Текст книги "Диагноз: Любовь"
Автор книги: Мегги Леффлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)
Я медленно кивнула, думая о том, чего же я хочу на самом деле. Единственное, что приходило в голову, – это мое желание снова и снова прикасаться к нему.
– Я не знаю, чего я хочу, – пробормотала я, растерявшись. – И я не знаю, хочу ли от тебя чего-либо взамен.
– Ты поймешь, Холли. – Эд опустил руки и шагнул к стене. – Поверь мне.
Чувствуя себя проигравшей, я сползла по стене рядом с ним.
– Так, значит, это конец, да? Просто… прожитый и забытый момент? – спросила я. – В отличие от многих иных моментов нашей жизни?
– Многие иные моменты нашей жизни могут перерасти в отношения, – сказал Эд.
– Или в роман, – добавила я.
Эд повернулся и посмотрел на меня. Я думала о том, что стене неплохо бы стать полом, на который мы оба можем лечь.
– А какая разница? – спросил он.
– Понятия не имею, – отозвалась я. – Но ты наверняка прав. Нам не следует повторять то, что произошло этой ночью. Так будет лучше.
Эд потянулся ко мне и нашел губами мои губы. Поцелуй был таким страстным, что я снова почувствовала себя опьяневшей. Это ничуть не походило на прощальный поцелуй. И не могло им быть.
– Что это было? – спросила я, когда он отстранился.
– Не знаю, – рассмеялся Эд. – Мне просто захотелось снова увидеть твою улыбку.
И я улыбнулась. Мы разошлись в разные стороны, но я продолжала улыбаться самой себе, идя по лестнице, а затем и по коридору. Я не переставала улыбаться, когда вышла на яркий солнечный свет. И только оказавшись на слепящем солнце, я поняла, что солгала. Я хотела чего-то настолько серьезного, что оно было почти святым. Отрицать отношения было все равно что выучиться на доктора и не замечать болезней. Как нам увидеть правду, которая всегда где-то между двумя людьми?
Глава 16
Дыхательные упражнения
Атмосферный воздух наполнен жизненно важными элементами, кислородом, который, проходя через легкие, дает нам жизненные силы… Ни один тонизирующий препарат не окажет того влияния, которое дадут несколько глубоких вдохов чистого холодного воздуха.
Библиотека здоровья, 1927
Роксана выбрала место, которое называлось «Чез Сюзетт», на Тоттенхем-Корт-роуд. Там никто не говорил по-французски, кроме страстного артиста, чей голос звучал из динамика над нашей головой. Ресторан был немного темноват, как того требовала мода, а снаружи стоял великолепный сентябрьский день, небо сияло чистой синевой, и листья только начинали желтеть. Официантка показала мне столик, я уселась в полумраке, жалея о том, что не догадалась настоять на пикнике в Гайд-парке.
– Прости, я опоздала, – сказала Роксана, которая буквально через минуту появилась около столика и стала устраивать на стуле несколько магазинных пакетов, свою сумочку, детское автомобильное кресло и самого Макса, завернутого в одеяло. На его чепчике был прикреплен букетик цветов. Не удержавшись от соблазна, я вскочила, чтобы взять дергающийся сверток на руки. Макс пах, как свежий сливочный пирог.
– Я не знала, что мне придется нянчиться с ним после обеда. У Ди сегодня клиенты, Алисия устроилась работать в Вотерстоунс. Вот… Давай посадим его в автомобильное креслице, – предложила Роксана. – Ему будет удобно.
– Вотерстоунс? – спросила я только затем, чтобы подержать Макса на руках еще минуту. Он стал гораздо тяжелее с нашей прошлой встречи в палате для рожениц и теперь был пухленьким и круглым, настоящим крепышом, а не тем мокрым комочком, который норовил выскользнуть из рук. Держа малыша на руках, я смотрела на него и не могла понять, как мама смогла отказаться от меня ради изучения медицины.
– Это книжный магазин. Алисия устроилась кассиром, но предпочитает называть себя продавцом книг.
Рядом с нами возникла официантка, в туфлях на высоком каблуке, расклешенной юбке и с колечком в носу. Похоже, ее возмущала необходимость принести нам меню.
Нагнувшись, чтобы поудобнее расположить Макса в его креслице, я спросила, какие клиенты сегодня у Ди.
– Сумасшедшие, которые платят за то, чтобы им горячим воском удалили волосы на лобке. Сегодня у них гидромассажные ванны. Кстати говоря, ты прекрасно выглядишь, – добавила Роксана с улыбкой. – С каких пор ты начала пользоваться помадой?
– О, всего несколько недель тому назад, – ответила я, чувствуя, что краснею.
Глаза Роксаны расширились.
– Ты с кем-то встречаешься.
– Ну, что-то вроде того. – Я застенчиво улыбнулась.
– Вроде того! – воскликнула она. – Да ты влюбилась.
– Я бы это так не назвала, – засмеялась я.
Роксана усмехнулась, потом деловито осведомилась:
– Что лучше – красное или белое?
– Что, вино?
– Ты не пьешь? – спросила она, удивленная ужасом, который прозвучал в моем голосе. – Но уже почти вечер.
– Роксана… у тебя желтуха, – сказала я, чувствуя, как гора беспокойства, и так занимавшая большую часть моей головы, превращается в Большой Каньон. – Ты вся желтая.
– Да ладно тебе! Просто немного желтизны. Расслабьтесь, док.
– Роксана, – строго произнесла я. Признаться, мне не хотелось касаться этой темы так скоро, но если она собирается начать пить, то я не имею права ждать другого момента. – Почему ты не пришла ко мне?
– Мы же встретились, не так ли?
– Я серьезно, Роксана. Почему ты не пришла в госпиталь, где я работаю? Мы сделаем анализ крови и ультразонд. Ультразонд – это совсем не больно.
Вернулась официантка, еще более недовольная жизнью, поскольку чуть не споткнулась о креслице с Максом, стоявшее возле стола. Она поинтересовалась, не желаем ли мы «убрать это куда-нибудь», словно Макс был сброшенным пальто. Когда Роксана сказала, что он останется там, где и был, официантка непонимающе заморгала. Возможно, именно ее глупое выражение лица заставило Роксану зачитывать меню медленно и внятно. Она заказала графин охлажденного шардоне и два бокала. Я не стала возражать, но дала себе слово, что выпью столько, сколько смогу, чтобы спасти ее печень.
– Итак, ты мне не доверяешь, – сказала я, когда наша страдающая анорексией официантка скрылась из виду.
– Я не доверяю докторам, – заявила Роксана, читая меню. – Это не имеет отношения к тебе лично. Но какого черта мы говорим обо мне? Кто твой счастливчик? – спросила она, сменив тему.
– Он… санитар. – Я вдруг почувствовала, как вспыхнуло мое лицо. – И он играет в рок-группе.
Роксана рассмеялась.
– Великолепно! И как долго это продолжается?
– Несколько недель.
Официантка поставила вино на стол, не потрудившись налить его в бокалы или хотя бы поинтересоваться, будем ли мы обедать. Роксана сама налила вино в бокалы и приподняла свой, однако, похоже, ее больше интересовала я, чем возможный тост.
– Ты влюбилась, – сказала она. – Ты вся светишься.
– Я его едва знаю, – ответила я, касаясь бокала Роксаны своим и делая большой глоток под ее внимательным взглядом. Шардоне было легким, освежающим, с фруктовым ароматом. – Нельзя говорить о любви, когда ты только познакомился с человеком.
– Конечно, можно, – отмахнулась Роксана от моего заявления.
Но я не могла проигнорировать то огромное количество противоречивых чувств, которые меня обуревали, поэтому продолжала настаивать:
– На все нужно время. И я не могу позволить чувствам, таким как похоть, влиять на мое поведение.
– О Боже, Холли, – рассмеялась Роксана. – Все остальные просто влюбляются. А для тебя любовь – это диагноз.
Вернулась наша официантка, делая вид, что интересуется нашим заказом. Роксана выбрала пирог с сыром и шпинатом, я остановилась на салате «Никоши». По какой-то причине, стоило мне начать уточнять – «никаких анчоусов, никакого соуса», – официантка закрыла ручку колпачком и засунула ее в карман.
– Странно то, что мы с ним уже встречались, – продолжила я. – Ну, с этим парнем. Это было давно, нам тогда было по девять лет. И вот теперь, спустя столько лет, мы оказались соседями по общежитию. Неужели это какой-то знак свыше?
Роксана на минутку задумалась.
– Нет. Это просто милое совпадение.
Наверное, она заметила мое разочарование, поэтому поспешно добавила:
– Я имею в виду, черт побери, что все, с кем ты встречаешься, очень важны для тебя. Но стоит ли из-за этого связывать свою судьбу со старым знакомым? Нет. Послушай меня внимательно. Медиумы не могут знать, за кого ты выйдешь замуж, а если утверждают обратное, не верь им. Твоя мать говорит, что все в порядке, поскольку этот парень не оптимист. – Роксана задумалась над тем, что сказала, словно эти слова вырвались прежде, чем она успела осознать их смысл. – Забавно. Я и сама не особо доверяю чересчур веселым и бойким.
– Моя мать сказала тебе… – изумленно произнесла я, оглядываясь по сторонам. – Ты видела мою мать?
– Видела, – подтвердила Роксана. – Я просто не понимала, кто это, пока Клиффорд не привел ее с собой и мы не встретились.
– Клиффорд…
– Мой духовный проводник.
Ага. Он.
– Она счастлива? – спросила я.
– А с чего ей быть несчастной? – сказала Роксана, словно после смерти все обязаны радоваться. «Потому что я не с ней», – подумала я, но не произнесла этого вслух. К тому же я уже знала ответ на этот вопрос: для того чтобы быть счастливой, моей маме необязательно мое присутствие. Она прекрасно знает, как быть счастливой без меня.
А потом я поняла, что моя мама могла иметь в виду вовсе не оптимиста.
– Она не против того, чтобы я вышла замуж за оптимиста, – мрачно произнесла я. – А вот оптик ей бы не понравился. Офтальмологи их не особо любят.
Роксана рассмеялась, налила нам еще вина, после чего откинулась на спинку стула и заметила:
– У твоей матери было что-то вроде пунктика относительно самоконтроля, правда?
– Нет.
– Иногда, – настаивала Роксана.
– Никогда, – возразила я, пытаясь проглотить застрявший в горле колючий ком. – Просто она была очень гордой.
– Ты так злишься из-за вашей разделенности, – заметила Роксана.
– Она мертва. – Я отставила бокал немного резче, чем собиралась. – Что толку злиться на другую реальность?
Когда Роксана наклонила голову и искоса взглянула на меня, я начала подозревать, что Клиффорд заполнил эту паузу голосом в ее голове.
– Ты злишься на нее, – вымолвила она наконец.
– Это глупо, – ответила я. – Ведь мамы уже нет, как я могу злиться?
– Именно на это ты и злишься. На то, что она умерла.
– Нет, не на это. – Я покачала головой, неожиданно рассердившись. Да кто такой этот ее духовный наставник? – Я злюсь на маму, потому что она бросила меня, когда мне было девять лет. Потому что она влюбилась в кого-то, кто определенно не был моим отцом.
От изумления брови Роксаны превратились в две дуги.
– Моя мать была полной эгоисткой.
Принесли еду, в моем салате оказались и анчоусы, и соус, но я не стала отсылать его назад, пытаясь справиться с ощущением, которое нахлынуло на меня в связи с последней фразой: «Моя мать была полной эгоисткой». Такой же, как я сама.
Роксана не притронулась к пирогу, просто наклонилась ко мне и прошептала:
– Я рада, что ты признала правду насчет нее.
Я подняла взгляд от джунглей, раскинувшихся на моей тарелке, и встретилась глазами с Роксаной.
– Если твоя мать не была идеальной, возможно, и тебе не следует стремиться к совершенству.
Но я не хочу стать изменницей, как она. Я не хочу предавать людей, которых люблю.
– Ты так боишься совершить ошибку, – сказала Роксана. – Именно поэтому ты не позволяешь себе влюбиться.
Обдумав ее слова, я медленно кивнула. А еще я боюсь найти не те слова, сделать что-нибудь не то или, боже упаси, связаться не с тем человеком. Возможно, лучший способ никого не предавать – это просто не принимать никаких решений.
Но все равно это довольно грустно. Мама ошиблась, а мне придется стать исправлением ее ошибки? Я покачала головой и взялась за вилку, выкапывая из салата анчоусы и откладывая их в сторону. Продолжая размышлять, я вдруг подумала: «Мне не стоит здесь находиться. Я даже не помню, зачем пришла».
– Я знаю, почему ты здесь, – заявила Роксана.
Я перестала выковыривать из вареного яйца желтую серединку и подняла глаза:
– В Англии?
Она кивнула.
– И ты тоже это знаешь, хотя не хочешь признаваться даже себе.
Я перевела дыхание, не в силах отвести взгляд от ее голубых, окаймленных желтизной глаз. Наконец она продолжила:
– Ты хочешь избавиться от своей матери.
– Нет, я… я как раз, наоборот, хочу…
– Твоя мать означает для тебя боль. Но поверь, тебе не всегда будет настолько больно.
Я потеряла дар речи, совсем запутавшись. Неужели я хочу избавиться от мамы? Как только я перестану испытывать боль из-за нее, она уйдет, уйдет, уйдет и присоединится к дриадам Нарнии, уйдет на Елисейские Поля или в другой аналог рая, который она заслуживает.
Роксана перестала болтать вино в бокале и поднесла его к губам, отсалютовав мне:
– Ты приехала сюда в поисках любви.
– Нет, – сказала я, чувствуя, что мне надоели ее заявления. – Я бы не бросила свою страну только ради этого. В Штатах у меня было куда больше шансов. У меня даже был парень!
– Парень? – спросила Роксана, удивленно приподнимая брови. – А ты поставила его в известность, что он твой парень, прежде чем срываться с места и уезжать сюда?
– Конечно же! – воскликнула я, хотя и понимала, что вру. Я не знала, как обозначить наши отношения, и была слишком занята тем, что отрицала чувства, которые испытывала к Мэттью.
– Так почему ты бросила его?
Я помотала головой, чувствуя, как что-то щекочет мне глаза.
– Я просто хотела убраться подальше от Питтсбурга.
– Есть места и поближе, чем Винчестер в Англии, – заметила Роксана. – Скажи, ты спала с тем парнем?
– С Мэттью? – Я поперхнулась вином. – О нет. Мы не заходили так далеко. – Я отставила бокал. – Если исключить секс, гораздо легче правильно оценить человека. И уйти от него, понимая, что в одиночестве тебе будет лучше. А секс все искажает. Он словно церебральный паралич для отношений.
– Но именно поэтому секс и замечателен! – воскликнула Роксана с такой страстью, что ее наверняка услышали люди за соседними столиками. – Занятия сексом великолепны! – продолжила она так громко, что даже Макс пошевелился в своем креслице. Я покачала креслице ногой, чтобы снова убаюкать его.
Слова Роксаны о сексе заставили меня вспомнить родителей. Я ничего не могла поделать со своими мыслями о том, что мама вернулась летом после семестра, проведенного на скрипучем диване Саймона Берга. Вероятно, она все же пошла с отцом в постель, ведь мы с Беном тогда впервые услышали, как родители занимаются любовью. Мы все тогда поехали на побережье, и самым чудесным для нас было то, что с нами не поехала Ева. Впервые никто не принимал решений за нас. Мы поздно ложились и поздно вставали, а наши родители брали нас с собой каждый вечер, и мы ели жареные пирожки и мороженое на борту прогулочной яхты. В то время мы все были абсолютно счастливы. Неужели это состояние никогда не вернется?
– О Холли, – сказала Роксана, – я же не говорю про коитус, не говорю о пенисе в вагине. Меня это не интересует. Хотя, конечно, интересует… – добавила она, усмехнувшись. – Но я имею в виду влюбленность во всех ее проявлениях, когда перед человеком открываются новые перспективы. До сих пор ты не видела любви. Ты не можешь разглядеть ее без пары дополнительных очков. Но сейчас ты готова к этому. – Она отломила кусочек от корки пирога, улыбнулась и отправила его в рот. – Ты готова выйти за собственноручно установленные рамки. И ты, как мне кажется, хочешь влиять на чью-то жизнь.
Я посмотрела на Макса и на миг перестала возражать ей даже в мыслях.
– Ты просыпаешься каждое утро, думая о том, когда же ты станешь лучше, – продолжала Роксана. – И сюда ты приехала именно потому, что хотела стать самой лучшей и найти для себя самое лучшее. Но ты слишком боишься позволить этому лучшему найти тебя.
Я кивнула, издав звук, больше похожий на всхлип, чем на смешок. Когда я быстро вытерла глаза, Роксана, наклонившись вперед и взяв меня за руку, посоветовала не волноваться так сильно.
– Откуда ты все знаешь? – спросила я.
– Ты ведь тоже все знаешь обо мне.
– Неужели?
Она кивнула.
Я потянулась за бокалом и отпила вина, словно оно могло подсказать мне все ответы на все вопросы и озвучить их за меня.
– Я знаю, что ты беззащитна, хотя и притворяешься, что это не так, – метнув взгляд на Роксану, уверенно произнесла я.
– Конечно. Но разве не все мы таковы? Ты можешь сказать не только это.
– Я знаю, что ты никогда никого не любила, кроме своей дочери.
Она не возразила, но и не подтвердила этого.
– Включая и твоего мужа, – добавила я. – Ди для тебя куда важнее, чем он.
Роксана задумчиво смотрела на меня.
– И я знаю, что ты предпочла бы быть несведущей, но прекрасной старой леди, чем мудрой древней ведьмой.
– О-о-о! Да! – Она снова развеселилась. – И ты ведь знаешь…
– Знаю что? – спросила я.
– Ты знаешь, что я умираю.
Вернувшись в Парчмент-хаус, я уселась в кухне, пытаясь изобразить себе что-то вроде каши на обед. Я была одна, и мои мысли все еще крутились вокруг самой Роксаны и разговора с ней. И конечно же, вокруг моей мамы. Не важно, злюсь ли я на маму, мне все равно никогда уже не вернуть ее. И не имеет значения, хочу ли я помочь Роксане, потому что в ее организме происходит что-то плохое и с этим ничего уже не сделать. Я знала, что мне не под силу остановить этот процесс, – я могу всего лишь выяснить причину, как, впрочем, и в ситуации с моим прошлым. Точнее говоря, с маминым прошлым.
– Привет, женщина, – сказал Эд, входя в кухню. – Как дела?
Отвернувшись от своей здоровой пищи и увидев Эда – мускулистого, полураздетого Эда, – я тут же позабыла, о чем думала. Я вспомнила, как уверяла Алисию, что не совершаю резких движений, и тут же поняла, как мне этого хочется – не раздумывая, броситься в объятия Эда. Вместо этого я осталась сидеть на месте и заставила себя поинтересоваться, как прошел его вчерашний концерт.
Эд засмеялся и вытащил из холодильника «Маунтин Дью»[38]38
Товарный знак безалкогольного газированного напитка с фруктовыми вкусовыми добавками производства компании «Пепси-кола».
[Закрыть].
– Да это был, в общем-то, не концерт. Мы просто играли в баре. Но спасибо, что спросила.
Он прикоснулся к моей щеке, и я невольно покраснела.
Именно в этот момент у двери материализовалась Марианн, словно карающий призрак мертвой медсестры. Она, полагаю, все видела: и его руку на моей щеке, и блаженное выражение у меня на лице. Не удивлюсь, если она смогла прочитать мои мысли.
– Как дела, Железная Марианн? – с приветливой улыбкой спросил Эд, убирая от меня руку.
– В общежитии существуют определенные правила относительно одежды, – заявила она, старательно отворачиваясь по пути к холодильнику, словно Эд был полностью раздетым, а не просто забыл накинуть рубашку.
– Прости. Я, наверное, так и не осилил свода правил, – сказал Эд, забавляясь ее замешательством. Потом он повернулся ко мне и спросил:
– Есть планы на текущий момент?
– Никаких планов, – ответила я, возвращая ему улыбку.
– Тогда пойдем со мной, – предложил Эд. – Я дам тебе кое-что.
– Позже, Марианн, – добавил он, когда я вслед за ним направилась к выходу из кухни.
Внезапно мне стало наплевать на то, что она подумает.
Как только мы вошли в его комнату, Эд повернул рычажок замка и закрыл дверь. Встав у меня за спиной, он одним плавным движением стянул через голову мою футболку и поцеловал меня в шею.
– И что ты собирался дать мне? – спросила я и засмеялась, когда вместо ответа на вопрос получила новую порцию поцелуев. Пока Эд расстегивал бюстгальтер и опускался к узлу на поясе моих форменных больничных штанов, которые через миг уже лежали на полу, я мечтательно улыбалась. О, все правильно.
И только когда я оказалась на его кровати, во мне вдруг проснулась неуверенность.
– Э-э-э… – протянула я, садясь на кровати.
– Расслабься. Ложись. Это просто массаж, – сказал Эд. – И лучше перевернись. Давай, перевернись, – настаивал он. – Тебе это не повредит.
Я почувствовала спазм в желудке, увидев на прикроватной тумбочке фотографию в рамке. Со снимка на меня смотрела привлекательная белокурая девушка, насколько я поняла, его бывшая невеста, а не умершая жена. Ники. У меня ушло много времени на то, чтобы заставить Эда назвать ее имя. «Ники, – сказал он в конце концов на одном дыхании. – А какая тебе разница?» Это было на прошлой неделе, в нашу первую ночь. «Забудь о ней. Она уже в прошлом, а ты нет», – подумала я, зарываясь лицом в подушку, чтобы не видеть лица на фотографии.
– Ты хоть можешь дышать? – осведомился Эд. Я слышала, как он смазывает руки лосьоном. Повернувшись лицом к стене, я уловила запах лаванды.
– Могу, – сказала я, напрягаясь, когда почувствовала его руки на своей спине.
– Можешь расслабиться? – спросил он. – Надеюсь, что тебе будет хорошо.
«Ди делает это ради заработка, – напомнила я себе. – С незнакомцами. Перед тем, как удалить им волосы на лобке».
– Дыши, – велел Эд, разминая мою спину.
– Хорошо, – отозвалась я и задержала дыхание.
– Да нет же! Тебе нужно расслабиться. Ты слишком многое держишь в себе. В тебе недостаточно места для такого багажа.
– И как мне расслабиться? – спросила я.
– Дыши, – повторил Эд, массируя мои ромбовидные и трапециевидные мышцы, потом опуская руки ниже.
– Дышать, – пробормотала я. – Это такой новый вид йоги.
– Дыхание?
– Ну, это весьма популярно, – пояснила я.
– Ты все еще напряжена. Дыши глубже, вдыхай и выдыхай, позволь телу расслабиться.
– Я попытаюсь, – сказала я, имея в виду, что попытаюсь позже.
– Не надо пытаться, просто делай это сейчас, – произнес Эд таким тоном, словно читал заклинание.
– Спасибо, мистер Мияги, – вежливо поблагодарила я.
– Мистер кто? – Эд на секунду замер.
– Мальчик-каратист, помнишь кино?
– Я цитировал самого Йоду. Думал, что его-то ты узнаешь, – сказал Эд.
Я внезапно расхохоталась, чувствуя, как расслабляется все внутри, от затылка до поясницы. Я продолжала смеяться и дышать, смеяться и дышать, пока мои суставы не расслабились, а мышцы не стали мягкими. Мое сердце колотилось, как мне казалось, прямо о ребра. Тем временем Эд продолжал разминать и гладить меня, словно тесто для хлеба, которое должно было вскоре подняться. Следующий взрыв смеха прозвучал подобно стону.
– Тебе станет лучше, – пообещал Эд.
И я поверила ему.
К тому моменту как я перевернулась на спину, у меня уже не было сомнений, что вот оно – время. Штаны и боксерки Эда нужно убрать прочь – он должен быть совершенно обнажен. И мне наплевать, санитар он или врач, шаман или дилетант. Мне тридцать лет, и пришло время исцелиться.
