Текст книги "Русская миссия Антонио Поссевино"

Автор книги: Михаил Фёдоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Стефан Баторий велел готовиться к зимовке. Орудия откатили с боевых позиций в лагерь, прекратили осадные работы. Баторий послал крупный отряд, чтобы взять в расположенном в шестидесяти верстах Псково-Печерском монастыре съестные припасы и фураж для кавалерии, но малочисленный стрелецкий гарнизон успешно отбил два приступа. Фуражиры вернулись ни с чем.

Надвигалась зима, в польском лагере начались болезни. От лютой стужи страдали не только люди, но и животные. А московиты, по-прежнему не выказывая ни малейшего недостатка в боевых припасах, регулярно обстреливали поляков и тревожили их вылазками. Стефан Баторий, видя, что осада Пскова близится к бесславному завершению, поручил её ведение Яну Замойскому, а сам с верными ему немцами и венграми ушёл в Вильно. Оставшиеся у Пскова польские и литовские шляхтичи стали роптать. Началось дезертирство.

Ян Замойский, как он и обещал Поссевино, сумел убедить Стефана Батория в необходимости переговоров с русскими. Осада с Пскова была снята, началась активная переписка между русской и польской сторонами. В конце концов переговоры решили провести в Яме Запольском – селе верстах в ста пятидесяти на юго-восток от Пскова. Русское и польское посольства приехали на означенное место уже в начале декабря. Правда, сам Ям Запольский был во время войны основательно разрушен, поэтому русские решили остановиться чуть в стороне – в местечке под названием Киверова Горка. Московское посольство возглавили наместник города Кашина Дмитрий Елецкий и наместник героического Козельска[177]177
  Козельск – древний город, ныне в Калужской области. Во время нашествия Батыя оказал чрезвычайно упорное сопротивление татарам, за что получил от них название «злой город».


[Закрыть] Роман Алферьев с секретарями Верещагиным и Свиязевым.

Стефан Баторий долго раздумывал, кого же назначить на переговоры. Поссевино требовал, чтобы в посольство входили лишь католики. Он опасался, что межконфессиональные противоречия участников посольства Речи Посполитой будут замечены московитами и те сумеют использовать их для своей пользы. Но Баторий, то ли по совету Замойского, то ли проявив в этот раз государственную мудрость, наряду с католиками Янушем Збаражским и Альбертом Радзивиллом назначил в посольство православного литовца Михаила Гарабурду, хорошо знавшего московские нравы.

Переговоры продолжались до пятнадцатого января. Обе стороны проявляли невиданное упорство, стараясь выторговать для себя наиболее приемлемые условия. Поляки стращали московитов продолжением осады Пскова, те отвечали, что коль до сих пор ничего не вышло – и дальше будет так же. И те и другие объявляли о прекращении переговоров и скором отъезде, через день отказываясь от этих намерений. Камнем преткновения было даже титулование монарших особ.

Антонио Поссевино, которого обе стороны признали законным посредником на переговорах, начинал закипать. Он уже не находил доводов для примирения врагов, и то молился, чтобы стороны пришли к взаимоприемлемому решению, то, стиснув зубы, беззвучно ругался, чтобы чёртовы русские и не менее чёртовы поляки наконец угомонились и смирили гордыню ради общего дела. И тут же снова молился, прося прощения у Господа за свой мысленный грех.

Мирный договор был подписан 15 января 1582 года. Поссевино в своих записках указал, что мир достигнут под влиянием Святого престола, не забыв упомянуть и о собственных заслугах. Но мир не был бы заключён так быстро, если бы не третья сила – шведы. Ещё осенью они отняли у русских города Нарву и Копорье, заняли всю Северную Ливонию и теперь угрожали полякам. В такой обстановке Речь Посполитая и Русское царство сочли благоразумным поторопиться, чтобы развязать себе руки перед лицом новой опасности.

