Текст книги "Ларец Зла"

Автор книги: Мартин Лэнгфилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

С каждым новым испытанием Роберт забирался по Манхэттену все выше. Каждый новый пункт был расположен несколько севернее предыдущего. Если все так и будет продолжаться впредь, то рано или поздно маршрут Роберта столкнется с маршрутом туннеля где-нибудь поблизости от… Юнион-сквер-парка. А что потом? Может быть, все остальные пункты будут расположены прямо над шахтами туннеля? Не в этом ли заключался намек Хораса – туннель станет проводником Роберта?

Он прочертил линию через часовню Святого Павла, Мерсер-стрит, где он встретился с Терри, через то место, где когда-то сгорела текстильная фабрика, и мысленно продолжил ее дальше. Линия проходила через Юнион-сквер-парк, Медисон-сквер-парк, Брайант-парк и заканчивалась в Центральном парке. Неплохо!

В голове его мелькнула, но мгновенно погасла тень озарения – еще прежде, чем он успел ухватить ее за кончик. Роберт чертыхнулся, не сумев скрыть досады. В намеке Хораса что-то есть, определенно что-то есть. И если он правильно его поймет и истолкует, это даст ему преимущество в борьбе, это упрочит его шансы на выживание и спасение Адама, который в эту самую минуту изнемогал в битве со Злом.

Роберт тупо пялился на свою карту до тех пор, пока у него не заболела голова. Нет, чудесное видение больше не явится, это было ясно.

И тогда мысли его обратились на другое. В какой степени Адаму еще можно верить? Зачем ему понадобилось встречаться с Кэтрин?

Роберту казалось, что, если он не найдет ответы на эти вопросы, голова его взорвется.

Необходимо разыскать Кэт и вернуть ее домой, побольше разузнать об отношениях, которые были у Адама с Терри. И… хорошо бы снова увидеться с ней. Роберт никак не мог отделаться от этих навязчивых мыслей. Они его пугали и возбуждали одновременно. Ему страшно хотелось вновь прикоснуться к ней. Либо это будет так же хорошо, либо наваждение растает и он наконец сможет успокоиться в отношении маленькой ведьмы. Но в любом случае необходимо, просто необходимо вновь лечь с ней в постель. В конце концов, только она могла пролить свет на мучившие его вопросы.

Вспышка ярости вдруг охватила Роберта, и он с криком смахнул со стола копии небоскребов, на которые до сих пор боялся даже дышать.

Нельзя сдаваться. Надо идти вперед. Он такой ценой обрел себе свободу, что надо быть ослом, чтобы не распорядиться ею грамотно. Он стал гораздо сильнее за эти дни, и надо быть трусом и глупцом, чтобы не использовать эту силу. Еще немного неведения – и все тайны рухнут как жалкие карточные домики. Надо лишь чуть поднажать. Набраться терпения. И здорового упрямства.

Он ожесточенно потер пальцами виски, затем тяжело опустился в кресло и тут же заснул.

Очнувшись, Роберт обнаружил себя все в том же кресле в ужасно неудобной позе, с затекшими ногами. Телефон надрывался виброзвонком. Он схватил его и, подслеповато щурясь со сна, поднес к лицу. Это было новое текстовое сообщение от Терри. Она назначила встречу в Вашингтон-сквер-парке в 11:30.

Он глянул на часы. Они показывали девять. Охая и морщась, Роберт выбрался из кресла и заковылял в душ.

Он стоял под входной аркой Вашингтон-сквер-парка и ждал, когда зазвонит телефон. Если его догадки были верны, он примерно знал, куда она собиралась отправить его теперь.

Телефон завибрировал и едва не вывалился у него из руки.

– Да.

– Привет. Пункт пятьдесят седьмой.

– Юнион-сквер-парк?

– Какой догадливый! Впечатляет. Юго-западная оконечность парка. Ступай, не теряй времени. По дороге ко всему присматривайся. Будь внимателен. Не так важен конечный пункт, как дорога до него.

– Где тебя вчера носило?

– Вперед-вперед, герой любовник. Сегодня новый день. И еще – сконцентрируйся на цифре «два».

– Ты имеешь в виду второй туннель?

– Какой туннель? Нет, я имею в виду дом номер два по Пятой авеню. А что за туннель?

