Текст книги "Таинственная история заводного человека"

Автор книги: Марк Ходдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

– Есть, босс! – ответил философ. – Когда вернешься в Туман, скажешь мисс Мэйсон, что ее лебеди целы и невредимы? Она очень переживает за них!

– Обещаю.

– Ну, удачи, джентльмены!

И Герберт Спенсер исчез.

– Вперед, Алджи: поглядим, куда ведет этот ход.

Королевский агент и его помощник пересекли кладовую и вошли в туннель восьми футов в высоту и столько же в ширину. [79]79
  Т. е. почти 2,5 метра в диаметре.


[Закрыть]Через несколько шагов туннель повернул направо; еще несколько шагов – и опять поворот, на этот раз налево. Бёртон содрогнулся. Он не любил замкнутых пространств и приободрился, когда они достигли горящего факела, который был вставлен в металлическое кольцо, вделанное в стену; в его свете Бёртон проверил пол, стены и потолок.

– Кирпичная кладка, – прошептал он поэту. – И не очень старая. Держу пари: его построил сэр Генри. Кстати, посмотри: туннель ведет к Карачкам.

Они прошли еще немного, и кирпич сменили обычные каменные блоки.

– Гранит, – заметил Бёртон, – мы больше не под домом. Видишь, какой ровный этот туннель, хотя мы знаем, что над нами склон. Наверняка он прокопан сквозь породу под пшеничными полями леди Мабеллы.

– Бр-р, не упоминай о ней: не хочу опять увидеть этого проклятого призрака!

Они осторожно пошли дальше. Через равные промежутки тьму перед ними рассеивал свет горящего факела, укрепленного на каменной стене. Через несколько минут они оказались на развилке.

– Скорее всего, мы под нижним краем Карачек, – заметил Бёртон и проверил пол. Он был совершенно чист: ни пыли, ни следов, вообще никаких признаков того, что этим путем кто-то прошел.

– Что думаешь, Алджи?

– Помнишь, сэр Альберт показывал нам Карачки? Тогда мы шли против часовой стрелки. Давай пойдем тем же путем, то есть направо.

– Чертовски хорошая мысль.

Они свернули в правый проход и осторожно двинулись вперед, вслушиваясь в тишину. Суинберн положил руку на левую стену, остановился и приложил ухо к камню.

– Что там? – полюбопытствовал Бёртон.

– Стена теплая, и я слышу журчание воды по ту сторону.

– Подземный источник. К тому же горячий. Я так и думал: это объясняет происхождение тумана. Идем дальше.

Пока они шли, Бёртон, державший в голове карту местности, мысленно соотносил с ней маршрут их движения. Он точно знал, что они идут вдоль нижнего края Карачек, и предсказал, что через несколько ярдов [80]80
  Примерно 1,5–2,5 метра.


[Закрыть]туннель повернет налево. Так и произошло.

– Мы спускаемся еще глубже, – заметил он.

Суинберн искоса посмотрел на своего друга. Бёртон так сильно сжал челюсти, что мышцы конвульсивно дергались. Знаменитый исследователь, который большую часть молодости провел в путешествиях по открытым пространствам, сражался с клаустрофобией.

– На самом деле, не так уж и глубоко, – ободряюще сказал поэт, – поверхность не очень далеко.

Бёртон кивнул и, уставившись в темноту, облизал губы. Тишину нарушал лишь звук невидимых падающих капель. Они продолжали идти, пока не обнаружили отверстие в левой стене.

– Мы где-то на середине правого края полей, – прошептал королевский агент, – проход должен привести нас вовнутрь.

Они пошли по новому туннелю. Через несколько шагов он внезапно повернул влево, по направлению к дому. Оба продолжили идти и наконец достигли сначала одного, а через несколько минут другого правого поворота.

– Возвращаемся в поля, – сообщил Бёртон, – но на этот раз к их левой границе.

Бёртон ожидал, что, когда они окажутся примерно под серединой левого края, появится проход направо. Однако вместо этого проход дошел до конца поля и повернул влево. Здесь они миновали высшую точку Карачек, а потом свернули налево под прямым углом.

– Обратно к дому, – прошептал Бёртон.

– Да это просто смешно, – сказал Суинберн.

Туннель довел их до средней точки нижнего края Карачек, повернул вправо и через несколько шагов – опять вправо.

– Возвращаемся к верхней границе. Мы медленно кружим внутри, Алджи. И в этом есть смысл: именно так устроены классические лабиринты.

– Но ведь у нас нет мотка пряжи!

– Нам он и не нужен. В лабиринтах такого типа всегда один маршрут: дорога ведет в центр. Обычно это спираль, которая изгибается и пересекает саму себя, пока не достигает центра…

– …где ждет минотавр?

– Боюсь, что да.

Суинберн внезапно остановился:

– Что? Еще один монстр?

Бёртон мрачно усмехнулся:

– Нет, думаю, всё тот же.

– Сэр Роджер?

– Претендент.

– Я это и имел в виду.

Бёртон изучающе взглянул на коротышку:

– Хм-м, странно. Ты продолжаешь называть его сэр Роджер.

– Оговорился.

– Как и полковник Лашингтон?

– Нет! Пошли дальше.

Они шли по петляющему взад-вперед туннелю, и стук падающих капель становился всё громче, по мере того как они приближались к центру лабиринта. Внезапно Бёртон остановился и прошептал:

– Слышишь?

– Вода.

– Нет. Еще кое-что.

Суинберн прислушался:

– Да, слышу. Низкое жужжание.

–  Сипод средним до,Алджи. Держу пари: это поет бриллиант – причем точно так же, как Поющие Камни. Вот что заставляло пианино играть: резонанс!

Они повернули за очередной угол и увидели, что впереди намного светлее.

– Осторожно, – выдохнул Бёртон.

Они пошли на цыпочках. Звук бегущей воды стал тише – протяжная нота стала слышна более отчетливо.

И тут до них долетели голоса. Суровый голос:

– Проверяй стены.

– Эдвард Кенили, – прошептал Бёртон.

– Да-а-а. Проверяю. Ага, – ответил другой.

– Минотавр, – прошипел Суинберн.

– Ударяй по каждому камню, – требовательно сказал Кенили, – не пропускай ни дюйма: где-то здесь должна быть скрытая полость!

Королевский агент беззвучно двинулся дальше, Суинберн за ним. Они подошли к повороту направо и выглянули из-за угла. Туннель вел в большое квадратное помещение с высоким потолком. Поток воды шириной два фута [81]81
  61 см.


[Закрыть]вытекал из щели на самом верху правой стены и попадал в канал, вделанный в пол; оттуда он, дымясь, тек через середину комнаты и исчезал в отверстии противоположной стены.

– «Слезами, что из глаз текут миледи», – еле слышно процитировал Суинберн. Жужжание алмаза наполнило всё пространство: казалось, оно слышится отовсюду, хотя самого камня было не видно.

Что-то прошло сквозь волосы на загривке поэта. Холод стального дула коснулся верха позвоночника.

– Руки вверх! – раздался знакомый голос.

Суинберн подчинился.

– Доктор Дженкин, – ровным голосом сказал Бёртон, обернувшись.

– Только шевельнитесь, сэр Ричард, и пуля прошьет мозги этого молодого человека! Вы ведь не хотите этого, да?

– Ричард, не пытайся! – серьезно посоветовал Суинберн.

– Что происходит? – услышали они голос Кенили.

– Пара незваных гостей, – ответил Дженкин.

– Давайте их сюда!

– В комнату, джентльмены, – приказал врач. – И, пожалуйста, держите руки так, чтобы я их видел.

Они подчинились.

– Бёртон, – хрюкнул Претендент, увидев королевского агента. – Плохой мальчик! Ага.

– И нарушитель права собственности, – добавил Кенили. – Вы играете с огнем, сэр! Я же велел вам покинуть имение.

– У меня осталось незаконченное дело.

– Это мы заметили. Было очень глупо с вашей стороны оставить содержимое кладовки в коридоре: Богль немедленно привлек к этому мое внимание.

– Как вы открыли дверь?

– Нашел рычаг в левой комнате: нужно сдвинуть полку и поднять ее вверх.

– Какой я дурак, что не заметил этого!

– Вы вообще не имели права совать туда свой длинный нос! Я должен вас арестовать.

– Арестова-а-ать, – протянула гора плоти, возвышающаяся в центре помещения. Претендент смотрел на Бёртона бессмысленным взглядом.

– Рискните, – бросил вызов королевский агент.

– Зачем вы вообще здесь, сэр? – спросил Кенили. – Вы же географ! Исследователь! Ливингстон! Что вам до этого дела?

Бёртон, не обращая внимания на вопрос и особенно на упоминание о Ливингстоне, [82]82
  Давид Ливингстон (1813–1873) – шотландский миссионер, один из самых выдающихся исследователей Центральной и Южной Африки; первый европеец, пересекший пешком пустыню Калахари. Как и Ричард Бёртон, Ливингстон тоже активно занимался поисками истока Нила.


[Закрыть]беззаботно указал на Претендента:

– Кто это? Хотя нет, я должен спросить так: чтоэто, Кенили?

– Сэр Роджер Тичборн!

– Мы же оба знаем, что это не так, верно?

– Я настаиваю на том, что это сэр Роджер Тичборн. – Адвокат посмотрел мимо Бёртона: – Я прав, доктор Дженкин?

– Абсолютно, – ответил врач.

– А что думаете вы, мистер Суинберн? – спросил Кенили.

