Текст книги "Ужасное сияние (СИ)"

Автор книги: Мэй Платт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

– Мы призваны защищать людей. Чем дикари хуже?

Леони выставила ладони вперёд.

– Я не спорю. Но мальчишку сам предъявишь, раз уж так за задницу укусило. Ещё не факт, что он выживет, кстати.

– Выживет, – хмуро откликнулся Дрейк. Он не признался бы вслух, но был рад уже тому, что они возвращаются, покидают этот проеденный ржавчиной и прогнивший до последнего камня город-остов с его остатками древних домов, вспученным асфальтом и ржавыми кишками труб. Дрейк заметил, как Леони подхватила что-то с серой, заляпанной грязью плиты – то ли одну из обугленных книжек, то ли куклу. Но промолчал.

В рапторе-механизме хватало места только на одного, но Дрейк сумел разместить и странного «пассажира», благо тощий подросток места почти не занимал, скрючился снова в позе зародыша, тяжело дышал и пару раз глухо простонал во сне. Дрейк задерживал механизм, вливал ему ещё смеси в рот, наблюдая за подёргивающимся светлым кадыком – даже на шее мелькала пара веснушек, не говоря уж о носе и щеках. Внешность у парня была необычная.

Пока ехали, пришла мысль: показать его медикам. Всех «необычных» проверяли в первую очередь, разве он сам, в конце концов, не был альбиносом?

Дрейк не стал делиться идеей с Леони. Та снова обогнала его на своей Кислотной Бабке, но теперь смутные догадки оформились во вполне подходящий план. Который мог даже сработать, если мальчишка доживёт до части, до медиков, если его редкое дыхание не остановится, а тёплая кожа не станет холодной. Дрейк вколол своей «находке» два стимулятора, и на всякий случай – регенерант, хотя внешних повреждений не заметил. Парень всё никак не просыпался, но вроде и умирать передумал.

Всё будет хорошо, говорил Дрейк. Он не ловил себя на том, что обещает это найденному в мёртвом городе бедолаге. Микрофон с дополненной реальностью монитора фиксировал речь, а Дрейк морщился: да что такого? Помочь человеку – разве это не святая обязанность раптора?

Спустя примерно сутки они миновали большой разрыв – однообразную равнину, поросшую неизбежной ряской. Аладова трава вспыхивала ярко-желтоватым всё чаще, указывая на постоянное размещение рапторов. Дикари, некстати вспомнил Дрейк, считают траву плохим знамением. Ерунда, конечно.

Когда они въехали в лагерь, Дрейк спешился вслед за Леони и решительно направился в корпус медиков со своей лохматой рыжеволосой добычей на плече.

Глава 4

– Доктор Таннер?

Голос заставил слегка передёрнуть плечами, но не отвлечься от зрелища: в автоклаве шевелилась масса, похожая то ли на морскую губку, то ли на начавшую распадаться опухоль. Раствор изначально был прозрачным, но преломление зелёного света и красно-коричневой основы сделало всё вместе тёмно-болотным. Свет прорывался и словно бы отрезал куски неравномерно разрастающегося мяса.

– Доктор…

Эшворт Таннер спрятал руки в карманы сине-белой униформы. Ему доводилось переживать не лучшие времена, и до сих пор, почти двадцать лет спустя, осталась напряжённая настороженность: кто здесь? Враги. Опасно. Его «плохие времена» продлились не так уж долго, всего пару лет, да и «плохими» они могли считаться лишь по меркам идеального «благословенного города», но даже полевые выезды с рапторами и охота на «живые» сигнатуры не оставили столько шрамов, как отвержение едва закончившего Академию учёного. Он, вероятно, первым в Интакте и Объединённых Полисах Ме-Лем предложил изучать аладов не как чудовищ, не только уничтожать их, но и попытаться понять, использовать, сделать с ними что-то. Тупицы из Академии оказались сродни разбегающимся от огня тараканам. Если бы не случай…

«Нет, не случай».

Таннер стал, если угодно, избранным, но он заслужил это. Возможно, он не самый первый, кто заинтересовался аладами, но у него получилось продвинуться дальше других.

Мальчишка Сорен Рац считал иначе, но он мог поцеловать костлявый зад Эшворта Таннера.

Эта лаборатория на Лазуритовом уровне – выше только Башня Анзе, – его собственность, его вотчина, он добился такой власти с нуля, заслужил, никто не может ему здесь угрожать. И обращался к нему сейчас всего лишь Вереш, Патрик Вереш, его аспирант и помощник. Вереш был лет на пять младше Таннера, но оставался лишь чуть более, чем просто исполнителем, одним из тех, кого можно заменить дронами и ботами. Зато Вереш не боялся фрактальных сигнатур, хотя и упорно называл их аладами. Но, может, у него кто-то из родственников в рапторах – а те, в свою очередь, нахватались от дикарей. Работал Вереш послушно, порой даже подавал неплохие идеи – например, посоветовал добавить в раствор больше питательных веществ на основе чистой глюкозы. Это сработало не совсем так, как предполагалось: стабильность культур клеток не улучшилась, но и дохнуть они стали как будто медленнее.

Может, предложит что-то ещё.

– Я вас слушаю, Патрик.

Таннер посмотрел на помощника чуть искоса и одновременно свысока. Рассеянный свет ламп, отражавшийся от глянцевых бело-синих стен лаборатории, не украсил бы ничью внешность, но Вереш и без этого часто выглядел больным и несчастным, а может быть, уставшим. Он был среднего роста и комплекции, но постоянно сутулился, лицо было смуглое, но какое-то выцветшее, и невыразительные карие глаза. Иногда в докторе Таннере даже просыпалась совесть: может, думал он, это моя вина, что Вереш так скверно выглядит? Но подобные мысли быстро гасли.

– Ваш агент из рапторов сообщила, что они так и не нашли нужного вам человека. Она пыталась связаться с вами, но ваш личный комм не отвечал.

Таннер вздохнул.

«Агент» однажды сопровождала его на охоте… вернее, именно она помогла добыть первую сигнатуру для дальнейших исследований. И так и не узнала, что если бы ничего не получилось, если бы заготовленная доктором Таннером культура не стабилизировала алада, то они оба превратились бы в груду ошмётков. Впрочем, сработало же. И Таннер до сих пор поддерживал с ней связь. Не потому, что «агент» интересовалась наукой – просто он умел общаться с простыми людьми, вроде тех же рапторов; не то, что этот малолетний идиот Рац, который только и знает, что свои эксперименты проводить. Из-за него, между прочим, и из-за его безумных опытов вот эти облавы сейчас и понадобились.

Но благодаря этому идиоту Таннер может сейчас получить преимущество.

А ещё ему, Таннеру, доводилось своими глазами видеть Пологие Земли – он был одним из немногих учёных, кто рисковал выбираться за пределы безопасных куполов. И поэтому прекрасно понимал: очень непросто найти там того, кто достаточно умён, чтобы прятаться. Это тебе не вечно голодные энергосгустки-алады, которые сами лезут ко всему живому.

– Спасибо, Патрик. Я с ней свяжусь. У вас есть что-то по образцам?

– Нет, сэр, – Вереш покачал головой, его взгляд привычно скользнул куда-то влево и вбок, была у него малоприятная привычка избегать прямого зрительного контакта. – Все результаты примерно одинаковы. Образцы выживают по несколько недель, как правило, до восьми – как раз когда активно должна формироваться ЦНС. Если удалять нервную систему, как вы пробовали сначала, то можно дожать до двадцати и дальше, но…

– Я помню результаты, Патрик. Не нужно повторять.

Таннер сделал рукой отстраняющий жест, как будто в стерильной, сияющей лаборатории из пластика, металла и стекла завелась противная навозная муха, а он её отгонял.

– Вы говорили, что новая партия должна приспособиться, сэр. Что у них получится выжить дольше, – напомнил Патрик, и это внезапное проявление инициативы, такое редкое, последний раз случавшееся несколько лет назад, когда тот придумал модифицировать формулу раствора в автоклаве, заставило Эшворта Таннера снова дёрнуться. Будто помощник и подчинённый стал одним из тех обвинителей, которые загнали юного самонадеянного умника на самое дно Интакта.

«Чёрт».

– Это лишь временные неудачи. Мы на верном пути, у нас есть контролируемые образцы сигнатур, и «ужасный свет» вполне неплохо подчиняется. Вереш?

– Да, сэр?

– Вы хорошо себя чувствуете? – этот вопрос стоило задать раньше. Мешки под глазами у Патрика аж сползали по скулам, цвет лица был землистым. – Здоровы?

– Да, сэр.

Таннер покачал головой. Он не умел ни о ком заботиться, дожил до сорока одного года одиночкой. У Патрика, слышал Таннер, есть дочь, которую тот забрал из общего инкубатора и решил воспитывать лично. В Интакте такое редкость, люди не любят ответственности, слишком заняты собой, своей карьерой, предпочитают поручать воспитание детей интернатам. Может, с девочкой что-то случилось, поэтому Вереш уже не первый день такой странный.

Выяснять это не хотелось.

– Идите, Патрик. Отдохните, я ещё поработаю, надо кое-что проверить, а потом… – он недовольно поморщился, потому что «потом» означало: надо доложить тому, кто даёт средства на лабораторию, на все исследования, кто в принципе управляет городом – да и всем миром, если на то пошло. Мир считал его ИИ. Таннер знал, что это не совсем так.

Энси, Хозяин. Не совсем человек. Он когда-то лично вытащил Таннера со дна и теперь вполне логично требовал результатов.

– Сэр.

– Что ещё?

Патрик помялся, покачался взад-вперёд на каблуках мягких туфель. Он был одет в такую же бело-голубую униформу, и его смуглая кожа на фоне светлой обстановки лаборатории – стен, потолка, пультов с настройками и автоклавов – казалась негативом старого фильма из хранилища Подземного Интакта.

– Доктор Рац говорил…

«Что?» – руки Таннера сжали мягкую прорезиненную ткань карманов. Патрик сглотнул.

– Извините. Я столкнулся с ним в его отсеке лаборатории. Доктор Рац просил передать, чтобы вы потом к нему заглянули. Кажется, у него есть какие-то персональные новости. Для вас.

Доктор Таннер не любил вспоминать, что он не единственный привилегированный исследователь, что прямо перед носом, в той же лаборатории Лазуритового уровня, засел занозой в… в пальце сопляк, которого и специалистом-то назвать язык не поворачивался. Сопляка звали Сорен Рац, он был даже не из Интакта родом – из небольшого полиса-аппендикса Санави, где всегда выращивали одинаковых, как дроны, медиков. Они годились создавать разные вакцины, сыворотки, что-нибудь вроде анаболиков для усиления всё тех же рапторов, а чаще – антидепрессанты, ингибиторы обратного захвата серотонина и активаторы дофаминовых рецепторов для жителей полисов. Плюс какие-нибудь утилизаторы молочной кислоты, тау-белка и бета-амилоидов. Жители городов желали оставаться активными круглые сутки, мечтали о вечной молодости; пока удалось достичь среднего результата в сто тридцать лет. Конечно, статистику существенно портили пилоты-рапторы. Их в официальные отчёты не включали и старались заботиться о том, чтобы эти люди не образовывали тесных связей за пределами своего сообщества. Иначе могли появиться вопросы: куда деваются рапторы после пятидесяти-шестидесяти лет?

Собственно, этим и занимался Сорен Рац. И сидел бы он где-нибудь в своём Санави, в лучшем случае – парой уровней ниже, на Гранатовом или Яшмовом. Но Рац был вроде червяка или жука, что пролезет в любую щёлку.

Добрался он и до Лазуритовой лаборатории. Таннер предпочитал считать, что он где-то там, далеко, но по сути они делили пополам одно и то же квадратное здание. У обоих, Таннер точно это знал, было одинаковое количество подчинённых – в основном автоматика, но есть и помощники из плоти и крови. Обоим полагались одинаковые дотации.

Таннер не сомневался: Рац точно так же имеет доступ в Башню Анзе. Он спрашивал у Энси напрямую, но тот отвечал со своей обычной уклончивостью, не говорил ни да, ни нет. Итог всегда был один: «Вы занимаетесь совершенно разными направлениями. Сорен вам не более конкурент, Эшворт, чем генетики из Итума, выращивающие новые сорта винограда или культуры клеток мраморной говядины». Энси был формально прав, но мальчишка из Санави всё-таки вызывал ощущение, сходное с камнем в ботинке. Выходя из лаборатории – голосовая команда погасила мягкую неоновую подсветку стен и потолка, автоклавы остались мерцать внутренней зеленью, расщепляя печально-уступчивое мясо, – Таннер выругался. Система замешкалась, не распознав команду.

– Стандартный протокол, – проворчал он. Разделённый надвое квадрат превращается в прямоугольники. Его б воля – разрезал бы совсем пополам, как ножом – кусок сыра, но приходилось ограничиваться только статутом секретности. Несколькими этажами ниже работали другие, формально – подчинённые Таннера, но они не имели значения.

Коридор был серым, с не самой свежей побелкой на стенах. Кто-то нарисовал на этой побелке дурацкую рожу флуоресцирующей краской – студенты, что ли, автоматика камер и систем безопасности наверняка отследила, за нарушение – штраф и риск вылететь. Они ничего не ценят, эти мелкие идиоты, и Рац не лучше, хоть и добился признания.

Лучше бы он выращивал виноград. Смешивал сыворотки. Делал что угодно, только не приближался к аладам, пускай и с «другой стороны».

Физического разделения лабораторий не было, никаких непроницаемых стен и энергобарьеров. Нужно было просто пройти по короткому коридору и повернуть направо. Фотоэлементы реагировали на движение, и мягкий свет заботливо разливался сверху и снизу, пол расстилался светло-бежевой гладкостью, будто пытаясь успокоить Таннера.

Он скривился возле двери с кривой неоновой табличкой «Д. Рац. Исследователь». Всё та же услужливая автоматика считала его фигуру, отсканировала сетчатку и сообщила о визите хозяину.

– Добрый вечер, – Сорен Рац открыл очень быстро. Таннер посмотрел на него сверху вниз – в прямом смысле, тот был мелким, женоподобным, с очень гладкой кожей. – Хорошо, что вы пришли.

Улыбался Рац широко, как ребёнок. Яркие губы блестели, словно накрашенные помадой или каким-то специальным средством. На лоб упала прядь тёмно-русых волос, неожиданно светлых для его явно азиатского происхождения – из тех стран, что назывались Японией или Китаем. Сорен убрал её привычным движением, а Таннер с раздражением подумал о нарушении правил стерильности и банальной аккуратности. Кто вообще носит длинные волосы в лаборатории?

Его злость на «выскочку из Санави» не имела никакой подоплёки, кроме, может быть, ревности. Ну, и того факта, что это он, Сорен Рац, упустил существо, которое теперь объявлено в розыск по всем Пологим Землям – с почти ничтожным шансом поймать ценный образец.

Хотя это как раз тот случай, когда неприятности оборачиваются возможностями.

– Добрый, – буркнул Таннер. И вошёл – без приглашения. Лаборатории Раца конструктивно и по обстановке не отличались от его собственных: лаково-белые перегородки с внутренней подсветкой, светло-голубые вкрапления пультов и экранов, которые иногда гасли, превращаясь в тёмные пятна, но чаще показывали какую-нибудь биометрию. Держал Рац здесь и собственные автоклавы – точнее, клетки. Его «образцы» не нуждались в растворе на основе глюкозы.

Энси – тот, кто поместил их обоих в одинаковые лаборатории, обеспечив всем необходимым, но не дав приоритет никому их них, – наверняка делал ставки. Это существо, полагал Таннер, считает себя если не божеством, то около того. Хотя и не любит, когда ему пересказывают дикарские россказни про Инанну Владычицу Зари, парящий шатёр и её брата-служителя, что разделил с ней общее на двоих проклятие.

– Сорен, о чём вы хотели со мной говорить? – Таннер без спроса прошёл вглубь лаборатории. Личный кабинет Раца среагировал на тепловое излучение и открылся створками устрицы. – Давайте ближе к делу.

Он сел в бледно-бежевое кресло, обтянутое материалом, который напоминал настоящую кожу. Тоже без приглашения. Кабинет у Сорена был аккуратный: суккулент на подоконнике, где вместо окна показывал телеметрию и биометрию широкий встроенный монитор, письменный стол, несколько пультов для трёхмерного моделирования. Хотелось из любопытства ткнуть в один из них, но требовался пароль, фото сетчатки и так далее, да и не настолько Таннер интересовался работой соперника.

Это Рац его позвал, не наоборот.

– Спасибо, что пришли. Выпьете что-нибудь?

Маленькая фигурка Сорена появилась сзади, а потом как будто телепортировалась на своё место.

– Нет. Ближе к делу.

– Как скажете.

Сорен вызвал из стены плато бара. Судя по цвету, в квадратный стакан он налил апельсиновый сок.

– Ближе – так ближе. Он хочет, чтобы мы работали вместе.

Таннер вцепился в подлокотники кресла. Ногти скользнули по плотной искусственной коже, нервные рецепторы отозвались противной недо-болью, как если бы он царапнул железом по стеклу. Сорен закрыл лицо стаканом с рыжей жидкостью.

– Что? Кто… – Таннер тянул время. Коротко стриженные ногти не ломались, но царапать мёртвое кресло было неприятно.

– Вы знаете, кто. И знаете, о чём я.

Сорен убрал стакан от лица, поставил на стол, взялся за один из пультов. Посреди кабинета взметнулась картинка в трёхмерном изображении, на ней проявилась человеческая фигура в разрезе: пульсирующее сердце, нити сосудов, бороздчатая опухоль мозга.

– Почему он…

– Потому что он Хозяин. Энси. Ну, а если вы хотите менее трансцендентное объяснение, то он, вероятно, считает, что вместе мы добьёмся лучших результатов, чем по отдельности. Он держал нас на расстоянии и отдельно друг от друга, но хватит фарса. Я знаю, вы меня не любите. Можете продолжать в том же духе. Просто служите Интакту и Объединённым Полисам, доктор Таннер.

Тот едва не сплюнул на пол.

– И он хочет, чтобы мы пришли сегодня к нему вместе. Как добрые приятели, – зубы, мелкие, как у какого-то грызуна, блеснули в улыбке. – Вместе мы наконец-то поймаем Монстра, разберёмся, как использовать аладов, и поймём природу фрактальной мутации вместе с самими сигнатурами – всё, как мы оба мечтаем. Это же прекрасно – объединить свои усилия в едином порыве, разве нет?

Таннеру оставалось глубоко вдохнуть. Он представил, как вскакивает из кресла и сдавливает пальцами тонкую шею Сорена Раца, мальчишки из Санави, а тот таращится, прерывисто трепыхается, а потом затихает. Смазливая мордочка становится лупоглазой, лягушечьей, глаза лопаются и покрываются изнутри красной сеткой. Изо рта течёт кровь.

Видение отозвалось приятным теплом ниже живота, даже получилось улыбнуться.

– Что ж, тогда не будем терять времени, доктор Рац.

Он здесь был, понял Таннер. В хромированном лифте, ведущем к жилым апартаментам башни Анзе, они оба молчали, но по фигуре Сорена, выражению его лица, довольно спокойной расслабленности ощущалось: Энси приглашает его на аудиенцию не первый и не сотый раз.

Таннер отвернулся. Отполированные стены отразили его – человека, выглядящего немного старше, чем считалось приличным среди обитателей полисов. В частности – для благословенного и не знающего бед Интакта. Он был чуть выше среднего роста, худ и немного сутулился. И носил очки, потому что не хотел менять свои глаза операциями и имплантами.

А ещё он был далеко не единственным гением, кто служит Энси, внезапно понял Таннер, и злость поднялась тошнотой от желудка к горлу, кислыми остатками ланча – сэндвичей с яйцом и авокадо, красным перцем и вишнёвым чаем.

«Ревность»?

Глупо. Хозяин есть Хозяин. Объединённые Полисы знают его как лучший искусственный интеллект. В каждом городе есть собственный «истинный правитель» – номинальные мэры просто передают компьютерный двоичный код людям на языке людей. Энси немногим от них отличается, кроме…

«Кроме того, что он из плоти и крови».

«Кроме того, что он почти человек».

Ему казалось, что они уже тысячу раз проделывали вот такой ритуал, как то, что происходит сейчас.

Сорен выходит из лифта первым. Таннер почему-то держится позади и не обращает внимания на мраморную роскошь жилых уровней Анзе. Эти стены с картинами каких-то древних художников и настоящим камнем в облицовке пола, стен, потолка всегда выглядели странно. Пол – розовый с золотыми прожилками, стены – белые с зеленоватым рисунком патины. Древность, история. Вроде музея.

Таннер ни за что не согласился бы здесь жить, и он уверен, что Сорен сказал бы то же самое, если потребовать от него ответить начистоту.

«Я не ревную».

Это действительно глупо.

Последней преградой стала дверь из настоящей древесины – тоже очень старой, может, даже не из ГМО и не из древокамыша, а какой-то почти ископаемой, окаменелой. Башня Анзе – центр Интакта и действительно самое старое здание, пусть боты регулярно обновляют её, но прошлое сохраняется, словно геологические слои. Энси рассказывал когда-то Таннеру свою историю – не всю, только несколько обрывков, просто чтобы ответить на самые очевидные вопросы. Интересно, подумал Таннер, знает ли Сорен больше?

Да какая разница.

– Что-то случилось? – Сорен попытался смерить Таннера с головы до пят. Он был невысоким, даже субтильным, но сейчас умудрялся выглядеть старше и значительнее.

– Ничего. После вас, доктор Рац.

Тот пожал узкими костлявыми плечами и толкнул дверь.

Их ждал просторный зал со скругленными углами – большую стену занимал экран, на котором зелёными, синими, красными и фиолетовыми изометрическими фигурами появлялись полисы, вырастали, словно мутировавшие грибы. Как всегда – широкий диван, кресла, перед ними низкий прозрачный стол. На нём еда – сыр, фрукты, канапе с креветками и мясом омаров, настоящим, прямиком из города-моря Аквэя. Обязательно – конфеты и печенье. Таннер внезапно подумал, что это личные вкусы Хозяина-Энси – его остатки человечности, если угодно.

Несколько ботов. Один из них, похожий на шар с длинными ногами, подошёл и поклонился.

– Прошу ожидать.

– Мальмор любит, чтобы его ждали, – вполголоса сказал Сорен. Он плюхнулся в кресло и сразу же подцепил одновременно бокал с пурпурным напитком и квадрат сыра, похожий на их лабораторию в миниатюре.

– Мальмор?

– Вы не знаете его настоящего имени, доктор Таннер?

На самом деле он знал. Только никогда не осмеливался называть Энси так. Таннер сел в соседнее кресло, диван остался большим пробелом.

– Энди Мальмор. Он мне сам сказал, конечно.

Таннер отвернулся. Есть ему не хотелось, употреблять алкоголь – тем более. «Любит, чтобы ждали», – пожалуй, это было не лишено смысла, но на сей раз не пришлось слишком долго сидеть в напряжённой позе. В приёмном зале Анзе не было окон, случайная стена – правая от Таннера – открылась, чтобы пропустить Хозяина.

Когда-то давно, лет двадцать назад, Эшворт Таннер принял его за бывшего раптора – экс-охотника в увольнении, сильно раздавшегося вширь, ставшего тучным и малоподвижным, хотя и по-прежнему опасного, если дело дойдёт до настоящей драки. Чёрный с серебряными вставками костюм от горла до пят, руки закрыты перчатками, возраст трудно определить – примерно около сорока, тёмные волосы с заметной сединой, но лицо довольно молодое, не считая морщин вокруг глаз. Он носил очки, как и сам Таннер, заставляя заподозрить скорее привычку, чем необходимость, – если учитывать все обстоятельства.

– Добрый вечер. Прошу извинить за задержку, – Энси кивнул с обычным своим лишённым эмоций видом. – Рад, что вы пришли вместе. По правде, давно пора.

– Точно, – Сорен отправил в рот очередное печенье. – Ну, мы от вас ждём новых данных и правды, Энди Мальмор… кстати, вы называли своё имя доктору Таннеру?

И сделал глоток вина. Задушить Сорена хотелось ещё сильнее, чем когда-либо – парень только что не тряс голой задницей, выплясывал, кичась «тайными сведениями», да ещё и обнаглел настолько, что едва ли не «тыкал» Энси.

– Он знает, Сорен. Извините, доктор Таннер. Пожалуйста, не отвлекайтесь на меня, если не возникнет необходимости, – Энси покачал головой. Кресло скрипнуло, сиденье заметно прогнулось под его весом. Диван так и остался нетронутым, словно какая-то нейтральная территория, на которую никто не осмелился ступить. – У вас ведь есть новости, правда?

– Правда.

Энси сцепил пальцы в перчатках в замок.

– Я слушаю.

– Да, сэр, – Таннеру хотелось выпрямиться и докладывать. Двадцать лет назад его вытащили за шкирку из помойки. Невозмутимый толстяк оказался повелителем всего мира, всех полисов разом, да и пустошей Пологих Земель тоже, если не брать в расчёт дикарей. Энси совершенно не изменился за эти годы. К сожалению, Таннер знал истинную причину – вовсе не сыворотки «молодости» или косметологические ухищрения. – Я стабилизировал сигнатуры. Если не развивать в зародышах ЦНС, то они могут быть в первичной зиготной стадии сколь угодно долго.

«Кузнечики».

Рапторы называют зиготные формы кузнечиками. Он перенял это словечко, главное – не написать его в отчёте и не ляпнуть в официальном разговоре.

– Неплохо, – сказал Энси.

– «Стабилизировал»… и толку от маринованных аладов? – Сорен закинул ногу на ногу. – Таннер, вы ведь должны научиться управлять «дикими»?

«Сучонок».

Решил избавиться от конкурента, вот что он делает. Это осознание явилось новой удушливой и жаркой волной злости. Таннер сжал левой рукой правое запястье, машинально отсчитывая участившийся пульс.

– Технологию можно использовать в вооружении рапторов. Я уже готов предложить инженерам проект «ловушек». Они помогут охотникам: «кузнечиков» убивать проще, чем последующие стадии. На то они и фрактальные сигнатуры: быстро множат себя. Вы-то вряд ли с ними сталкивались, а я видел собственными глазами, доктор Рац.

– Очень хорошо, – Энси то ли делал вид, что игнорирует, то ли впрямь игнорировал малозначимую для общего дела деталь – а именно то, что оба его избранника чуть не вцепились друг другу в глотку. Возможно, ему было всё равно. – Доктор Рац?

– Контроль фрактальной мутации на живых объектах даёт отличные результаты. Возможно, даже не придётся использовать всякие там ловушки. Мы сумеем сделать самих рапторов «ловушками»: алады не сумеют причинить им вреда. Всего лишь небольшие изменения, и…

Таннер улыбнулся. Некоторые удары наносить приятно, как разрезать аппетитный стейк и вдыхать запах мясного сока.

– Но ваш лучший образец сбежал, почему бы вам не упомянуть об этом, Сорен? Тот самый, с которым у вас получилось. Покинул не только лабораторию, но и город, и затерялся где-то на Пологих Землях.

У Сорена в пальцах с хрустом сломалось печенье. Он повернулся к Таннеру и заморгал, длинные ресницы затрепетали, на миг почудилось: выступят слезы. Но Сорен засмеялся.

– Неужели вы полагаете, что Хозяин не в курсе?

– Образец уже ищут, Таннер, – подтвердил тот. – Вот поэтому вы должны будете теперь работать вместе. Опробуйте свои «ловушки» на материале доктора Раца. Проводите эксперименты не только на культурах клеток. Доктор Рац, я позволю себе всё же напомнить об осторожности и о том, что вы имеете дело не с клонированным материалом в чашке Петри. Ваши пациенты…

– Да, кстати. Мне удалось улучшить препарат, сдерживающий фрактальную мутацию, – Сорен уставился в упор на Энси. – Он уже прошёл испытания. Не хотите попробовать?

В голове Таннера словно щёлкнули детали механизма, подошедшие друг к другу и образовавшие функциональное устройство. Сорен не просто так вёл себя, как скандальный мальчишка, и демонстрировал свой норов безо всякого страха и почтения.

«Сучонок обскакал меня».

Сорен Рац недаром был родом из Санави – полиса, где большинство выбирает медицину первым направлением обучения, а уже потом добавляет что-то ещё, как нашивки поверх основного костюма.

Он принёс Энси лекарство.

– Позже, – на миг показалось, что тот глубоко вздохнул. – Я не являюсь приоритетом ваших исследований, доктор Рац. Да, вы оба обязаны открыть друг другу все протоколы, биометрию, статистические данные и всё остальное.

Энси сжал пальцы в замке плотнее, чем прежде, и тут же разомкнул. Таннер сделал вывод: боль сильнее, чем обычно. Вероятно, уже началась активная фаза.

– Полагаю, вы также помните обо всех предосторожностях. Уже пришлось отвлечь рапторов от прямых обязанностей из-за вашей ошибки, доктор Рац. По вашей вине погибли люди, не говоря уже о потере ценного материала. Вы знаете, чем это может закончиться.

Шпажка из розового хрусталя замерла в воздухе с куском сыра. Сорен напоминал сейчас трёхмерное изображение-голо, которое поставили на паузу, он даже не дышал. Лицо стало белым в прозелень, как будто под цвет униформы. Вместо торжества Таннер ощутил какую-то муть в диафрагме или желудке. Неуместный выброс кортизола. Страх.

– Я… понимаю, – сказал Сорен. – Отнеситесь к этому эпизоду как к полевым испытаниям образца, Энси.

– Моя агент как раз участвует в операции, – решился ввернуть Таннер.

– Леони Триш. Най-рисалдар Триш.

Конечно, этот «искусственный интеллект» – поэтому и называли его Хозяином, – помнил каждого. Даже номер протеза раптора Леони Триш, не говоря уже о том, что она сейчас где-то в Пологих Землях пытается отыскать пресловутого беглеца.

– Пока нет результатов, но это не критично. Работайте. Объединяйте усилия. Ваши предшественники создали рапторов – выявили людей, которые способны чувствовать аладов, – Энси называл «фрактальные сигнатуры» словом из лексикона охотников и дикарей, и оно звучало уместно. – Они тоже поначалу воспринимали друг друга соперниками. Однако позже поняли: во вражде нет смысла. Вы же помните, что говорят о катастрофе детям в школах?

– Что Ме-Лем Компани спасла мир, – заискивающе заморгал Сорен.

– Полисы помогли человечеству выжить? – Таннер пожал плечами.

– Не только. Я имею в виду, что катастрофа остановила войны между людьми, битвы за власть и большую часть конфликтов. Возможно, всё могло бы закончиться намного хуже, если бы не алады. Помните это.

Энси с усилием поднялся, давая понять, что аудиенция окончена. На мгновение его лицо почти неузнаваемо исказилось. Светлые глаза стали чёрными из-за расширенных зрачков. Парасимпатические волокна почти отключились – обычная биологическая реакция на сильную боль.

– Вы оба можете приходить в любое время по мере необходимости. Предупредите по комму.

– Да, сэр, – откликнулись они дуэтом.

Снаружи, в лифте, Сорен сказал, глядя в потолок, похожий на седое запотевшее зеркало:

– Что ж, придётся подружиться.

Таннер снова представил свои пальцы на горле смазливого крысёныша.

– Думаю, у нас получится, – кивнул он.