Текст книги "Дитте - дитя человеческое"

Автор книги: Мартин Андерсен Нексе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 50 страниц)

III
В СТОЛИЦЕ

Столицы Ларc Петер не помнил. Когда-то еще мальчишкой он побывал там с отцом. И с тех пор ни разу не ездил. С Сэрине у них часто бывали разговоры о поездке туда с продуктами, – лучше ведь иметь дело прямо с крупными столичными купцами, чем с мелкими провинциальными скупщиками. Но так одними разговорами все и кончалось. Теперь же предстояло перейти от слов к делу.

Он наметил себе крупную фирму, рекламировавшую себя по всей провинции, – «крупнейшую скандинавскую фирму», так гласили рекламы, скупавшую тряпье, кости, металлический лом «по наивысшим рыночным ценам».

Это последнее обстоятельство главным образом и соблазнило Ларса Петера.

Подъезжая по шоссе от города Люнгбю к площади Треугольник, Ларc Петер занимался подсчетами. По провинциальным ценам у него было в телеге товара на добрую сотню крон. Теперь же, прикидывая в уме, он насчитывал на двадцать пять крон больше. Этого, пожалуй, как раз хватит на освобождение Сэрине. Таким образом, можно убить двух зайцев сразу – освободить Сэрине да еще деньжонок зашибить! Только мозгами надо пошевелить хорошенько. Ларc Петер приподнял шляпу и взъерошил волосы; он был в хорошем настроении.

У Треугольника он остановился и расспросил о дороге. Затем поехал по Блейдамсвей и свернул в переулок, За высоким забором виднелись целые горы железного хлама: поломанные пружины, дырявые листы, исковерканные кровати, помятые ржавые ящики и ведра для угля. Должно быть, здесь! Над воротами была надпись; «Левинсон и сыновья. Экспортная контора».

Ларс Петер завернул в ворота и озабоченно остановился на первом дворе. Перед ним тянулись бесконечными рядами склады, навесы и просто горы тряпья, разной грязной ветоши и старого железа. За этим двором шел другой, третий… и так далее. И сколько бы Ларc Петер с Большим Кляусом ни ездили и ни собирали хлама – хоть до окончания веков, – им бы не наполнить и одного такого двора. Обескураженный сидел он, вытаращив глава, и даже шляпа как-то сама собой сползла с его головы. Потом он все-таки встряхнулся, тронул коня и, подъехав поближе к одному из складов, спрыгнул с телеги. В складе слышались голоса, он отворил дверь и вошел. В полумраке сидело несколько молоденьких девушек, сортировавших какую-то дрянь, вроде клочьев грязной ваты.

– Эге, в какую я голубятню угодил! – воскликнул Ларc Петер, развеселясь. – Но что это вы, черт подери, сортируете? Ангельское оперение? – Его добродушный смех загремел по всему складу.

Одна из девушек вмиг выхватила что-то из кучи и швырнула ему прямо в голову. Он едва успел увернуться, быстро нагнув голову, и брошенное повисло на дверном косяке. Это был клок ваты с кровью и гноем – отбросы из госпиталя. Ларc Петер знал, что в столице промышляют даже и такими отбросами, но все-таки плюнул: «Тьфу ты, черт!» – и выскочил за дверь на свежий воздух. Девушки проводили его визгливым хохотом.

От главного здания бежал к нему, спотыкаясь, какой-то старичок в очках.

– Вы… вы что тут делаете? – прохрипел он еще издали. Ноги у него заплетались, так он торопился. – Нечего… нечего вам тут бродить и разнюхивать!

Старик был ужасающе грязен, лицо его заросло щетиной. Воротник и полы сюртука прямо как будто сейчас лишь были вытащены из этих куч тряпья. Нет, таким замарашкой Ларc Петер, несмотря на свое ремесло, все-таки никогда не ходил, право слово! Грязь впиталась положительно во все поры и морщины старика, во все складки его одежды. Ну, да ведь и грязного тряпья здесь было побольше!.. Ларc Петер добродушно снял шляпу и, когда старик кончил ворчать, спросил:

– Господин Левинсон? У меня есть кое-какой товар для вас.

Старик озадаченно воззрился на него, онемев от изумления. Этот наглец принимает его за главу фирмы?!

– Так вам нужен господин Левинсон?.. В самом деле?.. – испытующе начал он.

– Да, я привез кое-какой товар. Хотелось бы продать господину Левинсону.

Тут старик разошелся.

– Непременно ему самому, лично, во что бы то ни стало? Не так ли? Никто другой в мире не может взять у вас товара – не то у вас и телега треснет и тряпье все развалится – правда? Стало быть, непременно подавай вам самого господина Левинсона? – Он смерил Ларса Петера взглядом, чуть не лопаясь от презрительного негодования.

– Лучше бы, конечно, повидать самого, – невозмутимо подтвердил Ларc Петер.

– Так не угодно ли вам с вашим хламом прокатиться на Ривьеру, добрейший!

– Куда, то есть?

– На Ривьеру, прямехонько! – Старик потирал руки, видимо, потешаясь. – Туда всего несколько сотенок миль. Все прямо к югу. И вернее всего застать его в Монте-Карло, между пятью и семью. А его супругу с дочкой… Вы ведь пожелаете, конечно, засвидетельствовать им свое почтение? Поухаживать немножко, так сказать? Под пальмами? Под веерными пальмами?

– Черт! Неужто он такой важный господин, – огорчился Ларc Петер. – Ну, так, может статься, мы с вами сторгуемся?

– К вашим услугам, если вам угодно снизойти до такого бедняги, как господин Йенс Пэссен.

– А я – Ларc Петер Хансен с Песков!

– Ага! Большая честь для фирмы! Чрезвычайно рад!

Старик болтал, вертелся около телеги и взглядом оценивал кладь. Вдруг он схватил Большого Кляуса под уздцы, но мигом выпустил – конь куснул его.

– Трогай! Мы сейчас это свалим на другом дворе!

– Нет, лучше будет оставить товар, как он есть, пока не сторгуемся, – сказал Ларc Петер, становясь подозрительным.

– Нет, мы должны вытряхнуть все! Надо поглядеть, что вы нам подсовываете! – сказал старик совсем уже другим тоном. – Мы кота в мешке не покупаем.

– А я кота из мешка не выпускаю, пока не узнаю цены. У меня все рассортировано и взвешено. Ларc Петер Хансен не обманщик.

– Ну, понятно, понятно… Так вы действительно тот самый Ларc Петер Хансен?.. С Песков вдобавок? Да, да! Он не обманщик. Еще бы! Так подъедем к конторе.

Ларс Петер поехал за ним. Он был немножко сбит с толку: издевается над ним старик или в самом деле знает его? В своей округе Ларса Петера с Песков все знали. Пожалуй, и тут прослышали о нем, как о скупщике.

Весь товар свой он помнил, держал все цифры в голове и называл одну за другой, а старик записывал. Ларc Петер кинулся во двор и увидел телегу уже на другом дворе, где двое парней ее разгружали. Во второй раз сегодня Ларc Петер вышел из себя.

– Живо сложить все обратно! – заревел он и схватил шкворень от телеги. Парни окинули его взглядом и молча погрузили весь товар снова в телегу.

Теперь уж он не сомневался, что его хотят надуть. Проклятые мошенники! Если бы они только успели растрясти все тюки, ему никогда бы не получить настоящей цены. Он подъехал с телегой опять к дверям конторы, но уже не выпускал из рук вожжей. Старая лиса покосилась на него из-за конторки.

– Неужто хотели угнать со двора вашу славную лошадку? – спросил он невинным тоном.

– Нет, скорее хотели запустить лапы в мой товар! – проворчал Ларc Петер, желая показать, что и он умеет съязвить. – Ну, покупаете вы у меня товар или нет?

– Разумеется, покупаем. Вот, глядите. Я все подсчитал. Ровнехонько пятьдесят шесть крон – по наивысшим рыночным ценам на сегодняшний день!

– Подите вы к чертям с вашими наивысшими рыночными ценами! – Ларc Петер приготовился влезть в телегу. Старик с изумлением глядел на него сквозь очки.

– Вы не желаете продать?

– Нет, чер-рт возьми, не желаю. Лучше вернусь с товаром обратно. В наших краях я выручу вдвое.

– Ну, раз вы так говорите… Ларc Петер Хансен, конечно, не обманщик. Но как же нам быть, хозяин? Мы ведь даем вам хорошие деньги!.. И нельзя же допустить, чтобы вы тащились с вашим товаром обратно. Жалко вашу славную лошадку! – Он приблизился к Большому Кляусу, намереваясь погладить его, но тот прижал уши и стал бить хвостом.

Ларс Петер не мог устоять, когда хвалили его конягу, и дело кончилось тем, что он уступил товар за девяносто крон. В придачу он получил сигару.

– Это из дешевых, так что вы лучше подождите закуривать, пока не выедете за ворота, – сказал старый плут довольно бесцеремонно. – Приезжайте к нам опять!

Спасибо! Не так-то скоро заманят его сюда, в это разбойничье гнездо! Ларc Петер расспросил, как попасть на Западную улицу, там был постоялый двор, на котором останавливались обыкновенно приезжие из его краев.

Двор был весь заставлен телегами. Хуторяне расхаживали с трубками в зубах, в расстегнутых шубах и запаковывали свои столичные покупки, пока им запрягали лошадей. Между телегами шныряли люди особого склада, с прищуренными глазами и с распущенными по животу часовыми цепочками массивного золота. Один из них подошел к Ларсу Петеру и поклонился.

– Ты не занят сегодня вечером? – спросил он. – Нас тут собралось несколько земляков… хотим провести веселый вечерок в своей компании. Не хватает еще одного партнера! – Он вынул из нагрудного кармана колоду карт и провел пальцем по ее ребру, с треском щелкая картами.

Ларс Петер поблагодарил, но сказал, что занят.

– Что это за народ? – спросил он дворника.

– Да это из тех, что помогают приезжим крестьянам не заблудиться в городе, когда стемнеет, – ухмыльнулся дворник.

– Им за это платят? – Ларc Петер пытливо посмотрел на него.

– Да-а, и здорово иногда. Но зато уж они берут на себя все хлопоты насчет того, чтобы и повеселиться, и переночевать, и все такое. И с бабой сведут, если пожелаешь.

– Ну, это мне ни к чему. Вот если б они свели меня с собственной женой.

– Этим они как будто не занимаются. Впрочем, попробуй, потолкуй!

Нет, уж лучше подальше от таких. Он привел в порядок телегу и отправился в город. Где-то на площади Хаусер держал трактир один друг его юности, и Ларc Петер решил отыскать его: не даст ли тот совет, как приняться за дело.

Стали зажигать уличные фонари, хотя еще и не начинало смеркаться: видно, тут в городе на свет не скупились. Ларc Петер громыхал своими сапожищами по направлению к Соборной площади, разглядывая дома. Этот сутуловатый великан в шляпе и балахоне, отливавших всеми цветами линялой радуги, казался настоящей деревенщиной. Когда он расспрашивал прохожих о дороге, бас его раздавался на всю улицу, хотя великан и старался говорить потише. Люди приостанавливались и смеялись. Он сам вторил им и отпускал шуточки, но и смех этот и шутки, против его собственной воли, громом прокатывались между домами. Ларса Петера сопровождала целая свита из ребятишек и молодежи. Он благодушно принимал их крики и смешки, но все же испытывал чувство неловкости, пока не очутился наконец перед дверями подвального кабачка и не обтер потного лба своим красным платком.

– Здорово, Ханс Маттисен! – гаркнул он, спускаясь в полутемный подвальчик. – Узнаешь старого приятеля?

С радости, что наконец добрался, куда нужно, Ларc загремел еще оглушительнее, его голосу тесно было под этим низеньким потолком.

– Полегче, полегче! – послышался веселый голос из-за стойки. – Дай-ка сперва зажечь свет.

Когда вспыхнул газовый рожок, выяснилось, что хозяин кабачка и Ларc Петер вовсе и не знакомы друг с другом. Ханс Маттисен еще несколько лет тому назад уехал отсюда.

– Но ты не огорчайся, – сказал новый хозяин. – Присаживайся!

Ларса Петера усадили, угостили густой похлебкой из требушины, подали к ней графинчик водки, и гость остался вполне доволен, сидел и благодушествовал.

Хозяин оказался шустрым и славным малым. Ларc Петер разговорился с ним по-приятельски и сам опомниться не успел, как рассказал ему всю подноготную. Да ведь для того он и приехал сюда, чтобы поискать советчика, и набрел-таки на подходящего человека.

– Только-то и всего? – сказал хозяин. – Такой пустяк мы живо уладим. Стоит только послать за Капельмейстером.

– Это что за птица? – спросил Ларc Петер.

– Капельмейстер? Башковитее его не сыщешь человека на свете. Нет такого дела, которое бы он не обмозговал. Но он страшный чудак, понимаешь? К примеру сказать, терпеть не может собак. На него как-то раз набросились полицейские собаки, приняли его просто за мазурика. Так вот он этого забыть не может. И если зайдет у вас разговор о собаках, ты только скажи, что собаки самые подлые твари… чуть ли не хуже самих полицейских. Этих он тоже не переваривает. Катрина! – крикнул хозяин в кухню. – Сбегай-ка поживее к Капельмейстеру!.. А ты наливай ему почаще из графинчика. Надо, чтобы он отмяк, прежде чем просить его.

– За этим дело не станет, – с важностью сказал Ларc Петер и выложил на стол десятикроновую бумажку. Хозяин сунул ее себе в карман и одобрительно заметил:

– Правильно поступаешь, приятель! Так оно будет лучше всего. Я уж позабочусь о напитках – без лишнего шума. Ты, как видно, человек толковый. Надеюсь, бумажник у тебя в порядке?

– Сотенка без малого найдется, – ответил Ларc Петер, побаиваясь, что этого, пожалуй, покажется мало.

– Ты свидишься с женой! – с жаром воскликнул хозяин и протянул руку Ларсу Петеру. – Увидишься! Это так же верно, как то, что я твой приятель! Пожалуй, сегодня же ночью уснешь в ее объятиях. Что скажешь, старина? – Он дружески положил руку на плечо Ларса Петера и принялся его трясти.

Ларс Петер растроганно посмеивался, готовый прослезиться. Он немножко разомлел от тепла и от водки.

В подвальчик спустился высокий худой господин в рединготе, но без жилета и без воротничка. Может быть, его слишком поторопили? Очки надеть он все-таки успел и вообще похож был на человека, знающего свое дело, напоминая своим почтенным видом не то глашатая, не то фокусника с ярмарки. И голос у него был такой высокий, надтреснутый, и кадык выпирал.

Хозяин встретил его чрезвычайно почтительно.

– Вот, господин Капельмейстер, – сказал он с поклоном, – этому человеку нужна рука помощи. У него беда стряслась, жену посадили.

Капельмейстер с некоторым пренебрежением окинул взглядом громоздкую фигуру бедно одетого Живодера. Но хозяин прищурился и вдруг словно спохватился:

– Ах да, чуть не забыл записать счет с пивоваренного завода. – И он, зайдя за стойку, вывел мелом на стенной доске: «100 кружек».

Капельмейстер присел к столу Ларса Петера и стал его расспрашивать весьма обстоятельно. Потом принял самую глубокомысленную позу.

– Это Альма уладит, – сказал он наконец, обращаясь к хозяину. – Она ведь играет с Принцессой.

– Да, да! – восторженно откликнулся тот. – Разумеется, Альма все устроит. Сегодня же вечером?.. – Он в упор поглядел на Капельмейстера.

– Ну, это уж мое дело, милейший, мое дело, – обидчиво отозвался последний.

Ларс Петер напряженно прислушивался к разговору двух приятелей. Они были оба такие занятные, да и дело предстояло такое серьезное. Но все-таки его разморило тут в тепле после долгого пребывания на свежем воздухе.

– Стало быть, вы хотите побывать у короля, добрейший? – спросил Капельмейстер, беря Ларса Петера за рукав.

Тот подтянулся:

– Очень бы хотелось испробовать этот путь, да!

– Так вот, послушайте. Я могу познакомить вас с моей племянницей. Она играет с Принцессой. Дело в том, видите ли… но это должно остаться между нами! Принцесса не прочь иногда кутнуть. Попросту говоря, ей до смерти скучно, вот она и развлекается – инкогнито для нас, непосвященных, понимаете? И тогда моя племянница уж безотлучно при пей. Вы, значит, познакомитесь с племянницей, остальное – ваше дело.

– Правда, одежда на мне не для важной компании, – сказал Ларc Петер, оглядев свое одеяние. – И обхождения настоящего у меня нет, а ухаживать я и вовсе разучился. Ведь когда же все это было? В самой ранней молодости!

– Об этом вы не беспокойтесь, – сказал Капельмейстер. – У высокопоставленных особ вкусы часто бывают необъяснимые. И, наоборот, пожалуй, даже странно было бы, черт побери, если бы Принцесса попросту не влюбилась в вас без ума! А раз вы ей понравитесь, можете голову прозакладывать, что наше дело в верных руках.

Хозяин усердно ставил на стол бутылки, и Ларсу Петеру все представлялось в еще более розовом свете. Высокие связи Капельмейстера и его умение находить окольные пути вскружили голову Живодеру. Вот в какую невероятно блестящую компанию он попал! И когда появилась фрекен Альма, девица с пышной грудью, с кудряшками на лбу, он широко осклабился.

– Экая красоточка! – сказал он. Его бросило в жар, он совсем разошелся. – Вот такой первый сорт, бывало, и нам подавай в молодости!

Фрекен Альма сразу же хотела усесться к нему на колени, но он отстранил ее и сказал серьезно:

– Когда человек женат, нечего и думать…

Нет, нет, Сэрине не придется упрекнуть его ни в чем!

И довольно было одного взгляда Капельмейстера, чтобы Альма опомнилась.

– Вот погодите, придет Принцесса, – тогда увидите настоящую красавицу, – сказал Капельмейстер Ларсу Петеру.

– Да не придет она! Она сегодня на балу! – с досадой сказала Альма.

– Так пойдемте во дворец и разыщем ее! – Капельмейстер взял свою шляпу, и все отправились за ним.

На улице к Капельмейстеру подлетела девочка-подросток и что-то прошептала ему.

– К сожалению, я должен вернуться, – сказал Капельмейстер. – Моя теща при смерти. А вы ступайте и повеселитесь хорошенько, дети мои.

– Проваливай! – крикнула вслед ему фрекен Альма и взяла Живодера под руку: – Идем веселиться!

– Один ряд пуговиц, Альма! – крикнул в свою очередь Капельмейстер, когда они уже отошли от него немного. Голос его прозвучал совсем как зазывание ярмарочного глашатая.

– Заткни пасть! – откликнулась фрекен Альма и весело захохотала.

– Что такое он сказал? – удивленно спросил Ларc Петер.

– Пустое! Не обращай внимания! – ответила она и потащила его за собою.

На следующее утро Ларc Петер по обыкновению проснулся рано. На небе словно зарево стояло, и он кубарем скатился с постели. Не сеновал ли горит?! Но вдруг сообразил, что ведь он не дома. Видневшееся из окна зарево было отсветом ночных огней столицы, боровшихся с утренней зарей.

Ларс Петер находился в грязной комнатушке, где-то очень-очень высоко, если судить по крышам внизу. Да как же это он попал сюда?!

Он присел на край постели и стал одеваться. Медленно прояснялось его сознание, всплывало в памяти то одно, то другое. В висках стучало, словно в голове работали поршни паровой машины… Так бывает после попойки! И рядом где-то странный шум. Он стал прислушиваться: трескотня женских голосов, хриплый раскатистый хохот, перебранка… А с улицы несся гул большого города. Затем он припомнил, что был какой-то шум, гам, в табачном дыму мелькнули светлая челка и ярко-красные губы, вызывавшие во рту вкус вареного мозга из говяжьей кости – Принцесса! Но как он попал сюда, как очутился в этой жесткой постели с рваным ватным одеялом?

Он взял свою жилетку, чтобы достать часы и взглянуть, который час. Боковой жилетный карман был пуст. Часы, старинные серебряные часы его исчезли! В испуге схватился он за нагрудный карман… Бумажник был на месте, слава богу. Но куда же к черту девались часы? На пол выпали? Он торопливо стал натягивать штаны, чтобы потом пошарить по полу… Большой кожаный кошель в кармане штанов показался ему подозрительно легким… Он был пуст! Еще раз схватился Ларc Петер за бумажник – тоже пуст!

Кое-как одевшись, Ларc Петер опрометью сбежал с лестницы, пуще всего боясь, чтобы кто-нибудь не увидел его. Шмыгнув в один из боковых переулков, он почти бегом добрался до постоялого двора, запряг Большого Кляуса и выехал оттуда. На него напала такая безумная тоска по детям, по дому… даже по корове и поросенку!

Только выехав из города, ощутив свежее дуновение утреннего ветра, вспомнил Ларc Петер о Сэрине. И тогда лишь осознал всю глубину своего несчастья. Он разразился слезами, рыдал долго и беспомощно, весь сотрясаясь от этих рыданий, поднимавшихся откуда-то из самой глубины сердца.

По дороге он сделал остановку на лесной опушке и простоял ровно столько, чтобы успеть покормить Большого Кляуса. Самому есть ему не хотелось. Затем он продолжал путь, весь съежившись, упав духом. В голове все еще шумело от вчерашнего кутежа. На одном перекрестке выбежала к нему женщина с криком: «Ларс Петер! Ларc Петер!..»

Ларс Петер вздрогнул, пришел в себя, молча достал из жилетного кармашка ригсорт, протянул женщине и подхлестнул конягу.

Подъезжая к дому, он еще издали увидел бегущую ему навстречу детвору. Дитте не могла удержать их – они озябли и начали хныкать. Ларc Петер посадил всех на телегу, и они принялись ластиться к нему, болтая без умолку. Он не отвечал. Дитте молча наблюдала за ним сбоку.

За ужином она спросила:

– А где же покупки?

Он в замешательстве посмотрел на нее и начал бормотать что-то нескладное, пытался объяснить, но запутался.

– А как мама поживает? Хорошо? – Дитте так жалко стало отца, что она умышленно сказала «мама», желая его утешить, порадовать.

С минуту он сидел неподвижно, только лицо у него как-то странно дергалось. Потом он уронил голову на руки.