Текст книги "Ужасное сияние (СИ)"

Автор книги: Мэй Платт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Ему казалось: он всё ещё стоит возле капсулы-телепорта. Следом послушно катится чемодан-лаборатория. Личные вещи уложены в должном порядке. В аквариуме накормлены рыбы, искусственный интеллект позаботится, чтобы маленькие создания не голодали.

Никаких фрактальных бурь, разрушенных баз, монстров – ни людей с таким прозвищем, ни настоящих. Без провалов во времени и пространстве Таннер бы тоже отлично обошёлся, но безумие достигло той стадии, когда он ничему не удивлялся, всё воспринимал как должное: столпы света, людей-фотонов, мёртвый-живой город, вспыхнувший дыханием и красками и снова завядший утопленной в торфянике мумией.

Он держался ближе к Леони. Она была такая настоящая, из плоти и крови, от неё пахло немного потом, немного металлом и пластиком бионики, она дышала и снова ругалась: «Что за долбаная хрень?» Таннер мог даже ответить ей; не всегда и не на все вопросы, но кое на что мог. И пытался.

– Эти штуки, – вполголоса сказал Таннер, когда Айка «подключила» Энди Мальмора к дизруптору-ловушке. – Они работали с аладами. Алады отлично «хранились» в зародышах на ранних стадиях эмбрионального развития до формирования нервной системы.

– Мальмор не похож на зародыш, – фыркнула Леони.

– Верно. Скорее… он не вполне живой.

Таннер перевёл взгляд на самого тихого и неприметного участника всей сцены: рослого парня-альбиноса, вдвойне бесцветного даже по сравнению с вытертым старой тряпкой городом. Дрейк Норт погиб, говорила Леони. Я видела его труп.

«Парадокс квантового небытия. В одной из реальностей ты всегда жив, но что, если однажды эти реальности схлопнутся – раз, и всё».

Они только что стали свидетелями подобного. Таннер не хотел размышлять, стёрта ли Рысь теперь из самого бытия, или всё-таки существует мир, где она живёт в Лакосе, всё хорошо, она никогда не познакомилась ни с кем из них. Возможно, однажды ей упадёт на голову отвёртка и оставит глубокий след-шрам на лице.

Времени в этом остановленном и проткнутом (отвёрткой) «ужасным сиянием» Лакосе не существовало. Таннер мог размышлять, строить теории, выйти и прочитать пару лекций, поспорить с Сореном… кстати, где он?

– У живого есть инстинкты, а у псевдоживого? – он принялся рассуждать вслух, ещё и потому, что больше они пока ничего не могли сделать.

Энди выхватил из зелёного огня девочку Хезер. «Пламя» выплюнуло Шона Роули, словно заискрила неисправная розетка.

– Сюда! – крикнул обоим Таннер, и для верности даже побежал к Шону и Айке, помогая обоим встать. Парень его проигнорировал, Айка же уцепилась.

– Ч-что… – Айка попыталась сглотнуть. Таннер предположил, что на неё произвела впечатление странная гибель той девушки, которая пыталась зарезать её отвёрткой. Сам он отнёсся к феномену с прохладой: даже трупа не изучишь. – Ч-что он… делает?

Она имела в виду Мальмора. Тот звал кого-то; напротив в упор смотрел куда-то рыжеволосый парень. Таннер его знал заочно. Нейт-который-сожрал-алада. Нейт-который-разрушил-базу-фрактальным-штормом.

Нейт, который сейчас видел нечто ещё.

Таннер ответил почти равнодушным тоном:

– Зовёт, конечно. Кого – полагаю, он знает, – и мотнул головой в сторону сопляка. – Ну, и мы скоро поймём.

Таннер подозревал, что здесь сыграл свою роль некий синдром ложной идентификации Фреголи в лёгкой форме: он ждал, что некто появится, некто оправдал ожидания. Это была женщина, состоящая из чистого зеленоватого света, который за пару секунд сгустился до мерцающей маски. Сходство с самим Энди Мальмором бросалось в глаза, несмотря на то, что женщина едва достала бы ему до плеча, выпрямись она во весь рост, к тому же отличалась хрупким и утончённым телосложением.

Она не свалилась с неба, просто появилась без спецэффектов, вроде сполохов или вспышек. Как будто всё это время находилась здесь, но только теперь решилась проявить себя.

– Дана, – Энди позвал это мерцание искажённого света.

Таннер поискал взглядом Сорена: тот ведь его коллега, как-никак, вот бы и посовещались. Впрочем, куда там – сбежал, паршивец. Зато Леони снова сделала большие глаза, и Таннеру пришлось взять её за руку – стиснуть живые тёмно-коричневые пальцы с розовыми ногтями и полукружьями светлых кутикул собственной сухопарой ладонью.

– Это же…

– Да, его сестра.

Они все знали этих людей. Любой житель полиса узнавал Энди и Дану Мальморов, создателей Ме-Лем Компани и Объединённых Полисов Ме-Лем, едва ли не раньше, чем собственных родителей. Кто-то так и не знакомился с родителями, между прочим.

Искажённый зеленоватый свет, прорывающийся сквозь фальшивую кожу, похожую на какую-то повреждённую голограмму, не мог исказить лики святых.

Дана Мальмор. Таннер считал, что она погибла много десятков лет назад – и Энди оплакивал её, и во всём его поведении ощущалась обречённая равнодушная жертвенность человека, который потерял единственного, кто был ему дорог.

Возможно, у него появилась надежда.

– Она жива? – спросила Леони.

Таннер покачал головой.

Нет, едва не заявил он вслух. Это не жизнь. Они оба неживые, словно какие-то артефакты теории струн и наслоения реальностей. По фундаментальной квантовой теории более двух струн не могут пересекаться, но многие математики спорили с подобным утверждением, отмечая, что есть вариации: и «тройственные союзы», и целые «оргии». Здесь струны мироздания стали запутанными волосами, тонкими структурами кератина, простого белка объёмом толщиной всего в несколько молекул. Таннер ещё думал о рыбах, о своём аквариуме и потоках искусственного течения: тепло фальшивого Гольфстрима накладывалось на прохладу пресноводного источника, всё вместе – идеальный микрокосм для разных видов.

Он пытался дышать и плыть. Он держал Леони за руку.

– Пока просто ждём, ладно?

Та кивнула, её кожа стала бескровной – аж в черноватую синеву по сравнению с яркими цветами волос и разукрашенной бионики. Того и гляди упадёт в обморок, или её вытошнит прямо на сапоги.

Дана подошла к брату и погладила его по щеке. Энди кривился, как от сильной боли – может, так оно и было; Хезер по-прежнему оставалась живым пламенем. Она кричала, но вопль превратился в ультразвук, а лицо – в искорёженную маску.

– Это она, – сказала Дана. – Спасибо.

Дана вырвала девочку из рук брата. Энди пошатнулся; только теперь Таннер понял, что тот держался на ногах усилием воли, мутация обычно заставляла его заползти в укромное место и колоть анальгетики куда раньше, чем половина тела превращалась в губку и вытащенные из пазов кости-фальшивки фракталов поверх настоящих; сейчас он вздохнул, невидяще и почти с мифологичной влюблённостью глядя на сестру.

– Нет. Дана.

Хезер вцепилась зубами в его пальцы. Дана попыталась отшатнуться. Энди обнял обеих – этот жест показался Таннеру каким-то удивительно ласковым и бережным.

Энди оглянулся:

– Стреляйте.

– Ч-что? – среагировала Леони. Таннер не успел перехватить конус дизруптора – нет, не сейчас, не второй раз. Хезер всё ещё полыхала «ужасным сиянием», для раптора-Леони она оставалась угрозой и чудищем, поэтому Таннер не мог винить её.

Леони послушалась.

Дизруптор замкнул троих: Энди, Дану и Хезер. Таннер выругался. У себя над ухом он расслышал голос Шона Роули:

– Вот же долбанутая на голову семейка.

Айка добавила:

– Девочку жалко.

Таннер покачал головой.

– Я знаю её… она тоже. Не вполне настоящая. Один из зародышей, насколько я могу судить. Похоже, ей удалось развиться в полноценный организм, но это существо никогда не было человеком.

– А кто был, – фыркнул Шон, – может, мы, кого вы превращаете в трёхметровые статуи из мяса с искрами аладов внутри?

Таннер не нашёлся с ответом.

Айка повторяла жест Мальморов: держала его, боясь отпустить, потерять снова. Таннер отметил: у неё только одна рабочая и действующая рука, вторая ранена, что-то с ладонью. Слишком много одноруких людей, какой-то символ химической хиральности: кристаллы, выпадающие из раствора рацемического тартрата натрия-аммония, имеют две формы, представляющие собой зеркальные отражения, которые не совмещаются друг с другом в пространстве. Это стало священным символом, странным совпадением, которое придавало происходящему дополнительный смысл.

«Смысл».

– Это он всё задумал, – проговорил Таннер. – Слушайте, я проработал на этого человека более двадцати лет. Он не сумасшедший. Он действительно мечтает о «светлом будущем». Леони, давай, выстрели ещё раз.

Дана и Хезер запутались в каком-то ином времени. Таннер легко мог предположить, что в прежней, нормальной жизни сестра реагировала на все внешние воздействия намного быстрее флегматика-брата, но сейчас они вспыхивали здесь, вроде звёздного света на сетчатке глаза: пройдёт несколько световых лет, прежде чем катастрофа сверхновой достигнет Земли. Может быть, несколько тысяч или миллионов лет. Таннер знал, что для квантовой связи и квантовых струн не существовало подобных ограничений, и всё же Дане приходилось преодолевать определённый барьер, а Хезер – справляться со своим «светом».

Надо же, с печалью подумал Таннер. Патрик Вереш столько лет считал её свою дочерью, воспитывал как собственного ребёнка не в пример большей части легкомысленно-эгоистичных людей Интакта. Эта девочка – один из стабильных эмбрионов, которые удалось внедрить в бэби-капсулу, организовать более или менее стандартное развитие. Таннер полагал, что эксперимент завершился неудачей, как и все остальные, но он узнавал Хезер с недоумением и сложным комплексом понимания.

Бедный Вереш. Он уже мёртв, так что пусть упокоится с миром.

Дана Мальмор, вот кто позволил несчастной Хезер жить.

«И умереть».

– Стреляй, Леони, – повторил он на тот случай, если раптор его не поняла или не расслышала. Он поймал взгляд Энди.

Леони выстрелила. Дизруптор зацепил Энди и его сестру; девочка-фальшивка стала какой-то прослойкой между сиблингами. Дана пыталась высвободиться. Энди держал её.

– Это ради тебя, – повторял он, тяжело дыша, словно после долгого бега или в приступе неизлечимой болезни лёгких и бронхов. На губах выступала розовая пена. – Хватит спасать мир. У меня не получается, никогда не получалось. Дана, я хочу вернуть тебя.

– Чёрт. Я думал…

Таннер прикусил язык. Осознание навалилось быстрым включением шлема-передатчика, и больше не получалось играть в виртуальность. Ему не мерещится, он не поймал вирус из сети. Леони таращилась на Мальморов. Шон и Айка пытались то ли сбежать, то ли отыскать выход из ловушки. Рыжий Нейт и его мертвец невидяще зависли в точке вне времени и пространства.

Энди Мальмор моргал, очки упали на асфальт, из глаз текли слёзы.

– Он разрушает струны вариаций, – сказал Таннер, чувствуя себя каким-то летописцем, который комментирует, но ничего не в состоянии исправить. А что он мог? Попросить Энди Мальмора оставить экспериментальную девочку в покое, отпустить Дану – сейчас, когда его тело напиталось зелёными искрами и полыхало, грозя взорваться водопадом ошмётков плоти? Зато Дана, женщина-из-света, приобрела подобие физической формы, обрисовалось её лицо, фигура, даже костюм. Она носила стандартную одежду полиса, примерно как и её брат. У неё растрепались волосы, из уголка рта стекал ручеёк крови.

– Энди, прекрати, – повторяла она. – Не надо. Это не должно быть…

– Именно так, – отвечал тот с широкой улыбкой. – Квинтэссенция квантовой неопределённости, да? Я дам тебе координаты. Я дам тебе плоть и кровь. Ты будешь кошкой, которую достали из ящика.

Энди засмеялся.

Леони больше не стреляла, зато Дана вырвала Хезер из рук брата.

– Это. Не. То.

Она наотмашь ударила его по лицу. Тот пошатнулся.

– Мне наплевать, Дана. Я хочу вернуть тебя. Ну? – Энди обернулся к Леони и Таннеру. – Продолжайте. Дизруптор отсечёт все лишние струны. Дана, вернись. Дана. Пожалуйста. Я не могу без тебя.

