Текст книги "Диагноз: Любовь"
Автор книги: Мегги Леффлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)
Глава 8
Путевые заметки
Детали описания перемещений очень важны, даже если вы сами не можете их интерпретировать.
Оксфордский учебник клинической медицины
Несмотря на мое решение отправиться в аэропорт за три часа до посадки, мы выехали довольно поздно. Алисия не хотела задыхаться в душном зале неудобно расположенного аэропорта, но к Винчестерскому аэровокзалу это не имело отношения – она просто не любила подобных мест. Четыре часа дня плавно сменились половиной пятого; мы же, зайдя в супермаркет «Сейфуэй», пропустили автобус до железнодорожной станции, а затем Алисия решила переупаковать вещи. В результате мы сели на поезд только в 17.03, чтобы через сорок пять минут оказаться в Лондоне. Алисия уснула сразу же, как только мы заняли места, а я осталась наедине со своими мыслями и усиливающимся разочарованием, вызванным этой поездкой. Мне казалось, что я совершила ошибку, что, присоединившись к Алисии, я предаю своего брата. Ну как я могла дать себя уговорить? Потом я вспомнила отсутствующий взгляд Джеммы Хокинс, которая обнимала свой живот, и решила, что стоит последовать ее примеру и отгородиться чем-то от проблем. Двигайся. Знакомься с новыми людьми. Развивайся. Ведь ты умеешь разговаривать о конце жизни с пациентами и их родными, так почему бы тебе не уговорить саму себя?
Я попыталась отмахнуться от навязчивых мыслей и потянулась за одним из модных журналов, прихваченных Алисией. К сожалению, все заголовки сводились к тому, что люди на планете только и делают, что занимаются сексом. Все, кроме меня. «Неужели я фригидна, – думала я, – и приговорена к размножению почкованием или делением?»
Модный «Можно и нельзя» встревожил меня не на шутку. Считалось, что «можно» – это худенькая шикарная модель с маленькой сумочкой, а «нельзя» – это растрепанная тетка с огромным кошельком в окружении кипы багажа: рюкзака, брифкейса и спортивной сумки, в которую можно было упаковать взрослого человека. Думаю, врача в заляпанной кровью спецодежде здесь бы явно отнесли к категории «нельзя».
Я начала нервничать, поскольку большинство пассажиров нашего вагона закурили. «Осталось всего двадцать минут, вредных для здоровья, – уговаривала я себя, – а потом на метро от Ватерлоо к вокзалу Виктория и снова на поезд, в Гейтвик». В какой-то момент я вспомнила, что забыла свои витамины, и, конечно, расстроилась.
Алисия наконец села в кресле, зевнула и предложила мне жвачку.
– Не могу. Не буду.
– Просто скажи «нет» или «спасибо», – вздохнула она, разворачивая пластинку жвачки с сахаром.
– Надеюсь, мы не опоздаем на самолет? – спросила я. – Чтобы добраться от Виктории до Гейтвика, понадобится полчаса. Черт, мы не успеем.
– Расслабься. Все в порядке, – спокойно произнесла Алисия, вытаскивая «Космополитен» из кармана на спинке переднего сиденья.
– Все курят, а я забыла свои витамины, – пожаловалась я.
– Хм, знаешь, я не доктор. И не притворяюсь доктором. Но скажи мне, мы ведь будем питаться в эти выходные? Ты хоть знаешь, как вводить пищу в организм?
– Не беспокойся, – огрызнулась я.
– А что, в еде витаминов не бывает? – продолжала насмехаться Алисия.
– Ой, забудь.
Внезапно в вагон зашел парень в очках, как у Бадди Холли. Я дважды взглянула на него, вспомнив о Мэттью Холемби. Конечно, это был не Мэттью, но очков было достаточно, чтобы я о нем задумалась. Как он там, в Сент Кэтрин, вызвали ли его в ночную смену? Встречается ли он с кем-то из новых интернов? А если начнет встречаться, скажет ли мне?
После того как я нашла компьютер в комнате отдыха для врачей, мы стали переписываться с ним по Интернету. Я рассказывала ему обо всех больничных кризисах, которые случались при мне: о мистере Тимонсе и синем коде, мистере Бодли и его психосоматической боли в груди. Мэттью обычно отвечал быстро, и благодаря его ответам во мне крепла уверенность, что я все делаю правильно. К тому же эта переписка поднимала мне настроение, заставляя смеяться. В последнем письме Мэттью написал: «Я скучаю по тебе, Холли. Без тебя тут все совсем по-другому». Вообще-то это не было похоже на ситуацию с Саймоном Бергом, где присутствовали страсть, любовь и утрата, но я чувствовала странное удовольствие, оттого что по мне скучает такой вежливый и ненавязчивый мужчина.
«Встречу ли я кого-нибудь, похожего на Мэттью Холемби? – подумала я. – Такого же хорошего, но немного более привлекательного?»
– Кстати, Эд на тебя запал, – ни с того ни с сего сказала Алисия, словно заранее знала, куда свернут мои мысли через секунду.
«Почему она вдруг подумала про Эда?» – удивилась я, заметив, что Алисия читает статью «Космополитена», где даны инструкции «Как заставить вашего мужчину изнемогать».
От одного упоминания его имени у меня появилось странное ощущение в животе.
– Что ты имеешь в виду?
– Когда ты вышла к телефону прошлым вечером, он сказал, что у тебя такая естественная привлекательность…
– Странный комплимент. – Я, признаться, была сбита с толку и ненадолго замолчала, размышляя, не врет ли Алисия и как вывести ее на чистую воду.
– Боже, да что это за «новинки в области аксессуаров»? – возмущенно воскликнула Алисия. – Выставили девочку в вульгарном бюстгальтере со стразами, сфотографировав ее в трех ракурсах, и посчитали, что вправе назвать это «новинкой»? Каждый месяц у них «новые» упражнения или «новые» аксессуары, которые всем известны еще с третьего класса. – Она захлопнула журнал и отбросила его в сторону вместе с другими.
– Ерунда, – отозвалась я. – И что тебя так раздражает?
Алисия выпрямилась, обхватив себя руками поверх темно-красной блузки из искусственного шелка, которая была на размер меньше, чем нужно. Впрочем, так одеваются все люди с телевидения. Она никогда не надевает футболок, как поняла я.
– Я боюсь, – сказала Алисия.
– Боишься? Встретиться с тетей и кузиной? Почему?
– Ну, во-первых, они не знают про дядю Гейба.
Мои глаза широко распахнулись.
– Им никто не сообщил?
– А кто им мог сообщить? Моя совершенно сумасшедшая мамочка? Или бабушка, которая давно умерла? Кроме меня, у них никого не осталось.
Внезапно я поняла, почему она решила приехать к своим родственникам. Алисия была вестником. Она всегда появлялась с новостями и не могла делиться ими по телефону. А еще я поняла, зачем ей понадобилось мое присутствие. Не так уж просто идти по коридору в одиночестве. Иногда на подходе к приемной ты чувствуешь, что тебе необходима поддержка.
– Кроме того, я боюсь узнать, что случилось с моей матерью.
– Правду о том, почему она… впала в депрессию? – дипломатично поинтересовалась я.
– У меня есть две версии, – выдохнула Алисия, сдувая белокурую челку с глаз. Я ждала. – Хорея[20]20
Хорея (от греч. choreia – пляска) – быстрые непроизвольные некоординированные движения, подергивания конечностей и т. п.; вид гиперкинеза. Признак органического поражения мозга при ревматизме (ревматическая, или малая, хорея) либо самостоятельное наследственное заболевание.
[Закрыть] Хантингтона, – сказала она.
– Ты думаешь, что у твоей матери хорея Хантингтона?
– Я недавно прочитала «Фокус-покус» Курта Воннегута. – Алисия повернулась и посмотрела на меня. – Так вот, в книге жена одного парня свихнулась из-за депрессии. Моя мать, по всей видимости, была нормальной, когда они поженились… Но как только ей исполнилось сорок, она превратилась в жуткого монстра с грязными волосами, который прятался по кустам.
– У твоей матери были судороги, танцеобразные движения?
– Ну… – Алисия задумалась, кусая губы, которые внезапно опухли, словно половинки сливы. – Она была отвратительной танцовщицей.
– Но она совершала подобные движения неосознанно?
– Вроде бы нет.
– А кто-то другой в твоей семье страдал хореей Хантингтона?
– Нет… Во всяком случае из тех, кого я знаю.
– Я считаю, что тебе не о чем волноваться.
– О да, спасибо, доктор, – пробормотала Алисия.
Я отвернулась к окну, делая вид, что рассматриваю ряды кирпичных домов и шпили церквей, которые виднелись на подъезде к городу. Честно говоря, я все еще размышляла над тем, почему Эд считал, что я обладаю «естественной привлекательностью». Неужели он действительно так думает? И почему он сказал о «естественной привлекательности» вместо просто «привлекательности»? Единственное естественно привлекательное существо, которое я могу представить, это лошадь.
– Когда Эд сказал… Ну… то, что он сказал… Как ты думаешь, что он имел в виду? – спросила я.
Алисия недоуменно уставилась на меня и моргнула.
– Естественность в чем? – уточнила я вопрос. – Почему он так сказал о привлекательности?
– Ага, до меня дошло. – Алисия кивнула. – Тебя, судя по всему, смущает плохой аспект естественной привлекательности.
– Ну а зачем он сказал тебе такое?
– Может, ему хотелось, чтобы я передала тебе его слова, – ответила Алисия как о чем-то само собой разумеющемся. – То есть он холостой, а ты не замужем. Почему бы и нет?
– Врачи не выходят замуж за санитаров, – заметила я.
– Тебя волнует его бедность?
– Алисия, я сама бедна. У меня куча невыплаченных кредитов. Нет, просто… Доктора обычно поручают санитарам грязную работу. Представляешь, что будет твориться в таком браке с распределением ролей?
– А зачем вам распределять роли? Почему бы вам просто не испытывать друг к другу взаимное уважение?
– О, я… и забыла про взаимное уважение! – воскликнула я. – А если я знаю больше, чем он? Парни этого не любят. Это плохо отражается на мужском самолюбии.
– Холли, мне кажется, что Эд может преподать тебе пару уроков, – не скрывая иронии, заявила Алисия. – Кстати, о свадьбе тебе стоит волноваться в последнюю очередь. Почему бы хорошенько не оторваться, раз уж ты за границей?
– Я не могу, – пробормотала я. – Я не… отрываюсь.
– А почему нет? Господи, Холли, я знаю мормонов, которые занялись сексом раньше, чем ты, а они ведь ездят на повозках, запряженных лошадьми.
– Алисия, – устало произнесла я, – ты не знаешь никаких мормонов.
– Ну а ты не знаешь о том, каким восхитительным и запоминающимся бывает секс, которым ты занимаешься перед тем, как вернуться в свою привычно скучную жизнь и выйти замуж.
– Ты сейчас говоришь о Бене? – Я напряглась.
– Я говорю о тебе, Холли. Попробуй расслабиться. – Она снисходительно улыбнулась и добавила: – Хотя бы для разнообразия.
«Ты меня не знаешь, – внезапно подумала я. – Ты не знаешь, каково это – огромным усилием воли заставлять себя вставать по утрам с кровати и убеждать, что в этот день ты станешь расти. Не набирать вес или увеличивать рост, а духовно расти. Ты станешь кем-то, кто стоит на страже жизни, борется с чужой смертью, понимает, в чем предназначение практической медицины, даже когда не может никого исцелить. Этот кто-то не побоится превращения в ничто». В моем сознании пронесся целый сонм образов – в том числе и ощущение холодного пола под ногами, когда я утром встаю с постели, и тяжелое чувство уверенности, что радость существует где-то далеко за пределами битвы предстоящего дня. Алисия наклонилась ко мне и сказала:
– Отпусти.
– Что отпустить? – спросила я, вспомнив свой сон о подаренном мне шарике.
– Отпусти себя на свободу. Хотя бы настолько, чтобы поверить: есть человек, который считает тебя привлекательной.
Времени на разговоры больше не осталось, поскольку поезд из Винчестера уже подходил к платформе Ватерлоо. Мы заторопились; я пыталась сохранить равновесие со своими двумя пакетами из супермаркета и рюкзаком, Алисия – со своим чемоданом на колесиках. Проскочив по эскалатору, мы направились к метро. Цена проездной карточки и расписание поездов вызвали у меня такое ощущение, словно я невзначай проглотила крикетный шар, а в желудке обосновалось сосущее чувство. Кстати, это ощущение преследовало меня всю дорогу, поскольку синяя ветка подземки была переполнена и нам пришлось все время стоять.
На станции «Виктория» мы с Алисией застыли перед кассой, решая, стоит ли переплатить и сесть на более скоростной «Гейтвик-экспресс» или поехать на обычном поезде. Когда мы обе поняли, что до самолета осталось семьдесят пять минут и лучше выбрать более дорогой и быстрый поезд, этот самый дорогой и быстрый уже отошел от станции.
– А когда следующий? – спросила Алисия, оплачивая билеты.
Мужчина в кассе ответил:
– Через пятнадцать минут. Плюс тридцать минут в пути.
– Это оставляет нам запас в тридцать минут, чтобы добежать до самолета, – подсчитав в уме, сказала Алисия.
– Запас в тридцать минут, – застыв, повторила я.
Мы поблагодарили кассира и молча вышли на платформу. Я поставила пакеты, чтобы дать отдых моим ноющим рукам, и присоединилась к Алисии, которая замерла на желтой ограничительной линии, уставившись на пустые рельсы.
– Черт! – воскликнула наконец Алисия. – Всегда со мной такое! Я всегда пропускаю самолеты!
– Ты опаздываешь на самолеты? – спросила я. – Самолеты улетают без тебя?
– По крайней мере в последние три раза, когда я летала.
– То есть ты платишь за билеты, а потом?..
– А потом не попадаю в аэропорт! Я собиралась присоединиться к тебе на пути в Англию, но снова…
– Ты пропустила международный рейс?
– Это тоже международный, – мрачно заметила она.
– А разве в гейтвикском аэропорту нам не нужно будет бежать к последней полосе на посадку? – внезапно вспомнила я. – Мы точно не успеем на другой конец аэропорта.
– Ну почему со мной это происходит? – завопила Алисия, подняв голову к небу. – Почему аэропорт Гейтвика такой неудобный?
– Эй, успокойся, – с нажимом произнесла я. – И вернись за ограничительную линию.
Она отошла от края платформы и пнула свой чемодан, заваливая его на бок. Затем уселась на твидовый бок, скрестив ноги, словно это был волшебный ковер-самолет, на котором она может улететь. Ее чемодан был таким огромным, что стало ясно – хотя бы на этот раз кто-то везет больше багажа, чем я.
– Ну почему я так путешествую? Мне что, не хватает риска? Или учащенного сердцебиения и потери веса? Меня уволили с работы, и я теперь не могу вернуться! – Голос Алисии был похож на плач.
– Уволили? Но я думала, что ты…
– В отпуске? Ха! Да я решила на них надавить. Раз уж они хотят, чтобы я делала плохие новости, пусть повысят мне плату. Господи, меня от этих историй тошнит! Стрельба, изнасилования, бешеный слон…
– Это я видела! – Я вспомнила, как она, в красном костюме, стоит у ворот зоопарка. – Что сейчас с тем дрессировщиком?
– То же, что и тогда. Он мертв. – Алисия повернулась ко мне: – Какую часть ты видела?
– Я помню твой костюм… Он тебе очень шел, – пробормотала я. – Мне никогда так не выглядеть в красном.
Алисия глубоко вздохнула, метнув взгляд на табло с расписанием.
– Что бы я ни делала, всем наплевать.
– Конечно нет. Новости очень важны.
– Не утешай меня.
– Я и не утешаю. Люди живут ради новостей, – сказала я.
– И это очень грустно, – с горечью произнесла Алисия. – Никому нет дела до моего дяди. Зато новость из него вышла классная.
– А почему ты не можешь вернуться на работу? – Я сбросила рюкзак и села на платформу возле нее, поскольку меня уже не волновала чистота старых джинсов.
– Потому что вакансии больше нет! – Алисия снова завелась. – Они взяли на работу какую-то девчонку, только что из колледжа. Сделали ее репортером и платят меньше, чем платили мне! Это называется «хороший выход из положения»! – Она уткнулась лицом в колени и разрыдалась. – Все отвратительно. Я безработная. Я не замужем. Моя мать – психичка. А у меня, возможно, хорея Хантингтона!
– Успокойся, – сказала я. – А у твоей матери действительно психоз?
– Ты что, шутишь? – Алисия подняла лицо от коленей, снова посмотрела на меня и стала рассказывать о случае в парке.
Тогда ей было пятнадцать, и она прогуливала школу. Одевшись в стиле Мадонны из «Безуспешных поисков Сьюзан», который включал в себя пять флуоресцентных пластиковых браслетов и сигарету в руке, Алисия внезапно увидела странную леди, в которой узнала свою мать. Мэдди, оборванная и растрепанная, не особо успешно пряталась за столбом и шпионила за «Чик-фил-А», пользуясь для этого оперным биноклем.
– Шпионила за Чик-фил-А? – недоумевая, спросила я.
– Это ресторанчик фастфуда, где подают наггетсы и жареные вафли, – объяснила Алисия.
– Ладно, а за кем она подсматривала?
– За разносчиками заказов, скорее всего, – пожав плечами, ответила Алисия. – Может, она хотела плюнуть в чей-то заказ. А может, запала на кого-то из кассиров. Я не знаю.
Она вспомнила, как выбросила сигарету и стала ждать, что мать заметит ее, а когда этого не случилось, закричала: «Мама!» Пусть лучше друзья подумают, что она не прикольная, когда кричит, но нужно же сделать что-то, чтобы мать перестала прятаться за столбом, ведь если ее узнают, это будет вообще кошмар. А поскольку мать все равно не обернулась, Алисия закричала: «Мэдди!» – и, открыв рот от удивления, наблюдала, как та с биноклем в руках начала рассматривать двор ресторанчика. Когда Алисия попала в фокус, Мэдди опустила бинокль, развернулась и убежала.
– Она знала, что это ты?
– Я была в пятнадцати метрах от нее! Я ее дочь! А у нее был бинокль! Конечно же, она меня узнала.
– Ты когда-нибудь говорила с ней об этом?
«Гейтвик-экспресс» наконец-то появился на станции. Но свет его фар приближался на удивление медленно.
– Никогда! Все это было слишком странно. Я вернулась домой и рассказала обо всем отцу, опустив часть про сигарету. Я призналась, что прогуляла школу и что заметила, как моя мать шпионит на заднем дворе ресторана фастфуда. Папа посмотрел мне в глаза и сказал: «Она сумасшедшая, ты же знаешь. Абсолютно сумасшедшая».
Мы поднялись, чтобы зайти в поезд, затормозивший прямо перед нами. С громким шипением открылись двери. Я чувствовала себя этим поездом, уставшим от бесконечной дороги в никуда.
Подхватив наш багаж – типичное «не то» с точки зрения модного журнала, – мы запрыгнули в вагон и сели друг против друга. К сожалению, больше никого в вагоне не было, поэтому я не могла выяснить, где находится нужный нам терминал «Трансавиа». Но скоро должен был появиться контролер.
– Итак, – сказала я, когда поезд начал движение, – какова твоя вторая версия? Помимо хореи Хантингтона?
– Антиправительственное народное ополчение.
Я вытаращилась на нее.
– Ты что, правда так думаешь? Сейчас? В Питтсбурге?
– Она живет в этой коммуне защитниц окружающей среды и мужененавистниц и пишет книги о здоровой пище. Не удивлюсь, если она подалась в террористки.
– О Господи!
– Но это, конечно, в самом худшем случае.
– Ага… Эй, смотри! – Я устала, но попробовала придать голосу хотя бы видимость жизнерадостности, когда увидела индианку, которая внезапно появилась в дальнем конце, открыв дверь между вагонами. Соизмеряя свою скорость со скоростью вагона, одетая в сари леди шла по нашему неприветливому пристанищу. У нее ушло несколько минут, чтобы преодолеть расстояние от двери до наших мест. Она говорила по-английски достаточно хорошо и объяснила нам, что никогда не слышала о самолетах «Трансавиа», но она постарается выяснить что-нибудь о терминалах.
– Она не вернется, – сказала я, глядя, как контролер вставляет магнитную карточку в дверь, ведущую из нашего вагона дальше.
– Во всяком случае у нас будет тридцать минут для того, чтобы добраться до нужной двери, раз уж мы туда приедем. Может, на процедуру посадки нам хватит пяти минут?
Я рассмеялась. Меня охватила истерика, наполнив тело слабостью и сопровождающим ее предчувствием медвежьей болезни. По крайней мере, поезд набрал полную скорость и мы теперь больше не заперты в том сонном и вялом городишке.
– Ты в порядке? – спросила Алисия.
Продолжая смеяться, плакать и кивать, я умудрилась выдавить:
– Я еще никогда не опаздывала на самолеты.
– Что ж, может, благодаря тебе нам повезет. Бывает, когда вылет задерживают из-за срочного ремонта.
– Ремонта? Господи, может, и так. – Я промокнула глаза, собираясь с мыслями. Я ничего не могла поделать с возникшим перед глазами образом ремонтника, похожего на моего отца, который до сих пор предпочитает играться с проблемами, а не устранять их.
– Мы должны успеть, – сказала Алисия с неожиданно вернувшейся надеждой. – Я не могу так просто это бросить.
– Конечно… Ну, если самолет исправен… – сказала я, отмахиваясь от мысли о механике, залепляющем мотор самолета изолентой.
– Роксана должна знать. Она наверняка знает, что произошло с мамой.
– Потому что она медиум?
– Потому что они родственницы! И потому, что до своего побега Роксана была очень близка с мамой.
– Но почему она украла Ди? – поинтересовалась я. – Она не боялась, что ее объявят в розыск?
– Мой дядя Гейб влюбился в другую женщину. Роксана не могла с этим смириться.
– Он женился на другой?
– В конце концов они оба развелись. Роксана даже мысли не допускала, что ей придется делить дочь с человеком, которого она все еще любит, но который больше не любит ее. Она много чего перепробовала, но сработало только одно – они вместе с Ди уехали в Англию.
– Неужели ей позволили остаться там без визы?
– А она вышла замуж, как только приехала.
– Ты серьезно? И как ей это удалось?
– За год до этого Роксане сделал предложение Клайд, британский актер, с которым она познакомилась еще в Нью-Йорке. Она приняла решение стать его женой просто из мести. А такие вещи редко приносят счастье.
– Ага! – воскликнула я, подумав, что, наверное, ошибалась, считая сценарии мыльных опер полной чепухой.
Алисия поняла мою реакцию.
– Я чувствую себя немного неловко, раскрывая все психопатологии моей семьи.
– Забавно, что ты считаешь эту женщину частью своей семьи, – ответила я. – Она же украла твою кузину. И твой дядя наверняка был вне себя.
– Ди уже большая девочка. Она могла вернуться, как только ей исполнилось восемнадцать. Но она этого не сделала.
– И она даже не знает о том, что ее отец… – Я не смогла продолжить. Если для меня мама все еще жива, то Алисия, вероятно, тоже не могла смириться со смертью дяди.
Алисия покачала головой, ее лицо приобрело грустное выражение, а моя собственная нервная система, похоже, решила составить ей в этом компанию.
– Ой-ой, – сказала она, сглотнув, и опустила ноги на пол.
– Что «ой-ой»? – спросила я, хотя тоже это почувствовала. Поезд снова замедлял ход.
– Завяжи шнурки и приготовься бежать, – приказным тоном произнесла Алисия. – Мы в Гейтвике.