– Не важно. Я пошел.

Он отправился на север. Миновал старые городские конюшни… Затем засмотрелся на фасад самого первого дома по Пятой авеню – олицетворявший собой торжество стиля ар деко. Особенно сильное впечатление произвели на него обитые бронзовыми листами двери, живо напомнившие ему центральный подъезд «Уолдорф-Астории».

Наконец появился и второй дом, на который Терри посоветовала ему обратить особое внимание. Он как раз выглядел серо и уныло: обычный многоквартирник, хотя и с красивым, внушительным крыльцом. Роберт заглянул через стеклянные витрины в вестибюль и увидел в нем странное сооружение – выше роста человека полупрозрачная стела, отливавшая желто-зеленым цветом и забранная у основания в серый мрамор. Внутри ее явно была вода.

Пройдя еще пару шагов вдоль витрины, он наткнулся на вделанную в нее мемориальную табличку, которая гласила:

В СТАРЫЕ ВРЕМЕНА ПОД ЭТИМ МЕСТОМ ПРОТЕКАЛ РУЧЕЙ. ИНДЕЙЦЫ ПРОЗВАЛИ ЕГО МАНЕТТОЙ – ВОДОЙ ДЬЯВОЛА. ГОЛЛАНДСКИЕ ПОСЕЛЕНЦЫ ДАЛИ ЕМУ НАЗВАНИЕ ДЕДОВСКОГО ИСТОЧНИКА. АНГЛИЧАНЕ ВЕРНУЛИ РУЧЬЮ ПРЕЖНЕЕ НАЗВАНИЕ, И ПОСЛЕДНИЕ ДВА ВЕКА ОН НАЗЫВАЕТСЯ ТАК ЖЕ, КАК ЕГО НАЗЫВАЛИ ИНДЕЙЦЫ.

Вода Дьявола…

Стрелка на экранчике телефона заставила его уйти с Пятой авеню на восток – в сторону Юниверсити-плейс. Там он вновь свернул на север. Подходя к Девятой улице, он вновь увидел закрывавшие полнеба сверкающие параболы Крайслер-билдинг.

Роберт продолжал свой путь, время от времени сверяясь со стрелкой. Спустя какое-то время он вышел на Четырнадцатую улицу, примыкавшую к Юнион-сквер-парку. На сей раз в небе доминировали три шпиля Зекендорф-тауэр. Приблизившись к ним и чуть отклонившись влево, он увидел, как из тени второго и третьего показался четвертый шпиль. Роберту показалось это глубоко символичным. Три испытания пройдены, впереди маячило четвертое…

Издалека до него донесся разноголосый шум и визгливые крики дудок. Солнце жарило все сильнее. Рубашка на нем взмокла, хоть отжимай.

Сверившись с телефоном, он понял, что близок к месту назначения.

– Добро пожаловать на Поворот лихачей, – услышал он в наушниках голос Терри.

– Ну и название…

– Во всяком случае, очень точное. В старые времена здесь регулярно разбивались кебы и омнибусы, заворачивавшие с Бродвея. Страшно даже представить, сколько человеческих костей было переломано на этом крошечном пятачке.

– Не надо каркать. Где ты?

– Зайди в парк, иди прямо и внимательно смотри себе под ноги. Ты увидишь некое изображение – большой-пребольшой рисунок в форме конской подковы. Точнее, это мозаика, выложенная из плиток с разными сюжетами. Иди, и ты найдешь меня. Демонстрантов слышишь?

Манифестация протеста двигалась как раз в районе Медисон-сквер-гардена, где как раз и проходил съезд республиканцев. А потом люди должны были организованно выйти к Юнион-сквер-парку, и здесь шествие по идее должно было закончиться. Судя по шуму, который доносился до слуха Роберта, в нем принимали участие многие тысячи человек.

