Текст книги "Дженнак неуязвимый"

Автор книги: Михаил Ахманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Толковый парень этот Вук! – подумал Менгич. Правильный вопрос – половина решения... Вслух же он сказал:

   – Я думаю, дело в скорости. Икс-лучи летят очень быстро и распространяются пучком. От этого последствия удара более значительны.

   – Пуля, выпущенная из карабина, тоже летит быстро, – возразил Ярема. – Но след ее в воздухе не заметен. Ни в воздухе, ни в воде, ни в паре.

   – Значит, – поддержал учителя Вук, – все частицы в икс-лучах летят намного быстрее и обладают большей энергией. Они разрушают частицы пара, и мы наблюдаем это явление в виде трех следов.

Молодые умельцы заспорили, а Менгич глядел на них и думал, что он уже стар и скоро умрет, но есть у него достойные наследники. Наука о неощутимом будет развиваться! И – как знать! – лет через сто появится новый источник энергии, новый двигатель, и это станет шагом к новым знаниям. И те, кто продолжит его работу, догадаются, откуда появилась Сфера и раскроют ее тайны... Может, ее подарили людям пришельцы со звезд? Ведь звезд такое множество! Наверняка у каких-то есть жизнь и существа поумнее людей, которые могут путешествовать в Великой Пустоте, навещать другие миры и одаривать их обитателей... Почему бы и нет? Вселенная так огромна! И так загадочна!

Он размышлял о пришельцах, но мысль о богах и божественном даре не приходила ему в голову. В богов Лех Менгич давно не верил.

Качи-Оку собирал воинов. Его решение было твердым: нужно переправиться через Матерь Вод и показать ренигам, кто хозяин в Дельте. Во время последнего их нападения захватили нескольких пленных, которым пришлось разговориться, когда сахем велел подвесить их над муравейником. По словам пленных, из Рениги прибыл большой отряд, не только воины, но пара тысяч переселенцев. Ренига – страна обширная и богатая, но людей там много, а земли не хватает. Можно было бы отправиться за океан, но там не текут реки из меда – все лучшие места уже заняты, а спорить из-за них с Асатлом либо Одиссаром Ренига не в состоянии. Слишком могучи те державы! Тем, кто не так силен, не имеет воздушных кораблей и броненосных флотов, остались Лизир и Дальний материк в Жарком Океане. Но джунгли Лизира еще опаснее болот и лесов в Дельте Матери Вод и намного дальше, а потому Ренига будет расширяться здесь, в Эйпонне, двигаться вдоль побережья на юго-восток, пока новые ее владения не сомкнутся с Сеннамом. Так сказали пленники, и сахем им верил. В Дельте, конечно, нет ни карт, ни Бесшумных Барабанов и посыльных соколов, но это не самое глухое место на планете и живут здесь не темные дикари. Качи– Оку знал, какие державы и где находятся в Эйпонне, а какие лежат за океанами, хотя в последнем случае мог перепутать Эллину с Китаной. Но что с того? Эти страны были далеко и на земли Дельты не посягали.

А вот рениги – близко! И они не слишком умные! Умный понимает: если встретили его пулями и стрелами, значит, есть хозяин у земли, и лезть в нее не надо. Однако лезут каждый месяц! Придется проучить!

Под водительством Качи-Оку было четыре сотни арахака с карабинами и еще тысяча лучников и копьеносцев. Он собирался атаковать ренигский лагерь на правом берегу, перебить воинов, захватить оружие, но мирных переселенцев не трогать. Разве виновны эти бедняги, что не нашлось им места в родных краях? Уничтожение таких людей – великий грех перед богами, а в богов, в светлого Арсолана, мудрого Тайонела, грозного Коатля и остальных, Качи-Оку искренне верил.

Что же делать с этими несчастными/ ьросишь их, так вымрут, ибо непривычны к тропическим лесам, где змей, муравьев и ядовитых пауков больше, чем камней у моря... Если кто и выживет, так попадется в руки местным ренигам и будет гнуть на плантациях хребет... Тоже нс очень хорошо! Может, на правый берег их увести? Тех, кто захочет жить с арахака и прочими лесными племенами? Кто ищет не богатых покровителей, а свободы?

Качи-Оку решил, что так и сделает. Но не сразу, не сразу, а тогда, когда расправится с вооруженными ренигами. Ибо сказано мудрым Тайонелом в Книге Повседневного: речи победителя вдвое слаще речей побежденного.

* * *

Аполло Джума, один из богатейших людей Ханая и Атали, сидел в секретной комнате своего дворца перед прибором связи. Только очень могущественный человек и личный друг аталийского Протектора сумел бы добиться такой привилегии – чтобы в его хоган протянули линию Бесшумных Барабанов, обеспечив связь со всей планетой, от Шанхо и Сейлы на востоке до Инкалы, Хайана и Чилат-Дженьела на западе. Но Джума, чей Банкирский Дом «Великий Арсолан» считался крупнейшим в Риканне, был на особом положении – ведь пятая часть налогов в Атали собиралась с его торговых заведений, ссудных контор и монетных дворов. К тому же в нем, как и в Протекторе, текла арсоланская кровь, унаследованная от третьей дочери светлорожденного Джемина. Одно это ставило Джуму гораздо выше всех богатых аталийцев, ибо деньги можно заработать, а каплю светлой крови не купишь за серебро и золото.

Прибор, размещавшийся в особом шкафу, был хитрым. Года четыре назад Джума познакомился с Лига Прадой, изобретавшим беспроводную связь, то есть такую, где сигнал передавался по воздуху. Джуме не очень в это верилось, и поначалу банкир решил, что Прада мошенник, но оказалось, что он великий умелец – Лито Прада творил чудеса из катушек, медных штырьков, мембран с угольным порошком и эммелитовых батарей. О его трудах дознались аситы, и хоть изобретатель был не от мира сего, но догадался, что скоро отправится в Чилат-Джень ел, упакованным в прочный ящик или кожаный мешок. Джума его спрятал в месте столь приятном и надежном, что лучшего умелец и желать не мог. Спустя какое-то время он получил связной прибор с особым приспособлением, переводившим сигналы в слова, которые печатались на длинной узкой ленте.

Теперь отпала надобность в помощнике, который разбирался в кодах связи и, волей-неволей, вникал в секретную переписку. Прибор скопировали, и Джума отправил его доверенным лицам на испытание в шести риканских городах. Хотелось ему преподнести устройство светлому тару, но лишь тогда, когда он лично уверится в его надежности.

Сейчас ханайский магнат общался с Лондахом и Нортхольмом. Большие люди с ним говорили – конечно, поменьше калибром, чем сам Аполло Джума, однако весьма почтенные: в Лондахе – Ирасса, глава Банкирского Дома «Бритайя», в Нортхольме – Ойлаф, сын Тургода, владелец копей, где добывали железо и медь, плавилен и оружейных мастерских. Ирасса сообщал, что Первый флот отправился из Лондаха, имея на борту четырнадцать тысяч бритунских наемников; Ойлаф, сын Тургода, подтверждал, что корабли прошли проливом Когтя, взяли в Нортхольме продовольствие, снаряды и двести мощных метателей из его мастерских. Сейчас Первый флот уже в море Чати, двигается на северо-восток к рубежу Россайнела, где поджидают восемь тысяч норелгов. Так что к началу Месяца Света северное войско будет в полной готовности: прикажи, и три накома поведут его на Роскву.

«Что норелги? Пьют?» – запросил Аполло Джума.

«Только пиво, – ответил Ойлаф, сын Тургода. – Вино и крепкие напитки им не посылались».

«Мудрая предосторожность», – передал Аполло Джума, нажимая клавиши с буквами. Печатающий прибор тут же застрекотал.

«Накомы следят за порядком. Пятерых дебоширов повесили», – сообщил Ойлаф, сын Тургода.

«Одобряю», – отстучал Джума и снова связался с Ирассой из Лондаха – тот, пока длилась беседа с Нортхольмом, наводил нужные справки. Ирасса был человеком достойным, из благородного семейства, основанного братом легендарного Ирассы, сподвижника великого Дженнака. Тот Ирасса пал в бою на ступенях цоланского храма, но вот уже почти три века одного из сыновей в этой семье называли тем же именем. Эти сыновья служили в войске и постепенно богатели, но теперь в армию шел младший сын, а старший занимался финансами. И правильно, подумал ханайский банкир, деньги сильнее пули и клинка. Сам он, не будучи военным, управлял флотами и боевыми отрядами, сотнями тысяч вооруженных людей, и ему подчинялись накомы и тидамы. Почему? Да потому, что из его ладони сыпались монеты! Правда, большая их часть принадлежала светлому тару, а он, Аполло Джума, лишь направлял потоки серебра и золота.

«Второй флот?» – набрал он на клавишах.

«Формируется на севере Бритайи, – последовал ответ. – В строю двенадцать броненосцев, на верфях еще столько же. Идет набор экипажей. Бритунцы, фаранты, гермиумы, иберы».

«Иберов лучше не нанимать, – распорядился Джума. – Иберы и мхази пригодятся для Третьего флота».

«Согласен», – ответил Ирасса и прервал связь.

Третий флот строили на Бальоре, Сарде и других островах Длинного моря. Он был больше Второго и в его состав входили броненосцы, вооруженные ракетами. Огромные корабли ценою в двадцать-тридцать миллионов чейни! Но рука светлого тара не скудела. Джума, управлявший его состоянием, иногда поражался богатству хозяина. Одни алмазные копи в Южном Ли– зире чего стоили! Не говоря уж о шахтах, мастерских и прочих заведениях в Китане, Россайнеле, Нефати и городах Риканны и Эйпонны! Светлорожденный тар был сказочно богат, а станет еще богаче, когда расправятся с аситами! И у него, Аполло Джумы, тоже будут приобретения – скажем, филиалы в Шан– хо, Роскве и Айрале. Эта мысль грела банкира, хотя, не получивши ничего, он был бы так же предан светлому тару, предан до погребального костра! Ибо преданность зиждилась на традиции: полтора столетия Банкирский Дом «Великий Арсолан» умножал богатства светлого тара и тоже богател – ведь там, где кормится ягуар, хватит и волку. Шесть поколений сменилось в семье Аполло Джумы, и все его предки служили избраннику богов, служили верно, не сомневаясь, не задавая вопросов. И вот теперь...

Опустив веки, Джума представил корабли – те, что строились, и те, что плыли уже в морях Риканны, представил многие тысячи воинов, стянутых к границам Россайнела, крепости и лагеря, склады боеприпасов, караваны с оружием, воздухоле– ты и крыланы, ракеты и метатели... Итог многолетних усилий, убеждений и угроз... Но угрожать приходилось редко: Протекторы Риканны, люди разумные, знали, что война неизбежна, и не отказывали в помощи. Особенно последние двадцать лет, когда появились одноколесные дороги и воздушные суда, сокращающие расстояния. Теперь всякий мог убедиться, как мала Риканна – полтора десятка Очагов на краю огромного континента, захваченного аситами. Воздухолет пересекал Риканну за день, тогда как на востоке...

Аполло Джума приоткрыл глаза и потянулся. Горизонты на востоке были необъятными. Перспективы тоже.

* * *

Коком-Чель, сахем Россайнела, наместник великого владыки в Роскве и благородный атлиец, гневно смял письмо. Ро Невара! Зачем тут нужен пожиратель грязи, вонючий тассит! Обходились без этой степной змеи, справлялись с бунтовщиками и не просили помощи! Сидеть бы тасситу в Шанхо, следить за Китаной и Сайберном, а в Россайнел не лезть! Что с того, что под ним все Надзирающие Азайи? Эта свора шелудивых псов лишь мешает в делах правления – то заговор раскроют, которого в помине нет, то прирежут полезного человека, то сагамору донос настрочат... А теперь, как глава их появится, совсем обнаглеют... Надо же выказать усердие!

Сахем расправил лист бумаги, пробежал глазами, однако нового не узрел. Текст передали по эммелосвязи, принявший расшифровал послание, а помощник Коком-Челя переписал его красивыми буквами, ничего не убавив и не добавив. Письмо было кратким, и сообщалось в нем, что Ро Невара вылетел из Шанхо в Роскву и скоро явится в Пять Пирамид и встанет перед сахемом в позе покорности. Коком-Чель этого Ро Невару видеть не видел, слышать не слышал, однако знал; была у него, как у любого высокого сановника, своя секретная служба, где собирались данные об имперских чинах и вообще заметных людях. Доносили, что Невара очень прыткий; службу начал рядовым бойцом, поднялся до батаба-шу всего за девять лет, сражался в Бихаре, свершил там какой-то подвиг, предстал перед лицом сагамора – не нынешнего, а прежнего, Ширата Одиннадцатого, удостоился секиры с двумя перьями, был направлен в тайный корпус Надзирающих – сперва в Риканне, а затем назначили его главой лазутчиков в Юкате. Проявил себя в искусстве сыска и удостоился наград. Когда старого Ширата возложили на костер, новый сделал Невару полным батабом в сорок лет и отправил в Инкалу, в атлийское посольство, в должности военного советника. Вот это была настоящая власть! Советник считался вождем всех тайных Надзирающих Сеннама, Арсоланы и княжеств Перешейка и обладал особой привилегией: его донесения передавали сагамору не вскрывая. Отсидел Невара свое в Инкале и опять поднялся, стал главным Надзирающим в Азайе. Прыткий! Высоко залез! Выше некуда, если только...

Коком-Чель вдруг ощутил озноб. Не исключалось, что этот тассит примеривался к его циновке власти! Разведка и тайный сыск стояли ближе к делам правления, чем к военному искусству, и если Невара мог возвыситься в дальнейшем, то, скорее, как наместник. В накомы производили боевых батабов, а тассит хоть и достиг этого звания, не командовал на поле боя крупными отрядами. А вот в тайны политики и в хитрые интриги был посвящен!

Сахем поднялся, подошел к узкому высокому окну и оглядел свои владения. Из его просторного хогана на восьмом ярусе были видны четыре другие пирамиды, сад и двор в пятиугольнике стен, храм на площади и вся светлая россайнская столица, дворцы и дома, широкие улицы, цветущие яблони и вишни, торговые ряды, харчевни, увеселительные заведения, крытые бассейны и массивное строение, к которому тянулись насыпи одноколесника. Белокаменная Росква, чудо-город! – подумал Коком-Чель. Жаль будет его покинуть... А еще печальнее, если недовольный им сагамор пришлет с Неварой шкатулку, а в ней – флакончик с ядом тотоаче...

Он со злостью уставился на пятиярусную пирамиду, занятую Надзирающими. Скоро тассит появится в ней... Хорошо, если бы по воле Тайонела раздалась земля и поглотила его вместе с приспешниками! Но вряд ли такое случится... Времена настали жестокие, боги не слышат людей и не дают им советов...

День был теплым, но озноб не покидал сахема. Одна мысль билась в голове: привезет ли Невара флакон с тотоаче?..

Глава 5

Прошлое. Тэб-тенгри, 1697-1755 годы от Пришествия Оримби Мооль. Та-Кем Джакарра и его наследник, 1755– 1830 годы от Пришествия Оримби Мооль. Бихара, 1820 год от Пришествия Оримби Мооль. Страна Гор, 1828 год от Пришествия Оримби Мооль.

Три года назад войско аситов снова вторглось в пустыни би хара, и стало ясно, что большая война между этими народами, отгремевшая в начале века – не последняя; аситы будут стремиться к захвату земель кочевников, а те не уступят врагам ни песчинки из своих барханов. Это побудило меня взяться за кисть, обмакнуть ее в краску и рассказать о случившемся в дни моей юности, когда бихара ворвались в Нефати, дошли до Нофра, моего родного города, и сделали наш народ причастным к вражде меж ними и аситами. И было это так ужасно, что, по прошествии лет, назвали свершившееся Нефатской Резней и описали потом многократно; к этим книгам я и добавляю свой труд, так как пришлось мне стать очевидцем тех событий.

В то время я, молодой писец, служил богатому человеку по имени Та-Кем Джакарра. Этот мой хозяин оказался кладезем достоинств, был не только богат и щедр, но также красив, образован и очень умен. Он нанял меня для переписки древних текстов, ибо я умел рисовать иероглифы, чему теперь обучен не всякий. Тару Джакарре хотелось получить точные копии свитков Первых Династий, которые он намеревался отвезти в Храм Записей в Хайане, где хранится история мира. Не знаю, почему он так решил; считали его нефатцем, но, возможно, была в нем капля одиссарской крови, а с нею – и почтение к родине предков.

Выполняя его заказ, я переписывал пергаменты в сезон Разлива, а когда Разлив закончился, стало известно в Нефати, что аситы опять воюют с кочевниками, и что аситское войско, сражавшееся к северу от нас, разбито, и остатки его бегут к Проливу. В Нофре это не вызвало беспокойства, так как Пролив достаточно широк и на другом его берегу лишь безлюдные скалы, ни лодок нет, ни судов, ни дерева, чтобы связать плоты. Пролив всегда защищал нас, и в Нофре нет ни укреплений, ни громовых метателей, ни воинов, кроме стражей, что следят на порядком на базаре. И думали все, что бихара добьют аситов на том берегу, в сорока тысячах локтей от Нофра, а нас никакое бедствие не коснется. Все, повторяю, так считали, кроме моего хозяина, который выглядел очень обеспокоенным. Сейчас я понимаю, что он намного лучше знал аситов и бихара, чем любой человек в нашей мирной стране, а потому тревожился не зря. И решил он пойти к достойному Хеуб-ка, правителю города, чтобы тот распорядился послать за помощью в Чиргату, а также в нефатские земли, Нижние и Верхние. Но Хеуб-ка сделать этого не пожелал, а ответил тару Джакарре, что... Мериптах, Слагающий Слова из Нофра, повесть «Нефатская Резня». Нофр, Нефати, 1823 год от Пришествия Оримби Мооль.

Воздухолет плыл в ночном небе под яркими летними звездами. Кабину, освещенную эммелитовым фонарем, окружала тьма; чудилось, что корабль застыл неподвижно в черной смоле и пребудет в ней миллионы лет, пока смола не обратится янтарем с запечатанными внутри человеческими существами. Это было не видение – из тех, что обычно посещали Дженнака, а всего лишь игра фантазии; видения подсказывали ему, что полет до Росквы будет благополучен. Однако он с необычайной яркостью представлял золотистый янтарный обломок, а в нем – Туапа Шихе, облаченного в мундир, изящную фигурку Чени и себя самого, сидящего в кресле перед приборами. Неяркий свет озарял их циферблаты и падал на утомленное лицо акдама.

   – Тебе надо отдохнуть, Туап, – сказала Чени. – Ты вел корабль весь день.

   – Тари Айчени очень добра... – Акдам склонил голову. – В самом деле, я чувствую утомление... Вы сможете следить за курсом, мои господа?

   – Да, разумеется. – Дженнак коснулся циферблатов. – Этот прибор показывает высоту, этот – скорость, этот – расход топлива... Направление определяем по магнитной стрелке – точно на запад. Это несложно, Туап.

   – Когда корабль летит в воздушном потоке, с ним и дитя справится, – подтвердил акдам. – Главное, не подниматься вверх и не опускаться вниз, двигаться на одной и той же высоте.

   – Почему?

   – Видишь ли, светлый тар, над земной твердью и океанами дуют ветры, чье направление меняется в разные сезоны года. Мы, летатели, должны не только поднимать и опускать корабль и совершать другие маневры, но также разбираться в воздушных потоках. Сейчас лето, и над Сайберном, на высоте в три тысячи длин копья, проходит течение с востока на запад, в котором летят «Серентины» в Роскву. Но если подняться выше, на четыре тысячи длин, то мы попадем в обратный поток. Корабли используют его при полете из Россайнела в Сайберн и Китану.

   – Тонкое искусство! – заметила Чени.

   – Тонкое, – подтвердил Туап. – Мы, атлийцы, изучаем воздушные потоки уже триста лет, но разобрались лишь с основными течениями. Без знания о них было бы невозможно пересекать материки и океаны.

