Текст книги "Таинственная история заводного человека"

Автор книги: Марк Ходдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

– Каламбур? Уот из ит? [187]187
  Что это такое? (англ.)


[Закрыть]

– Я имею в виду Ричарда Спрюса, евгеника: он изменил растения и тем самым вызвал опустошение Ирландии, за чем последовало его бегство в Германию вместе со многими другими евгениками.

– Ну, да.

– А что с Глазами, Григорий? Ты сказал, у тебя есть один?

– По ходу войны камень из Камбоджи и камень из Африки использоваться для… э-э… райзинг? [188]188
  Повышение (англ.).


[Закрыть]

– Расширения.

–  Йес…расширения сознаний. У меня африканский Глаз. У Германии – другие. А южноамериканский – ноу:в мое время его так и не нашли. Я заставлять Блаватская искать его.

– И это привело ее к Тичборнам. Итак: африканский камень был найден, верно? Очень интересно.

– Найден тобой.

– То есть?

– Не иметь значения. Я это меняю: ты умирать сегодня!

– И не подумаю!

– Поздравляю тебя, май фрэнд, – мерзко рассмеялся Распутин, – ты меня очень… хм-м… впечатлить! Речь ты давать Блаватской – очень интересно: никто не мочь сделать будущее, какое хотеть. Может быть, правда. Но я, Григорий Распутин, ужев будущем! Как бы я ни изменять прошлое – я естьв будущем. А ты – умирать. Ты – ненаходить африканский Глаз. Однако я имею африканский Глаз. Это… хм-м… большой парадокс, йес?

– Вот ведь какая интрига, – задумчиво сказал Бёртон. – Эдвард Оксфорд отправился в собственное прошлое и случайно стер себя из будущего – ты же хочешь изменить прошлое, оставаясьв будущем. Независимо от того, что́ произойдет здесь,последствия никогда не будут угрожать твоему существованию там:иначе каким образом ты смог бы влезть сюда? – Королевский агент подошел ближе к черному алмазу. – Наверное, ты чувствуешь себя непобедимым? – спросил он.

– Никто не мочь остановить меня!

– Неужели? – Бёртон протянул руку к камню. В то же мгновение его рука окостенела.

–  Йес,мой враг, даже ты! Теперь, когда жизнь Блаватской кончаться, я завладеть твой. Ты очень близок к премьер-министру, йес?Очень хорошо: через тебя я убью Пальмерстона!

Сверкающее бесформенное привидение отделилось от разбитого черепа Блаватской и заскользило вниз по серым полосам, сотканным из ее волос и мозга. Бёртон сумел только пошевелить губами:

– Может, я и не могу остановить тебя, Григорий, зато могу предостеречь: держись подальше от Глаза!

В его сознании зазвучал голос с русским акцентом:

«И не подумаю! Алмаз – это будет… родуэй?» [189]189
  Дорога (англ.).


[Закрыть]

– Мост.

« Йес.По нему я войду в тебя!»

Призрак подлетел к алмазу и втянулся в него. Из камня вышло длинное щупальце энергии и потянулось к Бёртону, холодные пальцы сжали его мозг. Напрягшись, королевский агент сумел повернуть голову и посмотреть на своего слугу:

– Сейчас самое время!

Заводной человек с Трафальгарской площади сбросил с себя притворную неподвижность, кивнул головой, похожей на банку, протянул механическую руку и сорвал Глаз Нага с постамента из эктоплазмы.

«Что? Игрушка двигается?»

Реакция Распутина вызвала взрыв энергии эктоплазмы. Волна загадочной субстанции пронеслась по помещению, ударила в грудь Бёртону и обхватила всё его тело. Он закричал от боли и упал на колени. Шторм слегка успокоился, но волны эктоплазмы продолжали биться в стены библиотеки.

«Почему я не мочь остановить его? Такие штуки не работать рядом с Распутин, если я не разрешать им!»

Бёртон встал на ноги.

– Блаватская случайно выдала твою тайну, Григорий. Она показала мне свое видение будущего, и я увидел твой трюк в приемной: револьверы испортились как раз в тот момент, когда британские агенты напали на тебя. И я задал себе вопрос: боится ли эта женщина убийц? Ответ: нет, не боится. Из этого я заключил, что остановила часы, ослабила пружины и заклинила курки револьверов вовсе не она.

«Но ведь это заводная машина, йес?Как же она работает?»

– Силой воли. Позволь представить тебе философа Герберта Спенсера – одного из самых замечательных интеллектуалов, которых я когда-либо встречал в своей жизни!

«Человек? Это не человек!»

– Телесно – нет. Но в момент его смерти рядом с ним были семь фрагментов камбоджийского камня – и его интеллект запечатлелся в них. Сейчас эти фрагменты вставлены в бэббидж – устройство, предназначенное для работы с информацией, которую они содержат. Другими словами, ты видишь перед собой разумную машину. Она обладает силой воли, вполне достаточной, чтобы сопротивляться твоим попыткам помешать ей работать, и может делать намного больше. Ты знаешь легенду о Кумари Кандам?

« Ноу!Прекрати говорить! Положи камень обратно!»

– Глаз разбил тот, кто обладал абсолютно упорядоченным сознанием. Когда это произошло, все сознания, проникшие в камень раньше и собравшиеся внутри него в единый сверхразум, были уничтожены.

«Что за чушь, май фрэнд?»

– Это событие до сих пор запечатлено в Поющих Камнях как воспоминание. И если достаточно мощный интеллект – как, например, у философа, заключенного в этих семи камнях, – сможет сосредоточить свое воспоминание на другом Глазе, то… Я полагаю, ты знаешь, что такое резонанс?

«Ноу! Ноу!»

– Что касается именно этих камней, только эквивалентность может привести к разрушению. Давай посмотрим, прав ли я. Герберт, прошу!

Заводной философ не пошевелился, но внезапно эктоплазма на стенах и на потолке потускнела, а алмаз в его металлической руке ярко вспыхнул: разряды энергии, змеящиеся по стенам, изогнулись вовнутрь и устремились к граням камня. Его мягкое гудение стало усиливаться и углубляться, пока не покинуло пределы человеческого слуха. Бёртон почувствовал себя так, словно чьи-то невидимые руки прижались к его ушам, и под его черепом яростно затрепетал голос Распутина:

« Ноу!Не делать этого! Дай мне уйти! Дай уйти, май фрэнд,я возвращаться в мое время!»

– Слишком поздно, Григорий. Однако посмотри и на светлую сторону: ты добился своего, ушел от убийц. И убьет тебя – невода!

Внутри алмаза замелькали крошечные частички. Появление каждой из них сопровождалось слабым звуком тинк,и Бёртону показалось, будто что-то распадается на куски, однако, как он ни всматривался, никаких подробностей различить не мог. Краем глаза он заметил, как быстро они заполонили библиотеку, но, обернувшись, не увидел больше ничего.

«Что это за ящерицы? Убирайтесь от меня! Прогони их! Когти! Они вонзать в меня когти! Ноу! Ноу!»

Эфирная энергия билась в камень, становилась всё более интенсивной: она змеилась по полу, хлестала и шипела по стенам и потолку.

– Большинство людей называют их феями или эльфами, – сказал Бёртон умирающему русскому. – Это остатки древней расы: сохранившиеся воспоминания. Нам, людям, трудно понять их природу: мы склонны считать их созданиями мифическими. Но, конечно, в России ты не слышал про фей, не так ли? Ведь в вашем фольклоре их нет.

«Они разрывают меня на куски!» – кричал Распутин.

– Неужели? А вот я полагаю, что ты просто возвращаешься назад. Это единственное, чему я научился у тебя, Григорий: поврежденные воспоминания можно восстановить. Кроме того, ведь всё это уже в прошлом, верно?

«Ноу! Ноу!»

Распутин взвыл в агонии. Ужасающий вопль как копье пронзил голову Бёртона. Он зашатался и стиснул зубы: из носа у него хлынула кровь. Спенсер повернул латунную голову.

– Нет! – сумел выдохнуть Бёртон. – Не останавливайся!

Зазубренная линия блестящего синего света вырвалась из расколовшейся грани Глаза, окружила королевского агента и подняла его в воздух. Он повис, беспомощно дергаясь. Под кожей лопнули капилляры, закапала кровь. Взвилась эфирная молния, ударила его о потолок, потом бросила на пол, где он и остался лежать, захваченный шипящим разрядом: эфирная энергия потихоньку стекала с него. Мука стала настолько нестерпимой, что рассудок Бёртона, казалось, отделился от тела. Боль тут же утихла, но легче не стало. В то же мгновение сознание королевского агента заполнилось смертельной болью «Безумного монаха», умершего в тот момент, когда камень разлетелся на куски. Это было уже слишком, даже для Бёртона: мир опрокинулся, скользнул прочь, потемнел и исчез.

Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон был мертв. Он знал это, потому что не чувствовал ничего. Окружающий мир и все его ощущения исчезли. Он ничего не хотел; не было ни прошлого, ни будущего – только покой.

Металлический палец ткнул Бёртона в ребра. Он открыл глаза, ожидая увидеть оранжевый свет, мигающий под крышей палатки. Но увидел он снег. Бёртон сел. Нет, это был не снег: с потолка библиотеки падали хлопья мертвой эктоплазмы и исчезали, не успевая долететь до пола.

Бёртон с трудом встал на ноги, вынул из кармана носовой платок и отер кровь с лица. Раздался громкий треск: это упал труп Блаватской. Ударившись о постамент, он разбил его, превратив в облако пыли.

Отвернувшись от разбитого черепа и изуродованного тела, Бёртон увидел Спенсера, стоявшего рядом. Латунный человек протянул руки, сложенные чашечкой. Королевский агент посмотрел на них и сосчитал:

– Ровно семь. Это всё?

Латунный человек кивнул.

– Сохрани эти чертовы штуки у себя, ладно? У меня от них болит голова. Пошли отсюда. И, Герберт…

Латунная голова посмотрела на него.

– Спасибо!

Высвободив стул из-под крошащегося и быстро исчезающего холма эктоплазмы, Бёртон с его помощью пробился сквозь субстанцию, превратившуюся в известь и загораживавшую дверь с коридором за ней. Медиумический материал невероятно быстро переставал существовать, и, когда они спустились на нижний этаж «Венеции», полностью исчез. Они вышли на затопленный смогом и странно тихий Стрэнд. Голова Бёртона закружилась, он покачнулся и ухватился за своего спутника.

– Подожди, – пробормотал Бёртон.

Опомнившись, он увидел лица Суинберна и Траунса, с тревогой глядевшие на него.

– Я был без сознания?

– Олух! – чирикнула Покс, сидевшая на плече у поэта.

– Несомненно, – ответил Траунс. – Лорд Нельсон вынес тебя из тумана. Как наш враг?

– Мертв. Представление окончено. Но это не Лорд Нельсон. Дай-ка мне руку!

Траунс протянул руку и поднял Бёртона на ноги.

– Не Нельсон? – удивленно спросил он. – Другое устройство?

Покс перепрыгнула с плеча Суинберна на голову заводного человека и просвистела:

– Великолепный красавец!

– Что-что? – нахмурился Траунс.

– Нет времени объяснять, старина, достаточно сказать, что сэр Чарльз Бэббидж был гением!

– Нет времени? Но ты вроде сказал, что Блаватская мертва?

– Да. И Распутин тоже. Мне надо идти. Я должен кое-кого повидать, прежде чем упаду в кровать и засну на неделю!

– Можно мне с тобой, Ричард? – обеспокоенно спросил Суинберн.

– Нет, Алджи: этоя должен сделать один. Не одолжишь ли мне пару твоих камней? – спросил Бёртон, обернувшись к латунному философу. Спенсер уронил два камня в протянутую руку королевского агента. Тот сунул их в жилетный карман и исчез в тумане.

– Эй! – крикнул Траунс вслед исчезающей фигуре. – А кто такой этот Распутин?

– Дай Герберту ручку и бумагу, – послышалось издали, – он всё тебе напишет.

Траунс поскреб затылок и пробормотал:

– Он победил Блаватскую и прекратил всю эту чертовщину, но, клянусь Юпитером, выглядит ли он счастливее хотя бы на один пенс?

Смог стал еще гуще. Бёртон пробрался сквозь трупы и обломки, по дороге коротко приветствуя констеблей, свернул со Стрэнда, прошел по Хеймаркету и пересек площадь Пикадилли. Было где-то пять или шесть утра, и он ждал, когда зазвонит Биг-Бен, небо над головой слабо светилось, сквозь мрак пытался пробиться рассвет.

Огромный город молчал. Бёртон шел по Риджент-стрит, мимо разбитых окон и выпотрошенных магазинов, и никак не мог избавиться от ощущения, что мир вокруг него рушится, распадается на куски. Восстание закончилось. Блаватская умерла. Разум Распутина разлетелся на куски, и настоящее освободилось от его мрачного влияния.

Тем не менее что-то было неправильно. Глубоко неправильно!

Струи тумана кружились вокруг Бёртона, приглушая шаги. Он оказался на Оксфордской площади и свернул налево. На него обрушилось нестерпимое отчаяние – точно такое же, как тогда, в Адене, после возвращения с центральноафриканских озер. Несмотря на все усилия, он никак не мог избавиться от чувства, что работа не закончена.

– Что это? – пробормотал он. – Почему я чувствую себя так, словно потерпел поражение?

Он вышел на Вир-роуд и остановился перед узким зданием, сгорбившимся между скобяной лавкой и Музеем анатомии. Рядом с блестящей желтой дверью было высокое окно с синей занавеской. Изнутри к нему был прикреплен лист бумаги с объявлением, написанным размашистым почерком:

«Несравненная ГРАФИНЯ САБИНА, потомственная ясновидящая и пророчица.

Предскажет будущее, угадает мысли, сделает тайное явным, вернет любовь, поможет сохранить семью, снимет порчу и сглаз.

Стопроцентная гарантия успеха!

Прием с 11 утра до 2 дня и с 6 до 9 вечера.

Добро пожаловать!

Подождите в приемной – вас пригласят».

Бёртон взглянул на свое отражение в окне. Всё его жесткое лицо было усеяно красными и фиолетовыми порезами.

– Ничто из этого не твоя работа, – сказал он, – но Случай бросил тебя в гущу событий. И теперь ты должен сыграть свою роль до конца.

Он посмотрел на объявление.

Пророчица.

Он наклонился и оперся лбом о холодное стекло.

Африканский Глаз будет найден.

Внезапно он задохнулся и начал судорожно ловить ртом воздух.

Найден тобой.

– Бисмалла! – выдохнул он. – Да пропади оно всё пропадом!

На другой стороне улицы он заметил кафе, почему-то открытое в столь ранний час. Бёртон подождал, пока дыхание успокоится, пересек улицу, вошел и попросил кофе.

– Ты первый чертов посетитель за последние несколько дней! – сказал владелец, с любопытством разглядывая избитое лицо Бёртона. – Как насчет домашних гренок с маслом, приятель?

– Было бы замечательно. Благодарю!

Королевский агент сидел, попивая кофе и жуя гренки, пока не встало солнце; даже сквозь туман он увидел верхнее окно дома на противоположной стороне. Потом подождал еще три четверти часа, вышел из кафе, пересек улицу и постучал в дверь. Никого. Он постучал снова. Наконец графиня открыла дверь; на ней был длинный темно-синий халат.

– Прошу прощения, графиня Сабина, – сказал он. – Я знаю, что сейчас слишком рано.

– Капитан Бёртон, бог мой, что с вами случилось? Не попали ли вы под одну из этих ужасных многоногих карет?

Бёртон криво улыбнулся:

– Что-то в этом духе, графиня. Мне нужен ваш талант: речь идет об одном очень важном деле.

Какое-то мгновение она смотрела на него бездонными глазами, потом кивнула и отступила в сторону. Он вошел, проследовал за ней по короткому коридору через дверь, завешенную толстым бархатным занавесом, и очутился в приемной. Пахло благовониями сандалового дерева. Вдоль стен, ничем не украшенных, стояли деревянные стулья. Оттуда они прошли в другую комнату, поменьше: здесь мебели почти не было, но вдоль стен поднимались полки, на которых стояли эзотерические амулеты и талисманы. Над круглым столом в центре комнаты низко висела неяркая лампа. Графиня поднесла спичку к ее фитилю, потом села. Бёртон сел напротив. Он облизнул губы и сказал:

– Я… я боюсь.

Она молча кивнула. Потом посмотрела сквозь него и едва слышно прошептала:

– Цикл завершен. Настало время изменений. Приближается война.

– И я должен сыграть свою роль.

– Да.

– Я чувствую себя… не на своем месте.

– Да. Это не тот путь, который вам предначертан.

– Чей-то другой?

– Нет. Мы живем в странном мире, капитан, но скоро он станет еще страннее. Для вас обоих.

– Обоих? Вы имеете в виду моего помощника?

– Обоих вас,капитан.

– Объясните!

– Я… я не могу. Не знаю как. Прошу прощения. Но я чувствую… я чувствую, что вы разделитесь.

– Очень странно, – ответил Бёртон. – Но я действительно часто чувствую себя разделенным, особенно во время малярии. Я не знаю, что это означает.

– И я. Но… каким-то образом я знаю: от этого зависит всё.

Бёртон наклонился, и его брови взлетели:

– Что?

Графиня тряхнула головой и пожала плечами:

– Больше я ничего не могу сказать.

Наступило глубокое молчание. Они долго глядели друг на друга, пока предсказательница не прошептала:

– Зачем вы пришли ко мне, капитан?

Бёртон потер воспаленные глаза. Боже, как он устал! Положив изрезанные шрамами ладони на стол, он посмотрел на них и ответил:

– Графиня, будущее принимает свою форму благодаря прошлому и настоящему. Ни прошлое, ни настоящее не должны принимать форму в зависимости от будущего. Тем не менее в двух случаях – я знаю по меньшей мере о двух таких случаях – люди тянулись назад и вмешивались в ход событий. Сколько вреда они принесли? Нам надо ответить на этот вопрос. Я хочу заглянуть в то будущее, каким ему положено быть.

– Изначальная история? Невозможно.

– Отчего же? Ведь если мы идем по дороге «А», разве это означает, что дорога «Б» перестала существовать?

– Нет… но, хоть я и чувствую второй путь, я не могу его увидеть! Мы слишком далеко ушли от развилки – это за пределами моих способностей.

Бёртон сунул руку в карман.

– У меня кое-что есть. И это усилит ваши способности.

Он положил на стол два черных камня.

Они издавали негромкое гудение.

Глава 15
ДРУГОЕ БУДУЩЕЕ

«ФРАКЦИЯ

технологистов объявляет о немедленном прекращении всяческих сношений с членами секты евгеников, получающими дотации от правительства Пруссии.

Технологисты осуждают всех ученых и исследователей, которые встали на этот путь.

Евгеники, оставшиеся верными Британии, отрекаются от своих бывших коллег и желают теперь именоваться

ГЕНЕТИКАМИ.

Мы вновь подтверждаем свою приверженность заветам нашего мудрого предводителя —

Изамбарда Кингдома Брюнеля.

Технологисты останутся верны великой Британской империи!»

Пропаганда технологистов

– Медиумической силы не существует.

Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон дал этому утверждению немного повисеть в воздухе, а затем продолжил:

– В викторианской Британии – так я называю наше время, каким оно было бы, если бы не вмешался Эдвард Оксфорд, – астральные тела, чтение мыслей, эфирная энергия и спиритизм считаются, с научной точки зрения, в высшей степени невероятными. По всей видимости, всё это вообще полная чушь.

Королевский агент сидел во главе длинного стола в Главном зале Букингемского дворца. Кроме него за столом были еще девять человек: евгенически измененный премьер-министр лорд Пальмерстон; военный министр сэр Джордж Корнуолл Льюис [190]190
  Джордж Корнуолл Льюис (1806–1863) – канцлер казначейства (1855–1858), министр внутренних дел (1859–1861) и военный министр Великобритании (1861–1863).


[Закрыть]с хищным лицом; канцлер казначейства Уильям Гладстон, постоянно отводящий глаза; седобородый министр иностранных дел лорд Джон Рассел; [191]191
  Джон Рассел (1792–1878) – министр иностранных дел (1859–1865) и дважды премьер-министр Великобритании (1846–1852, 1865–1866). Дед Бертрана Рассела.


[Закрыть]первый лорд Адмиралтейства Эдвард Сэймур, [192]192
  Эдвард Адольф Сэймур (1804–1885) – уполномоченный по делам лесничества (1849–1851), первый лорд Адмиралтейства (1859–1866).


[Закрыть]выглядящий несчастным; рыжеволосый поэт-извращенец Алджернон Суинберн; надменный главный комиссар Скотланд-Ярда сэр Ричард Мэйн; заводной философ Герберт Спенсер и паровой инженер Изамбард Кингдом Брюнель. Безо всякой тени сомнения можно утверждать, что королевская резиденция никогда не видела более странного собрания. Еще один человек участвовал в нем удаленно. Над столом висел аппарат, похожий на причудливый канделябр: его слуховые трубки и линзы служили монарху ушами и глазами; кроме того, они всякий раз поворачивались к говорившему. Монарх жил затворником. Из всех присутствующих только Пальмерстон иногда встречался с ним лицом к лицу.

– То, что вы сказали, не имеет смысла, сэр Ричард, – прозвонил Брюнель, – изменение хода истории не способно изменить законы физики. Чем бы ни была эта энергия, она безусловно существует.

– Как ты убедился сам, – заметил Суинберн, взглянув на желтоватые шрамы своего друга.

– Она существует здесь, – возразил Бёртон, – но нев викторианское время.

– Неужели ваша ведьма видела всё с такой ясностью? – спросил Пальмерстон.

– Да, господин премьер-министр, хотя она не ведьма, а ясновидящая. Кстати, при помощи всего двух черных алмазов ясновидение графини Сабины усилилось до невероятной степени.

– Тогда в чем причина расхождения?

– Камни, сэр. Глаза Нага.

– То есть?

– Как вы знаете, в 1796 году сэр Генри Тичборн нашел в Чили черный алмаз и спрятал его под Карачками в Тичборн-хаусе. Если бы время не исказилось, то алмаз остался бы там вплоть до 2068 года, когда это здание снесут. Через сто тридцать лет Эдвард Оксфорд разрежет этот алмаз на куски, которые потом использует для создания машины времени.

– Клянусь святым Иаковом! – воскликнул сэр Ричард Мэйн. – Как далеко в будущее может заглянуть ваша графиня?

–  Альтернативное,то есть первоначальноебудущее она видит ясно вплоть до конца столетия. Последующие события она тоже видит, но намного более смутно. Однако если речь идет о некоторых особых предметах, вроде черных алмазов, то она способна проследить их путь намного дальше – правда, в ущерб себе: надо сказать, последнее проникновение в будущее совершенно истощило ее, и духовно, и физически. Думаю, за такую работу ей не помешала бы небольшая компенсация от правительства.

– Отлично! – воскликнул Пальмерстон. – Теперь я должен нанять эту чертову волшебницу! Продолжайте, капитан.

Прочистив горло, Бёртон взглянул на повернувшийся к нему канделябр.

– Итак, Эдвард Оксфорд вернулся в 1840 год, а оттуда запрыгнул еще дальше, в 1837-й, и создал парадокс, ибо теперь одни и те же осколки южноамериканского камня существовали одновременно – и в его машине времени, и в поместье Тичборна. Между ними возник резонанс, а поскольку все три Глаза Нага являются кусками одного аэролита, то камбоджийские осколки тоже «запели», в результате чего их и обнаружили. Держу пари, что африканский алмаз, где бы он ни находился, тоже «поет». Сокровище Тичборна находилось под землей, а значит, никто не мог слышать гудения камня, однако его эманации часто вызывали колебания определенной струны у пианино в родовом замке: сипод средним до.

– Удивительно, – проворчал Корнуолл Льюис, – человек появляется в Лондоне, а в Хэмшпире, в Камбодже и, возможно, в Африке звучат серенады в его честь!

Бёртон кивнул:

– Да, господин министр, удивительно. Но это только половина истории. Я провел несколько дней в Британской библиотеке, исследуя ясновидение. Знаете ли вы, когда впервые была неопровержимо продемонстрирована медиумическая энергия?

– Просветите нас, сделайте одолжение.

– В 1837 году. За последующие шесть лет были отмечены еще несколько случаев, и все они совпадают с теми периодами, когда Джек-Попрыгунчик появлялся в нашем времени. Позже, вплоть до прошлого года, никаких документально подтвержденных свидетельств нет. Мы знаем, что он прыгнул из 1843 года прямо в 1861-й. С того времени алмазы, находящиеся в его костюме, остаются здесь, и за последние двенадцать месяцев было продемонстрировано множество случаев подлинного ясновидения.

– То есть вы полагаете, что резонанс алмазов пробуждает в человеческом мозгу некую силу, которая в противном случае остается спящей? – прозвонил Брюнель.

– Это предмет для научного исследования, – ответил Бёртон. – Но, по-моему, эфирная энергия и всё что ей сопутствует – действительно продукт человеческого организма, а резонанс камней ее стимулирует.

Спенсер что-то написал в тетради и поднял ее перед собой. На листе было всего одно слово: «Эволюция?»

Бёртон пожал плечами.

– Черт побери! – воскликнул Пальмерстон. – Если всё, что вы сказали, правда, тогда этот треклятый Распутин никогда не сунул бы нос в наши дела, не опереди его Оксфорд еще раньше! Неужели мы так уязвимы для всякого сумасшедшего из будущего?

– Похоже на то.

В зале повисло тревожное молчание. Наконец его оборвал Эдвард Сэймур:

– И Пруссия?

– Да, – сказал Бёртон. – Графиня видела и это.

В кабинете повисла очередная пауза.

– Расскажите! – тихо велел Пальмерстон.

– Мировая война начнется примерно через пятьдесят лет. Действия Оксфорда приблизили ее по меньшей мере на десятилетие.

– Иисус Христос!

– Графиня описала последующие события. Вот что нас ожидает…

Весь следующий час сэр Ричард Фрэнсис Бёртон описывал будущую историю. Он рассказал королю, политикам и своим товарищам, как исход евгеников в Пруссию позволил этому королевству подчинить себе Германский Союз и объединить всех немцев. Как Бисмарк обезопасил южную границу новой страны, объявил войну Франции и победил Наполеона Третьего, используя биологическое оружие, созданное из смертельно опасных растений, которые захватили Ирландию. Он обрисовал гонку вооружений, развернувшуюся между технологистами Британской и евгениками Германской империй, а также поведал о появлении Фридриха Ницше – политика и мистика, свергнувшего Бисмарка, и об агрессивной колониальной политике Германии, которая неизбежно вызвала мировой конфликт.

Когда Бёртон закончил, в зале воцарилось тягостное молчание. Политики не могли скрыть своего ужаса. Даже совершенно невыразительное лицо Пальмерстона каким-то образом отразило в его глазах трепет. Минута шла за минутой. Наконец с потолка раздался голос, усиленный рупором:

– Сделайте мне другое будущее!

Все переглянулись.

– Я немедленно засажу своих людей за работу, – прозвенел Брюнель, – мы усилим наш флот, построим воздушные корабли, создадим новое оружие.

– Хорошая мысль! – согласился Корнуолл Льюис.

– Великолепная! – поддержал его Эдвард Сэймур.

– Решительно не согласен! – воскликнул Гладстон, который всё это время тщательно избегал встречаться взглядом с Бёртоном и Суинберном. – Откуда мы возьмем деньги на столь амбициозные проекты?

– Это непрактично и невозможно, – согласился с ним лорд Рассел. – Мы только что чудом избежали революции. Если мы повысим налоги, то новая революция начнется безо всяких русских.

– Кроме того, – добавил Пальмерстон, – весь чертов мир скажет, что я разжигаю войну. Гонка вооружений только ускорит начало конфликта!

Спенсер поднял лист с одним словом: «Дипломатия».

– С немцами? – хмыкнул Корнуолл Льюис.

– У меня есть мысль, – сказал Алджернон Суинберн.

Пальмерстон резко встал, опрокинув стул, потом заложил руки за голову и стал ходить по залу взад-вперед.

– Что с союзниками, Бёртон? – рявкнул он. – Ваша волшебница нашла кого-нибудь, кому можно доверять?

– Нет. Думаю, мы должны рассчитывать только на самих себя. Господин премьер-министр, у Алджи великолепно развита интуиция. Я предлагаю…

– Нет, нет и нет! Это совершенно неприемлемо! Я не собираюсь войти в историю как человек, который потерял империю!

– При условии, что, когда это случится, вы всё еще будете премьер-министром, – прошипел сквозь зубы Ричард Мэйн.

– Предлагаю выслушать Суинберна, – закончил Бёртон. Но его слова пропали втуне, потому что Пальмерстон буквально взорвался от гнева. Он ударил ногой стул, грохнул бокалом по столу и завопил во весь голос. Тем не менее, несмотря на дикий безумный взгляд, его восковое лицо выражало такое же бесстрастие. Все остальные ждали, пока вспышка его гнева пройдет. Минуты через три премьер-министр внезапно успокоился, словно из него выпустили пар. Какое-то время он стоял и тяжело дышал, глядя на остальных; щеки его, обычно белые, покраснели от стыда.

– Блаватская использовала алмазы, чтобы усилить свои медиумические способности, – пропищал Суинберн. – Ричард тоже использовал их, чтобы усилить способности графини Сабины.

– И что с того? – Пальмерстон бессмысленно посмотрел на поэта-коротышку.

– Я просто предполагаю, что, собрав все три алмаза вместе, мы сможем победить. Например, соберем одаренных медиумов и увеличим их силу с помощью этих камней. Мы сумеем внедриться в сознание наших противников, разгадаем их планы и начнем против них магическую войну – при этом сами они даже не поймут, что война вообще началась.

У Пальмерстона открылся рот.

– Говорил я вам, что его стоит послушать! – заметил Бёртон.

Премьер-министр часто замигал, выдохнул сквозь зубы и вытащил из кармана табакерку. Исполнив свой обычный ритуал и, как всегда, оглушительно чихнув, Пальмерстон уставился на поэта здоровым глазом; другой, искусственный, сводя с толку, глядел вверх.

– Мистер Суинберн, вы проклятый Богом чертов гений! – Потом он посмотрел на Бёртона: – Африканский камень?

– Добыть его будет очень непросто, – задумчиво сказал исследователь. – Сама по себе Африка далеко не сахар, но, как мы знаем, именно в той области, где, вне всякого сомнения, находится алмаз, не может летать ничего. Это заставляет меня предположить, что там действует некая сила, которая влияет на машины примерно тем же способом, каким Распутин портил револьверы.

– То есть кто-то стережет Глаз?

– Кто-то. Или что-то. Но есть еще одна трудность.

– Какая же?

– Скорее всего, именно сейчас лейтенант Джон Спик готовит прусскую экспедицию в эту область Африки.

Сдвинув цилиндр набекрень и помахивая тростью, сэр Ричард Фрэнсис Бёртон шел по Глостер-плейс. Мимо, выбрасывая струю пара, пронесся фольксваген. Маленький мальчик на заднем сиденье озорно взглянул на Бёртона и показал ему язык. Королевский агент в ответ зарычал, сделал страшные глаза, надул щеки и продудел: тру-ту-ту.Малыш радостно засмеялся и махнул ручкой. Лошадь шарахнулась от паронасекомого и перевернула овощной ларек: картошка с луком посыпались на мостовую и запрыгали по булыжникам. Крики и ругательства понеслись вслед гигантскому жуку, который завернул за угол и скрылся из виду.

– Эй, красавчик, – промурлыкала из дверного проема проститутка, – не хочешь ли немного перепихнуться?

Бёртон подмигнул ей, бросил двухпенсовик, но не остановился. Паролошадь, ехавшая впереди, внезапно взревела, свернула вправо и врезалась в стену таверны. Пожилой мужчина, сидевший за мотором, выскочил из кэба и закричал:

– Черт побери, приятель! Да ты меня в могилу загонишь!

– Чертова задняя ось, босс! – объяснил кэбмен. – Третий раз за эту неделю!

Бёртон повернул на Монтегю-плейс.

– Эй, кэп! Ну как, крутитесь?

– И весьма неплохо! Спасибо, мистер Граб. Как ваш бизнес?

– Ужасно!

– Скоро созреют каштаны, и, я уверен, дела пойдут лучше.

– Хрен его знает, кэп. Может, и так. Видели его милость?

– Премьер-министра? Да, меня позвали.

– Ну, надеюсь, вы сказали ему, что простой народ почти дохнет от голода?

– Я всегда упоминаю об этом, мистер Граб.

– А он даже яйца не почешет! Чертовы политики!

– Другая порода, – заметил Бёртон.

– В этом вся суть, кэп! – Они помолчали, пока над ними с шумом пролетал винтокорабль. Мистер Граб приложил ладонь к глазам и посмотрел на огромное судно. – Что там написано на дне? – крикнул он.

– Трудно рассмотреть, не так ли? – заметил Бёртон, зная, что уличный торговец не умеет читать. – Вроде бы так: «Начни новую жизнь в Индии! Простор, специи, солнце – и весь чай, который ты сможешь выпить!»

Могучий корабль скрылся за крышами домов.

– Сами-то вы были в Индии, а, кэп? Что скажете?

– Всё это довольно привлекательно.

– Только не для меня! Нет ничего лучше маленького уголка моей старой доброй Англии! Черт побери, но ведь есть же у меня свой клочок земли! А что еще человеку надо?

– Именно так, мистер Граб! Доброго вам дня.

– И вам, кэп, – сказал мистер Граб, коснувшись козырька своей кепки.

Бёртон пошел дальше. Подойдя ко входной двери, он услышал громкий мальчишеский голос: