Текст книги "Ужасное сияние (СИ)"

Автор книги: Мэй Платт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Запрос на беглеца был официальным, хотя док из Интакта и всячески давал понять, что, мол, не отказался бы получить весточку первым.

– Тогда?..

Всем своим видом Таннер выражал нетерпение. Связь тянула неважно, и Леони определила лишь, что он у себя дома, сидит на коричневом диване, по правую руку – аквариум с цветными рыбами. Настоящие они или моделированные – она никогда не спрашивала, но всегда обращала внимание, как и на резные украшения из настоящего дерева на стенах, это тебе не дешёвая голо-фотография. Мягкий рассеянный свет вызывал желание завернуться в одеяло и подремать.

«Ты там зад греешь на тёплом диване, ещё и рожу кислую строишь!»

Леони удалось продолжить спокойным тоном:

– Мы тут нашли парня, он не из полисов.

– Дикарь? Зачем он…

– Вы меня будете слушать, док?

Леони даже голоса не повысила, а тот смешался:

– Да, извините. Так при чём тут я и эта несомненно ценная находка?

– Он сожрал алада.

Судя по треску, с Таннера едва шлем не слетел. Картинка зарябила.

– Простите?

Леони выдержала паузу. Она ждала, пока умник соизволит ответить, теперь его очередь. А потом коротко изложила всё: от мёртвого города до сегодняшнего приключения. «Нет, мы не могли ошибиться. Да, совершенно точно была “двойка”. Вы мне будете рассказывать, как алады себя ведут, док?!»

– Извините, – Таннер как-то осип, словно от долгого крика. – Конечно. Конечно, у вас практический опыт, вы лучше кого-либо разбираетесь во фрактальных сигнатурах, и… мальчик у вас?

– Да.

Леони не называла имени Дрейка. Обойдётся Таннер без дополнительных зацепок.

– Мы… я в том числе буду его обучать. Вроде должен получиться неплохой раптор, но мне показалось, вы захотите узнать, док.

Таннер поскрёб затылок, взлохматил короткие седоватые волосы.

– Следите за ним. Сообщайте все изменения. Поверьте, это может быть очень важно для всех Объединённых Полисов Ме-Лем. Только пока больше никому не говорите, хорошо?

«Дрейк не проболтается», – Леони с уверенностью кивнула. Она пойдёт к нему и попросит никому не докладывать, даже Арои Ван, придумают что-нибудь – например, будто отправили малолетку на самостоятельное патрулирование, да здесь же, рядом с забором, а он заблудился. Ван посмеётся. Аро, наверное, будет зол, но махнет рукой: до получения звания сипая «мелюзге» прощается многое.

«Это всё ещё честно».

– Ладно, док. Не забудьте о договоре.

– Конечно, най-рисалдар Триш. Пришлю вам несколько занятных образцов модификантов. Вдобавок к изменению на вашем личном счёте.

Последнего Леони не слышала: отключила шлем. Офицерская казарма, всего на десять-пятнадцать человек, пустовала, не считая соседки. Миджай сладко дремала: пальцы между ног, одеяло сбилось, шлем скатился на пол. Эта картина казалась почти трогательной, хоть отдохни рядом, но впереди много дел. Начать стоило с Дрейка.

Леони нашла обоих в столовой. Она была общей и очень большой – в приземистую прямоугольную коробку, построенную по принципу «Зато все на месте», вошло бы человек пятьсот, хотя такого количества на их базе отродясь не было, даже когда объявляли какие-нибудь совместные рейды или общие учения. Архитектура и внутренняя конструкция всегда заставляла «городских» – в смысле, настоящих городских, – кривиться. Просто огромный прямоугольный ящик, серый снаружи и зеленоватый внутри. Иногда включали какие-нибудь нехитрые голограммы – леса с битыми пикселями, стопорящиеся на каждой волне прибоя моря, нейтральные градиентные фоны.

Никто не обращал на стены внимания. Все шли к автоматическому раздатчику, получали свою порцию и садились за один из столов на жёсткий пластиковый стул. Леони нарушила привычный ритуал, перехватила у дроида только стаканчик кофе, почти похожего на тот, что выращивали в Итуме, и устремилась к Дрейку и Нейту, благо здоровяка-альбиноса и рыжеволосого парня видно было издалека.

