Текст книги "Повесть о детстве"
Автор книги: Михаил Штительман
Жанры:
Советская классическая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
– А на какие деньги теперь будем ему посылки слать? Службы уже нет, дедушка!
Но дедушка, видно, не намерен продолжать этот разговор; ущипнув Сёму за щёку, он ударяет ногой об пол и неожиданно запевает:
Иа высокой горе, В зелёной траве, Стоят двое немцев С длинными кнутами, Оц моц, коценю, С длинными кнутами!
Знаешь ты эту песню? – спрашивает дедушка.
– Нет, не знаю.
– Такой большой кавалер уже должен знать хорошие песни. А эту ты знаешь?
Пусть нам будет весело, Пусть живётся весело. Ой, зовите музыкантов, Пусть живётся весело!
– Не знаю.
– Какой стыд! Это же...
В это время входит бабушка. Она недоуменно смотрит на деда:
– Нашёл себе занятие. Во-первых, ты разбудишь Моисея. Во-вторых, отчего тебе так весело?
– А что? – не соглашается дедушка.– По-твоему, весь город должен знать, что Гольдин без службы? Пусть лучше думают, что мне хорошо, пусть думают и даже лопаются от зависти.
– Положим, базар уже всё знает.
– Знает, так тем лучше.– И дедушка берёт бабушку под руку и, улыбаясь, напевает:
Пусть нам будет весело, Пусть живётся весело. Ой, зовите музыкантов, Пусть нам будет весело!
– Я вижу, что ты выживаешь из ума. Лучше бы спросил, где я была.
– О, ты уже, наверно, начинаешь давать домашние обеды.
– А если да, так что?
– Ничего. Твои обеды...
– Могут сосвататься к твоему флигелю! – отрезает бабушка.
– Моисей...– вдруг кричит Сёма,– Моисей встал!
Спор утихает. Бабушка снимает платок и, взяв в руки тарелки, идёт на кухню; дедушка ставит перед собой коробочку с гильзами и, насвистывая, набивает папиросы.
– Я имею к вам разговор,– тихо говорит Моисей.
Сёма забивается в угол и делает вид, будто внимательно изучает пятнышки на стене. Он щурит глаза, поплёвывает, трёт рукавом, что-то шепчет, но уши его – там, около дедушки и Моисея.
– Я должен знать точно, кто я,– говорит Моисей.– Вы мне сказали тогда, что отец у меня умер от чахотки. Так. Братья есть, сёстры есть? Как их зовут? Что оии делают?
– Вы можете быть спокойны, как за железной стеной. Вы, то есть настоящий владелец паспорта, – в Америке, братьев у него нет. Есть одна сестра – слепая, она живёт в местечке Трегубы. Вяжет чулки. Он был щетинщик и дома жил мало. А люди, знающие его, предупреждены.
– Значит, одна сестра...– задумчиво повторяет Моисей.—> Одна, это хорошо.
– А что, вы собираетесь в дорогу?
– Я должен через пять дней уехать.
Сёма бросается к Моисею и взволнованно спрашивает:
– Как, ты уедешь? Надолго? Кто же будет у нас?
– Кто будет? – смеясь, повторяет Моисей.– Чёрт его знает, кто будет и что будет!
– Ты ж мне не рассказал, как ты бежал!
– Тише, Сёма! – сердито кричит дедушка.– Что ты пристал с глупыми вопросами? Сколько раз я тебе говорил: не вмешивайся, когда говорят старшие!
Сёма обиженно умолкает. Ох, эти старшие – покоя от них нет человеку!
* * *
Старый Нос сидит, опустив голову на колени. Он гадает: если Моисей подойдёт к нему перед уходом, значит, останется, если нет – уедет. Если дверь откроется, значит, останется, если нет – уедет. Если в странице меньше ста строчек, останется, если нет...
– Обидели молодого человека,– слышит Сёма знакомый голос и поднимает голову.
Моисей, улыбаясь, стоит рядом с ним:
– Обидели молодого человека... Может быть, молодой человек пойдёт с Моисеем к фабрике?
– Конечно, пойдёт.– И Сёма быстро натягивает куртку.– А где ящик?
– Здесь, со мной.
– Ну, пошли!
...Опасаясь подозрений, Моисей продолжал торговлю порошками и палочками, хотя нужды в этом уже не было. Покупки завёртывались в чистые белые листки, и, может быть, поэтому покупателей стало меньше. Но по-прежнему весело покрикивал хозяин, и Сёма восхищённо следил за каждым его движением. Они вышли сегодня позже обычного. Моисей разложил товар и, подстелив платок, присел на камень:
– Ну, мудрец, загадки умеешь отгадывать?
