355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мэй Платт » Ужасное сияние (СИ) » Текст книги (страница 11)
Ужасное сияние (СИ)
  • Текст добавлен: 25 декабря 2020, 19:30

Текст книги "Ужасное сияние (СИ)"


Автор книги: Мэй Платт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Человек бы сошёл с ума, но она давно перестала быть человеком.

Может, в тот день, когда осколок разбитой бутылки прошёл сквозь свет вместо лица, когда в мир бесконтрольно вырвались другие фотоны – позже их назовут фрактальными сигнатурами, аладами, голодными демонами.

Её назвали Инанной.

Она слышала. Заря утренняя, заря вечерняя. Наверняка это брат придумал для неё эту романтичную легенду – с намёком на единение времени. Утро-вечер. Для состояния частицы нет никакой разницы.

Ей просто холодно, и этому нет никакого объяснения, как и тому, что она – без нервных окончаний и температурных рецепторов – вообще способна ощущать озноб.

Когда брат приходит, она вспоминает его и своё имя.

Его зовут Энди.

Её – Дана Мальмор.

Предыдущие сто тысяч раз она едва не пожаловалась: «Мне так холодно», и всякий раз удавалось вовремя прикусить язык, как бы ни был абсурден фразеологизм в её случае. Дана анализировала собственное состояние и пришла к выводу, что находится в состоянии замершей телепортации, как будто, надорвав однажды ткань двух взаимодействующих вселенных, она осталась где-то на изнанке, не внутри и не снаружи; там, где водились алады – и её тело тоже, возможно, всё ещё из плоти и крови, изуродованное и искажённое, как то, во что неизбежно превращается Энди. Она может «лечить» его от «фрактальной мутации», а себя?

Если ты становишься наблюдателем, то встраиваешься в систему. Дана не могла быть собственным наблюдателем.

Зато могла другое.

Дверь подчинялась её прикосновению – Энди настроил всё таким образом, чтобы замок реагировал на определённый светофрактальный код. Она могла менять свою материальность, пусть и не до конца понимая, как именно это делает – подобно тому, как не сведущий в нейрофизиологии человек не расскажет, как он ходит или ездит на велосипеде. Интересно, сохранились ли ещё велосипеды?..

Она любила и ненавидела визиты брата. Он приходил, изуродованный и порой почти не похожий на человека, с торчащими из локтевого сгиба выростами недоразвитых рук, лопнувшей кожей, с нитями размноженных и наслоившихся друг на друга внутренностей. Он не мог умереть, похоже, тоже застряв между мирами и реальностями, только ему повезло меньше – весь свет остался «снаружи».

Любила – тут проще.

– Энди.

В этот раз он выглядел почти нормально. Бледный, уставший, с тёмными кругами под глазами, но никакой напряжённо-воспалённой кожи, никаких мокнущих ран с торчащими кусками костей или гладкой мускулатуры там, где должна быть лишь поперечно-полосатая; никаких смещённых фасций и сукровицы, зубов на разделённом буграми затылке или cотни пальцев по всей руке.

– Что случилось?

– Дана.

Очень кстати он напомнил имя.

– Ты говорила про Лакос. И про Таннера.

Она просеяла тысячи «если» и «когда». Кивнула.

– В тот раз у нас ведь получилось, да?

– Ты что же… ох, чёрт. Дана, ты не помнишь? – Энди сел в углу, буквально рухнул на пол, пытаясь закрываться от неё козырьком ладони. Дана постаралась приглушить свечение. – Лакос. Город на дне озера. Ты говорила в прошлый раз.

Говорила ли? Она не была уверена. «Когда» и «если» подчинены броуновскому движению.

Сияние поддавалось ей не очень охотно, но по лицу Энди стекали капли пота, постепенно превращаясь в пузыри ожогов. Он никогда не жаловался на жар, как она – на холод. Нужно будет «почистить», чтобы регенерация не исказила брата по её, Даны, вине.

– Да. Я помню.

Материальность достигла точки экстремума. Дана теперь могла сесть рядом, погладить Энди по щеке тыльной стороной ладони. Безопасно.