До того, как она приблизилась, Нейт за обе щеки уничтожал стейк из свинины с генами омаров – эту культуру клеток, насколько Леони слышала от своих в Итуме, забраковали в полисах, вот и решили сплавить рапторам. Мол, голодные охотники всё сожрут. Нейт не жаловался. Гарнир из кукурузы с картофелем, зеленью и клюквенным соусом исчезал так же быстро. Иногда тот останавливался, чтобы сделать большой глоток апельсинового сока из стакана. Дрейк взирал на эту картину с отстранённым видом, прихлёбывал кофе или чай, рядом стояла пустая тарелка.

– Что, нравится городская еда? – Леони села напротив Нейта и рядом с напарником. Рыжеволосый как раз раздирал грязными ногтями запечённую и политую маслом картофелину. Поперхнулся.

– У вас там, в деревнях, сплошной батат, козоверы да куры. Пробовала я это дерьмо, ну так да, оно и есть. А знаешь, откуда картофель? Мясо?

Нейт продолжал жевать, не глядя на неё.

– Из Итума. Аграрный полис. Я оттуда – вот эту картошку, чтобы она выросла, надо мелкой посадить в землю. Поливать и обрабатывать от бактерий. Добавлять подкормку. В Пологих Землях она не растёт, алады выгрызли целый мир, переварили и высрали ряску, козоверов, мурапчёл, летучих зайцев с поед-травой и всю остальную хрень.

– Леони.

Дрейк положил руку на её ладонь. На живую, конечно: надо было сесть с другой стороны.

– Чего? Я вру? Эти деревенские тоже прекрасно понимают: от мира одни кости остались. Но и их алады скоро догрызут. Говорят, тварей становится всё больше, а где они плодятся, там скоро ничего не будет, кроме «поцелуев» и травы.

– Леони, – Дрейк сжал её пальцы. Её тёмная ладонь тонула в его огромной белёсой пятерне. – Прекрати.

Нейт проглотил свою картофелину.

– Да знаю я, – он отвёл взгляд.

– Мы уже поговорили, – добавил Дрейк, каждое слово весило с раптора-механизм. – Нейт согласился остаться.

Тот шмыгнул носом и вытер его рукавом.

– А-а, я сейчас расплачусь от счастья, – Леони снова поймала взгляд парня. Глаза у него были зеленовато-голубые, прозрачные, как какие-то стекляшки. – Нас осчастливили. Дрейк, ну это точно ты герой. Уговорил великого покорителя Пологих Земель остаться! Интересно, на сколько его хватит? До завтра? Ещё пару недель продержится, отожрётся как следует, стырит пару дронов – их же можно разобрать, ввинтить в какие-то тракторы. Мы же тут хернёй страдаем, а не защищаем весь грёбаный мир от аладов. Мы заражённые и отравленные. Так вы нас называете?

– Замолчи ты!

Нейт толкнул тарелку. Недоеденный кусок стейка вывалился – ярко-розовый с белёсыми прожилками. Клюквенный сок расплылся на салфетке дорожкой. Восклицательным знаком.

– Я… не буду больше уходить. Слушай, Леони, – он впервые назвал её по имени. – Меня выбрали авгуром. У Синих Варанов померла старуха Укки, ну как померла…

– Принесла себя в жертву, – сказала Леони, заставляя сопляка смотреть себе в глаза. – Перерезала горло и пролила кровь во славу Инанны, а её тело сожрали алады. Ещё одна воронка.

– Откуда ты…

– Я много чего знаю, мальчик. И Дрейк тоже.

Тот как будто искал повода вклиниться в разговор, но не успевал за Леони и Нейтом. Подхватил возможность и пробурчал:

– Слушайте, может, хватит? Мы всё обсудили с Нейтом.

– Нихрена мы не обсудили, – теперь уже завёлся тот. – Ты мне просто сказал, чтобы я оставался, потому что не выберусь отсюда сам. И пообещал помочь, если… ой.

Кто-то ещё подчищал свои тарелки. Столовая никогда не пустовала. Отдалённые звуки чужих разговоров, скрежета вилок и ложек о пластик да мерное жужжание дронов нарушали тишину. Дрейк закрыл лицо рукой.

– Извини, – сказал Нейт.

– Значит, всё-таки хотел сбежать. А ты, Норт, собирался ему помочь? Ну давайте, лезьте в раптор и марш. Нахрен. Пускай будет ещё один авгур. Пускай алады отвоюют кусок Земель. Где у нас будет новый Лакос?

«Пропавший полис» не упоминали просто так. Леони сама не ожидала, что траурное название сорвётся с её губ. Лакос, потерянный город – по нему вечно скорбят те, кто остались.

Онане исключение.

Дрейк покраснел так ярко, словно его залили пигментом на основе беталаинов свёклы. Странное сравнение пришло Леони в голову, потому что именно свёклу она помогала модифицировать на ферме Итума до того, как забрали в рапторы. Может, ей тоже это нравилось больше – и работать «умником», как Таннер, тоже. Только кто спросил? Ладно, враньё. Леони ненавидела свёклу, горох и яблоки. Она прыгала кузнечиком-аладом, когда узнала, что её тесты подтвердили пригодность к «охоте».

– Я хотел стать авгуром, – сказал Нейт. Он отвернулся. – Это правильно.

– Мы не трогаем людей из деревень. Это вы считаете нас «заражёнными», но не брезгуете пользоваться всякими штуками, которые вываливаются из телепортов, а ещё и ваши, и рейдеры с нами торгуют, – Леони отвоевала ещё немного пространства белого стола, последней границей остался стейк и клюквенное пятно. Она почти вжалась лицом в Нейта. – Но тебя спасли. Дрейк спас. Пообещал представить как рекрута. Знаешь, ты можешь, конечно, уйти, и я верю, что наш добросердечный най-рисалдар Норт согласился даже наплевать на все инструкции и помочь тебе добраться до дома. Только что ты будешь делать, если алады всё-таки придут и в вашу деревню, как там она – Варанова Падь?

– Змейкин Лог, – поправил Нейт и снова шмыгнул носом.

– …придут и выгрызут до последней курицы. Последнего куска плоти, железа, до ульев мурапчёл. Всё станет одной здоровенной воронкой, а потом поверх зацветёт аладова трава. Вот чему мы не даём случиться. У тебя есть способности, отличные способности, лучше, чем у многих, и ты мог бы потом защищать свою деревню. Уже как раптор. Ну, или ты можешь вернуться сейчас, стать авгуром, молиться тварям и «благословлять» мародёров, которые собирают с твоих сородичей «дань», изредка гоняют всяких там бизонов и койотов, а по большей части – дерутся друг с другом. Полисы никогда вас не трогали, но сейчас просят помощи лично у тебя. Норт!

– Так точно.

Дрейк откашлялся.

– В смысле… Да. Леони права. Я сказал, у тебя сильные способности. Ты спрашивал, что там случилось – точно не знаю, но тебе удалось каким-то образом справиться с аладом. Я тоже надеюсь, что ты останешься.

Он добавил очень тихо:

– Пожалуйста, Нейт. Останься.

Тот пригладил грязными руками волосы. На прядях остался жир от мяса и белый с вкраплениями зелени соус.

– Да ну вас… прекратите. Что за… Херня. Здесь куча рекрутов.

– Верно. И важен каждый, – Дрейк уже перехватил инициативу. Леони его за это ценила, до него долго доходило, но потом он подстраивался неплохо. Напарник. – Леони спасла деревню, пожертвовав своей рукой, она тебе рассказывала? Полисы закрыты куполами, но говорят, это просто последнее средство, больше чтобы утешить людей. Слабых людей. Не таких, как мы – не рапторов; тех, кого алады чуют и хотят сожрать. Голодные демоны всегда голодны. Их нужно остановить.

Нейт вскочил и кинулся бежать. Он пересёк столовую, мелькая длинными ногами быстрее, чем немногочисленные обедающие поглядели вслед. Дроид странно пискнул вслед.

– Это было жестоко, – сказал Дрейк.

– Теперь он останется, – хмыкнула Леони. – И это действительно важно. Помалкивай о том, что он «съел» алада. Не болтай никому, даже доктору Ван. Понял?

Дрейк нахмурил свои бровные дуги – голые, без единого волоска и ещё больше порозовевшие от волнения.

– Почему…

– Так нужно, поверь мне.

Леони положила ему руку на плечо. Живую, конечно. Всё-таки она села с правильной стороны.

Глава 7

Патрик выжидал после работы пару часов в баре «Игла», прежде чем пойти домой. Ему всё казалось: следят. Может, не лично Таннер, не стал бы практически единовластный повелитель лаборатории на Лазуритовом уровне – ладно, половины, но это тоже больше, чем добивался кто-либо ещё, – шпионить за помощником. Патрик считал, что Таннер ему доверяет. А вот кто-то из менее удачливых учёных и лаборантов, вынужденных довольствоваться Яшмовым, Гранатовым или вовсе Родонитовым уровнем – другое дело.

Люди везде одинаковы. Патрик прожил в Интакте всю жизнь, почти двадцать лет проработал в Комплексе – сначала в лаборатории техники, первая специальность – конструировал дроны, придумывал им новые функции и прошивки, превращал удобные дома, глайдеры, только что не «умные» ботинки в ещё более удобные и полезные. Потом его назначили помогать Таннеру – наверняка тот сам выбрал среди нескольких подходящих досье. Патрик согласился.

Он один из немногих сам воспитывал свою дочь, Хезер, не полагаясь на интернаты и не отдавая всё в руки искусственного интеллекта, распределителей сперматозоидов, яйцеклеток, а потом и результата пробирочного зачатия. Матери Хезер он никогда не видел, но дочь была похожа на него, ей исполнилось девять, она быстро росла, хорошо училась. Дома, потому что Патрик не отдавал её в общую школу.

Хезер была не совсем обычной.

Таких людей отправляли в рапторы – самая почётная миссия, какая только может быть у человека. Пилоты механизмов, способные уничтожать жутких тварей из иномирья. Каждый второй ребёнок мечтал, чтобы тесты показали его пригодность.

Патрик знал, что рапторы не так уж везучи. В конце концов, ему доводилось – всего раза три или четыре, но вполне хватило, – заглядывать на территорию Раца. И аладов, запертых в сгустки клонированных клеток, зародышей с недосформированной нервной системой, он наблюдал не раз.

Пусть пилоты спасают мир, но его дочь останется с ним. К сожалению, становиться раптором или нет – не выбор, поэтому Патрик скрывался, врал, умалчивал и проверял «хвосты». В баре он пил якобы пиво или виски с содовой, но на самом деле большую часть выливал мимо, чтобы сохранить трезвую голову. Потом уходил и ещё какое-то время бродил по улицам, иногда заходил на Яшмовый уровень, иногда спускался до Родонитового, а потом вновь поднимался до высоты Лазурита – отсюда, залитая светом и бесконечными сполохами огней, особенно красивой была башня Анзе, что возвышалась над Интактом, подобно какой-то свае, опоре, некому столбу, на котором держался весь «летучий благословенный полис». Лёгкие лифты двигались по уровням вверх и вниз, улицы и дома невольно копировали башню Анзе – Интакт словно не терпел монолитности или приземлённости. Город между небом и землёй будто пытался подняться ещё выше, в стратосферу, а может, стать космическим кораблём. Когда-то давно, до катастрофы, до появления аладов, люди почти покорили космос. Будто оплакивая неудачу человечества, архитекторы всё тянули и тянули дома на несколько уровней, делая их похожими на шпили или на электропроводку в дроиде – множество тонких витых ванадиево-титановых нитей. Огни делили город на уровни: синий лазурит, мягко-коричневая яшма. Чёрно-розовый Родонитовый уровень был домом Патрика и Хезер. Убедившись, что никто не следит, Патрик решался скрыться в одном из тонких небоскрёбов и подняться в свою квартиру.

Он не оставлял Хезер одну по-настоящему. Не зря всё-таки начинал электронщиком – переделал дроиды, настроил защитные экраны снаружи и внутри. Окна были непроницаемы, если заглядывать с улицы, но показывали поддельные картинки. Стены обиты жаропрочным материалом на основе псевдоорганического пластика. Патрик пытался воспитывать дочь, учил её держать «свет» внутри, но он всё равно прорывался – словно из бесформенных зародышей Таннера. Это сходство пугало до тошноты.

