Текст книги "Диагноз: Любовь"

Автор книги: Мегги Леффлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

Глава 17
Почти вслепую

Если врач не знает, какое из двух направлений лечения выбрать, то любое из направлений будет выбрано им почти вслепую.

Оксфордский учебник клинической медицины

В восемь часов утра Дня благодарения я возвращалась в отделение экстренной помощи со второго этажа, где только что объявила о смерти пациента, еще одного «ушедшего», за которого мне приходилось отвечать. В то время как все остальные врачи в основном находились дома и спали, персонал нашего отделения ждал, когда то или иное почти бездыханное тело станет окончательно бездыханным, чтобы констатировать смерть. Иногда ее было довольно трудно определить.

– Что ж, доктор Кэмпбелл, – сказал, хмыкнув, мистер Денверс, когда я добралась до «Аквариума». – На этот раз пациент действительно умер?

Учитывая, что заведующий отделением экстренной помощи минуту назад прибыл в госпиталь, а у меня заканчивалась смена, я решила, что кто-то должен был ввести его в курс текущих дел и этим кем-то была я. Он не зря говорил скептическим тоном, поскольку мистер Аламеда был дважды признан мертвым с тех пор, как сестра Тереза, сиделка из «Соловьиного крыла», сказала, что пациент прекратил дышать в 6.45. В свой первый визит к пациенту мне пришлось проталкиваться к его кровати, поскольку около него дежурили восемнадцать членов семьи. Я вытащила стетоскоп из кармана, аккуратно приложила к груди больного, надеясь услышать сердцебиение. В его грудной клетке застыла отвратительная тишина, однако определить ее абсолютность мешали громкие всхлипывания в комнате. Посветив фонариком в зрачки мужчины, которые не реагировали, я повернулась к его близким и сказала, что мистер Аламеда, к сожалению… В этот момент мистер Аламеда прервал мою сочувственную речь, громко втянув воздух.

– …вот-вот нас покинет, – выкрутилась я. – Ему осталось совсем недолго.

Чувствовала я себя скорее стюардессой, которая обнаружила, что катастрофа неминуема, нежели врачом.

Во второй раз мистер Аламеда прекратил дышать в половине восьмого утра. Сестра Тереза наверняка подождала немного, чтобы удостовериться, потому что, когда я промчалась по ступенькам на второй этаж и вошла в палату пациента, мистер Аламеда был окоченевшим и синим, а его беззубый рот выглядел клювом замерзшей птицы. Его грудь наполнилась тишиной. Он был, без сомнения, окончательно мертв. И единственным звуком, который прозвучал в набитой людьми комнате, было бурчание в моем животе.

– Это же он, правда? – с надеждой спросил один из взрослых детей пациента после того, как раздался этот жуткий звук, выданный моим желудочно-кишечным трактом. Похоже, результат поедания оладий с кофе давал о себе знать вне зависимости от количества смертей окружающих. Я призналась родственнику пациента, что звук издала я и что на этот раз мистер Аламеда покинул нас навсегда.

Доложив об этих событиях мистеру Денверсу, я устало улыбнулась и сказала:

– На этот раз он покинул нас. Я тоже покидаю…

– Да, конечно, идите и отдохните, – велел мой босс, в то время как Марианн, записав на «великой стене проблем» очередную «основную жалобу больного» – рвоту с кровью, – протянула ему карту пациента.

«Круговорот продолжается», – подумала я, отдавая мистеру Денверсу свой пейджер, чтобы уйти. Что мне больше всего нравится во время дежурства в ночную смену, так это небольшой промежуток, когда щит ответственности уже снят с моей руки, но я еще не упала в кровать и шагаю в утреннем тумане вместе с другими людьми, которым только предстоит начать рабочий день.

Однако в это утро у меня не будет времени подремать, потому что мы с Эдом договорились отпраздновать День благодарения у Роксаны.

Вернувшись в общежитие, я приняла душ и отправилась подбирать вещи для выхода, разрываясь между желанием одеться тепло – на этой неделе был первый снегопад – и желанием выглядеть сексуально. Я остановилась на «последней одежде», моем шерстяном свитере шоколадного цвета, и высоких кожаных сапогах.

Когда в мою дверь постучали, я с готовностью распахнула ее, надеясь увидеть Эда, но вместо него столкнулась нос к носу с Марианн. Она сообщила, что меня ждут к телефону, и сбежала в свою комнату так быстро, что я ощутила себя прокаженной.

– Счастливого Дня благодарения! – воскликнул папа, как только я подняла трубку висевшего в холле телефона.

Я пожелала ему того же и поинтересовалась, холодно ли у них (у них было холодно) и купил ли он индейку (не купил). Мой отец родом из Иллинойса, так что, в отличие от бабушки, с ним можно нормально поговорить о погоде и праздничном меню. Ева же считает такие темы для разговора мещанскими.

– У нас будет бостонский цыпленок, – сказал папа. – Я не мог приготовить индейку, поскольку в кухне теперь нет стойки… К тому же у нас теперь нет и обеденного стола!

Я немного развеселилась, представив, как четверо мужчин, натянув чулки на головы, выносят через заднюю дверь верхние плиты формайки[39]39
  Фирменное название прочного жаростойкого пластика одноименной компании; часто используется для покрытия кухонной мебели.


[Закрыть].

– А что произошло?

– Стойка исчезла, – ответил папа таким голосом, что мне стало ясно: он взялся переделывать нашу кухню и это, без сомнений, займет не один год. – А обеденный стол я отдал Роберте, – продолжил папа. – Ей нужен был стол. Честно говоря, я и представить тогда не мог, что доставка нового стола займет шесть месяцев. Интересно, сколько времени, по их мнению, человек может обходиться без обеденного стола? Стулья выглядели так жалко и одиноко, что я расставил их по разным местам.

– А почему ты не заберешь стол у Роберты на то время, пока ждешь прибытия нового? – спросила я, понятия не имея, кто такая Роберта.

– Это же День благодарения! Я не могу этого сделать! Она пригласила гостей. Она даже приглашала меня, чтобы я помирился с соседями, но я не собираюсь этого делать, поскольку добрая половина из них решила подать на меня в суд!

– Кто решил подать на тебя в суд? – спросила я, глядя, как Эд спускается по лестнице. Он был великолепен в своем оливково-зеленом свитере из шотландской шерсти. Его лицо засветилось от радости, когда он увидел мой свитер, превращенный в платье. Он протанцевал ко мне, заставив меня почувствовать себя сексуальной и вспомнить о Саймоне и Сильвии, которые занимались любовью на причале. Смогу ли я когда-нибудь стать такой беспечной?

– Городская общественность со мной судится, – ответил папа. – Они считают, что яхта, которая стоит в моем дворе, унижает достоинство всех остальных домов в нашем районе. Они говорят, что это нарушает законы Колумбии и что нельзя иметь в частной собственности плакучие ивы, бассейны во дворе или яхты! Я с ними в состоянии «холодной войны». Я ведь знал, что нужно было переехать в Аннаполис!

– То есть, как я поняла, ты не пригласил соседей на своего печально знаменитого барашка с фасолью?

– Черта с два они еще хоть раз придут ко мне на вечеринку! – зарычал папа.

Эд сделал знак «закругляйся», покрутив пальцем в воздухе. Или он просто угадал настроение папы.

– О, подожди-ка, – сказал папа прежде, чем я смогла закончить разговор. – Подними другую трубку, Ева, и нажми кнопку «разговор»…

– Холли, это ты? – раздался на другом конце провода голос моей бабушки. Сложно было поверить, что между нами океан, – ее голос грохотал, как близкая пулеметная очередь.

– Да, бабушка, – ответила я, чувствуя, как Эд начал массировать мои плечи, подкравшись сзади.

– Как у тебя дела? – спросила она.

Эд убрал мои волосы в сторону и начал целовать шею, поэтому я не стала кривить душой:

– Начинают налаживаться.

– Да неужели? – удивилась Ева. – Жаль, что я не могу сказать того же о твоем брате. У него ужасный период жизни. Я понятия не имею, что заставило его бросить семинарию.

– М-мм… – промычала я. Эд вплотную прижался ко мне, и я прекрасно чувствовала сквозь одежду его эрекцию.

– Холли? – позвала бабушка, но я не могла ответить, поскольку Эд развернул меня лицом к себе и запустил руку мне под свитер.

– Бен сейчас просто жалок. Твой брат решил выращивать овощи для людей. Появившись дома, он принялся рассуждать о работе за плугом. Он для этого учился?

– Он скучает по Алисии, – умудрилась ответить я, отталкивая Эда и одними губами произнося: «Это моя бабушка».

– По кому? – спросила бабушка.

– По Алисии. По женщине, с которой он обручился. – Я показала Эду на ближайший стул: «Сядь, хулиган».

– О, я уверена, что Бен выше этого. Ему лучше без нее, – заявила Ева. – Но твой отец! Твой отец стал жертвой Интернета. Он познакомился там с женщиной.

– Ева, я все еще на линии, – напомнил папа.

– Ты познакомился с женщиной, папа? – спросила я, скосив глаза на Эда, который помахал мне расписанием поездов.

– Она ходит на яхте и недавно похоронила мужа, умершего от рака. Я познакомился с ней в чате, – объяснил папа.

– Она может оказаться мальчишкой-тинейджером! И ты это прекрасно понимаешь! – вмешалась бабушка.

– Она арендует яхту в Чесапике[40]40
  Город в США, штат Виргиния.


[Закрыть], – не слушая Еву, восторженно произнес папа.

Когда я посоветовала отцу продолжать в том же духе, поскольку он заслуживает счастья, мои мысли снова переключились на Сильвию и Саймона. Может, и они заслуживали счастья? Я вспомнила, как Саймон советовал Сильвии прислушаться к собственному сердцебиению. «Но она забыла о своих детях», – сказала я себе. Сильвия, вероятно, была достойна того, чего хотела. Но не мама.

Спустя полчаса мы с Эдом ехали в поезде к Роксане. Похоже, настало время ознакомить его с моим планом.

– Я хочу, чтобы мы вместе уехали, – сказала я.

– Но мы уже уехали вместе. Мы ведь в поезде, – в голосе Эда звучало недоумение.

– Это не в счет. Я хочу настоящий уик-энд.

– Целый уик-энд? – Он рассмеялся, изобразив изумление. – С чего бы это?

Я пожала плечами и ответила, что точно не знаю, хотя на самом деле прекрасно знала, чем вызвано мое желание. Все дело было в мамином романе с Саймоном. Я перечитывала его письмо снова и снова, и с каждым разом оно становилось все менее раздражающим и все более интригующим. Если я не запишу то, что с нами случилось, я могу подумать, что это была просто сказка. Но это была реальность! Звезды танцевали над нами. И мы любили друг друга.

Если бы мы с Эдом могли вырваться из окружающей нас повседневности, то с нами тоже могло бы произойти нечто волшебное. Конечно же, я не думала о том, что уже вышла за пределы обычной для меня реальности, – я целый год провела в общежитии и теперь у меня есть свой собственный тайный роман с санитаром.

– И куда бы ты хотела отправиться? – поинтересовался Эд.

– Куда угодно, – сказала я и, чуть помедлив, добавила: – В Корнуолл.

– Именно в Корнуолл? – спросил он.

– Почему бы и нет? – Я, конечно, умолчала, что уже подыскала сдающийся в аренду коттедж на вершине холма, с которого открывался прекрасный вид. Мы могли бы провести там все выходные, причем за весьма умеренную плату.

– Если мы вместе уедем на уик-энд, ты позволишь мне любить тебя все выходные напролет? – Эд лукаво улыбнулся и положил руку между моими коленями. – Каждую секунду?

Я оттолкнула его, но несильно, и то лишь потому, что не хотела позволить завести меня прямо в поезде.

– Хочешь меня трахнуть? – тихо спросила я.

– Если бы ты позволила, я бы трахнул тебя прямо здесь, – ответил он.

– Почему ты так сильно хочешь меня? – Признаться, я понимала, что не услышу столь нужного мне ответа, – что он, дескать, очень любит меня и с того момента, как мы увиделись, не может думать ни о ком, кроме меня. Но я все равно приготовилась к тому, что Эд скажет: «Ты сексуальна, ты прекрасна, ты то, что надо».

Вместо этого Эд пожал плечами и, широко улыбаясь, ответил:

– Думаю, что тебе это поможет.

Я откинулась на спинку сиденья, не осознавая, что глупо таращусь на него.

– Что, черт побери, это означает?

– Я делаю тебя чуть более раскованной. Если бы ты действительно провела уик-энд в постели со мной, тебе удалось бы наконец расслабиться.

Я моргнула, не веря своим ушам. Мне хотелось разораться на него или рассмеяться.

– И это все? Ты только поэтому хочешь меня? – спросила я. – О, продолжай, милый. Это так заводит.

– Я серьезно! Я считаю, что хороший секс позволит тебе отвлечься от личных проблем и быть более внимательной к пациентам и их бедам… – Эд замолчал, рассмотрев, вероятно, потрясение, читавшееся на моем лице. «Что может быть дальше от любви?» – с горечью подумала я.

– Так ты хочешь… помочь мне… – медленно произнесла я, – стать хорошим врачом?

– Вроде того. Да, – ничуть не смутившись, ответил Эд.

– Вау, – вырвалось у меня. Я вдруг почувствовала, что вот-вот расплачусь. Но не на его плече и вообще не в его присутствии. Похоже, самым умным решением было превратить все это в шутку.

– Ты меня действительно завел. Я уже влажная.

– Ваши билеты, – хмуро потребовал появившийся кондуктор.

Когда мы подошли к входной двери, все остальные уже собрались в кухне. Роксана жарила индейку, Алисия делала картофельное пюре, а Ди разливала по формам тесто для тыквенного пирога. Весь дом пропах домашним хлебом и подливкой со специями.

– Привет всем! Познакомьтесь с Эдом, – объявила я, чувствуя некоторую гордость. Я никогда раньше не приводила своих парней домой на выходные. Пусть это и не совсем мой дом. И не совсем мои родные. А Эд не совсем мой парень…

– Мы знакомы с Эдом, – заявила Алисия.

– Я не знакома с Эдом, – сказала Роксана и вытерла руки полотенцем, после чего обменялась с Эдом очаровательным-без-сомнения рукопожатием. В обтягивающем красном платье из шелка она умудрялась даже свою желтизну преподнести как удивительный бронзовый оттенок, за который люди еще и доплачивают.

Я показала на маленькое и пухлое создание в колыбельке, стоящей неподалеку от кухонного стола.

– А это Макс.

– Привет, Макс, – сказал Эд, садясь на корточки и начиная ворковать с малышом. – Можно подержать его? – спросил он и, получив от Ди разрешение, вытащил мальчика из колыбельки, поднял к лицу и наградил эскимосским поцелуем. Когда Макс ответил Эду улыбкой, тот, похоже, был окончательно покорен. Он щекотал ребенка, проводя носом по его щечкам, и широко улыбался ему. Я смотрела на них, не в силах отвести взгляд. И не только я, как стало понятно, когда я посмотрела на остальных, – все, казалось, были просто зачарованы поведением Эда. Я поняла, что ревную четырехмесячного малыша, который даже не мой.

– Я мама Макса, – представилась Ди, помахав рукой, прежде чем я окончательно пришла в себя, чтобы познакомить их: – Ди.

– Привет, Ди, – ответил Эд, кивнув ей. Он сказал, что много слышал о ней и что Макс – самый лучший из малышей, которых ему доводилось видеть.

– Ты правда так думаешь? К сожалению, никто не верит, что он мой, из-за его светлых волос, – улыбаясь, произнесла Ди. – Винсент выглядел как настоящий инопланетянин.

– Винсент? – переспросил Эд.

– Инопланетянин? – добавила я.

– Я имела в виду – ариец, – призналась Ди, немного смутившись. – Он действительно необычно выглядит. У него шапка белых волос и обезьяний рот.

– И ты все равно хочешь вернуться к этому парню? – спросила Роксана, сжимая столовый нож с такой силой, что у меня мелькнула сомнительная мысль по поводу ее намерений. – К Винсенту Маленькому Члену?

– Мам, перестань. Прошу тебя. – Ди умоляюще посмотрела на Роксану.

– Я бы перестала, если бы ты все время не вспоминала о нем. – Роксана повернулась к Эду и объяснила, что отец Макса написал Ди письмо. – Он, видите ли, «очень сожалеет», что обращался с ней в Амстердаме, как настоящий засранец.

– Ему только двадцать четыре, это как семнадцать лет для девушки! Он ничего не мог поделать со своей незрелостью!

– Зачем мы снова обсуждаем это письмо? – вклинилась в разговор Алисия. – Я думала, это уже пройдено и забыто.

– Он нацист, – возмущенно произнесла Роксана.

– Он не нацист! – возразила Ди и задумчиво добавила: – Просто он недостаточно мотивирован.

– Эд, ты любишь артишоки? – спросила Алисия, откладывая в сторону толкушку для картофеля.

– Люблю, – ответил он, возвращая Макса в колыбельку.

– А ты умеешь их жарить? – продолжила она.

– Если готовить по рецепту, – сказал Эд.

– Может, я помогу? – спросила я, чувствуя себя забытой.

– Ага, – ответила Алисия, открывая ящик со столовым серебром. – Можешь накрыть на стол.

– Ладно. Здорово. – Я неохотно кивнула ей.

Позже, когда мы ждали, пока приготовится индейка и поднимется тесто для домашнего хлеба, я сидела с Эдом на ступеньках заднего крыльца и смотрела, как он курит. Он никогда раньше при мне не курил, хотя я иногда могла учуять от него запах табака, особенно после его выступлений. Было довольно неприятно наблюдать, как он вдыхает ядовитый дым; для меня это было как те реалити-шоу, в которых люди едят экскременты ради шанса выиграть миллион долларов.

– Мне очень нравится твоя семья, – произнес Эд, выпуская колечко дыма. – Я чувствую, что мог бы пробыть с ними целую вечность.

– Они, вообще-то, не моя семья. Но ты им тоже понравился, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос не звучал чересчур угрюмо. А чего, собственно, я хотела? Чтобы они возненавидели его? Внезапно я вспомнила, что чувствовала нечто похожее в классе миссис Сэндлер, когда Эдвин был еще ребенком. Накануне своего отъезда, прощаясь с нами, он заставил плакать нашу учительницу. Возможно, сейчас я переживала из-за того, что Эд понравился им больше, чем я. Или же мне хотелось, чтобы они его возненавидели, потому что он недостаточно сильно любит меня.

– Наслаждаешься вечером? – спросил Эд, выпуская еще одно колечко дыма.

– Да… я просто… немного размякла.

– Размякла, – повторил он. – Или впала в меланхолию?

Я улыбнулась, злясь на себя, и прижалась к его плечу. Когда он обнял меня, я постаралась не вдыхать тошнотворный запах табака.

Неожиданно позади нас открылась дверь и на крыльцо высунулась Алисия, чтобы сообщить, что ко мне пришли.

– Ко мне? – удивленно спросила я, и тут в поле зрения очутились знакомые очки Бадди Холли. – Мэттью? – опешив, вскрикнула я и вскочила на ноги. Рука Эда соскользнула с моего плеча. От волнения у меня перехватило дыхание и стало трудно дышать.

– Привет, Холли, – сказал Мэттью, который выглядел смущенным и немного нервным. Его каштановые волосы растрепались на ветру и торчали неаккуратными прядями, а на куртке под левой грудью я заметила небольшую дырку. Он был похож на мокрую курицу.

– Как ты нашел меня? – спросила я, подходя ближе, чтобы неловко обнять его и закрыть собой сидящего за моей спиной Эда.

– С помощью твоего брата, Бена. – Мэттью оглянулся, увидел, что все на него уставились, и добавил: – Я не хотел мешать…

– Ты вовсе не мешаешь, – улыбнулась ему Роксана, поднимаясь из-за кухонного стола. – Хочешь выпить?

Когда Мэттью покачал головой, к нему подошла Алисия и протянула руку. Казалось, она флиртовала, когда говорила моему бывшему парню, что они уже знакомы.

– Реанимация Сент Кэтрин, помнишь? – спросила она. – Я была с братом Холли, когда ты в прошлом году забирал его в операционную.

– У Алисии тогда были черные волосы, – пояснила я, поскольку Мэттью недоуменно моргал ей в ответ и молчал.

– Ах да, – понял наконец Мэттью. – Репортер. Четвертый канал, правильно?

– Алисия Акстелл, свежие новости для вас! – произнесла она с улыбкой, упирая руку в бедро. В этой позе она больше напоминала девушку с обложки «Плейбоя», чем ведущую новостей.

– Я очень давно не видел тебя по телевизору, – сказал Мэттью.

– Это потому, что она теперь работает в Вотерстоунс, – вмешалась Ди, подходя к нам и вытирая руки передником. Она представилась Мэттью, не обращая внимания на внезапно нахмурившуюся Алисию.

– Как насчет Эда? – спросила Алисия, кивая головой в сторону крыльца. – Мэттью уже знаком с Эдом, Холли?

На этот раз наступила моя очередь хмуриться. Ну почему ей так нравится быть провокатором? Когда Мэттью посмотрел через мое плечо, я повернулась и увидела Эда, который собирался войти в дом.

– Привет, – сонным голосом сказал Эд, хотя мы еще даже не пробовали индейку и было совсем не поздно.

– Привет, – ответил Мэттью, напомнив мне пилигрима, который пытается освоить фонетику американских индейцев.

Когда я поинтересовалась, приехал ли наш гость в Лондон, чтобы праздновать День благодарения, Мэттью ответил:

– Ну, мне не за что благодарить. – Потом, почувствовав на себе общее внимание, добавил: – Моя мать попала в больницу. Но с ней уже все в порядке.

Он подошел ко мне и, понизив голос, спросил, не пройдусь ли я с ним, пока не готов обед?

Я повернулась к Эду, но тот лишь пожал плечами.

– Давай, – сказал он. – Я подожду.

* * *

На улице было сумрачно, и небо казалось таким же темным, как и земля. Тротуары Лоррейн-авеню покрылись коркой черного снега, который, похоже, решил сгнить, а не растаять.

– Как ты? – спросил Мэттью, засовывая руки в карманы.

– Я в порядке. Я… да, в порядке, – сказала я, думая о том, что мне противно касаться или целовать Эда, когда от него несет табаком. – Вообще-то я не знаю, как я. Но гораздо более важно, как себя чувствует твоя мать.

Мэттью кратко сообщил, что с ней случился небольшой сердечный приступ, но ей сделали пластическую операцию на сосудах, и теперь все хорошо. Затем он перешел к более важной для него теме.

– Наша прошлая встреча была отвратительно странной. То есть я хочу сказать, что был рад тебя видеть и все прошло отлично, если не считать нашего расставания. Я не знал, как сказать тебе то, что мне хотелось тогда сказать…

– Слушай, я хочу быть с тобой честной, – заявила я, собравшись с духом. – Я вроде как встречаюсь с кем-то.

Мэттью моргнул.

– С кем-то? С психотерапевтом, что ли?

– Нет! – рассмеялась я. – Я хотела сказать – с парнем. Я встречаюсь с… этим парнем. Мне следовало упоминать о нем в своих письмах.

– Встречаешься, – произнес Мэттью, почесав затылок. – Значит, у вас серьезные отношения?

– Это не отношения, – выпалила я. – Я даже не знаю, как это назвать. Я просто не хочу ничего скрывать от тебя. Раз уж ты стоишь передо мной и пытаешься объяснить, что произошло во время нашей последней встречи.

– Ты влюблена в этого… парня?

Я подумала о том, как Эд говорил, что меня нужно как следует оттрахать, чтобы я смогла стать хорошим врачом.

– Я этого не хочу, – сказала я.

Мэттью рассмеялся. Он смеялся так громко, что ему стало плохо. Только когда он закрыл лицо руками и опустился на кромку тротуара, я поняла, что это уже не смех, а стон.

– Какого черта я тут делаю? – с горечью в голосе спросил он.

– Ты тут из-за матери, – напомнила я.

– Это не объясняет того, что я приперся на День благодарения к тебе и твоей семье.

– Эй, – сказала я, опускаясь рядом с ним и беря его за руку. – Я всегда рада тебя видеть. Иначе зачем бы я писала тебе все эти письма? Ты мой друг, и я…

– Друг, – мрачно повторил Мэттью, перебивая меня.

– Но ты ведь действительно мой друг.

– Ты же не спишь с этим парнем, правда? – внезапно спросил Мэттью.

Я замялась.

– Ну…

Мэттью снова застонал и схватился за голову, потом посмотрел на меня.

– Это тот парень был в доме?

– Мы с ним вместе учились в третьем классе, – сказала я.

– Но он был… то есть, он даже не… – Мэттью замолчал, потом продолжил: – Если вы с ним… вместе… то он, наверное, против… что ты сейчас со мной?

Я пожала плечами.

– Ну, ты же его видел. Ему все равно.

– Идиот! – воскликнул Мэттью.

– Ты вовсе не идиот!

– Я имел в виду его.

– Ну, он вполне… самодостаточен, я думаю. И он не переживает ни о ком и ни о чем.

– И о тебе он тоже не беспокоится? – спросил Мэттью, и я, признаться, немного растерялась. Потом он добавил: – Как ты вообще могла так вляпаться?

– Я ни во что не вляпалась! Я просто немного запуталась. – Я смотрела, как Мэттью поднялся с тротуара и зашагал прочь. – Куда ты идешь?

– Я даже не представляю, как принять все это, – глухо произнес Мэттью. – И не знаю, что думать о тебе.

– Обо мне?

Он помолчал, стоя рядом со мной и подыскивая слова, но в конце концов лишь покачал головой.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива. Любой ценой. Но сможешь ли ты быть счастлива?..

– Я не идеальна! – внезапно закричала я, чувствуя, как слезы брызнули из глаз. – И думаю, что это в порядке вещей!

– Да все в порядке. Абсолютно все, – внезапно решил Мэттью. – Однако мне в твоем порядке делать нечего.

– Неправда! – крикнула я, вытирая лицо.

Мэттью открыл рот, чтобы ответить мне, но, видимо, передумал.

– Мне действительно пора идти.

– Вот так просто? Ты появился только для того, чтобы устроить мне выволочку, а теперь уходишь?

Он ответил мне официальным наклоном головы и протянул руку, чтобы застегнуть верхнюю пуговицу пальто. На самом деле она уже была застегнута.

– Всего доброго, Холли.

Обратно до дома я дошла довольно быстро. Снаружи я увидела Роксану, которая сидела на холодных ступенях, уставившись в темноту.

– Роксана? Что ты тут делаешь? Здесь холодно.

Она посмотрела на меня, и это было единственным ответом – взгляд голубых глаз с желтой каемкой белка.

– Роксана?

– Думаю, – вымолвила она наконец.

Я села рядом с ней на крыльцо, решив, что мне тоже не мешает подумать, но, в отличие от нее, вслух.

– Похоже, отношения с Эдом ведут в никуда. А Мэттью теперь меня ненавидит. Он ненавидит меня! – сказала я.

Роксана не ответила, и я посмотрела на нее, заметив, что красные пятнышки теперь рассыпаны по всей коже обеих ее рук. Я пригляделась. На шее Роксаны появились и другие пятна – неровные, синие и расцарапанные, словно она пыталась избавиться от зуда.

Наверное, Роксана почувствовала на себе мой изучающий взгляд и подняла на меня глаза, удивленно изогнув брови: что?

– Что? Ничего, – я постаралась ответить, не выдавая беспокойства. Было тихо, только смех Эда и девушек долетал из дома. Эда и девушек. Он был бы счастливее, если бы встречался с кем-то из них.

– Ты будешь рада, узнав, что я наконец-то проконсультировалась с врачом, – сказала она.

– Ты сделала это! Роксана, это же прекрасно, – обрадовалась я и тут же заткнулась, увидев ее лицо.

– В моей печени обнаружилась огромная неоперабельная «тень», которая оказалась раковой опухолью. Метастазы проникли в селезенку, диафрагму и легкие. Шесть месяцев – это все, что мне осталось.

«Приехали», – подумала я, делая глубокий вдох, как парашютист, собравшийся прыгать. Все мы находились в одном самолете, с мешками за спиной, и все прыгали один за другим: сначала мама с ее эмболией, потом мистер Бодли с асфиксией, а теперь еще и Роксана. Вот только что я делаю в этом самолете, если дико боюсь полетов и высоты?

– Они определили первичный очаг опухоли? – спросила я.

Роксана покачала головой.

– Они предполагают, что это печень, но клетки, взятые на биопсию… Как это называется, если врачи не могут сказать наверняка?

– Не дифференцированы?

– Именно.

«Все плохо, – подумала я. – Абсолютно все плохо. И кому какая разница, что Мэттью меня ненавидит, а Эд не хочет серьезных отношений? Роксана умирает. Но… мне нужно мыслить позитивно».

– Роксана, шесть месяцев – это среднее число.

– Я знаю. Некоторые живут меньше.

– Как насчет химиотерапии? – спросила я.

– Мне объяснили, что она не повлияет на продолжительность жизни. Химиотерапия положительно скажется на гистологии моей печени. А какого черта меня должно волновать, насколько хорошо будут выглядеть клетки моей печени на предметном стекле при аутопсии?

– Роксана, я знаю, что химиотерапия не действует на девяносто процентов людей, которые ее проходят. И все-таки это означает, что десять человек из сотни живут дольше шести месяцев! И ты можешь быть одной из этих десяти!

Она покачала головой.

– У меня проблемы с кармой. Я нарушила почти все заповеди.

– Ты не крала… – начала я.

– Я украла свою дочь, Холли! Я украла свою дочь только потому, что разозлилась на ее отца и не хотела, чтобы он радовался, глядя, как она растет. Я предавала. Я лгала.

– Но ты же никого не убила, – сказала я.

– Но я серьезно об этом подумывала, – ответила она, тихо вздохнув.

– Роксана, почему ты считаешь, что болезнь – это твоя вина? У всех нас проблемы с кармой!

– Не знаю. Я не знаю, – мрачно произнесла она. – Просто я уже давно чувствую себя нехорошо. – Она покачала головой и добавила: – И я не предполагала, что настолько больна. Но все это как-то связано. Честно говоря, я не очень удивилась, когда обнаружила истину.

Мне не нравилась мысль о том, что кто-то сам может спровоцировать у себя раковую опухоль. Иначе рак может оказаться у меня, у Бена, у папы, даже у Алисии…

– А раньше ты хоть когда-нибудь удивлялась? – спросила я, внезапно задумавшись над ее словами. Мне стало ясно, что талант медиума действительно не оставляет места для изумления – словно ты всегда знаешь, какой сюрприз тебе готовят на день рождения.

– Нет… Я… Нет, не могу сказать, что удивлялась, – медленно произнесла Роксана.

Я попробовала представить себе, что все те тысячи вещей, которые удивляли меня, превратились бы в рутину, если бы у меня был дар предвидения. Неужели места, о которых я только мечтала, стали бы для меня чем-то обычным и явным? Интересно, а рождение тоже можно было бы предсказать?

– А ты знала, что Ди будет похожа на тебя, прежде чем родила ее?

Роксана пожала плечами.

– Я знала, что она будет похожа на меня.

Я не могла представить себе, как можно ничему никогда не удивляться. Такое обделение эмоциями привело бы к обыденности и скуке, что у меня никогда не ассоциировалось с Роксаной. Со всей ее бесстрашной мудростью она должна была прожить невероятно интересную и насыщенную жизнь.

– Я еще никому не говорила, – призналась она. – И сказала тебе лишь потому, что ты и так знала диагноз.

– Понимаю.

Мы сидели рядом и молча смотрели в темное вечернее небо.

– Почему ты решила сходить к врачу? – поинтересовалась я.

– Бродила по магазинам, – мрачно ответила Роксана. – Притворялась, что ищу подарки на Рождество, а на самом деле подбирала себе одежду, чтобы встряхнуться. Женщина, которая явно переусердствовала с лаком для волос, подвела меня к прилавку с косметикой, сказав, что они раздают бесплатные очищающие средства. Звучало прекрасно, словно можно было сказать: «Очистите мою жизнь!» Я подошла к прилавку, взяла одно из карманных зеркал и внезапно увидела саму себя. До этого случая я не особо обращала внимание на свой внешний вид. Знаешь, как делают «портрет поколения», совмещая фото разных людей? Так вот, год назад у меня был мужчина, который говорил, что я похожа на голубоглазую Шер. И вот я увидела себя – этого упыря, что смотрел на меня из зеркала, – с морщинистой желтой кожей, желтыми глазами и ломкими волосами. Казалось, это был собирательный портрет Дьявола. И я настолько испугалась того, как изменилась за последний год и что могу быть больна, что уронила зеркало. И оно разлетелось на осколки.

– Роксана, это к семи годам несчастий, – сказала я.

– Я знаю. – Она кивнула, обнимая свои колени. – Если бы…