С этими словами он удалился в пассажирскую кабину, и вскоре Дженнак различил тихое похрапывание. Ему спать не хотелось; они с Чени подремали днем. Глядя в плотную вязкую темноту и размеренно вдыхая воздух, он представил занавес Чак Мооль, разорвал его и увидел большой воздушный корабль, опустившийся к причальным мачтам. Поле под ним было залито сиянием прожекторов, высвечивавших каждую травинку, но на небе горели первые звезды. Еще не ночь, но уже вечер, сообразил Дженнак, наблюдая, как из гондолы сбросили лестницу. Потом в проеме люка появилась знакомая фигура, он всмотрелся в лицо прибывшего, судорожно вздохнул и вышел из транса.

Чени с тревогой глядела на него.

   – Ты...

   – Да, моя чакчан. Но я уже здесь, с тобой.

   – Ты выглядишь обеспокоенным.

   – Немного, но не очень сильно, – произнес Дженнак. – Невара не оставил нас. Догадался, что мы собираемся в Роскву. Он уже там.

Его подруга зябко повела плечами.

   – Упрямый!

   – Все тасситы упрямые. Но надолго его не хватит, чакчан. Еще каких-то семьдесят лет, и... – Дженнак, изображая покойника, закрыл глаза.

   – И семьдесят лет мы будем от него бегать? – сердито сказала Чени.

   – Я не согласна! Ты не хочешь, так я сама его зарежу!

   – И мир лишится еще одного светлорожденного, – с печалью добавил Дженнак. – Не тревожься, милая. Попадешь к нему в лапы, я снова тебя украду. Как тогда в Долане.

Сердитое выражение исчезло с ее лица. Чени негромко рассмеялась.

   – Снова украдешь? Сколько можно красть одну и ту же женщину!

Они замолчали. Дженнак больше не пытался проникнуть в будущее сквозь завесу мрака, а представлял леса и реки, горы, холмы, болотистые топи, лежавшие внизу под кораблем. Сайберн был так огромен, так велик! Умельцы-искусники, чертившие карты, утверждали, что он занимает едва ли не седьмую часть всей планетарной суши, и что эйпонский лес лишь продолжение Сайберна, ибо когда-то, в далеком прошлом, материки смыкались, и не было ни Эйпонны, ни Азайи, ни Риканны с Лизиром, а только один гигантский континент. Дженнак этому верил. Людей ученых и любопытных становилось больше, и за последние десятилетия планету изучили гораздо основательнее, чем за предыдущие века.

Ночь, тишина и бесконечное пространство под звездным небом... Все это будило воспоминания, память о днях, когда он появился здесь впервые, взглянул на этот лес и подумал: здесь можно прожить всю жизнь, даже такую долгую, как у кинну...

* * *

Тэб-тенгри, 1697-1755 годы от Пришествия Оримби

До рождения Чени было еще далеко, а до той цоланской кражи еще дальше. Покинув Святилище Глас Грома с началом весны, Дженнак отправился на корабле в Ханай. Помнились ему слова О’Каймора, старого пирата; тот утверждал, что миром будут править не меч и копье, а деньги, золотые и серебряные чейни. В своей далекой юности Дженнак, возможно, не сумел оценить мудрость кейтабца, но теперь он был человеком зрелым, в недавние годы – правителем народов и земель, вождем, увенчанным белыми перьями. И было ему ясно, что О’Каймор прав, так как повсюду росли города с лавками и мастерскими, верфями и торговыми дворами, всюду бороздили моря корабли, наводились мосты, прокладывались дороги, и чаще тянулись по тем дорогам караваны купцов, а не отряды воинов. Росло богатство, и зримым его выражением был не только драгоценный металл, но и многое другое: рудные шахты, кузницы, порты, скот, зерно и ткани. Власть словно бы разделилась и принадлежала теперь не только сагаморам и сахемам, но также владельцам этих богатств, и Дженнак понимал, что у одних – явная власть, у других – тайная, а чья сильнее и больше, покажет время. И если отринул он власть вождя, то должен взять кормило тайного правления, наложить свою руку на богатство и обрести новую мощь.