Моя дочь – не уродливый сгусток патологически разросшегося мяса без ЦНС, думал Патрик. Хезер была обычной девятилетней девочкой. Любила гулять и ныла, что ей редко разрешают кататься на пневмокачелях или ловить голографических белок в парке на персональный браслет. Браслет ей Патрик тоже перепрошил так, чтобы Хезер вроде и числилась в системе Интакта, а вроде и оставалась невидимкой. Оставаясь без присмотра, она норовила переключить обучающий канал на мультики, и это получалось у неё всё чаще – хакер будущий растёт, ухмылялся Патрик. От неизбежной домашней работы и экзаменов по вечерам это её не спасало, впрочем, Хезер неплохо справлялась, а в награду получала шоколадный шарик или ванильное мороженое на ужин. Наверняка она бы с удовольствием играла с другими детьми, да и частенько стала спрашивать: «Почему я не в школе», «Почему ты не отдашь меня в интернат», но этого Патрик пока не мог ей объяснить.

Всё дело в свете, говорил он. Мы будем больше гулять, и я отпущу тебя поиграть с другими, когда ты научишься его прятать.

Никакого света, понятно?

Хезер кивала. Несколько недель или месяцев ничего не происходило.

А потом случалось что-нибудь. В этот день, знал Патрик, точно что-то будет. Разговор с Таннером по поводу его агента из рапторов, неприятный взгляд Раца – всё это кололось, словно под униформу насыпался колючий песок или он рухнул голым телом в стекловату. Зря он подозревал Таннера, Рац опаснее. Он имеет дело с людьми, если угодно.

«Он не тронет Хезер».

Патрик поймал себя на том, что сжимает кулаки до спазма в мышцах. Смуглые руки, белые костяшки. Он заставил себя принять расслабленную позу, не стоит пугать дочь; даже набрал перед последним этажом и своей лестничной площадкой вызов автоматической доставки – да, эклеры со сливовым кремом. Даже если Хезер сегодня не выучила законы Менделя и не решила задачки по алгебре, всё равно она заслужила десерт.

Гладкая металлическая дверь с традиционным для их уровня чёрно-розовым рисунком поддалась слишком легко. Патрик застыл с полуоткрытым ртом, слюна пересохла. Сердце забилось в горле.

– Хезер?

Он заставил себя вдохнуть и понял, что несёт гарью. Сильно несёт гарью. На гладком пластике пола, изображавшем морское дно с ракушками, – ещё одна простенькая и фальшивая даже на вид голограмма – лежали останки двух дроидов. Паучьи лапки подёргивались отдельно от круглых тел. Окуляры уставились на Патрика с тупым машинным изумлением.

– Хезер!

– Привет, пап, – та осторожно высунулась из своей комнаты. Автоматический свет среагировал на голос и показал дорожки слёз, уже подсохшие. Хезер держала большой жёлтый леденец на палочке, но не торопилась сунуть его в рот. – Прости. Я опять тут натворила.

– Чёрт.

Патрик привалился к стене. На ней висело зеркало с функцией биометрии. Механический голос выдал «ошибка обработки данных».

– Ты… ты… Всё хорошо? – Патрик обнял дочь, прижимая к себе. На домашних штанах и футболке мелькали пятна копоти. Та отстранилась.

– Норм. В смысле, я точно не ранена и ничего такого. Только это.

Она со вздохом обвела взглядом коридор, ведущий в её комнату – чёрные следы копоти лежали на потолке, закоптили стены, покрыли фальшивый «морской» пол жирным слоем гари. Стянутые в «хвост» кудрявые тёмные волосы плохо удерживались ярко-оранжевой резинкой. Прядь выбилась и легла на лицо. Хезер убрала её за ухо.

– Знаю. Свет. Ты его не сдержала. Ничего страшного, Хезер. Я поставлю новую защиту, – сейчас Патрик даже не думал, что случилось со старой, почему она, мать её, не сработала; или сработала, но не остановила чудовищный выплеск энергии.

– Пап, мне помогли с этой штукой справиться. Ну, со «светом».

– Помогли?

Теперь он снова уставился на леденец. Он не оставлял Хезер таких конфет. Сердце снова пропустило удар, и Патрик так и не начал дышать, когда из детской показалась невысокая субтильная фигурка; этого человека можно было издалека принять за подростка, да и вблизи он смотрелся от силы лет на двадцать.

– Добрый вечер, доктор Вереш. Задерживаетесь? Таннер вас совсем замучил, да? Ничего, мы тут с Хезер отлично поиграли, – со своей обычной обаятельной улыбкой сказал доктор Сорен Рац.

Патрик застыл с открытым ртом.

«Как он попал сюда?»

Патрик запрограммировал дверь, чтобы она реагировала только на его отпечаток пальца и снимок сетчатки – и никак иначе. С другой стороны, если Хезер устроила пожар, то сигнал отправился прямиком по единой сети, опутывающей Интакт. Искусственный интеллект – Башня Анзе, бесплотный разум «Энси» в ней следит за человеческими судьбами и ошибками; скромному технарю не сравниться с чудом инженерной и программистской мысли. «Это для вашей безопасности».

Конечно. Никто не вмешивается в частную жизнь горожан. Пожар – другое дело, это опасно, и всё же…

– Что вы здесь делаете? – Патрик прижал Хезер к себе и расправил плечи. Шаг навстречу Рацу дался, как прыжок через пропасть. Обувь оставляла отпечатки на чёрном слое грязи. Обломки какого-то дроида издали пищащий звук. – Это мой дом. Моя дочь. Я вызову охранные системы.

Рац покачал головой:

– Я думал, вы мне скажете спасибо, Вереш. Ваша дочь подвергла опасности себя в первую очередь. Очень неосмотрительно с вашей стороны оставлять её одну.

«Я не оставлял».

Экран следил за ней и отправлял информацию лично Патрику. Дроиды делали то же самое. Он должен был узнать первым.

Если кто-то не перехватил сигнал.

– Пап, ну прости. Я правда… натворила. Сорен мне помог.

Рац кивнул.

– Видите. Всё хорошо.

Хезер высвободилась. Она считала себя слишком взрослой, чтобы обниматься на людях.

– Убирайтесь, – сказал Патрик.

– Безусловно. Хотя я собирался дать вашей дочери время собрать вещи. Любимые игрушки, одежду. Вряд ли ей выдадут что-то приличное в Ирае, не говоря уж о базах рапторов. Там всегда одно и то же: серые коробки, одинаковые комбинезоны.

– Пап?

Хезер выронила леденец. Тот покатился по пластиковому полу с мерным перестуком.

– Убирайтесь, – повторил Патрик. Часть его кричала: ты знал, что этим закончится. Она раптор, она должна была оказаться среди других «охотников» ещё несколько лет назад, они обучают детей с пяти или семи, а у неё уже тогда появились способности. Нет, раньше. Патрик купил ей плюшевого медведя, который превратился даже не в пепел или обломки, а в облако газа, – Хезер тогда и трёх не исполнилось.

– Прекратите, Вереш. Вы собираетесь нарушить закон? Ваша дочь – раптор, она должна проходить соответствующее обучение, а потом стать одной из наших защитниц, тех, кто прыгает в этих забавных машинах по пустынным Пологим Землям.

Пока Рац болтал, Патрик сделал шаг – то ли к Хезер, то ли к обломку дроида. Это был телескопический щуп, который выдвигался по мере необходимости, вытягивался на длину до трёх с половиной метров. «Гибель» застала его врасплох, он валялся скрюченной балкой примерно тридцати сантиметров длиной.

– Вы и так нарушали закон несколько лет, насколько я понимаю. Вы думали, что Энси не узнает? Он знает всё. Может, он хотел дать вам возможность подольше побыть с ребёнком, которого вы решили воспитывать самостоятельно, но сейчас Хезер стала слишком опасной.

– Эй! – возмутилась та. – Я всё ещё здесь.

– Извини, – Рац снова широко улыбнулся. – Конечно, ты здесь. И тебе понравится новая жизнь. У тебя там будут друзья, ты увидишь все полисы, а не один Интакт.

– И летучих зайцев, – уточнила Хезер.

– Конечно. Их в Пологих Землях завались. Главное, чтобы на голову не накакали.

Детское «плохое слово» заставило Хезер фыркнуть от смеха. Патрик смотрел на неё, снова поправляющую выбившуюся прядь волос, ярко-оранжевая резинка не помогала, а на пёстрой футболке помимо гари была ещё и пара дыр. Патрик не сумел её научить владеть «светом». Рапторы – это ведь не так уж плохо? Он знал пару ребят, которых забрали, когда он сам ещё был школьником.

Сбитое освещение подсвечивало леденец красноватым, а останки дроида – лиловым.

– Хорошо, – кивнул Патрик. – Подождите здесь. Пойдёмте на кухню, я налью вам кофе или чай, пока мы будем собираться.

Рац склонил голову набок.

– Надо же, я думал, вы будете сопротивляться до последнего.

– Нет. Вы правы. Это давно надо было сделать.

Алгоритмы судорожно мешались друг с другом. Кухня. Свет. Дроид. Рац сделал шаг в нужном направлении, и Патрик совершенно искренне намеревался проводить его, активировать кофеварку, а потом попросить посидеть, пока они с Хезер сложат в её большой ярко-розовый рюкзак всё необходимое – от тёплого белья и носков до планшета, по которому она всегда сможет вызвать отца. Розовый рюкзак Хезер упросила купить, однажды увидев в рекламе. Как у настоящей школьницы.

Патрик шмыгнул носом, в горле застрял ком, и голову вело. Блики плясали на леденце и «ноге» дроида.

Он сам не понял, как схватил эту деталь, почему бросился на Раца. Тот закричал. Хезер – громче, её вопль перешёл в визг. Только не свет снова, подумал Патрик. Только не свет.

Света не было, но Рац упал на пол. Его обычно аккуратно уложенные волосы растрепались в точности, как у дочери Патрика – испачканный гарью, он стал похож на неё.

– Папа. Что ты сделал. Папа.

– Быстро, – Патрик отшвырнул своё «оружие», схватил дочь за руку. – Уходим.

Хезер визжала, он зажал ей рот. Маленькие зубы впились в ладонь.

– Тише. Тише, с ним всё в порядке. Давай. Быстро. Уходим.

Патрик никогда не боялся «света». В конце концов, Хезер была его дочерью, доверяла – и подчинилась сейчас.

Шприц с нано-иглой, с удобным поршнем – можно активировать минимальным мускульным усилием – лежал рядом, на низкой тумбочке в стиле «американской готики». Или это контемпорари? Шприц с автоматической разметкой топографии и анатомического строения.

До него ещё нужно дотянуться.

Готика или контемпорари? Фьюжен, может быть.

Он никогда не разбирался в этом, он оставался обычным парнем из Кливленда, Огайо, который в школе был неплохим квотербеком, а потом отучился в Университете Джона Хопкинса на факультете биотехнологий, защитил PhD, но индекс Хирша так и оставался где-то на дне одноимённой с названием родного штата реки. Он пожертвовал своей личной научной карьерой ради открытия сестры.

Та не просила его об этом. Та всегда говорила: не надо, я смогу всё сама, – он же слышал: «Других нет. Никого, кроме тебя, нет. Кто, если не ты?»

Потом его имя стало известным во всём мире, прежде чем кануть в дымку небытия, но большую часть жизни его знали как «А, это брат доктора Мальмор».

Дана Мальмор, его сестра-близнец, всегда была лучшей из них двоих, но он не завидовал. Они смотрели в одну сторону и создали то, что создали – несмотря ни на что, жалеть не получалось.

Шприц спорил теперь: ты не поднимешься с кровати, если не воткнёшь нано-иглу в сгиб руки. В дозаторе обезболивающее, очередная современная разработка. Первые годы он пользовался старым добрым морфием, по которому до сих пор немного скучал – отрава из маковой соломки давала нежное сонное забытьё, как прикосновения китайского шёлка к оголённой коже.

Потом про морфий забыли, новые анальгетики не предлагали грёзы побочных эффектов. Привыкание? Может быть. Это самое меньшее, чем он мог расплатиться.

Иногда ему хотелось уснуть, спать сто лет или тысячу, ничего не чувствовать – ни боли, ни необходимости контролировать каждое мгновение бытия. Полисы существовали автономно, сами по себе, в каждом – искусственный интеллект, способный просчитать вероятности и выдать матрицу наилучших решений по любому вопросу. Итуму – по посадкам саженцев и оптимальной дозе стимуляторов. Табуле – по опасным точкам: не трогайте эту пещеру, иначе обрушите на себя тонны породы, а то и вызовете выплеск магмы. Аквэю – карта движения штормов и тайфунов, а ещё в этом году должны отлично уродиться на фермах устрицы. И так далее. Даже городу-границе Ираю, похожему на недостроенный забор, – график активности фрактальных сигнатур в Тальтале.

Искусственный интеллект превзошёл человеческий: ни сомнений, ни рефлексий, ни сожалений. Та часть, что отвечала за сознание и личность, требовала неоправданно огромное количество ресурсов. От глюкозы до собственных гормонов – не хватит серотонина, и ты провалишься в депрессию, недоберёшь тирозина – руки затрясутся от болезни Альцгеймера, будешь пускать слюну и забывать собственное имя.

И всё же он привык считать себя лучше даже искусственных моделей, поскольку они предлагали лишь факты и рекомендации, но не брали на себя ответственность за решения.

Он был Хозяином – Энси, Энди Мальмором, братом своей сестры, владельцем некогда существовавшей компании «Ме-Лем», от которой остался логотип в виде разделенной натрое фрактальной молнии и стилизованного вензеля. Новый мир тоже унаследовал это имя. Он до сих пор правил этим миром.

Сейчас его тошнило от боли, а сил дотянуться до шприца не хватало. Кожа на левой ладони уже лопнула, к пяти пальцам прибавились отростки новых, а может, зародыши рук. На бархатную обивку стекала сукровица. Тёмно-коричневый цвет спрячет пятна, дроиды подчистят – никакого запаха не останется.

Худшее в невыносимой боли – беспомощность. Шприц близко и далеко. Потребуется вызвать мини-взрыв в иннервированных тканях, чтобы дотянуться, обхватить его, прижать к сгибу. Ладонь к этому моменту превратится в большой распухший шар с беспорядочным нагромождением пальцев, кусков ногтей, кровавых ошмётков.

Анальгетик не останавливает этот процесс, только убивает ещё сотню миллионов нервных клеток. Можно выдохнуть.

Энди всё равно необходимо лекарство – настоящее, единственное действующее. Ещё он собирался кое-что рассказать; его миссия – знать всё обо всех, это довольно утомительно, человеческие тайны, как правило, не стоят и секунды осмысления. Порой, когда он всё же засыпал на два-три часа, снилось его большое просторное кресло в лаборатории, несколько мониторов, белые мыши в аквариуме, коробка пончиков и свежий кофе из кофемашины на столе. Порой в лабораторию кто-нибудь заглядывал – эй, Мальмор, ты опять здесь торчишь? На ночную смену останешься? Ты бы отдыхал иногда, ну знаешь, – но потом люди уходили, а Энди дожидался сестру.

От его виска тянулся шнур с липучкой. Даже страдая от почти обыденной боли, он старался отслеживать все изменения в полисах, особенно когда сам же ставил задачи своим подчинённым. Энди заставил себя переключиться, снова просматривая запись с видеокамер – вот Сорен выполняет персональное поручение и идёт «обследовать» человека, на которого указал «Хозяин», а вот всё раскручивается быстрее, чем фрактальная мутация пожирает его тело.

«Чёрт».

Анальгетик всё же подействовал, не зря Энди к нему тянулся. Дроиды помогут встать. Для него делают специальных, способных выдержать массу до 200 кг – с запасом или учётом инерции, если он рухнет без предупреждения прямо на зависший благодаря антигравам костыль.

За окном уже стемнело, понял Энди, разглядывая мглу и звёзды, почти не различимые из-за окон, огней Интакта и купола. Два дроида подхватили его под руки своими щупами. Пора в секретный лифт и на вершину Башни Анзе.

Интакт весь в лифтах – это полис, который занимает небольшую площадь, но весь устремлён ввысь, вверх, словно недостаточно антигравитационной платформы, способной выдержать массу Луны. Это место породило собственный стиль и архитектуру, которую Энди почему-то сравнивал с пирамидой. А может быть, с сэндвичем, который пронизывала шпажка – хлеб, вяленая индейка, яйцо, соус, снова слой хлеба и так далее. Шпажка была длинной, пока ни один слой, включая Лазуритовый уровень, не добрался до верха.