизир, одиссарцы – Бритайю, арсоланцы же – Иберу, отданную в правление Чолле, дочери Че Чантара, а затем Джемину. Говорят, что Джемина Чолла понесла от светлого Дженнака, и хотя нет тому ни доказательств, ни свидетельств, бесспорно одно: был тар Джемин светлорожденным, прожил 132 года, и между ним и светлым Дженнаком всегда царило согласие. Вдвоем покорили они Ринату, и Джемин взял Атали, Эллину и земли в Длинном море, а Дженнак – Франгер, область западных россайнов и Драконий полуостров. Завершились же эти деяния в год 1695 после Пришествия Оримби Мооль, когда, оставив многочисленное потомство, умер тар Джемин. Что до светлого Дженнака, то он, вероятно, тоже умер или погиб во время путешествий в дальние земли, так как более о нем не слышали. Но тела его не нашли, и где остался его прах никому не ведомо. Арсоланский манускрипт «Об устройстве мира», том пятый «История завоевания Риканны», 1722 год, Инкала.

Кто лежит под этим холмом? – спросила Чени, и Дженнак ответил:

– Заренка, подруга Тэба-тенгрн. Моя жена.

Они помолчали, глядя на заросшую цветами могилу. Потом Чени промолвила:

– Ночью, во сне, ты иногда зовешь ее. И другую женщину... – Она запнулась. – Кажется, Вианну.

– Они возвращаются ко мне в видениях, – тихо произнес Дженнак. – Приходят то одна, то другая, шепчут, предупреждают...

– О чем же, мой вождь?

– Например, о тебе. Явились шесть лет назад и шепнули, что есть у них земное воплощение, девушка Айчени, которую я должен непременно разыскать.

– Шепнули... А что было в том шепоте? – Чени подняла на него вдруг заблестевшие глаза.

– Было сказано, что эта девушка, дочь арсоланского сагамора, расстелет для меня шелка любви и будет хранить мой очаг. Будет цвести и дарить мне счастье долгие годы. Заменит прежних моих любимых, исцелит от горечи потерь, будет со мной в горе и в радости. Так оно и случилось.

   – Так и случилось... – Голос Чени был словно лесное эхо. – Знаешь, милый, когда исполнятся мои дни и я отправлюсь в Чак Мооль, я тоже буду приходить к тебе. В видениях, в снах... Те женщины меня научат, как это сделать.

Дженнак вздрогнул и побледнел. Неумолимо время, отнимающее близких, и думать о тех годах ему не хотелось.

   – Не говори об этом, чакчан. Я надеюсь, что дни мои и твои исполнятся одновременно.

   – Ты кинну... – послышалось в ответ.

   – Даже кинну не живет вечно.

Снова наступила тишина. Налетел ветер, зашелестела листва, и показалось Дженнаку, что слышит он шепот Вианны или, быть может, Заренки: кто шепнет тебе слова любви?., кто будет стеречь твой сон?., кто исцелит твои раны?..

   – Ты их очень любил? – спросила Чени.

   – Всем сердцем. Но...

   – Но?..

   – Есть между ними разница, чакчан: с Вианной я прожил несколько месяцев, а с Заренкой – больше половины века. Я видел, как она стареет, видел, как угасает... Душа моя разрывалась от жалости.

   – И ты?..

   – Я старился вместе с ней. Это было нетрудно для владеющего магией кентиога. А когда она уснула под этим холмом, я сбросил личину Теба-тенгри и ушел отсюда. Отправился в скитания. Нет лучшего средства от горя, чем дальние дороги.

Стал накрапывать светлый летний дождь, и они укрылись под деревьями. Не хотелось Дженнаку покидать это место, и думал он о том, что по всей планете разбросаны могилы его родичей и близких, друзей и возлюбленных. Отец, и мать, и брат Джиллор лежат в Хайане, Джемин – в Сериди, иберской столице, Грхаб, наставник юности – под стенами Лондаха, Ирия Арноло и маленький Джен – в Ханае, О’Каймор – на кейтабском острове, Вианна – в крепости Фирата, а Заренка и их сыновья – здесь, у озера Байхол... Длинный, длинный список! Верно сказано в Книге Тайн: не завидуйте кинну, ибо тяжела их участь, и долгая жизнь горька, словно земляной плод...

Чени запела Песню Дождя. То была песня без слов, одна из тех, какими полагалось славить щедрость Тайонела, дарившего влагу земле. Слышались в голосе чакчаи птичьи трели, и звон переполненного водами ручья, и шуршание барабанивших по листьям струй, и посвист ветра, и шум озерных воли. Так же пела Чолла на корабле «Тофал», плывущем к берегам еще неведомой Риканны... Триста лет прошло с тех пор, и Чолла давно уже спит в Сериди, рядом с сыном своим Джемином, а песни ее не забылись... Только поет их другая женщина...

Мелодия не мешала думать. И Джеииак, прислонившись к березе, прижавшись щекой к ее белой коре, смотрел на могилу, заросшую цветами, и вспоминал. Не о Заренкс были его мысли в этот миг, не о Тэбе-тенгри, не о хогане, сложенном им для любимой; думал он о путях, что привели его когда-то в этот дикий край, и вновь ощущал себя тем, кем был по праву рождения наследником одиссарского Дома, а после – сахемом Бритайи, увенчанным белыми перьями. Много лет прошло с тех пор – две, три, четыре человеческие жизни! Но помнил он ясно тот далекий век, помнил, какое славное и великое было время...

* * *

Век Завоеваний, 1586-1695 годы от Пришествия Оримби Моолъ

Да, время было славное и великое! Сидел Джсннак в Лондахе словно сокол в гнезде, озирая просторы Риканны. Земли ее тянулись от Океана Восхода до широкой реки под названием Днапр, от Драконьего полуострова до Иберы, Эллины и Аталн, и все это было его владением, будущим уделом сахема Бритайи и сына его, который подрастал в Сериди. Были у Дженнака корабли и воины, были люди, что верили в него, и твердая опора тоже была – брат Джиллор, владыка Дома Одисса, и мудрый Че Чантар, повелитель Арсоланы. А еще была слава, ибо знали все в Домах светлорожденных, в Ксйтабе и Рениге, в Сиркуле и Саграх Перешейка, что защитил Дженнак цоланское святилище, бился у Храма Вещих Камней с тасситами и не пустил их в святые пещеры. Знали не только о воинском подвиге – знали, и что боги к нему благосклонны, что открыли они новую Книгу Кинара, пятую по счету и доселе тайную, и что свершилось это его разумом и волей. И был Дженнак самым чтимым из вождей, ибо не только одарили его боги новым знанием, но и спасли Эйпонну от кровопролитных войн. Правда, в Очагах поговаривали всякое, и кое-кто считал, что не милость богов их спасла, а мудрость Че Чантара и отвага сахема Бритайи.

Сидел сахем в Лондахе, строил боевые корабли, собирал искусных воинов, посылал дозоры в море Чини и лазутчиков на материк, но не спешил с вторжением. У долгожителя времени много, а тень его такая длинная, что накрывает половину мира. Он может ждать – и ждал Дженнак, когда подрастет в Ибере соколенок, его сын от Чоллы. А когда достиг Джемин двадцатилетия и проявил себя владыкой, когда признали его князья Иберы, а мхази начали бояться его имени, тогда приплыл Дженнак в Сериди на сорока драммарах и отдал Джемину этот флот и войско. Произошло это в год 1583 от Пришествия, и, кроме Иберы, арсоланского владения, и Бритайи, удела Одисса, не имелось тогда в Риканне ни дорог и городов, ни книг и железных орудий, ни понятия об истинных богах; дикими были эти земли, и населяли их дикие народы. И заключили отец с сыном договор о совместной власти над Риканной и о том, как они ее возьмут и как устроят, куда пошлют отряды воинов, а куда – купцов, где поставят города, какие храмы возведут, какие проложат дороги и сколько людей из Эйпонны поселят в тех или иных краях. И с этим договором вернулся Дженнак к себе, велев Джемину ждать сигнала.

Стекались к сахему Бритайи сведения от лазутчиков, от морских дозоров и посольств, отправленных на материк, и было ему все яснее, что творится в этих землях. Два несчастья, две беды терзали племена Риканны, и воинственные, и миролюбивые: на юге – разбой, чинимый пиратами-мхази, на севере – нашествия норелгов из Земли Дракона. Мхази жили на островах Длинного моря и многим походили на кейтабцев; хоть городов у них еще не было, но в этой части света были они первыми, освоившими корабельное искусство. Их небольшие юркие галеры двигались под парусом и веслами, брали на борт дружину в сотню бойцов и могли достичь любого побережья от Нефати до Иберы. Родиной мхази был остров Бальор на западе морской акватории, но со временем они захватили много островов, крупных и мелких, Сард, Синцил и другие, смешались с их населением, принесли свой обычай и язык, своих богов и разбойничьи повадки. Грабили они Иберу, Атали, Эллину и Нефати, а иногда добирались до бритского острова. Что до норелгов, у тех имелся свой охотничий район, весь южный и восточный берег моря Чати, от россайнских земель до той же Бритайи. Суда у норелгов были поменьше, чем у южан – не корабли, а челны с десятком весел, но норелги считались лучшими в мире гребцами и переплывали море за день или два. Были они рослыми, мощными, с льняными волосами и белой кожей, а мхази – совсем другими, невысокими, смуглыми, темноволосыми и жилистыми. Вид разнился, разными были оружие и корабли, язык и одежды, но повадки – одинаковыми. И говорили на севере Риканны: где прошлись норелги, там мхази делать нечего. А на юге говорили иначе: после мхази будут для норелгов лишь битые горшки, обглоданные кости да плач обездоленных.

И, слыша такое, понял сахем, что воевать придется не с фарантами, не с аталийцами, россайнами и другими племенами, а с разбойным народом севера и с грабителями юга. Справятся с ними его воины, и упадет Риканна в ладони точно созревший плод. Есть, конечно, на материке районы, куда пиратам не добраться: горный хребет, что тянется от Эллины до Иберы, отсекая три южных полуострова, горы меж землями скатаров и россайнов, трясины и топи, глухие углы, дремучие леса. Возможно, горцев и жителей болот придется покорять оружием, не уговорами... Но тот, кто владеет речными дорогами и побережьем, владеет и страной, ибо на берегах возводят порты и торговые города, куда стекаются купцы, умельцы и работники, там храмы, плодородные поля и мастерские, там безопасность и справедливый суд, и там нужно строить цитадели, селить в них воинов и обустраивать гавани для боевых кораблей. Берег – ключ к любой земле, а речной берег особенно, ведь без пресной воды человеку не прожить. Кто защитил берега от разбоя, тот и власть, и держится этот владыка не только силою мечей и копий, но и людской благодарностью, богатствами землевладельцев и купцов, умением строителей и мореходов. Крепка такая власть! Недаром сказано в Книге Тайн, что зиждется она на согласии между правителями и народом. И Дженнак, сахем Бритайи, это понимал.

Весной 1586 года покинул он Лондах со многими судами, отправив перед тем в Иберу посыльного сокола. Флот его, состоявший из девяноста боевых драммаров и транспортных кораблей, повернул на север, к проливу Когтя. Через день, когда сокол добрался до Сериди, Джемин вывел в море свои корабли, шестьдесят судов с отрядами одиссарцев, бритунцев и иберов. В его армии было немного уроженцев Арсолана, так как они миролюбивый народ, непривычный к оружию; те, что плыли с ним, являлись жрецами и умельцами, искусными в строительстве, прокладке дорог и начертании карт. Флот Джемина обогнул Иберу, разделился на четыре части, и вскоре его воины высадились на островах Бальор, Сард и Синцил, а также на берегах Атали. Флот Дженнака достиг южных пределов Земли Дракона, и сошли с его кораблей двенадцать тысяч пехотинцев и три тысячи всадников. В этом месте был заложен порт и город, названный впоследствии Нортхольмом, и здесь оставил Дженнак половину пешего войска. Много дней его люди копали рвы, насыпали валы, возводили стены, а сахем в это время двигался вдоль побережья на север, сметая дружины норелгов. Так обстояли дела в Земле Дракона, а на юге Джемин заложил крепость Ханай, его корабли плыли на восток, к Эллине и Нефати, а воины сражались на островах мхази.

Но погибших, что на юге, что на севере, было немного. Воины Дженнака и Джемина, превосходившие врагов числом, оружием и боевым умением, могли бы уничтожить мхази и норелгов, выбить под корень – так, что не осталось бы и камня от их очагов. Способ был известен; изобрели его в горных воинственных кланах Бритайи, с коими Дженнак боролся сорок лет, пока не заставил признать свою власть и богов кинара. Желая извести какой-то клан, горцы убивали не мужчин, а женщин, чтобы не продлился род врагов – мера жестокая, но понятная, так как родство у этих дикарей считалось по материнской линии. Но свершить такое над норелгами и мхази Дженнак и Джемин не могли, и люди их, правоверные кинара, не стали бы резать женщин и девочек. Ибо сказано в Книге Повседневного: если страдает невинный, кровь его падет на голову мучителя! И сказано еще другое: согрешивший отправится в Чак Мооль по горячим углям.

Поэтому женщин не трогали, а из мужчин убивали тех, кто промышлял разбоем и не хотел оставить это ремесло. И всюду, в открытом море и в прибрежных гаванях, жгли челны и корабли, искали верфи и тоже жгли, и запрещали вырубку строевого леса. Но карать и запрещать, ничего не давая взамен, было бы неразумно, ибо всякий человек ищет пропитания, а если не найдет его, от грабежей и распрей не избавиться. Острова мха– зи, с их плодородными почвами, лесами и сочными травами, годились для земледелия, и потому главным доводом был тут не меч, а плуг. Плуг, лошади, упряжки с быками и новая вера – боги, отвергавшие кровь, и пять Священных Книг. Лишь те, кто обладал волшебным знанием, могли прочесть святые книги, но арсоланцы обучали этому искусству, а овладевших им ставили вождями и толкователями закона. А всякий вождь богаче подданных, хоть он не грабит аталийцев и иберов; богатство его прирастает зерном, скотом и лошадьми. Мхази, народ практичный, это быстро поняли.