Текст книги "Святая сестра (СИ)"

Автор книги: Марк Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Какой-то далекий блеск привлек ее внимание. Через стену сада. Над крышами близлежащих особняков, через пять миль сельскохозяйственных угодий, на Скале Веры. Ее взгляд привлекли крошечные бугорки, которыми на таком расстоянии казался монастырь Сладкого Милосердия. Снова блеск. Солнце отражается в окне, возможно. Витражное окно высоко в Башне Пути? Что-то подсказывало ей, что она должна быть там. Казалось, в этом направлении перед ней протянулась тропа.

Ты все дальше отходишь от двери.

Стиснув челюсти, стараясь не обращать внимание на звук сыплющихся на Четыре-ноги ударов, Нона побежала. Она отказывалась отвести взгляд от Скалы и от неясных очертаний монастыря. Она вскарабкалась на стену одним прыжком и одним рывком.

Когда Нона спустилась в соседний сад, монастырь исчез за дымовыми трубами соседнего особняка. Она хотела подняться, но тень стены углубилась в ночь, окутав ее, словно густейшая грязь. Нет! Она боролась, отчаянно пытаясь вернуться в монастырь, но темнота унесла ее в какое-то другое место, в ночь, наполненную криками и огнем.

Нона стояла между двумя темными зданиями. Она медленно огляделась по сторонам, беспокоясь не столько об опасности, сколько о том, какая новая трагедия может развернуться, к какой черной вехе ее жизни привел этот кошмар.

На открытом пространстве перед ней горело еще одно здание, пламя было таким ярким, что даже умирающий фокус луны казался бледным. И хотя ночь не давала ей ничего, кроме углов и свирепого огня, Нона точно знала, где находится. Справа от нее – дом Джеймса и Марты Бейкер. Слева – каменные стены дома Серого Стивена, того самого, который в юности сражался с пеларти. Вокруг нее горела деревня Реллам. Фигуры, движущиеся на фоне пылающих хижин, принадлежали детям, с которыми она выросла, их родителям и солдатам, которых сестра императора послала, чтобы убить всех жителей деревни.

Нона знала, что это иллюзия, или подделка, или воспоминание, или все три, сплетенные вместе. Каким-то образом она попала в ловушку. Возможно, это случилось, когда она коснулась Пути. У Сестры Сковородка были бесконечные истории о страшных концах, к которым это могло привести неосторожных, и она регулярно пугала ими любую послушницу-квантал, находящуюся под ее опекой. Нона должна была вернуться в Башню Пути, но шанс был упущен, и каждая смена обстановки уводила ее все дальше от монастыря, ставя милю за милей на этом пути и не давая времени их пересечь. Что бы не произошло, это должно было случиться в то мгновение, когда она попыталась пройти сквозь стену в Третью комнату. Она забрела в какое-то царство кошмаров, созданных из ее прошлого.

Нона побежала сквозь тьму, дым и смятение, готовая принять любой вызов. Хотя она говорила себе, что ее окружает ложь, правдивость происходящего обольщала ее чувства. Здесь не было ничего фальшивого. Под вонью гари это место пахло домом, детством, которое теперь окутывало ее кости. Это было ее, нравится ей это или нет, ее фундамент, хотя он и стоял в грязи и невежестве.

Почему-то ни один солдат не подошел к ней. Через несколько минут она уже стояла в дверях коттеджа своей матери. Две комнаты, где она провела столько лет, вырастая из мяукающего младенец до девочки, которая унесла полдюжины жизней в лесу у ее порога. Теперь вся деревня платила за одну из этих жизней, особую, платила вместо нее.

Тростниковая крыша над головой начала тлеть, искры из дома Блюстоунов начали падать среди соломы. Внутри было темно.

Это не настоящее. Нона подошла к входу. Что-то будет по-другому. Что-то будет неправильно. В каждой сцене до сих пор кто-то был не на своем месте, какая-то деталь была изменена. Это был ключ, загадка. Тем или иным образом. Она вошла, собравшись с духом, закутавшись в свою безмятежность, как в шаль. Это не настоящее.

Через мгновение глаза Ноны приспособились к темноте. Горела единственная свеча, проливая воск там, где упала – у двери в мастерскую матери, в которой та плела тростник. Мать Ноны лежала, растянувшись, одна рука тянулась к выходу, ее пальцы почти касались носков башмаков Ноны. Губительная рана вскрыла ее спину, кровь собралась вокруг нее, пляшущее пламя свечи отражалось в свежей луже крови. И, несмотря на все ее внутренние протесты, из груди Ноны вырвались рыдания и крик боли. Щеки онемели, и она упала на колени, горячие слезы брызнули из глаз при ударе о плотно утрамбованную землю. Безмятежность Ноны пошатнулось. Она стояла на четвереньках, прерывисто дыша. Ее мать лежала мертвая. Ее мать. Не важно, что произошло между ними, за этими отрицаниями всегда скрывались узы любви. Вспомнились нежные времена, разделенные улыбки, смех, объятия. Узы, которые образовывали ветвь великого древа Предка, узы человеческой цепи, тянущейся через эоны назад к единственному стержневому корню арбората.

Нона, оттолкнув боль, поднялась на колени. Это было испытание. Это была ловушка. Она вытерла глаза, ища свой центр.

– Где-то, оно должно быть где-то здесь. – Она встала и огляделась. Что-то должно быть не так. Что-то не на месте? Транс безмятежности защищал ее от горя, но ее глаза продолжали возвращаться к телу матери, маленькому и сломанному.

– Ничего нет... – Нона упала на колени, несмотря на свой транс, придавленная тяжестью, которую не могла понять. Слезы снова наполнили ее глаза, затуманивая зрение, когда она поднимала голову женщины, которая была для нее всем, на колени.

– ...устала...

– Мама? – Нона сморгнула слезы. Но карие глаза, в которые она смотрела, не принадлежали ее матери, а рука, сжимавшая ее руку, была огромной.

– Дарла? – Нона выдавила имя подруги.

Карие глаза Дарлы затуманились замешательством, чем-то вроде удивления, и посмотрели куда-то вдаль, над головой Ноны. Дым и огонь вокруг них были не из деревни Реллам. Это горели конюшни Шерзал. Восемьдесят миль до Башни Пути превратилась в сотни.

– Она ушла, Нона. – Чайник положила руку на плечо Ноне.

– Дарла... – Еще одна кровоточащая рана. Нона скрипнула зубами.

Рука Дарлы все еще держала ее, теплая, твердая, настоящая. Может быть, ее еще можно спасти… Может быть, на этот раз все будет по-другому.

Усилие, с которым она оторвала взгляд от Дарлы, едва не сломило Нону. Отвернуться от друга, который нуждался в ней, умирающего друга...

– Это не настоящее. – Нона повернула голову, пытаясь вызвать транс ясности, хотя ее сердце болело и колотилось. – Все это не настоящее.

– Нона... – Чайник медленно покачала головой, словно горе сделало ее слишком тяжелой. – Мы должны идти.

– Там! – Среди клубящегося дыма и красных языков пламени виднелась дверь, которой не было, когда все это произошло, дверь, которой не было места в конюшне Шерзал и которая не могла никуда вести.

– Нона! – Крики из большой кареты перед главным выходом. – Ты нам нужна.

Позволить голове Дарлы упасть было бы равносильно предательству. Каждая ее частичка хотела остаться. Каждая ее частичка хотела встретиться лицом к лицу с опасностью вместе со своими друзьями. Чтобы спасти их. На этот раз сделать это лучше.

Но она вскочила на ноги и бросилась через пылающую конюшню как раз в тот момент, когда дверь, на которую был устремлен ее взгляд, начала исчезать из виду.

– Нет! – Она добралась до нее как раз в тот момент, когда таяли последние линии. – Нет! – Дефект-клинки вонзились глубоко и, неистовство рубя, окруженная бурей щепок… Нона прорвалась внутрь.

Ее окружили изогнутые, заполненные сигилами стены, инкрустированное серебро мерцало в свете, который, казалось, быстро угасал. Нона обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть исчезающий дверной проем, а за ним – спиральные ступени Башни Пути. Тень человека, Джулы или Ары, лежала на каменных ступенях, освещенных цветным шепотом дня, который сиял в классе наверху и струился через витражные окна.

Мгновение спустя дверной проем исчез, и Нона стояла в комнате, слепая и одинокая.

– Это была неправда. Все это, – прошептала она в темноту.

Хотя кое-что из этого было правдой. Настоятельница Стекло умерла и Сладкое Милосердие уже никогда не будет прежним.

7

Три года назад

Спасение

– ОНИ ОПЯТЬ НАС догоняют. – Нона сгорбилась на плотном снегу, слишком замерзшая, чтобы дрожать. Ветер украл ее слова и с воем унес прочь. Солдаты Шерзал хорошо знали горы и нашли для подъема на высоты пути попроще. Нона видела на юге черные фигуры, чуть больше точек, почти на плече между двумя вершинами, где они с Зоул должны были пройти, чтобы добраться до льда.

– Мы должны спуститься вниз. – Зоул указала на ледяное ущелье, где восточная сторона хребта раскололась вдоль какой-то скрытой линии разлома.

– Вниз? – Нона попыталась представить себе какой-нибудь способ достичь этого, кроме падения. – Там же Скифроул. – Она посмотрела на предгорья, частично скрытые туманом и клочьями облаков, окружившими пояс гор.

– Вряд ли они последуют за нами туда, – пожала плечами Зоул и продолжила путь вдоль кряжа. Их путь казался зазубренным каменным лезвием, покрытым двумя футами замерзшего снега на южной стороне и черным льдом на северной.

Спуск оказался таким же трудным, как и подъем, хотя и по-разному. Он нашел совершенно новый набор мышц для напряжения. Ноги Ноны начали чувствовать себя так, будто они принадлежали кому-то другому, не обращали внимания на ее приказы, зато позволяли получать полную долю боли. Несколько раз она начинала падать и спасалась только потому, что вонзала свои клинки в лед и камень. Они спускались в течение часа, и мир внизу, казалось, не становился ближе, хотя черная скала, все выше поднимавшаяся позади них, уверяла, что они не стоят на месте.

На склонах, обращенных к земле королевы Адомы, ветер дул уже не так яростно, но был далек от спокойного. Облака плыли под ними, плескаясь о склоны, как серое море. Нона услышала крики еще до того, как они достигли клубящегося слоя тумана, и, оглянувшись, увидела, что те, кто возглавлял погоню, были менее чем в ста ярдах. Мимо нее просвистело копье.

– Мы потеряемся в облаках, – сказала Зоул. Она запрыгнула вниз, с камня на камень, и, казалось, ноги у нее были такие свежие, словно она только что встала с кровати. Подойдя к копью, застрявшему в камнях, она подняла его.

Нона последовала за ней, хмуро глядя на облака.

– Мы тоже там потеряемся. – Но она предположила, что «вниз» – более легкое направление, когда идешь, почти ничего не видя.

Туман поднимался навстречу их спуску, холодное белое море окутало их, украсив волосы Зоул драгоценными камнями росы, которые замерзали в крошечные жемчужины. Нона спотыкалась в изнеможении, огонь корабль-сердца наполнял ее разум рассеянной энергией, но ничего не делал для мышц бедер.

– Ты раньше бывала в Скифроуле? – спросила Нона, соскальзывая на карниз, с которого только что ушла Зоул.

– Нет.

– Их армии на границе...

– Если нам придется убивать солдат, чтобы добраться до льда, не лучше ли, чтобы это были скифроульцы?

– Наверное, да... – Нона испытывала страх перед Скифроулом, наследие бесконечных историй, которые рассказывали по всей Серости. Она ожидала, что в каждой части империи есть свои рассказы об ужасах Скифроула. Рассказывали их, без тени сомнения, такие старухи, как Нана Эвен, даже те, кто никогда не был достаточно далеко на востоке, чтобы увидеть вершины Грэмпейнов, не говоря уже о настоящем еретике. Сжигали ли они пленных, ели ли младенцев и применяли ли особые пытки? Лучше не попадаться, чтобы в плену все уяснить на себе..

Ветер начал разрывать слой облаков вокруг них, открывая белые склоны гор и давая возможность увидеть Скифроул, простирающийся на восток. Он выглядел удивительно похожим на империю, простиравшуюся по другую сторону Грэмпейнов. Лед на севере был мерцающей белой линией, на юге он лежал менее чем в пяти милях – сводчатая стена, теперь вся в тени.

– Лед. – Нона остановилась. Она и раньше видела огромную стену Коридора, каждую ночь срезаемую фокусом луны, но впервые в жизни у нее была возможность взглянуть вниз на то, что лежало за ней. Зоул тоже остановилась. Даже жизнь на льду не давала такого обзора. Миля за милей беспощадного льда, кровавого от прикосновения утреннего солнца. То тут, то там внутреннее давление мяло равнину гребнями или растягивало ее трещинами, которые на таком расстоянии выглядели как морщины, но должны были быть достаточно глубокими, чтобы проглотить любую башню, построенную человеком. Корни Грэмпейнов рассекали лед каждые несколько миль, серые каменные ребра тянулись от главного хребта, покрывались снегом и, наконец, тонули под ледяным потоком.

– Это... завораживающее зрелище. – Зоул стояла неподвижно, как статуя, ветер трепал ее плащ.

– Черный лед! – Нона указала на рану в ледяном покрове – можно было почти вообразить, что это дыра с затененными краями. Черная слеза, которую невозможно было не увидеть теперь, когда глаза нашли ее, погруженная в серый ореол, тянулась как тень через окружающий лед и уходила на север, широкий поток льда, темно-серый в центре. Там, где серая полоса достигала Коридора, ледяная стена также была серой, а земля вокруг – бесплодной; мертвая зона вторгалась в обрабатываемую землю Скифроула. Границы этой мертвой зоны были окаймлены коричневым там, где флора Коридора боролась за выживание. В узком промежутке между зараженной территорией и западными предгорьями Грэмпейнов цепочка из четырех крепостей шагала от одного гребня к другому, навстречу чистому льду.

Зоул позволила им немного отдохнуть. Нона рухнула на подветренную сторону скалы. Она съежилась там, дрожа, и уставилась на Скифроул, бесконечно тянущийся на восток. Земля лежала зеленой и серой, затененная несущимися облаками и еще более окрашенная слухами о жестокости ее жителей. Если верить историям, их королева была чудовищем, гораздо более темным, чем Шерзал.

Несколько лет назад Сестру Чайник послали в Скифроул, чтобы узнать секреты королевы Адомы. Она рассказала Ноне историю своей миссии, передав в тот раз образы по связующей их нить-связи. Разделенные таким образом картины событий очень поражают и часто горят так же ярко, как собственные, пока не становится трудно отличить их от подлинных воспоминаний.

Чайник была не первой и не последней Серой Сестрой, которую послали в столицу Адомы, но она подошла ближе к королеве, чем любой другой член ордена за долгое время. Достаточно близко, чтобы стоять вместе с придворными в обличье ной-гуин и слушать, как королева обращается к своим вельможам.

Среди сверкающих толп, собравшихся под золоченой крышей дворца, Чайник видела с полдюжины самых страшных Путь-магов Скифроула, стоявших плечом к плечу со знатью. Каждый из этих полно-кровок квантал носил золотой медальон, отмечающий их как членов Кулака Адомы, организации магов из кванталов и марджалов, чья репутация была известна далеко за пределами как Скифроула, так и империи. Говорили, что при ударе Кулака Адомы дрожал даже лед.

Их предводитель, Йом Рала, стоял перед троном на первой ступени возвышения, на самом почетном месте. Чайник описала его как мужчину, похожего на жеваную палку, с пристрастием к алым нарядам.

– Он может выглядеть слабым и глупым, – сказала Чайник, – но, когда он смотрит в твою сторону, кажется, что он знает все твои секреты, и там, где он ступает, земля дымится. Я молю Предка, чтобы войны Скифроула на востоке держали Кулак на границах Альда, а не на наших!

Адома говорил о западе и о судьбе Скифроула, претендующего на побережье Марна.

Нона видела королеву глазами Чайник. Высокая женщина, с грубым лицом, крепкая, передающая ощущение физической силы, едва сдерживаемой энергии. Черные волоса, пенистая масса кудрей, удерживаемых золотыми обручами, бледная кожа в пятнах и прожилках, словно натертая свежими чернилами. В Скифроуле говорили, что она принесла себя в жертву. Чтобы обрести силу и привести свой народ к победе, Адома бросила вызов черному льду и была им отмечена.

Враги Адомы называли ее безумной, пьющей кровь, жестокой сверх всякой меры, готовой подвергнуть любой пытке, какую только может придумать воображение. Ее люди называли ее беспощадной, безжалостной, рожденной, чтобы отдать всю длину Коридора в их распоряжение.

Однако когда она заговорила, обращаясь к своему двору на текучем языке Скифроула, Чайник нашла, что она вполне четко и разумно выражает свои мысли.

– Если бы я была жителем Скифроула, я бы пошла за ней, – сказала Чайник. – И она права. Лед надвигается на нас, и как еще нам жить, как не продвигаться на восток или запад? Мир жесток, наш выбор суров, и каждая альтернатива ведет к чьей-то смерти. У меня есть только одно возражение – она планирует проложить путь через нас.

Какими бы вдохновляющими ни были ее речи, истина о Бой-королеве лежала в черном льду, в том ужасном месте, где даже Чайник сбилась с пути и откуда, как говорили, Адома получила свою силу. Чайник не делилась воспоминаниями об этой тьме, только убеждением, что из нее не может выйти ничего, кроме зла.

Зоул взглянула на облако, вздымающееся всего в сотне футов над ними, и двинулась дальше:

– Идем.

– Я видела его. Дьявола... – Нона не собиралась ничего говорить. Может быть, вид черного льда навел ее на эту мысль: – Я видел его у тебя на запястье, когда ты вылезла на дорогу.

Зоул остановилась на один удар сердца, затем продолжила спускаться:

– Не думаю, что во мне остался кто-то еще.

– Еще? – Нона поспешила за ней, стиснув зубы под напором корабль-сердца.

– Похоже, чтобы полностью очистить нас, потребуется по корабль-сердцу каждой крови. Или, может быть, это нужно только мне.

– Очистить? О чем ты говоришь? – Нона поскользнулась, одна усталая нога зацепилась за другую, и она упала. Она цеплялась за этот момент, но, хотя и проваливалась сквозь патоку, все равно падала, ее руки были слишком далеко от любой поверхности, чтобы спасти ее.

– Осторожнее. – Зоул с быстротой хунска бросилась к ней и поймала ее запястье.

Нона высвободилась и безмолвно поползла прочь от корабль-сердца, огонь которого горел в ее крови.

– Неужели ты думаешь, что во всей необъятности льдов их больше нет? – Зоул мотнула головой в сторону своего рюкзака. – Ни одного из ваших «корабль-сердец»? Ты думаешь, что они существуют только на этой узкой полоске Абета, где все еще растет зелень?

– Ну... – Нона об этом как-то не задумывалась. – Но лед покрывает...

– Есть пути вниз. А лед-племена – потомки тех, кто отказался бежать перед его наступлением, потомки людей, которые ходили по зеленому лику Абета тысячи лет назад. Они забрали свои сокровища с собой на лед.

Зоул двинулся дальше, и, казалось, целую вечность Нона только и могла, что не отставать от нее. Лед-девушка остановилась там, где из трещины в скале сочилась струйка ледяной воды.

– Пей. – Она начала наполнять мех водой.

Нона обнаружила еще меньшую струйку, стекающую с выступа, и встала под нее с открытым ртом. После нескольких глотков она отступила:

– В тебе сидит дьявол, один из этих… ты назвала их клаулату?

– У тебя под кожей был клаулату, Нона Грей, эхо Пропавших. Это, – она раскрыла ладонь, и та стала алой, – раулату, он не из Пропавших. Это эхо меня.

– Я не понимаю.

Зоул прищурилась, глядя мимо Ноны на склоны над ней.

– Облака замедлили их не так, как я надеялась. Они снова нашли нас. – Она повернулась и спрыгнула вниз, приземлившись на огромный валун в двадцати футах ниже выступа, по которому тек ручеек Ноны.

Нона выглянула из-за обрыва.

– Черт побери. – Она взглянула на темные пятна, движущиеся по более высоким склонам. Пожав плечами, она собрала свое ноющее тело в сосредоточенный узел, шагнула в пространство и позволила падению овладеть собой.

Они оставили облака цепляться за плечи гор; раннее солнце приветствовало двух послушниц в восточных предгорьях. Ничто не осмеливалось находиться на этой труднопроходимой местности, за исключением нескольких видов металл-травы и коз, которые пришли за ними с равнин. Зоул шла впереди, хотя знала географию не лучше, чем Нона; они обе полагались на воспоминания о бесконечных картах Сестры Правило. Они двигались быстро, следуя вдоль ручьев вниз по долинам, держась начеку на случай, если пастухи захотят проверить свои стада.

– Это могла бы быть империя, – сказала Зоул. – Все это ничем не отличается от другой стороны.

– Пару веков назад это была империя.

– Возможно, и люди не будут такими уж разными, несмотря на то, что Сестра Колесо называет их пожирателями детей и извращенцами. – Зоул повернула к гребню долины.

– Возможно. – Ноне было трудно так легко избавиться от ожиданий, порожденных сотней рассказов у камина. Она уставилась на спину Зоул и заставила свои не желающие двигаться ноги идти вровень с девушкой вниз по гребню. Солдаты Шерзал, похоже, сдались, не готовые рисковать на территории Скифроула. Ной-гуин нигде не было видно, но Нона сомневалась, что они так легко уступят. Даже если бы на карту не было поставлено их корабль-сердце.

– Этот твой дьявол... – Нона вернулась к разговору, прерванному на скалах высоко над ними.

– Раулату.

– Это какая-то часть тебя, которую корабль-сердце... оторвало?

– Нечистота духа. В этом случае возможно очиститься, став ближе к божественному.

– И... – Нона замолчала, перелезая через каменный выступ. – И ты уже прикасалась к корабль-сердцу? На льду?

– Мое племя называет их клауклар аффак, «Следы Пропавших». Большинство на льду знают их просто как «Старые Камни». И да, я прикасалась к такой вещи раньше. Двум таким, на самом деле. Когда говорящие со льдом находят ребенка, который мог быть поблизости от Старых Камней, они проверяют его. Каждый новый раулату отделяется от человека дольше, чем предыдущий, и его труднее выбросить наружу. Я отдала огню двенадцать. Это было тяжело. Ни один из камней племени не смог найти больше.

– Сколько лет тебе было тогда? – Нона знала, что когда Зоул называла что-то «тяжелым», это означало, что любой другой был бы этим убит.

– Девять. Говорящий со льдом прогнал меня в Коридор. Он не сказал почему. Дядя отвез меня на окраину империи. Меня продали агенту Шерзал в деревне под названием Осколок.

– Ты... ты думаешь, что поэтому у тебя и нет нитей?

Зоул ничего не ответила. Она достигла того места на гребне, откуда могла видеть следующую долину и крепость на севере, ближайшую в цепи:

– Похоже, у Бой-королевы есть уши во дворце Шерзал, которые очень быстро передают то, что узнают.

Нона вскарабкалась на гребень, чтобы присоединиться к Зоул. Она выпрямилась, вытирая песок с ладоней:

– О.

По дальнему краю долины спускалась колонна всадников – отряд на косматых пони, которые жили на свободе в таких равнинах и по этой местности могли бегать хоть целый день.

– Шестьдесят. – Зоул повернулась и спустился под гребень.

– Мы не сможем убежать от них. – Нона не была уверена, что прямо сейчас сможет убежать от трехногого мула.

Зоул прищурилась. Мгновенный хмурый взгляд, и она снова двинулась вниз, в долину, под углом к их первоначальному пути вдоль потока. По эту сторону Грэмпейнов реки некоторое время текли сверху, прежде чем скрыться под ледяным покровом. На глобусе Сестры Правило можно было повернуть вспять продвижение ледников и приложить пальцы к древним океанам, выделенным голубой эмалью. Нона подумала о том, что они все еще лежат под километрами льда и что нагретые солнцем воды Коридора должны в конце концов достигать этих скрытых морей.

– Если мы собираемся драться, то должны сделать это здесь, – крикнула Нона вслед Зоул.

– Шестьдесят – это слишком много, – отозвалась Зоул. – И придут еще. Я лучше отдохну.

Нона пожала плечами и последовала за ней. Шестьдесят – это слишком много, а отдых – это хорошо.