Текст книги "Дженнак неуязвимый"

Автор книги: Михаил Ахманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

   – Вот письмо владыки, – сказал Невара, протянув старому воину лист с расшифрованным посланием. – Тайный приказ, доставленный в Шанхо на корабле. Я должен найти поименованную в нем женщину. Срочно!

Ция Каданга читал с большим напряжением, морща лоб и шевеля губами. Затем произнес:

   – И что?

   – Я эту женщину нашел. Здесь, в Роскве.

   – Рад за тебя, Надзирающий.

После этих слов Каданга замолчал и уставился в лицо Невары мрачным взглядом. Прошло десять или двенадцать вздохов времени. Убедившись, что наком не собирается говорить, Невара спросил:

   – Может, достойный воин, у тебя проблемы с чтением? Ты понял, о ком речь в приказе сагамора – да будут к нему благосклонны боги!

   – Читать я умею, – буркнул Каданга. – Еще умею вести в бой воинов. Это мое дело. А твое – ловить всяких потаскух.

Невара скрипнул зубами.

   – Эта женщина – светлорожденная Айчени, дочь сагамора Арсоланы, и она нужна нашему повелителю. Если ты этого не понял, черепашье яйцо, я повторю тебе это, когда мои люди будут спускать с тебя шкуру. За неуважение к владыке!

   – Я его уважаю, – проворчал Каданга и поскреб остаток левого уха. – Очень уважаю! Я проливал кровь за его отца и деда. Говори, чего ты хочешь.

   – Эту женщину охраняют, у нее есть спутник, опытный боец, и взять их нелегко. Мне нужна тысяча тасситских воинов. Сегодня. Я поведу их туда. – Невара вытянул руку к окну, в проеме которого маячил Торговый Двор Ах-Хишари. – Я возьму женщину, а твои воины могут шарить по лавкам купцов и сундукам менял. Мы покажем росковитам, кто в городе хозяин!

Каданга вдруг расхохотался. Смех его походил на клекот коршуна.

   – Покажем! Говоришь, лавки и сундуки, сундуки и лавки? Это хорошо, очень хорошо! Я сам пойду с тобой, клянусь секирой Коатля! Пойдем и покажем! – Военачальник ударил о ладонь огромным кулаком. – Этот слабодушный Коком-Чель, дерьмо попугая! Трусливое ничтожество! Связал мне руки, заставил мой клинок ржаветь! А теперь, раз сагамор велит, покажем! Харра! Харра!

Казалось, от боевого тасситского клича дрогнули стены. Испуганный адъютант-цолкин заглянул в комнату. Каданга сдернул с ноги башмак, швырнул в цолкина и велел убираться вон.

   – Рад, что мы поняли друг друга, – произнес Невара. – Но женщина – это не все, наком. Женщина только начало.

   – Что ты имеешь в виду? – Каданга подобрал башмак и обулся.

   – Эта женщина и ее спутник – гости жирного росковита, Ах-Хишари из Мятежного Очага. Их будут защищать. Мы перебьем защитников, разгромим Торговый Двор, пустим кровь россайнам... Как думаешь, что будет потом?

Ция Каданга помрачнел.

   – Что будет, что будет... Город поднимется, вот что!

   – У тебя тридцать четыре тысячи воинов, половина – отборные всадники... Справишься с россайнскими койотами?

   – Их слишком много, знаешь сам... Нужно еще шесть корпусов, не меньше. Восемьдесят тысяч, и я прижму росковцтам хвосты!

   – Сними эти корпуса с Северных и Западных Валов, – предложил Невара. – С помощью одноколесника ты перебросишь их в Роскву за три-четыре дня.

   – Оголить Валы... Опасно! – Наком покачал головой. – На севере норелги, за Днапром тоже полно разбойных псов... Они пройдут сквозь Валы как нож сквозь дырявую шкуру.

   – Так и так пройдут, – сказал Невара. – Пройдут по костям твоих воинов. Не Валы нужно держать, а оборонять столицу! Но до того расправиться с бунтовщиками, коих пригрел Коком-Чель. – Он понизил голос: – Скажу по секрету, Каданга, для него уже заготовлен ларчик с ядом... Ты ведь не хочешь такой получить? И я не хочу. Так что будем действовать решительно. Сагамор получит эту женщину и тысяч пятьдесят мятежников: женщину – живой, мятежников – мертвыми. Думаю, это будет хорошо.

