355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Бобров » Висенна. Времена надежды » Текст книги (страница 12)
Висенна. Времена надежды
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 15:55

Текст книги "Висенна. Времена надежды"


Автор книги: Михаил Бобров



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 45 страниц)

И с этой мыслью оторвался Игнат от твердого сиденья, и зашагал к воротам Академии.

* * *

Ворота Академии помнили осады и снежные бури Времен Вьюги, когда сугробы в три-четыре человеческих роста, а ветер шутя раскидывает по ущельям тяжелые каменные черепицы. Улицы Истока превращаются в подснежные галереи, и лишь столбики пара указывают случайным птицам, что где-то внизу, под толстой снежной шубой, теплится жизнь. Однажды даже лавина прошла до самой Академии вдоль Торговой Улицы, нисколько не просадив белого свода. Ярость Седой Вершины лишь грохнула в черные створки, да кипящим серебром взлетела над высокой стеной – тем все и кончилось.

Дубовые воротины давным-давно потемнели, железные полосы изъязвила ржавчина; и только бронзовое кольцо ярко желтело под зимним солнцем. Древние механики так хорошо вывесили створки, что и один человек мог открыть их, взявшись за кольцо; правда, упираться все же приходилось крепко, а тянуть обеими руками.

За высокими воротами открывался Двор Прилетов; оттуда первая дверь налево, размерами под медведя или грифона, вела широким коридором к Главному Залу. Следующий поворот налево приводил в Звенящий Холл с фонтаном; оттуда уже начинались пути вниз: в библиотеку, хранилища, Лабиринт. В Лабиринте и проходил неудачный опыт.

Скорастадира успели донести до фонтана, когда Теграй, наконец, не утерпел:

– Не может Великий Маг не видеть, куда идет… Зачем Скорастадир гнал до отказа? Он же чувствовал, что ничего не получается!

Нетерай встопорщил все перья сразу, заклекотал грозно:

– Ты намекаешь, что Великий Скорастадир нарочно довел дело до тупика! Имей смелость обвинять прямо!

Доврефьель и Йон согласно ударили обездвиживающим заклятьем, но оба опоздали. Белая лавина накатилась на пестрый камень. Жарко полыхнули скамьи: кто-то из дерущихся успел кинуть огненный шар. Нос перехватило вонью горелых перьев. Вийви получила грифоньим хвостом поперек тела, и Дилин со Скором кинулись ей на помощь. Сеговит тоже выкрикнул обездвиживание – промахнулся. Громадный бибилиотекарь, попытавшись схватить Теграя за лапу, окаменел в позе кумира, и тотчас был свергнут могучим ударом. Жалобно чавкнул испаряющийся фонтан; ректор с руганью отер лицо от кипятка; в боковом проходе возникли прибежавшие на шум Барат-Дая с Мерилаасом, но они тоже ничего не успели понять: громко рванули три боевых заклятия сразу, маленький медведь умело пригнулся, южанин ловко поставил сиреневый искристый щит…

И страшная тишина нестерпимо зазвенела в ушах. Медленно-медленно распрямлялась полуоглохшая Вийви, опираясь левой рукой на колючий шар ежа-предсказателя. Дилин плакал в три ручья, размазывая слезы игрушечными лапками. Скорастадир, перекосившись от боли в обожженных ладонях, поддерживал ведьму под локоть справа. Сеговит беззвучно шевелил губами и пальцами, пытаясь расколдовать отброшенного к стене Ньона-библиотекаря; Йон одним и тем же жестом накладывал ожоговую мазь на ошпаренный лоб и щеку Доврефьеля, пока Великий, наконец, не отстранил его и не пошел к середине зала, где поверх фонтана медленно оседало облако перьев и невыносимо воняло паленым. Опомнившийся лекарь первым нырнул в смрадную пену; прежде, чем ректор сделал три долгих шага к лежащим, Йон уже вернулся и ответил:

– Оба.

Вернулись звуки. Дилин продолжал всхлипывать; Вийви успокаивающе гладила его по колючкам, царапаясь, шипя и сплевывая. Рядом с ней сквозь зубы ругался беспомощный Скорастадир. В углу торопливо бормотал отмыкающее заклинание Сеговит.

– Мы опоздали! – ужаснулся черноволосый южанин, а Барат-Дая глухо рыкнул.

Ректор поглядел на теоретиков вопросительно.

– Мы завершили вычисления и проверили дважды, – угрюмо пояснил Барат-Дая. – Причина установлена точно. Миры еще только сходятся. Спарк просто первая ласточка. Сейчас окна между мирами слабенькие, и их немного. Но лет через семь-восемь миры сойдутся настолько, что окна будут многочисленны и устойчивы… – завхоз опустил голову и принялся оправлять шерсть, разглаживая белый треугольник на груди.

В подземелье долетел легкий звон надвратного колокола.

– А вот и сам Спарк пришел за ответом… – Скорастадир даже тут откликнулся первым. – Что мы ему скажем?

Доврефьель поднял глаза. «Я же говорил, надо было не спеша обдумать все!» – ясно читалось в них. – «Мы бы получили тот же результат. А Теграй и Нетерай остались бы живы. Академия не лишилась бы пары сильных магов. И второй Великий Маг Академии не вышел бы из строя неизвестно на сколько времени…»

Однако, ничего этого ректор не произнес, а озвучил лишь распоряжение:

– Барат, найди Панталера и узнай, какие среди чьелано похоронные обряды. Сеговит, когда отомкнешь Ньона, наведете здесь порядок, а погибших положите в Главном Зале. Дилин!

Ежик поднял жалкую заплаканную мордочку:

– Я же видел! Я видел кровь… Я только не знал, как! И еще! Будет еще! Я ви-и-дел! – зверек свернулся клубком, и снова затрясся в рыданиях. Йон осторожно тронул его сапогом. Дилин попытался встать; лекарь жестом погрузил его в сон. В наступившей тишине ректор продолжил:

– Скорастадир, встреть гостя во дворе, не впуская дальше первых дверей. Принеси извинения. Скажи, что задача оказалась нам не под силу. Вийви, поддержи его, если будет нужно… Велите Ахену: пусть присмотрит, чтобы Спарк от огорчения чего-нибудь не натворил.

* * *

Ахен отыскал его у стены. Спарк спускался за водой, выбирая тропинку, где гладкие подошвы не скользили бы по выбитому поединщиками склону. Вышел правее калитки шагов на двадцать. Но к дверце не повернул, а уперся шапкой в серый камень, и так стоял, не обращая внимания на тяжелое ведро в мерзнущих пальцах, не слыша окликов мага, бегущего от Башни напрямик.

– Стена… – тоскливо пробормотал Игнат, встряхнулся, и сделал пару шагов к калитке. Тут Ахен, наконец-то догнал его, и остановился, не зная, что сказать. Землянин посмотрел в серые глаза. Постоял еще несколько времени молча.

– Лучше бы ты ругался или плакал… – наконец, продышался Ахен. – Ты ушел из двора подозрительно спокойно… Может, напьемся? Или сходим к девкам? Тут есть, я знаю, где…

Крылов прикрыл веки.

…Ира нетерпеливо пинает дорогу любимыми зелеными полусапожками; пузырится белая ветровка…

…Ирка соскальзывает с коня; Игнат ловит ее на руки; рядом проезжает черноволосая Люська и завистливо кривит рот…

…Иринка оборачивается, быстро и нахально целует ошеломленного Игната в губы, отворачивается и опять чинно смотрит на доску… Лектор ничего не видел, но студенты вокруг переглядываются и тоже завистливо вздыхают…

Это, что ли, пропить можно?!

Или девка, раздвигающая ноги за деньги перед каждым, больше даст его гордости, чем девушка, выбравшая именно его; своим выбором доказавшая, что его, Игната, стоит любить – поперек всех его шишек и граблей, все же именно его, а не иного?

Крылов улыбнулся. Мага эта улыбка испугала: Ахен отступил на полшага. Игнат попытался объяснить:

– Когда-то в нашем мире жил великий император. Каждый день к нему во дворец приходило множество людей… Однажды пришел и величайший актер того времени… Помнишь, две октаго назад, я рассказывал о театре: как люди изображают чувства других людей?

Ахен моргнул. Игнат почти физически ощутил, как ускользает нить внимания.

Нет!

