Текст книги "Убийство по французски"

Автор книги: Мартин О'Брайен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

22

Не было ничего похожего на план. На подготовку, внимание к деталям. Если бы его спросили, Водяной сказал бы, что это наполовину развлечение. Удовлетворение от того, что знаешь имя, друзей и родственников, дом и место работы, ездишь в том же автобусе, ходишь по тем же магазинам, нарочито касаешься объектов твоей привязанности, проходя мимо по улице, иногда даже останавливаешь их, чтобы спросить направление, постепенно притягивая будущую жертву ближе, ближе...

Потом, когда на руках имеется вся информация, когда выбраны время и место, является уверенность, что все спланированное и приготовленное будет вознаграждено. Это почти как право. Неоспариваемый приз за тщательность и прилежность. Наблюдение, ожидание, подготовка, иногда растягивающиеся по времени на недели, которые ведут неотвратимо к самому действу и восхитительному радостному финалу.

Но тогда, иногда думал Водяной, подготовка – это еще не все. Есть и незапланированные моменты, когда жизнь задумывает предоставить неожиданные возможности. Порой непредвиденные. Минутная слабость, секундное колебание, фатальная неосторожность. Набор случайных событий, которые нужно понять и использовать.

Раздумывая над этим сейчас, Водяной очень хотел понять, какой подход более приятен, более предпочтителен. Подготовка или случай. Это очень похоже на бизнес, решил он. Либо ты прокручиваешь домашнюю заготовку, либо тебе просто выпадает удача. И то и другое, работая по-разному, может принести вознаграждение.

В этот вечер у Водяного не было специального плана, не было требовательного шепотка в душе. В последние три месяца появились две такие случайные возможности, а вот третья перед завершающим актом потребовала несколько недель подготовки. Возможно, сегодня вечером город у моря предложит что-нибудь еще, другой благоприятный случай. И либо Водяной воспользуется им, либо позволит ему проскользнуть мимо подобно листку, увлекаемому потоком.

Вычерпай его до дна или не тронь. Еще одно удовольствие, которым можно насладиться. Поскольку имеется, как понимал Водяной, определенное наслаждение в осознании того, что ты можешь что-то сделать и все же не делаешь. Если ты подготовлен, если способен сопротивляться и устоять. Поскольку едва ли, по опыту Водяного, можно было сомневаться, что самоотречение такой глубины только обостряло аппетит к следующей встрече, усиливало притягательность ощущения предела, распаляло томительную потребность к следующему стремительному погружению.

И всегда поблизости, где бы Водяной ни бродил, его сопровождал баюкающий шум океана или ощущение, как волна накатывается на берег. Его расстояния и глубины. Настроение и движение. Его прохладное, очищающее влияние.

Этим вечером, проезжая по городу, Водяной наслаждался охватившей его бодростью, полной уверенностью в себе. Все здесь было так хорошо, так живо. И так просто. Так просто, что всегда имелась вероятность совершить ошибку. «Не смотри на мяч».

И тут, признал Водяной, имеется еще одна возбуждающая штучка, которую можно посмаковать – возможность сбоя, когда что-то идет не так, как надо. Та единственная зацепка в полотне ткани, которую можно исправить лишь истинным, опьяняющим торжеством спасения в самую последнюю минуту. Таких моментов было несколько, признался бы Водяной. Захватывающих дух, заставляющих екать сердце.

И вот в таком настроении почти безрассудного возбуждения – орудия промысла спрятаны в отделении для перчаток – Водяной еще раз объезжал улицы, рыская взглядом в поисках добычи.

23

У Джилли Холфорд было свидание.

Такси замедлило ход, и она приподнялась на сиденье, высматривая название улицы. Где-то в стороне от дороги на Прадо, говорил он.

В стороне от моря. Вдали от яхты, вдали от братьев, наконец-то.

Она оставила их в Старом порту. Сказала, что у нее семейное дело, надо встретиться в Ниме с сестрой. В чем не было ни капли правды. У нее даже не было сестры. Она просто придумала эту историю, чтобы сбить их со следа, скрыться, найти себе место, где можно свободно вздохнуть.

Потому что знала – в ту ночь она не вернется, как и в другую, если сможет.