– Ты уверена, что туда надо возвращаться? Смотри, я сделал, как ты предложила: подсказал Таннеру, и тот уже нашёл среди своих агентов подходящие кандидатуры. Мы не торопимся, но ты понимаешь, что…

– Понимаю.

Энди нервничал. По нему это было очень заметно – просто удивительно, как другие ничего не понимают, считают его невозмутимым и непроницаемым. Может, дело в том, что они всё ещё оставались близнецами.

– Дана, а ещё они привели мне нового раптора, чёрт его подери, – Энди ударил кулаком об пол. – Сорен и Эшворт. Привели женщину с приращённой к спине рукой, сказали – вот вам, биомодификант на основе подверженной мутации материи. Мол, скоро мы научимся клепать таких сотнями, сделаем их по пять метров в высоту и неуязвимыми. Мне не нравится идея, Дана. Когда появились первые вроде меня, их называли мутантами и боялись. Я запретил. Вырвал это понятие из семантики, насколько мог. Я, может, и урод, но хотел, чтобы они себя не чувствовали такими же. Потом они стали рапторами, героями-защитниками, а теперь эти двое пытаются создать чудовищ.

– Пускай. Разреши им.

Она потёрлась носом о его мочку уха: очень детский жест, которым они друг друга успокаивали, если снились кошмары. Лет до десяти им всё время снились одни и те же кошмары, а вечно занятые родители отмахивались – нет никаких монстров под кроватью. Отец мог и отвесить по оплеухе, так что оба научились успокаивать себя сами.

– И Лакос? Зачем?

– Там есть то, что всё ещё необходимо. Прошлый раз не был падением.

Энди скептично фыркнул.

– Наоборот, – уверила его Дана, её пальцы переливались зелёным, она раздавливала пузыри ожогов на щеке и груди брата, а потом удерживала сияющий палец, чтобы направить регенерацию в нужное «когда» и «как». Никаких фрактальных отклонений. Энди тяжело дышал, глаза закатились. Ей хотелось поднять и баюкать его, как ребёнка, несмотря на то, что это он «большой братец» и охотно носил её на руках; и на то, что способность воспринимать и взаимодействовать с материей ограничивало нечто более могущественное, чем собственная сила воли, разум и всё то человеческое, что они оба всегда считали превыше любых ограничений.

Она удержалась и просто ждала. Боль словно отключила Энди на несколько секунд, а потом он обнял её – Дана едва успела снизить температуру.

Оболочка, подумала она. Скрываю я лицо своё, являясь в покрывалах – заря утренняя, заря вечерняя. Сокрою себя, дабы не умер ты, узрев лик мой.

Откуда это? Она не помнила.

– Я вижу… будущее, Энди. Но не линейное, ты же знаешь. Квантовая неопределённость…

– Позиция вне системы. Знаю. Я биолог, но ты меня научила и своей физике, – он хмыкнул.

– Если считать вероятности, то лучшее решение – направить тех, кого выберет Таннер, в Лакос. И пусть всё, что должно случиться, случится там.

Энди потянулся к её уху. Они никогда не забывали о своих ритуалах, может, поэтому Дана всё ещё могла назвать собственное имя.

«Мне так холодно здесь, вне времени и пространства», – но она промолчала, как сто тысяч раз прежде. Однажды всё закончится – возможно, довольно скоро, хотя отличать «день» от «тысячи лет» она разучилась давным-давно.

Леони выглядела какой-то недовольной и взъерошенной, похожей на облитую водой птицу. Она не отвечала на вызовы несколько дней, забыла все договоры и не реагировала на оповещения, и Таннер начал с неприятного:

– Если вы будете игнорировать наш договор, най-рисалдар Триш, то я найду кого-нибудь более дисциплинированного на ваше место.

Леони подобрала какой-то нейтральный фон для видеоконференции, абстрактные узоры в виде волн серо-голубоватого цвета. Это было на неё не похоже. Обычно она показывала свою казарму без прикрас: аккуратно убранные кровати, несколько столов и стульев, плакаты на стенах. Иногда Таннер замечал какую-нибудь странную мелочь, вроде горшка с цветоящерицей – подвижным «бегающим цветком». Он неплохо «приручался», даже не пытался убежать из плодородной почвы и давал красивые синие бутоны.

– Я не игнорю, – сказала Леони скучным голосом.

– Что у вас случилось?

– Да ничего.

– Если это угрожает нашему заданию, а я вам говорил, насколько важно исследование того, что осталось от озёрного города, то…

– Ничего не угрожает. Слушайте, док, всё в порядке.

Она поправила железной рукой взъерошенные волосы. Яркие краски на биометалле и колоранты на голове контрастировали с тоскливым «нейтральным» фоном. Таннер вздохнул, подумав, что эти рапторы во многом остаются вроде детей: да, они охотники, воины и всё прочее, но жизнь на базах и даже в полисе-Ирае, границе между жуткой пустыней Тальталь и остатками мира людей, донельзя упрощает человеческие отношения. Рапторам можно позавидовать: у тебя всегда есть цель. Убивай аладов. Ставь засечки. Ты герой.

Наверное, среди этих бесхитростных до известной примитивности людей встречались интриганы, но Таннеру такие не попадались; в конце концов, даже Монстр сбежал только потому, что девчонка из лаборанток Раца решила ему помочь. Дурная и влюблённая – но умнее охотника.

Леони – не исключение.

Он познакомился с Леони, когда той было двадцать пять, сейчас ей около тридцати, и она ничуть не изменилась.

Скрывать эмоции тоже не научилась.

– Вы мне лжёте, но давайте я предположу, что это какая-то ваша личная драма, которая никак не связана с общим делом. Итак, у меня неплохие новости: все формальности практически улажены, возможно, через неделю или две начнётся эта операция. Вы готовы? Я имею в виду не только лично вас, най-рисалдар Триш. Те люди, о которых вы мне говорили, чьи кандидатуры рекомендовали, они…

Леони действительно не умела ничего скрывать. Если бы она была светлокожей, то покраснела бы, наверное, до кончиков волос; меланин сыграл роль маски, но не помог не отпрянуть, уставиться куда-то в угол.

– Всё будет, – сказала Леони. – Слушайте, я потом свяжусь, окей, док?

Таннер мог надавить на неё. Серо-голубоватая рябь бежала по «экрану» шлема, превращая окружение в фальшивку, вроде какой-то грязной тряпки, которой завесили сцену. Таннер знал, как выглядела сцена в древности. Очень похоже.

– Хорошо, – согласился он, подумав: есть и другие желающие, кроме тебя. Если замысел Раца сработает, может, и не нужны будут «агенты», Интакт создаст собственных рапторов-постлюдей – безукоризненных, идеальных.

Операция на объекте «Мари» прошла успешно уже неделю назад. Женщина жила и действовала своей новообретённой конечностью, а побочный эффект заключался в том, что её ненависть к учёным смягчилась. Словно внедрённый внутрь свет алада – или плоть искажённого, перерождённого Кэррола, – отнял у неё часть собственной воли. Пока рано было делать выводы, Таннер не торопился, но направление было перспективное; Рац тоже отметил: «Девица стала менее строптивой, а?»

Три часа назад он даже решился войти к ней в клетку. Таннер держал руку на сенсоре подачи электрического тока.

«Успею? Или она оторвёт смазливому крысёнку голову?» – мысль перекатывалась в голове, тяжёлая, как отколовшийся от скалы кусок гранита.

Мари не тронула Раца. Она его как будто игнорировала, и тогда тот подошёл ближе и потрепал её по впалой серовато-жёлтой щеке. Раптор приняла ласку. Вживлённая рука Кэррола дёрнулась: так виляют хвостом собаки.

– Интересный побочный эффект, – потом заметил Таннер. Рац мечтательно улыбался, словно эта женщина была воплощением его эротических фантазий.

– Предполагаю, это связано с донором. Кэррол ко мне неплохо относился. А может, и рано говорить о нём в прошедшем времени.

Рац подмигнул. Таннер спрятал руки в карманы униформы.

– Давайте не делать поспешных выводов. Мне вскоре понадобится направиться за пределы Интакта, вряд ли я смогу помогать с этой работой.

– Конечно. Я продолжу сам.

Это звучало именно так, от чего Таннер уже отвык с тех пор, как они «помирились»: «Да кому ты нужен, неудачник!»

– Хотелось бы работать вместе.

Рац фыркнул:

– У вас будет полный доступ, когда вернётесь.

«Когда вернусь». Рац охотнее сказал бы «если», это в его стиле, Таннер не сомневался.

Он поднялся с дивана и набрал код, чтобы проверить состояние декоративных рыбок – это были редкие, почти полностью вымершие стеклянные окуни, карликовые тетраодоны, карпы кои – миниатюрные разновидности, не способные сожрать соседей по искусственной экосистеме. Среди них плавали золотые рыбки, гуппи и прочая ерунда, которую он порой скармливал более интересным образцам. Аквариум разделялся на зоны, позволяющие создать микроклимат каждому виду, автоматически выдавал корм, поддерживал температуру, отгонял самых голодных от собратьев. Программировать искусственный интеллект помогал Патрик Вереш.

Таннер поморщился. Куда тот пропал – по-прежнему ни единой новости. Записи с видеокамер – и те не сохранились. Очередная загадка Интакта, не первая и не тысяча первая, но Вереш был хорошим помощником, иногда Таннер по нему почти скучал. Декоративные рыбки тому искренне нравились.

Рыбы кружили друг за другом, повторяя однообразные движения. Простая и предсказуемая судьба – почти как у рапторов. Тесты показывают мутацию, и у тебя нет выбора, нельзя отказаться, но никто и не возражает, стать охотником – великая честь, почёт и слава. Обучают несколько лет, потом бросают сражаться с тварями из света и нестабильного пространственно-временного континуума.

Ты умрёшь изуродованным комком плоти, но об этом не расскажут.

«Может, зря Сорен всё пытается изменить».

К стеклу подплыл уникальный самец «зебры». Гипанциструсов во всех полисах около сотни, они плохо поддаются клонированию, а модификанты не ценятся так, как «чистые» особи.

«Ну и зря».

– Возможно, какому-то виду просто необходимо вымереть, а за изменёнными будущее, – сказал Таннер «зебре». Рыбина бессмысленно моргнула круглым глазом и уплыла в сочные заросли водорослей.

– Возможно, «наследие Лакоса» что-то изменит, – Таннер уже вернулся мыслями к собственному проекту. Он не так уж много знал о павшем городе, но эта история тревожила его едва ли не сильнее пойманных «кузнечиков», спрятанных в комках мяса без ЦНС. Там слишком многое не сходилось, расползалось, словно пресловутые недоразвитые эмбрионы; он много лет вообще не решался заикнуться, собирал обрывки информации и складывал их, словно паззл с половиной утерянных деталей.

Будет нелегко собраться, покинуть дом с креслом, диваном, рыбками, тщательно настроенным под чувствительные больные глаза освещением – с той гранью аскетизма и роскоши, которая подходила именно ему

«Но я готов», – почему-то Таннер думал, что «наследие» поможет им с рапторами, поможет исцелить мутантов от неизбежного регресса. Тогда не потребуется делать уродов Сорена Раца. И это правильно.

Глава 13

Айка нервничала – это было заметно по тому, как она держала пневмоотвёртку, докручивая шлем Безухому Джейку – помимо защиты порезанной-разбитой десятки раз головы он работал ещё и как слуховой аппарат. Джейк лишился одного уха в драке с бандой под названием «Песчаные Змеи», а второе ему отрезали, как он сам говорил, рапторы – те, что охраняли «черепаху».

Шон отказывался верить. Рапторы отгоняли рейдеров, это правда, но не причиняли реального вреда, максимум током могли шибануть.

«Рапторы – свои», – он не спорил с бандой и лично с Одноухим, но хмурился, сидя рядом на груде тряпья. Жевал травинку. Чистил арбалет – пригодится против каких-нибудь тварей, мало ли. Нет, людей он убивать не собирался по мере возможности.

– Слушай, всё равно какое-то дерьмо, – Айка отложила шлем и посмотрела на Шона со всей доступной ей свирепостью. Мазок машинного масла на щеке, безразмерный комбинезон и разводной ключ не очень-то добавляли суровости. – И Вереш этот. Ты вот так доверил ему настроить пеленгатор на частоту твоего приятеля?

– Дрейка.

Шон положил арбалет и поднялся, чтобы обнять девушку.

– Не волнуйся ты. Мужика, конечно, можешь проверить, хотя он выглядит грамотным…

Айка почти нахмурилась.