Стена!

Слишком много надо объяснить Ахену, чтобы тот понял все изящество и спрессованную горечь анекдота про Наполеона и Тальма. Вот император французов, обводя рукой сверкающий золотом и хрусталем зал Версаля, наклоняется к актеру (сидящие все примерно одного роста; невысокий корсиканец потому и предпочитает принимать сидя), и говорит: «Взгляните, вы увидите здесь принцев и принцесс, потерявших свои королевства; герцогов, ненавидящих меня за отобранные у них курфюршества, и генералов, боготворящих меня, ибо я сделал их королями… Вдов моих погибших солдат, просящих о пенсии; и поэтов; храбрых героев; предателей, уже назначающих мне цену между собой. Льстецов, дураков, просителей, дарителей, шпионов; наконец, послов великих держав – разве все эти люди принимают сценические позы? Разве мечут на пол приборы или рыдают? Все они что-то чувствуют ко мне и друг к другу. Так где же громокипящий шквал чувств? Вот величайшие актеры мира, Тальма, учитесь у них!»

Игнат от бессилия даже зажмурился.

– Я понял… – неожиданно кивнул Ахен. Крылов удивленно вскинул брови. Ученик магов пояснил:

– Ну, мы же умеем мысли читать. А ты нарисовал очень яркий образ в своем воображении; егото я и увидел.

Крылов пожал плечами:

– Не знаю, во сколько ценит меня Лотан. Он говорит иногда почти то же самое, что отец: слезами ничего не исправишь…

– Точно. Слезами горю не помочь, – глубоким басом вступил мастер лезвия. Парни ошеломленно посмотрели на снег: следов не было! Перевели взгляд на лицо Лотана: как же он сумел подойти незамеченным? Мастер показал рукой вверх:

– Я ждал тебя там, на стене. Лежа, чтобы ты не видел. Я думал, если хочешь кинуться с обрыва, то здесь только одно такое место поблизости. Ну, а повеситься ты мог бы и в Башне…

Повисло неловкое молчание. Ахен не знал, что сказать. Лотан полагал, что слов достаточно. О чем думал Спарк, осталось неизвестным: из далеких дверей Башни с криком выскочила госпожа Эйди. Парни еще не разобрали, что она голосит, а мастер уже громадными прыжками летел вверх по склону. Опомнившийся Игнат бросил ведра и рванул следом, маг отстал от него лишь на пару шагов.

Мучительные забеги из-под Лотановой деревяшки не прошли даром: к Башне землянин успел почти вслед за мастером: свежий снег на полу не успел подтаять; Игнат только раз подумал: «Не поскользнуться!» – и забыл, почти оглушенный странными звуками. Госпожа Эйди что-то быстро объясняла про Скаршу, Дитер сидел в углу, держась за голову; Вендена, Неслава и Майса нигде не было видно. Пробежав по белому следу мастера, Крылов оказался на месте событий точно вовремя: Лотан вынес дверь на себе, но запутался в досках, упал и матерно ворочался внизу справа. Рыжая идиотка успела влезть в петлю, заведенную за крюк светильника на дальней стене. Осталось подняться на табурет.

– Ты что, дебилка, квадратную твою мать!! – заорал Игнат, на здешнем и земном вперемешку, наступил на спину приподнявшемуся было Лотану, и прыгнул к стене комнаты. В дверях показался не потерявший хладнокровия Майс; его боевой нож перебил веревку. Игнат схватил девушку в охапку и принялся трясти, как коврик:

– Дура! Балда! Скотина безмозглая!

Скарша двинула его лбом в лицо; Крылов едва сберег переносицу. Пришлось отстраниться. Рыжая с размаху влепила пощечину. Набежавшие Венден и Неслав, каждый со своей стороны, окатили пару ледяной водой. Скаршу словно выключили, она вцепилась в Игната обеими руками, прижалась до потери дыхания и расплакалась:

– Да, дура! Не хочу, противно жить, понимаешь? Я только брала, брала, и все… Не один, так другой, и какое мне дело, что потом кому-то будет плохо! И этот спор дурацкий! Понятно, почему Лотан хотел быть свидетелем! Он думал, хоть теперь поумнею! А не вышло… И теперь, когда я узнала, что тебе тут десять лет сидеть!

Игнат обалдел настолько, что забыл о промокшей одежде. Ахен переглянулся с выпутавшимся из двери мастером лезвия. Лотан живо развернулся и принялся выдавливать народ из девичьей светелки:

– Все, все! Сами разберутся… Дитер, чем она тебя приложила?

– Сковородой, midzado da sinfino… – ученик зажимал рассченную бровь.

– И ты, сын хромой kokino и трехногого cervo!.. Не успел увернуться от посуды?! В руке молодой истерички? Так-то я тебя учил, значит? Ну, постой же, ты у меня похудеешь!

– Она через три октаго учебу закончит, а Дитер всего пол-jaro как начал! – вступился Венден. Тут мастер с Ахеном вытолкали остальных сперва в покои госпожи Эйди, потом вообще с жилой половины; голоса утихли. Лотан и маг некоторое время навешивали обратно изрядно помятую дверцу, Скарша молча рыдала у Игната на плече – тот даже двинуться не мог. Наконец, Крылов извернулся, вдохнул и спросил:

– Ну, а ты-то откуда знаешь, сколько мне лет тут ждать, если маги сами сказали мне только сегодня?

Девушка всхлипнула презрительно:

– А еще меня называл дурой! Мы же заклады на спор поставили, а как проверить? Да у меня столько золота ушло на слежку за тобой… да все мои знакомства в городе… а ты… а ты… даже с этой мороженой ведьмой не поцеловался ни разу… что, смелости не хватило? Побоялся, что рыжий поджарит?

«Весь месяц мужа выслеживала,» – вспомнил Игнат – «А он, скотина, действительно на рыбалку ходил!» Скарша еще несколько раз всхлипнула, и вдруг совершенно нормальным голосом попросила:

– Не уходи! Я сейчас одна не могу!

Лотан за дверью посмотрел на мага. Ахен кивнул:

– Лучший способ забыть о своей беде – помочь в чужой.

Мужчины тихонько попятились, вышли из покоев госпожи Эйди. Лотан успокоительно махнул рукой жене: не лезь, теперь сами справятся. Обронил:

– До утра не трогай. Завтра придут в себя.

Госпожа Эйди сунула руки под фартук, и, как ни в чем не бывало, понеслась наверх: отправить кого-нибудь к роднику, куда так и не дошел Спарк, а прочих – накрывать на стол.

* * *

Стол собрали богатый, и кроме двух слуг, Лотан даже нанял музыканта: Скарша отбывала из школы с блеском. Первую октаго после памятного события она чувствовала себя виноватой, редко появлялась во дворе; и даже со Спарком мало разговаривала.

Тем более, что Спарк подолгу пропадал в Академии – Доврефьель тоже считал работу лучшим лекарством от тоски. Игнат с Ахеном готовили не просто лекции, а целую маленькую книжку про земное судопроизводство. Крылов и свой-то уголовный кодекс помнил с трудом, что уж говорить о тонкостях английского прецедентного права, римских дигестах, или об истории суда присяжных! Целых восемь дней ему ни до чего не было дела, и уставал он чуть ли не больше, чем на тренировках.

А потом все пошло по-прежнему. Утром Спарк уворачивался от снежков во дворе, бегал за водой. Снег подтаивал, росли кружевные забереги у родника, стволы неизвестных деревьев покрывались влагой – во всем чувствовалось робкое дыхание еще далекой, но уже несомненной весны. Перед обедом парень заглядывал к Ньону – библиотекарь до сих пор носил правую лапищу на перевязи, но грустил не столько о себе, сколько из-за нелепого боя двух грифонов. В библиотеке гость наскоро просматривал нужные страницы, благодарил медведя, просил его приготовить книгу на завтра. Потом нагло влезал на черную спину, и лохматый гигант вез Спарка к месту лекции по ничуть не изменившимся сводчатым коридорам.

После обеда Лотан или кто-нибудь еще гонял новичка по двору тупым железом – пока оружие не выпадало из ослабевших рук. Наконец, отдых! А затем опять скоблить деревянным ножом спинки луков, кропотливо снимать кору – ни в коем случае нельзя порвать наружные волокна, при натяжке подрезанный лук способен лопнуть. Вышибет глаза или тетивой рассечет руку до кости, а потому работать надо бережно и осторожно… Затем выглаживать скребком бессчетные заготовки для стрел, наскоро тесать заготовки деревянных мечей… Треск во дворе ежедневно, ведро пота бережет бочку крови, значит – не жалейте деревяшек, ученики! – и, наконец, мытье по очереди в широкой бадье, и ужин…

Лотан решил продолжить хорошую традицию, начатую Спарком накануне солнцеворота. За ужином ученики рассказывали, кто что знал – слушатели не требовали правды, но и лгать почти никто не пробовал. Кто передавал чужие слова, объявляли прямо: за что купил, за то и продаю. Не опасаясь разочарований, все внимали с интересом.

Так Спарк узнал кое-что о судьбе рыжей воительницы. Скарша родилась в Финтьене, в семье Людей Камня – что это означало, девушка обещала рассказать как-нибудь потом и отдельно; похоже, один лишь пришелец не знал этого. Среди Людей Камня род Скарши считался отступниками – опять же, Спарк не услышал ни причин, ни мотивов. Роду приходилось много воевать; отец Скарши больше любил сыновей, от ревности к ним рыжая и взялась за меч. А к совершеннолетию и вовсе сбежала из патриархального насквозь Финтьена в легендарный Исток… Тут прибилась к школе Лотана, бывших с ней денег как раз хватило на три года обучения. Лотан старательно и честно учил всякого, кто выдержит экзамен. В Башне девушка наконец-то избавилась от ощущения «твое место кухня». Тем более, что рубиться у нее получалось.

Кроме истории Скарши, за столом звучало еще многое. Неразговорчивый щитоносец, родом из того же Финтьена, Дитер подался в Исток именно по следам девушки: уж если она смогла, то парню и подавно стоит пробовать. Неслав о себе отмалчивался, зато о своем городе говорил много и с удовольствием: у нас-де и люди хороши, и рынки, а уж девушки! А каких коней пригоняют с равнин Северного Княжества! Венден оказался родом с противоположной окраины Леса – Маха-кил-Агра, Закатная Крепость, южное взморье. Оттуда, в сторону тонущего солнца, живут совсем непривычные люди. Какие? Ну, говорят, есть один среди Akademiisto: волосы черные, как смоль, а глаза синее неба… Как, бишь, его назвал Спарк? Господин Мерилаас? Очень похоже, и выговор у них – да-да, страшнее северного ветра.

И вот теплая жизнь в одночасье закончилась. Скарша покидала школу. Нанятый дудочник весело выдувал плясовую; рыжая безоглядно танцевала со всеми, шутила и заразительно смеялась. Майс привел-таки загадочную подругу – синеглазую пышную блондинку себе под стать, которую Спарк, конечно же, тотчас окрестил Валькирией. Имя понравилось, хотя стоящую за ним шутку никто не понял. Госпожа Эйди оказалась неплохой плясуньей, а какие коленца выкидывал сам мастер лезвия! Дитер, Неслав и Венден только затылки чесали, жалея, что не привели своих красоток – похвастаться.

Спарк двигался, улыбался, подавал руку, брал руку, склонял голову, вертелся в танцевальных фигурах – не сложнее, чем попасть по закрытому щитом Дитеру! – и молчал. Волчий пастух уже договорился с Панталером. Золотой зверь обещал доставить рыжую к самым воротам родного Финтьена. В конце Времени Вьюги даже небожители не летали напрямик из города: боялись внезапных шквалов. Кроме того, над Седой Вершиной пролегала знаменитая Белая Река: мощное воздушное течение, пересекавшее весь континент с севера на юг. Зимой его струи приносили снег и мерзкие слепые облака, на корню губившие перевозки. Чтобы скольконибудь безопасно взлететь на Финтьен, требовалось сперва оставить за спиной Белую Реку. Панталер придумал пройти пешком по ущелью Минча до западных склонов хребта, где уже и подняться в воздух. Скарша попросила Игната проводить ее эти два-три дня. Лотан колебался: девчонка-то с Панталером улетит, а как ты назад пойдешь? Зимой, в одиночку, по заснеженному ущелью на три дня пути? Но Спарка неожиданно поддержал Доврефьель: после всех потрясений не вредно душу проветрить. К тому же, Дилин обещал хорошую погоду до конца Волчьего Времени. Лотан фыркнул, но согласился.

Наутро после праздника, когда школа еще спала, волчий пастух, мечница и грифон сошлись у западных ворот. Воротная стража удивилась не слишком. Если Akademio посылает зимой в горы – стало быть, нужда. Растворили калитку – путь добрый, а зверик пусть через стену прыгнет, ему нетрудно. Все равно воротину не откатишь, снег выше пояса, до полудня раскапывать придется.

Дорогу Спарк запомнил на всю жизнь. Три дня по глубокому снегу; безжалостные ледяные ночи. Панталер вез несколько тюков с дровами и был искусным магом огня, а волчий пастух тащил хорошо показавшую себя кошму. Несмотря на это, каждый вечер все трое прятались от ветра за ближайшим утесом, сбивались в кучу и колотились, пытаясь согреться. Съедали ужин; засыпали, глядя на громадные злые звезды. Страшнее всего было вылезать в холодную ночь по нужде. Спали урывками: горные волки, если и знакомились когда с культурой стай, давно одичали. Их вой беспокоил девушку, Спарк слышал, как она беспокойно ворочается, бормочет: «Будить? Или пусть отдохнет? Ближе подойдут, тогда подниму…» – засыпает, потом вновь тревожится – и так несколько раз за ночь. Игнат не путал Скаршу с Иринкой, не думал, кого любит больше – кто же, кроме Ирки? За кем шел, в концето концов? Но каждый вечер под его плечом засыпала совсем другая девушка, которой он, как ни крути, спас жизнь… и изменил жизнь тоже довольно сильно. Ни вины, ни ощущения неправильности не было: Спарку казалось, что все произошло единственно верным образом… а сравнивать ему, по молодости лет, все равно было пока не с чем.

На третий день стены ущелья раздались в стороны, и Панталер сделал пробный круг над отрогами. Вернулся возбужденный, столкнул людей к нависающей скале и велел Спарку переносить связки дров, обкладывая стоянку по кругу: буран идет! Спарк тихо обругал ежика-предсказателя. Панталер услышал, и тотчас вступился за собрата по цеху: Дилин смотрел погоду в ущелье, а Минча уже вон где осталось! Впрочем, по словам золотого грифона, буран продержится не больше полусуток.

Тогда-то Скарша и рассказала Игнату обещанную легенду о Людях Камня.

* * *

Люди Камня все носили на груди каменный кубик. Кто побогаче, те оправляли подвеску в серебро. Победнее – заказывали камень с отверстием и цепляли на простенькую веревочку. Но размер Камня оставался всегда одинаковым: Спарк оценил его примерно в ноготь большого пальца. И никогда камень не имел иной формы – только кубик. И нельзя было вешать драгоценный камень: только поделочный, стеновой или дорожный.

Первых Людей Камня было всего десять. Происходили они из города Теуриген. Где он стоял, семья Скарши никогда не знала. Несомненно лишь, что неподалеку от Леса. Потому что лет триста назад (Спарк сразу решил уточнить в Хрониках), к городу подступила целая армия зверей. Может быть, это были не совсем звери, а стаи под управлением людей – подробности за давностью лет стерлись. По крайней мере, один человек там был. Он явился послом в ратушу, где от имени Истока Ветров предложил военный союз против соседнего Хоградского государства… Хоград тогда находился там же, где и нынче: севернее Финтьена, и еще дальше от Седой Вершины, чем родной дом Скарши.

Горожане Теуригена предложения не приняли. То ли не сочли серьезным, то ли имели иные политические расчеты – словом, победила партия войны. С гордым ответом посланника завернули обратно к мохнатому войску, а чтобы грязные звери не воображали о себе чего не следует, послу отрубили руки. Дескать, не протягивай, куда не положено.

Следующим же утром войско Леса пошло на штурм. Город пал, и большинство горожан в бою погибло: человеческой армии еще можно сдаться, но сложить оружие перед зверьем? К тому же, за убийство или оскорбление посла горожан могли перебить поголовно, да не просто так, а с пытками – бывали случаи. Помня их, Теуриген сопротивлялся отчаянно. Каждый дом и каждый погреб приходилось брать с боем. Несмотря на приказ, пленными насчитали едва десяток бюргеров. Впрочем, может сперва было и больше десятка уже во времена деда Скарши, никто не помнил точного числа уцелевших.

Зато количество Камней помнили точно.

После боя звери тщательно перетаскали всех убитых в дальние ущелья, где и похоронили, засыпав ледяным крошевом. Пленников поместили в лагере под охраной.

Затем военачальники раздали своим полкам мерки: каменные кубики размером с ноготь большого пальца. До начала зимы войско Леса стояло возле взятого города. День за днем невидимый дракон пожирал дома и стены Теуригена. Выдранные из кладки булыжники калили на огне, после чего бросали в ледяную воду. Камень гулко лопался на все меньшие и меньшие кусочки. Пленники седели от ужаса, слыша каждый день непонятные звуки: громыхали тараны, звонко клекали молотки. Строения валили штурмовыми машинами. Стены молотами дробили на блоки; блоки на половинки; половинки на четвертинки, четвертинки на осьмушки – и так до тех пор, пока на месте города не остался ужасающе ровный слой щебня. Ни один камушек в этом слое не перевешивал розданные мерки.

Потом вывели десять пленников на холм, показали пустую долину и надели десять кубиковмерок – десять Камней – им на шеи. Увидав, чем икнулись отрубленные руки посла, двое сошли с ума тут же. Один откусил себе язык и захлебнулся собственной кровью. Семерых черные грифоны развезли в Финтьен, Хоград, Рохфин – и еще в другие города, которых теперь уже не было.

От этих семерых уцелевших пошли Люди Камня. Шесть семейств люто ненавидели Лес, и все, что было связано с Лесом. Основатель рода Скарши поменял «месть на совесть», приняв вину города. К счастью, неизвестному предку хватило ума не выражать свое мнение вслух. Он отказался мстить Лесу под видом то ли нездоровья, то ли слабости. Самым страшным, в чем до сих пор обвиняли род отступников, была всего лишь трусость. Истинная причина передавалась потомкам по старшей линии; Скарша подслушала ее совершенно случайно. Вот потому-то она и бежала именно в Исток – легендарный город, где люди не боялись Леса, понимали язык зверей, и самые эти звери вольно расхаживали по улицам.

По словам Скарши, Финтьен выглядел тем самым «образцовым» средневековьем, отличия от которого все время бросались в глаза Спарку. Девушке претило даже не пресловутое «право первой ночи» – местный князь ей, в целом, нравился. А вот провести жизнь после замужества запертой на женской половине; выходить только замотанной во все должные наряды и платки, по первому слову мужа и повелителя покорно молчать! Молчать рыжая не то, чтобы не умела: скорее, не могла органически. Полусутки пережидания бурана запомнились парню не ревом ветра, а неутомимым ручейком Скаршиной повести.

Но все на свете когда-нибудь кончается. Утих буран. Золотой зверь снова обнял крыльями высокое и чистое, бесконечной глубины синее небо: метель словно стерла с него зимнюю тяжесть, до блеска заполировала трещины. Короткий разбег, толчок… Скарша из седла махнула рукой на прощание. Каково-то ей теперь будет в родном городе? Она, правда, обмолвилась, что только с семьей повидается и подастся в более приятные места. Рубиться умеет, это хорошо. Да ведь жизнь не из одного боя состоит…

Девушка не хотела памяти о прошлом. Прощалась твердо и навсегда, от попыток подарить кошму наотрез отказалась. Спарк привычно скатал толстый коврик. Перехлестнул ремешком, вспомнив, как давным-давно на лесной опушке именно за этим делом впервые увидал Панталера. Проводил глазами золотую искру в голубом небе, прикинул: до вечера выходило еще больше половины дня, солнце даже не показалось из-за гор. Оправил одежду, мешок с едой и тяжелый боевой меч, одолженный Лотаном как раз на время одиночного перехода. Перевалил связку поленьев на низкие санки, бодро зашагал к ущелью. Глубоких сугробов не боялся: Панталер перед отлетом сделал разведочный круг, осмотрел горловину Минча и объяснил, что буран забил только вход, а дальше снег по колено. Не мед, но идти можно, и санки не завязнут.

Прокопавшись на восточную сторону, путник долго вертел головой, не понимая, отчего насторожился. Потом догадался: в ущелье было неправдоподобно тихо. Осторожно и спокойно Спарк зашагал дальше. Не хотелось резким звуком обрушить на себя лавину.

Впервые Игнат оказался наедине с Висенной.

Не шумели волки, ядреный звериный дух не беспокоил. Не толкался под седлом могучий грифон, далеко в городе остался Ахен. Не нужно было ни уворачиваться от безжалостной Лотановой деревяшки, ни напряженно подыскивать слова в споре с быстрыми на язык магами Akademio… Игнат с удивлением понял, что даже думает иногда на здешний манер.

Ему здесь жить. Самое меньшее, до тех пор, пока не откроются окна между мирами… Не «на Висенне», а «у Висенны». Крылов поднял взгляд по черным стенам каньона – высоко, к обжигающесинему лезвию неба.

– Кто ты, Висенна? – прошептал Игнат.

Короткий звон наполнил ущелье неописуемым сочетанием нежности и бесстрашия.

Игнат оправил капюшон церемониальной куртки и прямо в снегу проделал полный поклон – не кому-то или за что-то – а всему миру целиком сразу, от чистого сердца и без задних мыслей… Такой всеобъемлющей легкости в уме, ощущениях и на душе он не помнил за всю свою жизнь.

Позже Игнат часто вспоминал холодное ясное ущелье. Если был весел и радостен, то думал, что слышал привет планеты на самом деле. В неудачные дни полагал, будто звук ему просто померещился: мозг опять выдал желаемое за действительное. Но ни в том, ни в другом случае не мог забыть синий небесный нож в разрезе скал; и никогда больше не путал предлоги: правильное обращение к Висенне получалось само собой.

* * *

Сами собой шли дни и октаго; прохладная весна понемногу сменилась теплым летом. Спарк все так же обитал в Башне, и все так же рассказывал в Akademio о Земле. Правда, теперь ректор просил как можно больше сведений сразу готовить в форме небольших книжек. Книжки Ньон печатал в своих безразмерных подвалах, с помощью учеников Akademio. Тиражи были, по земным меркам, мизерные: триста штук, редко пятьсот. По здешнему уровню это считалось небывало огромной величиной. Если бы Спарк захотел, то на отчисления с книг мог бы жить в гостинице, на всем готовом. А ведь был еще небольшой доход со стрел, щитов и игрушечных мечей. Едва лишь пальцы Спарка запомнили все необходимые тонкости, деревяшки посыпались из его рук десятками. Раз в тричетыре октаго получался даже щит, который Майс не стыдился носить на рынок. Спарк не сказал бы, что разбогател – но почем оружейнику кусок хлеба, знал теперь достоверно.

А в начале лета произошло и вовсе знаменательное событие: Спарк провел бой с Дитером почти на равных. Сам Неслав, сколько ни гонял новичка по полю, так и не коснулся его оружием. Волчий пастух превратился в мечника: низшего класса, но уже настоящего.

Еще через шесть октаго Спарк закончил первый свой настоящий лук: клееный из деревянных пластин, лосиных жил, по всем правилам обмотанный тонкой кожей… Долго Спарк пыхтел, пока поставил тетиву. Еще дольше жалел, что не выучился таким оружием владеть: испытывая изделие, Лотан шутя прострелил деревянную дверь толщиной с колбасную палку – на шестидесяти четырех шагах, как подсчитали потом.

Через восемь дней Лотан вновь позвал музыканта и слуг, велел накрывать стол. Провожали сразу троих. Майс хотел постранствовать по свету опыта ради. Спарк эль Тэмр собирался вернуться на свою северо-восточную окраину. Неслав увязался за Спарком. Вопервых, брюнет был родом откуда-то из тех же краев, а путешествовать компанией веселее, чем в одиночку. Особенно, если верхом на чьелано, а не ногами через весь Лес. Во-вторых, у Спарка появилось несколько мыслей – чем занять свое долгое ожидание. Неслав же обещался помочь с их воплощением, вот парни и летели вместе.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю