Текст книги "Ужасное сияние (СИ)"

Автор книги: Мэй Платт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

«Что?»

Теперь уровня освещённости не хватало. Было темно, а луна давала только слабое и блёклое подобие даже самых паршивых светильников-вонючек. Всё же Шон сумел разглядеть, что Айка вся покрыта ссадинами, волосы мокрые, слиплись и взъерошены, одежда порвана. От неё пахло грязью, тиной и немного кровью.

Она приложила палец к губам Шона, и он заметил большой пузырь ожога. Тот едва не лопнул от слишком резкого жеста.

– Прекрати и молчи, окей? Всё и так паршиво, не хочу, чтобы она нас заметила.

«Она». Шон моргнул.

– Рысь помогла мне, она тоже выжила. Единственная, кстати. Ну, кроме меня. Нам повезло. Слушай, надо много чего рассказать, мы прятались во-он там, дальше по руслу. Залегли в ряске. Хорошо ещё, она не особенно хорошо умеет искать, да и вообще…

– Что…

Всё-таки выдохнул. Айка покачала головой. Большая рана-ожог красовалась на её левом бедре, наскоро перевязанная какой-то тряпкой. Комбинезон держался чудом, на нитках. Айка как будто бежала от огня, а потом катилась или пыталась ползти, разрывая одежду, кожу и плоть об острые камни – что всё-таки лучше, чем хрустеть чёрно-серым пепелищем или мокнуть непропечёнными внутренностями.

– Девчонка Хезер. Это она устроила. Она настоящее чудовище, – Айка хмыкнула, произнеся слово «чудовище» с запинкой, едва не заставив Шона «Монстра» Роули заржать в ответ. Это было бы неуместно и чересчур громко. – Какая-то грёбаная живая бомба, ходячий пожар. Она всё ещё где-то здесь.

Шон держал Айку за руку. Кожа была тёплой, привычно-шершавой, вся в мозолях от рукоятей отвёрток, дрелей, разводных ключей и плоскогубцев. Ладонь помещалась в его собственной целиком, а ещё Шон всё время останавливался, чтобы обнять Айку, проверить: она на месте, не галлюцинация, не навеянный каким-нибудь Интактом приступ бреда. Та повторяла – поторопимся, напоминала о девчонке.

Девчонка-чудовище. Кто-то убил её отца. Девчонка устроила что-то вроде пожара или взрыва. Айка не видела вблизи настоящих аладов, не прирученных в лабораториях, но по описанию походило на какой-то атипичный выброс энергии. Алады действительно жгутся, если их схватить голыми руками, но это субъективное ощущение – просто ошарашенные массовой гибелью клетки и нервные окончания так орут о боли; некоторые сравнивали с обморожением, а не ожогом. Алады не поджигают и не устраивают пожары. Коллапсы выглядят иначе.

«Чёрт его знает, что такое».

Шон слушал вполуха, слова рассыпались на отдельные звуки и фонемы. Они двигались в сторону реки, ниже по течению – в противоположную сторону от лагеря. Равнина была спокойной и очень тихой, совсем как территория обрыва трёшек. Наверняка здесь скоро разрастётся аладова трава.

В лунном свете появился знакомый пологий спуск. «Залегли в ряске», – говорила Айка.

– Ты простудишься, – обняв её в очередной раз, Шон понял, что одежда у неё влажная, волосы тоже.

– Лучше, чем поджариться. Девчонка – настоящий запальник.

– «Покажи свой свет», – хмыкнул Шон.

«Кто-то убил её отца».

Из-под рваной подошвы метнулась ящерица. Привыкшие к темноте глаза подсказали: дикий варан, детёныш, людей боится, в отличие от прирученных. Наверняка вылупился совсем недавно, несколько часов назад, и понятия не имеет, где ловить рыбу, насекомых, где искать другую пищу. Страх перед людьми инстинктивный и бессмысленный, и уже поздно ловить – для приручения собирали яйца, но вараны были достаточно заботливыми родителями. Собирателям нередко приходилось уничтожать охраняющую кладку взрослую особь.

– Куда она делась?

Шон остановился и сделал вздох. Боли он не чувствовал, но шагать было всё равно неприятно, ступни успели загрубеть за месяцы «дикой» жизни, но не настолько, чтобы идти по холодной, мокрой и каменистой земле практически босиком.

– Понятия не имею, – Айка поправила прядь волос. – Я сбежала, когда всё началось. В смысле…

Она осеклась, не договорила.

– Короче, не знаю. Но далеко она не могла уйти, ей же девять лет.

– Может, она превратилась в тварь трёх метров ростом и выпростала скорпионий хвост из собственных кишок.

Это вырвалось прежде, чем Шон осознал. Айка обернулась, блестя светлыми, испуганными глазами. Пришлось её снова обнимать, тёплую и дрожащую. Предплечья стали колючими от пупырышек «гусиной кожи».

– Не бойся, – сказал Шон. – Я здесь. Я тебя смогу защитить.

«Остальных-то не смог», – он сжал зубы. Можно обвинить мёртвую авгура, Интакт, Дрейка Норта, Сорена Раца или ещё кого-нибудь. Давай, Монстр, так ты и делал прежде; они виноваты, даже если ты кого-то убил; тебя просто заставили, тебя сажали в керамическую трубу и запекали, как зайца в котле, просвечивали насквозь, засовывали иглы в горло, уши и задницу, подмешивали что-то в еду, чтобы вывернуть наизнанку, а потом посмотреть под микроскопом содержимое желудка.

Они виноваты во всём, обвини и в гибели Синих Варанов.

Шон посмотрел в сторону; детёныш настоящего варана уже скрылся в густой ряске, приятно-плотной и телесной после проклятущей аладовой травы.

– Эй, мы на месте, – Айка помахала рукой перед его носом. Чуть повысила голос: – Рысь? Это мы. Вылезай, Шон жив.

Рысь появилась откуда-то из зарослей, где ряска путалась с древовидным камышом, который здесь не вырастал до знаменитых лакосовских размеров «в три обхвата». Она сутулилась и выглядела растерянной.

– Мы боялись, ты не вернёшься.

– Ну, оно почти так и вышло, – Шон махнул рукой. – Долгая история, хотя всё-таки стоит её рассказать, наши общие «друзья» из полисов придумали очередную срань. Чтоб их всех. Но сначала – что там с девчонкой?

– Не знаю, – Рысь подобралась на полусогнутых, она жалась к кромке воды, действительно напоминая дикого зверька. – Поблизости где-то. Шон, Айка мне не позволяла этого сделать, но я хочу её найти. Да, она устроила… – Рысь сглотнула, – вот это, но она ведь не просто девочка.

Айка пыталась удержать Шона. Тот сделал шаг и схватил Рысь за шиворот.

– «Просто девочка» превратила лагерь в кострище. У меня под ногами хрустели кости, я наступил в запечённые внутренности. «Просто девчонка», мать твою.

Рысь повисла, дёргая руками. Грязный и мокрый ворот пережал ей шею.

– Если наткнусь – убью. Или попытаюсь. Она чудовище, но и я Монстр.

– Н-нет, – полузадушенно прошептала Рысь. Айка дёрнула Шона за рукав, и тот, словно опомнившись, отпустил девицу. – Нет. Она… её отца убили. Между прочим, – Рысь сверкнула белыми, очень «городскими» зубами, – твоя подружка это сделала, лучше бы ты её спросил, нахрена.

– Что?!

– Глянь вон туда.

– Рысь, какого чёрта, – Айка попыталась встать между ними. Шон отодвинул обеих девушек.

– Да, я притащила его сюда. Пусть Шон взглянет, – повысила голос Рысь.

Указывала она на тело мужчины, спрятанное в траве – будто зверь сокрыл добычу, чтобы насладиться подгнившим мясом чуть позже, мелькнуло сравнение. Это был тот тип, Вереш, и вид мертвеца не тронул бы Шона сильнее, чем тушка подстреленного из арбалета зайца, но из глаза отца девчонки торчала отвёртка.

– Я не убивала его, – Айка закричала и ударила Шона в бицепс. Тот перехватил пальцы, сжал их, немного жёстче, чем прежде. Лишь немного.

– Если не ты, то кто? – Рысь предусмотрительно отскочила на пару шагов.

