Текст книги "Танцоры в конце времени"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)

Майкл МУРКОК

ТАНЦОРЫ В КОНЦЕ ВРЕМЕНИ

ПУСТЫЕ ЗЕМЛИ

ЧУЖДЫЙ ЗНОЙ

Майкл МУРКОК

ПУСТЫЕ ЗЕМЛИ

Посвящается Мику Гаррисону и Диане Бордмен

Давай уйдем!.. Вот-вот наступит ночь,

Окончен день забот для нас с тобой,

Снят урожай, что послан нам судьбой.

Тоска и смерть. Ушла надежда прочь.

Давай уйдем!.. Покинем этот мир -

Безумный мир тщеславной суеты,

Несчастный мир бездушной пустоты,

Где человек так немощен и сир.

Давай уйдем!.. Туда, где нет ни слез,

Ни смеха, ни желаний, ни тоски,

Ни страха, ни любви, ни сладких грез…

Там отдых обретают старики.

Мы превратимся в сок родных берез,

Мы уплывем с водой родной реки…

Давай уйдем!..

Эрнест Доусон,

“Прощальное слово”, 1899 г.

1. ДЖЕРЕК КОРНЕЛИАН ВСЕ ЕЩЕ ЛЮБИТ МИССИС УНДЕРВУД

– Боюсь, что ты дал начало еще одной моде, дорогой. – Железная Орхидея сдвинула покрывало из соболей и столкнула Джерека с постели стройной ногой. – Я так горжусь тобой! Как любая мать. Ты талантливый и вкусненький сын!

Джерек вздохнул, лежа на дальнем краю постели, полностью спрятав лицо в огромной мягкой куче подушек. Он был бледен и задумчив.

– Благодарю тебя, ярчайший из цветов, самый благородный из металлов.

Его голос был слаб.

– Но ты все еще тоскуешь, – сказала она сочувственно, – по этой миссис Ундервуд.

– Так и есть.

– Немногие смогли бы сохранить подобную страсть так долго. Мир все еще нетерпеливо ждет развязки. Ты отправишься к ней? Или она явится к тебе?

– Она сказала, что придет ко мне, – пробормотал Джерек Корнелиан. – По крайней мере, я так понял. Ты знаешь, как трудно иногда понять смысл беседы с путешественником во времени, и, должен сказать, это особенно трудно в 1896 году. – Он улыбнулся. – Тем не менее, все было чудесно. Хотел бы я, чтобы ты все это видела своими глазами, Железная Орхидея. Кофейные палатки, Кухни Джонса, Тюрьмы и другие памятники. И так много людей! Можно усомниться, хватает ли воздуха на всех!

– Да, дорогой. – Ответ ее не был таким живым, каким мог бы быть, так как она уже слышала все это не один раз. – Но твоя конструкция находится здесь на радость всем нам. И другие теперь следуют за тобой.

Догадываясь, что ему грозит опасность наскучить ей, Джерек сел среди подушек, расставил пальцы рук на уровне глаз и принялся разглядывать мерцающие кольца власти, украшающие их. Сжав совершенной формы губы, он установил в определенное положение кольцо на указательном пальце правой руки. На дальней стене комнаты появилось окно, через которое ворвались теплые и яркие солнечные лучи.

– Какое красивое утро! – воскликнула Железная Орхидея в похвалу ему. – Как ты планируешь провести его?

Джерек пожал плечами.

– Еще не знаю. У тебя есть предложения?

– Ну, Джерек, поскольку именно ты установил моду на ностальгию, я думаю, тебе захочется отправиться со мной в один из старых гниющих городов.

– Что касается тебя, ты совершенно в ностальгическом настроении, королева матерей с богатым воображением. – Он нежно поцеловал ее веки над черными, как смоль, глазами. – Мы в последний раз посещали его, когда я был ребенком. Ты имеешь в виду Шаналорм, конечно?

– Шаналорм или любой другой, какой захочешь. К тому же, как я помню, ты был там зачат. – Она зевнула. – Гниющие города – единственное, что постоянно в нашем мире.

– Некоторые сказали бы, что они _б_ы_л_и_ миром, – улыбнулся Джерек. – Но у них нет очарования метрополий Эпохи Рассвета, какими бы древними они ни были.

– Я нахожу их романтичными, – сказала она, охваченная воспоминаниями, и обняла его черными руками, целуя в губы цвета полдневной голубизны. Ее одежда (живые пурпурные маки) вздымалась и опадала. – Что ты наденешь, отправляясь за приключениями? Ты по-прежнему предпочитаешь свои костюмы со стрелами?

– Думаю, нет.

Он был немного разочарован тем, что она все еще пристрастна к черным и темно-синим оттенкам. Значит, она еще не полностью забыла свою связь с гибельно-мрачным Вертером де Гете. Он подумал немного, а затем движением кольца власти создал струящуюся мантию из белого, тончайшего, как паутина, меха. Намерением его было создать контраст, и мантия понравилась ей.

– Превосходно, – промурлыкала она. – Идем, погрузим твой багаж и отправимся.

Они покинули ранчо Джерека (которое намеренно сохранялось в том виде, каким он его сделал, когда старался подготовить дом для своей утерянной возлюбленной, миссис Амелии Ундервуд, перед тем как она отправилась назад в девятнадцатое столетие) и пересекли хорошо ухоженную лужайку с подстриженной травой, где больше не бродили среди кустов, беседок, роз и японских садиков олень и бизон, напоминавшие ему так мучительно о миссис Амелии Ундервуд.

Ландо Джерека из молочно-белого нефрита было обито изнутри шкурами винилов (давно исчезнувших зверей) абрикосового оттенка и украшено зеленым золотом.

Железная Орхидея устроилась в экипаже. Джерек уселся напротив и постучал по перилам ограждения, дав экипажу сигнал для подъема. Кто-то (не он) создал приятное круглое желтое солнце и роскошные голубые облака, под которыми уходили вдаль невысокие, поросшие травой холмы, леса из сосен и гвоздичных деревьев, реки янтарного и серебряного цветов, глядя на которые отдыхали глаза. Такой ландшафт простирался на мили и мили вокруг. Ландо направилось в южном направлении, к Шаналорму.

Они пересекли белесоватое море, из которого существа розового цвета, напоминающие гигантских земляных червей, высовывали головы или хвосты (или и то, и другое одновременно), гадая, кто создал их.

– К несчастью, это, вероятно, Вертер, – сказала Железная Орхидея. – Как он борется против обычной эстетики! Вот еще один пример выражения его натуры, как ты думаешь? На мой взгляд, довольно примитивно.

Они были рады, когда белесое море осталось позади. Сейчас под ними проплывали высокие соляные утесы, блестевшие в свете красноватого шара, который, вероятно, и был настоящим солнцем. В этом ландшафте таилось молчание, которое волновало обоих, и они не разговаривали, пока тот не остался позади.

– Почти на месте, – сказала Железная Орхидея, перегнувшись и посмотрев через край ландо, хотя в действительности не имела ни малейшего представления, где они находятся, да в этом и не было необходимости, так как Джерек дал экипажу ясные инструкции. Джерек улыбнулся, восхищенный энтузиазмом матери. Она всегда радовалась их совместным вылазкам.

Захваченная порывом ветра, его одежда из меха-паутинки взметнулась вверх, закрыв обзор. Джерек прихлопнул полы вниз так сильно, что белизна растеклась по всему сиденью, и в этот момент по причине, которой не смог определить, Джерек подумал о миссис Ундервуд, и лицо его затуманилось. Прошло уже больше времени, чем он ожидал. Джерек был уверен, что она вернулась бы, если бы смогла. Он понял, что вскоре придется нанести визит раздражительному старому ученому Браннарту Морфейлу и просить его использовать другую машину времени. Морфейл заявил, что миссис Ундервуд, подверженная, как и любой другой человек, эффекту Морфейла, скоро будет вытолкнута из 1896 года, но при этом может оказаться в любом периоде времени за последние миллионы лет, но Джерек был уверен, что она вернется в его век. В конце концов, они любили друг друга. Она подтвердила давным-давно, что любит его. Джерек подумал, не Браннарт ли, полный решимости доказать безупречность своей теории, блокирует попытки миссис Ундервуд достичь его. Конечно, такое подозрение несправедливо, но уже было очевидно, что миледи Шарлотина и Лорд Джеггед Канарии ведут какую-то запутанную игру, включающую его и миссис Ундервуд судьбы. До сих пор Джерек относился к этому вполне добродушно, но теперь начал подумывать, не стала ли шутка заходить слишком далеко.

Железная Орхидея заметила перемену в его настроении. Она наклонилась и провела пальцами по лбу сына.

– Снова меланхолия, моя любовь?

– Прости меня, прекраснейший из цветов. – Джерек с усилием придал лицу беспечное выражение и улыбнулся. Он обрадовался, когда в этот момент заметил фиолетовое зарево, пульсирующее на горизонте.

– Шаналорм появился. Смотри!

Она повернулась, ее лицо, как черное зеркало, отразило далекое сияние.

– О, наконец-то!

Они углубились в ландшафт, который никто не хотел изменять: не только потому, что он и так был красив, но также и потому, что не стоило легкомысленно экспериментировать с источником энергии, находящимся неподалеку. Города, подобные Шаналорму, строились в течение многих столетий и были очень старыми. Говорили, что они способны преобразовывать энергию самого космоса, что Вселенная может быть создана заново посредством их загадочных машин. Но никто не посмел когда-либо проверить это утверждение, хотя даже мысль об этом мало кому приходила в голову за последнюю пару тысячелетий (подобные занятия считались вульгарными). Определенно имелась возможность создать любое количество новых звезд и планет. Города будут существовать так же долго, как и само Время (не особенно долго на самом деле, если верить Юшариспу, маленькому инопланетянину, недавно отправившемуся в космическое путешествие с Лордом Монгровом).

Шаналорм раскинулся, грезя о чем-то, под куполом фиолетового света, который, казалось, не проникал в сам город. Некоторые из причудливых зданий расплавились и оставались в полужидком состоянии, сохраняя, однако, все еще различимые очертания. Другие здания разлагались – машинная плесень и энергомох волнообразно двигались по их каркасам: яркие, желто-зеленого, желто-голубого и красновато-коричневого цветов, с шелестом и глухим почмокиванием они искали свежие утечки из энергорезервуаров. Особые маленькие животные, присущие городам, сновали взад и вперед из отверстий, которые, должно быть, были когда-то дверями и окнами, исчезая в тенях бледно-голубого, малинового и розовато-лилового оттенков, отбрасываемых чем-то невидимым; они переплывали лужи мерцающего золотого и бирюзового цветов, лакомились полуметаллическими растениями, которые, в свою очередь, питались энергией странной радиации и кристаллами загадочной структуры. И все это время Шаналорм пел сам себе тысячи переплетающихся песен, гипнотических мелодий. Говорили, что когда-то город был разумен – самое разумное существо во Вселенной, но сейчас он одряхлел, и даже воспоминания его были расплывчаты. Образы возникали там и тут среди гниющих металлодрагоценностей и зданий: сцены величия Шаналорма, его обитателей, его истории. Он имел много имен, прежде чем получил название Шаналорм.

– Разве он не прелестен, Джерек? – воскликнула Железная Орхидея. – Где мы устроим пикник?

Джерек погладил ограждение ландо, и экипаж по спирали стал медленно опускаться вниз, пока не оказался между двумя башнями, проплывая чуть выше крыш блоков, куполов и шаров, которые сияли тысячами неопределенных оттенков.

– Там? – Он показал на пруд с рубинового цвета жидкостью и нависшими над ним старыми деревьями с длинными, покрытыми ржавчиной ветвями, касающимися поверхности. Мягкий красно-золотистый мох покрывал берег, и крошечные звенящие насекомые оставляли в воздухе искрящиеся следы янтарно-аметистового цвета.

– О да! Превосходно!

Когда Джерек посадил свою машину, Железная Орхидея величественно шагнула на землю и поднесла палец к губам, осматривая сцену вокруг с выражением смутного узнавания.

– Хм, не то ли самое место? Может быть… Джерек, знаешь, я думаю, что именно здесь был зачат ты, мой плод. Твой отец и я гуляли. – Она показала на комплекс низких зданий на противоположном берегу, чуть различимый сквозь медленно проплывающее облако желтого цвета. – Вон там! Разговор зашел, как это обычно бывает в таких местах, об обычаях древних. Я помню, мы обсуждали Мертвые Науки. Как оказалось, он изучал некоторые древние тексты по биологическому переконструированию, и мы подумали, существует ли еще возможность создать ребенка согласно практике Эпохи Рассвета. – Она рассмеялась. – Сколько ошибок мы наделали сперва! Но постепенно мы разобрались, что к чему, и вот ты здесь – великолепное создание, продукт искусного мастерства. Вероятно, поэтому я так дорожу тобой, так горжусь.

Джерек взял ее мерцающую, черную, как смоль, руку и поцеловал кончики пальцев, ласково погладил по спине. Он ничего не мог сказать, но руки его были нежными, выражение лица – любящим. Джерек знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, что она сейчас странно взволнована…

Они лежали на уютном мхе, слушая музыку города, наблюдая за насекомыми, танцующими в заливающем все вокруг фиолетовом свете.

– Думаю, именно покой я ценю больше всего, – пробормотала Железная Орхидея, томно двигая головой по его плечу, – античный покой. Как ты считаешь, не потеряли ли мы нечто, чем обладали наши предки, – некоторое качество, вырабатываемое жизненным опытом? Вертер верит, что оно у нас все еще есть.

Джерек улыбнулся.

– Как я понимаю, самый великолепный из цветов, каждому индивидууму дается индивидуальный жизненный опыт. Мы можем сделать из нашего прошлого все, что захотим.

– А из будущего? – проговорила она сонно и непоследовательно.

– Если принимать всерьез предупреждения Юшариспа, тогда будущее неясно. Вряд ли его сколько-нибудь осталось.

Но он уже утратил ее внимание. Она встала и подошла к берегу пруда. В глубине, под поверхностью, переливались мягкие цвета, и, очарованная на миг, она засмотрелась на них.

– Я пожелала бы… – начала она, затем замолчала, тряхнув темными волосами. – О, запахи, Джерек! Они грандиозны!

Джерек встал и подошел к ней, сам похожий на движущееся облако: он глубоко вдохнул химическую атмосферу, и его тело засветилось. Джерек смотрел через пруд на очертания города, думая, как он изменился с того времени, когда был населен людьми, когда люди проводили время среди его машин и заводов, еще до того, как стал независимым, больше не нуждающимся в присмотре. Страдал ли город когда-нибудь от одиночества, думал Джерек, скучал ли, как это могло в конце концов показаться, по неуклюжему заботливому вниманию инженеров, давших ему жизнь? Покинули ли обитатели Шаналорма город или он сам отверг их? Джерек обнял одной рукой плечи матери, но понял вдруг, что вздрагивает от порывов неожиданного холодного ветра.

– Он грандиозен, – сказал Джерек.

– Я думаю, не отличается от тех, которые ты посетил… от Лондона?

– Это город, – согласился он, – а города ненамного отличаются друг от друга по своей сущности. – И почувствовал еще один укол боли, поэтому засмеялся и сказал: – Какого цвета будет наш обед сегодня?

– Снежно-белого и темно-голубого, – сказала она. – Эти маленькие улитки с лазурными раковинами, откуда они? И сливы! Что еще? Аспирин в желе?

– Не сегодня. Я нахожу его несколько пресным. Нам нужна какая-нибудь снежная рыба?

– Обязательно! – Сняв платье, она встряхнула его надо мхом, и оно превратилось в серебристую скатерть.

Вместе они приготовили еду, усевшись на противоположных концах стола.

Но когда еда была готова, Джерек не почувствовал голода. Чтобы доставить удовольствие матери, он попробовал немного рыбы, сделал глоток-два минеральной воды, взял кусочек героина и обрадовался, когда ей самой наскучила еда и она предложила рассеять остатки. Как Джерек ни старался всем сердцем присоединиться к энтузиазму матери, но обнаружил, что не может освободиться от смутного чувства беспокойства. Он знал, что хочет быть в каком-то другом месте, но знал также, что в мире нет места, куда он мог бы отправиться и освободиться от ощущения неудовлетворенности. Он заметил, что мать улыбается.

– Джерек! Ты печален, мой дорогой! Ты хандришь! Возможно, пришло время забыть свою роль, сменить ее на ту, которую можно лучше воплотить в жизнь?

– Я не могу забыть миссис Ундервуд.

– Я восхищаюсь твоей твердостью. Я уже говорила тебе это и теперь просто хочу напомнить, исходя из моих знаний классики, что страсть, подобно совершенной розе, должна в конце концов увянуть. Возможно, сейчас самое время дать ей начать понемногу увядать?

– Никогда!

Она пожала плечами.

– Конечно, это твоя драма, и ты должен быть предан ей. Я первая, кто сомневается в мудрости уклонения от первоначальной концепции. Твой вкус, твой тон, твой стиль – они совершенны. Я больше не буду спорить.

– Кажется, это больше, чем вкус, – сказал Джерек, оттягивая кусочек коры и заставляя его мелодично бренчать о ствол дерева. – Трудно объяснить.

– Как и любое по-настоящему важное произведение искусства.

Он кивнул.

– Ты права, Железная Орхидея. Так оно и есть.

– Скоро все разрешится само собой, плод моего семени. – Она взяла его под руку. – Пойдем, прогуляемся немного по этим спокойным улицам. Ты, может быть, найдешь здесь вдохновение.

Он позволил провести себя через пруд, в то время как она, все еще во власти приятных воспоминаний, говорила о любви его отца именно к этому городу и о его глубоком знании истории Шаналорма.

– И ты так никогда и не узнала, кто был мой отец?

– Нет. Разве это не восхитительно? Он все время оставался с измененной внешностью. Мы любили друг друга несколько недель!

– Никаких намеков?

– О, видишь ли… – Она беспечно рассмеялась. – Знаешь, слишком упорное расследование тайны все испортило бы.

Под их ногами какой-то захороненный трансформатор вздохнул и заставил задрожать землю.

2. ИГРА В КОРАБЛИКИ

– Я иногда задаюсь вопросом, – сказала Железная Орхидея, когда ландо Джерека уносило их прочь от Шаналорма, – куда ведет нынешняя мания изучения Эпохи Рассвета?

– Ведет, моя жизнь?

– Я имею в виду артистически. Вскоре, в основном из-за моды, которую ты породил, мы вновь создадим ту эпоху вплоть до мельчайшей детали. Все будет похоже на жизнь в девятнадцатом столетии.

– Неужели, металлическое великолепие? – Он был вежлив, но все еще не способен следовать ее рассуждениям.

– Я имею в виду, нет ли опасности из-за увлечения реализмом зайти слишком далеко, Джерек? В конце концов воображение людей может стать неповоротливым. Ты всегда утверждал, что путешествие в прошлое влияет на восприятие человека – делает мысли расплывчатыми, затрудняет творчество.

– Возможно, – согласился он, – но я не уверен, что мой Лондон станет хуже, будучи создан скорее на основе жизненного опыта, чем фантазии. Конечно, причуда может зайти слишком далеко. Как, например, в случае с Герцогом Королев.

– Я знаю, тебе редко нравятся его работы. Они, действительно, немного экстравагантны и пусты, но…

– Его тенденция к вульгаризации – наваливать эффект на эффект – беспокоит меня. Хотя, надо отдать должное, он был довольно сдержан в своем “Нью-Йорке, 1930 г.”, несмотря на очевидное влияние моего собственного творения. Подобное влияние будет для него полезным.

– Он, как и другие, может зайти слишком далеко, – сказала она. – Именно это я и имею в виду. – Помолчав, она пожала плечами. – Но скоро ты создашь новую моду, Джерек, и они последуют ей. – Она сказала это почти с надеждой, почти мечтательно. – Ты направишь их прочь от излишеств.

– Ты добра.

– О, даже больше! – Ее лицо цвета воронова крыла светилось юмором. – Я пристрастна, мой дорогой. Ты – мой сын!

– Я слышал, Герцог Королев закончил Нью-Йорк. Не отправиться ли нам посмотреть его?

– Почему бы и нет? И будем надеяться, что он сам будет там. Я очень люблю Герцога Королев.

– Так же, как и я, хотя и не разделяю его вкусов.

– Зато он разделяет твои. Ты должен быть более снисходительным.

Они рассмеялись.

Герцог Королев был удовлетворен, увидев их. Он стоял в некотором отдалении от своего творения, восхищаясь им с беззастенчивым удовольствием. На нем была одежда в стиле 500-го столетия: сплошные кристаллические спирали и причудливые завитушки, глаза зверей, бумажные шишечки и перчатки, которые делали невидимыми его руки. Он поднял чуткое лицо с густой черной бородкой и крикнул Джереку и его матери:

– Железная Орхидея во всей своей темной красе! И Джерек! Я приписываю тебе все заслуги, мой дорогой, за первоначальную идею. Считай, что это дань твоему гению.

У Джерека потеплело на душе при виде Герцога Королев, как всегда, впрочем. Его вкусы, может быть, и не были такими, какими должны были быть, но его добродушие неоспоримо. Джерек решил похвалить создание Герцога, что бы он там ни думал о нем.

Фактически это было довольно скромное произведение.

– Как видишь, он из того же периода, что и твой Лондон, и, думаю, очень близок к оригиналу.

Ладонь Железной Орхидеи сжала на мгновение руку Джерека, когда они спускались из ландо, как будто подтверждая обоснованность этого суждения.

– Та, самая высокая башня в центре – Эмпайр Стейт Апартаменты, в ляпис-лазури и золоте, выстроена в качестве дома для величайшего короля Нью-Йорка (Конга Могущественного), который, как вы знаете, правил городом в течение Золотого Века. Бронзовая статуя, которую вы видите на вершине здания, – это Конг…

– Он выглядит прекрасно, – согласилась Железная Орхидея, – но почти не по-человечески.

– Это была Эпоха Рассвета, – продолжал Герцог. – Здание высотой больше мили с четвертью (я взял размеры из учебника истории) представляет собой прекрасный пример варварской простоты архитектуры ранних Урановых Столетий, как говорят некоторые, почти самых первых.

Джерек подумал, не цитирует ли Герцог Королев учебник целиком, так как слова были очень похожи.

– Не слишком ли близко друг к другу расположены здания? – спросила Железная Орхидея.

Герцог Королев не обиделся.

– Намеренно, – ответил он. – Эпос того времени пестрит постоянными ссылками на узость улиц, вынуждавшую людей двигаться по-крабьи, – отсюда слово “тротуар”.

– А это что? – спросил Джерек, указывая на коллекцию живописных коттеджей с черепичными крышами. – Они кажутся нетипичными.

– Это деревня Гринвич, своего рода музей, часто посещаемый моряками. Знаменитый корабль причалил в устье реки. Видите его? – Он показал на что-то, привалившееся к пирсу и бросающее отблески на темную воду лагуны.

– Похоже на гигантскую стеклянную бутылку, – сказала Железная Орхидея.

– Я тоже так думаю, но каким-то образом они умудрялись плавать в ней. Секрет движения, без сомнения, утерян, но я создал корабль на основе модели, описание которой обнаружил в записях. Корабль назывался “Катти Сарк”. – Герцог Королев позволил себе самодовольную усмешку. – И тут, мой дорогой Джерек, я заслужил привилегию быть достойным подражания. Миледи Шарлотина была под таким впечатлением, что начала репродуцировать другие знаменитые корабли этого периода.

– Должен сказать, что ваше чувство мелочей впечатляюще, – похвалил его Джерек. – А вы заселили город? – Он сощурил глаза, чтобы лучше видеть. – Вон те движущиеся фигурки…

– Да, восемь миллионов человек.

– А что означают крошечные вспышки света? – поинтересовалась Железная Орхидея.

– Маггеры, – ответил Герцог Королев. – В то время Нью-Йорк привлекал очень много артистов, в основном фотографов (называемых популярно “маггеры”, “щелкуны” или иногда “магшоттеры”), и то, что вы видите, – это их камеры в действии.

– У вас есть талант к доскональному исследованию.

– Признаю, что многим обязан своим источникам, – согласился Герцог Королев. – И я нашел в зверинце путешественника во времени, который оказался способен помочь. Он не точно из этого периода, но из достаточно близкого, чтобы быть знакомым с записями о том времени. Большинство зданий выполнено из люрекса и плексигласа, любимых материалов мастеров Эпохи Рассвета. Защитные талисманы, конечно, из неона, чтобы отразить силы тьмы.

– О да! – воскликнула Железная Орхидея. – У Гэфа Лошадь в Слезах было что-то подобное в его “Канцерополисе, 2215 г.”.

– В самом деле? – Тон Герцога стал непреднамеренно безразличным. Ему не нравились работы Гэфа, которые, как было известно, он однажды назвал “слишком старательными”. – Я должен это увидеть.

– Он на ту же тему, что и “Съедобный Бирмингем” – творение По Аргонового Сердца, – сказал Джерек, чтобы немного повернуть ход беседы в другое русло. – Я пробовал его день или два назад. Просто восхитительно.

– Нехватку зрелищной оригинальности он наверстывает кулинарными талантами.

– Определенно, “Бирмингем”, по моему мнению, услаждает только вкус, – согласилась Железная Орхидея. – Некоторые его здания – явная копия “Рима, 1946 г.” миледи Шарлотины.

– Плохо получилось со львами, – сочувственно пробормотал Герцог Королев.

– Они вышли из-под контроля, – сказала Железная Орхидея. – Я предупреждала ее об этом. Христиан было недостаточно. Я считаю, что все-таки жестоко распылить город только потому, что все его население съедено. Но летающие слоны очаровательны, не так ли?

– Я никогда не видел цирка прежде, – сказал Джерек.

– Я как раз собирался отправиться на озеро “Козленок Билли”, где спущены на воду некоторые из кораблей. – Герцог Королев указал на свой самый последний воздушный автомобиль, вместительную копию одной из марсианских летающих машин, которые пытались уничтожить Нью-Йорк в течение периода времени, которым он интересовался. – Не хотите ли поехать со мной?

– Чудесная идея, – ответили хором Железная Орхидея и Джерек, считая, что предложенный способ времяпрепровождения так же хорош, как и любой другой.

– Мы последуем за вами в моем ландо, – решил Джерек.

Герцог Королев взмахнул невидимой рукой.

– В моем воздушном автомобиле полно места, но поступайте, как хотите. – Он пошарил под своей кристаллической одеждой и вытащил летный шлем с очками. Надев его, он подошел к своему экипажу, взобрался с некоторым трудом по гладкой боковой поверхности и расположился на сиденье летчика.

Джерек с интересом наблюдал, как машина издала оглушительный рев, появилось свечение, вскоре взорвавшееся раскаленно-красным снопом искр, потом из всех щелей повалил голубой дым, а затем конструкция, раскачиваясь, поднялась вверх.

У Джерека сложилось впечатление, что Герцог Королев специализируется исключительно на неустойчивых средствах транспорта.

Озеро “Козленок Билли” было расширено для регаты, что само по себе казалось необычным, а окружающие горы сдвинуты назад, чтобы освободить место для лишней воды. На берегу там и тут собрались небольшие группы людей, рассматривающих корабли, которые к этому времени находились уже на воде. Корабли представляли собой замечательную коллекцию.

Джерек и Железная Орхидея приземлились на белом пепле пляжа и присоединились к Герцогу Королев, успевшему завести разговор с хозяйкой регаты. Миледи Шарлотина все еще имела несколько грудей и дополнительную пару рук, но кожа ее была нежно-голубой. Миледи украшало ожерелье, с которого свисало несколько длинных полупрозрачных матерчатых крючков различных цветов. Едва увидев гостей, она засветилась от удовольствия.

– Железная Орхидея все еще в трауре, как я вижу. И Джерек Корнелиан, самый знаменитый из исследователей метавремени. Я не ждала тебя.

Немного задетая ее репликой, Железная Орхидея незаметно изменила цвет своей кожи до более естественного оттенка. Ее платье неожиданно стало таким ослепительно-белым, что все сощурились, и она убавила его яркость, бормоча извинения.

– Какая из лодок ваша, дорогая?

Миледи Шарлотина поджала губы в шуточном неодобрении.

– Кораблей, самая уважаемая из растений. Тот корабль мой, – указала она кивком головы в направлении огромной статуи женщины, лежащей на воде вниз животом с раскинутыми симметрично руками и ногами; деревянную голову венчала корона из золота и бриллиантов. – “Королева Элизабет”.

Пока они смотрели на корабль, из ушей статуи вырвалось огромное черное облако, а изо рта, расположенного почти у поверхности воды, послышалось меланхолическое гудение.

– Корабль рядом с ней – “Монитор”, который перевозил девственниц или что-то подобное, не так ли?

“Монитор” оказался меньше “Королевы Элизабет”; корпус судна представлял собой тело мужчины с прогнутой спиной и огромной бычьей головой на плечах.

– О’Кала Инкардинал просто не может освободиться от своей одержимости зверями. Но корабль милый.

– Они все из одного и того же периода? Вон тот, например, – спросил Герцог Королев, указывая на довольно бесформенную посудину. – Он выглядит более похожим на остров.

– Это “Франция”, – пояснила миледи Шарлотина. – Принадлежит Греволу Локспрингу. – Тот, который идет под парами к нему, называется “Водяная лилия”, хотя я уверена, что не было такого растения. – Она назвала имена нескольких других примечательных судов: – “Мари Роз”, “Гинденбург”, “Патиа”. А разве не красив вон тот величавый “Ленинград”?

– Они все милы, – уклончиво ответила Железная Орхидея. – Что они будут делать, когда все соберутся?

– Сражаться, конечно, – возбужденно ответила миледи Шарлотина. – Именно для этого их и строили в Эпоху Рассвета. Представьте сцену: тяжелый туман на воде, два корабля маневрируют. Каждый знает о присутствии другого, но не может найти его. Это, скажем, моя “Королева Элизабет” и “Наутилус”, принадлежащий По Аргоновому Сердцу (боюсь, он расплавится, прежде чем закончится регата). “Наутилус” видит “Королеву Элизабет”, его сирены разгоняют туман, он фокусирует свои дымовые трубы, и – вууш! – на “Королеву Элизабет” обрушиваются тысячи маленьких острых гвоздей. Она содрогается и наносит ответный удар из своих передних бортовых отверстий (они, должно быть, находятся в ее грудях; во всяком случае я поместила их там) четырьмя смертоносными смокингами, обертывающимися вокруг “Наутилуса” и пытающимися утащить его под воду. Но “Наутилус” не так-то легко одолеть… Ладно, вы можете вообразить остальное, не буду портить вам рассказами настоящую регату. Почти все корабли уже здесь. Осталось подойти еще парочке – и мы начнем.

– Я не могу ждать, – сказал Джерек рассеянно. – Между прочим, Браннарт Морфейл все еще живет рядом с вами, миледи Шарлотина?

– Да, его апартаменты у Нижнего озера. Думаю, он сейчас там. Я просила его помочь мне в создании “Королевы Элизабет”, но он был слишком занят.

– Он все еще сердит на меня?

– Ну, ведь ты потерял одну из его любимых машин времени.

– Значит, она не вернулась?

– Нет. А ты ждешь ее?

– Я думал, что, может быть, миссис Ундервуд использует ее, чтобы вернуться к нам. Вы сообщите мне, если она вернется?

– Ты ведь знаешь, что я сделаю это. Твоя связь с нею – предмет моего постоянного интереса.

– Благодарю вас. И еще: вы видели Лорда Джеггеда Канарии?

– Я жду его сегодня. Он тоже обещал сделать корабль но, без сомнения, остался таким же ленивым, как всегда, и забыл. Вполне возможно, он пребывает в необщительном настроении. Как тебе известно, время от времени он удаляется от общества. О, миссис Кристия, что это?

Вечная Содержанка похлопала длинными ресницами, обрамляющими большие голубые глаза. Одетая в дымку розового цвета, с розовой шляпкой на золотистых волосах, она прятала что-то в ладонях, обтянутых розовыми перчатками.