Наком повернулся к окну, взглянул на площадь, тихую и безлюдную в это время, на Торговый Двор, маячивший в отдалении, подумал и кивнул.

   – Ты прав, Надзирающий. Я прикажу перебросить часть сил в столицу. Лучшие корпуса!

   – Тогда не медли. И не советуйся об этом с Коком-Челем.

   – В лошадиную задницу его! – рявкнул Каданга, пнул дверь ногой и стал раздавать приказы своим помощникам и адъютантам.

* * *

В дальних уголках мира ничего не знали о смерти аситского правителя и вспыхнувшей в Россайнеле войне. Мятежники с острова Ама-То оборонялись в горах и были отрезаны от побережья; никакие вести не приходили к ним, да и не могли прийти – Бесшумных Барабанов на острове не было, а мореходы из Китаны, сочувствующие восставшим, сидели в гаванях, боясь попасть под залпы аситских броненосцев. Мин Полтора Уха брел со своим караваном и проводниками в дремучих лесах, ел вечерами свежую оленину, слушал песни Чоч-Таги и прикидывал, сколько серебра отвалит ему атаман изломщиков.

Тидам О’Таха вернулся в поселок на Дальнем материке и, пока чинились его потрепанные драммары, корпел над посланием Морскому Совету. Это был настоящий роман, в котором говорилось о бурях и кораблекрушениях, плавучих ледяных горах, погибельном ветре, голоде, жажде, героях-кейтабцах и их страданиях. Главным стало описание пещеры, в которой нашли пресветлого Дженнака, замороженного до каменной твердости, но Несомненно живого, так как столь великий человек, даже пролежав во льдах полтора столетия, не подвластен холоду и смерти. Со всем почтением его уложили в ящик (уже заготовленный и набитый тряпками и старыми канатами) и погрузили в трюм. К светлому Дженнаку прилагались сундук, скамья, обломки бочонка и пара сапог из сундука. Эти свидетельства и свой отчет ОТаха предполагал отправить на Острова с акдамом Бирсой, который первым одобрил его идею. Сам он решил остаться на Дальнем материке и продолжить исследование южных ледяных земель. Он не очень верил, что найдет здесь светлого Дженнака, но кто мог точно знать об этом?.. Все в руках Шестерых!

Наком Семпоала, собрав воинство в три сотни бойцов, атаковал селение закофу, перебил мужчин, сжег хижины, а женщин и стада увел. Вождь Пекунзе Тоа бился с большим ожесточением, пока сеннамит Грза не свернул ему шею. Затем, по обычаю своей страны, Грза хотел вырезать сердце Пекунзе и скормить псам, но Семпоала запретил, сказав, что боги это не одобрят. Кейтабцы, которых было большинство, с ним согласились, но Грза обижен не был – кроме быков ему отдали жен Пекунзе, двух старых и восемь молодых. Семпоала женщин не взял, но прибавил к своей добыче плащ из львиной шкуры, превосходно выделанной, с разверстой пастью и страшными (стыками. Этот плащ он носил долго, и чернокожие прозвали его Вождь-Лев.

К Качи-Оку, сахему арахака, явился молодой рениг по имени Кро’Нелим и молвил, что такой великий вождь должен жить не в поселке, а в городе, и не в хижине из прутьев, переплетенных лианами, а во дворце или хотя бы в приличном доме. Нет ни дома, ни дворца, ответил Качи-Оку, и города тоже нет, и хоть он великий вождь и самый мудрый арахака, неведомо ему, как строить дворцы и города. Дело сложное, сказал Кро’Нелим, но с помощью богов, пилы, топора и лопаты справимся. Если, конечно, будет повеление вождя. Будет, ответил Качи-Оку, повеление будет, и лопаты с топорами есть, и пилы найдутся. Раздавать повеления самое легкое, землю копать и деревья валить куда тяжелее. А самое трудное – найти толкового мастера-строителя. Где его возьмешь в лесу?.. Тут Кро’Нелим подбоченился и гордо произнес: вот он я! У тебя, сахем, уже есть сыновья и дочери, но внуки твои родятся во дворце! Клянусь благоволением Мейтассы!

* * *

Свершилось!

Так сказал Аполло Джума своим наследникам, трем сыновьям и мужу дочери. Свершилось!

Печатная машинка в тайной комнате стрекотала почти непрерывно, выбрасывая ленту с сообщениями. Кини, младший сын, читал их вслух, Борго, старший, передвигал значки на карте, Паку, средний, сидел у аппарата связи – у него были удивительно ловкие пальцы. Что до Талоса, супруга единственной дочери Джумы, тот скрипел пером, делая записи в толстой книге.

   – Послание от Ойлафа из Нортхольма, – произнес Кини. – Первый флот у Пелта, громит стены крепости. Три броненосца вошли в реку и направляются к Лодейному Причалу.

Борго передвинул выточенные из кости кораблики, Талое вопросительно уставился на Джуму.

   – Записывать не надо, – сказал тот. – Бой еще не закончен.

   – Снова от Ойлафа и накома Сирда. Сирд с норелгами у Северных Валов. Два бритунских корпуса и ополчение россайнов захватывают города.

Кобон уже в руках мятежников.

   – Что со Вторым и Третьим флотами? – спросил Аполло Джума, и Паку принялся выстукивать вопрос. Из печатной машинки потянулась лента, Кини подхватил ее и прочитал:

   – От Ирассы из Лондаха. Второй флот вышел в океан. Достигнет Кейтаба в День Сокола.

   – В День Сокола, – повторил Аполло Джума и кивнул Талосу: – Запиши, сын мой.

   – От Пахчо Брагеры из Сериди. Третий флот вышел в океан.

Достигнет Кейтаба в День Орла, если так пожелают боги.

   – Запиши, Талое. День запиши, а про богов не надо.

   – Еще от Брасеры из Сериди: океане спокоен, погода нам благоприятствует. Теперь из Эллины от... от...

   – От Махайрапограса, – подсказал Джума. – У него верфи на Бирюзовом Берегу, у южной границы Россайнела Что он пишет?

   – Слышен гром метателей. Флотилия в море Бумеранга обстреливает цитадель Баргас. Это Ма... Махай... словом, он послал корабль на разведку. Новости будут к концу дня.

Тишина, потом снова застрекотал печатный аппарат.

   – От накома Вальхара, отец. Воздухолеты поднимаются, в них иберы и бритунцы. Остальные войска идут к Днапру. Наведены две переправы, прочие будут готовы через полтора всплеска. Корпуса, что стояли у Кива, уже в левобережье и двигаются к Восточным Валам. Четырнадцать тысяч пехоты, шесть конницы, сорок боевых машин с тяжелыми метателями.

   – Этот Вальхар – орел из орлов, – с одобрением молвил Аполло Джума. – Запиши, Талое: поощрить!

   – В каких размерах, отец?

   – Хмм... Пока двести чейни.

Талое заскрипел пером, а сделав запись, произнес:

   – Поделись мудростью, отец. Как ты определил вознаграждение? Почему двести чейни, а не триста или пятьсот?

   – Потому, что наведены две переправы, – объяснил Джума – А за Кив поощрять не будем, в Киве три каменных моста

Но Талое не отставал. Был он всем хорош, только слишком любопытен.

   – Эти флоты, отец мой... Второй и Третий... Они плывут в Кейтаб, к Эйпонне, а война у нас в Россайнеле! Почему так?

   – Потому и плывут, чтобы в Эйпонне не случилось войны, – сказал Аполло Джума. – Третий флот встанет в Лимучати, чтобы охранять пролив и направление на Инкалу, Второй соединится с кораблями Дома Одисса и будет держать под контролем берега Ринкаса. Тогда аситам на восток не пройти! Это долг Риканны, сын, долг перед Кейтабом, Одиссаром и Арсоланой. Три века назад они приплыли сюда, преодолев океан на утлых суденышках, и одарили нас знанием и верой в великих богов, подобающей разумным людям. Сказано в Книге Тайн: что есть разум?.. Свет минувшего в кристалле будущих свершений... Вот они, эти свершения! Мы отдаем свой долг, помогая Эйпонне! Следим, чтобы пожар войны не разгорелся в другой половине мира!

   – О! – промолвил Талое. – Ты, отец мой, говоришь как провидец и стратег! Великий стратег!

   – Я говорю о том, что не мной задумано, – ответил Джума. – Что до провидца и стратега... Да, есть у нас провидец и великий стратег! И он сейчас в Роскве.

   -

Глава 9

Начало лета, Росква, Священная площадь и Пять Пирамид.

Я поведу речь об известных событиях в Роскве, случившихся в 1844 году в День Сосны Месяца Света, когда была захвачена городская цитадель. Мятежный Очаг и Тур Чегич, его вождь, долгие годы трудились над подготовкой восстания, но предусмотреть все не удалось. Казалось бы, в начале лета ситуация благоприятствовала успеху борьбы: у северной границы и за Днапром стояли вспомогательные войска, набранные в Риканне, к Пелту и Лодейному Причалу подошел бритунский флот, Тракт Вечерней Зари был перерезан около Удей-Улы изломщиками Сайберна, а боевые дружины и ополчения Очага находились повсеместно в полной готовности. По планам восставших главная битва должна была произойти на Северных и Западных Валах, куда подтягивались корпуса наемников из Риканны и многочисленные ополченцы, а столицу предполагалось взять «малой кровью». Однако в последний момент сахем аситов (или, возможно, его военачальники) решил сражаться за Роскву до конца, и в результате с Валов были переброшены значительные войсковые контингенты. Без сомнения мятеж в Роскве утопили бы в крови, а вождей Очага уничтожили, если бы не отряды бритунцев и иберов, которые прибыли в столицу на сотнях воздухолетов. Росква внезапно стала полем упорной борьбы, а ее эпицентром явилась битва за Пять Пирамид. До сих пор неясно, как Борку Улоге, одному из видных вождей Очага, удалось проникнуть в цитадель, но в День Сосны она пала, а сахем Коком-Чель и его приспешники погибли. Это стало началом конца – в ближайший месяц с более чем двухсотлетним владычеством аситов в Россайнеле было покончено. Их власть исчезла как пламя догоревшей свечи. Серета Хор «История догоревшей свечи», Росква, Школа знаний о былом, 1862 год от Пришествия Оримби Мооль.

Аполло Джума не ошибся – Дженнак был в Роскве. Стоя за обгоревшей кирпичной стеной Торгового Двора Ах-Хишари, он оглядывал площадь, что походила сейчас на кладбище – мертвецов сюда свезли, но погребальные костры еще не приготовили. Все обширное пространство от Двора до Храма Благого Тассилия и дальше, до высокой стены цитадели, было усеяно трупами людей и лошадей. Должно быть, воинов тут лежало побольше тысячи, иберов и бритунцев, аситов и россайнов; кто клинком поражен, кто пулей, кто взрывом громового шара. На площади царила тишина, но из других районов Росквы и с окраин города долетали звуки битвы – выстрелы, воинственные крики, топот, грохот взрывов, лязг. Дженнак прислушивался к этим шумам, стараясь различить скрип колес и характерное погромыхивание, какое издают тяжело груженные возы. Убедившись, что аситы крепко сидят в Пяти Пирамидах, он послал за метателями, но их еще не подвезли – возможно, по той причине, что ни один из аситских арсеналов взять еще не удалось. – Что прикажешь, лорд? – послышалось за его спиной.

Голос, молодой и звонкий, принадлежал Ирассе, сыну Ирассы, главы Банкирского Дома «Бритайя». Когда под утро зависли над сожженным Двором воздушные корабли, первым спустился вниз цолкин Ирасса, а за ним – сорок бритунских воинов, вставших вокруг Дженнака стеной. Цолкин же сказал, что это отборные люди, и посланы они его отцом для сохранения жизни и здоровья лорда Джакарры. И еще сказал, что поклялись они в верности у стен Лондаха, в том священном месте, где захоронен Грхаб-сеннамит, наставник и друг Сахема Бритайи, и будут они охранять лорда Джакарру как если бы он был самим Великим Вождем, увенчанным белыми перьями. При этих словах сердце Дженнака дрогнуло, и вспомнилось ему, как хоронили Грхаба – по воле его и желанию у лондахской крепостной стены. Ибо сказано: где закопаны кости сеннамита, там споткнется враг, и топор его покроет ржавчина, а на копье выступит кровь.

   – Распоряжения, мой лорд? – повторил Ирасса.

   – Пошли за Улогой и батабами, – велел Дженнак. – Пусть подойдут ко мне.

Он вытащил из-за пояса зрительную трубу и опять осмотрел площадь.

В Храме Благого Тассилия закрепился отряд иберов, а остальные воины батаба Одона заняли дворец Ах-Хишари, пострадавший гораздо меньше Торгового Двора – лишь один бок восьмиярусной пирамиды опалило пламя. Бритунцы, которыми командовал батаб Ландмарк, сосредоточились вдоль площади, укрывшись за рухнувшими стенами мастерских и лавок, грудами мусора, обгоревших бревен и переломанной мебели. В тылу у них стояла конница Борка Улоги, уже не такая многочисленная, как прежде – двести воинов из восьмисот пали в схватке с тасситскими всадниками. Среди бритунцев и иберов тоже погибли многие, но все же Дженнак располагал почти восемью тысячами бойцов. Как сообщали пленники, гарнизон в Пяти Пирамидах был меньше раза в полтора, но аситы прятались за крепкой восточной стеной и делать новые вылазки не рисковали. Из метателей тоже не стреляли – должно быть, в надежде положить противника картечью, когда бритунцы и иберы атакуют цитадель.

Подошли батабы и Борк Улога. Оба военачальника были лет на двадцать старше Борка, сухие, жилистые, с ухватками бывалых ветеранов; сероглазый Ландмарк выбрит наголо, у смуглого Одона рыжие волосы заплетены в косу, а усы свисают ниже подбородка. На площадь, заваленную трупами, они глядели без всяких эмоций, а вот Борк был мрачен – его дружина уменьшилась на четверть.

Большую часть иберов и бритунцев, что прибыли с накомом Вальхаром, Дженнак отправил на городские окраины, к станциям одноколесника, занятым отрядами городского гарнизона. На станции шли один за другим составы с войсками, снятыми с Северных и Западных Валов, и это было неприятным сюрпризом; кто-то из аситских вождей, сам наместник или Ция Каданга, главный наком, решил оборонять не страну, а столицу, что нарушало планы мятежников. Дженнак уже понимал, что малой кровью Роскву не взять – бои велись по всему городу, дружины Мятежного Очага и ополченцы штурмовали казармы, склады и арсеналы, а корпусам Вальхара досталось самое трудное – блокировать прибывающие подкрепления. К счастью, Вальхар успел развернуть вдоль транспортных линий группы подрывников, и временами отдаленный грохот намекал, что не всем составам суждено добраться до столицы.

Из трех прилетевших корпусов Дженнак отобрал по четыре тысячи бритунцев и иберов и, добавив к ним дружину Борка, занял восточную часть Священной площади. Противник дважды решился на вылазку: в первый раз в атаку пошла тасситская конница, сцепившаяся с дружинниками, во второй – пехота под прикрытием метателей. Но выбить восставших и их союзников из руин Торгового Двора не удалось, и после полудня схватка затихла. Аситы не могли справиться с бойцами Дженнака, имевшими численное превосходство, но и Дженнак не спешил идти на крепость в лоб. Ее стены были высотой в восемь длин копья, а над ними несокрушимыми утесами торчали пирамиды.

Одон и Ландмарк молчали; им, людям войны, было понятно, что первым говорит командир. Но Борк Улога такой дисциплиной не отличался. Ткнув пальцем в сторону цитадели, он возбужденно заговорил:

   – Надо раздавить этот гадючник! Главных змеев перебьем, змееныши сдадутся! Коком-Челя с Кадангой зарезать... а лучше того, в бассейн с кайманами... тасситов, вражье племя, к стенке... чиноников-атлов подвесить за ребро на крюк, а...

   – Я выслушаю твои предложения, но позже, – ледяным тоном произнес Дженнак. – А сейчас отправь по сотне всадников к Южному, Северному и Речному арсеналам. Если хоть один из них захвачен, пусть твои люди везут сюда метатели. Не полевые, а крепостные, десятка два, а лучше больше. И пусть не забудут снаряды.

   – Лорд прав. Без метателей тут делать нечего, – обронил Ландмарк.

   – Только в носу ковырять, – согласился Одон.

Борк вскипел.

   – Тебе платят, батаб! Не за то платят, чтобы ты в носу ковырялся! Нужно будет, полезешь на стены без всяких метателей!

Протянув руку, Дженнак схватил Борка за плечо.

   – Не за шерсть им платят, не за лес или скот – за кровь! Так что на стены никто не полезет. Пробьем бреши, тогда атакуем... А сейчас иди, командуй своими всадниками! Быстро!

Он подтолкнул Борка, и тот, хмурясь и ворча, направился к своему отряду.

   – С норовом юноша, – сказал Одон.

   – Россайны все упрямцы, – добавил Ландмарк.

   – Молчать! – негромко произнес Дженнак. – Ваше мнение насчет Улоги и россайнов мне не интересно. Слушайте и выполняйте! Ты, Ландмарк, пошли три сотни на другой берег реки. Крепость стоит в речной излучине, и штурмовать ее с запада, севера и юга бесполезно. Однако следует занять мост и следить за рекой, чтобы ни один асит не ускользнул. Особенно их вожди. Я хочу, чтобы их взяли живыми.

   – Ясно, мой лорд. Будет сделано! – Ландмарк вытянул руку в салюте.

   – Ты, Одон, определи позиции для установки метателей и назначь команды стрелков. Я знаю, у тебя есть опытные люди... Бить кучно, по стене у Пирамиды Накомов. Нам нужен пролом в три-четыре длины копья.

   – Исполню, мой вождь!

Батабы поспешно удалились. Ирасса, сын Ирассы, вытащил объемистую флягу, налил вина, подал Дженнаку. Тот выпил, не спуская глаз с аситской крепости. По ее углам высились две пирамиды – восьмиярусная, служившая хоганом Коком-Челю и пятиярусная, в которой обосновались военачальники. За нею стояла Пирамида Надзирающих, а за обителью сахема – Пирамида Судебного Ведомства, обе точно такой же конструкции и высоты, как у военных. От этих двух пирамид, удаленных от площади к западу, стены шли к пятой и последней, расположенной в середине речной излучины. Это шестиярусное строение предназначалось для Ведомства Налогов и в нем хранили казну и различные ценности. Река Росква плескалась прямо у подножий трех западных пирамид, так что выбраться из крепости на лодке труда не составляло. Если Невара решится покинуть обреченный город и умыкнуть свою пленницу, речная дорога самая верная... Необходимо ее перекрыть, и Дженнак надеялся, что трехсот бритунцев для этого хватит.

Ночью и под утро он был слишком занят, чтобы искать Чени за покровами Великой Пустоты. Над Росквой парил воздушный флот, корабли спускались вниз, выплескивали сотни воинов, которых нужно было снабдить проводниками, усилить ополченцами и отправить в то или иное место; Вальхар и его батабы требовали указаний, сновали посыльные от вождей Очага, гремели команды, лязгало оружие – словом, царила неизбежная суматоха, какая бывает в начале сражения. Затем пришлось отбивать атаки вышедших из крепости аситов, врачевать раненых, подвозить боеприпасы, пищу и воду. Привычные заботы накома, что позволяют укрепить сердце и не скользнуть во тьму отчаяния... Но за этой суетой, за властными жестами вождя, посылавшего воинов в битву, за его уверенным голосом и грозным ликом стояло ощущение беды. Он знал лишь то, что Чени жива и спрятана где-то в цитадели. Жива, но что с ней?.. Временами чудилось Дженнаку ее лицо, искаженное страданием, и слышался зовущий его голос... Но это был не проблеск истины, а игра взбудораженных чувств – ведь он не погружался в транс, не прозревал сиюминутных или грядущих событий. Для этого не хватало времени – над площадью свистели пули, лязгала сталь, тасситы рубились с россайнской конницей, потом он вел в атаку бритунцев и иберов, надеясь ворваться в цитадель вслед за отступающим врагом. Не получилось... Сжигаемый нетерпением, Дженнак подумал, не высадиться ли прямо в крепость с воздушных кораблей. Но эта затея было опасной – снаряд, ракета и даже залп из карабинов могли воспламенить наполненную газом оболочку, а воины Дженнака, в отличие от него, летать не умели.

Сейчас, в мгновение затишья, он потянулся было к крепости, но тут же отдернул свой ментальный щуп. Туап Шихе!.. Поглощенный собственной бедой, он забыл про акдама... Уцелевших во время бойни в Торговом Дворе было немного, их опрашивали люди Ах-Хишари, но Всевлад ничего не выведал о судьбе Светозары, о Чени и их телохранителях. По словам очевидцев, отряды тасситов быстро окружили Двор и ворвались внутрь, а дальше каждый сражался или спасался как мог. Если бойню устроил Невара – а в этом у Дженнака не было сомнений, – Чени и, возможно, дочь Всевлада, схватили Надзирающие, несколько лазутчиков, опытных в делах убийств и похищений. Конечно, женщинам не нанесли вреда, но что касается охранников...

Дженнак зажмурился, сделал несколько размеренных вдохов и выдохов, и, представив лицо Туапа Шихе, скользнул сквозь занавес Великой Пустоты. Ничего... совершенно ничего... Они с Туапом были знакомы слишком недолго, и, по прежнему опыту, он знал, что такого человека ему не найти на смертных тропах, ведущих в Чак Мооль. Не открывая глаз, он вызвал облик Чени, и она явилась в тот же миг. Правда, это видение было неясным – Дженнаку мнилось, что она находится в сумрачной камере, освещенной тусклой эммелитовой лампой. Насчет обстановки этого узилища он ничего не мог сказать, даже не разглядел, есть ли там другие люди, однако уверился, что темница где-то в пирамиде, принадлежащей Надзирающим. Иное было бы странно, решил он и услыхал далекий голос цолкина Ирассы:

   – Лорд! Здоров ли ты, мой господин?

   – Я отдыхаю, – хрипло пробормотал Дженнак, вынырнув из транса. – Вина! Дай мне вина!

   – Прости, я не знал..,

Ирасса, сын Ирассы, протянул ему чашу с вином, и руки их на миг соприкоснулись. «Этого я не отдам Чак Мооль, – подумалось Дженнаку, пока он прихлебывал терпкое иберское. – Не отдам! Я должен вернуть его отцу, чтобы продлился их род, чтобы расстелили для него шелка любви, чтобы прожил он годы, не прожитые тем, другим Ирассой... Ирассой, которого я не сумел защитить и сохранить...»

Мелькнули перед ним ступени Храма Вещих Камней, тела его мертвых воинов и «Хасс», его драммар, пылающий в до– ланской гавани. Все повторялось в его жизни – битвы, потери, ушедшие во тьму друзья и возлюбленные... Но сейчас он был мудрее и его дар окреп; сейчас он мог предвидеть больше, мог лучше защитить и сохранить. Когда-то вера в богов давала ему силы... Теперь он верил в себя.

Он пробормотал прощальные слова, пожелав Туапу Шихе взойти на мост из радуги и пообещав ему достойное погребение. Потом мысли Дженнака обратились к Ро Неваре, к потомку вражеского рода, с сынами которого он встретился в юности и пролил их светлую кровь. Да, Великие Очаги сражались и соперничали друг с другом, их юноши бились в поединках совершеннолетия, их сагаморы плели интриги, старались расширить владения хитростью или силой. И все же, думал Дженнак, была и есть среди светлорожденных некая загадочная связь, таинственные нити, соединявшие их – возможно, отзвук крови или частица естества, доставшиеся от богов. Родича, врага ли, друга, они узнавали безошибочно; характерные черты обличья, сходное воспитание, вера в свою избранность были словно сигнал, что отстучали на барабане. Но кроме этих внешних признаков существовало что-то еще, заложенное на уровне инстинкта. Не удивительно, что Дженнак, сын Одисса, признал в Неваре светлую кровь; равным образом, не приходилось удивляться, что Невара этого не сделал, ибо его воспитание и жизнь, которую он вел, не подобали сыну Мейтассы. И все же его тянуло к Джену Джакарре, как тянется брусок железа к сильному магниту... И Дженнак впервые подумал, что страсть Невары к Чени тоже можно объяснить этим инстинктивным притяжением – ведь Невара из семьи, скрывавшей свой высокий род, и он не встречался с другими светлорожденными, ни с женщинами, ни с мужчинами. Лишь однажды глядел на них в Инкале – так, как смотрит нищий на золотые чейни в созвездии Тапира...

И, размышляя об этом на поле битвы, у площади, усеянной мертвыми телами, понял Дженнак, что Ро Невара не прикоснется к Чени без ее желания. Кровь не позволит ее оскорбить, кровь и сетанна светлорожденного, ибо насилие над женщиной, убийство ребенка и казнь невинного губят честь и гордость навсегда. Пожалуй, лишь недоброй памяти Фарасса был на такое способен... Но доказывает это лишь одно: и в соколином гнезде может родиться гриф-падальщик. А Ро Невара падальщиком не был! Скорее, он еще не осознал, кто он есть, и в страхе перед ревнивыми владыками Асатла старался позабыть о своем происхождении.

Дженнака окликнули, и он обернулся. Огибая кучи мусора, груды кирпича и обгоревших балок, к нему шел Борк Улога, а за ним след в след шагал юный Нево Ах-Хишари. Он был в шлеме и высоких сапогах, с палашом на перевязи, кинжалом и карабином – словом, выглядел бравым воином.

   – Речной арсенал захвачен, но метатели еще не подвезли, – доложил Борк. – Думаю, притащат через всплеск... Пока что Ах-Хишари прислал сына с любопытной новостью, а с ним – телегу с ломами и мотыгами.

Дженнак оглядел юношу с ног до головы, от сапог до шлема.

   – Вижу, ты снарядился как воин... Почему? Ты ведь не любишь воевать?

   – Моя сестра в беде, и твоя супруга, наша гостья, – промолвил Нево. -г Могу ли я сидеть за столом и рисовать чертежи? Это было бы позором и потерей чести! Все наши мужчины сражаются, даже старый Тополь, мой...

Ты послушай, что он говорит! – нетерпеливо прервал юношу Борк.

V Не о старом Тополе и семейной чести, а о подземных ходах, ведущих в крепость! Отсюда, из Тортового Двора, и из Храма Благого Тассилия! Я об этом слышал, да не верил, байкой считал, а Всевлад в точности знает! Вот, велел сыну вход отыскать... Найдешь, парень?

Нево кивнул.

   – Ходы? – Дженнак с надеждой воззрился на юношу. – Подземные тоннели?

   – Да, мой лорд. Отец сказал, в храмовом подземелье есть стена со старым гобеленом, с вытканной картой Россайнела... Гобелен древний, а стена за ним поновее – ход заложили, когда строилось святилище. Он идет к Пирамиде Сахема и дальше, к Судебной и хранилищу казны. Из Торгового Двора тоже прокопаны ходы, к самой реке ведут, так что можно попасть в Пирамиды Накомов и Надзирающих. Но и в этом тоннеле стена, даже две... А как в него забраться я знаю – через винный подвал у лавки Резана! Но лавку сожгли, лестница в подвал засыпана и потому...

   – Ирасса! – позвал Дженнак. – Ты все слышал, Ирасса?

   – Да, господин!

   – Возьми людей и разбери завал. Нево покажет место. Торопись!

   – Слушаю, лорд!

   – Пошли гонцов к Одону и Ландмарку. Пусть известят их, что я хочу пробраться в крепость под землей. Когда захватим восточную стену и батареи метателей, они должны атаковать. Еще один приказ Ландмарку: мне нужен отряд под командой толкового цолкина. Триста воинов. Они пойдут со мной. – Сказав это, Дженнак повернулся к Борку, который чуть не приплясывал от нетерпения. – Для тебя тоже дело есть. В стороне не будешь.

   – Ну! – Борк хищно оскалился. – А я уж боялся, что забыли про меня!

   – Поведешь свою дружину в ход, что под святилищем. Возьмите кирки и ломы, пробейтесь в тоннель, а как выйдешь к пирамиде, не ищи наместника и не чини над ним расправу. Твоя задача – метатели на стене! Бритунцы с одной стороны нападут, ты – с другой... Понял, Борк?

   – Понял. А потом как? Что с наместником?

   – Когда Одон и Ландмарк ворвутся в крепость, можешь поискать Коком-Челя. Но не раньше.

   – Я его кайманам брошу!

Глаза Дженнака грозно сверкнули.

   – Ты приведешь его ко мне живым! Может, Коком-Чель не лучший из людей, но я не слышал, чтобы кого-то швырнули в бассейн по его приказу! Хочешь стать палачом и опозорить свой Очаг и род? – Он выждал недолгое время и вытянул руку к святилищу. – Иди, сражайся и забудь про кайманов! Сейчас ты воин, а будешь одним из правителей. Тот, кто правит силой и страхом, богам не угоден. Запомни это, Борк! Хайя!