Текст книги "Дженнак неуязвимый"

Автор книги: Михаил Ахманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Чегич прищурился, потер высокий лоб.

   – Разве народ – стадо овец, чтобы вести его куда-то? Главное, чтобы у людей был стержень, нечто их объединяющее и такое же мощное, как земля и единый язык. Стержень у каждого племени свой: россайны изобретательны и предприимчивы, изломщики вольнолюбивы и склонны к переменам, китаны – мудрый и мирный народ, почитающий традиции, дейхолы добросердечны, но не терпят посягательств на свою свободу. Пусть каждое племя идет туда, куда направляют его природные склонности, а основное дело власти – не мешать. Выбор за людьми, и это их право.

   – Верные слова, но ни один властитель с тобой не согласится, – возразил Дженнак. – Властитель мнит себя отцом народа, а всякий отец лучше знает, что хорошо для его детей, а что плохо.

   – Спаси благой Тассилий от многознающих владык! – Чегич с такой силой сцепил пальцы, что костяшки побелели. – Спаси и сохрани! Мы не можем полагаться на кого-то одного, даже если бы пришел к нам отпрыск Великого Дома, не крыса Шират, а настоящий светлорожденный, пожелавший нами править. Пусть этот повелитель мудр и милосерд, но будет ли таким его наследник? Или наследник наследника? Сядет этот новый владыка на циновку власти, как говорят в Эйпонне, и станет источником страданий, горя и многих глупостей... И потому правителя надо выбирать всем миром и на недолгие годы, лет на восемь или десять. А после него пусть приходит другой достойный человек и правит, сколько отпущено законом. Это, светлый тар, будет справедливо. Если же выберут глупца и негодяя, кто виновен? Сами люди! И, помучившись, скажут они: какой народ, такой и правитель! Тоже справедливо!

   – Планы твои необычны, – молвил Дженнак в некотором ошеломлении. – Известно, что в древности выбирали вождей, но не многолюдные народы, а небольшие племена или общины городов. В городах случалось по всякому, а вожди племен правили всю жизнь и старались передать власть своим потомкам. Ты же предлагаешь другое, совсем новое... – Он покачал головой. – Такое, чего на свете еще не было... Поистине, ты человек великого ума! Чен Трехглазый, как зовут тебя дейхолы и китары!

Лицо Чегича расплылось в улыбке, глазки-щелочки лукаво блеснули.

Он наклонился к Дженнаку и тихо прошептал:

   – Открою тебе одну тайну, мой лорд... Я в самом деле Тур Чегич, сын Влаха Чегича, и в последние годы меня прозвали Ченом Трехглазым... Но Чен – не я! Готов поклясться чем угодно! Благоволением Тассилия, или веслом и парусом, как говорят кейтабцы, или рогами Хардара, как клянутся сеннамиты! Чен Трехглазый – это не я!

Этот человек – кладезь загадок и тайн, подумалось Дженнаку. Чени сказала бы, что он – бальзам из горных трав: отхлебнешь, взбодришься, но что намешано, не каждый целитель разберет. Возможно, его речи – шутка?

Он спросил об этом у Чегича, но тот, взглянув на суточный диск, покачал головой.

   – Я не шучу, тар Джакарра, и не прошу верить мне на слово. Сам увидишь... а точнее, услышишь сегодня вечером, в должный срок. Пока же давай составим послания: ты – к своим на– комам, я – к своим. Составим и доверим их Бесшумным Барабанам... Это дело серьезное и потребует времени.

   – Только не от меня, – заметил Дженнак. – У меня есть помощники, накомы над накомами – те, что сидят на сундуках с деньгами. Одному из них я должен передать условный сигнал и приказ насчет отправки в Роскву воинов. Это все.

   – Прекрасная организация, – молвил Тур Чегич. – А вот мне предстоят серьезные хлопоты. Предводители моих отрядов, не говоря уж о Тереволде, Борке и остальных, должны знать, что вождь их уважает й шлет им личное послание. Только так и не иначе! – Он ухмыльнулся и встал. – Сейчас я покину тебя, ло Джакарра. Встретимся через два всплеска после дневной трапезы.

   – Все в руках Шестерых, – сказал Дженнак по привычке.

   – Да свершится их воля! – откликнулся Чегич и вышел.

Утро миновало, солнце уже поднялось в зенит. Явился Нево,

верный проводник, и предложил наведаться к Фалтафу или Менгичу, но Дженнак сделал жест отрицания. Осмотр Эммели– тового Двора был бесспорно полезным и любопытным занятием, но его мысли уже обратились к другому; время мира миновало, и этот день, День Ясеня Месяца Света, нес с собой пламя войны. Поэтому Дженнак велел молодому Ах-Хишари вести его на станцию Бесшумных Барабанов, где обнаружились две девушки-связистки, Белянка и Трава. Продиктовав несколько слов и чисел, улетевших в Ханай, он дождался подтверждения, постоял у окна, всматриваясь в небо и представляя, как его сигнал мчится из Ханая в города Риканны, а оттуда – к накомам, акдамам и батабам, на корабли и воздушные суда, к предводителям конницы и пехоты, к обозам с ракетами и метателями, к умельцам, что должны навести переправы через Днапр и проложить дороги среди северных болот. Тьма Чак Мооль разошлась, и на мгновение Дженнак увидел десятки картин, словно наложенных друг на друга; бегущих к воздухолетам иберов и бритунцев; всадников, боевые машины и колонны пехоты, покидающие лагеря; огромные повозки с грудами еще ненадутых понтонов, горючим, боеприпасами и воинским скарбом; крыланы, взмывающие в небеса; флотилию броненосцев, что двигались К берегу, хищно вытянув стволы; суроволицего Вальхара, накома из Бритайи – тот стоял в окружении батабов, адъютантов и посыльных, сунув ладони за широкий пояс.

Видения мелькнули и исчезли, за окном снова шумел лес, в небе плыли полупрозрачные легкие облака. Мирное зрелище... Завтра, подумал Дженнак, мир сохранится только в дремучих россайнских лесах.

Он повернулся к девушкам и сказал: Свяжитесь с усадьбой господина Ах-Хишари и с его дворцом в столице. Я хочу знать, где тари Айчени, моя жена.

Белянка принялась отбивать сообщение, нажимая на клавиши, затем застрекотало приемное устройство и из его щели поползла лента с черными значками. Трава подхватила ее и прочитала текст, беззвучно шевеля губами.

   – Твоя супруга в Роскве, ло Джакарра. Гуляет с молодой хозяйкой Светозарой по Торговому Двору, – улыбнувшись, промолвила связистка. Потом добавила: – Сообщают, что под надежной охраной. С нею человек по имени Туап Шихе и Венец со своими людьми. Вечером они вернутся в поместье.

   – Хорошо. Вечером и особенно завтраженщины должны быть в безопасном месте. Передайте это господину Ах-Хишари.

Перекусив вместе с Нево в гостевом хогане, Дженнак поглядел на суточный диск, убедился, что время еще есть, и стал расспрашивать юного Ах-Хишари про Чегича: давно ли и по какому поводу прозвали его Ченом Трехглазым. Нево объяснил, что эта кличка пошла от китанов, живших в Роскве в особой слободе и занимавших изготовлением сливового вина, посуды и бумаги. Ничего нового в том не было – Дженнак знал, что Чен – китайское имя, а Чен Трехглазый – древний китайский бог, такой же мудрец и провидец, как Мейтасса.

Вскоре явился посланец от Чегича и повел Дженнака к знакомому зданию с шестами на крыше, к тому, где находилась мастерская Лиго Прады. Они поднялись на третий этаж, к распределительным щитам, мигавшим яркими огоньками. Кроме Прады и Чегича здесь никого не было; вождь россайнов стоял у пары раструбов, обтянутых белой и черной тканью, умелец возился с рычагами, что-то настраивал, поглядывая на шкалы приборов. Наконец, довольно хмыкнув, он поклонился Джен– наку и Чегичу, сказал, что все в порядке, и вышел.

   – Вчера я был здесь и беседовал с Прадой, – произнес Дженнак. – Чудесное изобретение! Сейчас для этих приемников и передатчиков нужен большой зал, но когда-нибудь их заменят устройства в четверть локтя и весом не больше, чем земляной плод Люди смогут носить их с собой и говорить друг с другом в любое время... Представляешь, вождь!