– Загадки? Смотря какие.
– Ну, ответь мне: чего нельзя увидеть?
– Своих ушей.
– Ну, это положим! – Моисей быстро приподнял брови, и уши его смешно зашевелились.– Видел, брат?
– Видел,– с восхищением повторил Сёма, пристально глядя на красные уши Моисея.– Как же это они сами?
– Нет, ты отвечай на вопрос.
– Значит, не уши?
– Нет... Ну, слушай. Нельзя увидеть следов птицы в небе, следов змеи на скале. Правильно?
Сёма подумал:
– Как будто правильно.
– А кого не хочется видеть?
– Не знаю.
– Того, кто сюда идёт, только не смотри на него.
Через площадь медленно и тяжело шагал полицейский – сомнений не было, он шёл к ним. Сердце Сёмы испуганно сжалось.
– Беги, дядя,– прошептал он,– направо, через сквозной двор! Попадёшь к Пейсе, скажешь – я послал...
Моисей засмеялся и погладил Сёму по голове:
– Спасибо, но давай не будем спешить.
Полицейский подошёл и, небрежно кивнув головой, сказал:
– Ну-ка, пойдём со мной!
– У меня торговля, ваше благородие,– спокойно ответил Моисей.
– Ладно,– хмуро прервал полицейский.– Пойдём. Здесь всего ходу два шага!
Моисей захлопнул ящичек и, подмигнув, отдал его Сёме:
– Понесёшь домой.
Сёма хотел ответить, но язык не слушался его. Молча принял он товар, с затаённым дыханием ожидая конца. Моисей пошёл с полицейским. Сёма робко поплёлся за ним.
– Ты по-вашему, по-еврейскому, знаешь? – спросил полицейский Моисея.
– Знаю,– ответил Моисей,– читать обучен.
Они подошли к воротам. Почти целиком ворота были обклеены серыми листками. Вокруг всё больше и больше теснился народ.
Ткнув пальцем в листок, полицейский сказал Моисею:
– Читай, торговый человек, слово в слово читай, как есть. У этих жидков правды не узнаешь!
Моисей всё понял: полицейского обманывали, ему читали вымышленный текст. Но вряд ли сейчас, в этом есть смысл. И громко, во весь голос, стараясь, чтобы было слышно стоящим позади, Моисей начал читать:
– «Товарищи!
Царское правительство душит всякую свободную мысль, давит всех, кто не принадлежит к господствующей шайке чиновников, попов, капиталистов и дворян. Оно гнетёт чужие национальности, скучивает евреев в тесной черте оседлости, где они задыхаются под гнётом нужды и бесправия...»
– Довольно! – сказал полицейский и сорвал листок.– Хватит! – Обернувшись к толпе, он закричал: – Чего уставились? Разойтись сейчас же велю! Разойдись, нечисть проклятая!
– Тут и православрые есть,– насмешливо крикнул кто-то.
– Что? Кто сказал?
В ответ раздался протяжный свист.
* * *
Через час Моисей и Сёма были дома. Весело потирая руки, Моисей рассказал дедушке о происшедшем.
– И ты ему прочёл?
– А что же! Я всем прочёл. Я ему оказал услугу, этому чёрту лысому.
Сёма с восхищением смотрел на Моисея: как приятно быть большим, смелым и умным! Очень даже приятно!
ЧАЙ С ПИРОЖКАМИ
Да, Моисей был умным и смелым. Вчера полицейский сорвал листки и широким ножом соскабливал с ворот клочки серой бумаги, а сегодня чья-то невидимая рука опять расклеила их. На дверях синагоги, на заборах, у входа в народную чайную появились эти листки с призывом к революционному действию. Стены и двери замазывали чёрной краской, со злобой срывали прокламации, но листков было много, и они опять появлялись в самых неожиданных местах. Утром жители местечка видели четыре серых листка даже на дверях полицейского участка. Ливень обрушился на местечко, и какой ливень!
Сёма ходил по улицам, посмеиваясь, потирая руки. Хитро сощурив глаза, он с любопытством смотрел на прохожих. Неистовство полицейских смешило его. «А ну-ка, сорвите ещё! – шептал он.– А на Песках тоже есть, и около станции есть, и на башне есть! А ну, сорвите ещё!»
Ему хотелось подойти к кому-нибудь и сказать, что он ещё вчера знал, где появятся прокламации. Но говорить об этом запретили, и, с трудом сдерживаясь, Старый Нос бродил от дома к дому, прислушиваясь к шуму уличной толпы. Около аптеки он встретил Моисея. Моисей шёл с высоким загорелым парнем в жёлтой панамке. Они говорили о чём-то, не обращая внимания па суету. Увидев Сёму, они остановились.
– Что это такое? – спросил Моисей.– Что за шум?
– Чепуха! – в тон ему ответил Сёма.– Листки какие-то расклеили и вот никак не сорвут!
– Познакомься,– сказал Моисей, обращаясь к спутнику,– сын Гольдина.
– Гольдина? – переспросил парень.– Очень приятно! – и протянул руку.
Сёма смутился. Между тем незнакомый человек, внимательно осмотрев Сёму с ног до головы, сказал что-то Моисею. Тот кивнул головой:
– Ты, Сёма, какой номер ботинок носишь?
– Не знаю.
Они неожиданно вошли в магазин. Спутник Моисея велел приказчику подобрать пару ботинок мальчику.
– У меня нет денег,– испуганно сказал Сёма.
– Ничего, мы сочтёмся! – деловито ответил парень и, склонившись на одно колено, стал примерять Сёме ботинок.– Ну-ка, поставь ногу хорошо. Так! В носках не жмёт?.. Смотри, мизинец-то выпирает.
– Нет, не жмёт,– недоуменно сказал Сёма.
– Ну-ка, пройдись.
Сёма прошёлся. Ботинки неподражаемо скрипели, ходить в них было приятно и скользко.
– Теперь гуляй! – сказал парень улыбаясь.
– Как, разве они теперь навсегда мои?
– Навсегда! – успокоил Сёму Моисей.– Можешь с ними делать, что хочешь. Только не меняй па айданы!
На улице спутник Моисея пожал руку обоим и ушёл к станции.
– Ах, я забыл! – воскликнул Сёма.
– Что ты забыл?
– Я забыл узнать, сколько я ему должен.
– Узнаешь!
– Дядя Моисей, а кто он?
– Кто об? Заготовщик из Трегубов. Папин большой друг.
– Друг...– задумчиво повторил Сёма.
Всю дорогу Сёма с радостью рассматривал свои ботинки, стараясь не споткнуться и не запылить блестящих штиблет. Бабушка открыла дверь и остановилась в изумлении:
– Сёма, откуда это у тебя?
– Он!
– Как тебе не стыдно! – напустилась бабушка на Моисея.—' Что, у тебя деньги шальные? Он ещё мог бы носить старые!
– Ничего. Мы с ним сочтёмся! – сказал Моисей.
– Ты хоть сказал спасибо? – не унималась бабушка.– Ах ты лемех, лемех! Ты не знаешь, что нужно сказать?
– Спасибо,– смущённо повторил Сёма.
– А теперь садись и скорее снимай ботинки!
– Почему, бабушка?
– Он ещё спрашивает – почему! – возмутилась бабушка.– Снимай скорее и забудь, что они у тебя есть! Будешь надевать на пасху. Понял?
Сёма с грустью опустился на стул и начал расшнуровывать ботинок. Моисей, улыбаясь, смотрел на него:
– Ничего не поделаешь. Бабушку надо слушать.
– Знаю! – вздохнул Сёма.– Я уже устал её слушать.
– Ко мне завтра придут гости,– сказал Моисей, обращаясь к бабушке.– Можно будет приготовить что-нибудь к чаю?
– Отчего нет, если есть на что,.. А сколько у тебя будет гостей?
– Много... Один.
– Один? Ну, это не страшно! – И бабушка, взяв у Моисея деньги, вышла из комнаты.
– Какая это хорошая вещь – гости! Когда приходят гости, на кухне горит плита, бабушка стоит над котелком с тестом, и во всём доме так вкусно пахнет. Бабушка лепит пирожки, и Сёма с любопытством следит за её быстрыми руками. В тарелке лежит яблочное повидло – начинка к пирожкам. Ну, как не взять ложечку?
– Сёма, Сёма, не хватай, я тебе говорю! Успеешь ещё!
– Я только попробую,– тихо говорит Сёма,– может быть, мало сахару,– и лезет ложкой в тарелку.
Бабушка открывает железную дверцу короба и внимательно смотрит на лист с пирожками:
– А ну, Сёма, они ещё не пригорели?
– Пригорели, пригорели! – кричит Сёма. Ему хочется, чтоб поскорее вынули пирожки.
Но бабушка не поддаётся обману.
– Они ещё посидят пару минут,– важно говорит она Сёме.
– Пусть посидят,– скрепя сердце соглашается Сёма.
Из столовой доносится шум. Старый Нос слышит чей-то незнакомый голос и быстро выбегает из кухни.