– Я думала, ты мне веришь… Чёрт! Шон, зачем мне?

«Потому что ты это делала. Потому что те, кого я убил, тоже работали на твоих друзей в Интакте, и я до сих пор не знаю, зачем ты решилась помочь мне, освободить, заплатить их жизнями. Взрыв – твоя заслуга».

«Потому что я верил, что ты сделала это ради любви, но…»

– Зачем ты освободила меня?

Айка не ждала вопроса. Замешательство превратило её почти детское лицо в какую-то глупую кукольную маску.

– В смысле…

– Ну, из-за тебя тогда погибли твои друзья из лаборатории. Меня ты едва знала, просто очередной раптор, над которым проводят эксперименты. Не я первый, не я последний.

– Шон, ты же знаешь…

– Ага, историю про любовь и справедливость. Очень красиво. Прям как дружба и взаимовыручка, – он горько усмехнулся, сморгнул, прогоняя образ Дрейка Норта и его пробитого пирамидальным камнем черепа. – Я прям даже верил.

– Шон, да заткнись ты! Взрыв не должен был никого убить. Только повредить электронику. Я сделала всё, чтобы никого поблизости не оказалось, но…

– Мне пришлось испачкать руки. И тебе тоже. Знаю. Слышал сто раз.

Он отпустил её руку и шагнул к мёртвому Верешу. Отвёртка поддалась с лёгким чвяком – в воде плоть гнила быстро, вблизи запах уже стал сладким и густым, а в ране возились черви.

– Полевой эксперимент? Испытание моих способностей? А теперь ещё и эта мелкая… Чёрт! Так вот что ты задумала: испытать её, верно? Меня сплавили подальше, ценю за это, но ребята из банды не заслужили вот такого. Чёрт. Я тебе правда верил, Айка.

– Шон, прекрати.

По спазматическим звукам он понял, что она плачет. Рысь затихла чуть поодаль, отскочила и наблюдала, блестя отражённым в зрачках лунным светом.

– Я помогу найти девчонку – если, конечно, её не забрали ещё твои дружки из Интакта, а ведь, скорее всего, так и случилось. Может, сам отведу её обратно и сдамся. Может, всё-таки доберёмся до этого чёртова Лакоса. Ты… ладно, не выгонять же тебя. Кто ещё у меня остался, правда? Только не подходи ко мне. Больше никогда не подходи.

Сорен не спускался в Нижний Интакт сам, только слышал, что там хранится не только информация, находится не только банк генов всех живых существ – «возьми каждого по паре их», – но и какие-то физические объекты. Он предполагал – какие-нибудь произведения искусства, вроде этих картин, развешанных в коридорах Башни Анзе, догадывался: здесь только копии, оригиналы – внизу. Застыли в далёком прошлом, будущее для них не наступило, они подобны бактериям в состоянии эндоспор, а то и криптобиоза, ждут своего часа, чтобы снова появиться перед людьми. Сорен представлял себе мир прошлого – без куполов, без летучего города Интакта; территории были огромны, но не пусты, как сейчас Пологие Земли. Беззащитный транспорт без брони и силового поля перевозил людей с места на место – даже в воздухе, где сейчас плавали только немногочисленные дроны и транспорты с небольшой массой. Иногда Сорен задавался вопросом, почему сейчас почти не используют летательные средства, почему не заменят ими телепорты или хотя бы черепах – в конце концов, энергии хватало, чтобы поддерживать целый чёртов город, неужели не нашлось бы на пару аппаратов? От коллег-энергетиков во главе с малоразговорчивой Су Даи он получал лаконичные ответы: атмосфера небезопасна. Купол – не только над городами. Алады повсюду, разве ты не слышал про Тальталь?

Этот ответ казался неубедительным, но Сорен не занимался энергетикой, а из технологий его касались только биологические. Он не спускался в сам Нижний Интакт, но щедро черпал из этого подземного источника, минеральные грунтовые воды были солёными, как кровь, и не утоляли жажды. Сорен мечтал однажды войти внутрь – увидеть все эти древние артефакты, а может, и людей, которых погрузили в криосон; поговаривали и о таком – лучшие из лучших не умирают, но засыпают в холоде до того момента, когда мир изменится к лучшему в очередной раз.

Эти легенды окружали Интакт, прорывались сквозь научные данные о телеметрии Пологих Земель, показатели метеостанций, спелеологов Табулы, таксономии генномодифицированных линий Итума, гидробиоза Аквэя и даже полувоенные разработки Ирая, города-защиты, города рапторов, порой диссонировали и распадались на единицы мемов. Порой казалось, что они живут в каком-то сказочном королевстве, где эльфы либо гномы служат древнему дракону, древнему чудищу, тёмному властелину. Сорен доставал из общей сети старые книжки с выдуманными историями ещё дома, ещё в Санави и отчасти до сих пор грезил уцелевшим наследием прошлого, на основе которого современные тридешники и аромапрограммисты создают «хиты» для шлемов и стереовизоров, ганцфельд-грёзы «клубов погружения».

В детстве читал, став взрослым – познакомился с драконом (или тёмным властелином) лично. Тот разочаровал Сорена; бессмертное чудовище, вечно агонизирующее и вечно истекающее кровью, по сути, не слишком отличалось от него самого.

Сейчас он почти был готов отказаться. Для исследования так называемой фрактальной мутации у него оставался Кэррол. Можно прихватить ещё добровольцев.

Хирургические дроны, похожие на больших водомерок с яйцеобразными туловищами. Капсулы для подключения анестезирующих щупов – «Можешь не брать, на меня всё равно большинство препаратов не действует». Сорен обернулся: серьёзно? Мальмор его испытывал или задумал какой-то собственный эксперимент, верно?

«Чего ты ждёшь?»

«Ты хотел посмотреть, как устроен единственный человек, не умерший от мутации, так вперёд».

Второй дрон похож на бабочку – проволочные крылья предназначены для фиксации и способны поймать человека в «сеть». Не бабочка, а очередной паук; первый хромированный – водяная водомерка отражала свет лаборатории, по корпусу бегали блики. «Бабочка» выкрашена в тёмно-синий. Сорен вскрыл брюхо «водомерки», проверил инструменты – скальпели, расширители, лазерные сшиватели. Полная регуляция – можно удалить родинку или провести трепанацию черепа, длинные «ноги» меняют конфигурацию по выбору пользователя. Есть готовые предустановленные программы, стерилизация автоматическая.

«Как будто домой вернулся», – он хмыкнул, потому что город врачей Санави так и не стал ему домом, в отличие от переплетённых жил цифрового мерцания Интакта.

Он подключил несколько дополнительных модулей к «водомерке», а бабочку забрал как есть.

– Кажется, всё.

– Костюм, – напомнил Мальмор.

Всё это время он стоял на пороге лаборатории, не заходя внутрь, словно у какой-то черты, которую не мог пересечь; опирался на свою трость-антиграв, расстегнул пару пуговиц под горлом – шею покрывала испарина. В стёклах очков отражалась хромированная чистота – шкафы, колбы, циркуляторы, ряд медицинских дронов, криокапсула. Сорен поймал и собственное искажённое отражение.

Костюм лежал в шкафу. Он был ярко-жёлтый, очень плотный. Символ на груди вызывал какие-то смутные ассоциации – ах да, знак радиации.

– Не сразу понадобится, но потом возвращаться не стоит, – Мальмор жестом показал следовать за ним, и Сорен подчинился. Дроиды тоже. «Бабочка» взяла костюм с собой, и механизмы следовали за людьми, отставая на несколько шагов, будто вассалы от правителей. Сорен выдерживал ту же дистанцию, а потом поравнялся с Мальмором. Почему бы и нет; нет никакого смысла его бояться.

«Дракон. Злодей в башне»

Да, а ещё Башня Анзе способна стать герметичной, никогда не выпустить наружу. В конце концов, разве Сорен не допустил ошибку, разве не его идея была создать Мари-перерождённую и натравить её на Шона «Монстра» Роули по эдакому гомеопатическому принципу «Подобное лечи подобным»? Способен ли Мальмор придумать ему изощрённое наказание? В конце концов, этот человек вызывал к себе учёных и приказывал проводить эксперименты над людьми – над мутантами, такими же, как он сам, – не считаясь с методами.

Среди вольнодумцев поговаривали, что именно он по какой-то неведомой причине приказал уничтожить Лакос, хотя Сорен не верил; те, кто сплетничали, подразумевали Энси-нейросеть, неживой поток кода, самообучающихся террабайт данных и псевдоразумных алгоритмов. Люди доверились искусственному разуму, но какой-то первобытный застарелый луддизм, страх обезьяны перед ударом молнии и загоревшимся сухим деревом нет-нет, да и проглядывал сквозь высокотехнологичные оболочки и сами купола полисов.

«Но я – не целый город».

– Почему вы решили сделать это? – спросил Сорен, когда они вошли в лифт. Тот поднимался наверх.

Мальмор промолчал до звонка, обозначавшего последний этаж.

– Тяга к знаниям должна быть удовлетворена, – сказал он. Сорену почудилась насмешка, но он мог и ошибиться.

Они вышли на самой вершине. Здесь ничего нет, понял Сорен. Лифт открылся, выпустив их в белый короб. В одной из стен притаилась дверь, и она выглядела каким-то парадоксом пространства, вроде – дёрнешь на себя, и из неэвклидова провала хлынет океанская вода, рухнешь в темноту космоса или в Подземный Интакт вопреки логике пространства.

– Что там? – Сорен коснулся двери и даже постучал. Мальмору потребовалось около минуты на эти несколько метров. Он дотронулся до плеча Сорена:

– Всему своё время.

– Как скажете, – тот отвернулся от двери. – Вы готовы?

– Нет, – Мальмор усмехнулся и попытался перенести вес на левый антиграв, чтобы достать салфетку и стереть пот со лба. От него исходил горячечный жар, ощутимый даже на расстоянии. – Так и не смог к этому привыкнуть. Не обращай внимания.

– Как скажете, Энди.

Сорен запустил «бабочку» первой: сначала нужно зафиксировать экспериментальный объект. Будет больно. Сорен не любил, чтобы его образцы дёргались. Кричать – можно.

Уже два дня Айка держалась поодаль. Она пыталась подойти ближе к Шону, ещё раз объяснить всё, но стоило под подошвами зачавкать ряске или прибрежному илу, как тот уходил, даже не оборачиваясь. Шон держался один. Айка наблюдала, как он вернулся на пепелище и отыскал среди хрупких костей из пепла, ошмётков мяса пополам с тканью, оплавленного железа и колючек разбитого стекла, какие-то инструменты. Очень простые – нож, камни для огнива. Принёс несколько кусков не слишком горелой ткани. Он обрезал и ободрал камыш, сделал себе новую обувь взамен порванных сапог: просто забинтовал ещё не до конца одеревеневшей корой ступни.

Он знал, что Айка за ним наблюдает, конечно, и от этого становилось ещё хуже.

Рысь вернулась раньше. Айка её едва не прогнала, но Рысь притащила двух убитых тараканов – тех, которых можно запечь в собственном твёрдом, как укрепленный пластик, хитине. Они станут хрупкими, дальше уже можно камнем. Мясо зеленоватое и пахнет протухшим молоком – гнусной какой-то кислятиной, но съедобно.

– Прости, – сказала Рысь. Айка наставила на неё отвертку, которую достала из глаза мертвеца. Не пропадать же добру. Рысь попятилась, едва не выронив тараканов.

– Ты нахрена ему сказала?

– А должна была промолчать?

– Я не убивала этого типа!

Отвёртку она отчистила до сверкающего блеска, и всё равно мерещилась загустевшая бордовая кровь и какие-то комки слизи, то ли мозга, то ли глазного белка.

– Прости, – повторила Рысь.

Айка вздохнула.

– Дура, – буркнула она. Рысь положила тараканов на плоский камень, Айка оглянулась – метрах в двухстах от них Шон ловил рыбу.

– Ладно, – Айка положила отвёртку на камень и закрыла лицо обеими руками. Она сидела здесь, на камышовой «подстилке», которая спасала от влаги, но не от холода, в желудке резало голодными спазмами. – Давай сюда, а потом пойдём ловить девчонку.

– Ты ведь думала её бросить.

– Нет. Она всё равно нужна, хотя… ну да, я её боюсь. Она устроила всю эту херню, если что.

В прозрачных глазах Рыси очень хорошо читалось: а ты убила её отца, и Айка едва не завыла. Почему они ей не верят? Только из-за дурацкой отвёртки, или потому что она – Техник, делала всякие странные штуки, недоступные пониманию не только дикарей, но как выяснилось, и Шону-раптору. «Их-то вроде учили всякому похожему», – она оглянулась в пятый раз за пять минут, и это напоминало какую-то одержимость. Ну да, а ещё Айка работала с Сореном Рацем, прежде чем спасти парня, скрюченного за бронированным стеклом «аквариума» для наблюдений.

«Он никогда мне не доверял».

Не имело значения. Она почему-то до сих пор слышала это пророчество Укки-авгура, оно звучало в голове, в ушах. Девчонка для чего-то нужна – в Лакосе. Рысь так цепляется, потому что падший город – её город. Она пойдёт с ней.

– Хезер может и нас убить, – Айка подула на угли, заставляя их обменяться ленивыми бликами оранжевых искр. Костёр спасал от холода, а двигаться не хотелось; хотя всегда можно получить новую искру из отвёртки. Та работала даже без особых перебоев, удивительно прочный оказался инструмент.

– Она маленькая девочка.

Рысь смотрела на запекающихся тараканов. Тушки из рыжих становились чёрными, сливались с углями, покрывались слоем золы.

– Ей страшно. Она там уже три дня одна, неизвестно, жива ли…

Айка фыркнула.

– Хватит на совесть давить.

Она в очередной раз проверила Шона. Всё ещё ловит рыбу – и будет, наверное, есть её сырой, потому что вот у него огниво из бывшего лагеря работало из рук вон плохо. За два дня Айка только однажды видела огонь, а потом тот погас; Шон долго пытался раздуть его снова, чертыхался, пнул уже бесполезные холодеющие камни. Всё-таки он не был настоящим рейдером, большую часть жизни о нём тоже заботились механизмы и технологии полисов. Айка попыталась подойти и предложить помощь; безуспешный жест потерялся в ещё дюжине подобных.

– Пообедаем и пойдём искать. Вряд ли она далеко ушла.

– Я её не видела.

Обе промолчали. Хезер пропала после того, как превратила лагерь в братскую могилу. С ней могло случиться всё, что угодно; алады – последняя опасность в Пологих Землях, гораздо реальнее – ядовитые змеи, овраги. Или съела красивую ягодку с вишнёвого куста, одной капли достаточно, чтобы отправить на тот свет взрослого мужчину, не говоря уж о девятилетке.

«Она жива», – знала Айка. Укки-авгур выплясывала в её голове, звенела браслетами-шестерёнками, амулетами из артефактов старых городов – осколки радужных дисков, оплавленные бутылки с гравировкой «…ola» на стекле и так далее. Свет ведёт в Лакос, говорила старуха. Веди свет в Лакос.

«Чёрт бы тебя побрал».

Тараканья тушка раскололась надвое, запахло закисшим йогуртом. Рысь первая набросилась на еду, Айке пришлось преодолеть секундное замешательство и брезгливость, но голод взял своё. Она остановилась первая.

– Оставим ей немного.

Рысь поднялась, вытирая скользкие от тараканьих внутренностей пальцы об одежду.

– Ага.

– Следов уже не осталось, скорее всего, да я и не умею их читать. Придётся наугад.

Айка опять посмотрела на Шона. Тот пытался разжечь огонь, издалека эта картина смотрелась мирной и почти успокаивающей. Интересно, что он скажет, когда они найдут Хезер?

«Когда».

«Если».

Нет, всё же «когда». Ничего с ней не стряслось дурного – в конце концов, кто или что способно причинить вред «ужасному сиянию»?

– Идём на свет, ага? – фыркнула Айка. Рысь посмотрела неё странным взглядом, но промолчала.

Рысь шла к пепелищу. Айка не хотела туда возвращаться – никогда, можно никогда не видеть этого снова, – но подчинилась. С каждым шагом гуще и плотнее становился запах, прошло более двух суток, и подгоревшие, но не ставшие пеплом куски тел стали гнить. Кисло-сладкий смрад мешался с пеплом; он казался сильнее горького дыма первой ночи. Холод вместо жара – спокойствие на смену безумию. Это напоминало какой-то странный цикл, то ли смену времен года, когда та ещё существовала, если верить историческим книгам, то ли ритуал.

Рысь опережала Айку метров на пять-семь, та отстала.

«Очень уж уверенно она идёт», – Айка прищурилась вслед девочке из Лакоса, которая никогда не знала родного города. Она родилась уже в деревне – у полусумасшедших людей, бросивших всю прошлую жизнь, не в силах осознать, что «нашего полиса больше нет». Катастрофа случилось полтора века назад, повторилась двадцать с лишним – сейчас со временем стало сложнее, ни в чём нельзя быть уверенным.

Рысь носила чёрный балахон и сутулилась, но двигалась очень ловко и проворно, действительно напоминая зверя, в честь которого получила прозвище. Айка впервые задумалась: она никогда не слышала её настоящего имени. Прозвища прозвищами – кто Техник, кто Монстр, но всегда были и имена. Рысь словно отказалась от собственного.

«Она знает, где Хезер», – это второе открытие неприятно поразила Айку. Как будто маленькая хищница выжидала, так настоящие кошки караулят крыс или зайцев в высоких зарослях ряски, цветоящериц, дикой охрянки, чтобы выпрыгнуть и вонзить когти в тёплое, наполненное живой кровью тело. Рыси терпеливы, но эта только что не била себя хвостом по бокам. Может быть, предположила Айка, Хезер ранена, ей нужна помощь. Они привязались друг к другу, играли вместе.

«Могла раньше сказать».

Да, в ту первую ночь Айка кричала, что убьёт мелкого выродка, отомстит, разорвёт на куски, засунет ей собственный «свет» в глотку и замкнёт, как гальванический импульс. Орала и рыдала, билась в истерике, а потом свернулась клубочком на берегу холодного ручья, замерла. На горизонте тогда ещё поднимался свет – от пожара и тот, другой, зелёный. Жирные хлопья горелого мяса, пластика и ткани путались в волосах, липли к коже.

Тогда Айка могла убить Хезер. Может, и на следующий день. И когда пришёл Шон…

«Ладно, она правильно сделала, что выжидала».

Зверёныш-Рысь хорошо чуяла настроение людей.

Чем ближе они подходили к «кратеру», как мысленно называла бывший лагерь Айка, тем больше хотелось сбежать. Давай уберёмся отсюда. Это плохое место, ты разве не чувствуешь гнилостную вонь? Под подошвой хрустнула первая обугленная кость – ну, или кусок пластика, но Айка представила осколок черепа или плотную берцовую, которая стала не толще полимерного стекла. Она укусила зубами грязные костяшки, чтобы не заорать.

«Давай уйдём отсюда».

Рысь шла по пеплу, обогнула нетронутый пламенем-светом и неузнаваемый уже торс – он вздулся втрое, почернел, кое-где лопнул. В сером гное копошились черви. «Всего лишь трупные процессы, биологическая норма», – Айка постаралась не смотреть. Дальше они миновали бочку – она сохранилась, удивительно неуязвимая, рядом валялся железный остов светильника. Под слоем пепла некоторые предметы превратились в загадочные артефакты или слились с другими; тот же остов вплавился в бочку, а дальше была разбитая жестяная тарелка, и она торчала из теменной доли черепа, серого и готового рассыпаться от касания.

– Рысь, – позвала Айка проводницу.

Та обернулась.

– Куда ты ведёшь? Ты что, всё это время…

Та ссутулилась ещё сильнее и дёрнула плечом.

«Понятно».

– Могла бы и сказать.

– Ты её убить хотела, и отец…

– Не трогала я Патрика! – закричала Айка. Её нога соскользнула куда-то в яму, провалилась прямо под тонкий слой пепла, откуда проступила распухшая рука с растопыренными пальцами и чёрными от грязи и гнили ногтями. Из укрытия шмыгнуло два огромных таракана. Вот где Рысь их ловила – конечно, эти твари падальщики. Недавний обед поднялся к горлу прогоркло-молочным комком. Айка сделала глубокий вдох.

– Я её нашла в первую же ночь. Она тут прячется. Ей страшно, – Рысь сделала несколько шагов назад, чуть наклонила голову, исподлобья таращась на спутницу. Снова в её прозрачных глазах стояли слезы.

– Алада тебе за шиворот, – пробурчала Айка страшное в Пологих Землях проклятье, от которого Рысь напряглась, а потом явным усилием воли расслабилась: лицевую мускулатуру свело парезом, она не дышала несколько секунд.

– Айка, ты ведь…

– Уже сказала, я не буду никого убивать. Вообще-то моя же идея была её притащить вместе с папашей. Да-да, мне тоже алада за шиворот.

«Шон советовал не связываться с Интактом. Я хотела помочь ему – это же его раскалывает на куски-полосы зелёным светом. Я просто хотела помочь ему».

– Уже недалеко, – пообещала Рысь, словно ускоряя шаг. Смрад разложения висел над пепелищем непроницаемой тучей, но дышать как будто стало легче. Обонятельные рецепторы улавливали меньше, мозг отключил реакцию отвращения. Ко всему можно привыкнуть, иногда это проще, чем поверить в пророчества или научный прогресс летучего города.

Айка почти не удивилась, когда Рысь добралась до их же с Шоном палатки – она сгорела точно так же, как все остальные, но несколько кусков толстого брезента уцелели. Рысь отдёрнула покрывало. Айка отшатнулась и выхватила свою отвёртку: Хезер была здесь, и она всё ещё светилась. Не так ярко, как в день «извержения вулкана»; сейчас она напоминала Шона – прожилки и переплетения, словно следы вен, артерий и капилляров, словно кровь стала чистой плазмой, но каким-то образом не причиняла вреда. Айка невольно подумала, что Сорен Рац позволил бы себе пару пальцев отрезать, лишь бы получить девчонку в свою лабораторию, в герметичный изолированный «террариум».

«Она даже не раптор».

Хотя… наверное, раптор. В том смысле, что мутант – такое слово находила Айка в хрониках, когда стала искать что-то об экспериментах, ещё в Интакте. Понятие запретили и вымарали с какой-то почти фанатичной настойчивостью, но суть осталась. С другой стороны, «мутант» – не вполне корректный термин; прежде он относился к ошибочному сплайсингу или потере каких-то фрагментов ДНК, лишним хромосомам. Рапторы не родня ГМО-свёкле, скорее они…

«Нестабильны».

Тесты, которые проходил каждый житель полисов, выявляли не мутацию – иначе её можно было бы вычислить ещё на стадии эмбриона. Что-то другое. Айке не удалось выяснить больше. Сорен и тогда ставил вопросительные знаки, пряча свои исследования под семью замками (она взломала все семь перед тем, как сбежать) и ссылаясь на некого «Э. М».

– Что она такое? – сама себя спросила она.

К её удивлению, Рысь ответила.

– Дверь и ключ.

– Что?

Рысь села на корточки и коснулась плеча девочки. Та проснулась и открыла сияющие зелёным глаза.

– Она откроет и пойдёт, и мы за ней. Хезер, это Техник. Она нам поможет, как я тебе обещала.

Айка дёрнулась – бежать. Поскользнулась на линзе собственной гальванической машины и упала в груду горелого хлама. В ладонь воткнулся гвоздь, с мясным шлёпающим звуком пропорол от центра и до нежной выемки между средним и безымянным пальцем. Горячая боль опалила нервы, Айка заорала.

– Стекло, – сказала Хезер. – Они все стеклянные. Внутри вата. И проволока.

– Точно, – ответила Рысь. – Давай, разбивай стекло для нас троих. Техник тебе поможет.

«Нихрена. Не буду помогать. Иди в…»

– Она поможет, – повторила Рысь. Айка всхлипнула, отползая, и ничего не получилось. Ноги превратились в переваренные стручки фасоли. Хезер протянула к ней пальцы с искрами на кончиках ногтей и коснулась там, где боль была сильнее всего. Рысь её обнимала, и обе улыбались.