Текст книги "Ужасное сияние (СИ)"

Автор книги: Мэй Платт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

Глава 14

Айка ругнулась: едва не повредила тонкую проволоку усиленного арбалета паяльником. Механизм разобрала без труда – очень простой, никакой батарейки не надо, всё на обычных шестерёнках, только смазать внутри стоит получше. Нефтяная мазь хорошо работает. Айка быстро освоилась в примитивном оружии и технологиях «дикарей». Они не гнушались «отравленными» батареями Ме-Лем, кое-кто даже украдкой спрашивал её, «городскую», как они устроены и можно ли повторить на коленке. Ага, говорила Айка, вон на той ржавой бочке сейчас соберу адронный коллайдер в миниатюре с квантовой выработкой энергии, чего б не сварганить-то. Что такое «коллайдер», рейдеры понятия не имели, но смысл улавливали. Но батареи попадались редко, а нефть наполняла землю – только копни поглубже. Айка читала, что раньше, очень давно, на ней работало вообще почти всё, и чёрная жижа стоила дороже какого-нибудь редкого молибдена, который выскребали из недр земли обитатели Доски-Табулы и их шахтёрские роботы. Теперь она охотно верила, тем более что сырую нефть можно было «нагреть» искрой, разложить на тягучую чёрную основу и летучее топливо – генератор на таком работал, даже не жужжа. Из остатков жижи получалась хорошая смазка для механизмов.

Ну, или можно было попросить вараньего жира. Всё равно он несъедобный. Но прежде чем смазывать – надо вон тут всё прикрепить, перепаять и чтобы не держалось на плевке и честном слове.

Простой механизм, она тысячу раз подобное делала. Вот только руки немного дрожали. Она пыталась не думать, что может случиться с Шоном. Он не просто человек – он светится, алады его не чуют, а он может ими командовать. Нарвётся на стадо бизонов? Ну, они сами к людям не лезут, если их не трогать, а не заметить здоровенные туши невозможно. Ядовитые змеи, койоты, рыси? Арбалет он прихватил, да и привык же, столько времени уже с рейдерами. Они были вместе не всё время – Шон сбежал первым, а Айка ещё несколько недель после диверсии пряталась в машинном отделении Интакта, потом ей удалось выбраться, а потом её нашла Рысь.

«Шон приказал найти тебя», – сказала Рысь тогда. Айке послышалась некоторая ревность. Может, девчонка из Лакоса и впрямь сама хотела поближе познакомиться с бывшим раптором, но если и так – не вмешивалась.

Сейчас вон тоже всё повторяла: не бойся ты, нормально же. И Дрейка этого он знает, иначе бы не подал ему сигнал. Вернётся, как обещал, через несколько дней.

А если батарея на байке сядет? Айка её проверила, но вот батарея-то как раз была та самая, Ме-Лем, а в этой технологии она не разбиралась, на самом деле. Мало кто разбирался. Айка подозревала, что до конца и никто: автоматизированное производство, минимум человеческого фактора, созданная несколько десятков лет программа функционирует до сих пор. «Работает – не трожь», – универсальный принцип; ну, и нейросети всех полисов контролировали процесс. Наверное, кто-то уровня того же Раца, только от механики, разбирался в тонкостях, но Айка-то была просто лаборанткой по техобслуживанию. Она клапаны ремонтировала на капсулах да проводку тестировала.

«Не сядет».

«Прекрати».

Она убрала с лица защитные очки. Сейчас лучше не продолжать – загубит хороший арбалет. Айка заставила себя отложить инструмент и вышла из палатки на улицу.

– Привет! – издалека помахала ей Хезер. С ней возилась Рысь, похоже, удочерившая мелюзгу. Патрика нигде видно не было. Небось, радуется, что можно подкинуть не в меру деятельную дочку желающим позаботиться, а самому поразмышлять о мире, жизни и своём месте в этих непростых категориях. Айка фыркнула.

– Как дела? – она подошла ближе.

– Круто! – Хезер продемонстрировала заячий череп. – Рысь мне подарила. Сказала, что это волшебная штука! Можно дождь сделать! А ещё мы играли в прятки! Я так и не смогла найти Рысь. Целый час искала!

– Ну уж час, – хмыкнула та. – Минут пять, не больше.

– Час! Ужасно долго. Я ещё к тому лысому сходила, а потом во-он к парню с железкой в черепе, а ещё вон к той лохматой…

– Хезер, прекрати. Они тебя услышат, – перебила Рысь.

– Что вы тут… – Айка запуталась. И хотела возмутиться – то ли по поводу черепа, то ли пряток и прогулки Хезер по всем рейдерам. Нет, конечно, они не причинят вреда ребёнку, но здесь же Пологие Земли – мало ли под каким кустом змея или ядовитый паук засели. Она поймала извиняющийся взгляд Рыси. Чумазая девица выглядела младше неё, хотя вообще-то они были одного возраста. Или Рысь даже была старше. – Ладно-ладно. Вы не голодные обе?

– Не, мы ели батат. И мёд. Мурапчёлий! – выговорила Хезер по слогам.

– Главное, чтобы не медовуху, – Айка понятия не имела, как общаться с детьми. Люди из деревень в этом понимали больше почти любого «городского». Рысь научилась, а она – нет. Хезер попыталась обнять Айку, прижалась, пачкаясь в следах машинного масла и гари. Та неуверенно потрепала девчонку по волосам: расчёсанным и даже почти аккуратно уложенным. – В общем… я рада, что вам весело.

– Поиграй с нами, Айка!

– Мне работать надо.

– Тогда папу позови, чтобы поиграл!

Айка вздохнула.

– Ладно, я его поищу.

Рысь как-то незаметно оказалась рядом; ей дали такое прозвище за умение ступать неслышно. Только что стояла на расстоянии двух вытянутых рук, ещё и тент с каким-то хламом – игровая площадка, видимо, – был между ними, и вдруг раз – и вплотную.

– Не волнуйся ты за Шона, – миролюбиво сказала Рысь. – Он скоро вернётся, всё будет хорошо.

«Неужели по мне так заметно?»

– Да я не…

– Это нормально – волноваться. Только я авгуру верю, раз сказала – в Лакос надо, значит, надо.

Глаза задрожали: прозрачная рябь поверх светло-серой радужки. Хезер уже открыла рот, чтобы завалить вопросами и допросами. Рыси удалось улыбнуться.

– Я даже хочу посмотреть это место.

– Понимаю, – Айка ещё более неловко приобняла Хезер. – Ладно. Всё же пойду поищу Патрика. Играйте.

Патрик как сквозь землю провалился. Это потихоньку начинало раздражать – куда он мог подеваться, в самом деле, думала Айка. Она обыскала весь лагерь, заглянула в палатки, наткнулась на трахающихся Тоши и Уика, быстро извинилась и выскочила вся мокрая и красная от смущения.

Патрика никто не видел. Тянули невнятное – мол, куда-то пошёл, вроде как видели вот прямо часа два назад, слонялся по лагерю, не мог себе места найти. Айка его понимала: такой же городской, как и она, трудно приспособиться поначалу. Она вот от одного вида гигантских тараканов в обморок падала, ничего, научилась не обращать внимания, даже когда их жарили на кострах и поедали.

Интакт врастал в тебя проводами, подключением к нейросети и иллюзией контроля. Ты хорошо знал, как пройдёт день, неделя, год. Современные достижения геронтологии обещали долгие годы – полтора века, не меньше. Сиди под куполом. Не высовывайся. Для тебя здесь всё – работа, обучение, секс и разрешённо-наркотические коктейли в клубах с музыкой. Если перепьёшь, тебя доставит домой заботливый робот. Тараканов не существует за пределами заповедников, но, если хочешь пощекотать нервы – приходи.

С Патриком стоило поговорить сразу же, понимала Айка, как-то помочь ему перестроиться. У неё-то хотя бы Шон был. Ладно, у Патрика – Хезер, но девчонка-то освоилась с порога.

Айка оставила лагерь позади. Череда палаток, несколько столбов дыма от костров и работающих генераторов остались буро-коричневым фоном. Она оглядывалась – ничего ведь страшного, тут почти настоящая дорога, по ней Рысь привела городских. Наверняка Патрик сюда и пошёл… куда бы ему ещё.

Куда угодно.

Место здесь было плодородное по меркам Пологих Земель – цветоящерицы бурно отскакивали при каждом шаге, брызгали синими лепестками и семенами. Они словно бы разбегались в ужасе, а на самом деле спелые образцы просто так размножались, им требовалось прикосновение хотя бы ветра, а лучше хороший пинок, чтобы рассыпать семена. Айка усмехнулась. Стоило показать Патрику эти цветы. Он оценит.

– Эй? Патрик?

Она звала его в который раз, приступ злости в очередной раз настиг и перемешался с какой-то тревогой. Шон не вернулся, Патрик пропал. Нехорошие знаки.

«Прекрати», – приказала себе Айка. Она сделала глубокий вдох. Ладони, влажные от пота, обтёрла о штаны.

– Патрик Вереш!

Надо же, даже имя запомнила. Внезапно пришло в голову: тот мог пойти чуть южнее, где протекал ручей. Из него Синие Вараны набирали воду. От лагеря всего-то сотня или две шагов, но Патрик мог пройтись вдоль воды из праздного желания исследовать Пологие Земли.

Айка повернула в сторону безымянного ручья, который рейдеры называли просто «лужей» или «водой».

Ряска лопалась под ногами. Аладовой травы здесь росло мало, зато куст ядовитой вишни заставил нахмуриться и передёрнуть плечами: они предупредили городского, что нельзя трогать ягоды, одна капля ярко-красного сока отправит тебя на тот свет? Айка сомневалась.

«Прекрати».

Интакт хорошо готовил своих специалистов, а Патрик работал на Эшворта Таннера, который на полном серьёзе, насколько Айка помнила, интересовался миром за пределами куполов. Вплоть до того, что мог пересказать легенды об Инанне и её брате-хранителе, популярные среди многих деревенских. Не узнать ядовитую вишню Патрик не мог.

Она ещё раз его позвала. Горло чуть саднило от криков. Вдалеке откликались птицы, Айка уловила шуршание змей или варанов, а может, и клацанье зубов койота. Она сжала покрепче рукоятку отвёртки с электрическим зарядом – безоружной не ходила, научилась, этой штукой точно умела орудовать.

Ручей вильнул и устремился ниже. Течение густело, обещало превратиться в настоящую реку. Айка оглянулась: лагерь превратился в отдалённую череду игрушек, словно бы размещённых на зелёно-желтоватом фоне с коричневым вкраплением скал.

Если не найдёт, нужно возвращаться. Чёрт.

Она решала, идти дальше или нет, и резко, протяжно заорала, увидев Патрика. Тот лежал на берегу ручья лицом вниз. Вода тянула за обе ноги, течение пыталось унести неожиданную добычу и вдоволь поиграть с ней. Ступни смешно подёргивались, обувь и брюки набухли от влаги. Согнутые пальцы царапали прибрежную гальку и мелкую поросль. Этот жест был таким же неестественным, как пляска словно бы отделённых от остального тела ног ниже колен.

Айка заставила себя подойти ближе, чтобы убедиться: человек мёртв. Зачем-то села на корточки и проверила пульс: на коже оставалось ощущение тепла, но уже с первыми признаками характерной твёрдости трупного окоченения. Ей доводилось осматривать мёртвых и помогать Рацу делать вскрытия. Она едва не пробормотала: «Предполагаемое время смерти… часа три назад».

Айка заставила себя перевернуть лежащего лицом вниз Патрика. Он стал внезапно ужасно тяжёлым, хотя при жизни был невысоким и сухопарым, зато она получила награду: поняла причину смерти. Один глаз полностью вытек, из глазницы торчала отвёртка.

Айка вздрогнула.

«Это моя отвёртка».

Она судорожно обшарила карманы. Все видели её с этим инструментом, она им помогала Патрику настроить старомодный передатчик для Шона.

«Да какого же…»

Отвёртки в кармане не было. Айка зачем-то сжала рукоять. Инструмент вошёл очень глубоко – кто-то постарался загнать со всей силы, а ещё Патрик не сопротивлялся, судя по до сих пор удивлённому и какому-то глуповато-недоумевающему выражению лица. Он то ли был занят, то ли любовался природой здесь, когда убийца подошёл и воткнул чёртову стыренную у неё отвёртку…

– Эй, ты чего здесь делаешь?

