Текст книги "Таинственная история заводного человека"

Автор книги: Марк Ходдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

– Что?! – крикнул Бёртон, вызвав ропот недовольных шепотков за соседними столиками.

Арунделл с изумлением посмотрел на него и покачал головой.

– Нет-нет, Бёртон, – сказал он, – это лишь ничем не подтвержденная фантазия: разумеется, этого бриллианта никто никогда не видел. Если же учесть нынешнее состояние финансовых дел семьи, то его никогда и не было.

– Откровенно говоря, не знаю, что и думать, – признался Бёртон.

– Отчего же?

– Достаточно сказать… хм-м, не имеет значения… что произошло потрясающее совпадение!

– Что-нибудь, о чем мне следует знать?

– Нет. Да. Нет. О, прошу прощения, сэр, я в замешательстве! Дело в том, что несколько недель назад неизвестные преступники дерзко ограбили один ювелирный магазин…

– Что-то не припоминаю.

– Об ограблении не сообщалось: Скотланд-Ярд держит всё в тайне, пока идет следствие. Я некоторым образом вовлечен в это дело, и последующее расследование заставляет предположить, что украденные бриллианты связаны с другим камнем, который, по слухам, один английский аристократ нашел в Чили.

– Вот как?

– Но мне не смогли назвать имя этого аристократа!

– Так вы думаете, что речь идет о сэре Генри Тичборне? Вынужден разочаровать вас, но на самом деле это выдумка, вроде детских сказок о феях.

При упоминании о феях Бёртон прочистил горло.

– Хотя и соблазнительная выдумка, вынужден признаться, – продолжал Генри Арунделл. – Безусловно, юный Роджер подпал под ее обаяние и решил побывать везде, где путешествовал его дед, надеясь наткнуться на несметные богатства. Довольно смешная попытка, и она была бы напрасной тратой времени, даже если бы ему и удалось побывать во всех этих местах. Однако, как только Роджер высадился в Вальпараисо, [52]52
  Крупный город-порт в Чили (с 1536).


[Закрыть]ему сообщили, что его дядя, сэр Эдвард Даути, умер.

– И баронетом стал его отец, Джеймс?

– Совершенно верно. Однако семь дней спустя он тоже умер от сердечного приступа, так что баронетом стал наш повеса, приобретя вместе с титулом и имение Тичборнов, и все их богатства. Тогда он сразу же сел на корабль «Ля Белла» и отправился домой, но 20 апреля 1854 года утонул без следа: таким образом, за две недели умерли три баронета! Имение унаследовал младший брат Роджера, Альфред, и он непременно пустил бы его по ветру, если бы мать не прислала своего друга, полковника Лашингтона, который быстро прибрал юного баронета к рукам.

Генри Арунделл остановился, отпил немного вина и приветственно кивнул знакомым за соседним столом.

– Если сэр Альфред полное ничтожество, – спросил Бёртон, – почему тогда Арунделлы и Даути так заволновались, когда оказалось, что его старший брат жив? Почему они так резко возражают против притязаний Роджера Тичборна?

Арунделл возмущенно выдохнул и резко сказал:

– Да потому что человек, находящийся сейчас в Париже, неРоджер Тичборн!

Королевский агент удивленно посмотрел на сэра Арунделла:

– То есть как? Леди Анриетта-Фелисите утверждает обратное. Неужели вы считаете, что мать не в состоянии опознать собственного сына?

– Разумеется!

– И отчего же?

– Оттого что вдова уже стоит одной ногой в могиле и давно отчаялась увидеть пропавшего сына. Оттого что она почти слепа и глуха. Оттого что Роджер Тичборн всегда, без единого исключения, писал матери по-французски – а этот человек пишет только по-английски, причем с грубыми ошибками. И наконец, оттого что он пишет совсем другим почерком!

– Ну, за десять лет почерк может измениться.

– Возможно. Однако английский аристократ неможет забыть правила английской грамматики!

– Хм-м, – хмыкнул Бёртон.

Официант принес еду, и несколько минут оба молча ели.

– То есть сэр Роджер Тичборн… – начал Бёртон.

– Претендент, – прервал его Арунделл. – Слишком много чести называть его Тичборном, пока он не продемонстрирует без тени сомнения, что он действительно тот, за кого себя выдает!

– Хорошо, пускай Претендент. Он еще в Париже?

– Да. Вероятно, у него стригущий лишай. Сейчас его лечат, но на следующей неделе он, скорее всего, появится в Тичборн-хаусе и, боюсь, вышвырнет оттуда полковника Лашингтона.

– Я бы хотел быть там, когда он приедет. Вы сумеете это устроить?

Арунделл посмотрел Бёртону прямо в глаза.

– Если вы появитесь как представитель семейств Арунделл и Даути – да. Но будете ли вы действовать в наших интересах? Между мной и вами стоит не слишком красивая история, Бёртон, и с моей женой случится истерический припадок, если она узнает, что я вовлек в это дело вас.

– Сэр, в это дело меня вовлек премьер-министр, и будьте уверены: я сделаю всё от меня зависящее, чтобы узнать правду, какова бы она ни была!

Арунделл пошевелил вилкой по тарелке, вздохнул и сказал:

– Что ж, достаточно честно. Я пошлю сообщение Лашингтону. Он заслуживает всяческого доверия, хотя чересчур говорлив, и он окажет вам всю необходимую помощь. Когда вы собираетесь туда?

– Завтра после полудня.

– Хорошо. Вы безусловно будете там раньше Претендента. Помимо сэра Альфреда и Лашингтона в доме есть еще двое, о ком вы должны знать. Один из них – доктор Дженкин, семейный врач: он принадлежит к той самой династии лекарей, которая, начиная с первого года Дара, связала свою судьбу с Тичборнами. Сейчас он лечит сэра Альфреда от какой-то нервной болезни.

– Связанной с возвращением его брата?

– Не знаю. Второй – Эндрю Богль, старый ямаец, бывший дворецкий сэра Эдварда Даути; сейчас он служит у сэра Альфреда. Оба знали Роджера Тичборна до того, как он уехал в Южную Америку. Вот, пожалуй, и всё, что я могу вам рассказать.

Доев свои блюда, Арунделл и Бёртон распрощались. Первый ушел, а второй отправился в курительную и наткнулся там на Сэмюэла Бейкера и Джона Питерика, добродушных густобородых членов Королевского географического общества. Они собирались отправиться на поиски Генри Мортона Стэнли, следуя из Каира вверх по течению Нила к его истокам. Бёртон счел их план наивным и слишком честолюбивым, поскольку воинственные племена, населявшие верховья великой реки, никому не разрешали пересекать их территорию.

– Так вы ничего не добьетесь, – решительно сказал он, отлично зная местные условия Африки.

– Посмотрим, сэр Ричард, посмотрим! – ответил Бейкер, улыбнулся и хлопнул Бёртона по плечу.

Все трое еще около часа обсуждали экспедицию, после чего будущие спасатели ушли. Бёртон только покачал головой.

– Дураки! – пробормотал он. – Там они найдут только смерть.

Бёртон допил свой стакан и, повернувшись, оказался лицом к лицу с еще одним членом Географического общества – Ричардом Спрюсом, автором книги «Травы Амазонки, Перуанских Анд и Эквадора». [53]53
  Ричард Спрюс (1817–1893) – выдающийся британский ботаник, первооткрыватель хинина.


[Закрыть]Спрюс провел в Южной Америке пятнадцать лет и очень хорошо знал ее.

– А, Спрюс, – воскликнул королевский агент, – вас-то мне и надо! Не разрешите ли купить вам выпивку? Сразу признаюсь, что у меня есть тайная цель: хочу допросить вас с пристрастием по поводу Бразилии и Чили.

Спрюс согласился, и около получаса Бёртон расспрашивал его о черных алмазах и о мистических черуфе.Спрюс только пожал плечами, ответив, что в этой части света вообще нет алмазов и что о доисторической цивилизации рептилий он ничего не слыхал. Потом, однако, он с такой страстью начал рассказывать о своей совместной работе с евгениками по спасению Ирландии от голода, что Бёртон почувствовал себя неудобно. (Он всегда себя так чувствовал, когда общался с фанатиками.)

– Зёрна, которые создали я и мои коллеги, уже проросли! – бушевал Спрюс. – Вы должны увидеть их! Из них вырастут гигантские растения! Гигантские, Бёртон, гигантские! И плоды на них появляются намного раньше, чем мы ожидали! – Он с такой силой ударил кулаком по стойке, что все стаканы на ней зазвенели. – И это только начало! Вскоре мы сможем выращивать такие растения, которые будут выполнять специфические функции, примерно те же, что и машины. Представьте себе фабрику, которая, на самом деле, одно-единственное растение! Представьте себе, что будет, если мы сможем выращивать всю индустриальную инфрастуктуру из одних семян!

Бёртон, не так давно встречавшийся с Чарльзом Дарвином и Фрэнсисом Гальтоном, а совсем недавно – с Чарльзом Бэббиджем, относился к подобным идеям весьма настороженно. Он извинился, попрощался и поторопился уйти.