   – Когда-нибудь, – откликнулся Чегич. – Но пока время связи нам не подвластно. Беседы на далеком расстоянии ведутся с десятого по одиннадцатый всплеск. Мы будем говорить в белый матерчатый конус, – он показал на раструб, – а речь нашего друга услышим из черного. Мыс ним общаемся на арсо– ланском, и мне пришлось выучить этот язык. Но ты, кажется, владеешь им свободно?

   – С детства, – подтвердил Дженнак. – Я ведь родился в Ханае, в Атали, а это, с эпохи Джемина Строителя, арсоланский протекторат. – Помолчав мгновение, он добавил: – Было сказано Прадой, что в Эйпонне тоже изобрели связь без проводов и сделали это не аситы. Я полагаю, арсоланцы, раз мы будем говорить на их языке?

   – Арсоланец, – уточнил Тур Чегич. – Арсоланец, так как беседует со мной всегда один и тот же человек. Он назвался Ченом... Собственно, он и есть Чен Трехглазый.

Странно, но это признание не удивило Дженнака. Он лишь кивнул с задумчивым видом и поинтересовался:

   – Давно ли ты говоришь с ним?

   – Не меньше трех лет. С тех пор, как Прада установил с ним связь, а я обучился арсоланскому. И знаешь, мой лорд, что я тебе скажу... – Привычным жестом Чегич огладил выпуклый лоб и признался: – Иногда мне кажется, что я разговариваю с одним из шести богов – может быть, с Истоком или Соланом или даже с самим благим Тассилием... Пойми меня правильно, я вовсе не религиозен, таким уж воспитал меня отец, но этот Чен – поистине кладезь божественной мудрости! Я не сразу понял..;

   – Не сразу понял... – повторил Дженнак, когда молчание затянулось.

   – ... что он направляет меня своими советами, – продолжил Чегич, глядя в матерчатый конус, будто был перед ним не рупор приемника, а человеческое лицо. – Когда я овладел арсоланским, мы стали говорить о множестве предметов. О том, как устроен мир людей, что изменилось в нем с прежних времен, и как протекали эти изменения... Еще – о справедливости, о власти, о свободе, о долге перед народом и богами... О том, как правят в Очагах светлорожденных и древних государствах Запада, Тайонеле и Кейтабе, Рениге и Юкате... О Протекторах Рикан– ны, власть к которым перешла от потомков Джемина Строителя... Об аситской империи, соединившей Коатль с Мейтассой и некогда пославшей корабли, чтобы захватить Азайю... Он рассказал мне такие вещи, о которых в Россайнеле и странах Риканны что-то слышали, но важность их для судеб мира оставалась непонятной. Об одном старинном соглашении между Домами Эйпонны, которому скоро будет триста лет...

   – Что ты имеешь в виду? – спросил Дженнак. – Не Разделительный ли Договор?

   – Да. И знаешь, мой лорд, – Тур Чегич понизил голос, – он говорил об этом Договоре так, словно сидел в том цоланском дворце, в Зале Сорока Колонн, где светлорожденные делили Лизир, Риканну и Азайю. Он словно был этому свидетелем! А надо сказать, что в год, когда Прада связался с Ченом, в Роскву привезли книгу одиссарского историка...

   – «Трактат о загадочных исчезновениях» Ангара Одиссарца, – сказал Дженнак. – Я тоже с ним ознакомился. Действительно, прелюбопытная книга!

   – Согласен. Вскоре «Трактат» перевели на наш язык, и, прочитав его, я понял, что, возможно, Великий Сахем Бритайи и сагамор Арсоланы не погибли в льдах и снегах. Звучит невероятно, да? Ведь им сейчас три или четыре сотни лет! Но среди светлорожденных были случаи удивительного долгожительства... И подумалось мне: не сам ли светлый Дженнак, сахем, увенчанный белыми перьями, говорит со мною? Не он ли делится мудростью с Туром Чегичем? Не он ли направляет наш Очаг? Ведь тот Договор был заключен с тасситами и атлийцами именно светлым Дженнаком!

   – Хвалю твою проницательность, – сказал Дженнак, – но Чен Трехглазый точно не Сахем Бритайи. Я в этом уверен.