На кушетке сидит Моисей. По комнате ходит парень, с которым Сёма встретился вчера утром. Совсем белые, похожие на лён волосы падают на его маленькие, весело сощуренные глаза. Не смущаясь, Сёма вбегает в комнату.
– А где ты потерял «здравствуйте»? – спрашивает Моисей.
– Здравствуйте...– отрывисто говорит Сёма.– Я не знаю, как вас зовут.
– Меня? Трофим,– удивлённо отвечает парень.
– Вот,– деловито продолжает Сёма,– я хотел бы знать, сколько я вам должен.
– Ты хочешь расплатиться? – серьёзно спрашивает Трофим.
– Я хочу знать сколько.
– Пожалуйста – ботинки стоят четыре рубля,
– Три семьдесят пять,– поправляет Моисей.
– Это всё равно – четвертаком больше, четвертаком меньше.
– Так пусть уж лучше будет четвертаком меньше! – пробует шутить Сёма.
Но Трофим строго смотрит на него и продолжает:
– Четыре рубля и полпроцента месячных. Через месяц отдашь – две копейки добавишь, через два – четыре копейки, через три – шесть копеек...
– Ни за что! – возмущается Сёма.– Такие проценты? Что вы!
Неожиданно Трофим опускается на стул и начинает громко хохотать. Его маленькие глаза сощурились, на щеках появились ямочки.
– Ни за что, говоришь? Ну, я пошутил.
– Но сколько же я вам должен?
– Нисколько,– улыбаясь, отвечает Трофим.– Я твоему папе больше должен.
Бабушка ставит на стол блюдо с пирожками и молча кланяется гостю.
– Знакомься,– важно говорит Моисей.– Это мать Голь-дина.
Трофим протягивает руку, но бабушка почти не смотрит на него: на улице осень, а он в одной рубашке и ещё панамку где-то выкопал – жёлтую панамку!
Трофим вынимает кисет и, закуривая, задумчиво произносит:
– Так вот какая мать Гольдина!
Сёма протискивается вперёд и, обращаясь к гостю, с важностью говорит:
– А я сын Гольдина – Сёма. Не забыли?
– Как забыть? – серьёзно отвечает Трофим.– Отлично помню!
– Он у нас молодец,– говорит Моисей.– По-русски читать научился.
Сёма смущается: он не любит, когда его хвалят. К тому же не сам он выучился – Моисей помог. Старый Нос проходит в соседнюю комнату и, слегка приоткрыв дверь, внимательно прислушивается к каждому слову. Вдруг, вспомнив что-то, Сёма вздрагивает и подаётся вперёд. «Неужели не останется?»—думает он и пристально смотрит в щёлку. Совершена непоправимая ошибка! Ведь там, на столе, на большом блюде, пахучие пирожки с повидлом! Кто станет думать о том, что Сёма не ел, кто догадается отложить ему хотя бы пяточек в сторону? «Ни-
кто,—с горечью отвечает себе Сёма,– никто!» Он видит, как Трофим, весело улыбаясь, кладёт в рот пирожок и, обращаясь к Моисею, говорит:
– Это мне на один зуб!
«А сколько у него зубов? – с тревогой думает Сёма.– Может быть, штук тридцать! Пирожки пропали. Ах, дурак, дурак!»
Когда Сёма, отважившись, вышел в столовую, на блюде лежал последний пирожок, одинокий и тощий. «Наверно, пустой,– с тоской подумал Сёма.– Определённо пустой! Его бабушка под конец вылепила, когда повидло кончилось». Он прислушивается к разговору, стараясь не думать о пирожках.
– Загулял ты здесь,– говорит Трофим.– Когда в путь? Жаль ведь – дни пропадают!
– Не знаю,– задумчиво отвечает Моисей.– Моё дело сделано. Привёз, сдал, выждал. Теперь я спокойно могу сесть в поезд. Мой товар пошёл хорошо. А?
Они тихо прощаются.
Из кухни доносится голос бабушки:
– Сёма, Сёма, иди сюда!
Сёма тихонько подкрадывается к столу, хватает пирожок и быстро разламывает его: так и есть, пирожок пустой, даже ложка повидла в нём не ночевала!
«Милые люди, нечего сказать! У них на каждый зуб по пирожку, а у него на тридцать зубов ни одного порядочного пирожка. Где же правда?» – обиженно спрашивает Сёма и идёт на кухню. Бабушка встречает его с тарелкой в руках, она сердится:
– Где ты болтаешься, я не знаю! Ты думаешь, пирожки будут тебя ждать?
Сёма облегчённо вздыхает и садится к столу. Всё-таки есть правда на белом свете...
«ЕСЛИ НАДО – ВСЕ, ЧТО НАДО»
Религиозный обычай запрещает евреям работать по субботам. И в местечке праздновали этот день. Правда, две трети жителей выполняли святой обычай со странным усердием: они не работали не только в субботу, но и в воскресенье, и в понедельник, и во вторник, и во все остальные дни недели. Но что о них говорить – этим людям просто некуда было деть свои руки.
Субботу праздновали, и нужен был человек, исполняющий за небольшую плату работы по дому. Конечно, не один бедный еврей с удовольствием пожертвовал бы субботой ради остальных
дней недели и поработал бы у своего набожного соседа, зажигая свечи, разводя самовар, протапливая печь. Но закон есть закон, п в субботу одинаково нельзя работать и сытому еврею и голодному.
Так появилась в местечке единственная работа, которая лежала, лезла в руки, но её никто не смел взять. Субботнюю работу исполнял иноверец. Он был нужен, незаменим один раз в неделю.
Эту работу избрал себе Трофим. Новое занятие открывало ему двери всех домов. Но он не был в большом восторге.
– Скучное дело...– задумчиво сказал он Моисею.– Скучное. Ходить по домам в субботу, чистить там что-то. Ерунда!
– Конечно, ерунда,– согласился Моисей.– Но это безопаснейшее занятие: ты ходишь из дома в дом, и никто на тебя внимания не обращает. Только – ты извини меня – старайся побольше быть чудаком.
– В этой области не работал,– засмеялся Трофим.
– Нет, я серьёзно. Ходи по местечку, песни пой. Понятно?
На площади они разошлись в разные стороны. Вечером Моисей сказал деду:
– Тут у меня приятель будет работать. Похвалите его, скажите – добрый работник.
– В каком же деле он будет служить? – оживился дедушка.
– Дело пустяковое. В субботу будет по квартирам...
– А-а...– разочарованно протянул дедушка.– Важная персона.
– И откуда ты выкопал такого приятеля? – удивилась бабушка.
– Откуда? Он был у нас один раз. Молодой такой.
– А, этот, в панамке...
– Этот!
– От большого ума человек не станет зажигать свечки и выносить сор,– язвительно заметила бабушка.
Моисей промолчал. Сёма, слушавший весь разговор, не поддерживал бабушку. «Не понимает она,– подумал Старый Нос.– Моисей ведь тоже палочками торговал. Э-э! Это всё понимать
надо». Ему казалось, что теперь уж он понимает всё.
* * *
На другой день, гуляя по улице, Сёма неожиданно встретил человека в жёлтой панамке с ведром в руке. Он весело шагал по деревянному настилу, размахивая ведёрком.
– Здравствуйте,– тихо сказал Сёма.
– А ты откуда меня знаешь?
– Так мы же знакомились.
– Забудь. Мы познакомились только сегодня. Понял?
– Понял,– ответил Сёма и с любопытством взглянул на Трофима.– А что вы сейчас делаете, если не секрет?
– Откуда у меня секреты,– громко сказал Трофим и неожиданно запел:
Задуть свечи, зажечь свечи *—
Всё умеем мы. Вынуть котелок из печи —
Всё умеем мы. Опрокинуть тихо стопку —
Всё умеем мы. Получить деньжат на водку – Всё умеем мы.
Люди останавливались и, смеясь, слушали Трофима. Один из прохожих даже подошёл к нему:
– Зайдёшь ко мне сегодня. Вон третий дом. Работа будет.
– Рад стараться, ваше благородие,– ответил Трофим и шутливо взял под козырёк.
– Значит, вы будете ходить по евреям в субботу? – нетерпеливо спросил Сёма.
– Да.
– Разве вы больше ничего не умеете?
– Зачем, я умею ещё кое-что. Но пока достаточно этого. Ответ был неясен, но этим он и понравился Сёме. Старый
Нос любил всё таинственное.
– А где вы будете жить?
Но Трофим не ответил. Постукивая кулаком по донышку ведра, заломив на затылок жёлтую панамку, он опять запел:
Если надо развести самовар, Если надо вам купить где товар, Если надо подмести, Если надо вынести, Если надо – всё, что надо, Рублик будет нам награда! Всё умеем мы, всё умеем мы!
Из высокого кирпичного дома вышла, улыбаясь, девушка и махнула рукой:
– Молодой человек, послушайте!..
Трофим хлопнул Сёму по плечу и быстро зашагал навстречу
девушке. Это была его первая суббота. И сейчас он делал почин. Сёма постоял ещё несколько минут у ворот дома. Со двора доносился весёлый голос Трофима:
Если надо – всё, что надо, Рублик будет нам награда!
«Хитрый, чёрт! – подумал с восхищением Сёма.– Вроде Моисея. И денег заработает кучу». Последнее он считал особенно важным.
* * *
Поздно ночью у речки встретились два человека. Они говорили шёпотом.
– Молодец, хорошо начал,– сказал один из них.– Главноег правдоподобно.
– Ну как, похож я на шабес-гоя? 1
1 Шабес-гой – человек, который приглашается в дом евреев для выполнения мелких поручений в субботний день, когда по религиозным обычаям самим евреям работать не полагалось.
– Вылитый!
– Вот и отлично.
– Завтра я уеду. Вот тут всё, что я могу тебе передать. Это остаток, дополнительно деньги прибудут. Транспорт «Правды» 2 ожидается через две-три недели. Кто теперь вместо меня приедет – не знаю. Тебя известят.
2 Транспорт «Правды» – речь идет о конспиративной доставь ке большевистской газеты «Правда».
Они обпялись молча.
– Да, вот ещё... За мальчиком смотри. Хороший мальчик! Если надо будет, помоги. Мучатся люди. А стыдно это: семья Гольдина не должна так мучиться. Мы отца заменить должны!
– Я понимаю,– ответил широкоплечий человек в жёлтой панамке.– Понимаю...
– Ну, прощай, Трофим! Завтра я еду.
– Прощай, Моисей! Удачи!..
ДО СВИДАНЬЯ!
Всё время Сёма старался не думать об отъезде Моисея. Он уговаривал себя, что этого не будет, что в самый последний момент Моисей передумает. И даже сейчас, когда на полу стоит раскрытый чемодан; и бабушка, вздыхая, медленно укладывает вещи, Сёма не верит в неизбежность разлуки.
– Моисей,– тихо говорит он,– чем тебе здесь плохо? Может быть, ты останешься?
– Смотри, какая любовь! – смеётся дедушка.– Мальчик прямо похудел за эти дни.
–. Я ненадолго,– серьёзно отвечает Моисей,– ненадолго. Скоро увидимся!
– Тише,– вмешивается вдруг бабушка.– Сёма, дай ему уже покой... Смотри, Моисей, что я тебе кладу: четыре носовых платка, две пары чистого белья, три рубашки. Вот видишь: раз, два, три. Я их всюду заштопала. Носки...
–. Хорошо, хорошо, я вам верю.
– Когда ты будешь отдавать в стирку, скажи, чтоб не клали много жавеля. Ты слышишь? А то они тебе всё бельё перепортят!
– «Всё бельё»,– насмешливо повторяет дедушка,– «всё бельё»! Можно подумать, что у него дюжины крахмальных рубах.
Но Моисей внимательно выслушивает советы. Он даже выясняет, что такое жавель, как будто ему очень важно знать это. Постепенно наполняется чемоданчик, и бабушка, захлопнув крышку, говорит:
– В добрый час! Чтоб всё было хорошо!
Все садятся; перед отъездом нужно посидеть молча – это к удаче. Наступает тишина. Моисей перебирает какие-то листки и, нахмурив брови, записывает что-то на папиросной коробке; Лазарь задумчиво рассматривает свои шершавые загорелые руки; бабушка сидит с закрытыми глазами, губы её шепчут молитву; Сёма прижимает к груди старую, истрёпанную книжку – подарок Моисея; дедушка барабанит пальцем по столу, потом медленно обводит всех глазами и, улыбаясь, говорит:
– Весёлая компания! С вами было б хорошо очутиться на острове. Одно удовольствие!
Моисей поднимается и ласково обнимает дедушку:
–. Ой, молодец! Честное слово, молодец! Иметь такого мужа – счастье! Вы посмотрите на него – в кармане ни гроша, на голове осталось три волоса, зубы выпали...
– Извиняюсь,– перебивает дедушка, притворяясь рассерженным,– во-первых, есть два настоящих зуба. Я не знаю, что вы к ним имеете? Во-вторых, почему три волоса? У меня даже лысина не видна! Где же справедливость? Я вас спрашиваю.
Все смеются. Бабушка, улыбаясь, берёт его под руку и, укоризненно качая головой, говорит!
– Весёлый бедняк! Он будет жить сто двадцать лет.
– Конечно! – убеждённо отвечает дедушка.– Мне же нужно в своей жизни узнать, что значит – хорошо. До сих пор я верил другим на слово. Но я хочу сам узнать... Правильно, Моисей?
– Узнаете,– говорит Моисей, застёгивая куртку.– Ну, будем прощаться.
Сёма осторожно кладёт книжку и подходит к Моисею. Да, он уезжает. Завтра в комнате будет тихо– останется бабушка, останется дедушка, но Моисей!.. Зачем уезжает он? Как приятно будить его по утрам, слушать рассказы о подвигах – ведь такие интересные истории знает Моисей! О, эти предательские слёзы – они приходят, когда их никто не зовёт. Хорошее дело– при Моисее оказаться плаксой! Сёма быстро вытирает глаза и молодцевато выпячивает грудь. Вот уже дедушка первый протягивает руку Моисею.
– Будем живы,– говорит он,– всё придёт!
– Аминь! – смеясь, отвечает Моисей и подходит к бабушке.
Бабушка обнимает его и, плача, целует в губы, в глаза, в лоб:
– Дай бог тебя видеть здоровым! Пусть будет так, как я тебе желаю!
– Пусть будет,– соглашается Моисей и, обращаясь к отцу, говорит: – Ну, ваше благородие, давайте с вами.
Старый Лазарь смотрит на сына, па его потёртый чемоданчик, па ветхую, выцветшую куртку:
– Опять прощаемся. Бог знает, увидимся ещё или нет?
– Я знаю, отец,– увидимся, тебе ж ещё нет ста лет.
Но никто не смеётся.
Бабушка подняла фартук к глазам, дедушка задумчиво смотрит в окно, Сёма ждёт.
– Ну, Сёма, смотри, будь хорошим парнем! Не потеряй кусочек от твоего папы! Ну, посмотри на меня, молодой человек... Вот так. Теперь ты уже знаешь, из чего нельзя делать змея, а? Знаешь?.. Ну, давай свою руку!
– Прощай, Моисей,– тихо говорит Сёма.
– Почему – прощай? – спрашивает Моисей и поднимает Сёму к самому потолку.– Почему – прощай? «До свиданья» надо говорить.– И, взяв чемодан, быстро выходит на улицу.
Лазарь, Сёма и бабушка выбегают вслед за ним.
– Будь здоров, Моисей! – кричат они.– Будь счастлив, Моисей! Удачи, Моисей!..
Но Моисей уже не слышит их.
«гост и»
Дедушка пьёт шестой стакан чаю. Ему жарко, и после каждого глотка оп останавливается и затевает с бабушкой политический спор. Он предсказывает, что будет с Россией через год, но бабушка упорно не-хочет верить в его пророчества. Тогда ои обращается к Соме. И Старый Нос, гордый этим признанием, усердно поддакивает деду.
– В воздухе,– говорит дедушка,– пахнет войной. И какой войной! Сколько в этом году истощаются? Сотпи! А почему? Не хотят служить в царской армии. Всё надоело! Фишман выбил Шнееру все зубы – и Шнеер теперь молится на Фишмана. Ты подумай, что делается! Человек остался без зубов – и он радуется. В каждом доме что-то нюхают, пьют крепкий чай и сидят ночи напролёт. Зачем? Не хотят служить.
– Ну так что? – упорствует бабушка.– Ну так что?
– Сёма, посмотри на неё. Она не понимает – что! Будь я сейчас на месте Вильгельма, что бы я сделал?
– Ой, Абрам! Почему ты должен думать за кайзера? Почему Вильгельм пе думает, что бы он делал на твоём месте?
– Потому что это труднее,– смеётся дедушка.– Сколько бы он ни думал, он бы ничего но придумал!
– Так я и знала: у тебя все карманы набиты шуточками.
– Конечно. Если б шуточки можно было разменивать па деньги, я был бы самый богатый человек... Какой сегодня ден^?
– Среда.
– Ну да, среда. Я бы хотел знать, где сейчас Моисей. А? Ой, 5то голова!
– Лучше б он сидел на одном месте,– не соглашается бабушка.– В его годы уже пора иметь свой дом.
– Ай, ты выдумываешь! Человек старается, чтобы люди перестали плакать, чтобы люди жили как люди. Так это плохо?
– Кол исроэл сш логом хсйлек леойлом габо – тихо говорит бабушка.
– Спасибо тебе! На том свете! А если я хочу получить свою долю на этом? Сёма должен радоваться оттого, что на том свете ему будет хорошо? А глик от им гетрофен!2
– Я не знаю, зачем при ребёнке говорить такие вещи!
– Всё равно узнает. Так пусть лучше узнает раньше, чем позже!
– А ну, что с тобой говорить! – машет рукой бабушка.—Ты сына испортил, ты впуку тоже голову забьёшь!
1 Каждому еврею предуготована его доля на том свете.
2 Счастье ему привалило!
g Повесть о детстве
05
– Я сына испортил? Это мне больше всего нравится! Я испортил? Ты думаешь...
– Хорошо. Пусть будет по-твоему! Идём лучше спать. Мальчик уже еле сидит.
Но дедушка не может успокоиться. Из темноты доносится его горячий шёпот. Дедушка продолжает спор в постели:
– Если б я был на месте Вильгельма...
Но Сёма не слышит, что бы сделал дедушка на месте германского императора. Сон берёт своё. Сёма закрывает глаза: он видит дедушку на троне, в мантии и с короной на лысеющей голове. Дедушка сидит на троне, держит в руках листок рисовой
бумаги и, поплёвывая, скручивает папироску.
* $ $
Ночью раздаётся стук – одип, другой, третий. Сёма прислушивается. Бабушка тормошит деда:
– Абрам, ты слышишь? Кто-то стучит!
– А, брось, тебе кажется! – огрызается дедушка.– Вдруг ночью к тебе придут! – и поворачивается к стенке.
Но стук повторяется, кто-то рвёт дверь. Дедушка вскакивает с постели, торопливо натягивает брюки, зажигает свет и, взяв в руки коробку спичек, кряхтя и ругаясь, идёт в коридор. Слышно: отодвигается тяжёлый засов. Дедушка, побледневший, с Синими, дрожащими губами, вводит в комнату трёх человек в военной форме. Сёма приподнимается на подушке. Одного он знает – этот офицер когда-то уводил папу,– бабушка показывала его Сёме. Офицер садится к столу и тихо, скучающим голосом произносит:
– Старые знакомые... Вот я опять к вам. Не радуетесь? Знаю. Радости мало. Придётся осмотреть ваш дворец, с вашего позволения, господин Гольдин.
– Прошу! – говорит дедушка. Он немного пришёл в себя и, надев пиджак, присел рядом с офицером.
– Посторонних в квартире уже нет? – спрашивает офицер,
– И не было, ваше благородие.
– Ну, не дальше как вчера у вас накрывали стол на четыре персоны...
– У нас девять стульев, ваше благородие, это ничего не значит.
– Так, так...– Офицер выбивает трубку об ножку стола.—· Ну, а квартирант-то ваш куда отбыл? Этот, как его...
– Соломон Айзман,– подсказывает дедушка.– Торговый человек, сегодня здесь – завтра там!
– Вы уверены, что он – Айзман?
– У евреев, ваше благородие, есть такой обряд – брис. Я у него на брисе не был.
– И другого имени его не знаете?
– Евреям при рождении дают несколько имён. Я, например, сразу и Аврам и Ицхок – Аврам-Ицхок. Может быть, он Шлой-ма-Янкель. Всё может быть!
Офицер вынимает из кармана пакетик.
– Ну-ка, мальчик, скажи,– обращается он к Сёме,– кто это?
Сёма смотрит па карточку – перед ним Моисей, только без бороды, с бритой головой, в длинной серой шхшелп.
– Дайте посмотреть...– говорит Сёма.– Ой, какое знакомое лицо! У нас в синагоге был шамес 1 – так точно он!
Офицер забирает карточку и бережно прячет её в карман.
– Так, так... Хорошая семья Гольдипых,– задумчиво говорит оп,– отличная семья!
– Слава богу,– подтверждает дедушка.
– Вы думаете? Гм... Ваш сын не ошибся, выбрав вас в отцы.
– Я тоже не ошибся, выбрав его в сыновья,– говорит дед и, улыбаясь, закуривает папиросу.
– Да, с вами говорить легче. У вас уже опыт. С новичками трудпее...
– Растёт клиентура? – насмешливо спрашивает дедушка.
Но офицер не слышит его:
– Кончили?
– Ничего пе обнаружено, ваше благородие,– отвечает один из спутников офицера.
– Плохо ищете!
– Всё обыскано. Решительно всё.
– Ну что ж, придётся идти... Вы,– говорит офицер, обращаясь к дедушке,– приятный собеседник! С вашим сыном, например, говорить было невозмояшо – молчальник. Ну, а с вами, я думаю, выйдет легче.
– Немного.
– Ну вот: захватите пару белья, подушку. Побыстрее, мы уже заболтались с вами.
Бабушка вскакивает с постели. Тихий тон беседы обманул её.
– Что такое, Авраам? Что такое, боже мой? Скажи скорее, что такое?
– Ша! Не волнуйся,– говорит дедушка и целует её в лоб,– Ша! Наверно, донос. Всё выяснится. Со мной им делать нечего!