Текст книги "Таинственная история заводного человека"
Автор книги: Марк Ходдер
Жанр:
Детективная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
Марк Ходдер
Таинственная история заводного человека
Злобность одного человека может стать проклятием человечества
Посвящается
ЙОЛАНДЕ ЛЕРМА
БЛАГОДАРНОСТИ
Я от души благодарен Роану Мак-Уильяму, чья замечательная книга «Претендент Тичборн: викторианская сенсация» (издательство «Hambledon Continuum», 2007) обеспечила меня материалом, песнями и цитатами.
Джордж Манн, Лу Андерс и Эмма Барнс – вы все настоящие легенды! И я не могу найти слов, чтобы выразить свою благодарность Майклу Муркоку.
В своей предыдущей книге «Загадочное дело Джека-Попрыгунчика» я чрезвычайно вольно обошелся с уважаемыми (и не очень) знаменитыми людьми Викторианской эпохи. Всем наследникам тех, чья репутация стала жертвой моих самых смелых фантазий, приношу свои извинения и заверяю в том, что данная книга ни в коей мере не является биографическим романом. Альтернативная история, описанная на этих страницах, – лишь сцена, на которой жители викторианской Англии сталкиваются с обстоятельствами, значительно отличающимися от реальных, а значит, становятся совсем другими людьми. Они ничем не напоминают своих прототипов, и их ни в коем случае нельзя рассматривать как точные портреты реально живших людей.
В особенности я хотел бы подчеркнуть свое уважение к ныне здравствующим членам семейства Тичборн-Даути. Они до сих пор живут в Тичборн-хаусе и поддерживают его в отличном состоянии, что требует невиданных затрат, особенно в наше экономически неспокойное время. Кроме того, они продолжают традицию Дара Тичборнов, ежегодно раздавая муку на Благовещение, что также не может не вызывать восхищения.
Часть первая
В КОТОРОЙ ПРИЗРАК ЖАЖДЕТ БРИЛЛИАНТОВ
Глава 1
ЛАТУННЫЙ ЧЕЛОВЕК
«Солидная награда ожидает того, кто представит любую информацию, которая поможет узнать о судьбе Роджера Чарльза Тичборна, который 20 апреля 1854 года отплыл из Рио-де-Жанейро на корабле „Ля Белла“. С тех пор никто о нем ничего не слышал. Тем не менее в Англию поступило сообщение о том, что некое судно, быть может приписанное к одному из портов Австралии (Мельбурну), подобрало часть экипажа и пассажиров корабля с таким именем. В сообщении не было указано, утонул сэр Ричард Чарльз Тичборн или выжил. В настоящее время ему должно быть около тридцати двух лет, он нежного телосложения, немного выше среднего роста, у него светло-коричневые волосы и голубые глаза. Мистер Тичборн – сын сэра Джеймса Тичборна и наследник всего его состояния».
Объявление в газетах всего мира, 1861
Труп сэра Ричарда Фрэнсиса Бёртона [2]2
Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон (1821–1890) – британский путешественник, дипломат, писатель, поэт, переводчик, этнограф, лингвист-полиглот, гипнотизер, фехтовальщик; капитан Британской армии (участник Крымской войны); член Королевского географического общества. Совершил паломничество в Мекку (1853). Открыл озеро Танганьика (1858). Перевел на английский язык Камасутру (1883) и сборник сказок «Тысяча и одна ночь» (1884). Рыцарь-командор ордена Святого Михаила и Святого Георгия (1886). – Здесь и далее примеч. ред., если не указано иное.
[Закрыть]был распростерт у подножия величественной лестницы в вестибюле Королевского географического общества. На груди у него лежал рыжеволосый поэт Алджернон Чарльз Суинберн, [3]3
Алджернон Чарльз Суинберн (1837–1909) – выдающийся английский поэт.
[Закрыть]казавшийся крошечным. Его голову дурманило крепкое вино, по щекам текли слезы.
Вспомнив о том, что железо надо ковать, пока горячо, Суинберн быстро сочинил элегию. Поэт вскинул голову, его волосы ярко вспыхнули в свете газовой лампы, и он продекламировал высоким пронзительным голосом:
Не знаешь разве ты, скорбит по ком
И Англия, и мир огромный весь?
Лишь чистой жаждой знания влеком,
Прошел он путь, неведомый доднесь.
Остановить его никто не мог,
Он был скорей не человек, но бог.
Суинберн икнул. Его рука, опиравшаяся о грудь Бёртона, почувствовала выпуклость в виде фляжки; пальцы украдкой полезли в карман сюртука.
– Сей полубог, чей ясный зоркий взгляд, – фыркнув, продолжал он, – читал природы тайные…
– Ужасно! – прогрохотал голос сверху. На площадке лестницы в величественной позе стоял сэр Родерик Мурчисон. [4]4
Родерик Импи Мёрчисон (1792–1871) – знаменитый шотландский геолог и ботаник.
[Закрыть]
– Убери от меня руки, Алджи, – раздался тихий шепот.
Суинберн посмотрел вниз. Глаза у Бёртона были открыты.
– Ужасное поведение! – опять прогрохотал Мурчисон.
Президент Королевского географического общества начал спускаться, сохраняя достойный вид. Его спина оставалась прямой, как шомпол; лысая макушка сверкала. Он проходил мимо портретов великих исследователей: Джеймса Кука, сэра Уолтера Рэли, Джона Франклина, сэра Фрэнсиса Дрейка (последний покосился, когда Бёртон ударился об него), Уильяма Ховела, Мунго Парка и многих других. [5]5
Джеймс Кук (1728–1779). Уолтер Рэли (1554?—1618). Джон Франклин (1786–1847). Фрэнсис Дрейк (1540–1596). Уильям Ховелл (1786–1875). Мунго Парк (1771–1806).
[Закрыть]
– Я не собираюсь терпеть такое поведение, Бёртон! Здесь респектабельное научное учреждение, а не занюханная таверна Ист-Энда!
Суинберн скатился на пол. Его друг – бывший солдат, исследователь и разведчик, а также лингвист, ученый, писатель, фехтовальщик, географ и королевский агент – с трудом поднялся на ноги и, раскачиваясь, сердито посмотрел на Мурчисона, когда-то бывшего его покровителем.
– Ты живой? – пробормотал поэт, оторопело глядя на своего друга.
Имея рост пять футов и одиннадцать дюймов, [6]6
180,3 см.
[Закрыть]Бёртон казался еще выше благодаря широким плечам, могучей груди и гибкому атлетическому сложению. Даже сейчас, пьяный, он излучал силу. Темные гипнотические глаза, выдающиеся вперед скулы, агрессивный рот, черные короткие волосы, зачесанные назад, жесткие усы и дьявольская раздвоенная борода. Глубокий шрам на левой щеке слегка касался нижнего века, и еще был другой, поменьше, на правой: следы сомалийского дротика, прошедшего сквозь его лицо во время кошмарной экспедиции в Берберу. [7]7
Бербера – портовый город на севере Сомали.
[Закрыть]
– Вы просто отвратительный пьяница! – рявкнул Мурчисон, добравшись до низу. Внезапно его узкие черты смягчились. – Вы сильно пострадали?
– Нужно кое-что большее, чем падение с этих проклятых ступенек, чтобы сломать меня! – огрызнулся Бёртон.
С пола поднялся Суинберн. Совсем маленький, всего пять футов и два дюйма, [8]8
157,5 см.
[Закрыть]с узкими плечами. На крошечном теле сидела голова, увенчанная гривой морковно-рыжих волос; она казалась чудовищно огромной. С чисто выбритого лица глядели ясные бледно-зеленые глаза. Он выглядел моложе своих двадцати четырех лет.
– Проклятье, – пропищал он. – Теперь мне придется использовать элегию для кого-нибудь другого. Кто-нибудь недавно умер? Заслуживающий элегии. Она тебе понравилась, Ричард? Как тебе: «Прошел он путь, неведомый доднесь»? По-моему, очень подходит.
– Помолчите, Суинберн, – прервал его Мурчисон. – Бёртон, я не пытаюсь сломать вас, если вы это имеете в виду. Стэнли [9]9
Генри Мортон Стэнли (1841–1904) – выдающийся британский исследователь Африки.
[Закрыть]имел намного большую финансовую поддержку, чем вы, и мог разгадать загадку Нила. Мне оставалось лишь добавить поддержку Общества к тому, что́ он получил от газеты.
– А сейчас он исчез, – проворчал Бёртон. – Сколько летающих машин должно исчезнуть над районом центральноафриканских озер, прежде чем вы поймете, что там можно ходить только пешком?
– Я-то в курсе, сэр, и, знайте, я предупреждал Стэнли. Но газета настаивала, чтобы он использовал винтостулья.
– Ба! Я знаю эту область лучше любого человека в Британской империи, но вы решили послать этого дурака-журналиста. Кто следующий, Мурчисон? Быть может, танцевальная труппа из мюзик-холла?
Сэр Родерик застыл на месте. Он скрестил руки на груди и холодно ответил:
– Сэмюэл Бейкер хочет организовать спасательную операцию, и Джон Петерик [10]10
Сэмюэл Уайт Бейкер (1821–1893) – английский исследователь бассейна реки Нил. Джон Петерик (1815–1882) – уэльский путешественник, исследователь Центральной и Восточной Африки.
[Закрыть]тоже, но кого бы я ни послал, это будете не вы, Бёртон, можете быть уверены. Ваши дни как географа окончились! Однако как пьяницы – похоже, еще нет!
Бёртон сжал зубы, одернул сюртук, глубоко вздохнул, задержал дыхание, выдохнул, и внезапно его хмельной задор схлынул. Он заговорил примирительным тоном:
– Сэм и Джон хорошие люди, согласен. Они умеют общаться с туземцами. Прошу прощения, сэр Родерик, но я обнаружил, что прошлое всё еще крепко держит меня. Я по-прежнему считаю, что должен найти исток Нила, хотя, откровенно говоря, сейчас я играю новую, совершенно другую роль.
– Ах, да. Ходят слухи, что вы работаете на Пальмерстона. [11]11
Генри Джон Темпл, лорд Палмерстон (1748–1865) – выдающийся государственный деятель, дважды премьер-министр Великобритании (1855–1858, 1859–1865).
[Закрыть]Это правда?
– Так оно и есть, – кивнул Бёртон.
– Объясните?
– Откровенно говоря, очень трудно объяснить. Он называет меня «королевский агент». Что-то вроде исследователя.
– Мне кажется, вы хорошо подходите для этой роли.
– Возможно. И тем не менее, я всё еще интересуюсь… э… сэр, если вы услышите…
– Я сообщу вам, – резко прервал его Мурчисон. – А сейчас идите. Выпейте кофе. Протрезвейте. Уважайте себя, черт побери!
Президент развернулся и стал подниматься по лестнице. Пройдя мимо портрета Дрейка, он поправил его.
Слуга принес Бёртону и Суинберну их пальто, шляпы и трости. Оба, покачиваясь, пересекли вестибюль и вышли наружу через двойные двери. Вечер, мокрый и темный, отражался в лужах, оставшихся после дневного дождя. Холодный ветер шевелил одежду.
– Кофе в отеле «Венеция»? – предложил Бёртон, застегивая пальто.
– Или бренди, пощечин и щекотки? – возразил Суинберн. – «Вербена Лодж» недалеко отсюда.
– «Вербена Лодж»?
– Это такое заведение сомнительной репутации, с поркой и…
– Кофе! – прервал его Бёртон.
Они прошли по Уайтхолл-плейс, повернули направо на Нортумберленд-авеню и направились в сторону Трафальгарской площади. Суинберн громко запел песню собственного сочинения:
Царица наслаждений,
Я мук сердечных царь.
Вдвоем с тобой мы сможем
Любовь поймать, стреножить
И приручить, о Боже,
Стреноженную тварь.
Царица наслаждений,
Я мук сердечных царь.
Его дрожащий писк привлек неодобрительные взгляды прохожих. Несмотря на плохую погоду и поздний час, вокруг было множество народу, в основном джентльменов, циркулировавших между ресторанами и клубами.
– О черт, – выругался поэт, – это же последний куплет! Надо начать сначала.
– Если для меня, то можешь себя не утруждать, – пробормотал Бёртон.
Паросипед, или пенни-фартинг, как окрестил это средство передвижения какой-то остряк, пропыхтел мимо, выбрасывая из высокого дымохода пар в и без того душную атмосферу Лондона.
– Привет! – воскликнул седок: его голос нервно вздрагивал каждый раз, когда обутое резиной переднее колесо передавало спине удар об очередной булыжник. – Ч-что с-случилось на п-площади?
Бёртон посмотрел вперед, пытаясь понять, что там происходит. Действительно, что-то вроде заварухи. Уже собралась толпа, среди цилиндров мелькали гребни полицейских шлемов. Бёртон схватил Суинберна за руку.
– Пошли, – скомандовал он. – Давай посмотрим, что там за кавардак.
– Ради бога, помедленнее, – взмолился маленький поэт, которому каждый шаг Бёртона стоил двух его, – так я протрезвею слишком быстро!
– Кстати, Алджи, об элегии на мою смерть. Наверное, тебе стоило бы более сдержанно говорить о Боге и полубоге, – проворчал Бёртон.
– Ха! Какой ты противоречивый! Одной рукой держишься за религию – другой отталкиваешь ее.
– Хм-м! Сейчас меня больше интересуют побудительные мотивы: почему человек хочет, чтобы его действиями руководил Бог, чье существование в лучшем случае невозможно доказать, а в худшем – очевидная выдумка? Мне кажется, что в те времена, когда наука и техника развиваются очень быстро, новые знания пугают среднего человека, и он отшатывается от них в сторону религии. Религия не требует ничего, кроме слепой веры, тогда как знание требует постоянного освоения всё большего объема информации. Верующий может объявить, что он знает всё, не проделав тяжелой работы по получению знаний.
– Ого! – воскликнул Суинберн. – Хорошо сказано, старина! Действительно хорошо. Ты почти не глотал слова. Ты на редкость предосудительный.
– Ты хочешь сказать, рассудительный?
– Я знаю, что хочу сказать. Но послушай, Ричард, разве теория эволюции Дарвина не заставила Бога умереть?
– Вне всякого сомнения. И это влечет за собой вопрос: какой лжи посвятят себя сейчас необразованные массы?
Они шагали, помахивая тростями и весело сдвинув шляпы набекрень. Несмотря на живительно холодный воздух, у Бёртона болела голова, и он решил выпить кофе с бренди в надежде заморозить слабое биение под черепом.
Добравшись до Трафальгарской площади, знаменитый исследователь нырнул в толпу и, с Суинберном в кильватере, протолкался сквозь нее. В это мгновение перед ними появился констебль с поднятой рукой.
– Джентльмены, назад, пожалуйста!
Бёртон достал из кармана бумажник, вынул оттуда отпечатанную карточку и показал полисмену. Тот мгновенно отдал честь и отступил в сторону:
– Извините, сэр.
– Сюда, капитан, – позвал Бёртона глубокий, слегка охрипший голос. Исследователь увидел своего друга, детектива-инспектора Уильяма Траунса из Скотланд-Ярда, стоявшего у основания Колонны Нельсона. Рядом с ним были еще двое: юный темнокожий констебль и еще кто-то, закутанный с головы до ног в одеяло и стоявший абсолютно неподвижно.
Траунс встретил их сердечным рукопожатием. Это был огромный, но добродушно выглядевший человек, невысокий, но очень широкий в плечах, с толстыми руками и ногами, бочкообразной грудью, блестящими синими глазами и большими рыжеватыми усами. Тяжелый квадратный подбородок говорил об упрямстве. На нем были темный суконный костюм и котелок.
– Привет, ребята! – весело сказал он. – Выпивши, да?
– Неужели так заметно? – пробормотал Бёртон.
– Не надо было пересекать площадь зигзагами.
– Мы собираемся выпить кофе в «Венеции».
– Отличная мысль! Крепкий, черный и побольше сахара… Это констебль Бхатти.
Худой, совсем молодой и весьма симпатичный полисмен, стоявший рядом с Траунсом, быстро отдал честь.
– Я много слышал о вас, сэр, – высказался он, говоря с легким индийским акцентом. – Мой кузен, командор Кришнамурти, участвовал в деле при Олд-Форде.
Он имел в виду недавнюю битву, в которой Бёртон, Суинберн и множество констеблей сражались с технологистами и «развратниками». Эти две обычно враждовавшие группы, одна из которых посвятила себя научным исследованиям, а другая – анархической революции, объединились, пытаясь захватить человека из будущего, ставшего известным под именем Джек-Попрыгунчик. [12]12
Имеется в виду популярнейший персонаж лондонского фольклора Викторианской эпохи, в реальной истории прозванный Джек-прыгун (вариант: Джек-пружинки-на-пятах). Первое сообщение о его появлении датировано 1837 годом, последнее – 1904-м. Джек-прыгун – прообраз супергероя в современных комиксах.
[Закрыть]Бёртон победил их обоих и убил Джека.
– Кришнамурти отличный парень, – заметил Суинберн, – но командор? Его повысили?
– Да, сэр. Это новый ранг в полиции.
– Его сделали командиром только что сформированного Летного взвода, и вполне заслуженно, – добавил Траунс. – Я не знаю никого, кроме Кришнамурти, кто мог бы проделывать такое с винтостулом!
Бёртон одобрительно кивнул и с любопытством оглядел тихое, неподвижное одеяло.
– Итак, что здесь происходит, Траунс?
Детектив-инспектор повернулся к своему подчиненному:
– Ты можешь объяснить, констебль?
– Конечно, сэр. – Молодой полицейский посмотрел на Бёртона и Суинберна, и его глаза засверкали от возбуждения. – Это чудесно! Абсолютное чудо! Произведение искусства! Я никогда не видел ничего настолько сложного или…
– Парень, пожалуйста, только факты! – прервал его Траунс.
– Да, сэр. Извините, сэр. Видите ли, капитан Бёртон, это мой район, и я прохожу через площадь каждые пятьдесят минут. Эта ночь была очень спокойной. Я совершал обход, как обычно, и совершенно не о чем было сообщать, кроме проституток и пьяниц… э… то есть… ну…
Он остановился, прочистил горло и бросил умоляющий взгляд на начальника. Уильям Траунс улыбнулся:
– Не беспокойся, сынок. Капитан Бёртон и мистер Суинберн просто праздновали победу, вот и всё. Верно, джентльмены?
– Как-то так… – смущенно подтвердил Бёртон.
– А я собираюсь праздновать дальше! – объявил Суинберн.
Глаза Бёртона округлились. Траунс быстро обратился к Бхатти:
– И всё было как обычно?
Констебль кивнул:
– Да. Я начал дежурство ровно в семь вечера и трижды обошел участок безо всяких происшествий. Но в четвертый раз я заметил, что там, где мы сейчас стоим, собралась толпа. Я подошел узнать, в чем дело, и нашел вот это. – Он указал на закутанную фигуру.
Траунс протянул руку и снял одеяло.
Бёртон и Суинберн выдохнули.
– Замечательно, не правда ли? – воскликнул Бхатти.
Перед ними стоял механический человек, сделанный из полированной латуни, узкий, высотой пять футов и пять дюймов. [13]13
165,1 см.
[Закрыть]Голова по форме напоминала жестяную банку, плоскую сверху и снизу. Лица как такового не было, вместо него вперед выдавались три круга. Верхний круг походил на крошечный иллюминатор, сквозь который можно было видеть множество неподвижных механизмов, маленьких, сложных и великолепно сделанных, как у карманных часов. Средний круг был забран решеткой в мелкую сетку; из дыры в верхушке торчали три очень изящные проволоки длиной пять дюймов [14]14
12,7 см.
[Закрыть]каждая, слегка подрагивавшие под ветром. Шея состояла из тонких осей, кабелей и шарниров. Телом механическому человеку служил узкий цилиндр. Сквозь вырезанные в нем узкие прямоугольные отверстия виднелись зубчатые колесики и пружинки, маленькие коленчатые валы, гироскопы, маховики и маятник. Тонкие, но сильные руки оканчивались ладонями с четырьмя пальцами, а цилиндрические ноги – овальными куполовидными ступнями.
– Красота! – выдохнул констебль Бхатти. – Посмотрите сюда, на спину: видите эту дыру? Сюда вставляется ключ.
– Ключ? – удивился Бёртон.
– Да. Он заводится! Это заводной человек.
– Бхатти считается главным технологистом-любителем Скотланд-Ярда, – заметил инспектор Траунс. – Безусловно, из всех лондонских полисменов именно этот парень должен был найти такую штуковину.
– Счастливое совпадение, – заметил Суинберн.
– Это мое хобби, – подтвердил юный полисмен. – Я хожу в социальный клуб, где мы возимся с такими устройствами: пытаемся заставить их работать быстрее или использовать как-нибудь иначе. Боже мой, ребята будут вне себя, когда я продемонстрирую им этот образец!
Бёртон, разглядывавший латунную фигуру сквозь увеличительное стекло, рассеянно спросил полицейского:
– Что вы сделали, когда заметили его?
– Быстро собралась толпа: вы же знаете, как ведут себя лондонцы, завидев что-нибудь необычное, и я засвистел, вызывая помощь. После того как появилось еще несколько констеблей, я тщательно проверил механизм. Должен признаться, что я немного увлекся и не сообщил в Скотланд-Ярд сразу же. – Он виновато посмотрел на Траунса. – Простите, сэр.
– И как вы думаете, кто наш механический друг? Откуда он взялся? – спросил Бёртон.
– Я уже сказал, капитан, он заводной. Мне кажется, у него кончился завод. Но как он оказался на улице, я даже не осмеливаюсь гадать.
– Если он шел по улице, то должен был привлечь внимание прохожих. Кто-нибудь видел, как он появился на площади?
– Мы опросили всех, – сказал Траунс, – и нашли четырнадцать человек, которые видели, как он пересекал площадь, но никто не видел его до того.
– Тогда, с большой долей вероятности, его привезли на площадь в карете, – предположил Бёртон.
– Да, капитан. Я бы сказал, с оченьбольшой долей вероятности, – согласился Траунс.
– И всё-таки он может ходить по улицам, – сказал Бхатти. – Я не говорю, что он и вправду ходил, но он способен на это. Поглядите сюда, – он коснулся пальцами застекленного отверстия в верху головы машины: – это бэббидж! Вы можете в это поверить? Я не думал, что когда-нибудь увижу хотя бы один! Только представьте себе стоимость этой штуковины!
– Как-как, констебль? – переспросил Траунс.
– Бэббидж, – ответил Бхатти. – Невероятно сложное устройство. Они вычисляют вероятность событий и действуют по полученным результатам. Самые близкие к человеческому мозгу машины, сэр, но секрет их создания известен только одному человеку на свете – их изобретателю, сэру Чарльзу Бэббиджу. [15]15
Чарльз Бэббидж (1791–1871) – выдающийся английский математик, изобретатель первой вычислительной машины. В реальной истории Бэббидж не был возведен в рыцарское достоинство.
[Закрыть]
– Он вроде отшельник? – спросил Суинберн.
– Да, сэр, и чудаковатый мизантроп. Он питает отвращение к так называемой «человечьей орде», в особенности к шуму, производимому людьми, и предпочитает оставаться в обществе самого себя. Он создает эти калькуляторы и встраивает в них мины-ловушки, чтобы никто не узнал, как они работают. Попытка разобрать любой из бэббиджей заканчивается взрывом.
– Необходимо принять закон, запрещающий такие действия! – проворчал Траунс.
– Я считаю, что, если латунного человека завести, он почти наверняка будет в состоянии принимать решения. Вот это, – Бхатти указал на среднее отверстие в голове, – по-моему, механическое ухо. Мне кажется, ему можно давать команды голосом. А вот это, держу пари, – он ткнул пальцем в торчащие из головы проволочки, – что-то вроде воспринимающего устройства, как усики у бабочки.
Траунс снял котелок и почесал голову:
– Итак, давайте по порядку. Кто-то выпускает этого механического человека на краю площади. Он идет, пока не натыкается на Колонну Нельсона. Здесь у него кончается завод, и он останавливается. Собирается толпа. Люди, с которыми мы говорили, утверждают, что машина стояла минут пять, прежде чем на сцене появился ты. И с тех пор прошло…
– Около часа, сэр.
– Около часа. Вот я и спрашиваю: почему владелец не выходит вперед и не требует свою собственность обратно?
– Точно, – согласился Бхатти, – один бэббидж стоит сотни фунтов! Почему он оставил его здесь?
– Неудачный эксперимент? – предположил Суинберн. – Возможно, владелец проверял алгоритм возвращения. Он оставил его здесь, сам вернулся домой, на завод, в лабораторию или еще куда-нибудь и ждет, когда эта штука вернется обратно. Но он не завел как следует проклятую железяку!
– Смешно! – фыркнул Бёртон. – Если бы ты приобрел или изобрел что-то очень дорогое, вряд ли бы ты бросил его на площади, надеясь, что оно само тебя найдет. Особенно если есть хоть малейшая возможность того, что оно этого не сделает!
Закапал дождь. Траунс с беспокойством посмотрел на темное беззвездное небо.
– Констебль Хор! – крикнул он.
От толпы отделился полисмен с большими усами и густыми бровями и вытянулся перед детективом-инспектором.
– Сэр?
– Отправляйтесь в участок на Сент-Мартин, запрягите лошадь в фургон и привезите его сюда. Двойной фургон!
– Есть, сэр.
Констебль ушел. Траунс повернулся к Бёртону:
– Я собираюсь перевезти его в Скотланд-Ярд. Конечно, у тебя будет полный доступ к нему.
Королевский агент только затянул потуже воротник. Стало холоднее, и его начала бить дрожь.
– Спасибо, детектив-инспектор, – сказал он, – мы пойдем. Не думаю, что здесь может потребоваться наше участие. Хотя всё это очень любопытно, согласен. Ты сообщишь мне о владельце, если он объявится?
– Разумеется.
– Тогда увидимся позже. Пошли, Алджи, нас ждет «Венеция» – и мне нужен кофе!
Атлетически сложенный исследователь и низкорослый поэт попрощались с полицейским, пробились сквозь толпу и направились к Стрэнду. [16]16
Центральная улица Лондона, соединяющая районы Вестминстер, центр политической жизни, и Сити, центр деловой активности. Начинается у Трафальгарской площади и идет на восток, параллельно течению Темзы, в сторону Флит-стрит.
[Закрыть]Не успели они дойти до знаменитой улицы, как начался ливень. Тяжелые капли барабанили по их цилиндрам и скатывались с полей. Головная боль у Бёртона усилилась, он почувствовал себя усталым и больным. Мимо проехал паросипед, громко шипя, когда дождь ударял в котел. Где-то вдалеке завыла сирена: краб-чистильщик предупреждал, что собирается чистить дорогу струей обжигающего пара. В такой дождь он мог бы этого и не делать, но крабы были автоматизированы и каждую ночь лязгали на улицах Лондона, вне зависимости от погоды.
– Хорошо, что латунь не ржавеет, – заметил Суинберн: – иначе такая погода убила бы заводного человека!
Бёртон резко остановился.
– Что случилось? – спросил его помощник.
– Ты прав!
– Конечно. Это сплав меди и цинка.
– Нет, нет! Я говорю о совпадениях.
Суинберн подпрыгнул.
– Ричард, давай укроемся от этого чертового дождя! Пожалуйста!
– Слишком много совпадений! – Бёртон повернулся и устремился обратно на Трафальгарскую площадь. – Наверное, слишком поздно, – бросил он через плечо.
Суинберн вприпрыжку несся за ним, быстро отставая.
– Что ты хочешь сказать? Слишком поздно для чего?
Ответа он не получил. Они выбежали на площадь и снова присоединились к Траунсу и Бхатти. Юный констебль сумел открыть самое верхнее отверстие в голове машины и во все глаза рассматривал бэббидж.
– О, вы вернулись! Взгляните сюда, капитан, – сказал он, – видите эти восемь реле на внутреннем краю отверстия? Быть может, они как-то влияют на поведение машины. Каждый из них можно поставить вверх или вниз. Сколько комбинаций мы…
– Не имеет значения, – прервал его королевский агент. – Напомните мне маршрут вашего обхода, констебль.
– Маршрут? – удивился Бхатти.
– В чем дело? – недоумевал Траунс.
Бёртон не обратил внимания на вопрос инспектора. Его глаза ярко пылали:
– Маршрут, черт побери! Ну же!
Констебль сдвинул назад шлем, его мундир поливал дождь.
– Хорошо, – сказал он. – Отсюда я иду по Кокспур-стрит, поворачиваю и выхожу на Уитком-стрит. По ней я иду вплоть до пересечения с Орандж-стрит, потом поворачиваю направо и иду до Милдью-стрит. Там я опять поворачиваю направо, прохожу мимо места работ – там укрепляют подземную реку, – вхожу на Сент-Мартин, а потом иду обратно на площадь.
– И всё это занимает пятьдесят минут? – удивился Бёртон.
– Сэр, учтите, я сую нос во все переулки, проверяю двери магазинов и еще много чего.
– А есть ли по дороге особые места, которые вы проверяете особенно тщательно?
– К чему все эти расспросы, капитан Бёртон?
– Просто отвечайте на вопрос, констебль!
– Не перечь ему, – пригрозил Траунс.
– Очень хорошо. На углу Кокспура находится основной филиал Брайт Эмпайр Бэнк, на Уиткоме – Сатьяграха Бэнк, на Орандж – почтовое отделение Тридуэл, прямо напротив него – ЛЕСБОС…
– ЛЕСБОС?
– «Лебеди, Сверхсобаки, Болтуны: Обучение и Специализация» – сокращение от названия организации.
– Вот как. Продолжайте, пожалуйста.
– Потом клуб «Лига джентльменов-енохианцев»: он на углу Милдью, напротив ведутся работы. Потом вниз по Сент-Мартин: там находятся Скрэннингтон Бэнк, ювелирный магазин Брандльуида, магазин паросипедов Прайд-Мануши, магазин антиквариата Бойда и галерея Годдарда. Конечно, там еще много всяких мест, но на эти я обращаю особое внимание.
– Траунс, бери Бхатти и пройди его маршрут со стороны Кокспура, – распорядился Бёртон. – Я и Алджи пойдем вам навстречу по Сент-Мартин.
Траунс нахмурился, пожал плечами и спросил:
– Но почему? Что мы должны искать?
– Разве ты не понял? – воскликнул Бёртон. – Эта чертова железяка, – он стукнул тростью латунную фигуру, которая в ответ громко зазвенела, – обыкновенная приманка. Кто-то бросил ее на площади, прекрасно зная, что Бхатти заинтересуется ею, будет изучать, потом позовет помощь из Скотланд-Ярда, и в результате пройдет достаточно много времени, прежде чем он вернется на свой маршрут!
– Вот черт! – воскликнул Траунс. – Ты имеешь в виду, что сейчас совершается преступление? Констебль, вперед!
Траунс отогнал зевак, приказал ближайшему сержанту полиции стеречь механического человека и побежал вместе с Бхатти к концу Кокспур-стрит. Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон и Алджернон Суинберн добежали до края площади и оттуда, сквозь дождь, на Сент-Мартин.
От возбуждения они протрезвели, но головная боль Бёртона только усилилась, и его начало́ охватывать знакомое чувство надвигающегося приступа малярии, подарка Африки. Необходимо немедленно вернуться домой и принять дозу хинина, иначе его ждет очередной приступ и придется проваляться в постели несколько дней. Они прошли мимо полицейского участка на Сент-Мартин и кивнули констеблю Хору, запрягавшему в огромный фургон несчастную лошадь.
Почти все уличные газовые лампы погасли: их чехлы не выдержали ливня. Немногие оставшиеся еще светили, но глубокие тени и проливной дождь сократили видимость до нескольких ярдов. [17]17
Примерно 1,5–2,5 метра.
[Закрыть]Вскоре они подошли к галерее Годдарда и сквозь закрытую решетку посмотрели в окно.
– Боже милосердный, – выпалил Суинберн, – там картина Россетти, для которой я позировал! Я должен сказать об этом Данте: он будет на седьмом небе от счастья!
Данте Габриэль Россетти [18]18
Данте Габриэль Россетти (1828–1882) – английский художник, поэт и переводчик. Сын итальянского революционера, соратника Гарибальди.
[Закрыть]был одним из основателей «Истинных либертинов» – самой идеалистической фракции секты либертинов [19]19
Либертины (либертены) – в общем смысле: гедонисты, сторонники свободной морали. Расцвет классического либертинизма относится к XVII–XVIII векам. Одним из наиболее известных либертенов был маркиз де Сад.
[Закрыть]и противовеса печально известным «развратникам». Он также входил в Братство прерафаэлитов – общину художников, утверждавших своей целью создание картин, которые будут воздействовать на «духовный мир» простых людей, что было прямым вызовом текущей пропаганде. Увы, мало кто восхищался ими. Наоборот, пресса высмеивала Россетти, издевалась над ним и его когортой и утверждала, что художники взывают к пустоте, ибо у простых людей из рабочего класса нет, не было и не будет ничего похожего на духовность. Суинберн постоянно общался с членами Братства, несколько раз позировал им и очень удивился, увидев, что Годдард не побоялся выставить небольшое полотно на средневековые темы, которое изображало поэта в виде огненноволосого рыцаря с копьем в руке, сидевшего на огромном коне. Тем не менее картина была наполовину скрыта намного более дорогим портретом покойного Фрэнсиса Гальтона, [20]20
Сэр Фрэнсис Гальтон (1822–1911) – выдающийся английский географ, психолог и антрополог. Кузен Чарльза Дарвина.
[Закрыть]который, широко улыбаясь, держал в руке шприц, а над ним вилась надпись: «Усовершенствуй себя! Это совсем не больно!»
Здание было темным и тихим, дверь заперта, окно не тронуто.
– Пошли, – сказал Бёртон. – Никто не собирается красть Россетти.
Старомодный брум, [21]21
Четырехколесный кэб.
[Закрыть]запряженный лошадью, – они всё еще встречались на улицах – прогрохотал мимо, окатив их водой, и исчез в темноте. Между тем цоканье копыт лишь усилилось, что никак не соответствовало размерам животного, тащившего карету.
– Мегаломовик, – прокомментировал Суинберн, и Бёртон сообразил, что его помощник прав: тяжелый топот принадлежал не лошади брума, а одному из гигантских животных, выведенных евгениками – фракцией биологов из секты технологистов. Очевидно, один из них стоял где-то неподалеку, хотя стоило Бёртону подумать об этом, как звук растаял вдали.
Лавка антиквариата Бойда на другой стороне улицы тоже оказалась нетронутой.
– Здесь не произошло ничего, – сказал Суинберн, когда они пошли дальше. – Боже мой, Ричард, мы в отчаянном положении: мы оба полны до краев, но не алкоголем.
– Вот и хорошо! – ответил Бёртон. – Я думал, что отучил тебя от бутылки.
– Да, но ты же и соблазнил меня! Ты сам оставался трезвым не больше двух дней после смерти Джека-Попрыгунчика, ха-ха!
– И за это я должен извиниться. Видимо, меня переполнило разочарование от той истории с Нилом.
– Забудь о нем, Ричард: Африка больше не твоя забота.
– Да знаю я, знаю. Просто… просто я жалею об ошибках, которые сделал во время экспедиции. Жаль, что я не смогу вернуться обратно и загладить свою вину.
Мимо них, громко бранясь, быстро прошел человек с зонтиком, который усилившийся ветер вывернул наизнанку. Суинберн искоса посмотрел на друга.
– Ты хочешь вернуться в Африку физически? Или прыгнуть во времени? Что это на тебя нашло? В последнее время ты выглядишь как медведь с больной головой.
Бёртон поджал губы, ударил тростью по локтю и засунул руки в карман.
– Монтегю Пеннифорс.
– Кто это?
– Он был кэбменом, про таких говорят: «соль земли». Он знал свое положение в обществе и, несмотря на все трудности и небольшой заработок, продолжал жить без жалоб.
– И?
– И я утащил его в свой мир. Его убили, и это целиком моя ошибка. – Бёртон посмотрел на друга тяжелым мрачным взглядом. – Уильям Строян, Бербера, 1854-й. Я недооценил туземцев – не думал, что они осмелятся напасть на наш лагерь. А они осмелились – и убили его… Джон Хеннинг Спик. [22]22
Джон Хеннинг Спик (1827–1864) – британский исследователь Африки. Открыл озеро Виктория и исток Нила (1858).
[Закрыть]В прошлом году он выстрелил себе в голову, лишь бы не участвовать в диспуте со мной. Сейчас половина его мозга – машина, и он думает чужими мыслями. Эдвард Оксфорд… [23]23
Эдвард Оксфорд (1822–1900) – английский террорист, осуществивший первое покушение на королеву Викторию 10 июня 1840 года. Провел в заключении 27 лет, затем был выслан в Австралию.
[Закрыть]