Они неохотно отпустили ее, подав рюкзак – «сумку-для-ночевки-вне-дома», – где лежали только косметичка, зубная щетка, несколько чистых трусиков и то платье, что Джилли купила на Гренаде за день до отплытия. То самое, с широкой юбкой, облегающим верхом, с глубоким вырезом впереди и водоворотом цветов – то самое, которое она не надевала нигде, кроме уединения своей каюты. Как только Джилли увидела Марсель, когда «Анемона» входила в гавань, она сразу поняла, что это платье для Марселя.

Даже до того, как увидела его. Жан. Жан. Жан... Это имя не выходило из головы. Она собиралась трахнуться с ним, вот так, просто.

И он знал это. С той минуты, как он остановил на ней взгляд своих темных глаз, они оба знали это. Но она не подала вида, поскольку находилась в обществе Ральфа и Тима, когда они втроем праздновали приход в Марсель в крошечном баре «Рив-Неф», первом, который попался на глаза после того, как они неуверенно сошли с яхты – это были их первые шаги по твердой земле после Сан-Мигуэля.

Он сидел на высоком табурете у дальнего конца стойки бара. Заметил ее взгляд. Улыбнулся, когда братья отвлеклись. Казалось, что понял... Потом ушел. Просто его там не стало. Джилли была потрясена, разочарована, пока бармен с очередной порцией пива тайком не передал ей карточку – имя, Жан, и телефонный номер.

Вот и все.

Джилли звонила несколько раз, прежде чем ей ответили. У него был именно такой голос, каким он ей представлялся. Тягучий, как патока, ровный, насмешливый голос, соответствующий улыбке. Конечно, заверил он, конечно, помнит ее, Рад, что она позвонила, они должны встретиться. Джилли переоделась в гренадское платье в дамской комнате кафе «Самаритэн», впервые за многие недели накрасилась неуверенной рукой и оставила рюкзак в ячейке для хранения багажа на вокзале Гар-Сен-Шарль. И вот они должны встретиться. В известном ему маленьком баре. В стороне от Корниш. Они могли бы чего-нибудь выпить. Возможно, поведать...

Правда, она, кажется, неправильно поняла его указания. На полпути вдоль берега Прадо таксист сказал, что, вероятно, проскочил нужное место, и, объехав статую Давида на круглой площади в Прадо, поехал назад по перешейку в сторону Корнишской дороги. Вечерело, и солнце тяжело висело над далекой грядой островов Фриуль.

Джилли взволнованно потерла ладони. Они были все еще шершавыми и липкими от соли. Первое, что она сделала, когда яхта пришвартовалась к причальной стенке, нашла аптеку и купила лосьон для тела, увлажняющий крем, кое-какие средства для смягчения подушечек пальцев к разъеденных солью линий на ладонях. Но, похоже, это не особенно помогло.

– Ну вот, мадемуазель. Здесь, наверху! – сообщил водитель и, свернув с Корнит, подкатил к пролету крутых ступеней, почти спрятанных между табачной лавкой и прачечной самообслуживания. На стене прачечной красовалась вывеска с названием бара, который они искали, и кулак с поднятый вверх большим пальцем.

Спустя час Джилли прикончила вторую кружку пива я взглянула на часы. Ей не верилось, что он мог проделать с ней такое. Ее провели. Этот ублюдок и не собирался приходить.

Она подозвала официанта, попросила счет и расплатилась

Когда Джилли вышла на улицу, было уже темно. Видимо, поэтому все вокруг выглядело совсем по-другому. Она стоял на мостовой, осматриваясь по сторонам и пытаясь определить свое местоположение. Все вдруг стало незнакомым – дорога, дома, витрины магазинов. Она попробовала вспомнить, с какой стороны подъезжало такси, но ни в чем не могла быть уверена. Темнота изменила все.

Решив идти налево, Джилли зашагала по улице, смотря в витрины магазинов, благодарная своему отражению, которое двигалось рядом с ней и составляло ей компанию. К тому моменту, когда Джилли поняла свою ошибку, она зашла так далеко, что решила продолжать идти в том же направления при условии, если идти вниз по склону, думала она, можно выйти на Корниш и поймать другое такси. Она соображала как объяснить братьям столь быстрое возвращение из Нима, когда услышала позади себя звук машины. Такси.

Она и в самом деле подумала, что это такси, из-за характерного звука мотора, работающего на низких оборотах, словно водитель высматривал пассажира. Прищурившись из темноты в сторону приближающейся машины, Джилли наудачу махнула рукой и с облегчением вздохнула, когда автомобиль остановился перед ней. Пассажирская дверь распахнулась, лицо водителя оставалось в тени.

Конечно, ей следовало быть более осмотрительной и не принимать частную машину за такси, а водителя за таксиста, но она слишком долго была в море и немного утратила опыт жизни на городских улицах. К тому же устала от ходьбы и не знала, где находится.

– Вам куда? – раздался хриплый голос, и она подошла ближе, попыталась вновь произнести «Старый порт», стесняясь своего плохого французского, и тут ощутила, как рука схватила переднюю часть платья, пальцы добрались в поисках лучшего захвата до верхней части лифа и потянули ее вниз. А она не сопротивлялась, потому что – глупо, конечно, – ей не хотелось, чтобы платье оказалось порванным. Потом резкий укол в шею, словно укус осы, которую она попыталась смахнуть. Только руки вдруг перестали слушаться, как и все тело, которое теперь кулем лежало на полу под приборной доской с пассажирской стороны. Дверь захлопнулась, платье натянулось, и она поняла, что его зажало дверью, черт побери...

Потом ничего, только течение времени. Звук близкого автомобильного колеса, барабанящего по булыжнику, поющему на асфальте. Теплый резиновый запах коврика под щекой. Поглощенность переплетением проводков у нее над головой, их цветами, тем, как они сгибаются и вьются, маленькой пластиковой коробочкой, в которой они исчезают. Но никакой тревоги по поводу ее положения, никакого беспокойства из-за того, что ее конечности отказываются выполнять ее команды.

Ого, подумала она и удовлетворенно вздохнула, чувствуя, как пузырь смеха поднимается в груди, когда машина резко повернула налево. Или направо? Замедлила ход и остановилась. Двигатель затих, и она лежала в полной тишине. Наконец услышала, как открылась и закрылась водительская дверь,  звук шагов... Потом открылась пассажирская дверь, платье освободилось, и ее подняли.

Последнее, что Джилли увидела и смогла хоть насколько-то ясно идентифицировать, был купол крыши «Аква-Сите», тот, что она заметила с палубы «Анемоны» в тот день, когда они вошли в старый порт Марселя. Это и соленый запах моря.

Часть вторая

24

«Аква-Сите», Марсель, среда

Габриель любила это непрерывное баюкающее бульканье. Здесь, в этом прохладном влажном месте, которое пахло морем и испарениями от притопленного бетона, не было тишины. Только это нежное бульканье. Если бы здесь царила тишина, Габриель ни за что бы не полюбила это место. Под землей и все такое. Темнота и тени. Она бы точно свихнулась. Как бы там ни было, игривый звук составлял ей компанию, беззаботно аккомпанируя ее мурлыканью.

Габриель Блано приехала в обычное время, чуть раньше шести, на «солексе» мужа. Она прошла внутрь через один из двух служебных входов, расположенных по периметру «Аква-Сите». В раздевалке для персонала надела рабочую одежду, сделала себе кофе и после первой за день сигареты направилась в седьмой блок под названием «Обитатели рифов и открытого моря» – первый из трех районов, за которые отвечала. Он состоял из нескольких искусственных водоемов. Работы самое большее на час, с него хорошо начинать смену.

Булькающий звук донесся до нее, когда она отперла служебную дверь, вошла в прохладный бетонный бункер и потянулась к выключателю. Над ней замигали и вспыхнули одна за другой неоновые трубки, осветив льдисто-голубым сиянием галерею для кормления – уступчатый переход, устроенный над водоемами и невидимый для посетителей. Если мсье и мадам думали, что они просто смотрят на рыбу, то их ожидал сюрприз. Над водоемами и за ними находились настоящие кулисы, помещение с бетонными стенами, трубами, вделанными в них через равные промежутки, с отверстиями, через которые подается кислород и где установлены температурные датчики, а также складированы запасы корма и орудия для уборки, – одним словом, место работы Габриель Блано.

Взобравшись по трапу на мостик для кормления, она начала медленный, методичный обход водоемов. Габриель могла выполнять свою работу и во сне. Порой ей казалось, что так и происходит: проверка уровня кислорода и температуры на каждом датчике, отмерка корма в пластиковые кормушки, прежде чем высыпать его в водоем, а потом наблюдение за голодным водоворотом разноцветных рыб и переход к следующему водоему. Потом к следующему, пока не доберется до последнего. Катышки корма высыпаются на поверхность воды, словно внезапный ливень. Когда она складывала кормушку и закрывала ящик, в котором хранится корм, послышался шлепок и плеск, словно один из обитателей водоема немного заигрался и выпрыгнул из воды.

Габриель улыбнулась. Опять Оскар. Она могла бы поспорить, что это он. Полосатый окунь. Самый прожорливый в водоеме.

Шагая назад по мостику к трапу, она взглянула на часы. После того как закончит следующий этап – шестой блок, «Тропические рыбы» – и прежде чем приступит к очередному, пятому – «Ракообразные», – у нее будет время передохнуть и выпить кофе с подругами Тулой и Корин, пока не появится смотритель, Барзэ. А эта Тула, думала Габриель, спускаясь с мостика, – что за девица, что за ураган. Замужем, с тремя детьми, и у нее еще хватает заряда, гулять на стороне.

Пройдя через вторую служебную дверь, которая вела в зону для посетителей седьмого блока, выключив за собой свет и заперев замок, Габриель вышла на мостик для посетителей и двинулась вверх, к наземному входу в блок. С одной стороны находились водоемы, которые она только что обработала, с другой тянулась установленная ниже уровня воды двадцатиметровая: стеклянная панель нового аквариума в открытом море. Габриель мурлыкала под нос песенку и от нечего делать смотрели сквозь стекло на песчаное дно, уходящее в сине-зеленую даль.

На строительство этого четырехакрового продолжения главного аквариума, выходящего в открытое море, ушло два года. И хотя его открыли всего несколько месяцев назад, оно уже обеспечило солидный приток посетителей. Сооружение состояло из двух длинных бетонных молов, изгибами отходящих от берега и снабженных для обозрения стеклянными панелями ниже поверхности воды. Там, где молы заканчивались, расходясь друг от друга на тридцать метров, горловина водоема была перекрыта стальной сеткой. Ее двухсантиметровые ячейки были достаточно велики, чтобы позволять стайкам небольших прибрежных рыб свободно вплывать в водоем и выплывать из него, но достаточно малы и крепки, чтобы не выпускать в море крупную рыбу – толстогубую картофельную треску, наполеоновского губана, барракуду и тунца, а также полдюжины скатов, пару морских черепах и косяк рифовых акул, чьи плавники с белыми концами, рассекая поверхность воды, неизменно заставляли толпу зрителей застывать с открытым ртом. Вокруг созданного в открытом море водоема, как беспорядочный узор из камней, над поверхностью выступали полдюжины рукотворных островков. Они были сооружены на дне для уменьшения влияния штормов и для дополнительных возможностей осмотра с мостиков, которые их соединяли. Между двумя из этих островков на глубине тридцати футов недалеко от устья водоема – самая глубокая часть этого объекта – был сооружен даже пластиковый смотровой туннель.

Этот аквариум никогда не утомлял Габриель. В отличие от ее водоемов его не нужно было чистить, а обитателей кормить. Тут было достаточно естественной пищи, чтобы не сокращалась местная популяция, хотя Тула сказала, что имеются планы показывать полуденное кормление с одного из мостиков, бросая крупным и более агрессивным постояльцам связки рыбы и куски мяса, создавая на потребу зрителям реальную картину неистовства прожорливости.

Другое, что очень нравилось Габриель в этом аквариуме, было связано с тем, что постояльцы здесь менялись каждый день. Всегда можно было увидеть что-то новое. За стеклом серебряная стайка скумбрии металась туда-сюда в поисках выхода, пока ее не загнали в угол рифовые акулы. Лобстер с глазами-бусинами, устроившись на дне, отгонял усами любопытного губана. Косяк мечущихся, подпрыгивающих кобий патрулировал свою коралловую крепость, а там...

Габриель замедлила шаг, стараясь сфокусировать взгляд на новой форме, искаженной изгибом и толщиной стекла, которая висела под платформой обозрения, видимо, в двадцати футах впереди. Подходя ближе, она раздумывала, что на этот раз мог принести им открытый океан, совсем забыв о муларовой сетке и о том, что ничто таких размеров не может...

Она затаила дыхание, остановилась как вкопанная, схватившись за ограждение, чтобы не упасть.

25

Жак Тарру смотрел, как двое мужчин идут к нему. Стоя у окна кабинета, он увидел, что их машина проехала в ворота, и сразу же спустился к ним. Когда Барзэ, смотритель, позвонил ему с новостью о находке, Тарру сам связался с ними из дома, запрыгнул в машину и приехал сюда. Он увидел тело заставил охранников поставить на подъездной дороге знаки «"Аква-Сите" закрыт» – и вот теперь они здесь. Выйдя из дверей вестибюля, он представился:

– Тарру. Я директор «Аква-Сите».

Двое полицейских показали свои жетоны. Старшие инспектора Жако и Гасталь.

– Прошу вас, мсье... – Тарру, жестом предложив следовать за ним, повел их назад на стоянку и вокруг боковой части административного здания. – Вот сюда... мы можем пройти коротким путем. – Он обернулся через плечо на полицейских, идущих за ним. Какая необычная пара. Маленький, круглый, с жутким галстуком и заколкой – и его высокий, мощного сложения дружок – сапоги, хвост, легкая замшевая куртка. В высоком есть что-то знакомое, подумал Тарру, его он раньше видел. Но сейчас ему было не до размышлений, кто это и где они встречались.

Вот так сюрприз. Труп... в его аквариуме.

Тарру прошел через плетеную дверь в открытую служебную зону, а оттуда повел прибывших стражей порядка по сырому темному коридору к пункту кормления седьмого блока. Линия голубых неоновых трубок гудела на бетонном потолке. Отпер еще одну дверь и ввел их в коридор для посетителей, где открытое море сдерживалось изогнутым полотном стекла.

– Ее можно увидеть отсюда. – Он подвел их к стеклу и указал наверх, однако сам не отрывал взгляда от заколки толстяка. Затем отошел в сторону, чтобы не загораживать вид.

– Кто ее обнаружил? – спросил тот, которого звали Жако, когда его компаньон прошел немного вперед, чтобы разглядеть получше.

– Одна из служащих, Габриель Блано, – ответил Тарру. – Примерно в семь утра. Она в буфете для обслуживающего персонала, если вам...

– Мы можем взглянуть снаружи? – продолжал Жако, сочувствующе кивнув.

– Конечно. Прошу сюда, – пробормотал Тарру, торопясь пройти мимо трупа, который плавал словно нелепый кофейный столик – руки и ноги свисали вниз.

Снаружи солоноватый ветерок тронул их волосы, расстелился по поверхности водоема. Утреннее солнце над Монтредоном зашло за серые, похожие на каракатиц, облака, и вода в водоеме потемнела, став темно-фиолетовой.

Когда они добрались до помоста, под которым находилось тело, толстый полицейский, Гасталь, подошел к ограждению и стал смотреть вниз. Его коллега, Жако, задержался и повернулся к Тарру. Если бы он не был полицейским, Тарру мог бы поклясться, что видел его по телевизору. А может, и правда видел.

Но мужчина что-то говорил ему.

– ...и, боюсь, нам придется оставить тело на месте до прихода наших криминалистов. Поэтому вам нужно будет подержать те знаки.

Тарру кивнул, словно это полностью сочеталось с тем, как он сам видел ситуацию.

– Конечно. Я понимаю. Когда вы предполагаете?.. – Он поднял руки, плечи и брови единым движением.

И тут на него словно снизошло озарение. Тарру узнал его. Этот хвост. Хвост. И это было по телевизору. Много лет назад. Регби. Кубок Пяти Наций. Один из великих проходов. Жако. Конечно. Тот забег... невероятно. Тарру ощутил странное волнение.

– Эй, Дэнни!

Это был напарник Жако, Гасталь. Он стоял на коленях и в щель между досками рассматривал тело.

– Тут что-то... не знаю... такое впечатление, будто тело шевелится...

Жако подошел, наклонился, посмотрел. Тарру последовал его примеру. Что-то подталкивало его взглянуть, хотя он не был уверен, что хочет увидеть.

Тело, находившееся в трех футах под ними, дернулось.

– Вот... видишь?

Жако подошел к ограждению и посмотрел вниз. За время, которое у них ушло на то, чтобы пройти из подземной галереи обозрения, одна из рифовых акул обнаружила тело и решила взглянуть, что это такое. Жако смотрел, как тупая серая морда тычется носом в бок трупа. Серпообразный хвост акулы бился из стороны в сторону, обеспечивая опору.

– Похоже, нам придется начать, не дожидаясь криминалистов, – сказал он Гасталю. И повернулся к Тарру: – У вас есть среди служащих кто-нибудь, способный помочь?

Если бы они не были заняты выуживанием трупа, подумал Жако, это могло показаться смешным. Пока Барзэ с помощником пытались покрепче ухватиться за тело женщины и втащить ее через резиновый борт надувной лодки, другой помощник отгонял растущее число любопытных акул веслом, слишком коротким, чтобы служить эффективным орудием для этого. Эти трое, не без помощи прилива и заметного волнения, так раскачали лодку, что казалось, вот-вот и кто-то из них обязательно поплавает.

Но потом, дернув в последний раз и дружно хрюкнув, Барзэ и его приятель, смогли втащить тело в лодку и направились к месту швартовки, где их ждали Жако, Гасталь и Тарру. Они все вместе помогли поднять тело из пространства между сиденьями в лодке – Гасталь замочил ноги, когда лодку подняло на волне, и его оттащило в сторону – и уложили жертву на спину на каменном покатом спуске подальше от воды. С минуту Барзэ, его помощники, Тарру, Гасталь и Жако молча смотрели на обнаженное тело. Затем один за другим отвернулись. Тарру отошел на несколько шагов, чтобы позвонить по мобильнику, невольно дергая себя за галстук-бабочку, Барзэ удалился поискать что-нибудь, чем можно прикрыть женщину, двое помощников последовали за ним, старательно отводя взгляд от груди и пучка рыжих волос между ног, а Гасталь занялся поисками места, где удобнее выжимать морскую воду из носков.

А Жако не отвернулся. Он присел рядом с телом и принялся разглядывать его.

Она была высокой и красивой, мускулистой и сильно загоревшей, за исключением белого треугольника от бикини. На вид ей казалось немногим больше двадцати лет, практически тот же возраст, что и у остальных жертв. Глаза закрыты, но Жако догадывался, что они голубые. Шапка рыжих волос, не настолько длинных, чтобы доставать до плеч, облепила щеки и шею.

Он взял ее руку, ощутил ее мертвую холодную тяжесть. Конечность еще не одеревенела, локоть свободно сгибается, кисть свисает с запястья. Сильная кисть, подумал Жако, повернув ее в своей руке. Рука рабочего человека, квадратная и крепкая, ладонь глубоко изрезана линиями, пальцы крепкие, а ногти короткие, но не обкусанные, белая полоска на мизинце и на запястье, где она носила кольцо и часы. Но нигде не видно синяков. Только три параллельные царапины между грудей – кто-то с длинными ногтями? – и глубокая рана вдоль всей левой голени, красная и свежая, словно она задела что-то острое, когда шла или когда ее тащили.

Он отпустил ее руку на землю, расправил пальцы. Их четвертая жертва. В следующие двадцати четыре часа вскрытие подтвердит наличие пронопразона в крови и следы сексуального насилия. Жако в этом был уверен.

Он поднялся как раз в тот момент, когда Барзэ вернулся с одеялом.

К тому времени, когда спустя час они покинули «Аква-Сите», допросив в буфете для персонала Габриель Блано – бледное лицо, дрожащая между пальцами сигарета и полная окурков пепельница возле ее локтя – и попросив Тарру предоставить список сотрудников с именами и адресами, прибыли криминалисты и расположились лагерем.

Их было четверо, трое облачены в белые сапоги и застегнутые на молнию комбинезоны «Тивек», на одном – мокрый костюм для подводного плавания и аппарат для дыхания под водой. Прежде чем приступить к работе, один из них начал отщелкивать пленку, осторожно передвигаясь вокруг трупа, чтобы ничего не нарушить. Даже при дневном свете, обратил внимание Жако, он пользовался вспышкой. Жако увидит эти самые фотографии – в тот же день или на следующий – разложенными на его столе, потом пришпиленными к пробковой доске в помещении группы рядом с его кабинетом. Он будет видеть их каждый день, пока они не перестанут вызывать у него шок или пока дело не будет закрыто, а убийца найден. Большие глянцевые фотографии, на которых будут изображены мельчайшие детали.

Жако подошел к Клиссону, старшему криминалисту, деловитому мужчине небольшого роста, крепкого сложения, с копной рыжеватых волос. Они обменялись рукопожатиями. Как и его коллеги, Клиссон был в латексных перчатках, натянутых поверх рукавов. Его рука показалась гладкой, сухой и припудренной. И странно теплой.

– Ну? – Клиссон смотрел на тело, словно изучал яму на дороге. – Что думаешь? Номер три?

Клиссон руководил работой с Грез и Баллард, но ничего не знал о теле, извлеченном из озера в Салон-де-Витри.

– Очень похоже.

– Я дам тебе первичный отчет как можно скорее, – кивнул Клиссон. – Сегодня же. Может, завтра. За Валери сказать не могу.

– Расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю, – отозвался Жако.

Валери был государственным патологоанатомом, человеком, который любил все делать не спеша, нравилось это уголовной полиции или нет. Иногда стоило подождать – ради мелочей, которые могли послужить раскрытию преступления.

– Быть может, в этот раз нам повезет больше, – вздохнул Клиссон. – Как знать.

Жако кивнул и оставил их. Сейчас начинается трудная монотонная работа – обычный криминологический процесс на месте преступления. Многие часы стояния над телом, здесь и в морге, осмотр лодки, песчаного дна водоема, пристани, окрестностей, фотографирование, снятие отпечатков. Но так как руководил всем Клиссон, Жако знал, что это будет тщательная работа. Этот человек не пропустит ничего, и он положит отчет на стол Жако тогда, когда обещал. Пока следы еще не остыли. Позже подоспеют более полные данные вскрытия – тогда он узнает о пронопразоне, получит подтверждение сексуального насилия.

А пока Жако увидел все, что ему было нужно. Больше здесь делать нечего.

Он кивнул Гасталю, и они зашагали к машине.

– Значит, считаешь, это опять твой парень? – спросил Гасталь.

– Скорее всего.

– Может быть, и несчастный случай. Утонула где-нибудь, а тело прибило сюда. Не исключено и самоубийство.

Жако забрался в машину и завел двигатель. Гасталь сел рядом, устраиваясь, подтянул штанины, потом привстал и поправил промежность.

– Готов? – спросил Жако.

За воротами «Аква-Сите» их ждала толпа репортеров. Жако удивило, как быстро они узнали о трупе. Кто-то из служащих «Аква-Сите» вызвал их сюда. Там была даже съемочная группа с канала ТФ1. Охранник отворил ворота, и Жако поехал вперед. Он надеялся проскочить, не сказав ни слова, но у Гасталя было другое мнение. Завидев камеру, он опустил стекло и высунулся из окна.

– Не могли бы вы рассказать о каких-нибудь деталях, инспектор? – спросила телерепортер, оценив свой шанс и нацелив на Гасталя микрофон. Стоящий рядом с ней оператор начал снимать.

Гасталь сделал важное лицо, поправил галстук.

– В данный момент трудно что-то сказать с уверенностью, – начал он, и его неопределенный ответ вызвал целый шквал вопросов у других припавших к его окну репортеров.

– Всего одно тело? – проорал один из задних рядов.

– Мужчина или женщина? – спросил другой.

– Она утонула?

– Это самоубийство?

– Убийство?

– Какое-нибудь оружие?

– Ее застрелили?

– Зарезали?

– Изнасиловали?

На каждый вопрос Гасталь дал соответствующий ответ, добавив: «Пока можно сказать, что никакой связи с другими телами, найденными в Салон-де-Витри и здесь, в Марселе, не обнаружено».

Жако не мог поверить своим ушам. Репортеры тоже. Они собрались воспользоваться проколом, но Жако нажал на педаль.

– Салон-де-Витри? – спросил первый, стараясь не отстать от машины.

– Марсель?

– Какие тела?

– Кто?

– Когда?