Он пересек Четырнадцатую улицу, вошел на территорию парка и сразу же обнаружил на асфальте огромную подкову. Роберт решил разглядывать мозаику начиная с ее западной оконечности. Время от времени он поднимал голову, рассчитывая увидеть поблизости Терри, а потом вновь принимался рассматривать гравюры, выбитые на подкове и запечатлевшие различные сценки из истории Юнион-сквер-парка. О, это было известное в городе место! Здесь профсоюзы проводили свои самые первые митинги, здесь традиционно собирались активисты всевозможных партий и политических течений, здесь выступали отдельные ораторы – совсем как в лондонском Гайд-парке. После событий 11 сентября в центре подковы соорудили импровизированный алтарь с сотнями свечей, к которому до сих пор ежедневно несли свежие цветы. Возле алтаря прямо на мостовой мастера граффити выводили своими пульверизаторами вдохновенные лозунги: «Нет – ненависти! Да – любви! Только мир одолеет войну!» – и прочие в том же духе. Роберт поневоле криво усмехался. Одной любви недостаточно. Очень часто за мир приходится сражаться, вгрызаться в глотки врагов зубами.

– Роберт.

– Да?

– Иди к восточной оконечности подковы.

– Иду.

Пройдя еще несколько живописных плиток, рассказывавших о жизни парка во второй половине XIX столетия, он наткнулся вдруг на нарисованный компас. Стрелка его указывала точно на север, а сам он смотрелся очень трогательно – четыре соединившихся сердца в обрамлении роз.

Роберт, Кэтрин, Адам, Терри.

Вдоль стрелки нарисованного компаса также вился стебель розы. Ему вдруг вспомнился цветок, с которым он постучался много лет назад в студенческую комнатку мисс Кэтрин Роты. С нее, с той розы, все и началось.

Роберт едва не споткнулся от неожиданности, когда ностальгическая картинка в его сознании вдруг резко сменилась другой. Око. Пульсирующее и переливающееся страшными цветами. И голос, которым оно говорило с ним. Он слышал его в своей голове.

Роберт все-таки остановился и на несколько мгновений зажмурился, пытаясь отогнать пугающее видение.

– Угадай кто!

Чьи-то руки закрыли ему глаза. Он резко обернулся, притянул к себе Терри и отыскал губами ее губы. Едва это произошло, как его накрыла волна возбуждения. Он тут же забыл про Око и весь отдался магии поцелуя.

Наконец она отстранилась.

– Что?.. – не своим голосом пробормотал он.

Терри хмыкнула.

– Не забывай, сегодня не пятница. Сегодня у тебя другое испытание, дорогой Роберт Реклис.

Он не понимал, что она ему говорит. Перед глазами у него плыли круги. Ему не хотелось размыкать объятий.

– Кэтрин ушла от меня. Я рассказал ей про нас.

– Это было смело с твоей стороны.

– Я не думал о смелости, когда говорил ей.

– Ты сделал то, что должен был сделать.

Она мягко высвободилась из его рук, и он впервые заглянул ей в глаза. А когда заглянул, понял, что желание стало таять.

– Что с тобой? «Сегодня не пятница». Ты хочешь сказать, что секса больше не будет?

– Не со мной.

– Но…

– Увы, Роберт.

Голос ее чуть дрогнул, а в следующее мгновение по щеке вдруг покатилась слеза.

– Ты что, Терри? Что с тобой?

– Не важно. – Она смахнула слезу рукой. – Слушай меня внимательно, потому что вот-вот сюда вырулят митингующие и станет слишком шумно.

– Что мне делать? Мне нужно вновь увидеться с Адамом?

– Это небезопасно для тебя. Да и для меня, боюсь, тоже.

– О чем ты говоришь? Он же нуждается в нашей помощи… Ты же сама говорила…

– Сейчас он все чаще поступает так, словно ни в чьей помощи больше не нуждается.

От него не укрылось выражение боли в ее глазах.

– Он обидел тебя?

– Нет, но, боюсь, я его потеряю.

– Он погибнет?

– Я не об этом. Я потеряю его любовь.

– Из-за нас?

– Нет.

– Ты жалеешь о том, что у нас с тобой произошло?

– Нет.

– Тогда в чем дело, объясни!

– Не уверена, что тебе захочется это услышать. Право, не стоит.

– Терри, я настаиваю.

– Я теряю над собой контроль.

– В каком смысле?

– В прямом. Со мной никогда такого не было, а теперь…

– Я не понимаю!

– Мы, все четверо, связаны друг с другом. И когда кто-то из нас что-то делает, это так или иначе отражается на других. Вот скажи, когда ты обо всем рассказал Кэтрин, ты ведь руководствовался вовсе не соображениями честности и порядочности?