– Я? Я думаю, что у меня болят руки. Могу я их опустить?

– Да. Отойдите от него, Дженкин, но держите револьвер наготове. Если наши гости будут плохо себя вести, убейте их.

– Спасибо, – сказал Суинберн, – вы настоящий волшебник, мистер Кенили.

– Отвечайте на мой вопрос. Как вы считаете, это сэр Роджер Тичборн?

Суинберн заколебался.

– Я думаю…

Он поднес руку к голове и моргнул. Бёртон внимательно глядел на своего помощника.

– Я думаю…

Претендент дурацки хихикнул.

– Я думаю, – простонал поэт, – что это… вероятно… Тичборн.

– Ну вот! Наконец-то, – улыбнулся Кенили.

– Алджи, ты хорошо себя чувствуешь? – осведомился Бёртон.

– Да. Нет. Да. Я… голова болит.

– Сэр Роджер, – сказал адвокат, поворачиваясь к Претенденту, – на территории вашей собственности находится нарушитель, и вы в полном праве защитить свои интересы.

– За-щи-тить! – громыхнул Претендент и шагнул вперед. – Защитить! Ага.

– Кенили! – рявкнул Бёртон. – Нет никакой необходимости…

Слоноподобное тело претендента загородило собой всё помещение. Мясистая ладонь взметнулась и схватила Бёртона за отвороты пиджака и рубашки, материя затрещала. Его подняли в воздух, раскачали и со страшной силой бросили через всю комнату. Он ударился о стену, отскочил от нее и рухнул на пол бесформенной грудой.

– Сэр Роджер, – крикнул Суинберн, – нет!

– Хе-хе, – булькнул Претендент и, шаркая ногами, подошел к лежащему ничком Бёртону.

– Притом абсолютно легально, – заметил Кенили.

– Смотрите-ка, он стал чертовски сильным парнем, да? – воскликнул Дженкин, когда Претендент снова поднял Бёртона над головой и швырнул через всё помещение.

– Да, доктор, – согласился Кенили. – Жизнь в колониях делает с человеком и не такое, даже если он родился аристократом.

Бёртон перекатился через себя, сунул руку в карман пиджака и вытащил револьвер. Когда огромная тень Претендента заслонила от него свет горящих факелов, он прицелился и нажал на курок. Все вздрогнули от оглушительного выстрела. На одежде, обтягивающей живот чудища, появилась дыра, но кровь не хлынула; похоже, Претендент вообще ничего не почувствовал.

– Плохо-о-ой мальчик! – промычал он, наклоняясь. – Ага.

Револьвер вырвали из руки Бёртона и швырнули в сторону.

– Оставьте его! – умоляюще закричал Суинберн, когда Бёртона схватили за шею и вздернули на ноги. – Сэр Роджер, подумайте о добром имени вашей семьи! О, бог мой, моя голова!..

Бёртон со страшной силой ударил гиганта в подбородок. Кулак утонул в колышущейся массе жира. В ответ Бёртона тряхнули так, что он задергался, словно крыса в зубах у терьера, и застучал зубами. В отчаянии он обрушил на Претендента серию страшных ударов, но с таким же успехом он мог колотить подушку: грудная клетка у этого Гаргантюа была похоронена глубоко под слоями жира.

В ответ на атаку Претендент даже не соизволил простонать. Высвободившись из рук кошмарного создания, Бёртон нырнул под ищущие его руки и как вихрь нанес несколько ударов наотмашь, которые должны были сбить врага с ног. Бесполезно. Претендент протянул руки и схватил Бёртона за плечи. Королевский агент почувствовал, как они сжимаются, и попытался скользнуть вниз, но тварь держала его с медвежьей силой.

Ужасная боль полоснула грудь исследователя, и он почувствовал, что каждая косточка его торса сейчас лопнет. Люди на такое не способны! – пронеслось у него в голове. Под толстыми слоями жира напряглись огромные мышцы хищного зверя. Боль ударила в спину Бёртона, и он явственно услышал хруст позвоночника. Кровь колотилась в ушах, и ужасное напряжение всё росло. Монотонный гул алмаза наполнил голову. Бёртона опять вздернули в воздух, и его ноги снова болтались, как у тряпичной куклы. Суинберн беспомощно смотрел, как тварь подняла его друга над головой, готовая опять швырнуть его об стену.

– Скажите мне, Суинберн, – спросил Кенили, – вы случайно не знаете, где сэр Генри спрятал черный алмаз?

– Нет, – прохныкал поэт. – За исключением…

– Да?

Претендент размахнулся Бёртоном, чтобы бросить его в воздух. В это мгновение искра жизни сверкнула в гаснущем сознании исследователя. Отчаянным усилием воли он собрал все силы и ткнул окостеневшими пальцами в правый глаз гиганта. Претендент завыл и выронил королевского агента – тот ударился о землю у его колоннообразных ног.

– …за исключением стихотворения, – сказал Суинберн.

– Стихотворения? Что за стихотворение?

– «Слезами, что из глаз текут миледи», – продекламировал Суинберн. – Вы не возражаете, если я сяду? У меня страшно болит голова.

– Пожалуйста, будьте моим гостем, – оскалился Кенили. Его красные глазки увеличивали линзы. Дженкин подошел к Бёртону и посмотрел на него.

– Боже мой, выглядит он не слишком хорошо!

– Полагаюсь на ваш опыт, доктор, – сказал Кенили. – Сэр Роджер, поосторожнее: не сломайте его! Вы можете защищаться от наглого вторжения, но обвинение в убийстве затруднит наше положение. Итак: слёзы, мистер Суинберн?

– Ничем не могу помочь. Больно. Вся голова в огне!

– Я говорю о стихотворении.

– А, эта абракадабра. Алмаз за водопадом, естественно.

Претендент нагнулся, чтобы поднять Бёртона. Исследователь быстро подобрал ноги и ударил сапогом в жирное лицо. Левая пятка попала в один из семи выступов, короной окружавших гигантский череп, и разорвала нитки. Голова Претендента отлетела назад.

– Ой! Больно! – пожаловался он, хватая Бёртона за руку и поднимая на ноги.

Королевский агент заметил черный алмаз, сверкнувший из раны.

– Поющий Камень, – пробормотал он.

Огромный кулак ударил его в лицо.

Бёртон глядел на желтоватое полотно своей палатки. Его пожирали истощение, жар, болезни, инфекции и раны. И не было ни одного дюйма тела, который бы не болел.

– Бисмалла!

Больше никакой Африки. Никогда. Ничего не стоит этой боли. Пускай источник Нила ищут те, кто помоложе: мне уже всё равно. Я получил только боль и предательство.

Чертов Спик! «Ни шагу назад! Иначе они решат, что мы отступаем!» С чего он взял, что это оскорбление? Как он мог с такой легкостью обратить мое отчаянье в предлог для предательства?

К черту его!

– Ты проснулся, Ричард?

– Оставь меня в покое, Джон. Мне нужно отдохнуть. Мы проверим озеро завтра.

– Это не Джон. Это я, Алджернон.

Алджернон. Алджернон Суинберн.Желтоватое полотно превратилось в желтоватый потолок, весь в пятнах от табачного дыма.

Предательство. Всегда предательство.

– Алджи, ты сказал им, где найти его?

– Да.

– И алмаз был там?

– Да. Кенили протянул руку за водопад и обнаружил там нишу. Он вытащил самый большой алмаз, который я видел за всю свою жизнь; разумеется, черный. И он был размером со сливу.

Предательство. Черт с тобой, Спик! А ведь считалось, что мы друзья. Не стреляют ли снаружи? Похоже на то.

Голоса за палаткой. Воинственные крики. Топот бегущих ног, словно ревущий ветер. Дубинки колотят по брезенту.

И ведай, что мир сей сотворен в противоположностях, в вечных циклах созидания и уничтожения. Только эквивалентность может привести к разрушению.

– Или к окончательному выходу за границы.

– Что? Ричард, ты меня слышишь?

– Соберись с духом и вооружайся, чтобы защитить лагерь.

– Ричард, очнись! Проснись!

– Алджи?

– Прости, Ричард. Мне очень жаль, но я ничего не мог с собой поделать: что-то засело в моей голове – не могу объяснить. Какое-то время я и вправду верил, что этот монстр – сэр Роджер Тичборн.

– Беги, Алджи. Если проклятая палатка обрушится нам на голову, мы будем, как котята в мешке!

– Прошу тебя, Ричард, мы не в Бербере! Это трактир «Дик Уиттингтон». Мы в Алресфорде, около поместья Тичборнов.

– А… подожди… Да, вспомнил. Мне показалось, что меня опять оглушила малярия.

– Нет, не малярия: это Претендент. Отъявленный мерзавец чуть не забил тебя до смерти. Ты помнишь лабиринт?

– Да, черт побери, он силен как бык! Насколько серьезно?

– Ушибы. Синяки. Ты весь черно-синий. Впрочем, ничего не сломано, не считая носа. Тебе нужен отдых, вот и всё.

– Воды!

– Сейчас.

Лабиринт. Ручей. Претендент. Камбоджийские Поющие Камни!

Камни, украденные у Брандльуида, и еще два камня Пеллетье. Все внедрены в череп этого Претендента. Почему? Для чего? Зачем?

– Вот, выпей это.

– Спасибо.

– Я не помню, как мы здесь очутились, Ричард. Последнее, что помню: Кенили отдает алмаз Претенденту. Тварь глядит на него, потом переводит взгляд на меня, и внезапно меня всего наполняет это низкое жужжание. Я слышу за собой женский голос, оборачиваюсь и вижу призрак леди Мабеллы. В этот момент я потерял сознание, наверное, и несколько часов спустя проснулся здесь. Хозяин гостиницы говорит, что нас привезли из имения в бессознательном состоянии. В кровати я нашел письмо, адресованное нам. Вот, послушай:

Бёртон, Суинберн,

Несмотря на требование моего клиента, выраженное при свидетелях через меня, его адвоката, вы решили вторгнуться в имение Тичборнов и попытались выкрасть собственность моего клиента. Если бы не тот факт, что мы уже подготовили сложный иск против полковника Лашингтона, я бы не колебался подать в суд и на вас. Поэтому мой клиент согласился забыть о вашей наглой попытке, при условии, что вы больше не будете пытаться нарушить неприкосновенность собственности Тичборнов. Напоминаю вам, что закон разрешает убивать нарушителей на месте. Уверяю вас: если вы еще хотя бы раз появитесь на территории Тичборн-хауса и каким-то образом избежите этой участи, я буду преследовать вас по всей строгости закона.

Доктор Эдвард Воан Хайд Кенили – от имени сэра Роджера Чарльза Даути-Тичборна.

– На нем подпись Кенили и – хочешь верь, хочешь нет – какое-то пятно, похожее на отпечаток большого пальца Претендента. Кроме того, письмо засвидетельствовано доктором Дженкином и дворецким Боглем.

– Ничего не попишешь.

– О чем ты?

– Я имею в виду, что нам здесь больше нечего делать, Алджи. Очевидно, что Кенили и Претендент действуют заодно с призраком леди Мабеллы: они уже завладели южноамериканским Глазом и осколками камбоджийского. Так что мы собираем вещи и возвращаемся в Лондон. Я намерен тщательно изучить прошлое Претендента, а потом мы будем внимательно наблюдать за тем, что́ наши враги собираются делать с этими странными камнями.

Часть вторая
В КОТОРОЙ ПОЯВЛЯЮТСЯ ПАРОВЫЕ ПРИЗРАКИ

«Никто не может быть вполне свободным, пока не все свободны.

Никто не может быть вполне нравственным, пока не все нравственны.

Никто не может быть вполне счастливым, пока не все счастливы».

Герберт Спенсер

Глава 6
БУНТ В УГОЛКЕ ОРАТОРОВ

«Используй только уголь Формби!

Он дольше горит и дает больше тепла!

Каждый кусок десять дней выдерживается в растворе, сделанном по секретной формуле мистера Формби, поэтому он горит в три раза дольше и интенсивнее, чем обыкновенный уголь.

Больше энергии!

Формула Формби изменила мир!

Винтостулья не смогут летать без нее!

Паросипеды выйдут из употребления!

Фабрики будут работать в три раза медленнее!

Используй только уголь Формби! Он зажигает империю!»

Из рекламного объявления

Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон провел в Южной Америке больше трех недель. Он был небрит, кожа потемнела от загара и обветрилась. Сейчас он сидел в канцелярии правительства Его Величества, на Даунинг-стрит 10, но выглядел как дикий и опасный разбойник.

– Трудные времена, капитан, – мягко отметил лорд Пальмерстон, позволив секретному агенту сесть.

Бёртон утвердительно промычал, изучая восковое лицо премьер-министра, измененное евгениками. Рот, похоже, стал еще больше, несколько новых шрамов от операций появились на углах челюсти и еще пара – под ушами, которые, странным образом, теперь походили на жабры. Он выглядит как чертов тритон!

– Как идет война, сэр? – спросил Бёртон.

– Армией президента Линкольна руководят великолепные стратеги, – ответил Пальмерстон, – но мои еще лучше, и, в отличие от его, им не надо сражаться на два фронта. Наши ирландские войска уже взяли Портленд и большую часть Мэна. [83]83
  Портленд – столица североамериканского штата Мэн. В реальной истории никакие военные действия в этом штате в 1861–1865 годах не велись. (В силу глубоких сепаратистских настроений никаких «ирландских войск» в составе армии Британской империи быть не могло.)


[Закрыть]На юге генералы Ли и Джексон выбили армию Союза из Виргинии. Я не очень удивлюсь, если к Рождеству Линкольн сдастся. [84]84
  Речь идет о двух масштабных сражениях Гражданской войны в США, прошедших в штате Виргиния с 29 августа по 1 сентября 1862 года; под «Союзом» имеются в виду Северные штаты, поддержавшие Авраама Линкольна и оставшиеся в составе США. В альтернативной истории, созданной фантазией писателя, Линкольн вынужден воевать на два фронта: против войск конфедерации Южных штатов и против армии Британской империи. В реальной истории Палмерстон на это не решился из-за конфликта с Францией по поводу Мексики, а также учитывая всестороннюю поддержку Линкольна российским императором Александром Вторым; в итоге Британия не разорвала дипломатические отношения с США и не блокировала их атлантические порты, поэтому Гражданская война продлилась еще два с половиной года.


[Закрыть]

Очень многие, включая Бёртона, считали именно евгеников ответственными за то, что Великобритания ввязалась во внутриамериканский конфликт. Если бы ученые оставили Ирландию в покое, тогда не было бы проблемы беженцев, а если бы не их нашествие, то Пальмерстон не так агрессивно отреагировал бы на дело «Трента». [85]85
  8 ноября 1861 года войска Североамериканских штатов арестовали британское судно «Трент», на котором находились посланники Конфедерации южноамериканских штатов. В реальной истории тонкая переговорная политика президента Линкольна не позволила спровоцировать дипломатический скандал, который мог оказаться фатальным для США.


[Закрыть]Евгеники начали сеять семена в Ирландии только в марте, приблизительно во время грабежа в магазине Брандльуида. Это была попытка остановить Великий голод, который опустошал Зеленый остров начиная с 1845 года. [86]86
  Великий голод 1845–1849 годов – одна из крупнейших катастроф в истории Ирландии. В результате этого бедствия население страны сократилось почти на четверть.


[Закрыть]Почти два десятилетия неизвестная болезнь уничтожала урожай картофеля, а потом перекинулась на другие растения, превратив Ирландию в настоящую пустыню. Причина оставалась загадкой, хотя то, что несчастье не перекинулось на Британию, заставляло предположить болезнь почвы. [87]87
  На самом деле это был фитофтороз – самое опасное заболевание картофеля. В реальной истории фитофтороз свирепствовал в Ирландии меньше десяти лет.


[Закрыть]Евгеники, работая совместно с ботаником Ричардом Спрюсом, создали измененные семена и посадили их в дюжине мест, специально отобранных для эксперимента. За несколько часов из семян появились ростки, которые стали расти с совершенно неслыханной скоростью и через две недели полностью созрели, а к концу апреля расцвели и опылились. В течение мая их семена и споры распространились по всему острову, и к началу июля Ирландия превратилась в джунгли.

Опять-таки необъяснимо, но растения ограничились одной Ирландией; в других местах их семена не прорастали. И это была удача, потому что, как и во всех экспериментах евгеников, преимущества сопровождались неожиданным побочным эффектом: новая флора оказалась плотоядной. Эксперимент привел к полной катастрофе: в течение июня и июля погибло более пятнадцати тысяч человек. В одних вонзились ядовитые шипы, других задушили усики, чью-то плоть сжег ядовитый сок, кто-то задохнулся от ядовитого запаха, а в тела самых неудачливых вонзились корни и выпили кровь. Ученые растерялись. Ирландия стала необитаемой. Население сбежало. Тем летом Британию захлестнула волна беженцев. В Южном Уэльсе, в Дартмуре, на Шотландском нагорье и в Йоркшир-Мурзе [88]88
  Дартмур – болотистая местность в графстве Девоншир (Юго-Западная Англия), ныне национальный парк. Йоркшир-Мурз – национальный парк в графстве Северный Йоркшир (Северо-Восточная Англия).


[Закрыть]возникли целые города лачуг и быстро превратились в болезнетворные трущобы, в которых царили грязь, насилие и бедность.

Бёртон представил себе, как премьер-министр сидит и размышляет над двумя отчетами: «Ирландский кризис» и «Дело „Трента“». Дело это началось в прошлом декабре, когда два дипломата конфедератов, Джон Слайделл из Луизианы и Джеймс Мэйсон из Виргинии, отправились в Лондон, надеясь убедить Пальмерстона, что независимая Конфедерация заключит взаимовыгодный торговый союз с Великобританией. Они плыли на британском пакетботе «Трент», когда его перехватил корабль Союза «Сан-Хакинто». Северяне взяли «Трент» на абордаж, без лишних церемоний обыскали его и арестовали посланников. Вся Европа посчитала это возмутительным оскорблением и очевидной провокацией. Разозлившийся Пальмерстон потребовал от Союза извинений. Ожидая ответа президента Линкольна, он приказал сухопутным войскам сконцентрироваться у канадской границы, а флоту Его Величества приготовиться атаковать североамериканские корабли в любой точке мира. Ближе к концу января государственный секретарь правительства Линкольна освободил Слайделла и Мэйсона, объяснив в официальном письме, что захват и обыск «Трента» были полностью легальны и соответствовали морскому закону, хотя и были проведены несколько неуклюже.

Ни в коей мере не смягчившись, лорд Пальмерстон решил проблему гениальным, но крайне опасным способом. Внезапно он созвал весь свой кабинет, ворвался в зал заседаний, хлопнул цилиндром по столу и в бешенстве закричал:

– Не знаю, собираетесь ли вы мириться с этим, но я, черт меня побери, нет!

И военные приготовления продолжились. Премьер-министр распорядился построить двенадцать бронированных пароходов, предназначенных для ведения боев в американских прибрежных водах. Кроме того, были построены шесть новых винтокораблей класса дредноут, с бомбовыми отсеками.

4 июля 1862 года Пальмерстон сделал два заявления. В первом он объявил, что отныне Великобритания находится в состоянии войны с Союзом Линкольна. Второе обещало, что семья любого ирландца, который согласится вступить в британскую армию, будет бесплатно отправлена в один из штатов Конфедерации и в придачу получит двести фунтов подъемных. Одним махом он решил проблему иммигрантов, нашел место для бездомной нации и создал одну из самых сильных и боеспособных армий в мире. Даже Наполеон Третий и Бисмарк, угрожавшие британским интересам в Европе, неохотно признали британского премьер-министра гением, ловким манипулятором и политиком, с которым лучше не сталкиваться на узкой тропинке.

В ответ Авраам Линкольн прислал многословную ноту протеста, которая заканчивалась фразой: «Если вы против Союза – значит, вы поддерживаете рабство!» Лаконичный ответ Пальмерстона вошел в историю: «Пошли вы к черту, сэр!» Ричард Фрэнсис Бёртон от всей души ненавидел рабство. Своими глазами он видел массовое истребление населения, унижение и бедность – глубокие раны, которые оно нанесло Африке. И он не удержался:

– А что насчет торговли рабами, господин премьер-министр?

Правое веко Пальмерстона дернулось. Он забарабанил длинными наманикюренными ногтями по массивному столу из красного дерева:

– Я позвал вас сюда не для того, чтобы обсуждать мою политику.

– Я и не собираюсь этого делать. Просто любопытно узнатьвашу политику в этом вопросе.

– Это невообразимая наглость!

– Вы неверно поняли меня, сэр. В моих словах нет ни вызова, ни неодобрения. Я знаю о резолюции Криттендена-Джонсона, которая утверждает, что армия Линкольна сражается за восстановление целостности и единства Союза, а не за отмену рабовладения. [89]89
  Резолюция такого содержания действительно была принята Конгрессом США 25 июля 1861 года: ее авторы – Джон Джордан Криттенден (сенатор от штата Кентукки) и Эндрю Джонсон (сенатор от штата Теннесси, будущий президент США).


[Закрыть]Я также знаю, что конфедераты собираются продолжать эту грязную торговлю. Так какова ваша позиция?

Пальмерстон шлепнул рукой по столу и крикнул:

– Черт побери! Как вы осмелились спрашивать меня?

Бёртон ответил очень тихим, едва слышным голосом:

– В 1853 году я однажды зашел на арабский рынок. Негритенка или девочку-негритянку можно было купить всего за тысячу пиастров, [90]90
  Примерно 72 грамма золота.


[Закрыть]евнуха – за две тысячи. Девушки из Эфиопии и Кении стоили значительно дороже: их кожа, шелковистая на ощупь, остается холодной в любую жару. Перед продажей рабыням калечат гениталии, чтобы они не могли получать удовольствия от близости с мужчиной. Теоретически, это должно не дать им сбиться с пути истинного. Эти раны…

– Хватит, хватит, я понял вас! – прервал его Пальмерстон. – Очень хорошо, я вам отвечу. Выиграв войну, конфедераты окажутся в долгу перед Британией. И в качестве возмещения я потребую отмены рабства.

– А если они откажутся?

– Тогда я перекрою им морскую торговлю.

– Это большая страна.

– Может быть, это и большая страна, сэр, но за мной стоит целая империя, которая намного больше. И если они хоть на йоту проявят неблагодарность, я, не колеблясь ни секунды, присоединю к ней нашу бывшую колонию.

– Боже мой! – Глаза у Бёртона округлились.

– Империи требуются ресурсы, Бёртон, вот почему вся Европа устремилась в Африку. Но проклятый континент оказался крайне непокорным – возможно, с Америкой нам повезет больше. Очень многие ее части были нашими в прошлом, и все они могут стать нашими в будущем.

– Вы, конечно, шутите?

Пальмерстон еще шире вытянул губы:

– Возможно, вам не хватает воображения, которое необходимо политику.

– Но как вы сумеете оправдаться?..

– Оправдаться?!.. Оправдаться перед кем, сэр?

– Перед избирателями.

Пальмерстон откинул голову и издал смешок, похожий на треск:

– Они уже выбрали меня, Бёртон. И пока я занимаю это место, я буду делать то, что считаю лучшим, нравится это им или нет. [91]91
  В реальной истории премьер-министра Великобритании назначает король или королева.


[Закрыть]

Бёртон изумленно покачал головой:

– Вы, политики, сделаны из другого теста.

Пальмерстон вынул из кармана пиджака серебряную табакерку, щелкнул крышкой, высыпал понюшку табаку на тыльную сторону правой ладони, поднес ее к носу и вдохнул.

– Найдены восемь винтостульев Стэнли.

Бёртон заморгал при внезапном изменении темы и выпрямился:

– Где?

– Около деревни Нтобе, к юго-западу от озера Альберт… [92]92
  Имеется в виду реальное озеро Виктория (из которого вытекает Нил), а не реальное озеро Альберт (на границе Уганды и Демократической Республики Конго).


[Закрыть]

– Укереве Ньянза, [93]93
  Название озера Виктория на языке суахили.


[Закрыть]– поправил Бёртон.

– Называйте как хотите. Их нашел один арабский торговец. Он… извините меня… – Пальмерстон отвернулся и смачно чихнул, потом посмотрел на Бёртона левым глазом; правый, повернувшись в глазнице, уставился в потолок. – Он привез их Кристоферу Ригби, нашему консулу в Занзибаре.

– А сам Стэнли?

– Ни единого следа. Газетчики уже изловили вас?

– Нет. Я вернулся только вчера. Если кто и поймал меня, то только бессонница.

– «Таймс», «Глоб» и «Империя» призывают к новой экспедиции – миссии спасения. Все они сошлись на том, что есть только один человек, который в состоянии возглавить ее.

– И кто же?

– Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон.

Бёртон сжал зубы. Потом прочистил горло:

– Тогда я начинаю подготовку…

– Нет. Вы заняты.

– Но, конечно, я…

– Я запрещаю: вы выполняете поручение самого короля – вы нужны здесь. Я поговорил с сэром Родериком Мурчисоном: по его рекомендации правительство профинансирует экспедицию Бейкера и Петерика.

Бёртон зло посмотрел на Пальмерстона и промолчал.

– Кстати, о винтостульях, – продолжил премьер, не обращая внимания на выражение лица исследователя: – Его Величество приказал передать вам второй, для мистера Суинберна. Наш монарх был весьма впечатлен тем, как юный поэт помог вам разгадать загадку Джека-Попрыгунчика.

– Благодарю вас, милорд.

– Вы получите его на этой неделе.

Премьер протянул руку вытащил из ящика стола пачку документов и, слегка смущенно, надел пенсне; скрытый дымчатыми линзами правый глаз скользнул на место. Пальмерстон уставился в бумаги.

– Ваш ужасный почерк резко улучшился, – заметил он. – Похоже, теперь я смогу читать эти отчеты, не напрягаясь.

– Я использую пишущую машину.

– Неужели? Не знал, что подобная штуковина существует. Н-да, вы были заняты этим летом: «Дело вампиров на Тоттенхем-Корт-роуд», «Человек, который прыгнул», «Тайна сестер милосердия», «Загадка вежливого болтуна»… Вы заработали свой гонорар, хоть я и не в восторге от вашей привычки называть отчеты так пышно: это ведь правительственные документы, а не бульварное чтиво. Впрочем, в остальном я очень доволен вашей работой. – Он посмотрел на Бёртона поверх очков: – А что там с делом Тичборна? Почему я до сих пор читаю о нем в утренних газетах? И что вы делали за морем последние три недели?

Бёртон выудил из кармана пиджака чируту.

– Вы не будете против, сэр, если я закурю?

– Буду.

Королевский агент с тоской посмотрел на манильскую сигару и вспомнил о деле Тичборна. Начиная с апреля он работал над другими делами, не упуская из виду ни Претендента, ни Кенили. Но с конца сентября события помчались на всех парах.

…Пар. Боже мой! Для Бёртона дело Тичборна никогда не ассоциировалось с паром. Но всё лето Лондон, погруженный в белый горячий дым, который был так не похож на «лондонский особый», [94]94
  Густой туман, характерный для Лондона. Название происходит от сорта мадеры «лондонская особая».


[Закрыть]напоминал турецкую баню. Впрочем, лондонцы страдали не только от необычно жаркой погоды: технологистов охватила творческая лихорадка. Секта евгеников упростила и усовершенствовала процесс выведения гигантских насекомых, и с этими созданиями экспериментировали инженеры. В мае Изамбард Кингдом Брюнель объявил о том, что он жив, чем вызвал удивление и радость у британского общества. Своим голосом, похожим на звон колокольчика, он объявил: «Я не могу покинуть устройство, поддерживающее мою жизнь, но мне надоело отшельничество, и я решил осуществить несколько новых инженерных проектов. Благодаря достижениям наших коллег-евгеников становятся доступны всё новые и новые методы передвижения, и я с полной уверенностью заявляю, что вскоре колесо останется в прошлом!»