Айка едва не заорала, услышав голос. Она дёрнула инструмент, тот вышел из глазницы мертвеца с протяжным чавкающим звуком, словно кто-то со всего размаху плюхнулся в свежую грязь. Она выставила окровавленную отвёртку вперёд.

«Черт».

«Нахрена я это делаю».

Сэт Таракан, Красная Нина и Курт Три Пальца стояли прямо перед ней, всего шагах в десяти. Сэт недоверчиво скрёб затылок, Нина и Курт переглядывались, у последнего дёргалась давным-давно искалеченная трёхпалая рука – ампутация помогла вовремя спасти руку, но нервный тик остался и усиливался, если Курт нервничал. Этих людей Айка считала своими, мол, мы одна банда, а они ей таскали оружие, броню, звали починить заевший генератор или подкрутить байк, чтобы груда железа прокашлялась и проехала ещё сотню-другую километров до следующей поломки. Но сейчас их лица как будто померкли, одинаковые в почти суеверном ужасе.

«Шон далеко. Шон далеко, а я здесь», – подумала Айка.

– Эй. Я знаю, как это выглядит, но я городского не убивала. Блин, я просто вытащила у него из чёртова глаза отвёртку. Её кто-то стырил.

Это звучало жалко. Айка не подпускала никого к своим инструментам, рейдеров выдрессировала – даже не смейте приближаться. В конце концов, нескольким особо одарённым пару раз досталось током и ловушками, предназначавшимся для силков на зайцев, так что рейдеры попросту боялись «лаборатории».

«Я его не убивала. Нахрена мне?!»

– Д-да… ладно, – первая очнулась Красная Нина, прозванная так за когда-то сожжённое лицо, неровно заросшее коллоидным рубцом. Она всем рассказывала, будто встретила алада и даже сумела его уничтожить. – Мы типа… ага, давай эт-та… отсюда пойдём… Айка?

Таракан и Три Пальца двигались как-то боком, словно примерялись к атаке. Однажды Айка видела, как в ловушку-силки попался крупный койот: дыбил шерсть, рычал, скалился. Решили – может, вообще бешеный. Вот так же к нему и подходили, а потом пристрелили из арбалета прямо в затылок.

«Чёрт!»

– Я не убивала его!

«Меня никто не обвинял».

«Чёрт. Чёрт. Чёрт!!!»

Айка повернулась по очереди к обоим. Отвёртку она держала в вытянутых руках, и на мгновение представила: вот они достают метательный нож, иглу-плевалку, и что она сделает? Бросится на ближайшего со своим дурацким оружием?

– Я его не трогала! Я нашла его здесь!

– Тихо-тихо, – суетливый Сэт действительно напоминал таракана, а ещё у него были усы, которыми гордился. – Давай-ка. Просто положи эту хренову штуку. Пойдём, ага? Мы… мы типа тебе ничё не сделаем, ага?

– Всё окей, – подтвердила Красная Нина, её изуродованное лицо всегда напоминало застывшую маску, так что ничего не выражало и теперь, но глаза бегали, на шее поблёскивала испарина.

Айка отодвинулась от Патрика и медленно положила отвертку на камень. Вода текла по ней, замкнула что-то в электрическом механизме. Инструмент зашипел, исторгая дымку, словно предсмертный вздох.

– Во. Хорошо.

– Я пойду с вами. Я ничего не делала, и, чёрт возьми, это же я. Техник. Айка. Вы меня знаете, а этот городской… Нахрена он мне, сами подумайте?

Она позволила схватить себя за обе руки. Таракан и Три Пальца держали её не больно, но крепко. Айка опустила голову, щёки и лоб жгло стыдом. Почему – сама не знала.

«Бред какой-то».

– Видите? – она заставила себя проговорить. – Я иду с вами и всё объясню нахрен. Прекратите тупить.

Они миновали едва ли десяток шагов. Хезер появилась словно из ниоткуда, но каким-то образом Айка поняла: девочка была здесь, пряталась в кустах или просто сделала себя невидимой, мало ли на что она способна.

Её лицо было неузнаваемым – губы сжаты, глаза заполнило зелёными бельмами чистого света. По щекам текли слёзы, покрасневший нос делал её странно похожей на обычного человека, обычного ребёнка, но с каждым выдохом появлялся пар, будто от той самой искрящей отвёртки. Она кинулась прочь– прямо к лагерю Синих Варанов.

«Свет», – подумала Айка. Она закричала:

– Проклятье. За ней!

Покажи свой свет, сказал папа.

Он запрещал прежде. Он разрешил, а потом случилось плохое.

Хезер знала: она виновата. Свет всегда виноват. Однажды папа подарил ей игрушку – стеклянный шар с заключённым внутри городом и вязкой жидкостью. Город светился огнями, в нём высились переплетённые блестящей проволокой небоскрёбы, рекламные щиты, были даже закусочные и люди на улицах. Благодаря жидкости он даже «летал» – как настоящий, тоже как настоящий. Хезер любила эту игрушку, не выпускала её из рук.

В вязкой жиже поднимались и медленно опускались снежинки, если встряхнуть шар.

Хезер никогда не видела настоящего снега – и никто не видел, папа говорил, что раньше был снег, много лет назад, ещё до куполов. Когда она спрашивала, зачем нужен купол, папа пожимал плечами: чтобы было безопасно.

Клетка, думала Хизер. Клетка в клетке в клетке. Она воображала себя под куполом в летающем городе – хотелось дойти до края и взглянуть вниз.

Она воображала себя под куполом, в запертой квартире. Стекло под стеклом под стеклом. Она терпеть не могла стекло.

В её шарике собственный и чужой свет искажался. Хезер наблюдала, как вспыхивают окна, – то ли иллюминация, то ли пожар, а фальшивые снежинки озаряются желтовато-красным. Проволочки издавали тонкий певучий звук.

Однажды Хизер спросила у робота-репетитора: что там? Внизу, под небесным городом? За стеклом купола? Я знаю только три улицы, папа мне не разрешает гулять там, где могут увидеть люди. Расскажи.

Робот помолчал и выдал что-то о некорректных данных, и всё это стекло, тонны и тысячи тонн, стиснуло Хезер, а она – свой шарик, и руки её стали теплеть, и глаза тоже.

Свет капал из глаз и скатывался по округлой глади, сначала гас, а потом просочился внутрь с белым дымом.

Огни отвечали – и ладони Хезер тоже, они покрывались быстро вспухающими пузырями, в пузырях закипала полупрозрачная жидкость, словно множество маленьких городов.

Это было больно, но она не могла остановиться, держала шар, пока – дзеньк! – тот не взорвался, а вместо осколков кондиционированный воздух заполнили сполохи рыжего света.

Вязкая снежная жижа вытекла и испарилась. Город под шаром оказался проволокой, а снег – чем-то вроде ваты.

Хезер наступила на то, что осталось от игрушки. Раскрыла ладони – покрытые пузырями, они по-прежнему походили на целый мир с куполами городов, и она прикоснулась языком к самому крупному ожогу. От боли выступили слёзы – уже настоящие, без света.

Папа рассердится, подумала Хизер. А ещё подумала: ей всё равно. Стекло можно разбить, вот что значит свет.

Тогда она не знала, что папа тоже стеклянный и легко разбивается.

Она ушла из летучего города, но теперь научилась летать, свет и стекло царапали изнутри. Хезер хотела заплакать. У неё не получалось.

«Папа».

Стекло, думала она. Стекло и свет. Если всё из стекла, то…

«Покажи свет», – сказал папа, а теперь он рассыпался на осколки. Неважно, что он там лежит на плотной зелёной траве, ногами в ручье, ноги шевелятся, словно он пытается убежать; папа всё равно что разбитый шарик, папа теперь из проволоки и ваты и останется в воде навсегда.

Покажи, думала Хезер.

Нет, нельзя, отвечала она себе же.

Кто-то подошёл к ней и попытался взять за руку. Она не летела, она шла медленно, но отдёрнулась, а этот «кто-то»… Хезер невидяще уставилась на женщину с лицом, похожим на кусок сублимированного теста для кексов с малиной или вишней, который только что сунули в нанопечь. Та отшатнулась с коротким криком.

Вы все стеклянные, сказала Хезер. А ещё из ваты, фальшивого снега, блестящих проволочек, намотанных друг на друга, и полых трубок.

«Верните папу», – но она понимала, это невозможно, как нельзя было собрать тот шарик. Папа тогда не стал её ругать, только вздохнул и потом приказал роботу уничтожить осколки без следа. Хезер хотела оставить на память один или два, но он запретил.

Теперь можно. Покажи свой свет.

Она остановилась посреди этого места, которое ей так понравилось по сравнению со скучной квартирой. Она устала от однообразия и тоскливых часов ожидания – когда же папа вернётся с работы. Здесь всё менялось так быстро, что Хезер едва успевала запоминать, слушать, смотреть. Столько людей с ней играли, болтали, кормили едой и показывали, как разделывать живого зайца. Сначала Хезер было немного жаль его, а потом Рысь объяснила – он же съедобный, вкусное мясо. Она дала Хезер кожистое крыло – поиграть, и Хезер что-то вспомнила из уроков робота о природе за куполом и о том, что настоящие зайцы летать не умеют. Хезер поделилась своим откровением с Рысью и Тинни, маленькой женщиной, которая была взрослой, но казалась не старше самой Хезер, а ещё у неё было странно перекошено плечо на правую сторону. Рысь промолчала, а Тинни не поверила.

Папа говорил, что здесь они будут в безопасности. Что всё хорошо.

Теперь он в ручье – разбитое стекло. Дырка в глазу похожа на вату. Отвёртка Айки – на проволоку.

Свет капал с кончиков пальцев, точно Хезер сама нырнула в ручей с головой, но вода испарилась или стала чем-то другим. Кто-то ещё кричал, она едва разбирала слова – «Не подходи к ней». Мимо пронёсся зазубренный арбалетный болт. Он почти угодил в руку Хезер, но расплавился на подлёте и стёк на покрытую примятой травой землю.

Крики заполняли голову и поднимались в небо. Хезер посмотрела вверх, почему-то ожидая увидеть тушки зайцев – без шкурки, одно голое мясо и тёмные кожистые крылья, зато почему-то с пушистыми хвостами (как вата). Небо оказалось голубым и пустым.

«Папа в ручье».

Он останется там. Хотелось спросить робота – а дальше что с ним будет? Вообще-то Хезер представляла: наверняка его найдут какие-нибудь рыбы, насекомые или ящерицы, заберутся в дырку на голове и будут там жить. Папа их не выгонит.

Хезер закрыла уши и глаза, чтобы не слышать криков. Но могла и не делать этого – она словно отдалилась от лагеря, от людей. Кто-то ещё стрелял в неё, двое других пытались набросить ржавую грохочущую сеть. Она различила голос Айки: не трогайте её, надо успокоить! – и мотнула туго заплетёнными косичками.

Потом было: «Осторожно! Она опасна, чёрт подери!» – и Хезер фыркнула, отворачиваясь от испуганных людей. Человек, которого называли Тараканом, рванулся наперерез остальным и упал, едва коснувшись её, покатился по притоптанной земле, оставляя на камнях куски тлеющей кожи. Опять выстрел.

«Утихомирьте вы её!»

Можно не слушать, какая разница, что они там говорят или делают.

Хезер вяло подумала про Рысь, которая её кормила, умывала, нашла одежду. Рысь тоже среди них – Хезер не видела, все как будто отдалились и сжались до шарика. Она пыталась заплакать, но по-прежнему ничего не выходило, даже шмыгнуть носом не получалось.

«Вы все стеклянные», – думала Хезер. Но они здесь, а папа там – со смешно дрыгающимися ногами и большой красной дыркой вместо глаза.

«Покажи свой свет», – говорил он из осколков. Не так, как прошлый раз, по-настоящему. Это они, люди из лагеря, разбили меня, но ты сумеешь ответить тем же. Просто сделай то, что я говорю, доверься. Мне из ручья виднее.

В её поле попала оторванная рука. Хезер отмахнулась, как от большого насекомого. Голова Красной Нины сгорела дотла, пришлось наступить на почерневший хрупкий череп. Впереди стояла железная бочка с передатчиком, а потом она испарилась сероватым дымком. Палатка Шона и Айки громыхнула перегретой консервной банкой – Рысь показывала такую штуку с добытыми из какой-то черепахи жестянками горошка, маринованной свёклы и картофеля с мясом. Бух – и всё.

«Папа, прости, что я так делаю».

Он не возражал.

Покажи свой свет.

Хезер показала; а когда всё было кончено, наконец-то заплакала.

У Таннера была фляга – настоящая, рапторская, она поддерживала температуру и обеззараживала любую грязную воду из ручья, работала на ионах серебра, умела нагреваться внутри, оставаясь прохладной снаружи до получения драгоценного кипятка. Это Леони ему когда-то подарила, причём он не знал, расценивать ли подношение как знак дружбы, внимания, флирта или просто как ничего не значащее «У меня тут лишнее завалялось, забери», как она сама сказала. Сегодня он налил во флягу самое крепкое пойло, которое нашёл в своем баре, – «Кристальная Пыль», так назывался напиток из кактусов-агавы с добавлением вытяжки модифицированных слив. «Пыль» пользовалась популярностью в барах и клубах, насколько знал Таннер – но он не то чтобы часто посещал злачные места Интакта. Очищенный продукт, никакого запаха.

«То, что надо».

Он выпил залпом два глотка по дороге в лабораторию, ещё столько же – когда они с Сореном молча вышли из глайдера и направились к входу Башни Анзе. Таннер предложил коллеге флягу, тот поморщился было, потом передумал и сделал всего один, но огромный глоток. Лишь бы мелкий тощий Сорен не вырубился прямо в приёмной Энси, подумалось Таннеру, и он ответил себе же: да ладно, куда уж хуже.

«Пыль» не просто опьяняла, а перемыкала биоэлектрические импульсы нейронов, работала как ингибитор обратного захвата серотонина ускоренного действия. Перестаёшь паниковать, немного расслабляешься, одновременно мозги прочищаются, и среди зданий-конструкторов и фальшивого сияния Интакта начинают прыгать розовые пони. Этих пони можно выгнать, если они тебе не нравятся, забраться на верхушку купола с парой кусков гриба и рассуждать о тщете всего сущего, но потом спуститься, приготовить ужин и поддержать светский разговор. Таннер понимал популярность «Пыли».

Подошвы стучали по мрамору. В Башне был приглушён свет.

– По-моему, всё плохо, – весело сказал Сорен.

– Ага, – согласился Таннер. Рапторскую флягу он достал ещё и в лифте. Оба добавили по глотку. Всё, достаточно. Они должны изображать адекватность.

– Даже интересно, что он скажет, – Таннер и сам говорил едва не игриво, он засёк свою интонацию, откашлялся. Перебор.

– Будет в бешенстве.

– Ты его когда-нибудь видел в бешенстве?

Сорен пожал тощими плечами.

– Нет. Ну вот у нас и появилась возможность посмотреть.

– Он может приказать убить нас на месте. Или сделать это собственными руками.

– Не догонит, – пробурчал Сорен и расхохотался. Таннер искоса посмотрел на него, но шутка категории «Б» неожиданно показалась смешной до колик, он закрыл себе рот, чтобы не огласить коридор, пустой и снова тёмный, с далёким жёлтым прямоугольником открытой двери, дурацким хихиканьем. Над головой вспыхнула подсветка, лампы почему-то подчеркнули чьи-то древние портреты – картины на стенах чередовали непонятное искусство с грубыми мазками, полосами и пятнами и странно реалистичные образы, более объёмные, чем любое тридэ с максимальным погружением. Женщина со строгим лицом наблюдала за Таннером и Рацем, едва не качая головой. На руках она держала белого горностая, животное казалось умнее хозяйки и тоже осуждало визитёров.

– Ты на что там засмотрелся? – фыркнул Сорен, опередивший Таннера шагов на десять.

– Да я… Здесь только женские портреты, ты обращал внимание? Ну, плюс всякие пятна.

– Возможно, – Сорен вздёрнул бровь. – Это важно именно сейчас?

– Нет, конечно.

Таннер просто тянул время. «Пыль» во фляге манила, но больше он пить не стал. Ладно уж, будь что будет.

Обычно они приходили раньше. Энси давал им время осмотреться, занять места поудобнее – мягкие кресла, диван, который всегда оставался нетронутым. На стене стереовизор с пейзажами. Можно съесть пару канапе, пирожное с лимонным кремом и шоколадной крошкой, выпить кофе, вина. Таннер как-то давно находил очень старые записи о дрессировке животных: собаку, слона и тигра можно научить плясать, кататься на колесе по канату, если вовремя награждать куском мяса, сахаром или бананом. С тех пор он не мог не думать, что Энси их попросту дрессировал. Таннер предпочитал верить, правда, что тот создавал «комфортную атмосферу» – в своём понимании прежде всего.

Сегодня человек по имени Энди Мальмор ждал их сам. Неизменной была еда и выпивка. Судя по бокалу с коричневой жидкостью, который Мальмор держал в руке, затянутой в перчатку, не одним учёным пришла в голову простая мысль надраться. На столе рядом с ним стояла зелёная стеклянная бутылка с содовой.

Боковым зрением Таннер отметил, что на экране вчерашние «подвиги» их с Сореном экспериментального объекта.

– Добрый день, – сказал Сорен первым. – А, Мари. У неё почти получилось.

Таннер хмурился. Он это видео смотрел раз десять, на первый раз ругался, на второй – едва не разбил Рацу смазливую физиономию. Там была Леони, какого чёрта она там делала – отдельный вопрос, но она была там.

– Простите, сэр, – проговорил Таннер сейчас, снова думая о своей смешной «разноцветной» девчонке-рапторе. Эмоциональная привязанность – атавизм, реликт древности, подобно всем этим портретам на стенах.

Запись оборвалась, когда трансформированная фигура повалилась грудой мяса. Судьба людей осталась за помехами разбитой камеры, вмонтированной в тело Мари.

– Итак, вы попробовали, и у вас не получилось, – сказал Мальмор. На «бешенство» его интонация походила ещё меньше, чем обычно, скорее так мог говорить человек, который работал физически трое суток без единого часа сна.

– Неучтённые факторы, – Сорен сел на диван и сразу же схватился за бутылку с тёмно-рыжей жидкостью. Дроид мягко отстранил его паучьими лапками, организовал лёд и содовую. – Рапторов набежало, как крыс на кусок сыра. Не думаю, что Норт их специально прихватил, скорее, у кого-то инициатива взыграла.

– Знаю, – Мальмор скривился, залпом проглотил напиток из своего бокала. Таннер получил такой же из лапки дроида, убедился: виски. После «Пыли» – прямо-таки обычный лимонад. – Вы собирались захватить Монстра, а вместо этого погибло несколько рапторов.

– Они не…

– Может, и «не», – тот пожал плечами. – Может, кто-то и выживет. Мальчишка вроде почти не ранен, чего не скажешь о Роули. Запись с камеры, вмонтированной в тело модификанта, выхватила несколько кадров – Шон Роули с арбалетом, рука с искрой. Роули рухнул под ноги, глаза пустые, изо рта пошла пена после удара «электричеством».

– Он дышит, – сказал Сорен.

– Надеюсь, что это так. Может, он просто сбежит в очередной раз, мы ведь именно этого и добивались, а ещё – оборвать все контакты с его прежней жизнью. Да, но у него есть шанс. В отличие от этой бедной… Мари. Я разрешил вам сделать из неё чудовище вовсе не для того, чтобы угробить в первой же битве. Эшворт, а этих двоих вы узнаёте?

Два стоп-кадра: снимали в почти полной темноте, зернистая картинка превращает изображение в наложение цветовых мазков. Таннер подумал о портретах в коридоре.

– Дрейк Норт, на него и была ставка. Он когда-то работал вместе с Роули. И… Леони Триш, да. Я её рекомендовал. Толковая девочка.

Таннер поджал губы, внезапно осознавая: никакой толку от «Пыли». Он потерял своего агента, свою девочку.

– Они могут быть живы, – снова влез отвратительно оптимистичный Рац. И осёкся после второго кадра, направленного на Дрейка Норта: раптор-альбинос лежал в неестественной позе с перекрученной шеей. – Ну… хотя бы эта ваша Триш.

– Могут быть живы! – Мальмор поднялся, тяжело опираясь на подлокотники. Дроид-костыль подлетел ближе. Мальмор схватился за рукоять, перенося свой вес на антигравы устройства. – «Просто полевое испытание новой армии против рапторов». «Никто не пострадает». «Мы вернём Роули самым щадящим способом». Вы оба относитесь к рапторам, будто они ваши подопытные крысы, а не люди. Я разрешил вам эксперименты, но не бессмысленную бойню, на которую вы отправляете и ваши «усовершенствованные модели», и обычных охотников. Чёрт вас подери.