Текст книги "Повесть о детстве"

Автор книги: Михаил Штительман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Они помолчали.

– А сейчас куда? – спросил Сёма,

– Пойдём на базарную площадь,– предложил отец.– Когда-то там ярмарки бывали.

– А теперь солдаты. И туда подходить не разрешается.

– Ничего,– улыбнулся отец,– нам можно!

Приблизившись к площади, он внимательно осмотрел стоянку красных и, нахмурившись, закурил.

– Что ты, папа? – удивился Сёма.

– Ничего,– сухо сказал отец, и лицо его стало чужим и строгим.– Быстро разыщи Трофима!

Через несколько минут Сёма вернулся с комиссаром.

– Ты звал меня, Яков? – спросил Трофим.

– Звал,– кивнул головой отец.– Ты что-нибудь думал об этом? – Он указал рукой на площадь.

Трофим недоумевающе пожал плечами.

– Плохо, комиссар,– сказал отец, подняв правую бровь.– Люди, лошади, зарядные ящики – все сбилось в кучу! Один снаряд – и площадь взлетит вверх! – Отец замолчал и, сняв фуражку, провёл рукой по волосам.

– Ты прав, Яков,– подумав, сказал Трофим.

– Не в этом дело,– опять нахмурился отец.– Быстро отдавай приказ. Снарядные ящики отбросить назад. Коней отвести. Орудия расставить веером.

– Будет исполнено! – Трофим взял под козырёк и повернулся.

– Обожди,– остановил его отец.– Хотел я тебе посоветовать выставить сторожевое охранение по берегу реки. Иметь в любой момент резерв, готовый к переправе. Как ты думаешь, Трофим?

– Я думаю так, товарищ комиссар,– ответил Трофим.

– И ещё я хотел тебе посоветовать,– сощурив глаза и улыбаясь, сказал отец,– немного смелее брать в руки ремесло войны. Как ты думаешь, Трофим?

– Я думаю так, товарищ комиссар,– веселее повторил Трофим и быстрым шагом паправился к площади.

Сёма смотрел на отца растерянными и восхищёнными глазами. Большим и сложным казался ему этот седой человек в пожелтевшей кожаной куртке.

ОТЪЕЗД

Бедные люди много спрашивают. Это Сёма знал хорошо. Часто слышал он молитвы бедняков в синагоге – и что было в этих молитвах? Одни сплошные вопросы. Ой, боже мой, почему мне

так плохо? Ой, боже мой, когда уже будет лучше? Ой, боже мой, что делать с долгами?.. И ещё сто таких вопросов. Счастливые люди, наоборот, не спрашивали. Сёме приходилось слышать молитвы купцов, но ни разу Гозман или Магазаиик не обращались с вопросами к богу. Они не говорили «ой, боже мой, почему нам так хорошо; ой, боже мой, что делать, мы очень богаты?». Они обходились без этих вопросов.

Но вот настало время, когда Сёма почувствовал себя счастливым. Кажется, хорошо, конец вопросам! Ничего подобного. У Сёмы и теперь находится, о чём спросить. То ему важно знать, скоро ли откроется фабрика в местечке, то ему необходимо выяснить, когда же во всём мире победят красные. Каждый раз он вспоминает, что ему ещё что-то неизвестно, и начинает засыпать отца вопросами. Так было и сегодня за завтраком. Сидели пили чай, и вдруг Сёма поднял голову и обратился к отцу:

– Скажи, папа, а когда ты уедешь?

Умный вопрос! Бабушка посмотрела на Сёму сердитыми глазами и глубоко вздохнула:

– Вот это ты сидел и думал? Больше тебе уже не о чем спрашивать? Хороший сын! Отец только приехал, а он уже болтает об отъезде.– Бабушка вытерла фартуком губы и подсела поближе к Сёме.– Куда ехать? Что ты сочиняешь? Папа отдохнёт как следует дома и потом начнёт себе искать службу... Правда, Яков?

Отец улыбнулся и промолчал. Дедушка многозначительно взглянул на него и тоже улыбнулся:

– Дети и женщины – это одно и то же. Они всюду суют нос. А может быть, Яков вовсе не хочет сейчас поступать на службу? И где вы видите эту службу, если всё на замке? А может быть, он вовсе приехал как ревизор и смотрит, всё ли так делается? Одним словом, Яков, забудь – мы тебя ни о чём пе спрашивали. Живи здесь и делай что надо.

Яков задумчиво покачал головой и отодвинул чашку с чаем:

– В том-то и дело, папа, что Сёма прав. Надо уезжать.

– Куда уезжать? – возмутилась бабушка.– Красивая история! Одна рука говорит—здравствуйте, а другая уже торопится, кричит – до свидания! Интересно! Мы же с тобой двух слов не успели сказать!

– Она права,– вмешался дедушка.– Я всё же старше тебя и понимаю в делах. Я тебе говорю – успеешь, не убежит!

– Ой, папа,– вздохнул Яков и мечтательно закрыл глаза,– как бы мне хотелось уже никуда не уезжать! Поселиться здесь, с вами, взять своего сынка, поступить на службу, и чтоб не было

больше лошадей, теплушек, разобранных путей, выстрелов. Нам, это тоже чуточку надоело... Но что делать?

– Конечно.– Сёма взял отца под защиту.– Что вы хотите от человека? Мне вчера велели расклеить на всех домах воззвание. Так что я сделал? Пока не расклеил – не вернулся домой. Очень мне нужно получать замечания!

– Правильно,– засмеялся отец,– я тоже не хочу, чтоб меня ругали.

– А когда ж ты вернёшься? – тихо спросила бабушка.

– Скоро! Как только закончится операция – я дома.

– Операция! – воскликнула бабушка и заплакала. Она зпа-ла, что в слове этом нет ничего хорошего.

– Что ты, мама? – удивился Яков.– Это совсем не то, что ты думаешь. Это в сто раз легче!

– Я знаю,– тяжело вздохнула бабушка,– ты всегда утешаешь... А когда ты собираешься ехать?

– Сегодня, мама.

– Сегодня? Нет, они сведут меня с ума!.. Что ты молчишь? – закричала она на дедушку.– Что ты сидишь, как будто тебе всё равно? Я же ему ничего не приготовила на дорогу. Бельё сушится! И так я тебя отпущу? Я мать или я мачеха?

– Ша! – поднял руку дедушка.– Он поедет позже на два дня. И не надо делать панику!

– Нет, пана,– мягко сказал Яков,– я поеду сегодня. Лошади меня ждут. Но я скоро вернусь. Вернусь, и мы побелим комнаты, поставим новый забор, и всё будет хорошо. И мама приготовит вишнёвое варенье... Сколько богатые люди кладут сахару, а, мама?

– Фунт на фунт,– улыбнулась сквозь слёзы бабушка.

– Вот,– засмеялся отец,– фупт на фунт. И будут к нам ходить гости. И ты будешь их принимать. А тебе, Сёма, выпишем невесту. Чёрную или белую?

– Не надо никакой,– смущённо ответил Сёма.– Лучше возьми меня с собой.

– Что ты! – развёл руками отец.– А бабушка, а дедушка? Они не обойдутся без помощника! Ты останешься здесь, а тебе я привезу шинель. Хорошо, Сёма? Без дырок, новую шинель, со всеми пуговицами.

...В тот же день отец собрался в путь. Вещей у него было мало, и сборы длились недолго.

– Посиди хоть немного,– попросила его бабушка.– Вспотел и сразу выскочишь на улицу... Ты поедешь до станции?

– Да.

– А оттуда поездом?

– Да.

– Ay тебя уже есть билет?

– Есть,– засмеялся Яков.– Теперь обходятся без билетов.– Он встал и начал прощаться.

Сёме тяжело было смотреть на печальные лица бабушки и деда, и он вышел на улицу. Через несколько минут дверь отворилась, и показался отец. Старики провожали его.

– Закрой шею!..– волнуясь, сказала бабушка.– А ну, покажи лоб. Конечно, весь мокрый... Смотри в вагоне не стой у окпа. Ты слышишь, Яков?

– Слышу,– покорно ответил он и ещё раз поцеловал бабушку.

– И чтоб слово было слово! – улыбнулся дедушка.– Мы тебя скоро ждём. И варенье сделаем фунт на фунт. Я уже забыл, какое ты любишь?

– Кисленькое,– признался отец и поцеловал деда в лысину.– И, кажется, я приеду раньше, чем вы сварите!

– Дай бог,– вздохнула бабушка.

– Дай бог,– согласился отец и, положив руку на плечо Сёмы, пошёл на площадь.

Сёма прижался щекой к его руке и опустил глаза. Ему опять захотелось плакать, и никакой храбрости уже не было. Только что приехал отец. И это так хорошо: жить, бегать по улицам, дежурить, расклеивать приказы и знать, что придёшь домой, а там у стола сидит отец! Родной отец! И зачем он уезжает?

– О чём ты думаешь, Сёма? – спросил Яков и остановился.

– Ты вернёшься, папа?

– Вернусь, сыну,– ласково сказал отец и, нагнувшись, заглянул ему в глаза.– Слёзы? У юного большевика? В боевой шинели?.. Вернусь,– зашептал он, целуя Сёму,– чтобы видеть тебя каждый день и слышать твой тоненький голосочек! Вернусь! Как же я тебя брошу, когда ты один у меня? Будь хорошим, Сёма, чтоб не стыдно тебе было человеку в глаза смотреть. Слышишь, сыну? – Он ещё раз поцеловал Сёму, обеими руками поднял его лицо и посмотрел внимательным, долгим взглядом.– Не плачь, дурачок! – тихо сказал он.– Не плачь, сынуля!..

Опустив руки, стоял Сёма на дороге, провожая глазами отца. Господи! Хотелось не стоять, а бежать за ним, бежать и бежать, целовать его белую голову, худые рукп, вылинявшую куртку. Прощай, отец!.. Его уже пе было видпо, а Сёма всё стоял, и прохожие с удивлепием смотрели на него. Какая-то телега, громыхая, проехала мимо, чёрные брызги полетели вправо и влево, но Сёма не заметил их.

Сёма не пошёл домой. Он свернул в проулочек и, пе стучась, вбежал в комнату Шеры. Доля что-то мастерил, сидя па низеньком табурете. Шера вытирала мокрой тряпкой клеёнку.

– Что такое? – удивленпо спросила она, бросив тряпку на подоконник.

Сёма присел к столу и опустил голову.

– Папа уехал, Шера! – сказал он, с трудом переводя дыхание.– Опять нет папы!

– Глупенький,– улыбнулась Шера,– вернётся твой папа. Ие забывай стариков – ты мужчина!

– Воробей,– загудел ему в ухо Доля,– от этого не умирают! Большое дело – уехал! Приедет! И ещё как, с музыкой!

Сёма молчал.

– Глупый ты! – тихо сказала Шера и положила руку на его голову.– А ну, посмотри на меня! Ты должен быть весёлым. Что же делать бабушке, если ты плачешь?

– Не знаю, что делать!

– Иди домой, воробей,– посоветовал Доля.– Иди, успокаивай стариков – ты мужчина!

Шера проводила его до дверей.

– Не плачь! – прошептала она.– Я умею не плакать. Обещаешь?

– Обещаю,– ответил Сёма.

– И узнай, можно ли мне быть с вами. Обещаешь? Я очень хочу!

– Обещаю.

– И спроси, нет ли работы для папы. Хорошо, Сёма?

– Хорошо,– улыбнулся Сёма и крепко сжал руку Шеры.

...Дома с тревогой ждали его возвращения. Когда он вошёл,

дедушка встал со своего места и подбежал к нему:

– Ты проводил папу?

– Проводил.

– Ты видел, как он садился в телегу?

– Видел,– соврал Сёма, вспоминая, что ему нужно утешить стариков.– Не телега, а что-пибудь особенное. И три лошади – огонь!

– Ему, наверно, жёстко сидеть! – вздохнула бабушка.

– Нет,– улыбнулся Сёма,– Трофим подложил подушку.

– Всё-таки этот Трофим – человек! – снисходительно сказала бабушка и посмотрела на Сёму.– Садись уж, отдохни. На тебе лица нет.

Дедушка, лукаво улыбнувшись, тоже посмотрел на него:

– А где ж ты был потом?

– Наверно, у своей барышни,– насмешливо сказала бабушка.

– "У барышни? – удивился дедушка.– Хотя постой... В пятнадцать лет я уже был женихом.

– Знаю,– засмеялся Сёма.– И говорил про лампы.

– Про лампы? – обиделся дедушка.– Понимаю! Тебе уже моя невеста успела доложить. Только про лампы? – возмущённо спросил он.– А больше она ничего тебе не рассказывала?

– Больше ии1!ого.

– Так я тебе расскажу. Когда невеста пришла к нам второй раз, она заметила на стене какую-то картину и сказала: «Посмотри, какая картина!» И угадай, что я ей ответил? Я ей сказал: «Зачем мне смотреть на стенку, когда живая картина стоит возле меня!» Будь спокоен, Сёма, я умел сказать два красивых слова. Можешь спросить у моей невесты!

Сёма посмотрел на деда, потом на бабушку и вздохнул с облегчением. Нет, всё будет хорошо. Должно быть хорошо!

В ДОМЕ КУПЦА

На другой день рано утром за Сёмой прибежал нарочный. Бабушка встревожилась, дед посмотрел на него с удивлением, и только Сёма ничем не выразил своего волнения: молча накинув па плечи шинель и взяв в руки фуражку, вышел на улицу.

В доме Магазаника, у дверей комиссарской комнаты, его уже ждали. Матрос, поставив на стул ногу, внимательно рассматривал лакированный ботинок. Пейся стоял рядом.

– Да,– со вздохом произнёс Полянка,– лаки трещат! И всё этот проклятый мизинец. Видите? Выпирает, контрабандист, душно ему!

– А вы бы поставили латочку,– осторожно предложил Пейся.– Я знал одного человека – он даже ставил латки на латки.

– Невозможно,– развёл руками Полянка,– подошва стёрта лицом земли!

Сёма сочувственно покачал головой и взглянул на матроса. Он был без куртки, в какой-то полосатой фуфайке с открытой шеей и без рукавов. Кожа Полянки была разрисована так густо, что казалась тёмно-зелёного цвета. На правой руке до локтя – большой якорь с цепыо, стрела и кружок.

– Вам не тяжело носить всё это? – улыбаясь, спросил Сёма.

– Привык,– ответил матрос.

– Интересно! А зачем вам этот кружок?

– Чтоб штык не брал.

– А стрела?

– Чтоб пули не брала.

– Помогает?

– Сила духа!.. – загадочно сказал матрос.

– Понятно,– спокойно согласился Сёма.– А что это за шрам на щеке?

– От шашки.

– А против неё нет защиты?

– Нет,– ответил Полянка, опуская наконец ногу на пол.– Движение вод бесконечно, как говорил покойный адмирал Нахимов... Зайдёмте к комиссару.

Трофим что-то писал. Увидев друзей, он улыбнулся и отложил перо.

– Прибыли? – сказал он.– Хорошо. Ну как, Сёма, проводил папу?.. Теперь тебе есть работа. Только спокойпо и тихо. Осмотреть дом Гозмана. Проверить комнаты. Стулья не ломать. Понятно?

– Понятно,– кивнул головой Сёма, уже торопясь к дверям.

– Обожди,– остановил его Трофим.– Это вам первое поручение. Полезно знать, зачем идёте. Там будет лазарет. Старший у вас Полянка – его слушать!

Матрос вытянулся и показал рукой на дверь. Сёма и Пейся вышли. Полянка с важностью проследовал за ними.

– Стоп, шлюпочки! – крикнул он.– Задача понятна? Берите Антона и нажимайте на вёсла. Прежде всего открыть окна, потом надраить полы. В доме будет больница, лазарет, госпиталь. Осмотрите, нет ли экипировки.– Он вновь выставил свой ботинок и с грустыо взглянул на него.– Проверьте каждый угол.

– А девочку можно взять,– краснея, спросил Сёма,– чтоб помогала?

– Никаких девочек! – хмуро оборвал его матрос.

– Тогда я не иду! – решительно сказал Сёма и опустил глаза.

– Два шага вперёд!..– приказал матрос.– Кто вы есть, товарищ Гольдип? От кого я слышу эти слова?

– От меня,– признался Сёма.– Я обещал. Я хочу, чтоб она была с нами.

– Ладно,– махнул рукой Полянка.– Кто за неё будет ручаться?

– Я! – обрадованно воскликнул Сёма.

– Приводи,– подумав, согласился матрос.– Как говорил покойный адмирал Нахимов: движение вод бесконечно! – Он улыбнулся и кивнул головой.– Через два часа буду у вас...

– Как тебе нравится этот матрос? – спросил Сёму Пейся.

– Нравится. Я думаю, что он уже успел наплаваться.

– Будь уверен,– успокоил его Пейся.– С ним я согласен сесть в лодку!

– А я бы хотел себе нарисовать такой якорь.

– Ты с ума сошёл! – закричал Пейся.– Ведь это иголками колют!

– Подумаешь,– спокойно возразил Сёма.– Когда мне в палец попадает заноза, бабушка выковыривает её иголкой. И ничего.

Незаметно они подошли к дому Доли.

– Ну, иди зови,– сказал Пейся.

– Почему это я? Идём вместе.

– Ты ручался – ты и зови,– небрежно бросил Пейся и принялся закуривать папироску.

Сёма вошёл в дом. Шера, взобравшись на стол, убирала с потолка паутину.

– Бросай палку и прыгай вниз! – скомандовал Сёма.

– Обожди. Тут остался один угол.

– Прыгай! – потребовал Сёма.

– Что там, горит, что ли? – удивилась Шера и села на стол.

– Я за тебя ручался,– тихо сказал Сёма.– У нас есть дело. Пойдёшь с нами?

– Куда?

– К Гозману.

– К Гозману! – обрадовалась Шера и спрыгнула на пол.– Вот хорошо!

– Что тут хорошего? – холодно спросил Сёма.

– Я увижу, как жили люди,– ответила Шера, торопливо убирая палку с тряпкой.– У них, наверно, девять комнат!

– Чтоб ты знала,– вдруг строго сказал Сёма,– что число нельзя выдавать. Нас учил матрос. Сколько чего – мы не знаем. Поняла? Военный секрет.

– Но это же комнаты!

– Комнаты,—согласился Сёма.—Узнают, сколько комнат,– догадаются, сколько кроватей; а узнают, сколько кроватей,– догадаются, сколько больных. Поняла?

– Ой, Сёма,– вздохнула Шера,– ничего я не понимаю в твоих военных секретах!

– Ну, идём,– хмуро сказал Сёма.

– А напа?

– Что – папа?

– Он не будет знать, где я.

– Узнает. Идём!

Они вышли на улицу. Пейся со злостью посмотрел на них и пробурчал:

– Вы думали, что мне здесь очень весело ждать?

– Не думали,– улыбнулся Сёма.– Я просто забыл.

Пейся наклонился и прошептал Сёме на ухо:

– Пусть она идёт впереди или сзади.

– Почему?

– Неудобно. Все будут говорить, что мы бегаем с девочками.

· Сёма согласился с доводом Пейси и, обратившись к Шере,

сказал, подражая тону матроса:

– Два шага вперёд!

– Не понимаю,– пожала плечами Шера.

– Так надо,– нахмурился Сёма,– такой порядок. Женщины идут впереди.

* * *

Они с трудом открыли дверь и вошли в дом. В первой же комнате их ждала загадка. На кровати лежал кусок зелёного бархата с рисунками по краям.

– Это на платье,– уверенно сказала Шера.

– Откуда? – возмутился Пейся.– Где ты видела платье с овцами? Тут же нарисовано целое стадо!

– Это называется ковёр,– вмешался Сёма.– Я знаю.

– Кто это ходит по бархату? – засмеялся Пейся.– Тоже выдумал! Это такая скатерть...

– Ну хорошо,– оборвал его Сёма.– Не затем послали. Начинайте осмотр. Я схожу за Антопом. Смотрите во все углы. Шера, открой окна. Тут будет больница. И чтоб ничего не поломали.

– Хорошо, хорошо! – огрызнулся Пейся.– Только не строй из себя большого иачальпика! Здесь тоже люди с умом.

Сёма махнул рукой и направился к Антону. В дороге его охватили сомнения, и он пожалел, что ушёл. А вдруг там случится что-нибудь? Шутка сказать, целый дом оставить на Пейсю. Шеру, как женщину, он пе принимал в расчёт. «Может быть, кто-нибудь спрятался на чердаке?» – волновался Сёма. Мало ли что может быть! Торопливо постучав в окно, Сёма вызвал Антона и объяснил ему, в чём дело.

– Сейчас,– сказал Антон,– руки помою – и туда.

– Ну иди,– согласился Сёма,– а я побегу.

Запыхавшийся, вспотевший и усталый, отворил он дверь и

взбежал по лестнице наверх. Из комнат доносились возбуждён-

ные голоса, и Сёма понял, что предчувствия не обманули его. Шера с таинственным лицом выскочила ему навстречу:

– Ой, Сёма, что случилось!

– Что? – хмуро спросил он.– Ведь я же за тебя ручался!

– Да,– кивнула головой Ш'ёра.– И что мы нашли?

В это время Пейся открыл дверь и с важностью произнёс:

– Она пашла клад!

«Какой там клад?» – тоскливо подумал Сёма, с удивлением и досадой глядя на Шеру.

– Зачем – клад? Зачем ты лезешь в мужские дела?

– Я не виновата,– обидчиво сказала Шера,– ты сам меня звал. Я не напрашивалась.

– Ну ладно! – сердито пробурчал Сёма.– Где же этот знаменитый клад?

– Вот! – Шера показала на деревянный ящик с сорванным замком.– Смотри!

Сёма склонился, заглянул в ящик и испуганно отшатнулся. Серебро! Целый ящик серебра. Ложки, вилки, ножи, половники.

– А ну, попробуй поднять! – приказал Сёма Пейсе.

– Попробуй сам,– засмеялся Пейся.– Ты шутишь, какая тяжесть!

Сёма сел, потом встал и забегал по комнате. Что же делать? Что делать? Как быть с этим серебром?

– Что ты испугался? – удивилась Шера.– Серебро – это ж ие бомба!

– Ай, ты не понимаешь! – рассердился Сёма, хотя он и сам не понимал причины своего испуга.– За это серебро можно купить пулемёт!

– Что же делать? – растерянно спросила Шера.– Я вижу, начинаются твои военные секреты.

– Тише,– строго сказал Сёма.– Сюда придёт Антон. Каждый стоит час на посту возле ящика. Понятно? Час – ты. Час– Шера. Час – Антон. В комнате – один человек. Остальные там. Сейчас становится Пейся. Его сменяет Антон. Потом Шера. Закройте окно. С часовым разговаривать нельзя. Понятно?

– Понятно, понятно! – сощурил глаза Пейся.– Я стою, Шера стоит, Антон – тоже, а ты? Ты думаешь, мне большой интерес стоять возле этой кадушки?

– А я бегу за матросом. Ему надо быть здесь. Шера, выходи в ту комнату. Пейся, ты – часовой.

– Иди уж! – махнул рукой Пейся.– Большое дело! Что это, пороховой погреб? Подумаешь – ящик с ложками.

Но Сёма не дослушал его. Через пять минут, бледный, взволнованный и серьёзный, стоял он подле военного комиссара.

– Мы нашли...– сказал он, с трудом переводя дыхание,– ящик с серебром.

– Поздравляю,– улыбнулся Трофим.– Там ещё кое-что запрятано. Гозман не мог всё увезти.

– Есть скатерть зелёная! – взволнованно сообщил Сёма.

– Вот видишь – и скатерть зелёная. А Полянка там?

– Нет. Он здесь.

– Позови,– строго сказал комиссар и закурил папиросу.

Вошёл матрос с растерянным, недоумевающим лицом.

– Вы меня? – обратился он к комиссару.

– Вас! Почему вы здесь? Я ведь послал вас с ними?

– Сейчас иду, товарищ комиссар.

– Вы должны были сразу отправиться с ними! – крикнул Трофим.– Надо понимать. А если б там не было Гольдина?

– Я отправляюсь,– тихо повторил матрос.– У меня есть причина, товарищ комиссар,– добавил он грустным голосом и опустил глаза.– Лаки треснули!

– Иди уж,– засмеялся Трофим, глядя в растерянное лицо

матроса.– Иди уж со своими лаками!

* * *

На улице Полянка посмотрел на Сёму и покачал головой.

– Фортуна поворачивается спиной... Вы что, ящик нашли? – мрачно спросил он.

– Да.

– С серебром?

– Да-

– Ботинки там не попадались?

– Нет.

Матрос глубоко вздохнул:

– А туфель тоже не видел?

– Тоже.

– Ты понимаешь, какая беда. Номер ещё у меня такой, что редко такую ногу отыщешь. Между сорока тремя и сорока четырьмя! Да-а! Как говорил покойный адмирал Нахимов...

– ...движение вод бесконечно,– закончил Сёма.

И они вошли в дом купца.

Их встретил Пейся с серьёзным и важным видом:

– Дежурит Антон.

– А где Шера?

– Сидит тут. Не видишь?

Матрос строго посмотрел на Шеру и, поправив бескозырку, молча поклонился.

– Окна помыли?

– Помыли.

– Комнаты проветрили?

1– Проветрили.

– Мало,– хмуро сказал матрос и потянул носом.– Ещё дух купца чувствую... Что ещё обнаружили?

– Бельё, одеяла, бархатная скатерть.

– На брюки пе пойдёт?

– Пойдёт! – обрадовался Пейся.– Зелёная.

Матрос недоверчиво посмотрел на него.

– С чего начнём? – спросил Сёма Полянку.

– Вы,– обратился матрос к Пейсе,– составляйте опись найденного. Добра оставили мало, но точность полагается.

– И мебель записывать?

– Всё,– подтвердил матрос.– Пошли, Сёма, проверим ящик.

Волнение вновь охватило Сёму. Он позвал Шеру, и они вместе пошли в соседнюю комнату. У ящика стоял Антон.

– Серебро зто,– сказал матрос, с трудом поднимая ящик и ставя его на стул,– теперь принадлежность государства.—Он оторвал верхние доски и взял в руки тяжёлый половник.– Эту ложечку, может быть, совал в свой рот купец. Довольно! Больше ему не видаться с ней!.. А вот, товарищи, до какого разврата доходили,– воодушевляясь, опять заговорил матрос,– перечницы из благородного металла делали!

Шера, Антон и Сёма с удивлением слушали язвительную речь матроса. Пейся просунул голову в дверь. Полянка, размахивая перечницей, продолжал поносить купца и всё его семейство. Неожиданно он обнаружил в широком серебряном бокале аккуратно сложенный листок.

– Бумага,– пожал плечами матрос.– Интересно! Посмотрим и бумагу. Прочитаем. «Опись,– заикаясь, прочёл он,– столового серебра». Хорошо. Сёма, бери листок, всё сверим.

Сёма с волнением взял в руки листок. Тревога вновь охватила его. А вдруг кто-нибудь до них узнал дорогу к этому ящику? А вдруг Мендель, у которого был ключ от дома, стащил ложки или тарелки? А вдруг, составляя опись, ошиблись и записали больше, чем есть?

– Что ж ты молчишь? – удивился матрос.– Читай!

– «Ложек столовых – двадцать четыре»,– волнуясь, произнёс Сёма.

– Так,– кивнул головой матрос,– двадцать четыре. Два, шесть, восемь, шестнадцать, двадцать один... Правильно – двадцать четыре.

– «Бокалов полных – двенадцать»,– унылым голосом прочитал Сёма.

– Так,– сосредоточенно повторил матрос,– бокал полпый раз и бокал полный два, четыре, шесть, десять и двенадцать. Правильно – двенадцать.

Все молчали, с тревогой ожидая конца проверки.

– «Ликёрных рюмочек – двенадцать»,– прочитал Сёма вздыхая.

– Ликёрных рюмочек,– с ненавистью пробурчал матрос,– двенадцать... Из серебра, черти, пили, иначе им невкусно!.. Ну, раз, два, четыре, шесть... двенадцать.

Ящик опустел. Сёма упал па стул и вздохнул с облегчением.

– Всё в порядке! – торн^ественно произнёс матрос, сбрасывая с грохотом серебро в ящик.– Поскольку вы нашли, товарищи юные большевики, объявляю вам благодарность за находчивость. Пусть лежит серебро это в ящике. Поселим в доме этом больницу и будем нашим раненым и больным подавать картофель печёный, или пышки из отрубей, или кашу пшённую на серебряных блюдах, и пусть кушают они на доброе здоровье серебряными ложечками!

Голубые глаза матроса хитро сощурились, он лукаво посмотрел на Сёму, подмигнул ем^г и с важностью опустился в большое кожаное кресло.

СОБРАНИЕ

Из дома Гозмана друзья вышли с гордым, независимым видом. Пожалуйста, теперь все понимают, что им можно доверить большое дело. И потом – благодарность за находчивость, это же чего-нибудь стоит! Все были довольны друг другом. Только Шера чувствовала себя неваято: во-первых, её опять заставили идти впереди, во-вторых, даже Сёма при ней шепчется. Подумаешь, большие секреты у него с Пейсей! Они не могут потерпеть, пока она уйдёт? Шера обиженно понгала плечами и повернула на другую улицу, но Сёма задержал её.

– Тебе нравится с нами? – спросил он в упор.

– Нравится,– без всякого восторга ответила Шера.– А вы всегда будете при мне шушукаться?

– Нет,– успокоил её Сёма и многозначительно взглянул на Пейсю.– Примем тебя к себе и не будем шептаться.

– Не будем,– важно подтвердил Пейся.– Но пам нужны люди... могила! Чтоб без болтовни!

– Ты таки похож на могилу,– улыбнулась Шера.– Из тебя слова надо клещами тянуть.

– Правильно,– согласился Пейся, не замечая насмешки,– Я теперь только знаю – да и нет. Больше ничего... Тут рядом бандиты сожгли местечко. Всё сгорело: и дома, и скамеечки, и заборы. Так вы думаете, люди после этого ушли? Ничего подобного. Какая она ни на есть, эта несчастная земля, но всё-таки своё. И они остались и живут па развалинах, без крыши. Я сам всё видел. Но, если меня спрашивают, что там и как там, я отвечаю одним словом – да или нет. Я понимаю, теперь не время для длинных историй!

– Не время...– засмеялся Сёма и похлопал приятеля по плечу.– Уже поздно. Расходимся по домам. Завтра будет собрание.

Пейся с важностью закурил папироску и, небрежно кивнув головой, направился к дому. Шера молча протянула Сёме руку.

– Что Hi ты молчишь? – удивился он.– Говорила, что хочешь с нами, а теперь молчишь.

– Я унге не хочу,– призналась Шера.

– Не хочешь? – не веря своим ушам, с возмущением воскликнул Сёма.– Не хочешь?.. Ну что ж, никто кланяться не будет. Не надо. Тебе ещё снисхонодение делали. Женщина – это не мужчина! «

– Не мужчина,– тихо согласилась Шера.

– Так почему же ты передумала? – Сёма уж не мог остановиться, всё кипело в нём, и он смотрел на Шеру злыми глазами.– Женские фасоны! Ты хочешь, чтоб надо мной весь уезд смеялся.

– Я не хочу.

– Так почему же? Или ты испугалась работы? Ты думала, что тебя будут катать на колёсиках?

– Тише! – Шера с удивлением взглянула на Сёму.– Не кричи па меня посреди ночи.

– Ещё не ночь,– смущённо сказал Сёма.– Отвечай, почему ты передумала? Считаю до трёх.

– А что будет потом?

– Я уйду.

– Нет, Сёма,– ласково улыбнулась Шора,– это Hie некрасиво. Какой кавалер бросает женщину? И ты пе обижайся. Я передумала потому, что и там буду сидеть как дура. Да, да! Говорить я не умею, спрашивать – стыдно. Я даже не знаю, что такое собрание. И все будут недовольны – чёрт принёс эту девочку, сидит молчит – ни туда ни сюда!

– И туда и сюда! – радостно воскликнул Сёма.– И это всё?

Глупая, а что такое я? Я тоже не всё понимаю. И мы будем вместе.

– Вместе? – недоверчиво повторила Шера.– Вместе? А сам всё время шушукается с этим Пейсей и меня посылает вперёд. Что я – ребёнок? Ты думаешь, мне очень нравится быть одной? Вдруг выдумали, что со мной нельзя ходить по улице. И хотят, чтоб я от этого радовалась. Ходи одна! Попробовал бы ты!

Сёма почувствовал себя неловко. «И зачем я послушался Пейсю! Приказа ж такого нет – с девочкой не ходить. Если б это было так важно, Трофим бы не забыл и вывесил воззвание: «Молодые люди, ходите отдельно!»

– Шера,– тпхо сказал од и осторожно положил руку на её плечо,– кончено, ходим вмосте.

– Скажи: ей-богу.

– Мне нельзя.

– Нет, скажи! – сердито повторила Шера.

Сёма глубоко вздохнул, тихонечко прошептал «не» и потом уж громко произнёс:

– Ей-богу.

Всё было в порядке. Шера не заметила хитрой проделки и поверила ему. Они ещё стояли несколько минут молча, и Сёма неловко и стыдливо гладил маленькую руку Шеры.

– Ты мой милый! – тихо сказала Шера, поднимая голову и засматривая в глаза Сёмы.

– И ты моя милая! – повторил Сёма улыбаясь.

– Ты мой самый задушевный!

– И ты моя самая задушевная!

Но в это время послышались шаги, кто-то показался на улице. Сёма вздрогнул и стремительно отбросил руку Шеры.

– Что такое? – испуганно спросила Шера.

– Ничего,– торопливо проговорил Сёма,– нас, кажется, заметили.

– И что же?

– А где была твоя рука?

– В твоей руке.

– И ты думаешь, что ей там место? – строго спросил Сёма.

Но Шера не нашла что ответить. Она с недоумением посмотрела на Сёму, и он, как всегда, сразу понял, что сказал что-то лишнее.

– Спокойной ночи,– смягчился Сёма.– До завтра.

– До завтра,– покачала головой Шера,– до завтра!

Она поправила платок и медленно пошла домой. Сёма провожал её глазами. Теперь уж все мысли покинули его, и осталась только одна: обернётся или не обернётся? Сёма с волнением

g Повесть о детстве

257

следил за Шерой: вот она почему-то остановилась, вот она подняла воротничок жакетки... Обернулась! Обернулась, увидела его и замахала рукой. «Интересно! – размышлял Сёма, глядя

ей вслед.– Она там догадалась, что я ещё тут!..»

* * *

На собрание пришло пять человек. И их всего было пятеро с матросом в ту пору... Мпого позднее, когда из уезда приехал инструктор организовать ячейку союза молодёжи, его встретили сумрачно и сразу взяли под подозрение. Какая ячейка? Куда ещё записывать? Мы – юные большевики и никаких ячеек не позволим! У Сёмы было огромное желание выставить инструктора из местечка, и Трофиму пришлось потратить немало труда, чтобы убедить его, что ячейка – это то самое, что у них уже давно существует, и инструктору остаётся лишь взять их всех на учёт...

Первым на собрание явился Антон. И Сёма хорошо знал, почему он опередил всех. В комнате стояла фисгармония Мага-заника, крышка была поднята, клавиши открыты. Антон что-то играл. Вспотевший и утомлённый, он тяжело опускал указательный палец и ждал появления звука. Увидев Сёму, он небрежно взглянул на него и принялся с новым усердием стучать по клавишам. Через песколько минут он поднял голову и спросил:

– Угадай, что я играю?

Сёма смущённо развёл руками:

– Не знаю.

– А это? – Антон опять застучал пальцем.

– Не знаю.

– Ни одного мотива не энаешь! – удивился Антон и с сожалением покачал головой: – Жаль!

– А мне нет,– улыбаясь, ответил Сёма, глядя на вспотевшего музыканта.– Подумай сам, что это за музыка, если надо работать руками и ногами? Там дави, тут стучи! Нет, это не для меня.

– Как хочешь.– Антон обиженно пожал плечами и, повернувшись к клавишам, ударил обеими руками.– Вот это собирается гроза... А это гром... Похоже? А зто стучат по крыше!..