   – Почему?

   – Потому хотя бы, что Чен говорит с тобой на арсоланском, а светлый Дженнак – одиссарец. К тому же он долго жил в Риканне и знает язык россайнов.

   – Как ты, – промолвил Чегич с хитроватой усмешкой.

   – Как я, – подтвердил Дженнак. – Так что вернее предположить, что с тобой беседует Че Чантар, сагамор Арсоланы.

Вождь Мятежного Очага пожал плечами.

   – Что ж, я совсем не огорчен... Че Чантар великий мудрец, прославленный в веках, и я охотно последую его советам. А светлый Дженнак... О, это великий воитель! И, быть может, он тайно прилетит к нам в Роскву вместе с бритунцами и иберами и поведет их на штурм Пяти Пирамид... Как знать!

   – Как знать! – согласился Дженнак.

   – Но об этом мы не будем вести разговоры, – заметил Чегич. – Ни о светлом Дженнаке, ни о мудреце Чантаре... Их право таиться и называть себя другими именами. Их право давать советы и вести нас в бой. Их право учить нас справедливости... И если они это делают, то спасибо им! Им и богам, направившим в мир своих избранников!

Переглянувшись, они улыбнулись друг другу. И подумал Дженнак, что хоть Тур Чегич – не Чен Трехглазый, но вождь Очага тоже непрост и может разглядеть, как растет трава и текут подземные воды. Чегич же, повернувшись к раструбу, промолвил:

   – Время идет, срок приближается, и скоро мы поговорим с мудрейшим человеком на Земле. Кстати, мой лорд, те мысли насчет выборных правителей принадлежат не мне – Чен надоумил. Он говорит, что огромной страной править труднее и способ для этого один: чтобы люди уважали власть и подчинялись ей без принуждения. Не подданными должны они быть, а сообществом свободных; только так устроится наша держава. Она ведь и правда огромна – от Днапра до океанских берегов!

   – Увидим, вождь, – сказал Дженнак, – увидим.

   – Ты увидишь, – послышалось в ответ. И не было в этих словах ни ни горечи, ни зависти, только доверие и надежда.»

Внезапно черный конус будто бы вздохнул. Это был вздох великана, исторгнутый из могучей груди; казалось, вслед за ним раздастся гулкий мощный глас, и кто-то из богов или сама Великая Пустота обратится к людям. Но прозвучавший голос принадлежал человеку, хотя странные шорохи и посвисты сообщали ему непривычный, даже таинственный оттенок.

   – Чен на связи. Слышишь меня, достойный вождь? Отзовись!

Что бы ни шелестело, ни свистело в земной атмосфере, этот голос, властный, уверенный, спокойный, Дженнак узнал бы во сне и наяву. Десятки вопросов теснились в его голове; ему хотелось спросить, где находится Чантар и как туда добраться, здоров ли его старший родич и почему таился столько лет, одинок ли он и есть ли рядом друг или возлюбленная, кто ему служит и заботится о нем, какие знания его обогатили за это долгое, долгое время – неужели сам Чантар придумал беспроводную связь? Вопросы, вопросы, целый океан вопросов... Но Дженнак молчал, думая, что этот новый способ связи всем хорош, но инкогнито сохранить не позволяет – не от Чантара, разумеется, а от свидетеля возможной их беседы, который уже явил свою догадливость. И хоть для недоверия не было причин, но лучше Чегичу не знать, кто таков Джен Джакарра. Если вождь предполагает – что ж, хвала его разуму! Но догадки – не точное знание... И Дженнак молчал, ожидая ответа Чегича.

   – Здесь Чегич, – произнес тот, приблизив лицо к белому рупору. – Но я не один – со мною тар Джакарра, о котором я тебе рассказывал. Джен Джакарра, прилетевший в Роскву из Шан– хо, наш друг.

   – Значит, и мой тоже, – послышалось из черного конуса. – Если тар Джакарра был когда-нибудь в Инкале, то мы, быть может, с ним встречались. Случайно, в гавани или на улице... Хотя, вождь, имя его я знаю только с твоих слов, а лица не помню.

Он догадался! – возликовал Дженнак и, придвинувшись ближе к Чегичу, произнес:

   – Да будет с тобою милость Шестерых, мудрый Чен!

   – Все в их руках, – откликнулся невидимый собеседник. – Благополучен ли ты, тар Джакарра? Здоров ли, крепок ли душой и телом?

   – Настолько, что завтра поведу своих воинов в бой с асита– ми. Помнишь, как говорят в Одиссаре? Если в полдень битва, точи клинок на рассвете... Но свой меч я наточил, не дожидаясь утренней зари.

Пауза. Потом:

   – Значит, завтра вы выступаете... Я рад, Джен Джакарра, что в этот день ты будешь вместе с Чегичем и вождями его Очага. Наверное, ты много странствовал и много воевал?

   – Пришлось, – сказал Дженнак.

   – Думаю, ты опытный наком. Из тех, что побеждают умением, без лишней крови и гор мертвых тел.

   – Таких гор не будет. Во всяком случае, я постараюсь.

С этими словами Дженнак отступил от раструба, а Чегич начал совещаться со своим далеким наставником. Они говорили не о движении войск, не о битвах и штурмах крепостей, а том, что будет после: как удержать власть, не допустить хаоса, выбрать достойных градоначальников и что вменить им в первую обязанность. Видимо, ни Чегич, ни Чантар не сомневались в победе Мятежного Очага и рассуждали в этот день лишь о ее последствиях. Что было правильно; великие перемены в землях росковитов отзовутся всюду, и костер войны мог заполыхать не только в Азайе, но и в Эйпонне. Сил у владык Асатла хватало, и, потеряв заокеанские колонии, они наверняка ударят по Одиссару и Арсолане. Наверняка ударят, размышлял Дженнак; всегда виновен тот, кто ближе и слабее.

Голос Че Чантара ласкал его слух. О многом хотелось Дженнаку спросить, о многом рассказать, но без свидетелей; и решил он, что вернется сюда в дни мира, чтобы Прада сделал для него такой же чудесный аппарат, и тогда он сможет говорить с Чантаром из Ханая или Шанхо. Возможно, поехать к нему с Айчени и сказать: задуманное тобою и моим отцом свершилось – вот женщина из рода твоего, что стала мне супругой...

Чегич закончил переговоры, повернул рукоять, и огоньки на пульте погасли. Великая Пустота вздохнула в последний раз и смолкла; люди больше не тревожили ее, и только свет солнца и звезд пронизывал земную атмосферу и бездны, лежавшие за ней.

   – Мудрый человек, – произнес вождь мятежников. – Кем бы ни оказался этот Чен, боги одарили его умением предвидеть и великим разумом. Воистину его тень длинна, как говорят в Эйпонне!

   – Как ты думаешь, почему он тебе помогает? – спросил Дженнак.

   – Я размышлял над этим, тар Джакарра. Сначала мне казалось, что он, как всякий арсоланец, враг аситам. Но это неверно, это мнение глупца, чей взор скользит по поверхности и не способен проникнуть внутрь... Со временем я понял, что он не аситам враг, а порабощению и жестокости. Он...

Двери вдруг распахнулись, в зал вбежала связистка Трава, а за нею – мужчины, Прада со своими помощниками, телохранители Чегича, Нево Ах-Хишари и еще какие-то люди. Скрипнул пол под быстрыми шагами, помещение наполнилось гулом голосов:

   – Вождь...

   – Срочное сообщение...

   – Передают из Росквы...

   – Прямо со Священной площади...

   – Пожар!..

   – Пожар и разбой!..

   – Эти аситские псы..:

Чегич поднял руку.

   – Тишина! Трава, говори.

Девушка уже отдышалась.

   – Сообщение из Росквы, вождь. Аситский отряд напал на Торговый Двор Ах-Хишари... Там идет сражение, много убитых и раненых. Они поджигают лавки и мастерские, избивают безоружных... Вся восточная часть площади в огне...

   – Да проклянет их благой Тассилий! – выкрикнул Чегич, сжав кулаки. Внезапно тон его сменился, и Дженнак понял, что вождь холоден, как лед. – Значит, они начали первыми... – пробормотал Чегич. – Теперь мы ответим... Трава, на станцию! Мне понадобится связь.

Он шагнул к выходу, но на пороге обернулся и отыскал взглядом Дженнака.

   – Ло Джакарра, тебе, наверное, стоит вернуться в Роскву. Ночью прилетят твои воины, бритунцы и иберы... Будет лучше, если ты их встретишь и возглавишь.

   – Конечно, – сказал Дженнак, – конечно.

Вместе с Нево он отправился в обратный путь, сначала по лесу в экипаже-«жуке», потом на серебристой «рыси», но думал по дороге не о бритунцах и иберах, не о грядущем сражении и штурме Пяти Пирамид и даже не о Чантаре, явившемся вдруг из многолетнего забвения. Одна мысль билась в голове: что с Айчени?.. Торговый Двор горит, площадь в огне, горожане схватились с аситами и погибших много... Боги, сохраните ее! – подумал Дженнак, ныряя в темную завесу Великой Пустоты.

Чени была жива. Это все, что он почувствовал.

* * *

В День Ясеня месяца Света три сагамора покинули Чилат-Дженьел, и повелитель Асатла им в этом не препятствовал. Совет Великих Домов завершился, но был он странным, непохожим на встречу владык, решающих судьбы мира. Будто собрались они лишь затем, чтобы выслушать претензии Шнрата и поглядеть на его броненосцы, а остальное время провести в пирах и забавах. Не заключили они договоров, не приняли важных решений, не подвесили вампы к словам, высеченным в камне, не привели свидетельств своей непричастности к Мятежному Очагу; казалось, Шират выплеснул свой гнев и, успокоившись, решил показать, что питает к трем Великим Очагам полное доверие. Хотя в промежутках между пирами они обсуждали ситуацию в Азайе, Шират уже не упрекал их в помощи мятежникам, не угрожал, не требовал, чтобы Дома Арсолана и Одисса уняли Протекторов Риканны. Наоборот, говорил он мягко, даже ласково, клялся в дружбе и братской любви, а о бунте в Сайберне сказал: рыкнет ягуар, и разбегутся койоты, прикрыв хвостами задницы. Слушая такие речи, Арг-ап-Кана изумлялся, а Куат и Джеданна переглядывались, понимая, что в эти дни другое у асита на уме. Должно быть, снилась Ширату прекрасная Айчени, которую нашли где-нибудь в Хинге или в Земле Дракона и уже везут в Чилат-Дженьел.

Три сагамора со своими людьми переправились в Чайлан, откуда Че Куат собирался плыть морем в Инкалу. Для Джеданны и сеннамита был подготовлен особый экспресс на станции одноколесника; широтная рельсовая дорога пересекала континент, заканчиваясь в Хайане. Из гавани одиссарской столицы Арг-ап-Кана тоже поплывет на судне, сначала до Кейтабских островов, а после на юго-восток, огибая берега Рениги, мимо Дельты Матери Вод, и, наконец, на юг, в свою далекую державу. Воздухолет позволил бы добраться быстрее, но владыка Сеннама не любил путешествовать по воздуху. По морю тоже, но сухопутной дороги в его страну еще не проложили.

Расставались сагаморы на пирсе Чайлана, где Че Куата поджидал присланный из Лимучати плот. Но не успели они сказать прощальные слова, как к пристани пришвартовался малый корабль с вампой из черных перьев на мачте, и сошел с него батаб в траурном облачении, хмурый, как ненастное утро. Проследовав строевым шагом к Джеданне, старшему из владык, батаб вручил ему послание с тремя вороньими перьями и поник головой, изображая безутешное горе. Разве только слезу не пустил, что человеку военному совсем не свойственно.

Джеданна развернул свиток, прочитал письмо и, подняв взгляд к небесам, воскликнул:

   – Все в руках Шестерых! – Затем обратился к своим светлорожденным родичам, промолвив: – Шират Двенадцатый умер в ночь, о чем извещает нас его сын и наследник. Недомогание печени, внезапно обострившееся... или, возможно, желудочные колики... Словом, прежний сагамор уже идет в Чак Мооль, а новый готовится сесть на циновку власти.

   – Да здравствует великий Шират Тринадцатый, повелитель Асатла, Простерший Руку над Храмом Вещих Камней! – рявкнул батаб, просветлев лицом.

   – Погоди, почтенный, славить нового владыку, когда мы старого еще не проводили, – строго сказал Джеданна, принимая позу скорби. Затем он произнес традиционную формулу: – Да будет путь Ширата легок! Пусть пойдет он в чертоги богов по мосту из радуги, тем путем, что предназначен для великих владык и безгрешных душ!

   – Пусть воздастся ому по заслугам, и пусть светлый Арсолан озарит его тропу! – поддержал Че Куат.

   – Пусть проводит его Сеннам, а Коатль дарует вечный покой! – добавил Арг-ап-Кана. А потом сказал: – Странная смерть! Вчера, когда мы прощались, Шират выглядел здоровым. Он...

   – Этого мы не будем обсуждать, – прервал младшего родича Джеданна и сделал батабу повелительный знак: – Что стоишь, принесший черные вести? Иди! Иди к своему повелителю и скажи, что мы горюем и печалимся вместе с ним. Пусть проживет он долгие годы – столько, сколько обещано человеку в Книге Тайн: тридцать лет, и еще тридцать, и, быть может, еще десять... И пусть одарят его боги потомством! Я надеюсь увидеть, как на циновку власти сядет его внук.

Осталось неясным, понял ли батаб эти изощренные оскорбления, но поклонился он почтительно и зашагал к своему кораблю. Дождавшись, когда он удалится, Арг-ап-Кана произнес:

   – Ширата наверняка отравили! Но почему? Неужели его сын не мог подождать каких-то десять лет?

   – Не мог, – отозвался Джеданна. – У Ширата были другие планы насчет наследника.

   – Ему захотелось взять в супруги мою дочь и возродить дар долголетия в аситском Очаге, – пояснил Куат. – Он говорил об этом со мной. Я очень беспокоился, но Джеданна...

   – Старый Джеданна сказал, что повода для тревоги нет, и что скоро у нас будет Шират Тринадцатый, – заметил одиссарский сагамор. – Кстати, – он повернулся к Че Куату, – я ставил желудь против мешка с серебром, что это случится. Признаешь долг, родич?

   – За такую весть не жалко и двух мешков, – произнес Че Куат и велел принести монеты.

* * *

Весть о смерти владыки пришла к Ро Неваре в ночь со Дня Ореха на День Ясеня. Несомненно, в Россайнеле он узнал об этом раньше всех; тело Ширата Двенадцатого еще не успело остыть, когда Цинчин, главный Надзирающий столицы, отправил сообщение Неваре. Разумеется, шифрованное; письмо обогнуло половину земного шара, пролетев сперва от Чилат-Дженьела до Хайана, затем скользнуло в Сериди по кабелю, предложенному недавно в глубинах Бескрайних Вод, а уже оттуда понеслось в Роскву. Кампече-ако разбудил Невару в середине девятнадцатого всплеска, когда еще не начало светать, и сделал правильно – важные новости не терпят промедления. Были бы они неважные, Цинчин бы посланий не слал – между столичным Надзирающим и Неварой не замечалось особой приязни.

Первое, что он почувствовал, раскодировав письмо, было облегчение. Неважно, убит ли сагамор или умер от болезни; главное, его смерть отменяла все приказы о поисках и захвате Айчени. Размышляя в последние дни об этой странной прихоти Ширата, Невара решил, что пленница нужна владыке, чтобы взять за глотку арсоланский Дом. Не исключалось, что сагамор смог бы выторговать в обмен на ее свободу некие льготы, даже контроль над проливом Теель-Кусам или согласие арсоланцев на аннексию Юкаты. В эти тайные планы Невара не был посвящен, но знал теперь, что супруга Джена Джакарры почти наверняка и есть пропавшая дочь Че Куата. Знал он и другое: окажись она в его руках, он никогда не отдаст ее Ширату.

А ведь схватить ее он мог! Мог, не сегодня, так завтра! Лазутчики доносили, что девушка подобной внешности раз или два появлялась в Торговом Дворе, с кучей охранников и женщинами Ах-Хишари. Значит, важная персона, гостья знатнейшей семьи росковитов! Глава которой был, к тому же, одним из вождей мятежников, что оправдывало любые меры – вплоть до разгрома его поместья и городского дворца. Коком-Чель на это не пошел бы, но Невара не нуждался в его согласии, имея приказ от самого владыки. Другое дело, что размахивать этим приказом не стоило – схватишь девушку, и придется везти ее в Чилат-Дженьел. Или бежать в такие края, куда не доплывал Сеннам на своей черепахе...

Возможно, это не испугало бы Невару, но он понимал, что Айчени ему не уступит, пока жив ее супруг. К тому же тар Джакарра был не из тех людей, которых можно обидеть безнаказанно – и во льдах найдет, и на Дальнем материке, и в Жарком Океане. Схватки с ним Невара не боялся, но было бы жаль умереть у ног Айчени, не вкусив сладости плода... Судьбу Джакарры полагалось решить здесь и сейчас, пока под рукой есть сотни Надзирающих, а среди них – отменные бойцы. Так что Невара полагал, что с этим делом он справится, а вот с приказом сагамора – вряд ли. Если только, убив Джакарру, не унесет свою добычу куда-нибудь подальше и не добьется ее расположения... Шансы на это имелись; в конце концов, Джен Джакарра – обычный человек, а он, Невара – светлорожденный, как и тари Айчени. Можно было б подождать лет двадцать-тридцать, пока соперник, одряхлев, не переселится в Чак Мооль... Но этот срок казался Неваре огромным; несмотря на грядущее долголетие, он прожил еще немного и не привык относиться к времени с небрежностью светлорожденного.

Были здесь и другие сложности, кроме приказа владыки. Невара понимал, что пленить Айчени в Торговом Дворе или напасть на усадьбу Ах-Хишари – дело непростое, и обернется оно кровопролитной схваткой. А схватка – тут уж сам Мейтасса не поможет! – явится причиной мятежа, с которым столичному войску не совладать. Тридцать четыре тысячи воинов против города, в котором людей – миллион... А если потерять столицу, то потеряешь всю страну! Обратное казалось не столь очевидным; укрепившись в Роскве и ее окрестностях, можно было обороняться до осени или даже до зимы и ждать имперской помощи. В Роскве были узловые станции одноколесника и взлетно-посадочные поля, были арсеналы, топливо и запасы продовольствия, были прочные казармы и цитадель; наконец, было огромное население, которое можно использовать на принудительных работах. Если, конечно, половину вырезать, чтобы остальные устрашились...

И, получив весть о смерти владыки, Невара подумал: вот он, счастливый случай! Можно схватить Айчени – не для сагамора, для себя! – можно прикончить Джакарру и расправиться с бунтовщиками – по крайней мере, здесь, в столице, и можно оборонять ее месяц за месяцем... При удачном стечении дел Мятежный Очаг будет обезглавлен, а без вождей любое племя что стадо без пастухов. И если Росква не падет, вся страна останется за империей... А заслуга будет его, Невары! Оценит новый сагамор его труды, и станет он сахемом Россайнела, сядет на циновку власти вместе с любимой женщиной... А не оценит, так ему под силу расстелить циновку самому! Асатл далек, и для предприимчивого человека есть масса возможностей... Тем более для того, кто может ждать...

Вызвав Кампече-ако, Невара отправил его в Пирамиду Накомов, к военачальнику Цие Каданге. Коком-Чель был ему не нужен, а вот Каданга – необходим; ему подчинялись все младшие накомы. Так что гонцу Невары полагалось просить о встрече со всем почтением, ссылаясь не столько на главу Надзирающих, сколько на тайный приказ сагамора. Мертвого сагамора, который для Ции Кадинги был все еще жив.

К накому Невара явился с первым утренним лучом. Каданга был атлийцем наполовину – мать его, пленница, взятая в бою, принадлежала к Клану Медведя из Лесных Владений. От тайонельских предков Каданга унаследовал высокий рост, мощное сложение, воинственность и храбрость, но боги не одарили его стратегическим талантом; он мог усмирить мятеж, бросить зачинщиков кайманам, даже выиграть сражение, но не войну. Лет ему было около шестидесяти, в армии он прослужил не меньше сорока, и эти годы отметились десятком шрамов – ни одного на спине, а только на плечах и груди. Половины левого уха у него не было.