Ханай для этого был самым подходящим местом. Основали его полвека назад, но город уже перерос Лондах и Серидн, ибо находился в центре риканских земель, а к тому же на берегу Длинного моря. Все дороги вели в Ханай: с севера, из Земли Дракона, и с юга, из Лизира и Нефати, с запада, из Иберы и Бритайи, и с востока, из Эллины и страны россайнов. Город поднимался как тесто с доброй закваской; строились дворцы, ломились от товаров склады, разбивались парки, украшались статуями площади, а в трех гаванях было тесно от кораблей. Стал Ханай столицей Атали, и правили здесь потомки Джемина, дочь его и внуки. К ним Дженнак и явился.

Чейкане, третьей дочери Джемина от знатной аталийки, исполнилось пятьдесят, и Джерит, старший из ее сыновей, уже выглядел зрелым мужчиной и сильным воином. Его судьба была предрешена: он станет Протектором, и от него начнется род владык Атали, связанных кровью с Иберой, Бритайей и другими землями Риканны. Джума, второй сын, был при Чейкане советником и отличался не столько воинской доблестью, сколько талантами к счету и быстрой оценке товаров. Дженнаку он напомнил Джакарру, старшего брата, надзиравшего в далеком прошлом за Очагом Торговцев в Одиссаре. Возможно, свои способности Джума унаследовал от Джакарры, ведь была в нем не только арсоланская кровь, но и одиссарская: Чейкана приходилась Дженнаку внучкой, а ее дети – правнуками.

Дженнак им открылся. И было решено, что станет Джума его доверенным лицом, управителем его богатствами об этом написал Дженнак грамоту на семи языках Риканны, а также на одиссарском и майясском. Под руку Джумы отходили дворец в Лондахе, земли в Бритайе и стране фарантов, а главное, многочисленные рудники в горах Норелга, Атали и Эллины. А сам Дженнак, закончив с этим делом, купил лошадей и повозки, нагрузил их винными кувшинами, нанял охранников и погонщиков и отправился на восток под видом торговца.

Вино он продал в городе Кив на берегу Днапра. Заплатил своим спутникам, переправился на левый берег, изменил обличье, прицепил бороду и сделался россайном – правда, черноволосым. Но такие среди россайнов встречались; этот народ говорил на одном языке, но состоял из множества племен, и одни были светловолосы и сероглазы, а другие – с темными волосами и глазами.

Сменив аталийского скакуна на скромную лошадку, Дженнак прибился к ватаге удальцов, уходивших за хребет Айрала, в Сайберн. Были они либо нищими бродягами, коим нечего терять, либо младшими сынами, чей надел земли кончался на десятом шаге, либо авантюристами, коих гнала страсть к приключениям. С ними Дженнак перевалил Айральские горы и добрался до огромной реки, что текла на север, к океану. Здесь взломщики стали ладить плот, чтобы сплавиться по течению и выбрать место для жилья. Среди них были опытные люди, знавшие, какое место нужно: на высоком берегу, чтоб не заливало в половодье, с лугом для выпаса коней, с глиной, чтобы лепить горшки и складывать печи, и, разумеется, с дейхолами. Грабить местных никто не собирался, так как они, в скором будущем, делались родичами – откуда еще девушек возьмешь? Женщин в ватаге не было.

У этой реки Дженнак распрощался с взломщиками и поехал дальше на восток, желая взглянуть на океан и город Шанхо. Но теперь он был уже не россайном, а дейхолом – надоело ему клеить бороду и прилаживать усы. Языка он не знал, но это маскировке не мешало – дейхольские племена, в отличие от россайнов, говорили на разных наречиях, отличавшихся не меньше, чем одиссарский от языка сеннамитов. И потому Дженнак мог объяснить, что он дейхол с западного края Сайберна, а в Сай– берне, как всем известно, и ели растут, и сосны, и осины. Так он и ехал все дальше и дальше, от одного дейхольского клана к другому, изучал их обычаи и языки, носил их одежду, охотился с ними, спал в шалаше, и временами проскальзывала туда женщина – дейхолы были гостеприимны и ничего не жалели для путников. Наконец добрался он до озера Байхол, поразился его красоте и решил задержаться тут подольше.

Обитало в здешних краях племя айрончей. Город Удей-Ула уже стоял на байхольском берегу, насчитывая несколько дворов; еще была в нем торговая площадь и три или четыре башни, возведенные аситами. В башнях находился гарнизон: шестьдесят китанских наемников и два десятка конных тасситов под командой цолкина. От Сейлы тянули к городу Тракт Вечерней Зари, но был он еще узок – только-только разъехаться двум фургонам. Однако купцы уже появились: в Удей-Улу везли зеркала, котлы и пестрые ткани, а обратно – мед и пушнину.

В город Дженнак не пошел – что ему было делать в этом убогом поселке? Отправился он в лес к айрончам, и те его приняли как сына племени, а когда убедились, что Тэб-тенгри лучше всех бросает копье и стреляет из лука, сделали его Вождем Охоты. Это был высокий пост, такой же, как военный предводитель у эйпонцев из Лесных Владений, но дейхолы воевали редко, а больше охотились. Дженнак тогда подумал, что проживет у них года два или три, а уж затем переберется в Шанхо. Этого требовала его сетанна – ему оказали честь, и не мог он сразу покинуть гостеприимнее.

Болезнь, мучившая его после смерти Джемина, прошла и, вспоминая Храм Глас Грома, он размышлял не об этом таинственном недуге, а о своем видении и беседах с аххалем Чиградой. Девушка, что явилась ему из тьмы Чак Мооль, конечно была не дейхолкой, хотя у айрончей красавиц хватало. Но у той, из видения, были зеленые глаза, а этот признак не спрячешь – он говорил о светлой крови и, скорее всего, арсоланской. Арсолана огромна, но сагаморы и их потомки живут в Инкале, так что Дженнак решил, что поедет в Шанхо, наймет подходящий драммар и переберется через Океан Заката в Ин– калу. Только вот когда? Он снова и снова погружался в транс, видел то чудные, то пугающие картины, но та зеленоглазая не появлялась. Была другая женщина, и Дженнак глядел на нее в изумлении, ибо являлась она то совсем молодой, то в зрелых годах, то в старости, и эти знаки судьбы казались ясными: зеленоглазка далеко, а эта, со светлыми волосами, близко. Похоже, его дар не позволял проникать сквозь века – во всяком случае, не так часто, как через десятилетия. Временами уныние охватывало Дженнака: приедет он в Инкалу и будет ждать, ждать, ждать... Совсем неподходящее занятие!

Еще вспоминался ему аххаль Чиграда, летописец кинну. Его слова поколебали веру Дженнака в богов, и это мнилось странным – ведь сам Чиграда несомненно верил в Шестерых, в их божественную мудрость и великую силу. Что же произошло? Случалось Дженнаку и прежде толковать о богах с аххалем Унгир-Бреном и другими жрецами, но было то давно и не имел он опыта, что копится годами. Теперь же он повидал столь многое! Риканну, Лизир и Азайю, сотни народов и племен, их поселения и земли, их храмы и статуи богов, если они воплощались в камне или дереве. И теперь он мог сказать, что все религии в этой половине мира сходны и различаются лишь внешней стороной, именами богов да мифами об их деяниях. Всюду, от Сайберна до Иберы и Нефати, были боги добрые и были злые, и всюду они боролись меж собой, ибо добрый бог старался защитить людей от злого. Всюду боги требовали жертв, и были те жертвы кровавыми – где человеку резали горло, где коню, а в лучшем случае, как у дейхолов, оставляли часть добычи, голову оленя или кабана. Всюду люди молились богам, торговались с ними, выпрашивая удачу, здоровье, богатство, а еще просили о погибели врагов и о бедах для соседей, а иногда и родичей. И всюду имелся человек, стоявший между людьми и богом, извлекавший из этого выгоду – жрец, шаман, колдун или предводитель племени. Этот лже-избранник утверждал, что ему известна божественная воля, а она, если сорвать нехитрые покровы, сводилась к одному: плати! Если согрешил – плати, но не душевными муками, а зерном, скотом и серебром; плати за рождение и смерть, плати за молитвы и поминание усопших, плати на строительство храма и на кормление шаманам и жрецам... Все – великий грех в религии кинара! Нечестие и поношение божественного промысла!