Для Русского царства договор завершил двадцатичетырёхлетнюю войну. Все усилия, все лишения и кровь оказались напрасными: оно осталось почти в тех же границах, что и накануне войны. Из довоенных владений полякам был передан лишь город Велиж. Но посредничество Поссевино оказалось полезным: фактически проигранная война не обернулась для державы существенными территориальными потерями. Русское царство остро нуждалось в мире, и оно его получило. Первая часть плана, разработанного Андреем Щелкаловым и Иваном Васильевичем, была реализована. Теперь предстояли длинные и нудные переговоры о том, что было не обещано, а лишь обозначено, – об унии православия и католицизма.

Для Антонио Поссевино русские выделили сотню охраны и сани – снег же кругом, какая карета! Стояла середина января – самое собачье время. От мороза трещали в лесу деревья, собаки в деревнях от холода забивались в заваленные снегом будки, а птицы замерзали на лету, падая в глубокий снег. Кутаясь в богатую соболиную шубу и едва высунув наружу покрасневший нос, легат тем не менее думал не об ужасах зимнего пути в Москву, а о предстоящих переговорах.

– Вот и наступает самое главное, – бормотал он по-итальянски, – интересно, где сейчас находится и чем занимается брат Гийом?

Глава семнадцатая
ВЫСОКОЕ ИСКУССТВО ОТРАВЛЕНИЯ

Брат Гийом и Ласло задержались в Ростове надолго. Первоначально коадъютор собирался уйти в Сергиеву обитель к старцу Амфилохию не позднее чем через неделю, но не успел. Спустя три дня после их прибытия в Ростов подошел торговый обоз из Новгорода, и по всему городу разлетелась весть, как тамошний воевода едва не поймал лазутчиков – неизвестно чьих, то ли поляков, то ли шведов. А может, ещё чьих. Да с подробным описанием – маленький сухой старик, а с ним блаженный отрок, ликом – как ангелочек. И во что те были одеты – тоже описали пришедшие купцы. Выходит, не поверили новгородцы, что бежали лазутчики в Ливонию. А может, и поверили, да только весть всё равно разлетелась далеко за пределы торгового города.

Одежда – тьфу, мелочь, а вот остальное… Свой возраст да благостную мордаху Ласло не изменишь ведь. Ростов – городок небольшой, а ну как попадёшься на глаза тем купцам? Да и стража на воротах наверняка уже получила распоряжение. Хорошо, если не вспомнили, что несколько дней назад входили в город похожие на лазутчиков люди. А как будешь выходить – точно вспомнят. Нет, рисковать нельзя. Переждать следует, благо время пока терпит. И в город из архиепископова дома выходить нельзя. Лучше отсидеться, не вечно же о них будут помнить, у стражи да здешнего воеводы и других забот хватает, и каждый день новые появляются.

Брат Гийом решил не тратить время зря и стал наставлять Ласло в деле приготовления и использования ядов. Они так и жили в том небольшом домике в усадьбе архиепископа. Небольшое помещение с огромной печью хорошо протапливалось, и от холода они не страдали, хотя стоял уже декабрь, и морозы держались нешуточные. Стол, две тяжёлые лавки да два ложа из сосновых досок составляли всё убранство их жилища.

– То, что я в новициате говорил, – начал коадъютор, усаживаясь за стол, – всё верно, конечно, да только пока сам яд не приготовишь да человека на суд Божий не отправишь – считай, всё впустую. Помнишь, чему я вас учил?

– Помню, брат Гийом, – с готовностью ответил Ласло, – яды по воздействию бывают разными. Одни надо принять внутрь с едой или питьём, другие следует вдохнуть, а к третьим достаточно лишь прикоснуться.

– Хорошо, – удовлетворённо произнёс коадъютор, – вижу, запомнил. Теперь поговорим о другом. Яды могут происходить от растений – эта самая большая группа, от животных и от земли. Многие растения чрезвычайно ядовиты, причём отрава может содержаться в стеблях, листьях, цветках или плодах. Южные растения обычно более ядовиты, чем северные. Почему так сложилось – никто не знает, но я предполагаю, что виной тому – солнечные жар и свет. Чем больше жар, тем сильнее растения производят некоторые соки, которые на них или животных не оказывают никакого действия, а для человека смертельны.

– А из животных какой яд?

– В наших краях, где не очень жарко, таких животных мало. И это не коровы и не куры, а некоторые жуки. Но в южных краях всё иначе. В Европе ты можешь есть любую рыбу, не боясь отравиться, а в Индии тебе следует опасаться: нередко смертельно опасными являются рыбьи внутренности – икра, молоки, плёнка, что выстилает брюшную полость. А иногда и рыбье мясо. Поэтому есть надо только то, в чём ты уверен. Кроме этого, язычники, что живут в некоторых южных странах, научились добывать яд из лягушек, тритонов и прочих мерзких тварей. И не забывай об обычном змеином яде.

– Брат Гийом, ты ещё говорил о земном яде.

– Таких ядов очень немного. Самый известный – это мышьяк. В земле он чаще всего сопутствует меди или олову, и люди давно научились получать его в чистом виде.

– А есть другие земные яды, кроме мышьяка?

– Есть. Но ты должен запомнить, Ласло, что одно и то же вещество может быть и ядом, и лекарством.

Брови Ласло изумлённо поднялись:

– Как это?

– Некоторые вещества являются безвредными в малых дозах и опасными в больших. Или когда их используют не так, как следовало бы. Возьми обычный свинец. Он используется для изготовления печатей, отливки пуль и литер для печатания книг. До сих пор из него делают трубы, по которым течёт вода. Совсем недавно свинцовый сахар[178]178
  Свинцовый сахар – ацетат свинца (II). Имеет сладкий вкус, широко использовался в античном мире и Средневековье как подсластитель пищи.


[Закрыть] применяли для подслащивания вина и для сладкой выпечки. И только в конце прошлого века папа Александр Шестой издал буллу, запретившую использовать свинцовый сахар. Он был из рода Борджиа, а эта семья понимала толк в отравлениях. Если ты один раз выпьешь вина со свинцовым сахаром, то не случится ничего. Но если это делать постоянно в течение долгого времени, то у тебя непременно начнутся свинцовые колики, а потом ты умрёшь.

Ласло аж рот открыл, слушая брата Гийома. Всё это было для него внове, и живой мозг юного венгра тут же начал изобретать способы умерщвления людей с помощью свинцового сахара. Если не знаешь, что сладость в кушанье или вине происходит именно от него, то будешь есть и пить без опаски.

А ведь совсем необязательно говорить об этом. Правда, плохо, что тогда нужно постоянно находиться с человеком, которого собираешься отравить, а с этим много хлопот. Куда лучше дать ему такой яд, который подействует спустя несколько дней, когда ты уже будешь далеко. Интересно, есть ли такой яд? Этот вопрос он и задал брату Гийому.

– Сейчас мы поговорим и об этом, – улыбнулся коадъютор. – В Библиотеке Святого престола есть немало папирусов, вывезенных из Египта накануне прихода туда мусульман. Некоторые из них написаны древним священным письмом[179]179
  Иероглифы – дословно в переводе с древнегреческого «священное письмо».


[Закрыть], и прочитать их мы не можем. Но многие написаны по-гречески, и их я изучил очень подробно. Люди давно пытались найти такой яд, который убивает не сразу, а спустя некоторое время после того, как попал в человека. Иногда у них получалось найти такой состав. Первое время человек не чувствует ничего, потом появляется лёгкое недомогание, которое становится всё тяжелее, и через несколько дней – смерть. Египетские языческие жрецы преуспели в этом, если верить греческим папирусам. К сожалению, многие знания были утрачены, и сейчас приходится заново открывать то, что в Египте знали тысячелетия назад.

– Так ты, – глаза Ласло расширились, – ты сам работал над ядами и сейчас умеешь убивать с отсрочкой?

Коадъютор молча кивнул.

– Но ведь, – Ласло запнулся, но тут же вновь заговорил быстро, – для этого надо…

– Да, – ответил брат Гийом, – для этого нужны люди, на которых следует испытывать действие яда. А в Риме никогда не было недостатка в осуждённых на смерть преступниках. Не скрою, Ласло, мне пришлось основательно потрудиться. Но об этих людях никто не станет печалиться.

Но Ласло и не думал печалиться из-за того, что какие-то неизвестные ему разбойники умерли при опробовании на них яда, созданного братом Гийомом. Его интересовало другое:

– А разве только в Египте пытались сделать такой яд? Ты же говорил, что в южных краях ядовитые травы растут повсеместно.

– Не только в Египте. Но о других странах мы знаем мало. Наверняка в Индии или Китае есть свои мастера в области отравления. – Брат Гийом вздохнул. – И мне было бы интересно побеседовать с ними. О том, каких высот в искусстве отравления добились тамошние жители, я сужу по одному маленькому событию, случившемуся у северных границ Китая четыреста лет назад.

– Что это за событие, брат Гийом? – с нетерпением произнёс Ласло.

– Известен ли тебе человек по имени Темучин?

Ласло нахмурил лоб и задумался.

– Нет, я его не знаю.

– Ещё он известен под именем Чингиз-хан. На Востоке его называли Потрясателем Вселенной. И называли совершенно справедливо. Этот конный варвар был воистину великим полководцем, создав одну из величайших империй в истории. Он подчинил себе почти всю Азию, а его внук превратил в пыль восточную часть Европы. Всадники степных варваров стояли даже у границ Италии, и лишь вмешательство Божье отвратило этого дикаря от вторжения.

– И что случилось с ним четыреста лет назад? – нетерпеливо повторил Ласло.

– Не с ним, а с его отцом. Он как-то в степи встретил своих кровных врагов, которые сидели у костра и готовили себе еду. По их обычаям, нельзя делать зло человеку, который сел к твоему костру, поэтому они скрепя сердце не стали убивать отца Темучина. А напротив, накормили и разрешили переночевать у костра, а утром отпустили невредимым. Но спустя несколько дней он умер. Его смерть можно было бы считать произошедшей от естественных причин, но человек, записавший эту историю, был убеждён, что его отравили медленным ядом. И я уверен, что было именно так. Ведь у того человека наверняка были основания считать эту смерть следствием отравления. Очевидно, в глубинах Азии знания о ядах намного обширнее и основательнее наших, если даже дикари владеют секретом медленного отравления.

Брат Гийом замолчал. Ласло тоже сидел молча, обдумывая слова коадъютора. Снаружи на оконную раму их жилища сел воробей и начал деловито стучать клювом. Сквозь бычий пузырь его было плохо видно, но мерный стук прекрасно доносился до ушей. Ласло, встрепенувшись, подошёл к окну и щёлкнул пальцем по раме. Воробей вспорхнул и улетел.

– Там, – Ласло кивнул головой в сторону окна, – нас тоже хорошо слышно.

– Ты прав, – согласился брат Гийом, – будем говорить тише.

Ласло вернулся к нему и снова сел на лавку:

– Брат Гийом, я знаю, что нам предстоит отправить на Божий суд того старца Амфилохия, о котором говорил Давид. Наверное, ты уже решил, как сделать это, чтобы нас не поймала монастырская стража?

– Да, Ласло, я решил, – снова согласился коадъютор. – И конечно, это будет яд?

– Да, Ласло, яд.

– Брат Гийом, ты знаешь об этой стране очень много, а я ничего. Скажи, что я должен сделать?

Брат Гийом внимательно посмотрел на него:

– За время нашего путешествия я присматривался к тебе, Ласло. Ты не по годам силён, умён и хладнокровен. Тебе под силу то, чего не смогут сделать большинство взрослых, опытных мужей.

Ласло кивнул:

– Да, я убью его. Но разве обязательно делать это с помощью яда? Я могу прийти в монастырь под видом паломника, выбрать удачный момент и задушить его или зарезать. Сделать это много проще, чем отравить.

Коадъютор покачал головой:

– Нет, это никуда не годится.

– Почему?

– Когда противник унии, чьё мнение имеет вес не только во мнении царя, но и среди многих священников, погибает от насилия накануне переговоров, которые будет вести отец Антонио, это вызовет немало пересудов и плохо скажется на настроении колеблющихся.

Ласло склонил голову в знак согласия:

– Прости, брат Гийом, я не подумал об этом. Но теперь вижу, что ты совершенно прав. Да, я убью его с помощью яда. Ты только скажи, как.

Брат Гийом внимательно посмотрел на Ласло:

– Мне приятно твоё рвение, но прежде я хочу рассказать тебе, какие способы отравления применяются в разных странах Европы – Франции, Германии, Испании, и наконец, в Италии, которая по праву считается первой в этой области знания. Яд надо не только приготовить, но и донести до человека, которому он предназначен. А вот каким способом его донести – это порой является искусством не менее изощрённым, чем приготовление.

Ласло заинтересованно смотрел на брата Гийома, ловя каждое его слово.

– В древности яды обычно подмешивали в еду или питьё, – продолжил коадъютор, – ведь это самый простой способ. Но со временем, по мере того как яды совершенствовались, менялись и способы их применения. Отравители очень изобретательны. Отраву добавляют в духи, ей смазывают кинжалы, чтобы даже малейший порез был смертельным. Яды наносят на одежду, на гребни для волос, ими пропитывают гобелены в покоях надоевшего человека. Порой бывало, что некая дама, любовница короля или знатного вельможи, получала в подарок от неизвестного человека надушенный платок. Она нюхала источаемый им аромат, и к вечеру у неё распухал нос и начинали слезиться глаза. А ночью в горле образовывался отёк, и к утру она умирала в мучениях.

Брат Гийом на мгновение замолчал и вздохнул с сожалением:

– У всех этих ядов был один общий большой недостаток: любой сведущий человек мог легко определить, что покойный был именно отравлен, а не умер естественной смертью. Правда, хотя всем было понятно, что человека убили с помощью яда, найти отравителя было невозможно. Более того – невозможно было найти аптекаря, приготовившего этот яд.

– Почему?

– Потому что люди, способные изготовить яд, который убивает запахом, не заявляют о себе на каждом углу. Изготовление такого яда – дело непростое, поэтому они работают тайно, и у каждого из них есть могущественные покровители, которые всеми силами будут стараться сохранить такого ценного человека, чтобы он и дальше создавал для них яды. Их имена могут стать известными только в одном случае – когда их покровителям грозит разоблачение, и единственным путём избежать его является смерть создателя яда, которого и объявляют виновным во всём. Но такое случается нечасто. Ту даму, про которую я говорил, отравила соперница, которая теперь заняла её место.

– Так это правда? – вскрикнул Ласло.

Брат Гийом жестом успокоил его:

– Конечно. Но я не назову тебе имён. Ты должен всё понять сам. Возможно, не сейчас, а через полгода или год, но сам.

– Брат Гийом, расскажи о ядах, которые убивают прикосновением.

Лицо Ласло дышало любознательностью, вкупе с которой милая детская наружность больше подходила бы отроку, интересующемуся дальними странами, звёздным небом или античной историей. Но нет, любопытство молодого убийцы было совсем другого рода.

– Хорошо, – сказал коадъютор, – слушай.

Рассказ его был длинным. Ласло узнал о ядах, выделяемых жуками-навозниками, шпанскими мушками и некоторыми другими насекомыми, живущими не в далёких жарких краях, а в христианских землях, и добыть их не составляет никакого труда. Эти выделения, попадая через маленькие трещинки кожи в тело, вызывают недомогание, а в больших дозах – смерть.

– Из этих жуков семейство Борджа создало яд, получивший наименование кантарелла, – сказал брат Гийом, – его надо совсем немного, чтобы человек предстал перед Господом. Борджа научились весьма ловко применять его. Они отравляли людей с помощью перстня, в драгоценном камне которого имелась полость, заполненная этим ядом. Борджа дарили приговорённому ими человеку перстень, снимая его со своей руки, что считалось особой милостью.

– Почему же они сами не умирали от него, если носили этот перстень? – удивился Ласло.

– Когда они передавали перстень, то незаметно поворачивали камень, и внутри кольца вылезала тонкая полая игла – совсем ненамного, ровно на столько, чтобы одариваемый её не заметил, но чтобы она могла поцарапать кожу и ввести яд. Человек обычно не замечал царапины и спустя несколько дней умирал.

– Но все понимали, что он умер именно от яда, только не знали, каким способом его отравили? – догадался Ласло.

– Да. Другой способ заключался в том, что приговорённого просили открыть ключом шкатулку, а замок, как нарочно, был очень тугим. А ключ имел несколько острых выпуклостей, которые выглядели как изысканное украшение дорогой вещи. Человек тоже царапал себе руку и вскоре умирал.

– А эти выпуклости были смазаны ядом! – воскликнул Ласло.

– Смазаны и высушены. Поэтому простым осмотром невозможно было определить, нанесён ли яд на ключ. Изощрённости отравителей нет предела. Вдовствующая королева Франции Екатерина Медичи собиралась отравить своего зятя Генриха Наваррского с помощью книги о соколиной охоте.

– Отравить? – удивился Ласло. – Но ведь Генрих жив и успешно воюет с католиками!

– Да, – согласился коадъютор, и в голосе его звучало сожаление. – Екатерина тогда смазала страницы книги ядом в надежде, что Генрих Наваррский, переворачивая слипшиеся бумажные листы, будь смачивать палец слюной и яд таким образом попадёт в желудок. Но так случилось, что первым книгу, которую подбросили в покои Беарнца[180]180
  Беарнец – так называли Генриха Наваррского Бурбона, так как он был уроженцем виконтства Беарн.


[Закрыть], взял в руки король Франции Генрих Третий Валуа. А он был большим любителем соколиной охоты. Мать стала невольной убийцей собственного сына. Бедная женщина!

В воздухе повисла пауза. Брат Гийом искренне сожалел, что Екатерина отравила не того Генриха, и теперь проклятый гугенот Наваррский успешно воюет с католиками! А Ласло не решался прервать молчание уважаемого наставника. "Старею, старею, – подумал брат Гийом, – раньше я не был таким чувствительным". Но говорить о своей слабости он Ласло не стал.

– Брат Гийом, я полагаю, что ты используешь не только яды, созданные другими людьми, но и, – Ласло замялся, – думаю, опыты, о которых ты упоминал, дали плоды, и ты превзошёл своих предшественников.

– Почему ты так думаешь? – спросил коадъютор.

– За время пути от Равенны до Ростова я хорошо узнал тебя и думаю, что ты не из тех людей, кто довольствуется малым, пусть даже это малое другие считают великим. Такие люди, как ты, стараются всё сделать лучше других. Настолько лучше, что непосвящённые не могут и представить, каких высот ты достиг в своём деле. И именно это свойство твоей натуры сделало тебя лучшим знатоком Московского царства, которого так ценят в Риме.

Вот оно что! Брат Гийом мысленно улыбнулся. Оказывается, не только он всё это время изучал Ласло, но и Ласло изучал его!

– Ты прав, – согласился он. – И я создал яд, который убивает одним прикосновением, и для этого не нужны ни потайные иглы, ни вычурные неровности.

Брат Гиом взял свою сумку и поставил на стол. Открыв, вытащил содержимое.

– Сейчас я расскажу тебе, как пользоваться очень опасным тайным ядом.

– Почему ты называешь этот яд тайным?

– Потому что его не надо подмешивать в еду и питьё и даже не надо заставлять человека вдыхать его испарения. А после смерти даже самый опытный врач не найдёт в теле следы его применения. Искусством его приготовления владею только я. Да, при его создании я использовал кантарел-лу, шпанскую мушку, жуков-навозников, касторовые бобы[181]181
  Касторовые бобы – плоды клещевины. Содержат яд рицин, в 6 раз более токсичный, чем цианистый калий.


[Закрыть]и ещё некоторые яды, извлекаемые из растений. И у меня получился очень чистый яд, способный проникать в человека сквозь поры, через которые выступает пот, и вдоль волос к их основанию, где он лимфой разносится по всему телу. И самое главное, смерть наступает от однократного применения и выглядит естественной. Ни один, даже самый опытный врач не определит, что человеку дали яд.

С этими словами брат Гийом взял двумя пальцами пузырёк из матового стекла в толстом кожаном чехле. Горлышко его тоже было замотано кожей, пропитанной водонепроницаемым составом. Коадъютор снял кожаный лоскут, и оказалось, что пузырёк закрыт ещё и хорошо притёртой пробкой, не пропускающей наружу ни единой капли. Ласло благоговейно смотрел на ёмкость, наполненную смертоносным составом. Брат Гийом, покопавшись в вещах, достал ещё один кусок кожи – в пол-ладони величиной и, как заметил Ласло, безо всякой пропитки.

– Перед тем как войти в монастырь, я капну немного отравы на замшевую сторону этого куска кожи, – сказал брат Гийом, кивком указав на лоскут, – потом сложу его пополам так, чтобы яд оказался внутри. Тебе надо будет прикоснуться отравленной стороной к руке старца, и всё. Через несколько дней он умрёт.

На лице Ласло появилась нерешительность:

– Брат Гийом, но ведь может случиться, что я коснусь отравленной стороной своей руки!

– Может, – согласился коадъютор, – но перед монастырём я дам тебе противоядие. Оно убережёт тебя от смерти. Но ты всё равно старайся не касаться, ведь даже после применения противоядия яд на тебя подействует, хотя и не будет смертельным. Но ты будешь болеть несколько дней.

– Но как же я прикоснусь к старцу?

– Думаю, это не будет сложно, – ответил коадъютор, – он не прячется ни от кого, и его не охраняют. В дороге расскажу.

Он внезапно утратил к разговору интерес.

– Брат Гийом… – начал было Ласло.

– На сегодня довольно, – пробормотал коадъютор, садясь на своё ложе, – позже ещё поговорим. А сейчас ложись спать.

Ласло послушно лёг на своё место, потом встал и задул огонь, после чего вернулся на ложе.

– Завтра выступаем, – негромко и равнодушно, как бы между делом, произнёс коадъютор.

– Когда? – с такой же безразличной интонацией спросил Ласло.

Словно речь шла о выходе на богомолье или переходе в другой город, а не о пути к очередному убийству.

– В обед, – ответил коадъютор, – днём народу больше всего проходит, стражники на нас и внимания не обратят.

– Уже больше четырёх месяцев прошло, – напомнил Ласло, – про нас и забыли все.

– У русских есть хорошая поговорка: "Бережёного Бог бережёт", – ответил коадъютор, – поэтому лицо тебе испачкаем сажей. Будешь неряхой.

– Хорошо, – согласился Ласло.

– Из города выйдем – снегом ототрёшь, – пообещал брат Гийом.

– Хорошо, – повторил венгр.

Заснули оба быстро: брат Гийом по давней привычке, а Ласло за время, прошедшее с того дня, как он покинул Равеннский новициат, успел перенять многие навыки из тех, которым учил его коадъютор. И умение быстро засыпать и просыпаться в назначенное время относилось к самым полезным из них…

Опасения брата Гийома оказались напрасными. За прошедшее с прибытия новгородского обоза время все и думать забыли о давних лазутчиках, которых растяпа новгородский воевода не сумел поймать. Всех сейчас больше заботило другое: в Яме Запольском недавно начались переговоры с поляками, и горожане бурно радовались, что проклятая война наконец-то закончилась. Правда, оставались ещё шведы, но… с ними тоже, Бог даст, государь договорится.

Стрельцы на воротах не обратили внимания на выходящих из города старика и чумазого мальчишку. Когда стены Ростова скрылись вдали, Ласло снегом оттёр с лица сажу и поёжился:

– Холодно!

– Ты же ещё не знаешь русскую зиму, – сказал брат Гийом, поправляя на плече сумку со смертоносным содержимым, – но привыкай. Зима только началась, а до весны нам с тобой отсюда не уйти.

От Ростова до Сергиевой обители – полторы сотни вёрст. Отдохнувшие и набравшиеся сил за пять месяцев безделья и обильной еды, путники легко проходили за день больше тридцати вёрст. Даже брат Гийом, ранее в силу преклонного возраста страдавший от длительных переходов, теперь шёл, не чувствуя усталости. Потом, конечно, усталость появится, потому что времени на отдых ему теперь нужно было больше, чем даже десять лет назад, во время прошлого посещения Русского царства.

К вечеру пятого дня они остановились на ночлег в деревушке верстах в десяти от Троицы. Богатый крестьянин накормил их горячей ухой и даже вина налил, приговаривая:

– Хоть и Рождественский пост, да воскресенье. Сейчас можно. Ешьте, божьи люди!

И спать им постелил у тёплого печного бока. Наутро после куда более скромного завтрака, ведь в понедельник – только сухояденье! – они покинули гостеприимного крестьянина. Вскоре вдалеке показались белые стены Сергиевой обители. Брат Гийом остановил Ласло и развязал сумку.

– Возьми вот это, – произнёс он, протягивая венгру смоченный в яде кожаный обрезок.

– Мне его в руках держать? – спросил Ласло.

Брат Гийом задрал полу его кафтана и показал на заплату:

– Видишь, на латке верхний край надорван? Туда клади. Кафтан-то ты снимешь, как старец из тебя бесов изгонять станет. А штаны при тебе останутся.

Ласло понимающе кивнул головой:

– Я должен изобразить человека, в которого вселился бес, а когда старец станет изгонять из меня нечистого, я и прикоснусь к нему отравленной кожей?

– Быстрый у тебя ум, – ответил коадъютор, – хвалю. А теперь съешь вот это.

Он достал из сумки мешочек из плотного полотна и швейный напёрсток. Затем зачерпнул напёрстком содержимого мешочка – грязно-жёлтой мелко порубленной травы. Потом высыпал на ладошку и стали пальцами растирать траву, придавая ей состояние порошка. Потом снова зачерпнул и протянул Ласло:

– Возьми травку в рот, язычком тщательно поелозь, смочи слюной, чтобы получилась кашица. Потом глотай.

Ласло послушно выполнил требование коадъютора. Тот внимательно следил, как венгр глотает противоядие. Убедившись, что тот всё выполнил как надо, сказал:

– А теперь зачерпни снега, оттай в ладонях, а водицу выпей. Да не забудь рот прополоскать, чтобы ничего не осталось…

Вскоре в ворота Сергиевой обители входили почтенный старец малого роста, а с ним – отрок, выказывавший явные признаки одержимости нечистым. Ласло смотрел вокруг наглым, нехорошим взглядом, пнул стрелецкого десятника, за что получил тычок древком бердыша в плечо. Упав от удара на снег, он бодро вскочил и гадко засмеялся, глядя стрельцу прямо в глаза:

– Думаешь, я не знаю, что ты в пост вино пьёшь и с бабой своей шалишь. И не только со своей!

Слова он выговаривал как-то странно, словно держал в это время во рту горячую кашу.

– Ах ты! – Десятник, для которого намёк бесноватого на непозволительную связь был совершенно неожиданным, аж задохнулся от возмущения.

Он уже собирался догнать наглого отрока и основательно ему всыпать, да старец бросился в ноги:

– Господин десятник, не бей его! Не ведает он, что говорит. Бес в него вселился. Идём к старцу Амфилохию, дабы тот прочитал над ним что положено, и выгнал нечистого!

Ласло в отдалении кривлялся, корча рожи, и даже оголил зад. Стрелец посмотрел на него и кивнул старцу:

– Что ж бес сам в обитель пришёл-то? Не боится, что его изгонят из отрока?

– Так ведь силён, окаянный! Так и говорит, что даже преподобный Сергий ему нипочём! А уж Амфилохий и подавно! Помоги, добрый человек, уж очень к Амфилохию надо. Внучка жалко, уж полгода мается!

– Чего ж сам пришёл? Родители его где?

– Мать умерла родами, а отец в Пскове сейчас. Надежда есть, что не убили во время сиденья, да вестей давно не было. Боюсь, как бы…

По морщинистой щеке старика потекла слеза. Десятник вздохнул:

– Хорошо, старик.

Затем обернулся к стрельцам:

– Ловите бесноватого.

Затем снова старцу:

– Связать его надо на время, пока старец будет над ним читать. Бес ведь, сам видишь, на месте не сидит.

Коадъютор быстро-быстро закивал, соглашаясь. Стрельцы кинулись ловить Ласло. Тот показал чудеса быстроты и ловкости, носясь по двору и уворачиваясь от стремящихся схватить его рук. Он успевал даже пинать преследователям под зад, а иногда становился в какую-нибудь вычурную позу, как бы смирившись с неизбежной поимкой. Но как только его хотели схватить, срывался с места и прежняя кутерьма повторялась. При этом он не забывал громко кричать: