Текст книги "Избранные произведения"

Автор книги: Машадо де Ассиз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 43 страниц)

ОРАКУЛ
© Перевод Н. Малыхина

Когда-то я знавал одного человека, который мог служить примером того, на что способна злая судьба, когда задумает преследовать несчастного смертного.

Леонардо (так его звали) начинал как учитель, но неудачно, за год он потратил все, что имел, и остался всего с тремя учениками.

Тогда он решил поступить на государственную службу, запасся необходимыми рекомендациями, даже проголосовал против своих убеждений, и когда казалось, что судьба вот-вот улыбнется ему, против кабинета министерства, как это обычно бывает, проголосовало большинство, и правительство подало в отставку. К власти пришла та партия, к которой прежде принадлежал Леонардо, но доверия ему уже не было из-за его опрометчивого поступка.

Затем с помощью друга своей семьи он открыл свое торговое дело, но невезение и мошенничество служащих довели его до банкротства; он возблагодарил господа, когда кредиторы согласились получить часть своих денег в неопределенном будущем.

Будучи человеком более или менее образованным и побуждаемый не столько своими склонностями к литературе, сколько нуждой, он основал литературную газету, но она скоропостижно скончалась через пять месяцев, так как публика любит получать газеты и не любит платить деньги за подписку.

Тем временем к власти снова пришла та партия, которой он принес в жертву свою совесть, заслужив этим ненависть прежних товарищей. Леонардо отправился к министру и напомнил о своих заслугах, но благодарность не принадлежит к числу основных добродетелей политиков, и Леонардо был оттеснен новыми людьми, от которых зависели голоса на выборах.

Хотя неприятности и нелепые случайности преследовали Леонардо, он не утратил веры в провидение. Постоянные удары судьбы причиняли ему боль, но, едва оправившись от них, он снова бросался в бой, уверовав в бог знает где вычитанную сентенцию: «Удачу, как женщину, завоевывают упорством».

Итак, он готовился к новому приступу на судьбу, в связи с чем ему надо было съездить на Север, когда вдруг увидел Сесилию Б., дочь коммерсанта Атаназио Б.

Приданое этой девицы составляли хорошенькое личико и сто конто наличными. Отец берег ее как зеницу ока. Правда, однажды она уже любила: предметом ее любви был морской офицер по имени Энрике Паэс. Отец воспрепятствовал браку, потому что ему будущий зять пришелся не по душе, но, кажется, Сесилия не слишком потеряла голову, так как, хотя проплакала целый день, наутро встала веселая и спокойная, словно ее и не разлучали с женихом.

Сказать, что Леонардо страстно влюбился в Сесилию, – значит солгать, а я больше всего ценю правду факта и чувства, по той же причине я не могу сказать, что она не произвела на него вообще никакого впечатления.

Но по-настоящему глубокое впечатление на душу нашего неудачника произвели сто конто приданого, именно они-то и завоевали его душу и сердце. И Леонардо тут же возблагодарил судьбу, которая упорно преследовала его, чтобы наконец вознаградить таким состоянием.

А какое впечатление произвел сам Леонардо на отца Сесилии? Хорошее, прекрасное, превосходное. Девушка же отнеслась к нему безразлично. Леонардо был уверен, что сумеет победить ее равнодушие, раз сумел заручиться расположением ее отца.

Как бы то ни было, на Север он не поехал.

Отец Сесилии проникся к нему столь большой дружбой, что ежедневно приглашал к обеду. В ожидании счастливого будущего Леонардо принимал эти знаки внимания.

Через некоторое время он стал своим человеком в доме Атаназио.

Однажды хозяин пригласил его к себе в кабинет и отеческим тоном сказал:

– Вы знаете, что пришлись мне по душе. Я ценю вас. Вы хороший юноша, однако, я слыхал, вам не везло до нашей встречи.

– Увы, это так, – ответил Леонардо, не сдержав радостной улыбки, появившейся на его губах.

– Ну что же, обдумав все, я решил, что вы станете для меня утешением, в котором небо мне отказало. Вы будете мне сыном.

– О!

– Погодите. В сердце моем вы уже заняли это место, но вы найдете его и в моей фирме, вы будете со мной работать.

Леонардо слегка побледнел – он думал, старик предложит ему руку своей дочери, а тот предложил ему работу. Однако, поразмыслив, вспомнил, как долго он искал ее, и решил, что предложение стоит принять, к тому же служба у Атаназио поможет ему достичь заветной цели.

И, целуя старику руку, он воскликнул:

– Я вам очень благодарен!

– Вы согласны?

– О, конечно!

Атаназио хотел было встать, но Леонардо, внезапно приняв решение, заговорил:

– Знаете ли…

– Что?

– Я хочу быть с вами откровенным. Я стольким вам обязан, что не должен от вас ничего скрывать. Я принимаю ваше благородное предложение с одним условием. Я всей душой люблю вашу дочь. И любовь эта, пылкая и безоглядная, все крепнет. Если, ваша милость, вы окажете мне честь и примете в семью, как принимаете в фирму, я согласен. Иначе мне придется выносить такие страдания, которые не по силам человеку.

Чтобы отдать должное проницательности Леонардо, я обязан отметить, что он осмелился поставить на карту работу только потому, что был уверен: Атаназио жаждет осчастливить его.

И не обманулся. Выслушав его, старик распахнул объятия и воскликнул:

– Только об этом я и мечтал!

– Отец! – вскричал Леонардо, бросаясь в объятия к отцу Сесилии.

Сцена была очень трогательная.

– Я уже давно заметил, какое впечатление произвела на вас Сесилия, и молил бога, чтобы счастливый союз состоялся. Надеюсь, теперь ничто нам не помешает. Моя дочь – умненькая девочка, она ответит на ваше чувство. Хотите, чтобы я поговорил с ней теперь же, или повременим?

– Как вам будет угодно…

– Скажите откровенно, Сесилия вам платит взаимностью?

– Мне трудно сказать. Надеюсь, я не совсем ей безразличен.

– Ну что ж, я сам разузнаю, как обстоит дело. Кроме того, моя воля здесь тоже кое-что значит. Она – послушная дочь…

– О! Принуждать ее!

– Вот еще – «принуждать»! Она умница и должна понимать, что такое талантливый, трудолюбивый муж…

– Благодарю вас!

На этом они расстались.

Завтра Леонардо должен был приступить к работе у Атаназио.

В тот же вечер старик заговорил с дочерью о замужестве. Начал он с того, что спросил, не хочется ли ей выйти замуж. Она ответила, что не думала об этом, но так улыбнулась, что отец тут же сообщил ей о предложении Леонардо.

Сесилия не проронила ни слова, потом с той же улыбкой сказала, что посоветуется с оракулом.

Отец удивился, какой еще оракул, с кем это она собралась советоваться, и спросил, что она имеет в виду.

– Да ничего особенного, посоветуюсь с оракулом, вот и все. Я ничего не предпринимаю, не посоветовавшись с ним, даже в гости не езжу без его совета. Тут ничего не поделаешь. Как он велит, так я и поступлю.

– Удивительное дело! А кто он такой?

– Это тайна.

– Но я могу хоть обнадежить молодого человека?

– Все зависит от оракула.

– Ты смеешься надо мной.

– Ну что вы, отец!

Пришлось уступить Сесилии, и не потому, что она была очень властной, а потому, что ее улыбка, когда она говорила о замужестве, свидетельствовала, по мнению ее отца, что она благосклонно относится к жениху, а затею с оракулом выдумала из кокетства.

Узнав, как ответила Сесилия, Леонардо несколько растерялся. Но Атаназио утешил его, рассказав о своих предположениях.

Сесилия обещала сообщить ответ оракула на следующий день. Воля старика была непреклонна: если таинственный оракул будет возражать, он сумеет заставить дочь выйти за Леонардо. Так или иначе, но свадьбы ей не миновать.

В назначенный день в доме Атаназио появились две его замужние племянницы, которых он перестал принимать у себя, поскольку они слишком сочувственно отнеслись к Сесилии, когда та хотела выйти за Энрике Паэса. Дочь подчинилась отцовской воле, но племянницы с этим не примирились.

– Чему обязан вашим визитом?

– Мы хотим просить у вас прощения за свою ошибку.

– То-то!

– Вы, дядюшка, были правы. Кажется, появился новый претендент на руку Сесилии?

– Откуда вы знаете?

– Сесилия сама сообщила нам.

– Так вы опять идете против меня?

– Наоборот, мы хотим поддержать вас.

– Слава богу!

– Мы хотим, чтобы Сесилия вышла замуж, а за кого – не важно. Только вы нас ей не выдавайте.

Помирившись с племянницами, Атаназио передал им, что ответила Сесилия. Еще он сказал, что именно сегодня она получит ответ оракула. Они вместе посмеялись над ее выдумкой, но решили ждать.

– Если оракул воспротивится, вы меня поддержите?

– Конечно, – отвечали обе племянницы.

Вскоре приехали их мужья. Наконец явился и Леонардо в черном сюртуке и белом галстуке – древние одевались несколько иначе, когда ждали ответа от дельфийского оракула или Дидоны, но в каждом веке, в каждой стране свои обычаи.

Пока все они – отец, племянницы, их мужья и Леонардо – беседовали, Сесилия сидела у себя в комнате, советуясь, как она говорила, со своим оракулом.

Разговор в гостиной вращался вокруг дела, которое всех их сюда привело.

Наконец, в восемь часов вечера, Сесилия вышла из своей комнаты.

Когда все поздоровались, Атаназио, стараясь казаться серьезным, спросил:

– Итак, что сказал оракул?

– Ах, отец, он сказал «нет».

Леонардо насупился.

– Значит, оракул против твоего брака с сеньором Леонардо?

– Да, против.

– Сожалею, что придерживаюсь противоположного мнения, но, поскольку я – человек известный, а сеньор оракул – личность таинственная, придется тебе поступить по моей воле, а не по воле сеньора оракула.

– Ах, нет!

– Как это «нет»? Вы только посмотрите на нее. Я согласился на твои выдумки только в шутку. Мне и в голову не приходило следовать советам какого-то таинственного оракула. Твои кузины со мной согласны. Я хочу узнать, что это за глупости… Сеньоры, пойдемте посмотрим на оракула.

В эту минуту в дверях появился какой-то человек и сказал:

– Не надо никуда ходить.

Все повернулись к нему. Он сделал несколько шагов и остановился посередине гостиной. В руке он держал какую-то бумагу.

Это был тот морской офицер, о котором мы упоминали раньше, только одетый в гражданское платье.

– Как вы здесь оказались? – спросил старик, брызгая слюной от ярости.

– А я и есть оракул.

– Не выношу таких шуток. По какому праву вы здесь?

Вместо ответа Энрике Паэс протянул ему бумагу, которую держал в руке.

– Что это?

– Ответ на ваш вопрос.

Атаназио подошел поближе к свету, вынул из кармана очки, нацепил их на нос и принялся читать.

Леонардо ничего не понимал и стоял разинув рот.

Когда старик дошел до середины документа, он обернулся к Энрике и с изумлением произнес:

– Так вы мой зять!

– С благословения святой церкви. Разве вы не дочитали?

– Это подделка!

– Никоим образом, – сказал муж одной из племянниц. – Мы – свидетели со стороны жениха, а наши жены – со стороны невесты, кузины Сесилии. Брак заключен месяц назад в моей домашней часовне.

– Ах! – воскликнул старик, падая на стул.

– Не везет так не везет! – вскричал Леонардо, потихоньку выскальзывая из гостиной.

Эпилог

Как ни смешно, но место Леонардо потерял не потому, что потерял невесту. Он сказал старику, что сделает над собой усилие и будет работать, дабы оказаться достойным его уважения.

Но судьба неутомимо преследовала беднягу.

Через две недели с Атаназио случился удар, и он умер.

По завещанию, которое старик писал год назад, Леонардо ничего не досталось.

Фирму пришлось ликвидировать. Леонардо получил жалованье за две недели работы.

Несчастный отдал деньги нищему и утопился в море.

Энрике и Сесилия живут в любви и согласии.

ХИТРОСТИ МОЛОДОГО МУЖА
© Перевод В. Федоров

I

Кто-то из поэтов древности сказал: нет ничего удивительного в том, что человек однажды женится, но мое великое удивление вызывает тот, кто, овдовев, женится вторично. В то время, о котором идет речь в нашем рассказе, Валентин Барбоза относился к первой из упомянутых категорий, но вместе с поэтом уже удивлялся вдовцам, отважившимся на второй брак.

И вовсе не потому, что супруга его была гарпией или фурией вроде жены Сократа; напротив, Кларинья была послушной, покорной и кроткой, как голубка; ни разу не слышал он из ее уст осуждения своим словам или поступкам. Так в чем же была его беда? Об этом вы узнаете, если наберетесь терпения и дочитаете рассказ до конца.

В дом Клариньи Валентина ввел знакомый его отца, житель Рио-де-Жанейро. Молодому человеку в ту пору исполнилось двадцать восемь лет, он окончил юридический факультет, однако был слишком богат, чтобы утруждать себя адвокатской практикой.

К тому же собой он был красавец в самом лучшем смысле этого слова. На просторах Рио-Гранде Валентин возмужал, окреп, в нем не осталось никакой изнеженности, свойственной юному возрасту. У него было все, чем можно пленить девичье сердце: мужественная красота и безупречные манеры человека из общества. И все, чем можно пленить отца семейства: имя и богатство.

Кларинья была девушкой очень привлекательной, наделенной многими прелестями и талантами. Стройная и хрупкая, но не из-за болезненной худобы, а благодаря врожденной деликатности сложения, поэтичной и чарующей; она была из тех женщин, которых обожают издалека, преклонив колени, ибо прикосновение к ним кажется немыслимым святотатством. Ясный взгляд, хорошенькое личико. Да еще она пела и играла на фортепьяно с таким вдохновением, что казалась сошедшей на землю музой.

Когда Валентин увидел Кларинью в первый раз, она только что оправилась от перемежающейся лихорадки, продержавшей ее в постели целый месяц. Едва наш герой увидел бледное личико и глаза с поволокой, душа его дрогнула, а это доказывает, что он не был чурбаном.

Кларинья же не испытала особого потрясения; молодой человек ей понравился, как и ему до той поры нравились многие женщины; она признала, что он хорош собой, но любовью к нему не воспылала.

А у Валентина не было ни времени, ни душевных сил, чтобы трезво оценить обстановку. Девушка положила его на обе лопатки, и он решил, что будет выражать ей свое восхищение подобающими в таких случаях знаками внимания. Никто не сближается с людьми так быстро, как влюбленный. Валентин, ни минуты не колеблясь, принял любезное приглашение отца Клариньи, зашел еще раз и скоро стал самым частым гостем в их доме.

Валентин знал жизнь наполовину из книг, наполовину по собственным наблюдениям. Он читал «Мирный договор с людьми» Пьера Николя[101]101
  Николь Пьер (1625–1695) – французский моралист-янсенист.


[Закрыть] и усвоил два правила, которые философ из Пор-Рояля положил в основу своей системы; не препятствовать страстям и не противоречить мнениям окружающих. Отец Клариньи был ярым шахматистом и не менее ярым консерватором – Валентин поносил либералов и помогал старику разрабатывать стратегию короля и двух слонов в эндшпиле. Одна из теток ненавидела конституцию, тосковала по менуэтам на придворных балах и без конца ругала оперу – Валентин ополчался на оперный театр, изо всех сил старался станцевать кадриль и пел дифирамбы абсолютной монархии. Наконец, кузен Клариньи оказался пылким либералом и любителем польки – Валентин заявлял, что в мире ничего нет лучше польки и программы либеральной партии.

Эта система помогла ему завоевать дружбу любого и каждого и стать желанным гостем в доме.

Однако не обошлось и без забавных сцен.

Например, старик как-то застал Валентина и Эрнесто, племянника, за беседой о политике – оба воспевали свободу.

– Что такое, любезный друг? Неужели вы разделяете взгляды, которых по молодости и горячности придерживается Эрнесто?

– Ах! – воскликнул Валентин.

– И, чего доброго, тоже принадлежите к либеральной партии?

– И да, и нет…

– Это как же? – спросил Эрнесто.

– Я хотел сказать: и нет, и да…

Тут Валентин взял слово и разразился длинной речью, причем повел дело так ловко, что обе стороны остались довольны. Говорят, с такими способностями можно стать министром.

Тетка тоже не раз застигала его во вражеском стане, но Валентин неизменно выходил сухим из воды.

Вот так, потворствуя страстям и соглашаясь с любым мнением, хоть его немало тяготили вытекающие отсюда обязанности – играть в шахматы со стариком и слушать бесконечные теткины рассказы о былых временах, – Валентин завоевал себе прочное положение в доме Клариньи. Слово его стало решающим для главы семьи во всех делах. Если Валентин не шел на бал – никто не шел. Те дни, когда он не навещал семейство Клариньи, проходили, можно сказать, из рук вон плохо.

Но росла дружба – росла и любовь, вернее, из дружбы она и росла. Каждый день Валентин открывал все новые прелести в предмете своего обожания. Девушка относилась к нему спокойно и ровно, как и в день знакомства, но была так любезна, так деликатна, так ласкова, что Валентин, приняв облако за Юнону, решил, что любим ею. Возможно, в этом прискорбном заблуждении немножко была повинна и сама Кларинья. Что стоит бросить взгляд или сказать ласковое слово, а как хорошо, когда ширится круг поклонников!

Отец девушки заметил увлечение Валентина и отнесся к нему благосклонно задолго до того, как молодой человек официально попросил у него руки его дочери. То же самое произошло и с теткой. Лишь кузен, едва догадавшись о намерениях Валентина, воспротивился им всей душой.

Что уж тут скрывать! Я не из тех романистов, кои наслаждаются муками читателя и терзают его терпение, словно орел печень Прометея, которая за ночь снова отрастает. Скажу напрямик: Кларинья и Эрнесто любили друг друга.

Любовь эта зародилась давно, года два тому назад. Через каждые три месяца Эрнесто просил у дяди руки Клариньи, а старик всякий раз отказывал под тем предлогом, что не отдаст дочь молодому человеку, у которого ни кола ни двора. Как ни старался Эрнесто, а заполучить какую-нибудь приличную должность не мог; но все же, выждав три месяца, снова шел на штурм и снова получал отказ.

В последний раз, когда Эрнесто обратился все с той же просьбой, отец Клариньи заявил, что слышать об этом больше не желает, а если услышит, то закроет перед племянником двери своего дома. Запретил дочери разговаривать с Эрнесто, поделился этой заботой с сестрой, а та воспользовалась случаем и уговорила его отказаться от абонемента в оперу.

Ходить в дом Клариньи и не разговаривать с ней было жестокой мукой для молодого Эрнесто. Однако он смирился с дядиным запретом без сопротивления. Некоторое время спустя заявил дяде, что излечился от любовного недуга. Справедливости ради надо сказать, что тогда Эрнесто и сам верил в свое выздоровление. Дядя снял суровый запрет, и все вернулось к исходному состоянию; вот именно – к исходному, ибо любовь, которую молодой человек считал угасшей, разгорелась с новой силой, едва он снова увидел кузину. А та и не думала забывать своего возлюбленного, хоть и не виделась с ним. Но под неусыпным надзором отца Клариньи наши герои всегда держались начеку и любили друг друга молча.

Вот как обстояли дела, когда в доме появился Валентин.

Здесь мне хочется обратить внимание читателей на то, как добросовестно и плавно веду я повествование и как мои герои похожи на персонажей других романов: упрямый старик, надоедливая старуха, восторженно обожающая старину; хорошенькая девушка, влюбленная в двоюродного брата, которого я позаботился сделать бедным для пущей остроты конфликта; богатый и элегантный претендент на руку девушки, любовь которого отец принимает, но сама она отвергает; и вот влюбленные на краю бездны, их заветным чаяниям не суждено сбыться; действие развертывается на мрачном фоне недоверия и подозрений.

После всего сказанного не думаю, чтобы хоть один из читателей отказался дочитать мой рассказ до конца: пусть начало избитое, зато продолжение будет довольно оригинальным. Однако не подобает выкладывать все одним махом, поэтому я дам читателю время раскурить сигару и тогда уж перейду к главе второй.

II

Если ты, мой читатель, любил когда-нибудь, ты поймешь, каково было отчаяние Эрнесто, когда он увидел, что Валентин его соперник. Он прежде всего задал себе такой вопрос:

– А не влюбилась ли и она в него?

И чтобы найти на него ответ, Эрнесто решил проверить, что у девушки на сердце.

Тут было отчего приуныть. Внутренний голос подсказывал молодому человеку, что Валентин во многом его превосходит и, стало быть, вполне может оказаться победителем в их соперничестве. В таком состоянии духа Эрнесто начал осторожно расспрашивать Кларинью. Та в ответ заявила, что к Валентину совершенно равнодушна. Была ли она при этом чистосердечна или немного лукавила? Да простит меня читатель, но мы-то знаем, что совсем уж равнодушной она не оставалась, видя, какую любовь пробудила в сердце Валентина. И Эрнесто не один день мучился сомнениями.

Наконец он все же убедился, что Кларинья любит его по-прежнему, а надежды Валентина тщетны. Эрнесто прибегнул к такой хитрости: заявил, что, мол, покончит с собой.

Бедная девушка чуть не разрыдалась. Тогда Эрнесто, который, хоть и был без памяти влюблен в кузину, но умереть хотел не больше, чем ваш покорный слуга, попросил ее дать клятву, что она никогда не полюбит того, другого. Кларинья поклялась. Эрнесто едва не обезумел от счастья и впервые за много месяцев скрепил их любовь пламенным и долгим, но совершенно невинным поцелуем.

А Валентин меж тем предавался обманчивым надеждам. Всякий знак внимания девушки – продиктованный лишь кокетством, разумеется, – казался бедняге верным залогом счастья. Однако ему никак не удавалось улучить благоприятный момент для решительного объяснения. Кларинья знала, в каких границах ей надлежит держаться, и не преступала их ни на шаг.

В этой тайной, незримой борьбе прошло немало дней. И вот однажды, не знаю почему, Валентину пришло в голову, что сначала надо попросить руки Клариньи у ее отца. Полагая, что любим, он в то же время считал свою избранницу наивной и несведущей в житейских делах; стало быть, все будет зависеть от старика.

Отец Клариньи, который давно уже ждал желанного объяснения, вооружившись благожелательной улыбкой, точно охотник, взявший ружье на изготовку на ягуарьей тропе, как только Валентин объявил, что имеет честь просить руки его дочери, сразу же ответил согласием и, сияя блаженством, заверил претендента в благоприятном исходе сватовства.

Но когда счастливый отец сообщил радостную весть дочери, та, к его великому изумлению, ни минуты не колеблясь, сказала «нет». Разразился семейный скандал. Вмешалась тетка со своими наставлениями и всячески рекомендовала Кларинье принять предложение такого прекрасного молодого человека. Старик, уподобившись владыке Олимпа, метал громы; а убитый горем Эрнесто заявил решительный протест, не пожалев малоприятных эпитетов в адрес главы семьи.

В результате племянника снова выставили за дверь и было принято непоколебимое, твердокаменное решение: Кларинья пойдет замуж за Валентина.

Когда Валентин на следующий день пришел за ответом, старик объявил, что Кларинья согласна стать его женой. Молодой человек тотчас выразил законное желание поговорить с невестой, но та, как сообщил ему будущий тесть, слегка занемогла. Единственной причиной ее недомогания явились, разумеется, бурные сцены, разыгравшиеся после того, как Валентин сделал предложение.

Старик уповал на кроткий нрав Клариньи и не ошибся. Бедная девушка была примерной дочерью, почитала отца, и воля его была для нее непреложным законом. Когда миновало первоначальное смятение, ей пришлось в конце концов покориться и принять предложение Валентина.

Тут читатель, вознамерившийся узнать о хитростях молодого мужа и до сих пор недоумевавший, где же муж и где хитрости, наверняка воскликнет:

– Ну, слава богу! Вот наконец и муж.

А я, опустив описание брачной церемонии и медового месяца, перейду сразу к главе третьей.

III

Медовый месяц!

Этот изначальный блаженный период бывает у всех молодоженов, но у Валентина его не было. Будучи женихом, он приписывал сдержанность Клариньи естественному смущению девушки на пороге посвящения в таинство брака; однако, когда по прошествии нескольких дней Кларинья нисколько не изменила своего отношения к нему, Валентин понял, что нет дыма без огня.

Автору этого рассказа не приходилось попадать в такое положение, равно как и падать стремглав в холодную воду, но, должно быть, ощущения в том и другом случае весьма сходны между собой.

Валентин рассудил так:

– Раз Кларинья не любит меня, значит, любит кого-то другого; этот другой, может, меня и не стоит, но его несомненное преимущество в том, что он меня опередил. Но кто же это?

С той минуты муки Отелло вошли в душу Валентина и прочно угнездились в ней. Быть иль не быть любимым – вот какой вопрос встал перед молодым мужем.

Любить молодую, красивую, достойную обожания женщину, назвать ее своей перед богом и людьми всего неделю назад, жить ею и для нее и в то же время чуять сердцем, что перед тобой лишь холодная, бесчувственная плоть, а душа твоей возлюбленной рвется к кому-то другому, и ты, горячо любящий муж, – не более чем предмет обихода, всего-навсего официальный супруг и повелитель, но в сердце той, кого ты боготворишь, нет ни капельки любви к тебе – вот в каком горестном и тяжком положении оказался Валентин.

Будучи человеком разумным и мужественным, он трезво оценил обстановку. Глупо было бы закрывать глаза на истинное положение дел, уж лучше честно признать свою неудачу и поискать выхода. Валентин не стал тратить время на бесплодные предположения, а решил выяснить вопрос до конца, узнать всю правду.

Но как это сделать? Спросить Кларинью напрямик означало бы оскорбить жену подозрением в самом начале супружеской жизни, а Валентин, какими бы законными ни были его притязания на сердце Клариньи, не хотел унизить ее даже в собственных глазах. Оставалось одно – разузнать стороной. Но как? Среди гостей, посещавших его дом, молодых людей не было; скорей всего эта любовь, если она действительно существовала, началась в доме отца Клариньи. Однако спросить об этом тестя было бы бестактностью. И Валентин, отказавшись копаться в прошлом, принялся внимательно изучать настоящее.

Сдержанность Клариньи сочеталась с кротостью и покорностью, в ней не ощущалось безысходного отчаяния. Но это обстоятельство лишь усугубляло досаду Валентина, ранило его самолюбие. Смирение его молодой жены походило на отрешенность приговоренного к смерти. В ее самоотречении Валентину чудился немой протест против его супружеских прав, каждый взгляд Клариньи казался безмолвным укором.

Как-то под вечер…

Возможно, читателю показалось странным, что я не обозначил места, где происходили описываемые события. Но я поступил так преднамеренно: сказал о том, что действие происходило в Рио-де-Жанейро, а улицы и дома пусть читатель выбирает по своему усмотрению.

Как-то под вечер Валентин и Кларинья сидели в саду. Если бы любовь была взаимной, час был самый подходящий для райского блаженства; солнце как будто приберегло на этот вечер свой самый роскошный закат. Но молодые супруги походили скорей на двух знакомых, случайно повстречавшихся в гостинице; она – благодаря сдержанности, проистекавшей из любви к Эрнесто, а его пылкие чувства изрядно охлаждались досадой и ревностью.

Солнце умирало во всем великолепии красок, свежий ветерок чуть шевелил кусты, вечер благоухал ароматом акаций и магнолий. Молодожены сидели в плетенных из камыша креслах на лужайке, у живой изгороди из вьющихся растений, служившей декорацией сцены. Поблизости журчал ручей. Шагах в десяти ворковали голубок и горлица.

Обстановка, как видите, располагала к разговору о любви, надеждах, мечтах – словом, обо всем, что не имеет никакого отношения к прозе жизни.

О чем же говорили эти двое? Описание обстановки помешало нам уловить первые фразы, и мы начнем с вопроса, который задал Валентин.

– Скажи, ты счастлива? – спросил он.

– Да, – ответила молодая женщина.

– Но, боже мой, каким замогильным тоном ты отвечаешь мне!

Губы Клариньи дрогнули в грустной улыбке.

Некоторое время оба молчали, Валентин разглядывал носки ботинок, Кларинья изучала оборки своего платья.

– Послушай, мне очень хочется… – говорит Валентин.

– Чего?

– Сделать тебя счастливой.

– О!

– Только за этим я и взял тебя из отчего дома.

Я очень тебя люблю, но, если б я знал, что ты не отвечаешь мне взаимностью, то отказался бы от своего намерения, для меня мука вдвойне видеть предмет моей любви печальным и безутешным.

– Тебе это только кажется!

– Разве это не так?

– Конечно, не так.

Кларинья постаралась вложить в последнюю свою фразу как можно больше нежности, но слова ее прозвучали в таком же тоне, как если бы она попросила служанку принести стакан воды.

Валентин в ответ лишь вздохнул.

– Ну, я уж не знаю, как с тобой и говорить!

– А я ничего от тебя не требую; если б я смог заставить тебя говорить со мной другим тоном, мне, возможно, было бы и легче, но положение мое осталось бы прежним.

Кларинья встала.

– Пойдем погуляем.

Валентин безучастно последовал за женой.

– Ну что, ты все еще грустишь?

– Ах, Кларинья, если б ты меня полюбила! – ответил Валентин.

– Но разве я тебя не… люблю?

Валентин взглянул на нее и пробормотал:

– Нет!

Рука об руку они пошли по саду, расчищенному и ухоженному как никакой другой сад в Рио-де-Жанейро; там славно потрудились лопата и ножницы, ровными рядами тянулись розовые бутоны. День угасал, небо принимало тот серый оттенок, который располагает к грусти, зовет душу и тело на покой. Но Валентин, казалось, не замечал ничего вокруг себя, он был один на один со своей бедой.

Надо сказать, что Кларинья пыталась отвлечь мужа от мрачных мыслей, пробовала ласковыми словами заменить любовь, которой у нее не было.

Поначалу Валентин отвечал односложно, потом разговор мало-помалу завязался, и спустя полчаса Валентин глядел не так уж мрачно. Кларинья всячески старалась успокоить мятущуюся душу мужа, сменить тему разговора.

Вот сейчас за моим окном прокричала сова, и я вспомнил, что пора вывести на сцену тетку Клариньи.

Стало быть, появляется тетя в сопровождении юного мулата в ливрее пажа. Молодая женщина бросается к ней с распростертыми объятьями, а Валентин идет гостье навстречу не спеша, давая обеим родственницам время излить переполняющие их радостные чувства. Однако радость, с какой племянница встретила тетку, еще больше усугубила его печаль, так разителен был контраст с ее отношением к нему.

Покончив с приветственным ритуалом, они вошли в дом. Оказывается, добрая тетушка решила недельку погостить у них; Валентин скорчил кислую мину, но жена его так обрадовалась приходу родственницы.

Чтобы предоставить женщинам полную свободу, Валентин ушел в свой кабинет.

За чаем говорили обо всем на свете, Кларинья все выспрашивала, как дела в отчем доме. Самого отца ждали завтра к обеду.

Валентин больше молчал.

Но вот в разгаре беседы Кларинья обернулась к тетке и с какой-то непонятной робостью спросила, как поживает Эрнесто. Вопрос этот она задала с самым невинным видом, но муж тотчас насторожился.