– Да отвалите вы, – простонала Леони. – Док, он творит какую-то хрень.

«Да».

Таннер скрежетнул зубами.

Девочка пихнула Дану локтем в живот. Энди снова попытался дёрнуть ее на себя, словно ребёнок был каким-то инструментом, который эти двое не поделили. Дана кричала – широко распахнутым ртом, расширенными зрачками, неведомая изоляция внезапно приглушила и проглотила все звуки.

– Я принёс тебе в жертву Лакос ради того, чтобы вернуть однажды. Тогда ты говорила, что нужна точка, из которой всё родится, без жертвы и без твоего выплеска не появились бы новые «сияющие». Ты пообещала, что снова станешь настоящей. Дана, прошу тебя, – Энди рванул кусок кожи с ошмётками мяса со своей левой руки. Оно отделилось с резким хлюпающим звуком, от которого у Таннера перевернулось что-то внутри, заставляя отвернуться. Леони грызла губы, на них появилась бордовая корка.

Нет, не стреляй, проговорил он едва слышно.

– Дана, – Энди попытался накинуть собственный кусок кожи на сестру, та отпрянула, вместе с ней и девочка. – Прошу тебя. Если… если хочешь, мы станем единым целым, как в самом начале. Мы же близнецы.

Он вновь попытался обнять обеих, заливая кровью и сукровицей. Зелёные искры прошивали всех троих длинными неровными стежками.

– Закончите это. Отсеките лишние струны, – Энди поднял голову со странной мечтательной улыбкой.

Дана закрыла глаза. Хезер замерла, то ли готовясь снова орать, то ли тоже смирилась.

«Это наше решение».

Таннер смотрел на Леони. Тёмная кожа той стала блестящей и мокрой от пота, капли выступили на лбу, на щеках, на подбородке и шее. Она словно пыталась просчитать результат своих действий, со всеми «если/то» и учётом квантовых парадоксов, раздвоенных и растроенных струн, невозможного и реального. Она замкнёт Энди, Дану и Хезер в единое целое. Энди превратит сестру в… человека, может быть. Он же этого хочет.

Цена не имеет значения.

«Почему бы и нет», – Таннер понимал, что не может возражать. Квантовая неопределённость была мечом, который висел со всех сторон, выбрать правильный ход не получалось. Почему-бы-и-нет, – то самое, чем руководствовались Мальморы, вероятно, погружая мир в хаос в первый раз. Сейчас они вернулись к своему началу.

Мы спасём всех, но сначала принесём жертвы.

«Инанна, – подумал Таннер. – Владыка Зари и брат-жрец её».

«Да катитесь вы к чёрту».

Леони просила у Таннера разрешения; и тот кивнул – да. Действуй. Я хочу посмотреть, как работает невозможное.

Её палец соскользнул к пусковому крючку. Энди ещё раз широко улыбнулся. Дана пыталась отпрянуть, но объятия то ли удерживали силой, то ли ее желание вернуться к жизни взяло вверх, присоединилось к общей неизбежности чужого выбора.

Хезер коротко пискнула.

Леони провела по крючку.

А потом Энди разжал хватку и рухнул на коричнево-серый асфальт немёртвого Лакоса, массивное тело вздрагивало от судорог и спазмов; по открытой кровящей ране руки и обморочно полуприкрытым склерам пробегали зелёные искры. Дана выдохнула. Хезер попыталась сбежать, её перехватил Сорен, который держалдымящийся излучатель.

– Всё в порядке, он жив. Этой штукой даже обычного человека не убьёшь. Просто… мне показалась его идея нецелесообразной. Скорее всего, это создало бы новую парадоксальную вселенную. Вы ведь уже одну сделали, ничего хорошего не вышло?

Сорен убрал излучатель и опустился на колени. Он потрогал шею Энди:

– Пульс есть, – а потом почему-то погладил собственный подбородок. Таннер невольно отметил, что нижняя челюсть немного иного оттенка, чем лоб и нос. – Ну, действуйте? Вы же там хотели что-то более конструктивное… вперёд.

Его прищуренный взгляд достался не только Таннеру и Леони. Шону с Айкой, как минимум, тоже. Эти двое теперь держались вместе; Шон сплюнул на землю.

Дана Мальмор отвернулась и кивнула. Она обняла девочку и повела её к Нейту; к всё ещё держащемуся и равнодушному ко всему вокруг источнику «ужасного сияния».

Глава 22

Нейт знал, что она придёт.

Женщина из его кошмаров – она наблюдала за ним несколько лет; поначалу он не запоминал эти сны и не обращал на них никакого внимания. «Приснится же всякая чушь», – думал он еще. Потом, когда узнал, что станет авгуром, и рейдеры заберут его, чтобы Нейт смог контролировать аладов и гарантировать успешные набеги на «черепах», воспринимать кошмары лишь навязчивыми образами стало сложнее. Авгуры вроде как предсказывали будущее, а дурной знак был упорен, как голодный варан, преследующий жирную крысу.

А затем Нейт стал раптором, и сны почти исчезли. Он успел забыть о них, но сейчас узнал женщину, едва она появилась.

На самом деле только её он и видел.

Ещё девчонку и того мужика, который сначала присоединился, а потом девчонка, Хезер, что-то с ним сделала. Мужик «погас», Нейт больше не различал его среди полупрозрачных фантомных образов, среди серо-коричневой дымки – словно сожгли целое поле травы, аладовой травы, свежей и ярко-зелёной, она горела неохотно, больше чадила. Нейт знал, что там есть кто-то ещё – разглядеть удалось только одного, когда тот пытался перехватить Хезер и женщину из кошмаров, но тут Нейт даже отвернулся.

Его не интересовали эти люди.

Он вообще понятия не имел, что делать.

Он держал Дрейка за руку – тот был из тумана и серой пелены; разожми пальцы лишь на мгновение – исчезнет навсегда.

«У меня дыра в голове», – повторял Дрейк. Хезер точно так же держала куклу, но когда к ним вошёл третий, выпустила её и потеряла навсегда. Едва не разревелась; плевать на куклу, подумал тогда Нейт. Плевать на чёртову куклу.

Дрейку он не позволял подойти ближе. Эта зелёная штука была не совсем огнём, она была в тысячу раз холоднее льда из морозильника.

Дрейк повторял: «Ты убил нас всех» голосом Леони. Дрейк просил его отпустить. Нейт сжимал зубы, молчал, цепко впивался пальцами в пальцы.

«Нихрена. Не дождёшься».

Поляна с аладовой травой и пирамидкой-камнем казалась целым миром по сравнению этим вязким варевом, словно прогорклой кашей. Нейт помнил, где ощущал подобное: в городе мертвецов из прошлого. Он тогда словно вывалился из собственного тела, авгурам вроде как полагалось такое уметь, даже без смеси тенелиста и цветоящериц, высушенных с чешуёй стрекочущих змей.

«Дрейк, ты помнишь?»

«Ты увёз меня из того города».

Дрейк не отзывался.

Хезер снова шла к нему, а с ней – та самая женщина. Она красивая, решил Нейт, и даже залюбовался, хотя та была значительно старше, почти годилась ему в матери. Девочка тянула её за собой, а женщина выжидала, всматривалась в лицо Нейта. Он не выдержал, хотя и потянул Дрейка поближе к себе:

– Чего вам надо? Вы меня сожрёте?

В снах иногда именно так и было. Он смотрел на неё, ожидая, когда её руки превратятся в ножи, рассекут сначала ничего не подозревающую Хезер, а потом его.

– Уходи!

Нейт вздёрнул верхнюю губу, будто собираясь кусаться. Женщина покачала головой.

– Перестань бояться меня. Кем бы ты себя ни считал – раптором, защитником мира людей, или авгуром, убегать больше нельзя. Тебе придется закончить то, что началось. Вам с Хезер, но в большей степени – тебе.

Он кивнул, проговаривая сначала губами, а затем вслух имя женщины:

– Инанна, Заря Восхода, Заря Заката, – Нейт сглотнул, кадык дёрнулся на тонкой шее. – Заря полуночная.

Женщина засмеялась.

– Ты всё-таки не авгур, у тебя не получается возносить молитвы и песнопения. Не хватает, знаешь ли, амулетов из гаек и расплавленных микросхем. Зови меня Дана, я предпочитаю всё ещё считать себя человеком – концепция первичности самосознания над резервуаром, в котором оно находится, имеет право на жизнь. Технически я квантовый компьютер, фотон, размноженный на миллиарды измерений и реальностей, но в этом нет ровным счётом ничего особенного. Теперь уже нет, потому что Хезер, – девочка подняла взгляд и фыркнула, но руку женщины не выпустила, – и ты, Нейт… вы примерно то же самое.

Ответить Нейту очень хотелось короткое: «Блин». Он шмыгнул носом, проверил Дрейка.

– Чего тебе надо?

– Не только «мне». Ты ведь приносил присягу раптора, правда? Служить миру людей, тому, что осталось, защищать от аладов. Мой брат и другие, кто ему помогал, придумали неплохо – примерно, как в своё время были изобретены антивирусы. Вот только эта технология работала всё хуже. Поэтому мне пришлось создать новые «кванты». Вас.

Она вошла в их свет. Зелёное вспыхнуло ярче, заставляя Дрейка погаснуть даже не до призрака – до какой-то паутины, спрятанной в самом тёмном углу заброшенного пару столетий назад дома. Нейту вспомнились те картинки с приключениями героев, похожих на рапторов, только намного сильнее и могущественнее. Рапторы смертны, даже слишком. Рапторы умеют стрелять, драться с аладами с помощью ножей-дизрупторов, выслеживать тварей по самым слабым сигналам, даже сражаться с чудищами, вроде той штуки у обрыва трёшек.

Но рапторы смертны.

Он удержал Дрейка.

– Нас, – туповато повторил Нейт.

– Шон – результат не моего эксперимента, если хочешь уточнить, хотя у него есть состояние неопределённости… неважно, – Дана тряхнула головой. У неё были тёмно-каштановые волосы, когда-то уложенные аккуратно и, на взгляд Нейта, старомодно. Хезер ткнула Нейта в живот:

– Ты неправильно светишься.

– Сама такая, – привычно огрызнулся он, решив, что девчонка бесит. – И вообще, не лезь, когда взрослые разговаривают.

Она показала ему язык.

– Ты спросишь, что тебе делать? Скажем так, зафиксировать эту точку стабильности. Когда-то очень давно мы разрушили течение времени, заставили многочисленные вариации вселенных и измерений наложиться друг на друга. Так появились алады. Мы втроём образуем единую сеть с квантовой запутанностью, поэтому сможем обмениваться информацией и… – Дана очень по-обыденному пожала плечами; Нейт подумал, что больше не назовёт ее Инанной даже мысленно. Она напоминала скорее Кэти Курицу, чем богиню. Сравнение едва не заставило его захохотать.

– Зачем надо было нас всех сюда тащить? Всё вот это устраивать?

– Потому что это я – причина Падения Лакоса. Я уничтожила город, чтобы создать этот парадокс. Идея так себе, учитывая… – Дана вздохнула. – Учитывая, что именно мы с Энди первый раз нарушили нормальное течение времени. Мы сейчас в эпицентре, здесь нет ни времени, ни пространства, ни даже…

Она посмотрела сквозь Нейта – на Дрейка.

– …смерти.

Нейт скрежетнул зубами.

– Ладно. Ладно. К чёрту тебя. Что делать-то надо?

Дана грустно улыбнулась. Нейту показалось, что она готова заплакать:

– Ты разве не понял? Прости. Я не люблю это слово.

Она помолчала, прежде чем сказать:

– В некотором смысле… Перестать существовать. Умереть, Нейт.

Хезер закричала. Возможно, она среагировала не сразу, прошло несколько минут и часов, просто в центре «сияния» дышать не нужно, сердце не бьётся. Орала она так громко, что Нейт едва не заткнул себе уши, но это означало бы отпустить Дрейка.

– Только мне?

– Вам обоим. Мне жаль, – она снова говорила с такой печалью, словно и впрямь была богиней, оплакивающей мир и собственных детей, вынужденная делать выбор между первым и вторым. – Войти в состояние запутанности. Перестать быть людьми. Это не то, что обычно называют смертью, Нейт. Ты уже знаешь, каково это – пусть и не на себе.

Она вновь посмотрела на Дрейка, а потом едва заметно коснулась или просто протянула руку – тонкие пальцы, прозрачный перламутровый маникюр, несколько царапин на запястьях, какие-то очень старые и много лет назад зажившие шрамы. Дрейк потянулся к ней в ответ, а затем повис полуразложившимся трупом – выгнило лицо, голова держалась на кости, череп перевешивал. Сухой рот скелета распахнулся, оголив уже жёлтые зубы. Нейт потянул его на себя, понимая: он сейчас разлетится на куски, но вытащил другого Дрейка – тоже мёртвого, истекающего кровью, с вывалившимся из черепа фрагментом рваной мозговой оболочки и самого мозга.

– Я заберу Хезер и отдам её хорошим людям, – сказала Дана. – Вы с Дрейком останетесь здесь.

– Навсегда? – глупо спросил Нейт.

Дана вздохнула.

– Время – всего лишь измерение. Их одиннадцать. Ты сможешь развернуться во всех.

Она снова вздохнула.

– Это будет гарантией стабильности мира, пока мы не придумаем что-то ещё. Но если это состояние стабильности появится, мы сможем сдерживать разрывы – «аладов», – более эффективно. Возможно, выйти за пределы куполов. Возможно, заглянуть в тёмную зону.

– Тальталь.

Дана кивнула.

– Мы… будем вот так? В этом чёртовом болоте?

– Полагаю, ты сможешь изменять микрореальность по собственному выбору. В конце концов, ты уже это делал.

Она говорила о «тихом месте», понимал Нейт.

– Я буду тут сидеть сто миллионов лет, словно какой-то сторожевой варан на привязи.

Дана потрепала его по рыжим волосам. Жест был материнский и немного насмешливый:

– Возможно, со временем научишься проявляться в каких-то отрезках того, что остальные считают реальностью. У меня же получилось.

Нейт глубоко вздохнул.

– Чёрта с два я чего-нибудь для тебя сделаю, если ты не вернёшь мне Дрейка.

Дана посмотрела на него с лёгким удивлением:

– Ты и сам можешь его вернуть, моя помощь ни к чему. Он будет вполне… живым. Даже бессмертным, хотя и зависимым от тебя. Со временем вы научитесь взаимодействовать – может, дольше, чем мы с братом, но почему нет?

Нейт закрыл глаза. Он представил себя в городе из серого камня, где его сначала мучил голод, а затем отступил. Ржавая вода заполняет рот и желудок, иногда тошнит, но чаще удаётся удержать её в себе, а если не двигаться, не шевелиться, если смириться – то всё будет хорошо. Мёртвые города похожи на объятия.

Его родителей сожрали алады, всегда говорили Нейту, но теперь он подозревал: никаких родителей не было, он всего лишь временной парадокс, результат эксперимента этой женщины – жестокой матери без детей, богини Инанны. Она сделала его, чтобы три элемента квантового компьютера могли сдерживать реальность и исцелять мир.

«Это вы его уничтожили, да? Ты лично. Какого чёрта сейчас я должен…»

Он знал ответ.

– Ладно. Как мне оживить Дрейка?

– Ты знаешь, – Дана улыбнулась уголком рта. – Сожги его «ужасным сиянием».

Нейт дёрнулся, прижимая к себе Дрейка. Хезер смотрела на него молча; глаза стали большими, круглыми и чёрными, как пуговицы. Она здорово напоминала потерянную куклу. Может, Нейту стоило позавидовать: она-то будет жить дальше, по крайней мере, какое-то время.

«Жить».

«Как вообще работает эта стабилизация?»

Дана услышала его мысли:

– Мы исправляем ошибки, вызываемые аладами. Прежде я думала, что могу сама; но ошибалась. Мне нужна помощь.

– А если я накосячу ещё сильнее?

– Не забывай о квантовой запутанности. Это способ связи, передающий информацию без задержки, даже скорость света ничего не значит по сравнению с подобным методом.

Нейт поскрёб затылок и тяжело вздохнул.

– Сначала Дрейк.

Дана обняла Хезер, прижимая девочку лицом к своему животу. Та пыталась оглянуться, любопытная пигалица. Нейт показал ей кулак. Она ответила, высунув розовый язык, но всё же подчинилась.

В кошмарах женщина с руками-ножами приходила и вскрывала его заживо; с языка у неё капал яд, губы складывались в подобие поцелуя всякий раз, когда она убивала Нейта. Дана стояла, чуть отведя взгляд, её лицо выражало нечто между сочувствием и решимостью, только если долго приглядываться, можно было различить тень растерянности – и вины.

«Мне всегда холодно», – Нейт вздрогнул; эти мысли ему не принадлежали. Дана не меняла позы, крепко держала Хезер.

Нейт перевёл взгляд на призрака-Дрейка.

«Сжечь его».

Интересно, привыкнут ли они оба? Отчего-то Нейту казалось: да.

Страшно только в первый раз.

Дрейк закашлялся. Он тонул в мокрой грязи, болотном иле – пахло разлагающимися растениями, перегноем, аромат напоминал затхлые шахты Табулы, лужицы грунтовых вод, вездесущую плесень на стенах; кое-где она светилась загадочным бело-голубым, но обычно просто расплывалась на пористом песчанике уродливыми зелёно-чёрными пятнами. Дрейку казалось: он торчит в пещере, почему-то людей отправили в опасную зону, автоматика вовремя не распознала угрозы. Был обвал. А потом…

Он перевернулся на живот, встал на колени. Его долго тошнило – илом, какой-то полупереваренной травой, затем чистой желчью. Сухие спазмы сжимали желудок ещё несколько минут после того, как тошнить стало нечем.

– Нейт.

Он пытался защитить парня. Они дрались с той штукой. Нейт, глупый мальчишка, полез прямо на голову твари.

Дрейк должен спасти его.

Он вскинул голову, дико озираясь по сторонам; полумгла не давала подсказок – только всюду, от горизонта до горизонта, как ни поверни голову, тянулась какая-то огромная лужа, слишком мелкая даже для болота. В центре было что-то вроде зеркала или скопления воды. Всюду лежали или возвышались тёмно-коричневые остовы исполинских растений, в которых Дрейк узнал древовидный камыш. Он смутно подумал: «Где я», потом – «Это Лакос, но почему я здесь?», а вслух позвал Нейта.

Проклятый дурной мальчишка. Опять встрял в какую-то беду, а Дрейк его должен спасать. Ладно, не первый раз, и ему будет не хватать его, когда Нейта заберут в Ирай и разделят их навсегда.

– Нейт.

Дрейк кричал так громко, что его снова затошнило. Он заставил себя выпрямиться.

– Тихо.

Дрейк едва не ударил говорившего, резко повернувшись всем корпусом. Леони стояла, сложив руки на груди; она выглядела странно, растерянно. Дрейк не сразу понял, что ещё в ней изменилось: лицо, у неё почему-то был только один глаз, вместо второго – нашлёпка импланта.

– Где мы?

Голос звучал так хрипло, словно Дрейку частично вырезали голосовые связки.

– Обрыв трёшек? Эта штука сдохла? Где Нейт?

– Ну… Долгая история. Ладно, пойдём к остальным, только ты не слишком шуми.

Дрейк непонимающе вытаращился на Леони, но подчинился всё с тем же странным ощущением, что на самом деле он где-то на дне шахт Табулы и умирает от отравления угарным газом или сероводородом. Воняло здесь вполне подходяще – гниющая древесина, торф, стоячая жижа.

Дрейк пошёл за ней: чуть поодаль стояла Кислотная Бабка и какой-то раптор незнакомой модели, слишком широкий и громоздкий, чтобы быть эффективным в охоте. Этот второй заставил Дрейка нахмуриться: ничего подобного ему не попадалось.

– Леони, что случилось?

Та обернулась. В странном полумраке её лицо казалось тёмно-серым, оттенка этих мёртвых камышей или плещущейся под ногами грязи.

– Много, Дрейк. Очень много всего.

Он промолчал с обычной сдержанностью, но всё-таки вырвалось:

– Где Нейт, он жив?

Леони посмотрела ещё более странным взглядом: словно сдерживала смех, или слёзы, или то и другое вместе. По спине пробежали ледяные мурашки. Дрейк нахмурился, тяжело выдохнул. Тошнота вернулась, но где-то на уровне груди, и одновременно было тяжело дышать. Руки слегка дрожали, несмотря на прохладу, по лбу пробежала капля пота.

– Нейт.

«Я здесь».

Дрейк остановился. Леони продолжала идти, а он отстал на шаг, на два, направился на источник голоса, но понял, что тот как будто рассеян по всей топи, по останкам погибшего десятки лет назад Лакоса, судя по окаменевшим остовам древовидного камыша.