– …но не лучше тебя. Прежде, чем свяжусь – протестируешь, ну?

– Не в том дело, – Айка прижалась щекой к груди Шона. – Сам этот Дрейк, с чего ты так в нём уверен? Он там, – она отстранилась, неопределённо махнула свободной рукой к выходу из палатки. – Пошлёт нахрен, а то и своих приведёт.

– Зачем? Он ничего не знает о «добровольцах». Нам не говорили про все эти стрёмные эксперименты.

– Зато наверняка рассказали о тебе. «Монстр».

– Это Сорен меня наградил кличкой, – воспоминание о мелком змеёныше заставило скривиться, Шон сплюнул пару травяных семечек на утрамбованную землю. Когда-то здесь росла ряска, её выжгли и поставили «дома»-палатки. Ничего, нарастёт снова, она какая-то бессмертная, не иначе. – В общем, не бойся за меня. Позаботишься тут о девчонке и её папаше, а я быстро потолкую с Дрейком – он поможет. Он свой. Раз уж нам так нужен этот чёртов погибший город и если туда надо привести «светящегося».

Снаружи кашлянули. Шон фыркнул: этот Патрик был очень деликатным человеком. Просто удивительно, что он когда-то кому-то сделал ребёнка. А может, и не делал самостоятельно, так, сдал биологические жидкости, чтобы через пару лет получить уже слегка подрощенный результат.

– У меня всё готово, – Патрик вошёл внутрь. – Теперь нужно только ввести частоту, чтобы передать сообщение. Оно будет коротким, всего пять-шесть слов, так что если вы планировали написать целый роман…

– Точно нет.

Айка сжала руку Шона, но пошла за ним. Патрик чуть отстал. По дороге Шон оглядел лагерь – всё спокойно, все при деле. Готовят обед, начищают оружие. Играют в кости – там явно мелькает и бутылка «камышовки», но на такие мелочи можно закрыть глаза. Он увидел и Хезер, которая семенила за Рысью, пока та тащила большое ведро воды – то ли помыться, то ли для общего котла. Девчонка освоилась гораздо быстрее, чем сам Шон когда-то. Забавно.

– Вот, эта штука, – Патрик указал на квадратный короб с длинной железкой, она торчала из обнажённых железных внутренностей. Короб он поставил на старую бочку, в которой когда-то хранили воду, а потом появилась дыра, её чинили-чинили, да и плюнули. С тех пор с собой бочку не таскали, она оставалась дожидаться, пока банда вернётся и снова разобьёт лагерь. – Обычное радио со старыми-добрыми частотами, примитивнее ничего представить нельзя. Но должно выйти на нужную частоту. Да, благодарю за идею и детали, – он кивнул Айке. Та подошла ближе, осмотрела конструкцию и наклонилась, чтобы подкрутить что-то своей отвёрткой.

– Вроде сойдёт. Запускай. Ты помнишь его личную частоту?

– Не браслета, раптора. Механизма, – уточнил Шон. – Ну да. Мы с ним часто выходили на охоту вместе. Иногда были ещё двое: Леони – у меня от неё всегда в глазах рябило, однажды я нажрался каких-то таблеток в увольнительной в Аквэе, так вот, было похоже. Четвёртый – здоровяк Кэррол…

Шон запнулся и не стал продолжать. Он успел напоследок узнать, что случилось с рыжеволосым гигантом.

– В общем, раптор из железа – это почти то же самое, что раптор-человек. Одно целое, бла-бла. Никто другой не получит сообщение.

– Что ему передать? – Патрик включил свой короб. Тот издал длинный противный писк, замигала лампа. Батарейкой он прикрутил старый аккумулятор, найденный деревенскими у какого-то брошенного телепорта. Насколько его хватит – совершенно не было понятно.

Шон снова отвёл взгляд: Айка хмурилась и недовольно кусала губы, переминалась с ноги на ногу, здорово напоминая готовую укусить мышь.

– «Помоги. Три дня, обрыв трёшек. Шон», – сказал он. – Влезет?

– Должно, – пожал узкими костлявыми плечами Патрик. И кашлянул. Его когда-то светлая одежда, очень городская на вид, превращалась в универсальные лохмотья – ещё не дошла до финальной стадии, но дыры на рукаве, машинное масло и «ожог» от какой-то кислоты на животе сделали своё дело. – Это какое-то условное место?

– Именно, там мы с ним пять «трёшек» уничтожили.

– Аладов третьего уровня, – пояснила Айка с каменным лицом и очень плохо скрываемой гордостью. Эту историю она уже слышала.

Хезер и Рысь подошли ближе. Выглядели они очень похоже: большие глаза, полуоткрытый рот, обе старались не дышать, чтобы не прогнали прочь от «взрослых разговоров». Рысь выглядела едва ли не такой же мелкой девчонкой, как девятилетка. Хезер держалась за грязный плащ Рыси, для верности ещё и прячась за неё.

– Ага. Ну, в общем, такое не забывается. Это недалеко от нашей базы, а от лагеря – как раз около двух суток. Плюс-минус. Я подожду в случае чего. И да, – Шон положил руку на плечо Айки. – Я пойду один. Это не обсуждается.

Мелкая Яо, которая подросла почти до экзаменов на сипая, но всё равно осталась мелочью, подарила Нейту мячик. Он был ярко-жёлтым, из какого-то плотного материала – вроде резины, но не вонючей и противно-мягкой, какую делали из перегонки нефти в домашних «рабараториях», как их называл Шляпа Дональд, а плотный, приятно-упругий. Мячик отскакивал от пола и стены, возвращался в ладонь Нейта. Внутри плавали какие-то блёстки.

Тын-тын.

С таким звуком игрушка ударялась о стенку. Нейт кидал мячик, злился на всех – включая мелкую девчонку, которая едва ему до плеча доставала, и вообще она соплячка, но уже почти сипай. Как она вообще в раптора заберётся? Хотя ладно, она ловкая и быстрая, а с аладами сила далеко не главное – вообще не нужна сила.

Ну вот. Будет хорошим сипаем. Здесь, на этой базе. Может, Дрейк её себе возьмёт в подопечные, и Леони будет за ней присматривать. Зефир жарить станут. Как подрастёт – «синьку» пить позовут.

Нейт бросил мяч два раза подряд, один – поймал, а на второй жёлтый кругляш обидно ударился о ладонь и пальцы, отскочил и побежал по полу. Нейт перехватил беглеца по дороге, но пересёк условную границу.

Энни сделала вид, что не заметила оплошности. Жёлтый шар остановился возле её ноги, она сидела в кресле «зоны отдыха» и терзала голопланшет с какой-то игрой. Калеб устроился у её ног и как будто пытался читать.

Они уставились на мячик. На Нейта.

Всех троих не допускали до заданий, заставляли день-деньской маяться от безделья, пока не отправят в Ирай. Близнецы, если и страдали от того, что их жизнь менялась кардинальным образом, никак не давали того понять. Нейт им завидовал до обкусанных губ и свербящей переносицы – ещё бы, они-то всегда вместе, никого и ничего не потеряют, с наставницей особенно близких отношений не было, подумаешь. Может, наоборот, теперь добьются большего, чем на одной из баз с кодовым шифром вместо названия. Местные называли её Дырка с Травой, потому что в небольшой равнине, и вокруг целые заросли аладовой травы, яркой, как игрушка, подаренная малышкой Яо.

Энни не среагировала на мячик, словно он и Нейт переместились в какое-то параллельное измерение или стали бесплотными невидимками.

Близнецы подчёркнуто игнорировали Нейта, даже не скалились вслед, потому что он бы кинулся, терять нечего – ещё один выговор от субедара Аро? Да и чёрт с ним. Дрейк уже несколько недель не разговаривает? Тоже чёрт. Чёрт. С. Ним.

Резина легла в ладонь. Никакой реакции. Отлично.

Нейт запустил мячиком через всю казарму. Поймала его своей механической рукой Леони.

– Привет, – сказала она так, будто ничего особенного не случилось, будто Нейта не превратили после того «суда» в пустое место, будто не собирались в ближайшее время отправить в Ирай. – Иди сюда, это важно.

Нейт решил отвернуться.

Леони нетерпеливо подошла и попыталась над ним нависнуть, но у неё не получилось – была меньше ростом.

– Я тебе сказала, это важно. Давай, тащи свою костлявую задницу отсюда.

Нейт едва не ответил: я больше не принадлежу этому месту, и ваши – твои лично, – обещания, что я смогу вернуться и защищать родную деревню, оказались огромной дымящейся кучей козоверьева дерьма, а теперь мне, может, вообще мозги промоют в этом Ирае, кто знает, что там с их тренировками.

Он задышал носом и пригладил волосы.

– Отдай мяч, – сказал вслух. Леони снова смерила его от головы до пят. – Да иду я, иду, что случилось?

Вопрос он задал уже за пределами общего помещения. В длинном и всегда не очень хорошо освещённом коридоре мигали знакомые шары видеокамер. Зелёная подсветка обещала запись разговора и действий. Леони направилась к выходу, Нейт – за ней. Он покосился на плакат с улыбающейся парочкой – темноволосый белый мужчина и чернокожая женщина, похожая на Леони, только без диких колорантов, на фоне механизма. «Мы защищаем границы родных земель».

Парочка следила за ними весь долгий коридор – от взгляда никуда не денешься, как приклеили. Снаружи набросилась полуденная жара и яркое солнце. Нейт зажмурился.

– Короче, – сказала Леони. – Дрейк пропал. Уже два дня назад. Чёрт.

– То есть… как?

– Вот так.

– Его ведь не могли…

– Могли! – Леони подкинула и поймала мячик. – Сожрать алады, да. Я знаю, о чём ты подумал. Ладно, тут я выяснила – не в том дело. Он получил какое-то сообщение… ну, я с ним была на вылазке, когда это случилось, он чуть носом раптора всю ряску не пропахал. Позже сказал, что у него какие-то неполадки, только я лучше танцевать умею, чем Дрейк врать, а я в прошлый раз в увольнительной все ноги народу в клубе оттоптала. В общем, он потом ночью собрался и свалил, я за ним проследила – только до раптора, но сумела подглядеть координаты.

Нейт смотрел на неё и молчал.

– Рыжий, ну послушай! Ты скажешь, мол, не моё дело, учитывая всё… прости, – голос Леони нехарактерно дрогнул. – Только я же знаю Дрейка. Он не нарушает правил, он тот ещё зануда, но бывают исключения, ага. Редко. Вроде тебя. В том городе.

«Он меня спас».

«Ты могла бы не напоминать мне об этом», – раздражённо подумал Нейт.

– Ладно, – Нейт прислонился к крашенной в невнятный ржавый оттенок двери. Её он предусмотрительно закрыл снаружи, чтобы камеры и всеведущие взгляды не отслеживали. – А я при чём?

– Слушай, вы же с Дрейком тоже друзья. Помоги его отыскать. Он явно попал в беду.

«Мне насрать», – едва не заявил Нейт. Леони смотрела в глаза. Он сморгнул и почти отвернулся.

– Угу, – буркнул он и поймал брошенный мячик.

Байк работал без перебоев. Айка собственными руками перебрала этот старый кусок рухляди, а потом подключила одну из лучших батарей, добытых несколько месяцев назад на «черепахе», перевозившей оборудование. «Должно хватить, даже если будешь выжимать все соки», – пообещала она, но отворачивалась, когда Шон пытался поцеловать её в благодарность, хмурилась, и светлые глаза потемнели, как небо перед дождём.

Байк гнал сквозь ряску, подпрыгивал на неровностях. Шон срезал через скалистую гряду – он хорошо знал те места, но одно дело – вездеходный и почти неуязвимый раптор, другое – двухколёсная хреновина, треть запчастей ржавые, двигатель кашляет на слишком высоких подъёмах, а тормоз запинается на спусках. Под переднее колесо попался большой камень, байк вывернуло и закрутило, едва удалось удержать равновесие.

Шон не жалел машину – нужно прибыть вовремя. Если у них дело на озере, на дне мёртвого города, то понадобятся «водные рапторы» или какая-то техника для погружения, на базе она была, хотя бы чертежи – Дрейк сможет добыть и переслать.

«Ты Монстр».

«Они на тебя охотятся».

Дрейку можно объяснить. Он тугодум, по мнению большинства, но не дурак и точно не из тех, кто сначала шмальнёт в тебя из арбалета или пушки-дизруптора, а потом подумает, нахрена вообще это сделал.

Пологие Земли оправдывали своё имя – однообразный пейзаж, ряска с вкраплениями низких кустов ядовитой вишни, цветной россыпью цветоящериц, порослями камыша возле водоёмов. В небе тушки зайцев и птицы. Всегда слышен то ли крик, то ли пение каких-то тварей, жужжание насекомых – это фоновый шум, по признанию Айки, сводил её с ума первое время. В Интакте она пряталась в маленькой квартирке, включала режим полной шумоизоляции и наслаждалась безмолвием в конце рабочего дня. Она боялась насекомых – мурапчёл, тараканов, даже какого-нибудь гнуса, который мог разве что досадно цапнуть, не причинив ни малейшего вреда. Когда при ней впервые разделывали тушку зайца – Шон сам деловито отрезал кожистые несъедобные крылья, выломал прочное крепление на плечевом суставе и отбросил прочь, – её едва не стошнило. Потом она привыкла. Потом говорила, что Пологие Земли ей даже нравятся – почти как Интакт, «и здесь никто за тобой не следит; может, это и есть свобода».

Свобода наваливалась на Шона – на сотни миль ни единого разумного существа. Два или три раза ему попадались брошенные телепорты: круглые «зеркала», всегда нетронутые и как будто совершенно новые, их непригодность выдавала только обильно разросшаяся вокруг аладова трава. Однажды он как будто почуял и алада, но то ли очень далеко, то ли померещилось, потому что отвратительное ощущение только царапнуло когтем по оголённому нервному сплетению и умолкло.

Байк расшвыривал из-под колёс камни. Прохладный воздух становился суше, ряска всё чаще сменялась островками аладовой травы, песка и снова травы; твари хорошо погрызли и пожевали здешние места. Отдалённые шумы сменяла постепенно наползающая тишина.

«Обрыв трёшек» – так они назвали место, где дрались с целым выводком тварей, но перед этим те успели превратить с десяток квадратных километров каменистой земли в классическую «воронку». После битвы пытались замерить её глубину, насчитали двадцать метров, а на дне были, если верить фонарикам, ещё и расщелины, которые могли вести куда угодно сквозь толщу земной коры – до верхней мантии или ещё глубже. Проверять не стали.

В радиусе трёх часов езды не водилось ничего живого – даже птицы не залетали, ряска вымерла, зато буйствовала и резала глаза неестественной яркостью аладова трава.

Снова что-то мелькнуло на грани восприятия. Шон затормозил и спрыгнул с байка. Оглянулся – кто здесь? Лёгкие стебли аладовой травы – мягкой, почти невесомой, почти бесплотной, как сами создания, обвивались вокруг ног. Некоторые поднимались выше коленей, до бедра, но идти не мешали. Словно голограмма, а не реальное растение. Животные поедали аладову траву неохотно, только с большой голодухи, хотя она была не ядовитой и даже не горькой – абсолютно безвкусной. Шон оборвал длинный побег, и он просвечивал, сквозь податливый стебель было видно его собственные пальцы. Он растёр травинку до бесцветного сока и вытер пятерню о штаны.

Снова что-то шмыгнуло шелестом или шагами неподалеку. Он заметил «зеркало» телепорта – очередное, их везде полно, девяносто из ста не работают больше века, а из оставшихся десяти ещё восемь сбоят. Функционирующих наберётся едва ли десяток, в основном – между полисами и некоторыми базами.

Рядом с телепортами всегда много аладовой травы, а иногда и тварей.

– Эй, кто здесь?

Ему почудилась фигура на периферии зрения: как будто кто-то выпрыгнул из давным-давно мёртвого телепорта и тут же, испугавшись его, Монстра, удрал обратно.

«Ерунда».

Никого. Кто тут вообще может быть? Рапторы на своих механизмах? Ну, их-то сложно не заметить. Рейдеры? Вряд ли они сюда забираются, мёртвое место – даже не поохотишься. Аладов Шон тоже не чувствовал, их не пропустишь. Его передёрнуло, когда он припомнил тех трёшек: будто изнутри кишки выскребали, хуже только опыты Раца.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю