Текст книги "Таинственная история заводного человека"

Автор книги: Марк Ходдер

– О боже! – воскликнул Хант. – Да этому человеку самое место в сумасшедшем доме!

– Ни секунды не сомневаюсь, что он там скоро окажется, – ответил Брэдлаф. – У меня на той вечеринке он буквально балансировал на грани безумия. И еще у него есть навязчивая идея – мания, которая, похоже, мучает его ежечасно: в ту ночь он очень напыщенно говорил о ней и замолчал, лишь когда свалился с ног.

– А что у него за мания? – спросил Суинберн.

– Он убежден в существовании фей: они выходят с ним на связь из невидимого мира.

По рукам у Бёртона побежали мурашки. Бисмалла! Опять феи!

– Неужели он слышит голоса? – спросил Суинберн.

– Именно. Бьюсь об заклад: пьянство повредило ему мозг!

– Где он сейчас? – спросил Бёртон. – И где он живет?

– Только не с женой. Она бросила его, когда он украл карманные деньги одного из их детей. Полагаю, он снимает комнату где-то в городе, но не знаю где именно.

– А адрес его жены?

Брэдлаф назвал адрес, и Бёртон записал его в свою книжку. Потом королевский агент взглянул на запятнанное кровью полотенце, которое держал в руках.

– Прошу простить нас с Алджи, но мы должны отправиться в ванную и привести себя в порядок. Вернемся через пару минут.

– Конечно, конечно! Не желаете ли еще чего-нибудь? – осведомился Мильнс.

– Мне не помешал бы ремень, – ответил Суинберн, который, стоя, вынужден был придерживать штаны руками.

– Кто бы говорил! – ухмыльнулся Бендиш.

Следующим утром, пока Алджернон Суинберн навещал жену Чарльза Дойла, к Ричарду Бёртону наведались Дамьен Бёрк и Грегори Хэйр, тайные агенты лорда Пальмерстона. Несмотря на жару, одеты они были как обычно: черные сюртуки, черные жилеты и белые рубашки с высокими воротниками «гладстон», накрахмаленные концы которых угрожали проткнуть глаза при каждом повороте головы. Широкие бриджи заканчивались чуть ниже колен, приоткрывая бледно-желтое трико, на ногах башмаки с большими серебряными пряжками, в руках цилиндры. Оба изрядно веселили Бёртона, хотя своим видом напоминали могильщиков восемнадцатого века.

Первое, что они услышали, войдя в его кабинет, было радостное приветствие:

– Слюнявые недоумки! Неуклюжие тупицы!

– Прошу прощения, джентльмены, – улыбнулся Бёртон, – новому члену семьи недостает хороших манер. Это Покс, моя личная болтунья, – сказал он, указав на насест у книжного шкафа.

– Отвали, урод! – просвистела птица.

– Вы храбрый человек, капитан Бёртон, – замогильным голосом сказал Бёрк, – мало кто способен выдерживать этих дьяволят у себя дома.

Бёрк был высок, слегка горбат и совершенно лыс, хотя носил очень длинные бакенбарды «пикадилли». На его лице застыло плаксивое выражение: рот изогнут вниз, толстые щеки обвисли, глаза источали мировую скорбь.

– Вы побывали на войне, сэр? – спросил он. – Простите мою бестактность, но, похоже, вас там слегка потрепали.

– Это не война: это бунт, – поправил его королевский агент. – Но все эти раны и порезы быстро заживают.

Бёрк поставил на стол какой-то предмет, завернутый в полотно, по форме он напоминал обыкновенный револьвер.

– Сегодня я еще не был снаружи. Как там? На улицах стало спокойнее?

– Отчасти, сэр, – ответил Хэйр. – Как вы полагаете, мистер Бёрк?

Хэйр был ниже и намного шире своего товарища, с массивными плечами и длинными, как у обезьяны, руками. Его голову украшала копна абсолютно белых волос, которые спускались короткой челкой на лоб и огибали маленькие толстые уши; квадратную челюсть обрамляла клочковатая борода; бледные серые глаза глубоко сидели в хрящеватых глазницах. Еще Хэйра отличали сплюснутый, многократно сломанный нос и невероятно широкий рот, уставленный большими ровными зубами. С точки зрения Бёртона, оба выглядели устрашающе.

– Совершенно верно, мистер Хэйр, – ответил Бёрк. – Я, однако, должен отметить, что Претендент Тичборн собирается обратиться к народу с трибуны Сент-Джеймсского парка [118]118
  Парк Святого Джеймса – старейший парк в Лондоне. Расположен между Букингемским дворцом и зданием Министерства иностранных дел.


[Закрыть]ровно в четыре часа.

– Не думаете ли вы, что после этого бунт вспыхнет с новой силой? – спросил Бёртон.

– А вы, капитан?

– Полагаю, это весьма вероятно.

– Мы разделяем ваше опасение. Не так ли, мистер Хэйр?

– Разумеется, мистер Бёрк.

– Насосы со зловонной жижей! – просвистела Покс. Хэйр проигнорировал птицу и указал на пакет:

– Ваш подарок, капитан.

– Подарок?..

Хэйр распаковал сверток. Внутри оказался зеленый предмет, на вид органического происхождения, с коротким толстым стволом, имевшим множество выступов, и с рукояткой, у основания которой росли маленькие белые корни. Один из выступов по виду весьма напоминал револьверный курок.

– Это еще что? – недоуменно спросил Бёртон.

– Кактус, – ответил Бёрк.

– Кактус?

– Из Ирландии.

– Но в нем нет шипов.

– На самом деле есть, только растут они у него внутри. Знакомы ли вы с джентльменом по имени Ричард Спрюс?

– Да, конечно, член Королевского географического общества. Последнее время он всё время в центре общественного внимания, и я довольно часто вижу его.

– Похоже, он стал парией, не так ли?

Бёртон кивнул:

– Общество и пресса считают, что он один в ответе за трагедию в Ирландии.

– О да, капитан, безусловно. И эта трагедия, по мнению некоторых, вынудила нас вмешаться во внутриамериканский конфликт. Не кажется ли вам, что такая ноша чересчур тяжела для одного человека?

– Я склонен согласиться с вами.

– А известно ли вам, что на прошлой неделе Спрюс, вместе со своими коллегами-евгениками, встретился с немецким агентом графом фон Цеппелином [119]119
  Фердинанд Адольф фон Цеппелин (1838–1917) – немецкий военный деятель, специалист по воздушной разведке. Изобретатель и испытатель первого жесткого дирижабля (1900).


[Закрыть]и попытался бежать в Пруссию?

– Он действительно пытался бежать?.. Загнанный в угол идиот!

– Обезьянья сперма! – добавила Покс.

– Вы можете называть его идиотом, сэр, я называю его предателем: ущерб, который он мог бы причинить империи, если бы продал эти, – Бёрк кивнул на кактус, – и некоторые другие государственные секреты, был бы просто неисчислим!

– Кактус – государственный секрет? – поразился Бёртон.

– Этот – безусловно.

– К счастью, мы сумели перехватить Спрюса и его соратников до того, как Цеппелин увез их в Пруссию, – подхватил Хэйр. – Сам граф, к сожалению, сбежал, зато евгеники теперь в Тауэре.

– Почему именно там?

– Мы оборудовали специальное помещение под старыми темницами. Именно там должны были закончить свои дни Дарвин и Бэббидж, если бы вы, сэр… хм-м… не позаботилисьо них. Я прав, мистер Бёрк?

– Безусловно, мистер Хэйр, безусловно! – Бёрк осторожно коснулся кактуса. – В любом случае, подобные устройства никак не должны попасть в чужие руки, и менее всего – в руки пруссаков. Династия Бисмарков пытается объединить все германские государства и основать Европейскую империю [120]120
  В альтернативной истории, созданной фантазией писателя, князь Отто фон Бисмарк (1815–1898), по-видимому, совершил военный переворот, будучи министром-президентом Пруссии (1862–1873), и основал собственную династию германских императоров. Можно предположить, что в альтернативной истории Марка Ходдера «Европейская империя» Бисмарков должна возродить Священную Римскую империю германской нации (1512–1806).


[Закрыть]– это может привести к войне, какой еще не видел мир. И мы не можем допустить, чтобы у пруссаков появилось оружие вроде этого.

– Ибо буйны будут грядущие перемены… – тихо процитировал Бёртон. – Многих мягкотелых из твоего рода вихрь сбросит с поверхности Земли…

– Что вы сказали, капитан?

– Ерунда. Однажды я слышал эти слова.

Скоро разразится шторм, ты будешь свидетелем Конца Великого Цикла и ужасающих мук при рождении Нового; прошлое и будущее вступили в ожесточенную схватку.

Он вспомнил свой сон. И графиню Сабину. Вспомнил, что Джон Хеннинг Спик уехал в Пруссию вместе с несколькими евгениками. Затем он взглянул на кактус и спросил:

– Это оружие?

– Да, – ответил Хэйр. – И вы должны быть крайне осторожны с ним. Носите его всегда с собой и не разрешайте врагам даже коснуться его.

– Позвольте продемонстрировать, – сказал Бёрк, беря со стола кактус и держа его как револьвер. – Руке очень удобно: рукоятка слегка пружинит, но остается твердой и увесистой. Видите выступ? Дерните его – и кактус сразу перейдет в защитное положение: соки внутри загустеют, и за доли секунды образуются острые ядовитые шипы. Теперь я делаю так…

Бёрк направил кактус на противоположную стену и нажал на выступ-«курок». Бах! – И в стене застряло несколько шипов.

– Бог мой! – воскликнул Бёртон. Шипы продырявили обои в опасной близости от миниатюры, украшенной дорогой рамкой и изображавшей его родителей. Бёртон подошел к стене и сосчитал шипы: их было ровно семь – в отверстиях влажно блестели иголки три дюйма длиной. [121]121
  7,6 см.


[Закрыть]

– Не прикасайтесь! – вскрикнул Хэйр, когда Бёртон протянул руку, собираясь вытащить шип. – Они покрыты сильнейшим ядом: достаточно одной капле попасть на кожу, как вы мгновенно потеряете сознание и придете в себя не раньше чем через три часа.

– Неслабо!

– Яд станет безвредным примерно через пять минут.

– Он уже перезаряжается, – сказал Бёрк, махнув «револьвером». – Пока кактус в защитном положении, он непрерывно производит шипы. Вы можете стрелять из него много часов – «пуль» всегда хватит. Однако… – Бёрк отжал выступ активации, – …вот так. Сейчас он спит, и вы не простре́лите себе ногу. Я – тоже. Я вообще очень осторожен по природе. Верно, мистер Хэйр?

– Конечно, мистер Бёрк. Вы очень осторожный человек.

– Кактус ваш, капитан, возьмите, – сказал Бёрк. – И не забывайте каждую неделю опускать в воду вот этот конец, с корнями, на пару часов. – Бёртон подошел к своим гостям и принял оружие. На ощупь оно казалось странно живым – впрочем, именно таким оно и было на самом деле.

– Простите меня, капитан, если я позволю себе коснуться одного весьма деликатного вопроса, – продолжил Бёрк. – Выполняя некоторые задания, вам пришлось совершить несколько убийств. Мы знаем, как все они произошли, и полностью поддерживаем вас.

Хэйр утвердительно кивнул и добавил:

– Даже в случае с сэром Чарльзом Бэббиджем. Хотя некоторые назвали бы это убийство неспровоцированным.

Бёртон сглотнул и тихо сказал:

– Должен признаться, я всё время спрашиваю себя: оправданы ли были мои действия? Не совершил ли я преступления?

– Нет, – хором ответили Бёрк и Хэйр.

– В тот день у меня был приступ малярии, и я ни о чем не мог судить здраво.

– Вы рассудили совершенно правильно, – подтвердил Бёрк. – К тому времени мы уже наблюдали и за Бэббиджем, и за его работой. По нашей классификации, он был «потенциальной угрозой».

– Игломет облегчит вам моральное бремя, капитан Бёртон, – добавил Хэйр, – ведь вы только оглушаете врага и сразу зовете нас. А мы забираем его в безопасное место, где сможем допросить и, если удастся, восстановить.

– Звучит довольно зловеще.

Оба гостя промолчали. Часы начали бить одиннадцать.

– Заячьи гондоны! – прошипела Покс.

– Благодарю вас, джентльмены, – сказал Бёртон, укладывая кактус в карман. – Будем надеяться, что этот удивительный «револьвер» послужит на благо империи. А теперь к делу. Вы подготовили бумаги?

– Разумеется, – ответил Бёрк.

– И они выдержат проверку?

– Самую тщательную, – подтвердил Хэйр.

– В таком случае, любезно попрошу вас обоих проследовать за мной в гардеробную: я подберу вам грим и одежду, которая больше подходит инспекторам.

Хэйр сглотнул и с тоской посмотрел на Бёрка. Бёрк прочистил горло, посмотрел по сторонам, потом перевел взгляд на Хэйра и, наконец, опять на Бёртона:

– Я полагал… – пробормотал он, – мы могли бы пойти в своей одежде…

Бёртон расхохотался:

– Поверьте мне, коллеги: если вы войдете в Бедлам в таком виде – обратно уже не выйдете!

В 1247 году братья и сестры Ордена Вифлеемской звезды воздвигли монастырь напротив Тауэра. В 1337 году он стал Бетлемской королевской больницей. Через двадцать лет в ней начали лечить сумасшествие; правда, «лечение» означало, что пациента попросту запирали и мучили. В 1660-е годы больница получила прозвище Бедлам, и очень скоро это слово вошло в язык, означая беспорядок, разор и умопомешательство. В 1770 году Бедлам открыл двери для зевак, которым разрешалось смотреть на сумасшедших и зубоскалить над их гримасами. В середине 1800-х годов были приняты некоторые меры для улучшения больничных условий, и Бедлам переехал в огромное новое здание. Впрочем, понадобилось совсем немного времени, чтобы и оно стало темной, убогой, зловонной дырой, из которой почти ни для кого уже не было выхода.

Ричард Бёртон, Грегори Хэйр и Дамьен Бёрк уже миновали северное, восточное и южное крылья здания больницы. Теперь они исследовали ее западное крыло, открывая одну дверь за другой. Сопровождал их главный врач по имени Генри Монро – человек среднего роста и обычного сложения с бледным лицом, широко расставленными карими глазами, коротко стриженными седыми волосами и небольшой бородкой. Время от времени его рот искажал нервный тик, а сам он громко вскрикивал, при этом голова у него отлетала вправо. За ними следовали двое санитаров огромного роста; их кожаные фартуки были испачканы какими-то бурыми пятнами, которые выглядели весьма подозрительно.

Инспекция длилась уже четыре часа. Четыре часа ужасных криков, стонов, воплей, болтовни, шипения, хохота, проклятий, угроз и мольбы – какофония безумия. Бёртон чувствовал, что его собственный рассудок вот-вот повредится от омерзительного зловония и кошмарного зрелища бесчисленных маньяков. Посмотрев на своих спутников, обычно флегматичных, он заметил, что Бёрк и Хэйр тоже не в своей тарелке.

– Держитесь, – прошептал он на ухо Хэйру, – тот, кого мы ищем, заперт в этом крыле. И очень скоро нам не придется больше слушать этот ад.

Хэйр зло посмотрел на него, наклонился поближе и тихо сказал:

– Шум меня не волнует, капитан. Это всё костюм,который вы напялили на меня. Крайне неприличный! Если бы не галстук, который вы, слава богу, позволили мне сохранить, я бы чувствовал себя голым!

Монро открыл последнюю дверь мрачного коридора, который вел из южного крыла в западное. Повернувшись лицом к трем посетителям, он – наверное, в сотый уже раз – громко сказал, заглушая шум из-за двери:

– Честное слово, джентльмены, я не понимаю, в чем необходимость этой… эк!.. инспекции! Последняя была здесь меньше года назад и нашла всё в полном порядке, без малейших упущений. И даже отметила значительные улучшения в управлении заведением.

Бёртон, надевший коричневый парик и длинную белую бороду, в сотый раз ответил:

– Я уже вам говорил: это чистая формальность. Был небольшой пожар, и бумаги последней инспекции сгорели. Мы обязаны восстановить их, и поэтому повторяем инспекцию. Я понимаю, что доставляю вам изрядные неудобства, но, поверьте, это неизбежно.

– Не поймите меня превратно, я вовсе не хочу избежать инспекции, – возразил Монро, – мне нечего скрывать. На самом деле, я очень горжусь тем, что мы здесь делаем, и счастлив продемонстрировать вам нашу работу! Просто вы кажетесь мне еще более въедливым, чем ваши предшественники, из-за этого вы мешаете нормальной работе больницы и… эк!.. тревожите пациентов.

– Мы следуем распоряжениям правительства, доктор.

– Как бы там ни было, я хочу, чтобы вы вписали в свой отчет: я скрупулезно исполняю свой долг, больница предлагает пациентам самое лучшее лечение, а все эти проверки потенциально опасны и чреваты неприятностями.

– Я непременно так и сделаю.

Немного смягчившись, Монро улыбнулся, состроил гримасу, отбросил голову вправо и сказал:

– Эк… В этой части больницы пациентов сравнительно немного. Однако те несчастные, которые находятся в палатах, весьма возбудимы и легко приходят в ярость, так что прошу вас не смотреть им в глаза. Кстати, именно поэтому у нас здесь нет общей палаты, а только отдельные.

Монро повел посетителей по грязному, усеянному дверьми коридору; старшая сестра секции приветствовала их реверансом. Оба его помощника скользили вдоль стен, открывая глазки. Бёртон, Бёрк и Хэйр переходили от двери к двери и заглядывали в квадратные клетушки, пытаясь игнорировать представавшие им омерзительные картины и лившуюся в уши брань. Они шли коридор за коридором: в каждом следующем было еще больше сестер, палат и кошмарных зрелищ человеческой деградации. Бёртон шел, скрестив руки у груди и прижав ладони к ребрам: он не хотел, чтобы кто-нибудь увидел, как они дрожат.

В девятом коридоре четвертого этажа доктор Монро представил Бёртону очередную медсестру:

– Сестра Кэмберуик, она отвечает за эту секцию. Сестра, эти джентльмены из министерства: инспекторы Криббинс, Фэйтфул и… эк!.. Скайларк.

– Добрый день, джентльмены, – сказала сестра Кэмберуик, сделав книксен. – Уверена, что здесь вас всё вполне удовлетворит.

Проверка девятого коридора шла так же, как и всех остальных, пока Бёртон не обернулся к Монро с предложением:

– Доктор, я убедился, что мы только напрасно тратим ваше время. Не ускорить ли нам процедуру?

– Конечно, и с большой радостью. Каким образом?

– Помимо общей проверки, нам также предписано побеседовать с некоторыми членами персонала…

– В прошлый раз такого требования не было! – возразил Монро. – Уверяю вас, что условия работы… эк!.. совершенно…

– Конечно-конечно! – поднял руку Бёртон, не дав ему договорить. – Уверяю вас, это обычная формальность и лишь ради того, чтобы завершить дело и оставить вас в покое.

Бисмалла! Покой! Здесь? В этом Джаханнаме? [122]122
  Геенна, ад (араб.).


[Закрыть]

Монро облизал губы, пожал плечами и кивнул:

– Хорошо. Очень хорошо. Как мы поступим?

– Мистеры Фэйтфул и Скайларк продолжат обход вместе с вами, а я тем временем побеседую с сестрой Кэмберуик и ее ассистентками: так мы соблюдем все условия инспекции. Потом сестра проводит меня в контору. Там мы попрощаемся с вами и, будьте уверены, составим самый благоприятный отчет. Осмелюсь даже предположить, что вы никогда больше не увидите нас.

Доктор тяжело вздохнул, улыбнулся, и лицо его снова перекосило. Через пять минут Бёртон уже сидел в маленькой комнате вместе с сестрой Кэмберуик. Дверь была закрыта, крики и ругань больных теперь были слышны приглушенно.

– Стакан чаю, мистер Криббинс?

– Нет, благодарю вас, сестра. Пожалуйста, садитесь и расслабьтесь. Это чисто рутинная процедура, вам незачем нервничать.

– Я не нервничаю. – Она села и поправила чепчик. – После работы в сумасшедшем доме перестаешь чувствовать собственные нервы.

– Полагаю, это большое преимущество?

– Да, сэр.

– Когда вы начали работать?

– В начале года. В первых числах февраля. – Она посмотрела ему прямо в глаза, потом опустила взгляд на юбки и разгладила их.

– А до этого?

– В Крыму. Когда закончилась война, [123]123
  Имеется в виду Крымская война (1853–1856) между Россией, с одной стороны, и коалицией Британии, Франции, Сардинии и Турции – с другой. Окончилась полной победой коалиции.


[Закрыть]служила в работных домах.

– В Крыму… Вы, наверное, видели много страданий?

Он придвинул к ней стул и начал декламировать низким мелодичным голосом:

 
Там, где от ран солдат кричал,
Миледи с лампой я встречал. [124]124
  Во время Крымской войны раненые британские солдаты называли Флоренс Найтингейл «леди с лампой».


[Закрыть]
Она идет сквозь комнат ряд,
И ей любой страдалец рад.
И медленно, как бы во сне,
Он голову склоняет к ней.
Там, где солдат в бреду лежит,
По темным стенам тень бежит.
Как если б в небе дверь открыл
Господь – и тут же затворил.
Пришло виденье и ушло,
Недолго было там светло.
Текут истории года,
Но не исчезнет никогда
След от ее речей и дел:
В сердцах остаться он сумел.
Покуда Англия стоит,
Ничто свет лампы не затмит:
Ведь за добро стоит горой
Святая женщина-герой.
 

Нижняя губа сестры Кэмберуик задрожала.

– «Святая Филомена» Генри Уодсворта Лонгфелло, – прошептал Бёртон. – Посмотрите на меня, сестра. – Ее взгляд скользнул прочь, потом вернулся и остался. Бёртон начал едва незаметно раскачиваться взад-вперед. – Вы великолепно действовали там, в Крыму. – Она наклонилась поближе, чтобы лучше слышать. – И продолжаете великолепно действовать здесь. – Завороженная глубоким мягким голосом, она, сама не сознавая, что́ делает, начала раскачиваться в такт с ним. – И сейчас очень важно расслабиться, – прошептал он. – Вам поможет простое упражнение: я хочу, чтобы вы дышали именно так, как я скажу. Наберите воздух в правое легкое: вдох – выдох. Теперь – в левое: вдох – выдох. Медленно… медленно…

Мягко и терпеливо Бёртон обучил ее суфийской технике медитации, наблюдая, как ее внимание концентрируется на нем и только на нем. Потом он изменил цикл ее дыхания, переведя с двух вдохов на четыре, и всё увеличивал сложность упражнения, пока полностью не подчинил ее себе.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Патришия Кэмберуик.

– А раньше? Другое имя? То, которое вам запретили использовать.

– Флоренс Найтингейл.

– Как вы очутились здесь, мисс Найтингейл?

– Я… я… не помню.

– Знаю. Вашу память заблокировали и поработили месмерическим воздействием. Вы чувствуете, что в вашем мозгу выстроена стена, не так ли?

– Да.

– Но это лишь потому, что вы так думаете, на самом деле – это дверь. Просто войдите в нее, Флоренс. Откройте – и войдите. – Бёртон мысленно поблагодарил Герберта Спенсера, подсказавшего ему эту месмерическую технику.

– Я вошла.

– Видите, как просто! Теперь все барьеры, выстроенные в вашем рассудке, потеряли силу.

– Да, стены больше нет.

– Тогда расскажите мне, что произошло.

– Женщина.

– Какая женщина?

– Русская. Не знаю, как она вошла ко мне в лабораторию. Я проводила эксперимент и закрыла все двери: не хотела, чтобы мне мешали, но вдруг услышала позади шаги. Я обернулась – и увидела женщину.

– Как она выглядела?

– Среднего роста. Крепкая: такие женщины становятся хорошими матерями. И ужасные черные глаза.

– Она была твердой? То есть я хочу сказать, ведь она не была привидением?

– Привидение? Призрак?.. Нет, обыкновенная женщина.

– Что произошло потом?

– Я… меня затянуло в ее глаза. О, эти глаза!.. Я упала прямо в них!

– Она загипнотизировала вас. Что она приказала вам сделать?

– Отправиться в город Сантьяго, в Южную Америку, прийти в сумасшедший дом и, используя мое влияние, потребовать пациента по имени Томас Кастро. Мне нужно было доставить его в Бедлам и остаться здесь медсестрой. Я должна была забыть свое настоящее имя и назваться Патришией Кэмберуик. В Бедламе, сказала она, меня уже ждут. Моя главная задача: заботиться о Кастро, охранять его и не разрешать никому увидеть его, кроме этой женщины… и еще мужчины по имени Эдвард Кенили.

– Кастро все еще здесь?

– Да, на этом этаже, в отдельной палате.

– Почему мы ее не видели?

– У доктора Монро и у других врачей стерли память об этой палате. И внедрили в них отвращение к двери, которая ведет туда: они уверены, что там чулан с метлами.

– Значит, не считая русской женщины и Кенили, этого Кастро посещаете только вы?

– Да.

– Проведите меня к нему.

– Да.

Найтингейл встала и, двигаясь как во сне, вышла из комнаты; Бёртон последовал за ней по длинному коридору. Остановились они у двери без вывески. Вынув из кармана передника связку ключей, Флоренс открыла дверь. За ней оказался еще один коридор, покороче, который оканчивался дверью, запертой на несколько засовов. Сестра поочередно вставила и повернула ключи, откинула засовы, сняла висячий замок и убрала цепь. Под нажимом ее плеча тяжелая дверь со скрипом отворилась. Они переступили порог и оказались на галерее, бежавшей вдоль стен высокой круглой комнаты на высоте пятнадцати футов. [125]125
  4,57 м.


[Закрыть]Огромное помещение, диаметром не менее пятидесяти футов, [126]126
  15,24 м.


[Закрыть]освещали четыре мигающие газовые лампы. Внутри стояли стол, стул и кровать. «За деревянным занавесом, – подумалось Бёртону, – должны были бы быть туалет и ванна».

Тонкая цепь, прикрепленная к железному кольцу в центре зала, оканчивалась железным обручем, обвивавшим левую щиколотку человека, лежавшего на кровати. Одетый в рваные штаны и нижнюю рубаху, он был исключительно худ. Вместо левой руки у него была культя, перевязанная прямо под локтем. Лицо его полностью скрывала железная маска – обычный лист железа с четырьмя прорезями: для глаз, носа и рта.

Томас Кастро.

Человек сел и поглядел на них.

– Ce qui maintenant? [127]127
  Это еще что? (фр.)


[Закрыть]– хрипло прошептал он. – Новые пытки? Кто это? Раньше я его не видел!

Он говорил с сильным французским акцентом. Бёртон повернулся к Найтингейл:

– Идите за мной. – Он шел по галерее, пока не нашел лестницу, по которой спустился к пациенту. Кастро с трудом встал на ноги. – Пожалуйста, не напрягайтесь, – сказал королевский агент, – и садитесь. Насколько я понимаю, вы сэр Ричард Тичборн, не так ли?

– Тичборн? Mon dieu! [128]128
  Боже мой! (фр.)


[Закрыть]Вы первый назвали меня так за очень долгое время. Всё Кастро да Кастро… – донесся из-под маски глухой голос.

Бёртон взял стул и сел у кровати. Тичборн тоже опустился на тонкий матрас и сказал:

– Вы обратились ко мне «сэр». Разве я унаследовал титул баронета?

– И уже достаточно давно. Боюсь, что ваши отец и дядя умерли в 1854-м, незадолго до того, как вас схватили. Тогда же было объявлено, что вы утонули в океане по пути в Англию. Баронетом стал ваш брат, Альфред. Но я с сожалением вынужден вам сообщить, что и он умер тоже: совсем недавно ваши враги убили его.

– Альфред! – прохрипел Тичборн. – Mon cher frère! [129]129
  Мой дорогой брат! (фр.)


[Закрыть]– Он поднял руку и прижал ее к маске. – Какой сейчас год? – глухо спросил он.

– Сентябрь 1862-го.

На мгновение воцарилась тишина, потом пленник тихо заплакал. Бёртон наклонился к Тичборну и положил руку ему на плечо.

– Сэр, вы оказались жертвой великолепно спланированного заговора. Я пытаюсь распутать эту паутину, а также выяснить, кто ее сплел и зачем. Вы очень помогли бы мне, если бы рассказали свою историю от начала до конца. Вы в состоянии?

Тичборн поднял голову:

– Неужели вы хотите помочь мне?

– Я сделаю все, что в моих силах. Меня зовут Ричард Бёртон, я королевский агент.

– Нет, погодите, – встрепенулся Тичборн. – Non, non! [130]130
  Нет, нет! (фр.)


[Закрыть]Этого не может быть. Non. Это обман. Это демон, – сказал он, указав на Найтингейл, – она одна из заговорщиков. И если она с вами – значит, вы тоже с ними!

– Вы ошибаетесь, сэр. Женщину, которая известна вам под именем сестры Кэмберуик, на самом деле зовут Флоренс Найтингейл, и действовала она в состоянии глубокого месмерического транса. Она не отдавала себе отчет в том, что делает и зачем. Она такая же жертва, как и вы.

– Ce n’est pas possible! [131]131
  Это невозможно! (фр.)


[Закрыть]A сейчас? Почему она не зовет на помощь?

– Потому что я сам месмерист и перехватил контроль над ней.

Тичборн какое-то время сидел молча, рассматривая медсестру. Бёртон видел, как его мокрые глаза без век сверкают через прорези маски.

– Моя история… – прошептал баронет. – Моя история… – Он взглянул на Бёртона. – Хорошо, я расскажу ее. С какого момента начать?

– С вашего путешествия в Южную Америку. Только у нас мало времени, сэр Роджер, поэтому прошу вас, по возможности, не вдаваться в детали.

– Bien. [132]132
  Хорошо (фр.).


[Закрыть]Я отплыл в пятьдесят четвертом. Я ухаживал за Кэтти, своей дальней родственницей…

– Кэтрин Даути? – прервал его Бёртон.

– Ah! Oui. Elle vit? [133]133
  Ах! Да. Она жива? (фр.)


[Закрыть]

– Да, жива. Она в полном порядке.

Тичборн кивнул, помедлил и спросил:

– Замужем?

– Да, сэр.

– Oui. Oui. Naturellement. [134]134
  Да. Да. Естественно (фр.)


[Закрыть]– Он опустил взгляд, пробежал пальцами по левой культе, потом снова взглянул на Бёртона. – Родители Кэтти были от меня не в восторге, и я не могу осуждать их: я был молод и безответствен. Я чувствовал себя обязанным доказать им, что кое-чего стою, и вбил себе в голову, что должен отправиться в Чили по следам деда, который, как гласит семейное предание, нашел там огромный черный алмаз. Этого алмаза никто никогда не видел: все были уверены, что это миф, но легенда раззадорила мое воображение… Каким же дураком я был!.. Я приплыл в Вальпараисо…

– Где узнали, что ваш дядя скончался.

– Mais non! [135]135
  О, нет! (фр.)


[Закрыть]Ничего подобного! Я провел в порту всего один день и следующим же утром отправился в Сантьяго. Добравшись до городка Мелипилья, у подножия кряжа Серро-Патагуа, где, как я подозревал, мой дедушка нашел свой алмаз, я поселился в семье у человека по имени Томас Кастро. Вместе с ним мы уходили в горы, иногда на много дней, и жили в палатках. То, что произошло потом, трудно объяснить, месье: мои воспоминания отрывочны и спутаны. В тот раз мы с Кастро поднялись выше, чем обычно, и нам обоим не хватало воздуха. На него высота подействовала еще хуже: у него начались видения. В бреду он утверждал, будто мы разозлили каких-то таинственных горцев, поэтому единственный способ умилостивить их – жертвоприношение. Тогда я начал опасаться за свою жизнь: мне показалось, что он сошел с ума!

– Таинственные горцы? – прервал его Бёртон. – А как он их называл?

– Oui. Он называл их черуфе.Он говорил, что это призраки древней расы, которая когда-то населяла Землю.

– И что случилось потом?

– Шли дни, и мной всё больше овладевал ужас: не столько от Кастро, сколько от созданий, которые прятались среди камней и под землей.

– Что за создания?

– Мне трудно сказать. Но вы должны понять, месье: они ненастоящие!Это были просто видения – от недостатка кислорода.

– Поверьте, это очень важно, сэр Роджер! Что именно вы видели?

– Я видел фей, лилипутов с крылышками, как у бабочек, мотыльков и стрекоз. Я видел их в свете солнца, а ночью они являлись мне во сне. Я чувствовал, что постепенно схожу с ума. Кастро окончательно обезумел: однажды ночью он попытался меня убить. Он ударил меня по голове и положил на камень, сказав: «Это будет алтарь!» Потом он взял нож и попытался заколоть меня прямо в сердце. Я успел скатиться с камня, и мы начали бороться. Он стал похож на дикого зверя: его глаза полыхали безумием. Я толкнул его – он упал, ударился головой о камень и раскроил себе череп. А вокруг нас собрались эти лилипуты и с интересом наблюдали за схваткой. Они так напугали меня, что, думаю, месье, именно тогда я и сошел с ума… Я почти ничего не помню, что было потом… до тех пор, пока однажды не осознал, что нахожусь в сумасшедшем доме. Все называли меня Томас Кастро: похоже, они приняли меня за того, кого я убил. Я протестовал: говорил, что я английский джентльмен, но мне никто не верил. Меня постоянно мучили ночные кошмары, и я был уверен, что мне не выбраться оттуда. Время, которое я провел в этом аду, – это… это…

Тичборн наклонился и зарыдал так, что весь задрожал с головы до ног. Бёртон крепко взял его за плечо:

– Сэр Роджер, я даю вам слово: ваши страдания скоро закончатся! Вам осталось продержаться совсем немного.

– Извините, месье Бёртон, я слишком слаб. Если вы… вы…

– Я понимаю. Пожалуйста, доскажите вашу историю.

– Однажды эта женщина, – он кивнул в сторону Флоренс Найтингейл, стоявшей с пустыми глазами неподалеку, – пришла в сумасшедший дом, дала мне успокоительного и забрала с собой. Потом меня привезли сюда. Я не помню, сколько времени я здесь. Я не видел никого, кроме этой женщины, той русской ведьмы и сумасшедшего по имени Кенили.

– А эти двое, русская и Кенили, что они хотели от вас?

– Алмаз! Только алмаз! Я всё время повторял им: нет никакого алмаза – это миф, абсурд, вроде легенды о проклятии рода Тичборнов! Тогда они стали выспрашивать о проклятии Тичборнов, я рассказал им о моем предке, о леди Мабелле и о Даре Тичборнов. И тогда… тогда…

– Что тогда?

– Тогда они привели меня в какую-то комнату, привязали к столу и дали успокоительное. Перед тем как потерять сознание, я увидел, как она, эта connasse, [136]136
  Стерва (фр.).


[Закрыть]– он ткнул пальцем в сторону сестры Найтингейл, – склоняется надо мной со скальпелем в руке. Когда я проснулся, у меня не было ни лица, ни руки. Mon dieu! Mon dieu!

– Прошу прощения, – уточнил Бёртон: – и с того самого времени они держат вас здесь в плену?