Текст книги "Повесть о детстве"

Автор книги: Михаил Штительман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

«ЗДЕСЬ ДОМАШНИЕ ОБЕДЫ»

После истории с злополучной находкой прошёл месяц. В доме всё было по-прежнему. Только Сёма стал молчаливей и тише. Раньше он знал, что нужно идти в хедер, слушать молитвы, учить псалмы. Теперь всё это ушло от него. Он был одинок и грустен. Свисток валялся где-то на кухне, айданы, тяжёлые айда яы, со свинцом, уже не радовали Сёму.

Хотелось чего-нибудь вкусного. Сколько в мире прекрасных вещей: суп с клёцками, жаркое из мяса, маринованная рыба, бульон с лапшой!.. А разве маковки – плохая вещь? Или хлеб с мёдом? Или хворост? Или просто горячий чай с сахаром!

Ну, что стоит Магазанику позвать Сёму и подарить ему сто рублей. Разве Магазаник от этого похудеет? Но важный купец и не знает Сёмы, он даже не подозревает, что живёт на свете Старый Нос...

С Пейсей дружба не получалась. Встречаясь с Сёмой, Пейся твердил:

1 Цукерки – сладости.

– Чёрт тебя дёрнул лезть! Что ты, не мог плюнуть? Слюны у тебя не хватило? Теперь из-за тебя страдать!

Дурак, вылитый дурак!

Магазаник не звал Сёму. В жаркие дни лежал Старый Нос на полу в тёмной пустынной комнате. Считал до ста, до двухсот, до тысячи – и засыпал. Однажды ему приснился пирог с черносливом, но на самом интересном месте, когда он подносил ко рту кусок пирога, его разбудила бабушка.

– Встань-ка и пиши! – Она протянула ему большой жёлтый лист.

– Что? – недоуменно спросил Сёма.

– Пиши, что я буду говорить! – Бабушка задумалась.– «Здесь домашние»... Написал – домашние? Так! «Обеды». А ну-ка, прочти.

И Сёма с удивлением прочёл:

– «Здесь домашние обеды».

– Теперь повесь зто на дверь! Понял?'

Ни черта нельзя понять у этой бабушки. Неужели и она начинает выдумывать комбинации? Сёма не ошибся. Выйдя на улицу, бабушка с гордостью взглянула на об?:, явление и пошла к базару. Старый Нос побежал за ней. Около башни им встретилась лавочница Фрейда. Бабушка быстро прошла мимо неё. Фрейда удивлённо крикнула:

– Куда вы спешите, извиняюсь, как на пожар?

– Мне нужно делать покупки.

– Покупки?—встрепенулась Фрейда.– Какие, извиняюсь, покупки?

– Разве вы не знаете? Я же даю домашние обеды. У меня уже три клиента!

И бабушка, помахивая пустой кошёлкой, двинулась дальше. Так она проходила около часа, знакомым и незнакомым жаловалась на дороговизну, на то, что ей особенно трудно – ведь она даёт домашние обеды! И пусть не подумают, что из-за денег. Просто бабушка делает одолжение. Не всё равно – готовить на двух или на пятерых? Она только докладывает к этому делу, но у неё такое сердце, что она просто не может отказать...

В полдень вернулись домой. Бросив в угол пустую корзинку, бабушка загадочно улыбнулась. Фрейда скажет Фейге, Фейга скажет Двойре, Двойра – Хиньке, Хинька – Риве. И, если сегодня нет клиентов, уж завтра они будут наверняка!..

Пришёл дедушка, устало вздохнул, поставил в угол палку и, вымыв руки, молча сел к столу. Проглотив кусочек хлеба с солью, он спросил бабушку:

– Где же борщ?

– Какой борщ?

– Там же написано: «Здесь домашние обеды».

– Я не знаю, что тебе так весело! – обидчиво сказала бабушка.

– Ой, Сарра, ты, кажется, берёшься не за своё дело!

– А что, ты боишься убытков? То, что ты вложил в это дело, ты получишь обратно!

– Я не люблю пустые затеи.

– Это пустые затеи? А флигель покупать – не пустые? А партия хрома – не пустые? Чтоб человек только болтал языком!..

Услышав про флигель, дедушка сконфуженно умолк и вышел в другую комнату.

* * *

Вечером бабушка учила Сёму:

– Если придёт человек, ты не бросайся как угорелый. Ты ему скажи: «Хорошо, я передам бабушке, но вряд ли она согласится. Она уже кормит трёх. Может быть, скажи, она согласится. Может быть...– повторила бабушка.– Но вряд ли». Ты понимаешь?

Ещё бы, теперь Сёма всё понимал. Он ещё сделает такое лицо, как будто ему уже надоело разговаривать о домашних обедах, как будто всё местечко только и мечтает сесть к бабушке за стол. Внук был доволен бабушкой, бабушка – внуком.

Сёма долго не мог уснуть. Что будет, если эта затея удастся? Что будет? Красота! Каждый день варить, печь, имрить, чистить. Ох, съесть бы что-нибудь вкусненькое. Например, суп с клёцками. Что на свете лучше!

На другой день Сёма и бабушка взволнованно ждали клиентов. Бабушка сидела на кухне, Сёма – в передней. Он прислушивался к шагам на улице, к скрипу двери, к каждому шороху. Наконец в дверь постучали. «Начинается!» – радостно подумал Сёма и пошёл открывать. Лицо его было спокойно и равнодушно. Впустив человека в котелке, с рыжими мохнатыми усами, Сёма предложил ему стул и холодно осведомился, в чём дело.

– Я бы хотел,– сказал вошедший,– видеть вашу бабушку.

– Насчёт обедов? – небрежно спросил. Сёма, и сердце его замерло.

– Да,– многозначительно сказал еврей,– как раз насчёт обедов.

Сёма вспомнил поучения бабушки и, не глядя на гостя, вяло, словно нехотя, произнёс:

– Сейчас скажу... Она уже кормит трёх. Может быть, она согласится, но вряд ли! Не успевает и за этими убирать.

Сёма прошёл в кухню. Бабушка оправила чепец и шёпотом спросила:

– А какой он из себя?

– Я знаю? – сухо ответил Сёма.– Еврей с усами. Какая нам разница, кого кормить?

Бабушка прошла в переднюю; пришедший вскочил со стула и побежал ей навстречу:

– Мы здесь живём только полгода. И, может быть, вы меня не знаете?

Бабушка вежливо улыбнулась.

– Так вы меня узнаете! – закричал еврей.– Разве так между порядочными людьми поступают? Я не знаю, что вы молчите. Моя жена здесь визави даёт обеды, так вы тоже суётесь!.. У вас из-за этого бессонница? Ну хорошо, я вам покажу домашние обеды! – прохрипел гость и выбежал на улицу.

–' Сёма, дай мне воды! – тихо сказала бабушка.

В тот день больше клиентов не было. Жёлтая бумажка с надписью: «Здесь домашние обеды», уныло висела на двери.

ВОДЫ! ВОДЫ!

И тогда подвернулось новое дело. Прямо, можно сказать, счастье само полезло в руки – и кому? Сёме – Старому Носу. Шёл он по улице и увидел Герша. Водовоз гордо сидел на своей пыльной двуколке и задумчиво смотрел на костлявые бедра рыжего коня. Заметив Сёму, Герш приподнял кнут и крикнул:

– Иди-ка сюда, Старый Нос!

Сёма подошёл.

– Что ты ходишь но улице, хотел бы я знать?

– А так. Почему мпе не ходить?

– Когда я был такой парень, как ты, я уже вносил свою долю в дом.

– А где я найду эту долю? – обидчиво сказал Сёма и усмехнулся: – Может быть, вы знаете адрес?

– Когда ищут, так находят! – уклончиво ответил Герш и внимательно взглянул на Сёму.

– Может быть, вы скажете ещё что-нибудь? – спросил Старый Нос и поправил болтавшееся позади бочки ведро.

– Хотя Лазарь вам носит воду и я это не люблю, я бы мог

с тобой сделать дело. Я решил расширить своё предприятие,– важно сказал Герш и хлопнул ладонью по бочке.– Ты видишь, как я живу? Я, можно сказать, самая заметная фигура в местечке. Кто меня не знает? Но сейчас я уже стар и могу себе позволить такую роскошь – взять помощника. Он будет у меня жить, как вице-губернатор. Сидеть будет здесь, пожалуйста, рядом со мной. И, когда мы подъезжаем к дому, он должен сойти, налить из бочки ведро и занести клиенту – только и всего. Ты понимаешь? А для такого мальчика, как ты, это целое удовольствие – весь день катаешься на собственном фаэтоне. А?

Предложение ошеломило и обрадовало Сёму, но он решил не подавать виду. Вспомнив, что говорят в таких случаях взрослые, Сёма деловито спросил:

– Короче, сколько я буду с этого иметь?

– Сколько? – Герш сдвинул на затылок картуз.– Сколько – ты хочешь знать? Одну пятую с дневного оборота! Если я развезу десять вёдер – два всё равно как у тебя в кармане.

– А что это значит на деньги?

– Два ведра – это уже копейка!

Сёма быстро прикинул: два ведра – копейка, двадцать вёдер – десять копеек. В месяц это триста копеек. Триста копеек – три рубля. Три рубля на земле не валяются!

– Хорошо, я согласен.

* * *

Утром, ничего не сказав дома, Сёма побежал к своему компаньону. Герш пил чай из блюдечка, крупные капли пота выступили на его высоком лбу.

– Ты уже пришёл? В добрый час!

– В добрый час!

– Иди во двор. Надо напоить коня, поскоблить и запрячь.

Сёме не очень понравилось такое начало, но он промолчал.

Сразу ж нельзя стать вторым хозяином. Но всё дело в том, что он просто боялся подойти близко к этой проклятой лошади, чтобы её чёрт забрал. Тощая, тощая, а если она ударит копытом, допустим, в живот – конец Сёме. А рот какой – боже мой! – там лежит язык, как десять Сёминых языков, и всё время плюётся. Может быть, у этого друга насморк, но к нему подойти страшно! Отважившись, Сёма поставил ведро с водой и, толкнув его слегка ногой, отбежал в сторону. Обошлось благополучно. Наполеон – так звали рыжего коняшку – укоризненно взглянул на Сёму и с жадностью окунул морду в ведро. Вышел Герш. Заткнув за пояс кнут, он подошёл к Сёме и строго сказал:

– Я вижу, у тебя под руками пе горит! Ну, смотри-ка сюда...

Через пять минут они были у колодца. Сидя рядом с Тёршем, Сёма старался не смотреть по сторонам, ему было стыдно. Но потом он подумал: «Что здесь стыдного?» – и, выпрямившись, даже нарочно стал заглядывать в лица прохожим. Когда Герш кричал: «Эй!», Сёма, стараясь подделаться под грубый голос возницы, тоже кричал: «Эй!» Герш возмущённо ругал проклятого Наполеона, и Сёма важно хлопал кнутом по тощей спине коняшки. Кому-кому, а Наполеону стало вдвое тяжелее...

Проехав молча несколько улиц, Герш гордо сказал:

– Ну как, приятно с Гершем ехать?

Сёма промолчал. Сидеть возле толстого водовоза было жарко, смотреть в зад коню – скучно, таскать воду – трудно.

– Такой мальчик, как ты, должен был бы догадаться.

– О чём?

– С чем ты едешь? Ты едешь с водой. С кем ты едешь? Ты едешь с Гершем! Так все должны это знать.

И вот дребезжит по жёлтой пыли тачанка, стучит о колеса жестяное ведро, и па всю улицу раздаётся звонкий голос Сёмы:

Вода, вода, чистая вода,

С самого колодца чистая вода!

Сладкая, холодная, чистая вода!

Ведро – грош, ведро – грош,

Всё равно как даром!

* * *

...Опустившись в изнеможении на землю, Сёма смотрит на Герша:

– На сегодня хватит?

– Да. Почин дороже денег.

– А сколько же я заработал?

– Сколько? Ты уже хочешь знать, Старый Нос? Сейчас посчитаем.

– Я считал.

– Молодец! Я тоже считал. Мы отпустили шестьдесят вёдер. Так? Так. Магазаники брали у меня воду вчера? Брали. Шесть вёдер долой. Гозманы брали у меня воду и вчера? Шесть вёдер долой. Фрайманы брали и вчера? Четыре ведра долой... Гинзбурги брали и вчера? Три ведра долой... Итак, остаётся двадцать вёдер – это новые клиенты, которых мы получили уже с тобой вместе. Значит, честно ты заработал одну пятую с двадцати – это будет четыре. Четыре – зто будет две копейки. Две копейки всё равно как у тебя в кармане. Получишь в четверг. Хорошо?

Сёма молчит. Если бы он был сильнее, он ткнул бы этого Герша с его арифметикой головой в ведро. Такой прохвост! Отпустили шестьдесят, а считает двадцать. Но ведь те сорок вёдер он своими руками из колодца вытянул и в дома занёс. Почему же Герш кричит долой? Почему?

Медленно, опустив голову, идёт Сёма домой. Если так действительно живёт вице-губернатор, то Сёма ему не завидует.

* * *

Дедушка бегает взад и вперёд по комнате. Устав, он садится на стул и сердито говорит:

– Кто вас просит? Эта выдумала обеды. Я же говорил, что это пустая затея,– нет, не послушалась. И что теперь? Ничего. Один срам. А этот совсем с ума сошёл. На бочку полез. Водовоз! Это мне больше всего нравится. Умнее ты не мог ничего придумать. А? Я тебя просил или бабушка тебя просила? Или ты думаешь, что если папы нет, так ты сам себе хозяин?

Дедушка закуривает папиросу и тихо, непривычно строго говорит:

– Довольно! Чтоб вы больше ни в какие дела не совались. Я поступаю на службу.

* * *

Хорошо, дедушка поступает на службу, хорошо, даже превосходно! А кто вернёт Сёме заработанные деньги? Даже те несчастные две копейки, про которые Герш сказал, что они всё равно как у Сёмы в кармане, даже те четыре гроша он не отдаёт. Почему, спрашивается? «Сёма нарушил договор. Ещё с него следует неустойка».

Вот и сговорились с этим старым прохвостом. Недаром он живёт, как министр!

СЕМА ИЩЕТ СВОЮ ЗЕМЛЮ

Перемены, перемены, перемены. Дедушка служит. У дедушки есть должность, и он теперь совсем редко бывает дома. Но бабушка довольна. О, она уже не будет дурой: если дедушка принесёт в дом рубль – что бы там ни было, десять, двадцать

копеек она отложит. Пусть лежат на чёрный день. И главное – надо экономить: обед на три дня, кушать побольше зелени, не обязательно готовить мясное (это даже вредно), получше торговаться на базаре и вообще не строить из себя большую барыню.

Допустим, покупается курица: крылышки, пупочек и лапки идут на холодец – это раз, из филе можно сделать котлеты – это два, пупочки сварить в бульоне – это три, потом их зажарить отдельно – это четыре. Бульон поставить в холодное место – и, пожалуйста, готов обед на три дня, знаменитый обед.

Но почему обязательно курица? А какие чудеса можно сделать из морковки, щавеля, лука, капусты, если в доме ещё есть мука и масло... Покупали у Фрейды. Зачем? Разве нельзя сходить к привозу и сделать покупки у крестьян? Всё свежее и вдвое дешевле. Нет, главное – надо экономить!

Такой наказ даёт себе бабушка. Но Сёме от этого не жарко и не холодно. Всё равно он один, и ему некуда деть себя. Как жаль, что провалилось дело с Гершем, с этим толстым мошенником, с этим старым плутом. Но всё-таки хорошо, что Сёма догадался в первый же день спросить о своём заработке: ведь чем позже бы он спросил, тем больше денег замотал бы водовоз. Теперь надо держать ухо остро и, если что-нибудь подвернётся, сразу не лететь.

Сёма сидит над толстой книгой, бабушка с восхищением смотрит на него. Он читает, как взрослый, с таким выражением! Бабушке некогда – она месит тесто, ей ещё нужно порубить мясо, растереть лук и взбить белки,– но разве можно не подойти к мальчику, когда он читает?

«Шесть лет засевай землю свою и собирай произведения её. А в седьмой оставляй её в покое, не. трогай её, чтобы питались неимущие из народа твоего, а остатками после них питались звери полевые...»

Интересные вещи пишет этот старик... Только Сёма не понимает его. Какая земля? Какие остатки? Где они? Старый Нос знает, что есть земля пана Лисовского, есть земля пана Квятко и есть даже земля господина Магазаника. Но он что-то нигде не слышал, что есть ещё земля Сёмы Гольдина. А может быть, правда есть и кто-нибудь обокрал его? И Сёма как бы невзначай спрашивает бабушку:

– Да, бабушка, я совсем забыл, где моя земля?

– Какая земля? Что с тобой?

– Ну, та, которую на седьмой год нужно оставлять в покое.

– Что ты мелешь, Старый Нос, что ты выдумываешь? Сиди и читай. Будь хорошим мальчиком, и я спеку тебе кихеле!

Сёма сердито смотрит на бабушку и вновь берётся за книгу.

«Никакой вдовы и сироты не притесняйте. Если кого-либо из них притеснишь, то едва возопиет ко мне, услышу я вопль его, и возгорится гнев мой, и поражу вас мечом...»

Хорошее – «едва возопию»... Когда папу забрали первый раз и увели в участок, мама так горько плакала, что соседи даже удивлялись, откуда у неё берутся силы. И что же? Мама умерла, а тот офицер, что забрал папу и посадил его за решётку, ходит по улице как ни в чём не бывало, и никто его не то что мечом – пальцем не тронул! Почему, спрашивается?

В комнату входит Моисей; он торопливо моет руки и садится к столу:

– О чём задумался, Старый Нос?

Сёма пожимает плечами:

– Или я ошибаюсь, или он.

– Кто – он?

– Тише,– говорит Сёма и показывает на чёрную книгу.

Моисей смеётся и с любопытством смотрит на Сёму:

– А ты знаешь, кто написал эту книгу?

– Знаю.

– Вот как? А ты помнишь, где сказано: «Трава засыхает, цветы увядают – слово же бога нашего пребудет вечно!»

– Помшо,– смущённо отвечает Сёма.– Здесь сказано.

– И ты после этого спрашиваешь?

Сёма уже не рад, что затеял этот разговор, но отступать ему не хочется.

– Да, спрашиваю! – говорит он дрогнувшим голосом.

– Молодец! – серьёзно отвечает Моисей и притягивает Сёму к себе.– А почему это тебя интересует?

– Надо знать правду!

– Вот как? <– Моисей весело улыбается.– Когда я был мальчиком, мне тоже хотелось поскорее всё узнать. И вот ребе мне сказал: «Слушай, мальчик, если мы видим розу, мы восхищаемся её красотой и не спрашиваем, почему красива она. Если мы видим крапиву, мы остерегаемся её и не спрашиваем, почему колется она. Роза должна радовать, крапива должна обжигать! Всему на свете дано своё, всё на свете предуказано свыше, всё мудро, и не нужно спрашивать. Много будешь знать – скоро состаришься! Много будешь думать – рога вырастут!»

– Ну и что? – спрашивает Сёма.– Ты послушался ребе?

– Чёрта в зубы,– отвечает Моисей, – чёрта в зубы я его послушался! И ты видишь – большие рога у меня выросли или, может быть, я похож на старика?

Сёма, смеясь, щупает его лоб: как будто рога ещё не выросли.

– Так, значит, в этой книге неправда?

– Да.

– Ты же пугаешь меня, дядя Моисей. Это святая книга: если её уронить, надо три дня поститься. Хорошенькое дело!

– А кто тебе сказал, что ты должен обязательно читать святые книги? Разве без них люди не растут?

– Но где ж тогда правда? – испуганно спрашивает Сёма.

– Успокойся,– весело говорит Моисей.– Она живёт и ходит. Ей уже тридцать раз хотели руки и ноги переломить. И всё напрасно. Она ходит и ходит. В каждом городе для неё построили дачу: в Киеве – Лукьяновку, в Москве – Бутырки. Но сколько ей ни строят, всё мало. Её связывали по рукам и ногам, били шомполами, гнали по этапам, пускали сквозь строй, топили в воде, огнём жгли – и хоть бы что: живёт! И будет жить! Понял?

– Нет, дядя Моисей,– вздыхает Сёма,– это я как раз не понял.

– Сколько тебе лет, Старый Нос?

– О, мне уже одиннадцать лет, дядя Моисей.

– Одиннадцать? Тогда это не опасно. У тебя ещё будет время всё понять!

ТОРГОВЛЯ

Когда лавочница Фрейда проходила мимо завода Айзенблита, она думала, что с ней случится удар. Молодой человек, который живёт у Гольдипа, стоит около ворот и торгует какой-то дрянью. Боже мой, можно ли так ошибаться! Ведь только вчера она хотела открыть Сёмкиной бабушке кредит под этого самого квартиранта. Хорошо бы она выглядела сейчас!

Оказывается, что этот Моисей копейки не стоит. Какое счастье, что она не успела сделать этой глупости! Но, с другой стороны, разве могла быть Фрейда умнее всех? Ведь все говорили, что он богач, как будто сами рылись в его карманах. А теперь – здравствуйте пожалуйста! – торгует какими-то палочками. Верь после этого людям!

Моисей действительно открыл торговлю. Рано утром вышел он из дому с ящиком в руках. Бабушка благословила его: пусть

будет удача! Сёма недоуменно смотрел ему вслед. Старый Нос не мог понять арестанта. Сын Лазаря в глазах Сёмы был выше, умнее и смелее окружающих, и то, что он вдруг занялся обычным и скучным делом, обидело и разочаровало мальчика. Нет, не этого он ждал от Моисея. Сёма любил Моисея именно за то, что он не был похож ни на кого.

Моисей прошёл несколько шагов и вдруг повернул обратно. Увидев это, бабушка испуганно закричала:

– Сёма, беги скорее к нему! Пусть не возвращается. Это же плохая примета!

Сёма побежал.

– Слушай внимательно,– сказал ему Моисей.– У меня под подушкой лежит такой небольшой пакетик. Он мне будет нужен днём. Через час ты возьмёшь его и принесёшь к заводу. Я буду там. Не разворачивай и не показывай никому. Понял?

– Это я как раз понял,– смеясь, ответил Сёма.

– Ну вот, возьмёшь – и ко мне.

– Будь спокоен, Моисей, я знаю...

– А это не будет так, как с рублём?

– Тогда, Моисей, иди сам!—обидчиво сказал Сёма.

– Ну, ну, я пошутил. Я знаю – ты у нас молодец!

Моисей взвалил на плечи ящик и быстро пошёл к заводу.

Сёме было очень интересно знать, что лежит в этом пакетике. Он откинул в сторону подушку и ходил вокруг кровати с задумчивым видом, то и дело посматривая на пакет, завязанный серой тесёмкой. Устав ходить, он присел на кровать и принялся изучать свёрток со всех сторон, потом подбросил его на руке, потом приподнял, потом посмотрел на свет. Задали работу Старому Носу!

«А что, если я посмотрю,– подумал Сёма,– разве это будет грех? Во-первых, я в комнате один, а во-вторых, во-вторых...» Не придумав ничего, Сёма разозлился и рванул тесёмку – он увидел аккуратно сложенные листки бумаги. Всё остальное уже не интересовало его. «Подумаешь, счастье– бумага, и если бы ещё чистая, а то исписанная бумага». Равнодушно взглянув на листок, он прочёл первое слово: «Хавейрим» («Товарищи»), и презрительно сплюнул.

Вот если б он нашёл настоящую бомбу, это была бы красота! Говорят, что у ребе такая густая борода, что мыши путаются в ней, а один раз прыгнула кошка и та не смогла выбраться. Но ничего, бомба не запуталась бы в этом рыжем лесу. Она бы ему показала, что значит Сёма, она бы ему показала, старому дьяволу, она бы... Сёма расхрабрился и забегал по комнате. Он

строил планы мести самые дерзкие: закупорить ребе в бочку и бросить в воду, чтобы ветер гнал её от берега к берегу, облить ребе керосином и поджечь, удавить, утопить... Что ещё можно сделать?

– Ты забыл, что тебя ждут? Чем у тебя голова занята?

– Бабушка, не трогайте мою голову, – с досадой отмахнулся Сёма и, взяв пакет, вышел на улицу.

День выдался жаркий, жёлтая пыль кружилась над местечком, в домах были закрыты ставни: люди прятались от солнца. Посвистывая, Сёма побрёл к заводу. У дома Пейси Сёма ускорил шаг, но это не спасло его.

– Ау, Старый Нос!

– Что ты ещё хочешь?

– Ничего я не хочу. Можешь не задаваться.

– Ну, ну, ты молчи!

– Я не знаю, зачем ты ругаешься,– примиряюще сказал Пейся.– Хочешь яблоко? Смотри, какое яблоко.

Отказываться было глупо, и Сёма присел на камешек. Пейся, обрадованный тем, что нашёл наконец собеседника, принялся за своё:

– Папа вчера...

– Мясо царю,– хмуро перебил Сёма.– Знаю!

– Нет, совсем другое.

– Что другое?

– Папа ехал мимо речки и захотел руки помыть. Подошёл он к берегу и видит: боже мой, рыба идёт прямо-таки пластом. Что делает папа? Снимает картуз и окунает в воду. Вынимает – полный картуз рыбы, и какой! Тогда папа захотел покушать, раз рыба сама идёт. Он развёл костёр и стал варить уху.

– В чём же он варил? – недоверчиво спросил Сёма.

– Слушай дальше! – важно воскликнул Пейся, польщённый вниманием.– Он вспомнил, что в телеге есть кусочек воска. Он слепил из воска котёл и сварил в котле такую уху, что мир пе. видывал!..

– Вот и врёшь! Воск-то тает, дура! – перебил его Сёма и встал.

– Подумаешь! – нашёлся Пейся.– Воск тает! Папа развёл такой огонь, что вода вскипела раньше, чем растаял воск.

Сёма расхохотался: находчивость Вруна показалась ему забавной. И где только он подслушивает эти сказки, кто сочиняет их? Ай да Врун!

– Ну, расскажи ещё что-нибудь.

– Ты же не веришь, что я тебе буду даром рассказывать.

– Ладно, верю...– снисходительно сказал Сёма и зашагал.

– Я буду сегодня делать змея! – крикнул ему вдогонку Пейся.– Штук пять сделаю и выменяю.

– Сделай мне.

– Из пальца я тебе сделаю?

– Зачем? Зачем из пальца? Я бумаги достану! – крикнул Сёма, прижимая к груди свёрток.

– Достанешь, тогда и будет разговор! – деловито ответил Пейся.

Приятели расстались.

* * *

Моисей стоял у фабричных ворот. Ящик его был открыт – шла бойкая торговля.

– Молодой человек,– кричал Моисей,– вы торопитесь? Вы, может быть, идёте представляться родителям своей невесты? Остановитесь, на вашем костюме я вижу пятно. За один пятак я выведу ваше пятно, как будто его никогда не было на белом свете!

Он говорил весело и легко. И Сёма с удивлением заметил, что рабочие останавливались. Он не верил своим глазам, но Моисей торговал. И как быстро он орудовал пальцами: в два счёта завёртывал покупку и получал деньги. Как будто он всю жизнь выводил пятна! Как будто он всю жизнь продавал эти палочки! Прохожие останавливались. Десятки лет они носили засаленные пиджаки – и кто думал об этом? – а Моисей в две минуты убеждал их, что дальше так жить невозможно. Кто бы мог догадаться, что какие-то палочки – прибыльное дело?

Заметив Сёму, Моисей, продолжая весело покрикивать, поманил его к себе. Сёма подошёл.

– Принёс?

– А как же!

– Ну, стой здесь. Положи это дело сюда. Когда я тебе скажу: «Заверни», ты возьмёшь листочек и завернёшь. Но, если я тебе ничего не скажу, ты ничего не бери.

– А что я буду с этого иметь? – деловито спросил Сёма.

– Одну пятую с оборота,– засмеялся Моисей.– Как у Герша...

Дело пошло. Когда кончились палочки, принялись за чернильные порошки – они лежали в ящичке отдельно, в маленьких конвертиках... Рабочие выходили из фабричных ворот и, с любопытством глядя на ящик, останавливались подле Моисея.

– Завернуть! – приказывал Моисей.

И Сёма быстро упаковывал порошки, с восхищением глядя на своего партнёра.

– Откуда ты взял приказчика? – шутливо спрашивали покупатели у Моисея.

– Это сын Гольдина!

– Того Гольдина?

– Да, того.

И рабочие с любопытством всматривались в веснушчатое лицо Сёмы.

– Похож-таки на отца.

– Это будет видно,– улыбаясь, отвечал Моисей.

По пути домой Моисей спросил Сёму:

– Ну как, дружище?

– Очень нравится,– откровенно признался Сёма.– Завтра тоже будем?

– И завтра и послезавтра.

– А послепослезавтра?

– Дела найдутся... Ну, держи свою долю.

Прислушиваясь к звону медяков в кармане, Сёма счастливо

улыбался. Ну, если два дня – так два дня. И то пригодится!

– Слушай, дядя Моисей, у тебя нельзя немного бумаги забрать?

– Забрать? Зачем забрать? – Моисей остановился и удивлённо посмотрел на Сёму.

– Совсем мало. Какой-нибудь пустяк. Я сегодня могу устроить замечательное дело. Ты понимаешь, Пейся из моего товара будет делать змеи и менять их, а то, что выменяет,– пополам. Ты понимаешь, какое дело, дядя Моисей? Дай бумаги!

Но дядя Моисей ничего не ответил. Всю дорогу он шёл молча.

«Я не понимаю,– рассуждал Сёма,– что случилось? Подумаешь – попросил несколько дрянненьких листков! Я могу ему заплатить, сколько они стоят».

РАССКАЗЫ МОИСЕЯ

Моисей заговорил только дома. Поставив на пол пустой ящик, он вынул горсточку монет и протянул её Сёме.

– Мы уже в расчёте? – удивлённо сказал Сёма.

– Нет,– ответил Моисей и улыбнулся.– Так тебе нужно несколько листков?

– Штук десять, не больше.

– И что будет?

– О! – с жаром воскликнул Сёма.– Будут замечательные змеи! Мы их обменяем в два счёта.

– Так...– задумчиво сказал Моисей.– А с кем бы вы делали это дело?

– С кем? С сыном Лурии, с сыном ребе. Мало ли с кем!

Старый Нос с любопытством остановился. Что он хочет,

Моисей? Разве Сёма опоздал, разве Сёма не принёс вовремя его жалкий свёрточек?

Моисей продолжал загадочно улыбаться:

– Ну, садись и слушай внимательно. К кому попали бы эти змеи? К сыну Лурии. Так. К сыну околоточного. Так. К сыну ребе. Так... Ну, довольно. Слушай, что могло быть. Ребе Иоселе увидел змей и прочёл, что на нём написано. Ничего хорошего там не сказано ни о нём, ни о раввине, ни о царе. Тогда твой ребе берёт змей и идёт к околоточному. Околоточный берёт змей своего сына и спрашивает: не то ли самое написано в нём?

– Потом?

– Потом зовут детей и лупят их каждый по-своему. Дети говорят, что змеи выменяли у Пейси. Зовут Пейсго. Пейся говорит, что он тут ни при чём – бумажки дал Сёма. А чей Сёма сын? Сын каторжника. Приглашают Сёму и спрашивают, где он взял эти листочки. Сёма отвечает: листочки дал Моисей. Потом приходят сюда гости и отправляют дядю Моисея на поправку, потому что он похудел и ему вреден здешний климат.

– И куда бы тебя отправили? – испуганно спрашивает Сёма.

– Если бы меня не отправили на свиданье с покойной мамой, то меня бы загнали в какую-нибудь Пинчугу. Прошлый раз я жил в деревне Погорюй, а теперь бы меня сунули в деревню Покукуй.

Сёма встал и, тяжело вздохнув, сказал:

– Ну, не надо мне твоих листочков даже...– он остановился,– даже даром.

– Я думаю, что ты научишься ими пользоваться, Старый Нос,– весело сказал Моисей.– Ну, рассуди сам, зачем на небе эти листочки? Там они ни к чему. А здесь – другое дело. Сначала листочки сыплются, а потом дерево падает! Понял?

– Как раз это, дядя Моисей, нет, – застенчиво говорит Сёма,– но остальное всё понял. Теперь если б меня спросили, чьи листочки, я бы...

– Что – ты бы?

– Я бы молчал.

– А тебе – раз по зубам!

– А я ни слова,

– А тебе – два по зубам!

– А я ни слова.

– А тебя головой об стенку!

– А я ни слова.

– О, в тебе, кажется, есть кусочек от твоего папы! – смеётся Моисей и ласково обнимает Сёму.

* * *

Дедушка приходит со службы и застаёт их в горячем споре. Молча присаживается он к столу и слушает.

– Ну, что ты не понимаешь? – говорит Моисей.– Я, конечно, попал в тюрьму. Ты думаешь, я был намного старше тебя? Тюрьма – это такая штука: принимают молодых, выпускают старых. Посидел я там полтора года, и захотелось мне на улицу. И я сумел сделать дело. Год я дышал чистым воздухом, но жандармы услышали мой запах, и я опять очутился в тюрьме. Это была пересыльная тюрьма со всеми удобствами и видом на море. Там я познакомился с твоим папой. Он всё время торопился знать, что будет завтра.

– Я вижу, что у Сёмы нашёлся воспитатель,—вступает в разговор дедушка.– Ты ему не можешь рассказать что-нибудь веселее?

– Почему нет? Вы не думайте, что Старый Нос ничего не смыслит. В нём есть хороший кусочек от его папы.

Дедушка смеётся:

– Сёма, ты слышишь, что он говорит? Не дай бог, если к папиному кусочку прибавится ещё кусочек от Моисея. Бабушке опять придётся иметь дело с передачами.

– Ну, этим ещё не пахнет,– успокаивающе сказал Моисей.– А как ваша служба? Есть на хлеб с маслом?

– Ай, служба...– Дедушка машет рукой,– Лучше встретить волчицу, потерявшую детей, чем дурака, нашедшего деньги!

– Кто же этот дурак?

– Не дурак, а дураки,– поправляется дедушка.– Первый —. это мой хозяин, второй – его компаньон, а третий, самый большой,– это я. Служащий глупцу сам глупеет. Я от них ухожу!

Бабушка стелит скатерть и важно расставляет тарелки:

– Кончайте уже говорить – ужин на столе.

С каким вкусом бабушка произносит эти слова: «Ужин на столе», с каким удовольствием она их выговаривает,– честное слово, стоит специально прийти послушать!..

МОИСЕЙ «ПОМОГАЕТ» ПОЛИЦЕЙСКОМУ

– А ну-ка, повернись сюда. Подними руку!.. Опять у тебя дырка в рукаве. Не понимаю,– смеётся дедушка,– каждые три-четыре года шьём тебе новый костюм, и всё не хватает!

– Разве это дырка? – возражает Сёма.– Это ерунда. Вот это дырка, я понимаю! – И он с важностью показывает рваный башмак.

– Ничего,– утешает Сому дедушка,– иногда люди носят дорогие штиблеты, но далеко не идут.

– Ну, мой папа уже далеко пошёл.

– Твой папа, Сёма, особенный человек. Хотя он мой сын, я могу это сказать.

– Особенный... Что ж в нём особенного?

– У папы, Сёма, такое сердце, что на четверых хватит.