Текст книги "Диагноз: Любовь"
Автор книги: Мегги Леффлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)
– Значит, поездка на эти выходные будет как раз кстати. – Эд взглянул на Алисию, словно ожидая подтверждения.
– Она еще не знает, – пояснила Алисия. – Слушай, я, наверное, тоже возьму пива.
– Чего не знаю? – Я перевела взгляд на них, но в этот момент Алисия протянула к Эду руки, будто он должен был что-то ей бросить – пиво или спасательный канат. В мою сторону они не смотрели.
– Вы же в пятницу летите в Нидерланды, – сообщил Эд, доставая из холодильника бутылку «Сэм Адамс». Открыв ее и передав Алисии, он добавил: – Она уже заказала билеты.
– Как насчет тебя, Холли? – поинтересовалась Алисия, глотнув пива и закашлявшись.
– О чем он говорит?
– Я кое-что выяснила. Там сейчас живут мои тетя и кузина, – ответила Алисия.
– В Нидерландах? – недоверчиво повторила я. Для меня это звучало, как «возле реки Стикс». Слишком неестественно и слишком далеко, особенно если учесть, что я работаю здесь.
– Амстердам – интересный город, – заметил Эд.
– Да ладно, Холли. Разве ты не хочешь попутешествовать на уик-энд? Отдохнуть от этого мрачного места? – спросила Алисия.
– Мне тут нравится. Тут все такое древнее… – начала я, вдохнув пыльный воздух. – И очень по-английски, – добавила я, закашлявшись.
– Отправляйся. Выберись из Винчестера. Глотни свежего воздуха, – посоветовал Эд.
Я начала от него уставать. От них обоих, если честно. Почему бы ей не съездить в Нидерланды с Эдом, раз уж им так нравится то место?
– И когда ты планируешь отправляться? – спросила я, запуская пальцы в волосы. Пальцы тут же запутались – по всей вероятности, мне никогда не избавиться от постоянных проблем с прической.
– Пятница? – предположила Алисия.
– Через три дня? Я не могу, – сказала я, вызволяя пальцы из сбившихся волос. – Мне нужно работать.
– По расписанию не должна, – возразил Эд и вдруг спросил: – Эй, все знают Железную Марианн?
– Сестру Марианн, – произнес тихий высокомерный голос за моей спиной. Я повернулась и увидела Марианн, бледную настолько, что ее кожа казалась прозрачной, словно она только что встала из гроба. Закрывая холодильник, я скользнула взглядом по фотографии, на которой более юная Марианн казалась по-настоящему счастливой. Жуткая это вещь – диета, подумала я. Похоже, она утратила свое чувство юмора вместе с лишними килограммами. А может, было чересчур много эпизодов с подаванием чая или успокоительного.
– Сестра Марианн, – повторила Алисия. – Восхитительно! Я никогда раньше не видела, чтобы такие молодые особы давали обет безбрачия.
– Я сиделка. Нас здесь называют «сестрами».
– О! – Алисия развернулась на своем стуле и пожала плечами, моментально перестав находить собеседницу восхитительной.
– Спасибо за сегодняшнюю помощь. – Я с благодарностью посмотрела на Марианн.
Она выглядела такой обескураженной, словно никто и никогда раньше не благодарил ее.
– У меня ведь не было выбора, не так ли?
– Ну… ты… у всех есть… – Я так смутилась, что не могла ответить на вопрос. Выбора не было у мистера Тимонса. Он не мог отказаться от рака кишечника. По большому счету он не мог отказаться и от нашей помощи. В итоге получил и то, и другое.
– Тебя к телефону, Холли, – сказала Марианн.
– А тут есть телефон? – удивилась я и услышала, как Эд фыркнул в свое пиво.
– Внизу. В холле, – объяснил он.
Я выскочила из кухни и побежала к телефону, размышляя на ходу, не случилось ли еще что-нибудь с мистером Тимонсом. Он вытащил трубку? Его жена передумала и хочет, чтобы мы позволили ему тихо покинуть этот мир? Пожалуйста, пожалуйста, отпустите его!
Но это оказался Бен, который сообщил, что отец дал ему номер больницы, а оттуда его переключили на номер общежития.
– Все в порядке? – спросила я. Если уж он позвонил, то наверняка случилось что-то жизненно важное и непредвиденное. Бабушка снова упала и сломала бедро? Папа устроил короткое замыкание?
– Алисия исчезла.
Ну конечно, можно было бы и догадаться. До сих пор, наблюдая за Алисией, которая сидела в кухне, я ни минуты не сомневалась, что она, кроме меня, никого не беспокоит.
– О да, я знаю.
– То есть… как это ты знаешь?
– Она здесь, – холодно произнесла я, поскольку ее смех снова начал ввинчиваться в мои барабанные перепонки. Я закатила глаза.
– Алисия? – удивленно спросил Бен. – Она в Европе?
– А куда, по-твоему, она должна была податься?
– Я решил, что Алисия вернулась в Нью-Йорк. Она оставила записку: «Я отправляюсь проведать семью, это займет несколько дней. Позвоню тебе, когда все успокоится». А она, оказывается, там?..
– Ей вдруг захотелось повидаться с давно потерянными тетей и кузиной, которые живут в Нидерландах. И хочет, чтобы я ей в этом помогла.
– Хочет, чтобы ты помогла найти их? – Бен неожиданно перешел на крик: – Они живут в Лондоне! Она переписывается с кузиной уже десять лет!
– Так какого черта она прицепилась ко мне? – грустно спросила я. – Чего ей от меня нужно?
– Я вообще не понимаю, что, черт возьми, происходит, – продолжал вопить мой брат. – И как долго она будет мстить мне из-за маленького кусочка фрукта?
– А может, апельсин тут ни при чем?
– Это был клементин!
– Может, он все равно ни при чем?
– Черт, если уж она собирается стать моей женой, ей нужно прекратить сбегать каждый раз, когда ей становится грустно.
Эти слова Бен произнес почти так же, как говорил мой отец, – диктаторским тоном отдавая приказы, которые призывали во всем подчиняться ему. Я впервые задумалась над тем, почему же мама уехала, – из-за того, что хотела стать врачом, или из-за того, что от нее требовали беспрекословного подчинения, к чему она вовсе не была готова?
– Слушай, тут кое-что случилось после твоего отъезда, – сообщил Бен.
Я представила, как мой отец возвращается из «Хоум дипоу»[17]17
Компания, владеющая сетью магазинов-складов по продаже строительных и отделочных материалов для дома.
[Закрыть] в забитой купленными запасами, в основном новыми стальными трубами, машине и как одна из них пробивает подголовник его кресла и вонзается ему в шею, когда он тормозит на желтый свет.
– Я был отозван, – сказал Бен.
– Кем? – спросила я, все еще пребывая в невеселых мыслях по поводу своего сиротства. Оба родителя за два года. Господи…
– Богом.
– Что? – не поняла я.
– Бог говорил со мной, – произнес Бен со смешком, который я не распознала, потому что он звучал наполовину мечтательно, наполовину серьезно. – Я больше не хочу становиться священником.
– Ты был отозван? – До меня наконец дошло, о чем говорит мой брат. – Тебя не могли отозвать!
– Я сидел в библиотеке, читал газету и вдруг… – Бен захихикал, на этот раз неуверенно. – Внезапно я понял… Это так сложно объяснить… Я не знаю, как описать это чувство. Я как будто проснулся и понял, что занимаюсь не своим делом. Я никогда раньше не чувствовал такой сильной связи с Богом… Разве что в первый раз, когда осознал свое призвание.
– Бен, неужели ты не видишь, что происходит? Ты просто расстроился из-за того, что Алисия сбежала. Ты в депрессии из-за маминой смерти и до сих пор не оправился. Не стоит только из-за этого бросать семинарию! – Мой выговор получился гораздо более злым, чем я хотела.
– Это ты была в депрессии после маминой смерти, – возразил Бен. – Это ты до сих пор не можешь смириться с ней. Я имею в виду, ты даже не… – Он внезапно замолчал.
– Я даже не… Что?.. – спросила я.
Я даже не поехала домой после той аварии. Я осталась заканчивать работу, хотя меня могли бы и заменить. Меня не было рядом с мамой, когда она умерла, потому что я не верила, что она может умереть. Я была так же наивна, как миссис Тимонс, и думала, что смогу удержать близкого человека одной только любовью. Я ни минуты не сомневалась, что присутствие моего отца обеспечит самый лучший уход за ней. Он же все-таки ортопед, а у мамы были сломаны кости. Я просто не понимала, что от количества врачей, находящихся в палате, ничего не зависит. Смерть все равно найдет дорогу к пациенту.
– Забудь, – сказал Бен.
– О чем забыть? – Я внутренне радовалась, что он не стал продолжать. Слишком больно было бы услышать, что я оставила маму именно тогда, когда она больше всего во мне нуждалась.
– Слушай, Холли, мне необходимо бросить семинарию, – настойчиво произнес Бен после небольшой паузы. – Я сейчас немного растерян.
– А как же твое призвание? – спросила я. – Как насчет духовной ответственности? Тебе повезло, ты смог общаться с Богом. А теперь ты собираешься…
– Открыть это другим людям? Извини, я не могу, – ответил он.
По какой-то причине я очень хотела, чтобы мой брат верил в Бога, Иисуса и чудеса. Я хотела, чтобы он верил за нас обоих. Мне казалось, что если он потеряет свое призвание, то, скорее всего, это произойдет и со мной.
– Ты говорил с отцом?
– Да, я сказал ему. Он, кажется, обрадовался и решил, что у меня теперь будет много свободного времени, чтобы помогать ему ремонтировать дом. Папа уже забыл, как просил меня во имя человеколюбия никогда не заниматься ремонтом. Помнишь, как я устанавливал заднюю дверь? – Бен хихикнул.
– А бабушка?
– Спросила, не могу ли я хотя бы получить доктора философии, а потом уже уходить. Когда я ответил, что не могу, она предупредила, что я на пути к превращению в ничто.
Согласно взглядам Евы, превращение в ничто было самым страшным, что только могло произойти с человеком, если не считать ареста. Превращение в ничто грозило безынициативным, глупым людям, обычно «шалопаям», которые не уделяют времени учебе, считая, что после старшей школы в жизни ничего интересного не случится. Как представитель среднего класса, я сама унаследовала этот страх превратиться в ничто.
– И что ты собираешься делать? – поинтересовалась я.
– Черт, я не знаю. Я даже не знаю, собираюсь ли я жениться. Возможно, я превращусь в ничто. Возможно, я уже ничто. Я странно себя чувствую. Я раньше никогда ничего не бросал.
– Ага, значит, скоро ты займешься самобичеванием, – произнесла я надломленным голосом, потому что с кухни донесся очередной взрыв смеха, ввинтившись болью в мой висок. Да что ж там такого смешного?
– Могу я с ней поговорить? – спросил Бен. – Она там? Она хочет со мной поговорить?
Судя по звукам из кухни, Алисия хотела проснуться и позавтракать вместе с Эдом Клеменсом.
– Ну… да. Она… Я позову ее, – сказала я. – Эй, помнишь Эдвина Клеменса из класса миссис Сэндлер?
– Кого?
– Того мальчика, с которым я сидела? Он пришел в конце года и уехал три месяца спустя. А миссис Сэндлер плакала, потому что он был ее любимчиком и…
– Я помню миссис Сэндлер, – перебил меня Бен, – но я не помню, чтобы она плакала.
– Ты не помнишь Эда? – спросила я. – Он был очень популярен.
– В третьем классе? Тогда никто не был популярен, Холли.
– Другие дети дарили ему шарики на Праздник воздушных шаров.
– Ой, подожди, тот парень… Он наступил на мою матчбокс[18]18
Фирменное название детских миниатюрных игрушек – автомобилей, самолетов.
[Закрыть]! В жизни не забуду! Я на каникулах играл с моими машинками, и мама всегда предупреждала, что я могу их потерять. А этот мальчик-с-шариками полез смотреть мою коллекцию и наступил на красный «корвет». Он его просто раздавил. Без причины! Мы с ним даже не разговаривали.
– А ты уверен, что это был не Николас Озлевски?
– Нет, это был не бедный Николас. Это определенно был новенький, которого все любили.
– Так вот, он здесь.
– Кто?
– Эд. Мальчик-с-шариками. Он живет в моем общежитии, которое здесь называют квартирой.
– И что он там делает?
– Работает в том же госпитале, что и я, – сказала я.
– Довольно странно. И он все такой же придурок?
– Ну, пока еще рано судить, – ответила я.
Вернувшись в кухню, я увидела, что Марианн злобно чистит морковку, Алисия, откинув голову, хохочет так неистово, что ей вполне было бы по силам в одиночку озвучить аудиторию комедийного шоу.
Эд рассказывал:
– Микки красовался на упаковках сухих завтраков, когда ему было около сорока лет. Последнее, что я о нем слышал, это то, что он умер, поедая кукурузные шарики и запивая их кока-колой.
– Это Бен, – сообщила я Алисии.
– Здесь? – спросила она, вся подобравшись. Ее глаза широко распахнулись, и она даже оглянулась, словно боялась, что Бен мог внезапно появиться в кухне.
– Звонит, – коротко произнесла я. Это прозвучало как приказ.
– Он злится?
– Поговори с ним и узнаешь. – Я смотрела ей в глаза до тех пор, пока она не сползла со стула и не вышла из кухни. Я чувствовала себя мистером Денверсом, который одним взглядом мог заставить человека повиноваться.
– Что за Бен? – поинтересовался Эд, когда Алисия покинула кухню.
– Мой брат-близнец. Ее жених. Тот мальчик, что наелся пластилина.
Эд обескураженно заморгал, но не решился прокомментировать услышанное.
– Я думаю, ты не обидишься. Я стащил немного твоего «американского салата». – Эд жестом указал на пакет. – Я люблю нарезанные кем-то овощи.
– Может, дать тебе тарелку?
Эд тыкал вилкой в листья латука, и я подумала, что если он не будет аккуратен, то может проколоть себе руку. Я уже представляла, как буду накладывать швы.
– О нет, есть из пакета – это самое интересное. Я чувствую себя астронавтом, – ответил Эд, улыбаясь и хрустя кусочком сельдерея.
– Правда? – Я поставила на место вынутую тарелку и с любопытством посмотрела на него. – А помнишь астропакс?
– Астропакс? – повторил он. Я смотрела, как его брови из нахмуренного зигзага превращаются в арку понимания. Эд поднял вверх палец и воскликнул: – Астропакс! Конечно! Как давно я не слышал этого слова!
Мы оба рассмеялись. Поскольку Марианн даже не подняла головы от своей морковки, я объяснила, обращаясь к ее затылку, что в начальной школе Мисти Крик астропакс временно заменил картонные упаковки для молока, и молоко начали продавать в тонких пластиковых мешочках.
Эд улыбнулся, заправляя непокорную прядь волос за ухо.
– Я любил астропакс. Соломинку нужно было вставлять только справа, чтобы пакет не порвался. Знаете, как обычно делают в космических «шаттлах».
– Мне все эти ухищрения казались глупыми, – сказала я, копаясь в буфете в поисках хоть чего-то, что могло быть куплено мною вчера. – Мы же не были в невесомости. Мы были обыкновенными детьми, подвластными гравитации, так с какой стати нам нужно было тянуть напиток через соломинку из их пакетика? Я мучилась от жажды весь третий класс.
– А я, наоборот, расстроился, когда они вернули картонную упаковку. Я знал, что ничего особенного не пропущу, уехав из Мэриленда.
– О, ты многое пропустил, – возразила я, думая о долгих годах с праздниками воздушных шариков, об открытых уроках и о том, как мы разучивали в музыкальном классе «Отдай свою маленькую любовь».
– Правда? – Эд уставился на меня с таким вниманием, что я поспешила отвести глаза – сначала от его взгляда, а потом от взгляда Алисии, которая уже закончила разговаривать с Беном и снова появилась в дверях. Я схватила первый предмет, попавшийся мне под руку, – это оказался пятифунтовый пакет с подсолнечными семечками. Похоже, они достанутся мне на обед.
– Ну, вы двое еще можете все наверстать, – заявила Алисия, скрестив руки на груди и переводя взгляд с меня на Эда и обратно. – Вы же понимаете, что это значит? Повторная встреча через столько лет? Это судьба.
Эд только хохотнул и ответил:
– Не знаю, о чем ты.
А я почувствовала, как мое лицо становится пунцовым, на этот раз от смущения. (Если Бен располагал как минимум четырьмя разными видами смеха, то у меня было несколько оттенков замешательства, когда кровь приливала к лицу.)
– Что сегодня на ужин, Марианн? Листик латука и одна горошинка? – спросил Эд, стараясь сменить тему.
– Отвали, Эд! – ответила Марианн, с усилием скребанув ножом. Раковина уже наполнилась морковью, ее было так много, что эту массу можно было бы отправить на конвейер для изготовления «американского салата».
– Ну что ж, последую совету. У меня еще есть дела. – Эд пожал плечами и, снова отсалютовав бутылкой, вышел из кухни.
– Спасибо за пиво! – крикнула ему вслед Алисия.
Мне было интересно, какие дела он имел в виду. Чем он занимается в своей комнате? Куда уходит каждую ночь?
Внезапно заметив, что Алисия наблюдает за мной, я поспешила ответить ей испепеляющим взглядом.
– Что?.. – спросила она.
– Сама знаешь что, – резко бросила я, а когда Алисия сделала вид, что не понимает меня, добавила: – Судьба?
– Холли, перестань. Он классный. И не притворяйся, будто ты этого не видишь. А как ты думаешь, Марианн? – Алисия отвернулась от меня, задавая свой вопрос Марианн. В ее цепком взгляде и нетерпеливом выражении лица было что-то такое, что давало понять, как она скучает по микрофону. Марианн же, напротив, выглядела спокойной, словно и не стояла возле раковины, слушая предыдущий разговор и очищая морковки до толщины карандаша.
– Простите?
– Ты считаешь Эда привлекательным? – Алисия решила сформулировать вопрос более четко.
– О нет. Думаю, он скорее… Он… – Марианн запиналась на каждом слове, и я подумала, что, наверное, она представила Эда обнаженным. Лицо девушки залилось краской. Приятно было заметить, что она живая.
– Санитар? – спросила я.
– Разведен, – наконец выдавила она.
– Разведен? Правда? – На миг мне стало грустно, поскольку в третьем классе мы не знали, как могут обернуться некоторые вещи: что мама умрет и что Эд разведется, не дотянув до тридцати. Наверное, хорошо, что мы этого не знали.
– И он бросил свою невесту у алтаря незадолго до того, как приехал сюда. Она все еще звонит каждый вечер, умоляет его вернуться домой. А он типичный сторонник единобрачия, – с придыханием произнесла Марианн, и ее бледно-голубые глаза стали настолько большими и испуганными, словно мы должны были тут же закрыть дверь и подпереть ее спинкой стула.
– А теперь прошу прощения, – сказала она и вышла из кухни, неся тарелку с салатом поверх стакана с водой.
Когда дверь за Марианн закрылась, я сменила подсолнечные семечки на фусилли[19]19
Спагетти, закрученные спиральками.
[Закрыть], затем наполнила кастрюлю водой и, поставив ее на плиту, включила газ.
– Так что сказал Бен?
Алисия внезапно выпрямилась. Похоже, мой вопрос ее возмутил.
– Честно говоря, я думаю, что это не твое дело.
– Да неужели? Тогда хотя бы объясни, что тебе от меня надо. Или это тоже не мое дело? – Став вполоборота, я приготовилась выслушать ее. На плите трещало и шипело.
– Я тебе никогда не нравилась, – сказала Алисия, сменив тон репортера горячих новостей на более человеческий. Однако ощущение присутствия на съемке никуда не исчезло.
Я вспомнила свой разговор с мамой, когда советовалась, как вести себя с пациентами, если они мне не нравятся. «А тебе и не должны все нравиться. Просто обращайся с ними так же, как с остальными», – посоветовала она тогда.
– Я не испытываю к тебе неприязни, – спокойно произнесла я.
– Ты никогда не отвечала на мои звонки, – упрекнула Алисия. – Мне приходилось оставлять тебе сообщения на автоответчике.
– Я попросила Бена передать тебе, что в тот день я была занята.
Лицо Алисии снова приняло выражение разочарованного в жизни человека.
– Он говорил, что ты любишь ходить по магазинам.
– Люблю, но… – Мне хотелось добавить: «Не с тобой». – Он сказал, что ты собиралась сделать передачу «Как не нужно одеваться» со мной в качестве главной героини. Я несколько недель боялась, что за мной шпионят со скрытой камерой и в любой момент могут показать по национальному телевидению.
Мое признание заставило Алисию рассмеяться, поэтому я решила не говорить, что могла ходить по магазинам только с мамой. К тому же у меня не было желания слышать ее смех по этому поводу.
– Ты забыла, как отправилась с нами в суши-бар в жутких синеватых штанах с ремешком и мешковатой футболке, которая прятала твою фигуру, – усмехнувшись, напомнила Алисия.
– Это моя спецодежда! Я же только что вышла из госпиталя!
Алисия сделала вид, что мне лучше знать.
– Слушай, – продолжила она после паузы. – По-твоему, я многих знала в Питтсбурге? Я приехала туда из Нью-Йорка вместе с твоим братом, а все мои друзья остались там. Я просто хотела найти подругу.
Прежде чем я поняла, что говорю, я выпалила:
– Я видела, чем ты занималась с Беном на похоронах моей матери!
Алисия казалась сбитой с толку, словно не понимала, о чем речь: Я была на похоронах?
– У задней стены дома… – выдавила я.
– Я только хотела успокоить его, – ответила Алисия.
– А выглядело это совсем иначе.
– Откуда тебе знать? – Она улыбнулась, не скрывая иронии, и я на миг ужаснулась, подумав, что Бен мог сказать ей о том, что в свои тридцать я умудрилась сохранить девственность. Ну что, Холли, какого цвета унижение?
Но Алисия, наверное, решила, что нас слишком занесло, и быстро сменила тему.
– Холли, перестань. Постарайся забыть. Мне нужна твоя помощь.
– В чем? – спросила я. – И что за ерунда с Нидерландами? Бен сказал, что твоя тетя и кузина живут в Лондоне, что ты с ними переписываешься уже несколько лет.
– Они переехали из Англии в Голландию около девяти месяцев назад. Если верить Ди, их подтолкнула на это «сила» Роксаны.
– Что еще за «сила»?
– Это хит ясновидения Роксаны. Узнаешь, когда увидишь ее. Она называет себя «энергетическим сосудом». Если захочешь, она расскажет тебе про цвет, который ты излучаешь. – Алисия пронзительно посмотрела на меня.
Я видела, что она пытается сыграть на моей странной вере в то, что звезда «Ушедших» сказал правду. Но Джошуа Питер был во многом не прав, за вычетом буквы «V». Бен не женился. А лучшая подруга мамы не умирает от печеночной недостаточности.
– Нет, спасибо, – после паузы ответила я.
– Я не могу ехать одна. – Алисия упрямо сжала губы.
– Ты уже большая девочка.
– Но они меня не ждут.
– Так же, как и меня! – отрезала я.
– Холли, с тех пор как я в последний раз их видела, прошло четырнадцать лет. Четырнадцать лет – это слишком долгий срок, чтобы просто так через него перешагнуть.
– Но почему я? Мы с тобой даже не знаем друг друга! – воскликнула я.
– Но никто не мешает нам попробовать.
– Ну почему тебе так важно подружиться со мной?
– Вы с Беном близнецы! Ты будешь моей невесткой. То есть… возможно, ты ею будешь… – Алисия глотнула пива или, по крайней мере, попыталась. Ее явно удивило, что бутылка оказалась пуста, она даже несколько секунд изучала этикетку, словно ища объяснение этому факту. Переведя взгляд на меня, она продолжила: – Это твой первый уик-энд за границей. Ну и чем еще ты можешь заняться?
– Я уже решила, что в субботу поеду на Кромвел-роуд. – Я потянулась за крышкой кастрюли. Мама всегда называла их «шапочками».
– Кромвел-роуд? – переспросила Алисия. – А что там интересного, кроме сестер Фоссиль?
Я замерла, забыв разогнуться, пена полилась из кастрюли на плиту.
– Что ты знаешь о сестрах Фоссиль? – спросила я.
– Ну, это же из книги, из «Пуантов». И они на самом деле не сестры. Они сироты, которых удочерил археолог, великий дядя Мэттью. И они жили на Кромвел-роуд.
– О черт! – Я все еще не верила в то, что услышала, а крышка на кастрюле звенела, как кимвалы.
– Кто тебе нравился больше всего? – спросила Алисия.
– Пози, – ответила я. – Она была так одержима идеей стать лучшей в мире танцовщицей.
– В этом было что-то патологическое, – заметила Алисия. – Слишком уж навязчиво, на мой взгляд. Но у нее были рыжие волосы, совсем как у тебя. А я хотела быть Паулиной. Звездой экрана. И надеть сногсшибательное платье на вручение премии Академии. Паулина всегда одевалась со вкусом…
– Интересно, кто хотел бы быть Петровой, – задумчиво произнесла я.
– Петровой? Никто! – Алисия фыркнула. – Она водила самолеты!
– И даже не могла танцевать, – добавила я.
Внезапно в кухне стало тихо, но эта тишина была мирной и теплой и висела между нами подобно туману, пока кастрюля не начала подпрыгивать. Сказав Алисии, что подумаю о ее предложении, я солгала. Раз уж мама поднималась на вулкан, ныряла в море и влюблялась, то я, конечно, поеду в Амстердам. Должны же в моей жизни быть приключения.