Текст книги "Убийство по французски"

Автор книги: Мартин О'Брайен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

96

Пятница

– Итак. Полицейский. Как все получилось?

– Из-за формы, – беззаботно ответил Жако.

Она посмотрела на льняной пиджак, тенниску и улыбнулась.

Они сидели за угловым столиком в «Молино». За процессом их насыщения наблюдали два лобстера из аквариума рядом. Они покончили с горячим, но тарелки еще стояли на столе. Она заказала устрицы на гриле, которые подали под слоем пузырящегося сыра, и филе леща, его серебристая кожица была аппетитно коричневой и заворачивалась. Жако остановился на снетках и буайбесе а-ля «Молино».

– И как давно?

– Прилично, – отозвался он. – Это все, чем я когда-либо занимался.

– А вы не находите это... – Похоже, она не могла подобрать нужное слово.

– Тоскливым? – подсказал он. – Опасным?

– Пожалуй. Думаю, и то и другое.

– Конечно. Есть еще много чего. Хороших вещей. Вроде ощущения себя частью команды. Не подводить хороших парней или не упускать плохих. Сводить счеты. Это... как в игре. В игре, которую ты должен выиграть. Сплошные вызовы.

– Так в любом деле, я бы сказала. Не только в полиции.

– Думаю, да.

– А больше вы ничем не могли заняться?

Жако покачал головой:

– Возможно. Но вы знаете, как бывает. Происходит то, происходит это... Ты оказываешься втянут. Жизнь.

Они молчали, она обдумывала сказанное.

– Вы женаты? – спросила она.

Жако покачал головой. Улыбнулся:

– Пока нет.

Она заметила, что, улыбаясь, он слегка поморщился – маленький вертикальный порез на верхней губе, который, заживая, натягивал кожу. Он выглядит, подумала она, более загорелым по сравнению с прошлым разом, более расслабленным. И более привлекательным. Его волосы распущены и черными волнами свободно ложатся на плечи.

Что, учитывая последние три дня, вовсе не удивительно.

Будучи отстраненным от обязанностей с непосредственной перспективой внутреннего расследования после того, как сломал нос напарнику и подбил глаз боссу – независимо от акций, которые мог планировать Ламонзи, – Жако первым делом в среду утром появился в офисе Салета, и они вдвоем сыграли в прогульщиков. Купив ящик пива и несколько бутылок арманьяка, они взяли яхту Салета и отправились под парусом на пару дней. Удили рыбу, останавливались на ночь в маленьких бухточках, готовили свой улов на кострах из плавника, засыпали на палубе прямо под звездами. На второй вечер, когда Жако рассказал ему о скандале с Гасталем, ставшем причиной его отстранения, старик Салет рассмеялся, ткнул ему кулаком в плечо, и сказал, что Жако весь в отца, и виной буйная корсиканская кровь. И это заставило Жако тоже рассмеяться, внезапно согрев его мыслью о близости к отцу.

Теперь Жако вернулся и сидел в «Молино». Завернутая в пузырчатую пленку картина с лимонами, которую он купил в прошлое воскресенье в галерее «Тон-Тон», покоилась между ножками стула.

Это был приятный вечер. Он начался в «Тон-Тон», где они встретились, потом продолжился в «О'Салливан», и наконец они, взявшись за руки, прогулялись по набережным Старого порта до «Молино».

Теперь он смотрел на нее. Темные волосы, карие глаза, брови выгнуты дугами.

– Так откуда же кольцо? – спросила она, кивнув на его левую руку.

Он посмотрел на кружок из серебра, покрутил его на пальце.

– Это была просто... шутка, я полагаю. Со стороны одного человека.

– Но это было серьезно?

– Недостаточно долго, чтобы стать серьезным.

– Но вы сохранили его? Кольцо? Продолжаете носить?

Это удивило Жако. Он об этом не думал.

– Больше это ничего не значит, – отозвался он.

И тут же понял, что сказал искренне. Не значило. Совершенно.

Она украдкой взглянула на него.

Он не отвел взгляд. Ему нравилось то, что он видел. Понимал, что должно произойти, и радовался этому.

Но сначала нужно кое-что сделать. Для нее. И для себя. Он и сделал это. Снял кольцо с пальца и показал ей, взглянув на него в последний раз, а потом уронил в остатки буайбеса. Маленький пузырек остался на том месте, где оно пробило поверхность супа. Потом пузырек лопнул, и не осталось никакого следа.

Минуту спустя к ним подошла официантка, собрала посуду и спросила, не нужно ли еще чего-нибудь. Может, они хотят взглянуть на меню?

– Вы должны попробовать суфле, оно здесь замечательное, – улыбнулся Жако. – Лимон с глотком водки.

– Как скажете. – Изабель Кассье улыбнулась в ответ долгой спокойной улыбкой.

97

Суббота

Сильвьен почти дошла до предела. Еще один такой день, и она сойдет с ума. Было так много всего, что пригодилось бы любой девушке. Заскрипев зубами, она вошла в ванну и скользнула в пенную ароматную теплоту. Сколько еще, думала она, терпеть этого нежеланного неожиданного гостя и его бесконечные противные требования? Еды, одежды, газет, виски, сигарет и, когда ему захочется, ее? Она не присела целую неделю.

Он ждал ее в тени, когда она вернулась домой во вторник вечером. Ее не было в городе пять дней. Подруга пригласила на уик-энд в Канны повеселиться – какой-то американец-кинопродюсер заехал на фестиваль и искал развлечений и компании. Подруга, Сильвьен и еще пара девочек оказались на роскошной вилле в горах. Красивая местность, бассейн размером с ее квартиру и достаточно кокаина, чтобы все время весело гудело в голове. Весь день валялись у бассейна загорая и, может, пару часов развлекали клиента – устраивали ему зрелище на ночь, когда он возвращался с фестиваля, или рано утром, перед тем как он отправлялся на свое сборище на Круазет.

Пять дней удовольствия на солнышке, при этом хорошо оплаченного, а потом, когда возвращается домой... Она только-только вставила ключ в замок, когда услышала, как кто-то быстро поднялся по ступеням позади нее и затолкал ее в открывающуюся дверь, пихая вперед и обнимая сзади за талию. Она оцарапала бедро о ручку двери, а угол чемодана больно бил по голени. Она уже собралась бороться, чтобы вырваться на свободу, сопротивляться, когда к ее уху прижались губы.

– Быстро, быстро... Заходи и закрой дверь.

А потом, когда дверь захлопнулась, а рука ее отпустила, она обернулась и обнаружила, что стоит лицом к лицу с Жаном Карно. Он был небрит, в несвежей одежде, от него плохо пахло.

Четыре дня спустя он все еще был здесь, делил с ней кров и постель. Ему нужно затаиться, пояснил он. Всего на несколько дней. И с этим она ничего не могла поделать. Если, конечно, желала наложить руку на то местечко на Кур-Льето, на квартиру, которую он пообещал и даже показал на прошлой неделе. «Ты свободна, – сказал Карно. – Теперь в любой день». Это было единственной причиной, по которой она терпела его.

Затем, сегодня днем, развалившись на ее кровати и вертя на пальце связку ключей, он сообщил, что для нее есть маленькая работенка. Одолжение. И тогда квартира на Кур-Льето У нее в кармане.

Сильвьен уже собралась вылезать из ванны, когда открылась дверь и вошел Карно. На нем была черная футболка и больше ничего. Не сказав ни слова, он прошел к унитазу, расставил ноги и – не позаботился даже, чтобы поднять стульчак, – принялся отливать. Вода в унитазе бурлила от силы струи, расплескиваясь брызгами по стульчаку и кафелю пола. Сильвьен даже видела, как покрывается мокрыми пятнами рулон мягкой туалетной бумаги. Она стиснула зубы. Господи, что за животное!

Закончив, он повернулся к ней, стряхивая с себя последние капли.

– Когда будешь готова, – буркнул он и вернулся в спальню, даже не слив воду в унитазе.

Жан Карно припарковался за квартал от склада и вручил Сильвьен ключ. Пять минут назад они проехали мимо ряда гаражей, и он указал на тот, который она должна проверить, помеченный витыми каракулями пурпурного граффити.

Это был третий склад, который они проверили в тот вечер. Осталось еще три.

Карно прикурил сигарету и наблюдал, как Сильвьен шла вдоль гаражей, остановилась возле граффити и вставила ключ, в замок. В лучах заходящего солнца ее тень была длинной и тонкой.

Возможно, этот, подумал он про себя. Возможно, все правильно. И если место под наблюдением, если копы ждут, ему достаточно нажать на педаль газа и уехать. За пылью они его не разглядят.

Он видел, как дверь склада открылась и Сильвьен скрылась из виду.

Это была адская неделя ожидания, раздумывал Карно. Сколько всего произошло с той минуты, как тот ублюдок приставил пистолет к его затылку и отвел в участок. Однако, судя по тому, как все обернулось, возможно, ему просто повезло.

Рэссак мертв. Кушо мертв. Он увидел в газете репортаж о смерти Рэссака спустя полчаса после того, как копы его освободили утром во вторник на время следствия. Потом, просматривая страницы газеты в поисках дополнительной информации об убийстве в Касисе, он случайно наткнулся на одинокую заметку, посвященную несчастному случаю с Кушо на Репюблик.

Но ничего, совсем ничего по поводу захвата наркотиков. Ни одного слова. Как понимал Карно, либо двести килограммов кокаина, которые должны были быть выгружены вчера, лежат себе на складе в порту, ожидая выемки, которая никогда не состоится, либо в его отсутствие они были уведены Рэссаком и Кушо до того, как судно пришвартовалось. Это не первый раз, когда кто-то совершает перегрузку ночью с судна на судно, а учитывая, что Карно сидел в камере на рю де Левеше, Рэссак именно так бы и поступил. План «А» сорвался, переходим к плану «Б». Так Карно поступил бы на месте Рэссака.

И если они это сделали, размышлял Карно, тогда велики шансы, что товар спрятан в одном из полудюжины потайных мест, которые Рэссак держал в городе. Запрятан, пока не состоится сделка.

А у Карно имеются ключи от всех тайников.

Но все же есть риск. Если в отделе по борьбе с наркотиками установили связь между ним и Рэссаком, они будут следить за ним как коршуны, чтобы выйти на след кокаина. И затянуть его в суд. Поэтому он вернулся к себе на квартиру и оставался там ровно столько, чтобы взять ключи и смыться. Ему нужно было где-то затаиться, какое-нибудь неизвестное им место.

Понять, где это место, не потребовало много времени. Квартира Сильвьен. Вряд ли она сдаст его, когда ей предлагается квартирка на Кур-Льето. Даже если она прочла о Рэссаке, он сможет убедить ее, что поставка в силе, что он способен ее обеспечить. Нет проблем. Итак, вот куда он направился в ожидании своего часа, в ожидании, когда уляжется пыль.

«Двести кило чистого, без примесей, кокаина. И все мое, – размышлял Карно. – Никого не осталось, чтобы прищучить меня. Нет Рэссака. Нет Кушо. Никого нет. Если все получится, я обеспечен на всю жизнь. А Сильвьен не станет проблемой. Я с ней разберусь».

Через пять минут она вернулась в машину, ключ болтался на конце ее пальца.

– Мешки, ты говорил?

Карно кивнул, забирая ключ.

– Что ж, они там. Восемь штук.

Карно поджал губы, хмыкнул и включил зажигание. Но его распирала восторженная, сумасшедшая, сомневающаяся радость, а сердце будто рвалось наружу. О да!

98

Кавайон, пятница, 21 октября

Жако ощутил озноб и поднял воротник куртки. В дневные часы было довольно тепло, но как только солнце опускалось за крыши, тенистые переулки и безлюдные площади Кавайона вскоре становились мрачными и безрадостными. Вот так Жако ощущал себя в маленьком провинциальном базарном городке, куда его перевели после драки с Гасталем.

Позвонил Гимпье, который все еще залечивал свой синяк. «Гасталь выдвигает обвинения, – сообщил он, – так что не избежать дисциплинарных слушаний». А тут еще Ламонзи. Старику было жаль, но ничего поделать он не мог. Через три недели Жако предоставили на выбор: Кавайон и срок в их недоукомплектованной уголовной бригаде или досрочная отставка. Что хочешь. Расследование по Водяному Гимпье передал Берни Мюзону.

Итак, Жако подготовил квартиру у мадам Фораке, заплатил ей арендную плату за три месяца вперед и попросил сдать ее как можно скорее. Он вернется, сказал он ей, но не знает когда. На глазах у старой девицы выступили слезы, когда он запихнул чемоданы на заднее сиденье «пежо» и поехал в Кавайон.

Конечно, Изабель Кассье все облегчила. Она приехала в Кавайон в первый же уик-энд и помогла ему подобрать место для жилья, обставить его, скрашивала одиночество всякий раз, когда ей удавалось вырваться, и держала Жако в курсе всех сплетен. От нее он узнал о том, что Ламонзи продинамил Гасталя, а потом того неожиданно назначили в Лион, что Водяной, видимо, затаился, что Гимпье уже хлопочет о возвращении Жако, что Ламонзи каждый раз блокирует все попытки в этом направлении.

В начале октября Изабель как-то позвонила ему вечером и сообщила, что не приедет вообще. Мягко, без злости и возмущения она объяснила, что его душа все равно не с ней и что она все понимает. Конечно, это здорово, но ей от этого ждать нечего, и, наверное, пришло время считать дело законченным. Лучше остаться друзьями. Жако не стал на нее давить, просто поблагодарил за все, что она сделала, и пожелал удачи. Попросил беречь себя.

Все две недели, открывая дверь парадного, проверяя пустой почтовый ящик, а затем плетясь по четырем лестничным пролетам к своей квартире, Жако знал – она права, что положила этому конец. Его душа не была с ней. Но это не означало, что он не скучал. Свободный уик-энд, и нет никого, с кем его можно разделить. Его ждут целых два дня одиночества.

Пройдя в квартиру – тесное однокомнатное пространство под крышей, – Жако повесил куртку на крюк за дверью и освободил волосы от резинки. Через пятнадцать минут, сполоснувшийся под душем, пахнущий шампунем и закутанный в халат, он вернулся к входной двери, пошарил в карманах и извлек оттуда маленький мешочек из коричневой бумаги. Внутри были порезанные на кусочки черные трюфели, подаренные ему днем благодарным фермером, которому он помог неделю или две назад.

«Делают женщину мягкой, мужчину твердым», – сказал старик, вкладывая мешочек в руку Жако. В квартире уже провоняло ими, как и в офисе.

Жако пронес их на кухню, покрутил в пальцах сморщенный клубенек, вбирая в себя его древесно-земляной запах и раздумывая, что с этим делать. Накануне он сделал неплохой запас продуктов – хотя и не столь богатый, как у вдовы Фораке, – и подумывал, что обыкновенный ризотто даст возможность отдать должное трюфелям. Пока не обнаружил, что риса-то у него и нет. Оставалось одно: разбив несколько яиц в миску, Жако сделал омлет, почистил в него добрую половину трюфелей и перемешал. Чудовищная расточительность, подумал он, принеся тарелку в гостиную, включив телевизор и умостившись на диване. Постыдная. Безнравственная. Он отрезал вилкой уголок омлета, запихнул в рот и удовлетворенно улыбнулся. Через полчаса он все еще улыбался, когда зазвонил телефон.

Берни Мюзон из Марселя.

Хотя они не разговаривали со дня отстранения Жако от должности в мае – тогда Мюзон прервал занятие Жако по разборке стола, чтобы пожелать ему удачи, и помог снести его вещички в подземный гараж, – он узнал его голос сразу же.

– Итак, – подсказал Жако после того, как было покончено с предисловием – всякими как-ты-там, последними новостями, ворчанием по поводу Гимпье и информацией о переводе Изабель в Париж.

На другом конце провода Мюзон прокашлялся.

– Подумал, вам захочется об этом узнать. Он начал опять.

Жако не нужно было разжевывать, что Мюзон имеет в виду.

– Марсель?

– Не Марсель. Тут вы были правы. Все было тихо со времени вашего отъезда. На этот раз в Эксе.

– Экс-ан-Прованс?

– Нет, Экс-ле-Бен.

– Как ты узнал?

– От старого приятеля по академии. Лескюра. Ферди Лескюра. Он руководит отделом тяжких преступлений в Савойе. Отдел находится в Гренобле. Пока два трупа. Прибило к берегу озера. Озеро Бурже. Поначалу они думали, что это просто утопленницы – точнее, так их зарегистрировали местные ребята, – пока Лескюр не установил, что их нашли голыми. Он знал о событиях в Марселе и приказал провести обследование...

– Пронопразон.

– Диокси... – На другом конце провода возникла пауза, Мюзон пытался справиться с собственным языком – Диоксими... Ди-окси-ми-ро-пла-зо-хип-нол. Боже, почему они никогда не пользуются словами, которые можно произнести?

– И?..

– Тот же эффект, что и от пронопразона, но действует еще быстрее. Имеется производное от него вещество, намного слабее, называется рогипнол. Помните? Оно фигурировало в деле об изнасилованиях во время свиданий? Но это, этот диокси-как-его-там, в сто раз сильнее. Достаточно царапнуть иглой, и ты в отключке.

– Легко достать?

– Очень трудно. Только в дюжине или около того больниц во всей стране. По большей части в геронтологических центрах. В виде раствора используется при анестезии в геронтологической хирургии. По словам Клиссона, который узнал это от Валери, препарат снижает риск образования тромбов.

– А конкретно где находятся эти больницы?

– Ну, во-первых, две в Эксе. Это-то и взволновало Лескюра. Он сравнил там записи о выдаче с наличными запасами и обнаружил в одной несоответствие. Очень небольшое, но все же несоответствие. Что-то вроде двух непонятно куда девшихся пузырьков. Всего-то пятьдесят миллиграммов, но этого достаточно, чтобы усыпить целый город.

Он сделал-таки ошибку, подумал Жако. Водяной допустил ошибку. Сменил лекарство, единственно доступный для него очень ограниченный, защищенный источник. О чем он, вероятно, не подозревает.

– Он из медицинской сферы, – сказал Жако. – Наверняка. Доктор или санитар.

– Похоже на то, – отозвался Мюзон. – И есть кое-что еще.

Любимые слова Жако.

– Да?

– У них имеется жалоба. Она поступила, когда там находился Лескюр. Кажется, от девушки, которая считает, что за ней следят, преследуют.

– Какие-нибудь приметы?

– Ничего. Она говорит, что ни разу ничего не видела. Никого. Говорит, это просто ощущение. Ничего такого, на что она могла бы показать пальцем. Но она уверена, что кто-то постоянно ходит за ней хвостом. И она испугана. Испугана по-настоящему. Если бы не Лескюр, местные парни просто подшили бы жалобу в досье и ничего не стали бы делать.

– Так что заинтересовало Лескюра?

– Эта девушка, она работает на озере. На остановке парома.

– Сообразительный парень этот твой приятель. Все же почему он тебе звонил? Похоже, он связал одно с другим.

– Хотел поговорить с вами. Он не знал, что вы... переехали. Я рассказал ему о Гастале. О том, что произошло. – Мюзон помолчал. – Они кое-что готовят. Он думал, вдруг вы захотите поучаствовать. Может, из уважения.

Через три дня после звонка Лескюру Жако организовал себе отпуск и поехал из Кавайона по автостраде, ведущей на север, ответвление которой у Валенсы заканчивалось в Экс-ле-Бене.

99

Экс-ле-Бен, пятница, 28 октября

Время переезжать, решил Водяной. Опять пора.

Туристский сезон в Экс-ле-Бене закончился. Теперь до весны старые и слабые, хромые и тщедушные будут царствовать в этом старинном уголке. Седовласые курортники с их палочками и тележками для прогулок, с неуверенной походкой и дрожащими телами, со сморщенными озабоченными лицами.

Водяной прогуливался по гравийной дорожке вдоль берега, наблюдая за паромом из Шана, чертящим волнистую, расходящуюся в стороны дорожку на темной поверхности озера Бурже. Водяной обратил внимание, что на его палубах значительно меньше людей, чем на прошлой неделе. К тому же за островерхими вершинами Дент-дю-Шат собирались тучи и холодный ветер гнал по земле листья. Зима стучится в двери.

У фонтанчика для питья рядом с дорожкой Водяной наклонился попить – петелька ледяной воды, – взглядом обшаривая конторку паромного причала, расположенную в сотне метров.

Там была девушка...

Два воскресенья назад Водяной купил у нее билет на прогулку по озеру на полдня. Их пальцы соприкоснулись, когда деньги и билет переходили из рук в руки. Такая близкая. Молодая. Короткие светлые волосы с заколками по обеим сторонам, черная водолазка и клетчатая мини-юбка. И настолько милее остальных! Ни следа макияжа. Веснушки и голубые глаза. Она даже улыбнулась.

Водяной следил за ней вот уже больше месяца, выбирая момент. Здесь, на берегу, чтобы походя бросить взгляд, посмотреть, на месте ли она, иногда заглядывая в казино, где та работала по ночам.

Просто казалось правильным узнать ее таким образом. Это создавало впечатление уважения, близости. Водяной знал, где она живет, в какой магазин ходит и даже что любит из еды. Однажды в супермаркете на бульваре Вильсон у нее в корзинке лежал маленький стейк и пакетик курчавого салата. Водяной купил то же самое, приготовил вечером мясо, салат и накрыл на двоих, словно они вместе обедали.

Водяной даже знал ее имя. Жиннет. Жиннет Брюне. Только еще один раз. Так решил Водяной. Всего только раз. Прежде чем переехать снова.

Опять же пресная вода. Ее Водяной любил больше всего. Такая чистая и прозрачная. А здесь, в Экс-ле-Бене, ее так много, сочащейся из-под земли, плещущей на берег, струящейся повсюду. Настойчиво. Призывно. Ее пульсация. Передней невозможно устоять.

Водяной нашел скамейку и сел, наблюдая за тем, как паром маневрирует, чтобы причалить. Последний сегодня. Когда на берег сойдет последний пассажир, они закроют пристань на ночь, закроют билетную кассу, и Жиннет Брюне пойдет домой, одна, по этой самой дорожке.

Как много раз за последние несколько недель, Водяной последует за нею. Мимо пристани для яхт, по короткому пути через лес, небольшую речушку с глубокими бурлящими запрудами. Только на этот раз Водяной догонит, возьмет ее...

– Простите, мадам...

Мужчина, появившийся словно из ниоткуда, испугал ее. В руке незажженная сигарета.

Нет ли у нее зажигалки, спросил незнакомец. Спичек?

Она знала, что нет, но все же покопалась в макинтоше, похлопала по карманам больничной формы, какую носят медсестры, – просто так, из вежливости. Она решилась взглянуть на него, чтобы покачать головой, и застыла. Знакомое лицо. Где-то точно видела это лицо. Эту крупную фигуру. Просто глыба. Этот слегка искривленный нос, эти сонные зеленые глаза и волосы, собранные на затылке в хвост.

Незнакомец улыбнулся, выбросил сигарету и сел рядом с ней, расправив пальто на коленях. Он глубоко вздохнул, наслаждаясь вечерним воздухом, и стал смотреть на озеро.

Водяной тоже смотрел. Но не вид привлекал внимание, не темнеющее покрывало воды, не отвесные склоны Дент-дю-Шат, поднимающиеся в миле за ним. Она смотрела на девушку, на Жиннет, свою милую Жиннет, которая стояла возле билетной кассы, руки сложены на груди, словно старалась согреться, чуть горбясь, ежась. Рядом с ней стояли двое мужчин. Они словно прикрывали ее собой. Один, похоже, что-то говорил себе в воротник. Радио.

Водяной оглянулся на дорожку, ведущую в город. На маленькой парковке стояла полицейская машина, и трое мужчин смотрели на нее.

Она взглянула в сторону деревьев. Мундиры. Пелерины. Кепи. Пять, может, больше полицейских шли к ним.

И где-то далеко взвыла сирена. Мужчина рядом с ней вытянул и скрестил ноги, вздохнул.

– Как долго я ждал этой встречи, мадам, – сказал он.