– Я не намерен был поддаваться на шантаж со стороны Адама.

– Ты обезопасил себя от него. Ты сделал это ради своей безопасности. Ради выживания. Теперь мне нужно сделать то же самое.

Роберт вдруг обратил внимание, что все это она говорила словно бы не ему, а самой себе. Она убеждала себя в чем-то. Шум и гул толпы со стороны Медисон-сквер-гарден между тем быстро нарастал. Первые волны митингующих уже начали выливаться в Юнион-сквер-парк – с флагами, дудками, транспарантами, громогласными песнями.

– Возьми. – Она сунула ему в карман какой-то конверт. – Это следующая подсказка. А теперь слушай. Я в опасности. Мне нужно позаботиться о себе. Твоя жена сейчас… с Адамом. Он все еще любит ее. От тебя она ушла к нему, а это значит, что я ему больше скорее всего не нужна и не могу рассчитывать на его помощь.

Роберт задохнулся.

– Что?! Терри, что ты сказала?!

Он схватил было ее за руки, но она ловко вывернулась и мгновенно юркнула в наползавшую на парк толпу.

Роберт стоял на месте будто громом пораженный. Кэтрин ушла от него к Адаму? Стон боли и ярости готов был сорваться с его уст. Кэтрин и Адам? Вот лицемеры! Как она посмела?! Это она так отплатила ему за то, что он во всем признался?

Губы у него задрожали.

– Нет… Черт, нет, нет, нет!

Первые демонстранты, которые с ним уже поравнялись, шарахнулись в сторону. Вся сила, которую он почерпнул до того, двигаясь по предназначенному ему Пути, готова была вырваться наружу. Ему страшно захотелось схватить Адама и бить его затылком о мостовую до тех пор, пока череп не хрустнет. А Кэтрин… И она еще смела бить его по лицу!

Роберт тяжело дышал, пытаясь успокоиться. Пелена ярости сползла с его глаз, и он вдруг отчетливо понял, что Кэтрин в опасности. Адам не тот человек, на которого сейчас можно было положиться. Адам балансировал на грани и все больше уступал напору Йуну, если уже не уступил окончательно. Неужели Кэтрин не догадывается об этом, не видит этого?

А может быть, Йуну оказывают давление и на нее? Может быть, она, как и Адам, вот-вот выступит на их стороне?..

Вдруг Роберт вздрогнул, испытав неприятное чувство, будто кто-то невидимый, но не бестелесный прошел сквозь него и застрял внутри, осторожно дотронулся до его сердца, сознания холодным пинцетом. Он вновь на мгновение увидел Око – безжалостное, неумолимое и прекрасное. Господи! Да оно же пытается напитаться от него яростью и болью, обидой и возмущением!

Глаза Роберта заметались, пока неожиданно для него самого не уперлись в электронные часы, висевшие на стене дома, выходившего окнами на юго-восточную оконечность парка. Четыре цифры. Правая отсчитывала секунды, левая – часы. Едва взгляд Роберта упал на них, как цифры стали меняться с одинаковой, все возраставшей скоростью.

Время бежит все быстрее и быстрее.

Он чувствовал, что в этот момент прощупывавшие его сознание Йуну пытались что-то сказать ему, но он не слышал, не хотел слышать, в ушах его стоял звон, а остекленевший взгляд уперся в мелькающие цифры.

Затем они на мгновение замерли, а потом вдруг медленно, будто метроном, принялись за обратный отсчет: 6… 5… 4… 3… 2… 1…

На нуле часы взорвались снопом искр и кривой голубоватой молнией. Манифестанты, проходившие под ними, истошно завопили и, схватившись руками за головы, заметались в толпе. Запах сгоревшей проводки долетел даже до Роберта.

«Тебе все равно не остановить нас…» – эти слова, никем конкретно не произнесенные, отпечатались у него в мозгу намертво.

Не спуская глаз со сгоревшей электроники, Роберт мобилизовал все внутренние силы и попытался вытеснить чужака, засевшего в его сознании: «Уходи, уходи, уходи…»

И тот ушел. Роберт почувствовал этот момент и наконец смог сдвинуться с места. Он добрел до ближайшей скамейки и тяжело повалился на нее, весь истекая потом.

Тем временем организаторы митинга при помощи мегафонов пытались успокоить толпу:

– Друзья, это всего лишь короткое замыкание! Призываем всех сохранять спокойствие и организованность! Всего лишь короткое замыкание!

Роберт поднял глаза и увидел две полицейские машины, подрулившие к дому, на стене которого взорвались часы.

Ему необходимо двигаться дальше. Ему необходимо черпать новые силы. Только так он сможет и впредь противостоять неведомому Злу. Только так он сможет спастись. Не чувствуя своих рук, он достал из кармана листок бумаги, переданный Терри, и пробежал глазами написанное:

 
Изгибы как изъяны —
Спираль, а не тропа.
Змея в траве петляет
От глаз и до хвоста.
Душа к душе стремится
За новый поворот,
Там, где дымок курится
У мудрости ворот.
Тот, кто не знает роздыха,
Пройдет крещение воздухом.
 

Толпа хлынула в парк. Мимо Роберта проплыли в воздухе несколько одинаковых транспарантов, сошедших явно с одного типографского станка: «Буш снова врет! Кто теперь умрет?» Сотни и сотни людей во всю силу своих легких дудели в дудки и размахивали американскими флагами. По бокам толпу оттесняли в парк полиция и национальная гвардия. Роберт равнодушно скользил взглядом по головам людей, пытаясь отвлечься от этого бедлама и сосредоточиться на своих мыслях. Но ему было очень сложно. Народу слишком много. Разве тут разберешься? Какой там, к черту, тайник можно отыскать в такой толчее?

Он попытался пробиться через толпу к северному выходу из парка, но это оказалось физически невозможно. Действуя локтями, он смог наконец протолкаться назад к скамейкам, перемахнуть через них и оказаться на игровой площадке, которая пользовалась большой популярностью у подростков-скейтбордистов. Здесь тоже было много народу, но по крайней мере не столько, сколько на главной аллее. Толкаясь без всякой цели среди людей, он вдруг опустил глаза и увидел некий рисунок, выбитый на асфальте. Он был огромен, и рассмотреть его весь не представлялось возможным – Роберт видел лишь отдельные фрагменты. Он стал проталкиваться влево, где рисунок, судя по всему, начинался. Его пихали, но он не обращал внимания. Ему наступали на ноги, но он лишь молча морщился, не спуская сосредоточенного взгляда с таинственных линий.

«Изгибы как изъяны – спираль, а не тропа», – бормотал он про себя.

Вдруг его осенило! Господи, ну конечно! Он же бродил по нарисованному лабиринту, который зелено-желто-красной змеей закручивался куда-то в центр игровой площадки. Расталкивая митингующих, Роберт медленно двинулся вдоль рисунка, изо всех сил стараясь не сбиться с пути. В какой-то момент он увлекся настолько, что толпа как будто перестала для него существовать. Его пихали, на него огрызались, но он ни на что не обращал внимания и упрямо шел вперед, повторяя все повороты лабиринта.

Наконец он дошел до самого центра – головы этой гигантской змеи с раздвоенным красным языком – и впервые поднял глаза. Прямо перед ним высился павильон из серого камня, напоминавший общественную уборную. Из его трубы на крыше валил белый пар. Справа и слева от него были расположены детские игровые площадки, а по центру возвышалась резная арка.

Душа к душе стремится

За новый поворот,

Там, где дымок курится

У мудрости ворот.

Роберт стал проталкиваться к павильону, но почти сразу же понял, что толпа вновь заволновалась. Впереди раздался громкий хлопок и какие-то дикие крики. Народ повалил назад. Роберта тоже подхватило было этой волной, но он решил не сдаваться. В какой-то момент он увидел в толпе высокого светловолосого мужчину, который смотрел прямо на него и улыбался. В следующее мгновение толпа опрокинула Роберта, и сразу несколько башмаков придавили его к земле.

– Полицейского убили! Убили полицейского!

– Прекратить панику! Сохраняйте спокойствие!

– У него пистолет! Вы видели? У него пистолет!

– Это просто петарда! Успокойтесь! Это была обыкновенная петарда!

– Куда ты лезешь, урод?! Ты что, не видишь – здесь же дети!

– Толкните же его кто-нибудь! Как следует! Чтобы не напирал!

На Роберта вновь кто-то пребольно наступил. Ему даже показалось, что у него хрустнули ребра. Сердце его лизнул шершавый язык паники. Господи… Его же просто раздавят сейчас, как щепку. Отпихнув чью-то тяжелую ногу, он изо всех сил дернулся наверх, с земли. Тщетно. Единственное, что ему удалось сделать, – перекатиться на бок, подогнуть к животу колени и прикрыть голову руками. Над головой взвизгнула какая-то женщина, а потом сразу с десяток демонстрантов обрушились на него. Со всех сторон его сдавили тела. Было очень трудно не то что шевелиться, но даже дышать под таким прессом. Ему сразу вспомнился один стародавний телесюжет об обрушении жилого дома и о спасении из-под обломков женщины, которая около суток провела под бетонной плитой с раздавленной грудной клеткой.

Зарычав, он вновь попытался подняться и стряхнуть с себя навалившиеся визжащие тела. Кровь стучала в висках, воздух с шумом вырывался меж сжатых до хруста зубов, ноги отчаянно искали опору, локти расталкивали других несчастных. Йуну вновь предприняли попытку покончить с ним. Он не доставит им такого удовольствия. Он на карачках заполз под каменную скамейку и смог наконец немного перевести дух.

А спустя минуту или две он вдруг увидел мальчишку, упавшего под ноги бесновавшейся толпе всего в метре от него. Кто-то тут же наступил ему на руку, и ребенок взвыл от боли. На вид ему было не больше восьми-девяти. Ни о чем не думая, Роберт выбрался из своего убежища и, нырнув кому-то под ноги, попытался выцепить паренька из смертельных объятий.

Прижав его к груди, Роберт напрягся всем телом и сумел подняться на одно колено. Воздух со свистом вырывался из его груди. Он вдруг стал успокаиваться. Это было тем более удивительно, что толпа продолжала напирать, кто-то пытался перелезть через его голову, справа и слева корчились на земле несчастные, где-то совсем рядом истошно визжали женщины, плакал младенец.

– Не бойся… – негромко сказал Роберт, обращаясь то ли к спасенному мальчику, то ли ко всем сразу.

Он медленно поднялся на ноги и выпрямился. Внутри его пробудилась невиданная сила. Он вдруг почувствовал себя стальным стержнем, несгибаемым и прочным, вокруг которого колыхалось бессильное и безвольное людское море. Роберт не понимал, что с ним происходит, но ощутил вдруг свою непобедимость. Несколько минут назад он сумел оттолкнуть от себя невидимое щупальце чужой воли, а теперь был в силах успокоить толпу.

В спасенного им мальчишку вцепилась какая-то женщина, и тот тоже потянулся к ней.

– Это твоя мама?

– Да!

– Хорошо, иди к ней.

Он поставил ребенка на землю. Странно, но на них уже никто не напирал, а Роберт вдруг увидел все происходящее словно бы с высоты нескольких метров над землей. Он увидел себя и людей, которые по-прежнему толкались и кричали, некоторые падали на землю и безуспешно пытались подняться, но непосредственно вокруг него было пустое пространство.

Оглядевшись, он увидел троих мужчин, которые спешно проталкивались прочь от него, в разные стороны. Светловолосые, высокие, испуганные. Он заставил их отступить. Он аккумулировал в себе энергию земли, воды, огня и воздуха и плеснул ее в бушевавший людской пожар. И тот стал сходить на нет.

– Не бойтесь!

На этот раз он уже возвысил свой голос над головами людей. Толпа по инерции колыхалась, но манифестанты уже потихоньку приходили в себя.

– Я же говорил, что это петарда.

– Так, всем сохранять спокойствие!

– Хулиганье! Что себе позволяют! Судить таких!

– Спокойно, всем спокойно!

Роберт опустил глаза и понял, что стоит в самом центре нарисованного лабиринта. Он аккуратно вышел из него и пошел вперед. Люди перед ним невольно расступались, хотя никто не обращал на него ни малейшего внимания. Никто не понял, что произошло. Никто не знал, кто положил конец панике. Впрочем, нет… Те трое знали. Они хотели убить его и готовы были умертвить вместе с ним в давке сколько угодно других людей ради того, чтобы достичь этой главной цели.

Роберт попытался наскоро проанализировать все случившееся. Он бросился на выручку мальчишке, рискуя собственной жизнью, а потом вдруг обрел второе дыхание, погасил бушевавший вокруг него людской пожар и обратил своих врагов в бегство.

Впрочем, у него по-прежнему не было ключа. Он вновь поднял глаза на общественный туалет и Ворота мудрости. Он прошел в них – это были всего лишь резные чугунные воротца – и оказался внутри павильона. Слева грудой был свален садоводческий инструмент, справа тянулись дверки туалетных кабинок. Роберт внимательно огляделся: он и понятия не имел о том, где следовало искать ключ.

Он вдруг обнаружил, что пол в туалете сделан из толстого стекла. Может быть, под ним есть еще помещение? Но как туда попасть? В комнате, где он находился, не было ни лестницы, ведущей вниз, ни люка. Роберт наскоро обыскал кабинки – ничего, ни малейшего намека на тайник. Не шарить же ему рукой прямо в унитазах…

Снаружи до него доносился шум толпы. Люди вполне организованно гуляли по парку. Многие вновь затянули антиреспубликанские речевки. Странно, но в туалете, кроме него, никого не было и никто больше сюда не входил.

Роберт вновь взглянул под ноги. Одна из стеклянных плиток привлекла его внимание тем, что на ней было что-то намалевано. Он скользнул глазами по остальным – те были чистые. Роберт опустился на корточки перед плиткой с рисунком и увидел, что на ней была довольно грубо изображена зеленая змея, пожирающая собственный хвост. «Змея в траве петляет, от глаз и до хвоста…» Чем-то она здорово смахивала на гигантский лабиринт.

Он ощупал пальцами плитку из толстого стекла – та была пригнана к соседним не слишком плотно. Достав из кармана перочинный нож, он счистил по краям замазку и вынул ее. Под ней оказалась неглубокая выемка, где он и отыскал полиэтиленовый пакет. Сунув его в карман и вернув плитку на прежнее место, он выпрямился, вышел на улицу и быстро зашагал к выходу из парка.

Дело было сделано.

Роберт долго выбирался из оживленного центра Манхэттена, стараясь не встречаться больше с демонстрантами и чувствуя себя смертельно уставшим.

Вернувшись домой, он первым же делом вскрыл пакет – и из него выпали на стол пять квадратных пластин – по виду оловянных. Все они были покрыты с одной стороны ровными рядами цифр.

Каждая из них насчитывала 25 квадратных ячеек – таким образом, всего их было 125.

Роберт несколько минут тупо смотрел на эти пластины, вертел их в руках, а потом понял, что слишком устал, чтобы пытаться прямо сейчас начать разгадывать этот ребус.

По окончании каждого испытания, то есть после очередного нападения на него, он испытывал адскую усталость, и от испытания к испытанию это чувство в нем нарастало. Преодолевая каждую новую ступеньку на своей воображаемой лестнице, он в первые несколько минут чувствовал себя не в силах ни шевелиться, ни говорить, ни даже думать.

Вот и теперь он ощущал во всем теле дикую тяжесть, да и голова совершенно не работала. Он вновь вышел на улицу, чтобы проветриться, бесцельно пошляться вокруг – понимая, что здорово смахивает в эти минуты на зомби.

На Манхэттене царила необычная атмосфера, какая всегда снисходит на эту часть Нью-Йорка, когда там затевается какое-то грандиозное событие. Было знойно, душно и как-то по-особенному шумно. То и дело по улицам в сопровождении мотоциклов полиции проносились кортежи делегатов.

Повсюду наблюдалось небывалое возбуждение. Жизнь на несколько ближайших дней вышла из привычного русла. Люди изменились.

В небе по-прежнему парил дирижабль. На какое-то ужасное мгновение он напомнил Роберту неумолимое и безжалостное Око Смерти.

На Манхэттен нахлынули волны приезжих. Они ходили вокруг толпами, вели себя шумно, перекрикивались, перешучивались, ругались… В такие дни все всегда меняется. Как в школе – изо дня в день в одно и то же время вы приходите на математику, а потом, когда вдруг сообщают, что строгая учительница загремела в больницу, вы сидите в классе и не знаете, что делать: привычный мир вокруг вас обрушился и теперь вы точно не будете сидеть за партами, а начнете беситься, шуметь, выяснять друг с другом отношения.

Роберт с тревогой наблюдал произошедшие вокруг изменения. Он чувствовал, что они чреваты чем-то… нехорошим.

* * *

Оказавшись на углу Тридцать четвертой улицы и Восьмой авеню, он наткнулся на полицейский блокпост. Район Медисон-сквер-гарден, где должен был пройти съезд республиканцев, блокировали со всех сторон. Взгляд Роберта скользил по фуражкам полицейских, фургонам переносных телестанций, ощетинившихся спутниковыми тарелками и антеннами. По мостовой змеились протянутые кабели. Он обратил внимание, что съемочная группа Си-эн-эн устроила свою временную штаб-квартиру в помещении ресторана «Тик-Так», добавив к ее натуральному хромовому блеску свет своих софитов. Роберту живо вспомнилась точно такая же забегаловка дома, в Нью-Джерси. Ему очень захотелось есть, но беспокоить телевизионщиков он не стал.

Совсем рядом с ним молодая женщина с серьгой в носу и протестной надписью на футболке давала интервью по телефону какому-то газетчику, не жалея при этом красочных эпитетов. Невольно прислушавшись, Роберт понял, что пикетчица говорила с одним из его журналистов. Он криво усмехнулся.

Нет, ему не хотелось бы оказаться сейчас здесь по работе. Он даже испытывал некоторое облегчение от осознания, что ему дали пинка под зад и вышвырнули на улицу. Ведь это было угасание – самое настоящее угасание, о котором он старался не думать, которое старался не замечать, изо дня в день продолжая ходить на работу, худо-бедно выполнять свои служебные обязанности и проваливаться еще глубже в эту черную, беспросветную рутину. По идее похожий процесс наблюдался и в их отношениях с Кэтрин. Трагедия с Моссом обернулась крахом для их любви.

Однако в последние несколько дней с ним столько всего случилось, что он просто не узнавал себя…

Внимание его привлек окрик полицейского, адресованный, впрочем, не ему, а кому-то из зевак. Казалось, что все силы полиции города были стянуты сегодня именно к Медисон-сквер-гарден. Злые потные обыватели и туристы ругались с блюстителями порядка, которые не пускали их вперед, предлагая неудобные обходные маршруты. Где-то за поворотом образовалась автомобильная пробка, и до слуха Роберта доносились частые раздраженные гудки. По «зеленой улице», минуя полицейский кордон, промчалась кавалькада из шести черных машин – лимузин и пять микроавтобусов с тонированными стеклами.

Роберт вздохнул, покачал головой и решил, что пора домой.

Нью-Йорк,

29 августа 2004 года

Сидя на постели Адама, Кэтрин размышляла о том, как ей выполнить миссию, возложенную на нее Сторожем, и одновременно думала о Роберте.

Ее никто не предупреждал заранее, что Путь, на который тот вступил, потребует от них обоих таких жертв. Сторож ни словом, ни намеком не обмолвился об этом. Он просто дал ей задание сойтись с Адамом под предлогом, что она ушла от Роберта.

Кэтрин разработала в голове добротный, грамотный план. Собственно, и выдумывать особенно было нечего. Та трещина, которую дал в их отношениях неудачный исход беременности, реально существовала и день ото дня становилась все больше. И она знала, что ей на самом деле нужно будет расстаться с Робертом на то время, пока он будет идти своим Путем.

Когда она спросила Сторожа, как ей узнать, что наступил момент для расставания, тот ответил, что это произойдет само собой.

А потом Роберт признался, что спал с Терри, и это поразило ее как удар грома. После этого признания ломать комедию уже не имело смысла. Все действительно произошло само собой. Ей казалось, что Сторож нарочно все устроил именно так – чтобы наказать ее за то, что она в какой-то степени стала причиной назревавших страшных событий.

Кэтрин поймала себя на том, что заводится. Она попыталась успокоиться и в качестве медитативного упражнения перенеслась мыслями на год назад, вспомнив о том, с чего все начиналось.