Отчего-то поведение Ричарда Спрюса Бёртона сильно нервировало.

Глава 4
ПРИЗРАКИ

«ГУСЕНИЦА – МУСОРНЫЙ ЯЩИК

Легкий способ избавиться от растительных отходов.

Нет ничего противнее, чем зловоние мусорного ящика!

Вашу проблему решат гусеницы Манн-Войта!

Внутри обычного оловянного мусорного ящика находятся наши гусеницы, усовершенствованные евгениками. Можете выбросить любой овощ – он будет съеден в считаные минуты!

ПРИ ЭТОМ ГУСЕНИЦ НИКОГДА НЕ НУЖНО МЕНЯТЬ!

Каждая гусеница Манн-Войта превратится в бабочку Манн-Войта, которая отложит яички только в мусорном ящике Манн-Войта.

Поэтому вам никогда не понадобятся новые гусеницы для уничтожения отходов!

Зачем открывать зловонные резиновые крышки ваших мусорных ящиков, если вы можете откинуть цветное одеяло из бабочек?

ПОЛНАЯ СИСТЕМА МАНН-ВОЙТА ПО УНИЧТОЖЕНИЮ МУСОРА.

Всего два фунта в месяц.

Заказывайте в нашем магазине Манн-Войта: Ниббинс-роуд, 6, Рай». [54]54
  Рай (Rye) – небольшой город в графстве Восточный Суссекс (Южная Англия).


[Закрыть]

Из рекламного объявления

Следующим утром Алджернон Суинберн звонил в дверь дома на Монтегю-плейс, 14. Миссис Энджелл провела его в дом, а затем, через двор, в гараж. Там он нашел сэра Ричарда Фрэнсиса Бёртона, который протирал маслом движущиеся части своих винтостульев.

– Ого! Что стало с твоей бородой? – поинтересовался поэт-коротышка.

– Тщеславие заело, – признался Бёртон, – надоело видеть в зеркале раздвоенное птичье гнездо.

– Ты выглядишь моложе, но так же варварски… Тебе лучше? На вид ты тощий и желтый!

– Худшее позади, Алджи: теперь я каждый день буду чувствовать себя всё лучше и лучше. Чем занимаешься? На-ка, подержи.

– Что это?

– Маховик. Хочу смазать подшипники.

– А, – вздохнул Суинберн и взял деталь. – Я тут познакомился с одной весьма привлекательной шлюхой, которая любит заниматься такими делами. Тебе бы она понравилась.

Бёртон неодобрительно щелкнул языком.

– Тогда ты ответил на мой вопрос. Вот чем ты занимаешься!

На лице Суинберна немедленно появилось выражение оскорбленной невинности:

– Я пишу, между прочим! Кстати, мои последние экзерсисы вызвали ажиотаж.

– Да, я читал. «Империя» называет тебя гением.

– А «Таймс» – извращенцем.

– Ничего удивительного. Твоя поэзия, если можно так выразиться, какая-то витиеватая…Подай-ка мне его обратно.

Суинберн отдал маховик Бёртону, и тот аккуратно поставил его на место.

–  Грязная– вот слово, которое использовала «Таймс». Ты собираешься куда-то лететь? Или просто чинишь машину?

– В полдень собираюсь в Хэмпшир.

– А там куда?

– В Тичборн-хаус.

– Что-что? – закричал Суинберн, подпрыгивая и дергаясь, как сумасшедший. – Ты же не собираешься вмешиваться в этодело!

Бёртон взял тряпку и вытер руки, испачканные машинным маслом.

– Боюсь, уже вмешался. И есть небольшая вероятность, что коллекция Франсуа Гарнье тоже замешана в этомделе.

– Э… что?.. Погоди, Фран, ты хочешь сказать, что Брюнель…

– Алджи, ты действительно самый непонятный поэт из всех, кого я встречал за всю свою жизнь! Но я отвечу на вопрос, который ты не сумел задать: нет, я не думаю, что Паровой Человек каким-то образом связан с делом Тичборна. Однако я сильно подозреваю, что кража бриллиантов прямо у него из-под механического носа может быть связана с вернувшимся наследником.

– A-а! Стало быть, в клане Тичборнов есть взломщики сейфов?

– Почему бы и нет? Вот что мне удалось узнать… – И Бёртон рассказал поэту легенды, связанные с Глазами Нага, а также историю рода Тичборнов. – Сейчас я исхожу из предположения, что сэр Генри нашел южноамериканский Глаз (хотя Арунделл отверг эту идею моментально) и что кто-то из Тичборнов завладел Поющими Камнями тоже, – заключил он.

– Остается не найденным только африканский алмаз, – прокомментировал Суинберн.

– Да.

– В этом есть что-то очень странное.

– Почему?

– Потому что речь идет о Ниле.

– Согласно мифу – да. Но к чему ты клонишь?

– К тому, что и ты, и Спик искали исток этой реки. А потом был Генри Стэнли – и его экспедиция исчезла.

Бёртон нахмурился:

– Его экспедиция исчезла потому, что он глуп как пробка и решил пролететь над этим районом на… – Он с силой ударил по боку винтостула. – Ни одна летающая машина, появившаяся там, не вернулась обратно. Он знал об этом, но всё равно полетел.

– Да, но это не то, что я имел в виду.

– Ты о чем?

– Пошли в дом. Закури сигару и расскажи мне одну историю.

Королевский агент какое-то время глядел на друга, потом пожал плечами, кивнул и убрал инструменты. Через несколько минут они удобно устроились в кабинете. Бёртон отпил портвейна и спросил:

– О чем ты хочешь узнать?

– О твоей экспедиции со Спиком. Насколько я помню, в марте пятьдесят восьмого вы достигли озера Танганьика. Что случилось потом?

– Болезни, главным образом. Мы услышали, что на восточном берегу озера находится порт Уджиджи, в котором можно разбить базовый лагерь. Но когда мы добрались туда, оказалось, что весь город – это несколько ветхих ульевидных хижин и жалкий рынок…

Капитан Ричард Фрэнсис Бёртон ослеп.

Половину лица Джона Хеннинга Спика парализовало.

Они оба настолько ослабли, что не могли пройти и нескольких шагов.

Две недели они оставались в наполовину разрушенной хижине и ели только отварной рис, который приносил им их проводник, Сайди Бомбей. Они лежали на койках, раздавленные томительной жарой, страдали, спали, их рвало, они то теряли сознание, то опять приходили в себя.

– Матерь божья! Дик, неужели это того стоит? – прошептал Спик.

– Должно быть. Мы почти на месте. Ты слышал, что сказал мне утром Бомбей?

– Нет. У меня был такой жар, что я ничего не видел и не слышал.

– Туземцы утверждают, что из северной части озера вытекает река. Если мы наймем дау, [55]55
  Арабское одномачтовое каботажное судно.


[Закрыть]то, уверен, очень скоро обнаружим, что плывем вниз по Нилу, мимо воинственных племен, прямо в Каир.

Бёртон уцепился за эту мысль и с ее помощью медленно вытягивал себя из болезни. Как назло, Спик, намного менее целеустремленный, чем его командир, выздоравливал гораздо быстрее. Вскоре он уже отваживался по утрам и вечерам выходить из хижины на живительный холодный воздух, купаться в озере и делать покупки на маленьком рынке. Там он появлялся в компании туземца, державшего над ним зонтик, в темных очках; через его руку были перекинуты нитки бус на продажу.

Спик был застенчивым беспокойным человеком. Высокий и худой, длиннобородый и ясноглазый, заикающийся и нерешительный, казалось, он находится в мире с самим собой только на охоте. Лейтенант Спик стрелял во всё. Он всаживал пули в бегемотов и антилоп, жирафов и львов, слонов и носорогов. Он убивал с радостью и без разбора, и все семьсот миль их пути от Занзибара [56]56
  Здесь и далее: восточная часть современной Танзании, бывший протекторат Британской империи (1890–1964).


[Закрыть]были усыпаны трупами животных… Теперь день медленно тянулся за днем, и Спик начал сходить с ума от мерцающего ландшафта, от высохших деревьев и трав, от бесконечных просторов твердой растрескавшейся земли.

– Коричневое! Повсюду только одно проклятое коричневое, ни одного зеленого пятнышка! Я больше не могу: в этом чертовом аду даже на охоте скучно! Почему мы не можем отправиться дальше? Кажется, я схожу с ума!

– Скоро, Джон, но мне нужно время, – ответил Бёртон, который еще плохо видел и не мог даже пошевелить ногами.

– Ну тогда хотя бы разреши мне взять каноэ и пересечь озеро вместе с Сайди! – проворчал Спик. – Мы ведь знаем, что шейх Хамед где-то там, и у него есть дау. Я попробую его нанять: он должен кое-что знать о северной реке.

– Это слишком опасно. Скоро сезон дождей. Туземцы говорят, что на озере бывают ужасные штормы.

Спик, однако, настаивал на своей идее и постепенно убедил Бёртона разрешить ему эту поездку. Он уехал третьего марта и отсутствовал около месяца. Бёртон сам отмеривал себе утром, днем и вечером дозу микстуры Зальцмана, предаваясь позже описанным им «снам о прошлой жизни, видениям нынешней».

К тому времени, когда лейтенант вернулся, Бёртону стало немного лучше. Он уже ясно видел и мог, хотя и медленно, ходить без поддержки.

– Река? – страстно спросил он.

– Ее называют Рузизи. [57]57
  Рузизи – река в Центральной Африке. Вытекает из озера Киву, впадает в озеро Танганьика.


[Закрыть]Хамед уверяет, что она вытекает из озера. Племена в этом районе достаточно дружелюбны и могут проводить нас к ней.

Бёртон ударил кулаком воздух:

– Слава Аллаху! Ты достал дау?

– Он хотел сдать его нам на три месяца за пятьсот долларов.

– Что? Что за чушь! Почему ты не обменял его на что-нибудь?

– Дик, я же не владею языками.

Бёртон вскипел. Что за трата времени и средств! Черт бы побрал некомпетентность Спика!

По идее, лейтенанту следовало бы успокоиться после неудачи с дау. Вместо этого он стал еще более странным и холодным – словно что-то скрывал. Через несколько дней он подошел к Бёртону с просьбой:

– Старина, не поможешь ли привести в порядок мои заметки? Ты же знаешь, какой я страшный дилетант, когда дело доходит до бумаг!

– Конечно, – ответил Бёртон. Оба устроились за самодельным столом и открыли дневник Спика.

С первых же страниц Бёртон начал указывать, где нужно более подробное описание, где необходимо вставить ссылки, а где (довольно часто) – исправить грамматические ошибки. Перевернув очередную страницу, он обнаружил набросок карты.

– Что это?

– Северное побережье озера.

– Ты имеешь в виду этоозеро? Танганьику?

– Да.

– А что это за подковообразные горы на севере?

– По-моему, это Лунные Горы.

– Но, Джон, это невозможно! Туземцы утверждают, что Лунные Горы намного севернее озера.

– Люди шейха Хамеда уверены в обратном. Они были на самом северном берегу, в тени этого кряжа.

– Ну а Рузизи? Неужели ты полагаешь, что она вытекает из Танганьики и течет в горы, вверх?

Спик неуютно задвигался.

– Не знаю, – прошептал он.

– И потом: если они так велики, как утверждает легенда, тогда мы безусловно видели бы самые высокие пики прямо отсюда, разве нет?

– Может быть, к северному побережью спускаются пологие склоны, а пики находятся за горизонтом.

Бёртон не поверил собственным ушам. Черт побери, что несет его спутник?.. Он перевернул страницу и продолжил работать, но Спик внезапно потерял интерес к дневнику:

– На сегодня хватит. Я собираюсь прогуляться.

Он вышел из хижины, и спустя несколько минут Бёртон услышал винтовочные выстрелы: еще несколько животных пали жертвами кровожадности Спика…

Постепенно дни стали сырыми и дождливыми. Здоровье Бёртона продолжало улучшаться, и он решил рискнуть пересечь озеро. Наняв два больших каноэ у жителей Уджиджи, он велел Сайди Бомбею загрузить их припасами и подобрать самых сильных гребцов.

– Ты достаточно здоров для экспедиции? – спросил его Спик.

– Я в полном порядке. И мы должны узнать, куда течет Рузизи: слухов совершенно недостаточно – я должен увидеть всё своими глазами.

– Я думал, нам следует подождать, пока ты окрепнешь.

Бёртон от раздражения заскрипел зубами:

– К черту, Джон! Почему ты так упорно противишься экспедиции?

– Вовсе нет! – запротестовал Спик. Тем не менее, когда оба каноэ были нагружены и Бёртон сел в первое, лейтенант устроился во втором с таким же угрюмым видом.

Озеро волновалось, экипаж греб на север. Погода всё время менялась: то их мочил проливной дождь, то поджаривало солнце. Наконец они высадились на берег в деревне Увира, [58]58
  Ныне крупный город на востоке Демократической Республики Конго.


[Закрыть]и там гребцы из Уджиджи взбунтовались.

– Им очень страшно, – объяснил Сайди Бомбей. – Люди в деревне говорить: если мы плыть еще на север – нас всех убить. Там очень плохие племена: всегда воевать. – Потом последовал страшный удар. – Хозяин, люди говорить: Рузизи входит в озеро, а не выходит из него!

– Шейх Хамед говорил иначе! – воскликнул Бёртон. Сайди Бомбей покачал головой:

– Нет-нет. Мистер Спик – он не понимать шейх Хамед.

Бёртон впал в уныние. Лейтенант сторонился его. Исследователи вернулись в Уджиджи, а потом отправились в глубь страны, в деревню Кауэле.

Бёртон выздоровел. Он был уверен, что собранные им научные данные помогут ему найти спонсоров для новой, лучше оснащенной экспедиции. И ей-богу, он возьмет с собой совсем другого спутника!

– Я бы хотел обогнуть Танганьику, – сказал он Спику, – но нам нужно сэкономить припасы на обратный путь к Занзибару. К тому же, если путешествие продлится слишком долго и мы не успеем отправить доклад в Географическое общество, тогда наши полномочия будут потеряны.

Лейтенант сухо согласился, и 26 мая Бёртон со Спиком отправились в долгий путь на восток. До Уньяньембе, [59]59
  Населенный пункт в северной части Танзании (область Шиньянга).


[Закрыть]где их ждала почта, они добрались только в середине июня. Одно письмо извещало Бёртона о кончине его отца десять месяцев назад, другое – о том, что его брата Эдварда зверски избили в Индии и теперь он страдает от тяжкого душевного расстройства; обе новости усугубили депрессию Бёртона. Тем не менее путешественники упорно продвигались сквозь бесконечную саванну, пока не достигли арабского торгового города Казеха; здесь они остановились на отдых.

Спик убеждал Бёртона использовать микстуру Зальцмана, чтобы избавиться от последних следов малярии, и даже сам отмеривал дозу. Однако никакое лекарство не могло полностью защитить англичанина от коварных африканских болезней; вдобавок они оба страдали от постоянных головных болей. Смерть, тиранический правитель этой части Африки, терпеливо подкарауливала их.

Однажды Спик пересказал Бёртону сообщения туземцев об огромном водном пространстве, отстоящем на пятнадцать или шестнадцать переходов к северу.

– Мы должны исследовать его, – сказал он.

– Я не очень хорошо себя чувствую, – ответил Бёртон, – одышка, мысли путаются… словно голова не на месте. Я даже не заношу в журнал научные данные, потому что не доверяю себе. Кроме того, у нас плохо с припасами.

– Как насчет того, чтобы я предпринял небольшую экспедицию? Я могу путешествовать быстро и налегке, а ты останешься здесь и наберешься сил.

Бёртон, лежавший на койке, попытался сесть, но не сумел.

– Где твое лекарство? – спросил Спик. – Я приготовлю тебе дозу.

– Благодарю тебя, Джон. Ты действительно думаешь, что сможешь быстро сходить туда и обратно и не съесть всю нашу провизию?

– Уверен.

– Очень хорошо. Тогда собирайся и иди.

Втайне Бёртон даже обрадовался, что какое-то время сможет побыть без надоевшего спутника. Начиная с визита к шейху Хамеду, Спик стал колючкой в боку: за всё время, пока они находились в Казехе, лейтенант ни разу не подчинился восточному этикету и постоянно оскорблял арабских гостей, принуждая Бёртона извиняться.

Отъезд Спика снял бремя с плеч Бёртона. Исследователь перестал принимать лекарство и начал составлять словарь местных диалектов для будущих путешественников. Как всегда, занятие наукой подняло ему настроение.

Лейтенант Джон Хеннинг Спик вернулся через полтора месяца и триумфально объявил:

– Это настоящее внутреннее море! Его называют Ньянза, или Наза, или Зива, или Укереве, или еще как-то…

– На языках банту ньянза– это просто «озеро», Джон.

– Да-да, но это не важно: я назвал его в честь короля! [60]60
  Более подробно история открытия этого озера описана в романе «Загадочное дело Джека-Попрыгунчика».


[Закрыть]Клянусь богом, Дик, я открыл исток Нила!

Бёртон попросил своего товарища описать всё, что он видел. Оказалось, что Спик видел очень мало. Кое о чем он догадывался, но не мог ничего доказать. На озере он был всего три дня и не плавал по нему, а осмотреть сумел лишь небольшой отрезок юго-восточного берега.

– Откуда ты знаешь размер этого озера? Чем можешь доказать, что это действительно внутреннее море? И откуда ты знаешь, что именно из него вытекает Нил?

– Я говорил с одним туземцем, великим путешественником.

– Говорил?

– Жестами.

Бёртон взглянул на карту, набросанную его спутником.

– О боже! Да ведь ты нанес северный берег в четырех градусах широты [61]61
  Примерно 444 км (т. е. почти в полтора раза больше, чем на самом деле).


[Закрыть]от южного! И это только на основании взмахов руки туземца?

Спик немедленно замолчал. Он стал невероятно придирчивым, что вызывало недовольство у носильщиков, и почти не разговаривал с Бёртоном. Кроме того, скоро выяснилось, что он использовал значительно больший запас еды, чем планировал, и теперь они не могли отправиться на север. Как бы ни было велико то озеро, возможный источник Нила, ему придется подождать.

Настал сентябрь, они вышли из Казеха, и начался долгий переход к восточному берегу Африки. Последующие недели оказались исключительно трудными из-за сражений, споров, воровства, дезертирства и других происшествий. Бёртон был вынужден наказать некоторых носильщиков, а кое-кого уволить, не заплатив. Однажды, разъярившись, он ударил африканца кожаной плетью и потом стоял над ним, тяжело дыша, смущенный и растерянный, со стуком в голове, не очень понимая, что наделал.

Каждый шаг на пути домой давался с боем, но Спик не помогал Бёртону ничем. Наоборот, его отношение к туземцам только ухудшало положение. За месяц оба исследователя не обменялись и словом, но вдруг Спик серьезно заболел. Они остановились, и Бёртон ухаживал за ним, пока из-за высокой температуры у лейтенанта не началась угрожающая жизни горячка. Он громко бредил: очевидно, его терзали ужасные галлюцинации.

– Они вонзили когти мне в ноги! – выл он. – Боже, спаси меня! Я слышу его в комнате над нами, но они не разрешают мне подойти. Я не могу приблизиться. Ноги, мои ноги!

Бёртон смочил лоб Спика, чувствуя, как от него пышет жаром.

– Всё в порядке, Джон, – попытался он успокоить больного.

– Они не люди! Они ползают в моей голове. О Иисус, убери их от меня, Дик! Прогони их! Они вонзают в меня когти! Они оттаскивают меня от него, через всю пещеру!

«Оттаскивают от чего?» – спросил себя Бёртон. В этот момент тело Спика изогнулось, он неистово задрожал, и его охватил приступ эпилепсии. Бёртон позвал Сайди Бомбея, который помог ему вставить между зубов лейтенанта кожаные ножны от кинжала, чтобы не дать ему откусить себе язык, и крепко держали его, пока тот бился в судорогах.

– Хобгоблины, – прошептал он. – Огромные толпы хобгоблинов вываливаются из храма. Помоги мне небо, они внутри моей души! Они собираются освободить своих драконов!

Внезапно свирепая судорога перекосила лицо Спика, глаза его стали стеклянными, и он залаял, как собака. Его стало невозможно узнать, и Сайди Бомбей с суеверным ужасом отшатнулся от лейтенанта.

– Это кичомачома, [62]62
  Маленькие цепи (банту). – Примеч. перев.На каком именно из языков банту говорил Сайди, автор не уточняет. – Примеч. ред.


[Закрыть]– крикнул туземец. – На него нападать злые духи! Он умирать!

Спик начал кричать. Он кричал не смолкая весь день, но все-таки не умер. Постепенно он стал спокойнее, хотя то терял сознание, то вновь приходил в себя, и наконец заснул.

Прошла еще неделя. Джон Спик сидел в палатке и пил чай.

– Как ты себя чувствуешь, Джон? – спросил Бёртон, зайдя в палатку.

– Лучше, Дик. Я думаю, что скоро смогу идти. Через пару дней. – Спик поставил чашку на пол и посмотрел Бёртону прямо в глаза. – Ты не должен был говорить это.

Озадаченный Бёртон нахмурился:

– Говорить что?

– В Бербере. Когда на нас напали. Ты сказал: «Ни шагу назад! Иначе они решат, что мы отступаем!» Я не трус.

– Трус? О чем ты говоришь? Бербера была три года назад.

– Ты думал, что я отступил из-за страха.

Брови Бёртона поднялись. Он растерялся:

– Я… что? Я и не…

– Ты обвинил меня в трусости!

– Джон, ты всё не так понял: я никогда не говорил ничего подобного! Клянусь, я ни на мгновение не усомнился в твоей храбрости!

Спик покачал головой.

– Я знаю, о чем ты думаешь.

– Джон… – начал было Бёртон, но Спик прервал его:

– Я посплю.

Он лег и отвернулся. Бёртон какое-то время стоял, глядя на него, потом тихонько вышел.

Через три дня путешествие продолжилось, хотя лейтенанта пришлось нести на носилках. Длинная вереница людей – два исследователя и носильщики – извивалась как змея по холмистому ландшафту. Иногда Бёртону казалось, что они стоят на месте: миля шла за милей, а повсюду вокруг была одна сожженная солнцем трава. На самом же деле они постоянно поднимались, воздух становился холоднее, и постепенно лихорадка перестала трепать измученные тела англичан, хотя они по-прежнему страдали от ужасной головной боли.

Миновало Рождество. К тому времени они поддерживали холодно-вежливые отношения и никогда не говорили об экспедиции Спика к большому озеру.

Дезертирство и дерзость носильщиков заставили их остановиться еще на две недели. Бёртон предупредил африканцев, что ничего им не заплатит, если они немедленно не упакуют вещи и не начнут двигаться. Они отказались. Тогда он нашел и уволил зачинщиков, а потом нанял девять новых людей из проходившего мимо каравана.

Снова дорога. Всё идти и идти. Будет ли конец?..

И конец настал. 2 февраля 1859 года Бёртон со Спиком взобрались на очередной холм и увидели вдали синее искрящееся море.

– Гип-гип ура! – весело закричал Джон Спик, подбросив в воздух кепку. – К черту этот грязный проклятый континент! И я буду молить бога, чтобы моя треклятая головная боль осталась за кормой вместе с ним!

– Мы достигли Занзибара и отплыли в Аден, [63]63
  Ныне один из крупнейших портов на Аравийском полуострове. Бывшая столица Народной Демократической Республики Йемен (1967–1990). Ранее административный центр протектората Британской империи (1839–1967).


[Закрыть]где я решил ненадолго задержаться, чтобы восстановить силы. Джон, однако, сел на первый же корабль, идущий в Европу. Он обещал дождаться моего прибытия в Лондон, чтобы мы смогли вместе доложить Королевскому географическому обществу о наших открытиях. Вместо этого он отправился туда один и приписал себе всю честь открытия истоков Нила.

Бёртон швырнул в камин окурок сигары.

– Ужасное предательство, – сказал Суинберн.

– Самое худшее в моей жизни. Я был его командиром. Это была мояэкспедиция. К тому же его полная некомпетентность запутала всё это дело до невозможности.

Оба какое-то время молчали. Бёртон пробежал кончиком указательного пальца по шраму на правой щеке, словно вспомнил о какой-то старой мучительной боли.

– Конечно, – продолжал он, – это было не его решение. Не сомневаюсь, что отправиться в Общество с докладом его надоумил предводитель «развратников» Лоуренс Олифант, [64]64
  Лоренс Олифант (1829–1888) – знаменитый британский литератор, путешественник, сионист-романтик и политический авантюрист-фантазер.


[Закрыть]когда они возвращались в Англию. – Бёртон встал, подошел к окну и посмотрел на экипажи, которые гремели, выбрасывали пар, лязгали и натужно пыхтели, проезжая по Монтегю-плейс. Потом сказал, едва слышно: – Ведь ты думаешь, что Джон предал меня до того, как мы уехали из Африки? На берегу Танганьики, верно?

– Да. Прости Ричард, но всё сходится. Я думаю, Спик узнал от шейха Хамеда, что Лунные Горы где-то неподалеку, но дальше на северо-восток, что племена к северу от Уджиджи настроены враждебно и что Рузизи втекает в озеро, а не вытекает из него. И он решил убедить тебя в обратном, надеясь, что ты зря потратишь время и припасы, а потом будешь вынужден вернуться в Занзибар.

Бёртон вздохнул.

– Жажда славы. Он хотел стать Джоном Хеннингом Спиком – человеком, который открыл исток Нила.

– Да, похоже, так всё и было. Хотя его карта не обманула тебя: ты слишком хороший географ, чтобы поверить в такое абсурдное положение гор, но всё остальное сработало. Твоя попытка увидеть Рузизи помешала дальнейшим исследованиям. – Королевский агент сжал кулаки и уперся костяшками в раму, а лбом – в стекло. – Потом началось длинное путешествие на восток, – продолжал поэт, – а когда ты достиг Казеха, Спик стал давать тебе такие дозы микстуры Зальцмана, что ты уже не мог ясно мыслить. При этом он использовал слухи об озере, для того чтобы оправдать собственную экспедицию на север – туда, куда ему указал шейх Хамед и где находятся настоящие Лунные Горы. Нашел он их или нет, но там явно что-то произошло, и вопрос о Ниле перестал его интересовать.