Текст книги "Ужасное сияние (СИ)"

Автор книги: Мэй Платт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Чернота в глазах напоминала пятна, какие бывают, если очень долго смотреть на солнце, а потом зажмуриться.

– Что ты со мной сделал. Что ты со мной сделал, Нейт, – повторял Дрейк без эмоций и выражения, словно дрон со сбоящим речевым модулем.

– Ничего. Мы это… где-то, в общем. Вроде как база. Наверное, пока ты вырубился, нас перевезли на другую, может, это Ирай. Да поешь ты, точно легче будет!

Подавая пример, он сунул кусок рыбного стейка в рот, зачерпнул пластиковой ложкой шоколадный пудинг. Солёный и сладкий вкус смешались в тошнотворную массу; Нейт заставил себя прожевать и проглотить.

– Что ты со мной сделал, – в десятый или миллион первый раз повторил Дрейк. Нейт не выдержал, затряс его за плечи, легонько хлопнул тыльной стороной ладони по лицу. Тот схватил его за запястья; Нейт едва не закричал – кости хрустнули, лучи боли вспыхнули от рук к позвоночнику.

– Дрейк! Это же я!

«Отпусти его».

– Д-дрейк. Это я. Т-ты же…

Зубы стучали. К губам прилипла прядь волос. Чёрные прорези на белом лице делали Дрейка похожим на куклу, которую Нейт когда-то нашёл на развалинах древнего места, погибшего пару сотен лет назад города. Сейчас казалось, что и руки, и кожа Дрейка – старый полуразложившийся пластик, альбинизм придавал сходство с призраками, пускай Нейт и считал россказни про призраков выдумкой Милли и Курицы Кэт.

– Ты со мной сделал. Что?

– Не знаю! – Нейт заорал, дёрнулся и перевернул поднос. Пластиковые стаканы выплеснули содержимое, оно перемешалось с картофелем, стейками, подливой и десертом. Всё вместе стало грязью и гнилью. – Дрейк, прекрати, мне страшно!

Тот разжал хватку и опустил голову.

– У меня дыра в голове, да? Туда можно кулак просунуть. Меня едят черви. Ты знаешь, каково это, когда тебя едят черви? Чертовски зудит. Куда делась дыра?

Дрейк повторил свой жест. Сквозь белёсый ёжик просвечивала розоватая кожа – никаких дыр и червей. Нейт едва не завыл.

– Я не знаю, не знаю… Ты там лежал, на земле. Камень тот ещё был. Я тебя из него вытащил, ну, или наоборот, а потом хотел, чтобы ты проснулся, но ты не просыпался.

Нейт едва не рассказал про субедара Аро, близнецов и Леони – «ты всех убил», – прикусил язык, сделал короткий судорожный вздох. Он отодвинулся на пару шагов и теперь наблюдал, как невозмутимый краб-уборщик пожирает обед с пола. Запахи пищи сменялись химическими, словно эта палата возвращалась к какой-то исходной точке. Нейт подумал о равнобедренном треугольнике или пирамиде с равными гранями: они неотличимы друг от друга, ты никогда не поймёшь, что пришёл в другую грань, а если попытаешься посчитать, то запутаешься в бесконечном цикле.

Несколько минут Дрейк молчал. Пауза тянулась и тянулась, стала настолько невыносимой, что Нейт сел рядом и взял его за руку – даже если опять схватит и сожмёт до ещё одного медленно наливающегося лиловым синяка, пускай. Нейт не боялся синяков и Дрейка тоже не собирался пугаться, вот ещё.

– Ты меня спас однажды, – напомнил он чёрным дырам и обветренным губам с сухой коркой, осунувшемуся лицу призрака. Больничная блуза открывала шею: напряжённые мускулы, словно Дрейк готовился к битве. На ключице тёмно-красная метка катетера, но шнур убрался сам, потому что Дрейку больше не требовалось лечение, потому что…

«Отпусти его».

Мёртвых не вылечишь, вот почему.

– На самом деле, несколько раз. Вот я тебе и вернул долг.

Нейт старался не думать о близнецах – кто-то из них лежит лицом вниз, другой – вверх, он не помнил, кто именно. Кровавые тряпки – субедар Аро, сначала красное на синем, а потом наоборот.

«Ты всех убил».

«Отстань, Леони. Тебя даже тут нет», – Нейт поозирался для верности, краем сознания отмечая неестественную тишину; никаких звуков, кроме жужжания «краба» и его собственного тяжёлого дыхания. Он попытался прислушаться. Дрейк тоже не дышал.

– У меня в голове дыра, – повторил Дрейк. – И черви внутри.

Он вытянул перед собой руку.

– Трупные пятна, видишь? Пальцы уже раздулись, скоро лопнут.

Нейт положил свою ладонь поверх крупной пятерни. Кожа была тёплая.

– Дрейк, ты живой.

– Нет.

Он встал рывком – выпрямился во весь рост и покачнулся, схватился на спинку кровати.

– Черви, личинки. Может, меня сожгли. Я мёртв, Нейт. Что бы ты ни сделал, ты не изменишь этого.

Нейт прикусил губу.

– Да пошёл ты, Дрейк. Для мертвеца ты как-то многовато треплешься. Наши в призраков верили, только, – он вытянул вперёд запястье с синяком, который уже обрисовал отпечатки пальцев, – призраки вряд ли на такое способны. Ты живой. Я понятия не имею, что я сделал, но даже если ты…

«Умер».

– …был там, с дыркой в башке, то этого уже нет. Теперь ты тут. Мы оба тут. Живые, мать твою.

Нейт осознал, что орёт во весь голос; порадовался – ну и пусть, перекричу тишину. Она громкая. Самый грохочущий и невыносимый звук на свете: работающий уборщик. Нейт пнул робота, откинул к соседней пустующей кровати, дрон ударился о пластиковые ножки и притих.

– Пойдём отсюда, Дрейк.

Тот стоял спиной. Белая с голубыми полосками сорочка превращала широкоплечего здоровяка в нелепую двухметровую игрушку. Нейт опять некстати подумал о своих находках, о городе из ржавчины и прошлого, который держал его так долго и почти заставил остаться навсегда. Там были картинки, кукла… и часы.

«Кто сказал, будто я выбрался оттуда?»

– Дрейк!

– Ты прав, Нейт. Не стоит здесь оставаться. Принеси мою одежду, – Дрейк кивнул вправо, и Нейт понял, что на пустующей кровати лежит сине-чёрная рапторская униформа. Он мог поклясться: одежда появилась из ниоткуда по законам сновидений и причудливой логики галлюцинаций, но запястье болело, щипать себя не требовалось.

«Потом разберёмся», – для верности Нейт всё-таки щелкнул себя по синяку и поморщился.

– Вот и отлично.

Когда он отдавал Дрейку одежду, то осознал: сам он тоже в форменных шмотках раптора, зато с флягой, найденной на месте телепорта неподалёку от Змейкиного Лога, а рядом с флягой на поясе болтается безглазая кукла.

Самодельный болт вошёл с чавкающим звуком. Шон слышал такой тысячу раз – когда подбивал невысоко парящих зайцев, подкрадывался к диким варанам и пробивал им плоский череп, один раз отстреливался от бизона, правда, эту тварь болт только разозлил, удирать на байке пришлось вдвое быстрее.

Смутно знакомый тип с шипением выдохнул и стиснул правой рукой левое плечо.

Шон вытаращился: серьёзно? Он закрыл собой Сорена? За какие такие заслуги, не говоря уж о том…

– Математический расчёт. Примерно догадывался, куда и как ты будешь стрелять, – похоже, тип заметил недоумение на лице Шона. Он рванул болт, тёмная одежда стала блестящей и мокрой от крови. Рука повисла плетью.

– Ничего себе, – Сорен подошёл ближе. Он держал один из небольших излучателей, «городское» оружие, которое редко использовалось по назначению. Оно не убивало, но могло ослепить, оглушить и дезориентировать. Вырубить минут на десять. – Вы и впрямь настоящий раптор, Э…

– Меня зовут Эвери Миэ, – внезапно перебил «тип». Из-под пальцев капала кровь. Шон выбрался из убежища – уставший, глупый, никчёмный. Даже эта жирная хромая тыловая крыса его опередила и не позволила отомстить Рацу, а тот теперь целился из излучателя. Шон полагал, что для него, ослабевшего и измученного, выстрел вполне мог стать летальным.

«Я проиграл».

Он подумал об Айке. Может, это она напоследок пригласила сюда Раца и кого-то из руководства; надеялась, что Шон внимет гласу если не разума, то прямого командования.

«Я дезертир и военный преступник. И вообще – Монстр!»

– Ты – Шон Роули? – продолжал Эвери Миэ. Своего звания он так и не указал, гражданская одежда заставила предположить: в отставке.

«Доброволец? Рац мог поискать рапторов поближе, чем каждый раз направлять запросы в Ирай и собирать по базам».

– Я Монстр, – сказал Шон. В арбалете остался ещё один штырь, вырезанный из длинного гвоздя или втулки, заострённый, зазубренный. Штырь смотрел прямо на Сорена, второй раз Миэ его собой не прикроет: действительно рассчитал заранее, вот и сыграл на опережение, превратив недостаток скорости в преимущество инерции. Он и сейчас едва держался на ногах, костыль-антиграв мигал красными диодами перегрузки.

– Значит, мы тебя искали, – кивнул Миэ. – Слушай, может, уберёшь арбалет? Сорен, тебя это тоже касается.

– Оружие сюда, – потребовал Сорен.

– С хрена ли?

Шон собирался выстрелить вообще-то. Дорого продать свою жизнь.

– Ты меня пытал. Ты делал из рапторов отвратительное месиво. Ты из меня тоже какую-то херню сделал, – он вытянул перед собой ладонь – между пальцев, едва заметные в ярком полуденном свете, мелькнули прорези зелени. – А потом натравил трёхрукую тварь.

– А ты убил лаборантов, охранников и одного, кажется, координатора дронов-уборщиков. Понятия не имею, в чём он-то провинился, но ты убил и его. На пару с этой чокнутой девицей, – огрызнулся Сорен.

Шон промолчал, буравя исподлобья мрачным взглядом потрясающе неуместного на пепелище Раца в его светло-синей униформе и его спутника, который по-прежнему тяжело опирался на костыль, а между пальцев текла кровь.

– Замолчите оба, – сказал тот и добавил какое-то почти жалобное: – Пожалуйста. Роули, ты ищешь эту свою Айку Мелтон? Её забрала девочка по имени Хезер – источник «света», похожего на сияние аладов.

Шону на ум пришло длинное и многосоставное ругательство, но он просто кивнул.

– Да, я знаю. Не спрашивай, откуда. В общем, мы примерно туда и направляемся, но без тебя не попадём в то место, где она сейчас. У тебя есть вот это, – Миэ показал собственную руку, потрогал просвечивающую красным кожу между пальцев.

– А вы мне зачем? – Шон сделал шаг назад. Не сдавайся, сказал себе. Они тебя не купят, да ещё так дешево.

– Потому что мы знаем, как действовать, чтобы она осталась жива, Шон Роули. Ты понял правильно, это сделка.

Миэ широко улыбнулся. Шон смотрел не столько на него, сколько на Сорена: тот как будто изменился, осунулся, а ещё лицо от скул и ниже поменяло цвет, не совпадало с остальной кожей, даже губы двигались как будто не совсем верно.

«Что за херня».

– Сделка? И что, вы меня потом с Айкой отпустите, если я вас приведу куда-то…

– В Лакос, – перебил Сорен. – Да. Именно туда нам и нужно, правда, Эн… Эвери?

– Мёртвый город, куда ведут все дороги, – проговорил Шон, но он убрал арбалет, а Сорен под пристальным взглядом своего приятеля повторил жест с этой городской пугалкой. – Так что, отпустите?

– Даю слово, – сказал Миэ. Сорен хмыкнул, прежде чем кивнуть:

– Я тоже. Считай это временным перемирием, ладно?

Шон выбрался из своего укрытия. Его пошатывало от голода и усталости, и когда он подошёл ближе, Сорен выразительно поморщился – мимика верхней части лица не совпадала с нижней, прежде Шон не замечал подобного.

– Я тебе сухое мыло выдам, ладно? Вон там ручей.

– И еду, – Шон оскалил зубы. Десны кровоточили.

– И еду, – согласился Сорен.

Арбалет остался у него.

Сам он отправился к своему приятелю; оглянувшись, Шон заметил что-то похожее на опухоль на руке Миэ – там, где вонзился самодельный болт, который едва тянул на дротик, на самом-то деле. Сорен накладывал повязку с такой тщательностью, словно речь шла не о мелкой ране, а о спасении жизни.

«Городские слабаки», – Шон ушёл в камышовые кусты – светло-бурые с проблесками ряски, чтобы раздеться догола и наконец-то вымыться, а потом вскрыть концентраты, которые нагревались самостоятельно, и в пару глотков уничтожить сладко-солёную, усыпанную специями, приготовленную по особому рецепту, и так далее, и тому подобное, пищу полисов. Шон никогда не думал, что будет по ней скучать. Переодеться ему было не во что, так что пришлось наскоро оттереть хотя бы верхний слой грязи, вдохнуть божественный аромат ромашкового сухого мыла, а потом снова стать грязным и вонючим рейдером. Лишь немного менее грязным и вонючим, чем прежде, но его устраивало: эти двое вполне заслужили подобного соседа.

Шон оглянулся в сторону пепелища, думая о погибших людях, о тех, кто доверял ему. Он больше ничем не мог помочь – зато стоило попытаться поймать девчонку, и… он не знал, что дальше. Мелкий говнюк Сорен Рац выиграл: у него теперь арбалет, а Шон безоружен.

Он вернулся повеселевшим и готовым в бой.

– В этой штуке найдётся место для третьего? – он кивнул на неправильный раптор.

– Да, – сказал Миэ.

– Кстати, там встроенная охрана. Если попытаешься нас убить – сработает и превратит тебя в кучку пепла, – сообщил Сорен, прищуриваясь.

– Пошёл нахер, – ответил ему Шон.

– Прекратите оба, – вздохнул Миэ. Он потёр виски – каким-то измученным усталым жестом. – Нам ещё несколько суток терпеть общество друг друга.

Он прикоснулся к своей раненой руке. Повязка смотрелась странно набухшей.

– Давайте постараемся без лишней агрессии, хорошо? Так будет проще всем.

Сорен шутовски поклонился Шону, указывая на раптор:

– После вас.

Тот промолчал и забрался внутрь.

– Это Лакос?

Айка оглянулась и моргнула. «Тихое место» полыхало зелёными в желтизну кострами аладовой травы и приглашало вернуться. Может, она и найдёт путь обратно, хотя вообще-то в том сомневалась.

«Это как телепортация, вот что».

«Представь, что кто-то перевёл макрообъекты до микромира, сделал обычный протон целой вселенной, а потом провёл через чёрную дыру. Ладно, не через чёрную дыру – нас бы разорвало, вроде для этого используют струны по фейнмановским интегралам».

«Представь, что телепортация – это не “закрыть глаза и открыть их в другом месте”, а нечто большее».

Она пользовалась телепортами в прошлом всего несколько раз. Большинство жителей полисов вообще не задумывались, как работает технология – не больше, чем об искусственном интеллекте, нейросетях, которые давно опередили человеческий разум и управляли городами. Это было нормой: теория квантовых разрывов и квантового поля для Айки оставалась немного похожей на бормотание авгуров с их пророчествами, чёрной магией, заговорами, но физики и конструкторы тех же телепортов понимали это всё гораздо лучше. Она была Техником, а не Квантовым Теоретиком, а уж в фундаментальной науке вообще ничего не соображала, занималась только прикладной. В конце концов, она ещё училась, совмещая учёбу с работой на Раца.

Сейчас она думала о чёрной дыре и прохождении сквозь неё.

Рысь шагала впереди, держа за руку невозмутимую Хезер. Девочка «погасла» и с любопытством озиралась по сторонам. Айка обернулась ещё раз, понимая: лучше не возвращаться, ещё не хватало заблудиться в «тихом месте» и остаться там навсегда. А может быть, «чёрная дыра», открытая Хезер, без ребенка-сверхчеловека разорвёт её на куски.

– Это Лакос? – повторила она вопрос.

Город напоминал Интакт и Санави, наверное, ближайшее архитектурное родство отыскалось бы с Аквэем – общая «водная» тематика. Полис на дне озера встречал плавно-текучими архитектурными формами; впрочем, эргономикой здесь не жертвовали, и здания напоминали тянущиеся к солнцу водоросли. Камыш, поняла Айка. Ну конечно, они же занимались выращиванием и добычей древокамыша, единственной надёжной промышленной древесины. Дома в виде толстенных стеблей с декоративными стрелами листьев и круглым навершием пентхаусов, изображавших жесткий пух, отличались от настоящего древокамыша ещё и многообразием оттенков. Как и в других полисах, здесь любили яркие цвета, много неона, разноцветных переливов – от рекламы баров до анонса какого-то стереофильма в ганцфельд-клубах. «Вы познаете друг друга и замысел автора», – там было ещё и имя, Айка не успела прочитать, поскольку Хезер и Рысь шли вперёд быстрым шагом.

– Что-то не так, – сказала Айка спустя некоторое время.

Она заметила сразу, но не решалась заявить вслух. Девочка, которая сожгла целый лагерь Синих Варанов и считала её убийцей своего отца, вряд ли была лучшим другом.

Рысь быстро оглянулась и зашагала быстрее, волоча за собой Хезер.

– Нет, серьёзно. Здесь же никого нет, кроме нас, – Айка выпалила это на одном выдохе и схватилась за свою отвёртку до новой боли в перетянутой наспех руке.

«Да к чёрту».

– Мёртвый пустой город. То есть, может, это и Лакос, но если ты планировала вернуться домой, получилось как-то не так.

Лакос не просто опустел. Он разрушен; алады сожгли купол, людей, оставили воронку до слоёв земной мантии, само озеро потеряло полсотни метров – просто вытекло в эту дыру, как разбитое яйцо. Камыш там до сих пор рос, его понемногу собирали роботами, но прежнюю индустрию восстановить никто и не мечтал.

«У Хезер что-то получилось, но “что-то” не совсем…»

– Мы можем вернуться? – предложила Айка, у неё дрожал голос, а сердце пропустило удар или два.

– Нет.

Рысь сжала кулаки и ссутулилась, действительно напоминая готового кинуться зверька. Хезер совсем по-детски сунула большой палец в рот – вероятно, этим жестом она успокаивала себя в младенчестве, потом отец отучил её, но отец мёртв, а она здесь, вне времени и вне пространства. «И она просто девочка, даже если может пинком открывать телепорты не только в пространстве, но и во времени… или в какие-то парадоксальные реальности».

– Лакос мёртв, разве вы не видите? – Айка обвела рукой дома-камыши, улицы с перемигивающимися огнями – многие из них зависли между домов паутиной воздушных дорог без единого авто или глайдера-верхолёта.

Реклама и объявления бежали, зацикленные в каком-то невыраженном «когда» или «если». Айка сняла повязку и, морщась, сжала ладонь в кулак, заставляя открыться едва тронутую свежезатянувшейся плёнкой рану. Кровь побежала по руке, но сорвавшись, капля зависла в воздухе, словно кто-то остановил просмотр стереовизора или ганцфельд-видео, рассчитанного на компанию с функционалом «эмпатической связи» за счёт сходной стимуляции синапсов и нейронов.

Айка ткнула каплю пальцем. Она побежала по указательному и снова повисла, когда потеряла с ним контакт.

– Здесь нет времени. Это что-то… вроде застывшего парадокса. Для телепортации необходимо состояние квантовой запутанности, но мы вошли в дверь без выхода.

Она сглотнула.

– Может, ещё можно вернуться.

– Я… я не знаю, – Хезер смешалась. Впервые после гибели Патрика она выглядела не как какое-то злобное божество, предсказанное деревенскими-рейдерскими авгурами и прочими мракобесами с амулетами из шестерёнок, а обычной девочкой. Растерянной, готовой расплакаться. Она даже шмыгнула носом. – Рысь, ты обещала, я тут папу найду.

– Она тебе соврала, – Айка с вызовом уставилась на ещё сильнее ссутулившуюся девицу. Та надвинула капюшон, грязная одежда, ссадина на щеке и дико блестящие светлые глаза соединились в какую-то почти картинную гармонию. «Картина. Статичное фото. Точно, вот мы где».

– Нет! – крикнула Рысь. – Это… это другое. Здесь Лакос не погиб. И ты не убивала Патрика.

– Я его вообще не убивала, – очень спокойно сказала Айка. – А как насчёт тебя?

– Ты хотела попасть в Лакос.

– Не так. На руины то есть… – Айка пошевелила пальцами больной руки. – Ну, в обычном смысле. Я не знала, что вот так можно.

– Да ладно, ты же Техник. Ты шаришь в таких вещах, не чета всяким рейдерам. И ты хотела спасти Шона от того, что с ним сделали в Интакте.

Рысь напряжённо пригнулась: того гляди, бросится. Прозвище ей удивительно подходило, даже губа вздёрнулась в оскале, клыки казались звериными.

– Замолчите! – вдруг закричала Хезер. – Замолчите. Замолчите.

Она показывала пальцем в сторону одного из зданий, поменьше других, на нём мигала надпись «ГОСПИТАЛЬ». Из здания выходили двое: очень высокий мужчина-альбинос и рыжеволосый парень лет восемнадцати. Мужчина был настоящим атлетом, а парень – тощим и костлявым, но именно он вёл своего спутника, как послушного вьючного козовера.

– Там люди. Настоящие! Люди!

Хезер побежала к ним.

Леони выпрыгнула из Кислотной Бабки и угодила по лодыжки в ил. Когда-то здесь было самое настоящее озеро, одноимённое с городом – Лакос, не слишком-то долго тянули из шляпы варианты с названием. Наверняка до Катастрофы это место называлось как-то ещё; и самого озера с его идеальной биосферой для гигантского древовидного ГМО-камыша тоже не существовало. Ме-Лем Компани спасала людей, меняя ландшафт наряду с животными и растениями. Зачем они насоздавали всяких тараканов – хороший вопрос, впрочем, Леони подозревала, что тараканы стали ГМО самостоятельно.

После Падения озеро Лакос ушло вниз, в расщелину. Заросли древовидного камыша погибли, они до сих пор догнивали – повсюду, сколько хватало глаза, лежали чёрные остовы, не осталось ни «щёток»-наверший, которые ценились как самая мягкая и податливая древесина, ни листьев, только толстенные, в три-пять обхватов стволы. Они напоминали какой-то огромный костёр для великанов, только огонь ещё не разожгли, а может, он уже и погас. Влага ушла, остались глина и песок, под ногами попадались скелеты рыб, панцири черепах, хрустели пресноводные ракушки – кальцинированные структуры пережили мягкую плоть, которую защищали когда-то давно. Здесь до сих пор воняло гнилью, не очень противно – затхлой водой, медленно гниющей камышовой древесиной. Ещё полсотни лет потребуется, чтобы от обширных пространств гигантского озера совсем ничего не осталось, чтобы долетели семена вездесущей и способной жить как в воде, так и на голых камнях ряски. Это кладбище однажды станет таким же, как остальные Пологие Земли.

Или её не станет, подумала Леони, с неприязнью заметив проросшие прямо на тёмно-коричневых камышовых трупах противно-яркие сгустки аладовой травы. Её аж передёрнуло, словно она достала из сумки бутерброд с сыром и ветчиной, а тот замахровел сине-зелёной плесенью.

– Вылезайте, – крикнула она Таннеру. – Тут болото, боюсь, Бабка завязнет.

Рапторы могли пройти где угодно, даже по кабину в грязи, но антигравы повышенной мощности всё-таки не ставили. Встроенный анализатор почвы выдавал повышенный риск потери мобильности. Если бы Леони спросили напрямую, она бы честно ответила: да, я боюсь за Кислотную Бабку.

Тот высунулся и, как всегда, неловко повис в проёме кабины. Леони помогла ему спуститься. Таннер прихватил пожитки во главе со своим «особым рюкзаком-ловушкой» для аладов.

– Жаль, – вздохнул он. – Использовать мощность встроенного дизруптора раптора против аладов – всё ещё отличная идея. Леони, а вы не могли бы…

Она поняла.

– Снять дизруптор?

В горле пересохло, словно не в сырости они торчали, а она наглоталась сухого песка.

– Да, – с усилием проговорила Леони. – Пожалуй, могла бы. Эта штука весит не так уж много – ну, килограммов пять-семь, тащить смогу.

– Вот и отлично.

«Нихрена не отлично», – Леони шмыгнула носом. Таннер не очень понимающе смотрел на неё, у него намокли ноги, и он активизировал портативные мини-антигравы из «типового набора» раптора. Они не позволят лететь в небесах и остаться с чистыми ногами, но помогут против зыбучих песков и этого зарождающегося камышового торфяника – впрочем, торфяникам, насколько знала Леони как уроженка аграрного Итума, требуется несколько тысяч лет, чтобы сформироваться.

– Не уходите без меня.

Она вскрыла Кислотную Бабку. С оголёнными внутренностями механизм казался почти непристойно и неуместно уязвимым. Внезапно Леони подумала, что они, быть может, никогда не вернутся, а Бабка останется здесь, на границе Павшего Города, словно какой-то вечный страж. Со временем даже суперстойкая краска полиняет, неуязвимые сплавы проржавеют, и когда-нибудь раптор упадёт на колени перед болотом и мёртвым камышом, а поверх зацветёт… хорошо, если ряска, лишь бы не аладова трава.

Сухое от «песка» горло сжало спазмом. Леони поймала взгляд Таннера издалека и ответила ему особо свирепым оскалом, чтобы не воображал, будто она тут сопли распустила. Ещё чего.

Дизруптор как деталь раптора был похож на конус – отсек для собственной «вечной батареи Ме-Лем», сам механизм под изолированной бело-хромированной защитой металла, острие конуса – сложная система линз и настроек. Крепления – два провода, красный и синий, она просто выдернула их из своих пазух. Все рапторы модифицировали то, что было их механической частью – в отношении Леони это звучало очень двусмысленно, конечно; она улучшала Бабку не только росписью на корпусе.

– Триггер остался внутри, – предупредила Леони. – Сама по себе эта штука не сработает. Её надо к чему-то подключить.

Таннер показал свой рюкзак:

– Триггер есть у меня. Только, – он замялся. – Я не уверен, что…

– Сможете тащить. Ага, ну я всё равно бы не доверила. Это, в конце концов, одна из главных деталей Кислотной Бабки.

Если дока Таннера и забавляла манера Леони называть боевой меха-транспорт прозвищем, он не умничал прежде и сейчас не подал виду. Кивнул, осторожно вышагивая на своих антигравах, напоминая длинноногую цаплю в болоте, Леони видела цапель в «живом уголке» Итума. Она выставила максимум на собственных. Здесь батареи совсем не такие мощные, но сойдёт – даже с дизруптором.

– Всё ещё не очень понимаю, что мы там должны найти, – протянула Леони, вглядываясь вдаль. Остатки озера лежали на расстоянии километрах в тридцати-сорока, с «берега» даже толком видно не было, где заканчивается камышовое кладбище и начинается то, что уже никак не могло носить гордое имя «Лакос». В лучшем случае – Лужа, в диаметре не больше сотни километров. – В смысле, вся вода ушла в разлом после Падения. Там дико глубоко и вряд ли можно действительно спуститься, а ещё вроде направляли беспилотники, ну и выяснили – ничего нет, рыба – и та сдохла.

Словно в подтверждение, из-под ила выступил скелет пресноводного дельфина Platanistoidea. Существо до сих пор выглядело испуганным, будто перед смертью видело невыразимый ужас, а умерло от разрыва сердца. Леони посочувствовала дельфину: говорят, они разумные, почти как люди, а может, и умнее.

Таннер задумался.

– Поначалу я тоже не совсем понимал, потому что у меня аналогичные данные о состоянии этого места. Хотя и предполагал, что нам выдадут какие-то скафандры, специальные батискафы и так далее. Но затем я провёл определённые вычисления на основе… – он кашлянул. – Скажем так, намёков и выкладок. Тут дело не в спуске вниз, а в некоем феномене, и мы должны попытаться как будто бы отыскать какую-то дверь.

– Звучит как бред, док.

Леони вздохнула.

Они прошли аж целых сорок шагов. Или тридцать пять. Леони сбилась со счёта.

«Мы с голоду раньше подохнем, чем доберёмся».

Ещё спустя полчаса Таннер остановился.

– Это бессмысленно. Мы не сделали и полукилометра.

Леони развела руками, точнее, одной – живой, в бионической она держала дизруптор.

– Предлагаю вернуться к Бабке и подумать, что можем сделать ещё.

Она ожидала возражений, но Таннер с тяжёлым вздохом согласился. Феномен, мысленно фыркала Леони. Может, хватит феноменов? Может, мы уже вернёмся домой?

«Сначала надо найти Нейта и Дрейка».

Леони знала, что они мертвы. Труп Дрейка разлагался у неё на глазах, Нейт превратился в какое-то взбесившееся аладоподобное чудище.

Она закрывала глаза и представляла, как с корнем выдирает аладову траву, и та лопается, поддаётся, оседает беспомощным терпковатым соком.

«Мы их найдём».